1. АЯКС И АХИЛЛ: ЭКСПОЗИЦИЯ
Эксекий, афинский мастер чернофигурной вазописи, работавший в третьей четверти VI века до н.э., имел ярко выраженное пристрастие к сюжетам, связанным с Аяксом. Это неудивительно, ведь сам Эксекий был саламинцем, то есть земляком великого героя Троянской войны.
Труднее объяснить выбор конкретных тем, которые Эксекий чаще других использовал дня украшения праздничной керамики. Самых запоминающихся эпизодов «Илиады», в которых значимую роль играет Аякс, — битвы при кораблях, неоднократных поединков с Гектором — здесь нет. Зато настойчиво повторяются сцены, куда менее известные нам, но имеющие одну общую черту: Аякс в них представлен вместе с другим величайшим героем троянского цикла — Ахиллом. На дошедших до наших времен аттических вазах дважды представлена выполненная Эксеки-ем сцена азартной игры между этими двумя персонажами2, не известная ни из каких литературных источников1 (рис. 26). Эпизод, также не вошедший в «Илиаду», в котором Аякс выносит с поля боя тело мертвого Ахилла, Эксекий изобразил трижды (рис. 27)4. Его кисти принадлежит также и сцена самоубийства Аякса (рис. 28) — еще один сюжет, оставшийся за рамками гомеровских поэм5.Да и вообще, сюжетные ряды, восходящие к циклу мифов о Троянской войне, на удивление настойчиво связывают между собой двух самых мощных бойцов ахейского войска: Пелида Ахилла и Теламонида Аякса, «первого» и «второго лучшего» из греческих героев. Позднейшая греческая традиция и вовсе делает их ближайшими родственниками, превращая их отцов, Пелея и Теламона, из друзей-гетайров в родных братьев, сыновей Эака от Ойноны6. Го-
1 Первая публикация: [Михайлин 2005а]. Для настоящей публикации текст доработан.
2 Ватикан 344 (ABVP 145, 13); Лейпциг Т 355 (ABVP 145, 15) - последняя утрачена.
' Более того, вполне может статься, что именно Эксекий и придумал эту композицию.
См.: [Moore 1980: 84 Я]4 Берлин 1718, утрачена во время Второй мировой войны (ABVP 144, 5); и дважды — на: Мюнхен 1470 (ABVP 144, 6).
3 Булонь 558 (ABVP 145, 18). 6 Apollodorus. Ill, 12.6.
Греки
221
 |
Рис 26
Рис 27
мер об этом родстве еще ничего не знает, однако и у него определение «после Пелида превзошедший доблестью всех данаев»1 является стандартной формульной характеристикой Аякса. Шатры Аякса и Ахилла стоят на двух противоположных оконечностях огромного греческого лагеря, замыкая фланги2. И именно Аякс выигрывает жребием у других греческих бойцов право на первый поединок с Гектором, открывающий сюжетную линию, которая в конечном счете ведет к решающей схватке между Гектором и Ахиллом3.
 |
За пределами «Илиады» примеры этой удивительно тесной связи только множатся. Именно Аякс выносит тело Ахилла из боя после смерти последнего4. Именно доспехи Ахилла становятся предметом ожесточенного соперничества между Аяксом и Одиссеем: спор решают троянские девушки, превознося Одиссея,
1 Aiavx6g 0' бсДрютос, env еТббс, тс 6£цас, те / xaiv (йХшу Aava&v цех' йцйцуба ПпШшуа. Од , XI, 468, 550; XXIV, 17. См. также: Ил , II, 768.
2 Ил, XI, 7-9.
3 Ял., VII, 181 и далее.
4 Ilms Parva, cit: Scholia In Anstophanem Equites 1056. Кроме того, этот эпизод был достаточно популярен в афинской вазописи Один только Эксе- кий четырежды обращался к нему Трижды он повторил сцену несения тела' на оборотной стороне берлинской амфоры (Берлин 1718, утрачена во время Второй мировой войны, приведена в ABVP 144, 5), дважды на обеих сторо нах мюнхенской амфоры (Мюнхен 1470, ABVP 144, 6).
И еще на одной ам форе он изобразил Аякса поднимающим тело Ахилла (Филадельфия 3442; ABVP 145, 14)222
В Михаилин Тропа звериных слов
который сражался с троянцами и прикрывал отход, и презрительно отзываясь об Аяксе, который, собственно, и вынес тело, то есть сделал работу, с которой «могла бы справиться и рабыня»1 Проиграв в споре об оружии и опозорив себя избиением войскового стада, Аякс кончает жизнь самоубийством, бросившись на меч Меч, который приносит ему смерть, — подарок врага, Гектора В свою очередь, Аякс подарил Гектору перевязь: именно этой перевязью Ахилл (по одному из вариантов сюжета) и привязал тело убитого Гектора к колеснице, желая опозорить его после смерти
Сцена, в которой Ахилл и Аякс увлеченно играют между собой в какую-то азартную настольную игру с доской и фишками, настолько распространена в аттической вазописи2, что это дало европейским ученым основание еще в конце XIX века «реконструировать» некую исходную литературную ее праоснову. В составе «Паламедеи» будто бы существовал эпизод, где повествовалось об Ахилле и Аяксе, которые, будучи выставлены в дозор, настолько увлеклись игрой, что не заметили вражеской атаки, и потребовалось вмешательство Афины, чтобы отвлечь их от этого занятия Причем отдельные исследователи так глубоко уверовали в реальность этого эпизода, что позволяют себе пенять древнегреческим вазописцам на то, что они его неправильно поняли или вообще не приняли во внимание1"
Для сюжета об Ахилле ключевым и сюжетообразующим является «эпизод гнева», из-за которого Ахилл удаляется от битвы и фактически ставит под угрозу полного разгрома все греческое войско. Странным образом для сюжета об Аяксе таковым также является «эпизод гнева». Среди объектов этого гнева главную роль — наряду с Одиссеем — играет все тот же Агамемнон, главный оппонент и ненавистник Ахилла, и ночная вылазка Аякса имеет целью уничтожение едва ли не всего греческого войска. Важнейшую роль в обоих сюжетах играет Афина: однако ее участие в судьбах Ахилла и Аякса носит диаметрально — и демонстративно — противоположный характер.
Если гнев Ахилла, уже готового обнажить меч и обрушиться на Агамемнона и иже с ним, Афина усмиряет в самом начале, переведя конфликт в плоскость неравновесного выбора между уботод и xAiog, между возвращением домой и бессмертной воинской славой, то Аякса она, напротив, подталкивает в спину, ввергая его в пропасть безумия. Если в кульминационном эпизоде «Илиады», поединке Ахилла с Гектором, Афина фактически пре-1 Ilias Parva, ibid
2 Список из более чем 130 изобразительных текстов приведен в [Woodford 1982 181-184]
5 См (Woodfo
d 1982 footnote 44 178]
Греки
223
дает Гектора и отдает его, безоружного, на заклание неуязвимому в божественных доспехах Ахиллу, то неуязвимый Аякс, наоборот, никак не может покончить с собой — и только Афина дает ему шанс закласть самого себя.
В предыдущей главе я уже предпринял попытку рассмотреть структуру сюжета об Ахилле с точки зрения тех культурных кодов, которые, на мой взгляд, являются основополагающими для архаической греческой традиции. Цикл сюжетов об Аяксе, слишком тесно переплетенный с гомеровской и послегомеровской «ахилле-адой», волей-неволей являет собой повод для того, чтобы сделать закономерный следующий шаг в этом направлении1. Ибо, если заглянуть под поверхность, эти двое «лучших из лучших» соединены куда более прочной связью, чем простой ряд сюжетных схождений — пусть даже и настолько представительный. Поздние мифографы, объединившие Аякса и Ахилла генеалогически, просто-напросто прибегли к наиболее привычному для себя приему, позволявшему выстроить понятную рациональную структуру на месте утраченной, мифологической. Однако для того, чтобы добраться до этой утраченной структуры, обратимся сперва к анализу самого авторитетного источника по «вне-гомеровскому» циклу сюжетов об Аяксе — к трагедии Софокла, привлекая иные источники, как текстуальные, так и изобразительные, по мере необходимости. Тем более что именно у Софокла, наряду с Аяксом и Ахиллом, как нельзя удачнее сходятся и остальные постоянные участники этой группы сюжетов: Одиссей и Афина.