3 5. Еще несколько ираноязычных зайцев

Приведем еще пару примеров сюжета о «заячьей погоне» из родственной скифам персидской культуры Это позволит расши­рить и уточнить семантику образа за счет включения в более ши­рокий культурный контекст, а также послужит прямым доказатель­ством знакомства персов с тем символическим кодом, на котором «говорили» с ними скифы, что и позволило им адекватно расшиф­ровать смысл скифских посланий

У гого же Геродота в первой книге «Истории» приведен сюжет о восшествии на престол Кира, основателя мощнейшей персидс­кой державы Ахеменидов, отстранившего от власти последнего мидииского царя Астиага Начнем с того, что, согласно персидско­му преданию, Кир был воспитан собакой Геродот, как и следова­ло ожидать, пытается рационализировать этот мотив С его точки зрения, «собачье» воспитание указывает прежде всего на «рабский» статус, трудно совместимый с царским происхождением Кира, на котором также настаивает персидская традиция Геродот решает эту проблему, отдавая малолетнего Кира на воспитание рабыне по имени Спака, «собака» Для пущей доходчивости он даже перево­дит это имя на греческий, Кино, упоминая, впрочем, и собствен-

¹ То обстоятельство, что на Дунае они не остановились, а пошли дальше и разграбили земли на правом берегу Дуная, никоим образом не есть, на мой взгляд, свидетельство стремления догнать и разгромить персов Если бы ски­фы действительно хотели это сделать, они бы, несомненно, предприняли та­кую попытку еще на своей территории Очевидно, однако, что сил на то, что­бы сражаться с персидской армией, у них попросту не было — если их вполне смогла отпугнуть восьмидесяти тысячная (по данным Геродота) армия остав­ленного Дарием в Европе для самостоятельного ведения дальнейших завоева­ний на Балканах Мегабаза И скифское — «по инерции», вслед за уходящими персами — вторжение \ы Балканы вовсе не следует рассматривать как ответ­ное вторжение на персидскую территорию Балканы таковой не являлись, бу­дучи всего лишь свежеосвоенной персами «пищевой [ерригорией», на которой вполне могли поживиться и скифы, раз уж они все равно собрались в ыкую большую «стаю>

Скифы

75

но мидийское (персидское?) имя.

...сам же он считал себя сыном Астиагова пастуха, но в пути спутники рассказали ему все: воспитала его, по его словам, жена пастуха. Рассказывая свою историю, Кир непрестанно восхвалял ее: он только и говорил что о Кино. Родители же (Камбис и его жена, то есть настоящие родители Кира, разлученные с ним, ког­да по приказу Астиага Кир был «убит», — отнесен в лес и там ос­тавлен. Ритуальная природа сюжета очевидна. — В.М.) подхвати­ли это имя и для того, чтобы спасение сына казалось персам еще более чудесным, распространили слух, что подброшенного Кира вскормила собака. От этой-то Кино и пошло это сказание.

Нас, впрочем, интересуют в данном случае не Геродотовы ра­ционализации, а сам по себе исходный ритуально значимый сюжет. Итак, Кир, воспитанный собакой, то есть, проще говоря, щенок или молодой пес, намеревается при помощи обиженного Астиагом мидийского вельможи Гарпага поднять восстание персов (мидий-ских «рабов», то есть также в своем роде «собак»¹), свергнуть с пре­стола мидийскую династию и самому воссесть на престол. Однако песий статус несовместим с царским саном, и Кир просто обязан пройти, оставить за спиной собачью часть своей судьбы, чтобы получить магическое право на занятие престола. То есть, «говоря на коде», он должен поймать и растерзать своего зайца. И надо же такому случиться: именно эпизод с терзанием зайца (точно так же не понятый и рационализированный Геродотом) непосредственно предшествует выступлению и воцарению Кира. У Геродота «терза­ние зайца» объясняется следующим образом. Гарпаг, которому уда­ется склонить на свою сторону часть мидийской знати, должен сообщить о своем замысле Киру. Но Кир находится в Парсе, а по­скольку все дороги охраняются и передать письмо обычным спо­собом не удается,

¹ Понятия «раб», «собака» и «мальчик» были, очевидно, связаны между собой некой, пусть непрямой, но все же достаточно ощутимой, смысловой за­висимостью. В качестве непрямого свидетельства существования подобной общей семантики приведу пассаж из «Киропедии» Ксенофонта, в котором речь идет о воспитании детей: «Согласно этому закону, детей следует учить только одному, как мы требуем и от рабов по отношению к нам, а именно творить всегда правду, не обманывать и не хитрить» (I, IV, 33).

76

В Михаилин Тропа звериных с юв

то Гарпаг придумал вот какую хитрость Он искусно приго­товил зайца, а именно распорол ему живот не повредив шкуры и затем вложил туда грамоту в которой объяснил свой замысел По­том он снова зашил живот зайца и послан зверя в Персию с одним из самых преданных слуг, дав ему охотничью сеть как охотнику На словах же он велел передать чтобы Кир вскрыт зайца собствен­норучно и без свидетелей (I, 123)

Таким образом, Кир обретает ключ к царству после собствен­норучного «терзания зайца», — а Гарпагово послание¹ представляет собой изящную двухуровневую семантическую систему, в которой сама форма будущего «прочтения» и есть основное содержание тек­ста Кстати, мотив юноши, который несет пойманного зайца, за­фиксирован не только в персидской традиции Встречается он — причем довольно часто — и в древнегреческом изобразительном искусстве На скифской золотой бляшке из кургана Куль-Оба пред­ставлен конный скиф, целящийся копьем в сидящего зайца

Еще один сюжет, связанный с зайцем, используется Д С Ра­евским в качестве аргумента в пользу его трактовки образа пойман­ного зайца как благого предзнаменования Автор приводит

свидетельство Ксенофонта (Сугор II 4), что заяц, растерзан ный орлом на глазах у отправляющегося в поход войска, был ис­толкован Киром как доброе предзнаменование

(Раевский 1985 64)

Общий смысл пересказанного Ксенофонтом сюжета передан верно Однако орел, терзающий зайца, есть некое неявное наруше­ние кода орел не вполне уместен там, где место псу «Законной» добычей царственной птицы, одного из воплощений фарна, явля­ется копытное травоядное в первую очередь баран, как другое и наиболее частое воплощение того же самого фарна², затем горный

' Если вложенная в зайца грамота действительно имела мест в исконном персидском сюжете, что сомнительно, учитывая общую нелюбовь персов к письменности и отсутствие собственной письменной традиции В принципе одного лишь пойманного и мертвого зайца было бы уже юстаточно