3. ГРЕХИ АГАМЕМНОНА

Прежде чем перейти к особой роли Ахилла, постараемся разо­браться в причинах того конфликта, который начался со ссоры между ним и Агамемноном, а затем едва не привел ахейцев под Илионом к полному уничтожению.

Агамемнон — самый статусный воин во всем греческом войс­ке, и эта его позиция вроде бы поддерживается всеми возможны­ми функциональными характеристиками. Он царь, отец и глава семейного клана Атридов. Он — предводитель общегреческого ополчения, с прочими предводителями которого его связывают договорные отношения, скрепленные клятвой. Он ведет справед­ливую войну, целью которой является отмщение за оскорбленную семейную честь: Александр-Парис не просто похитил жену у Ме-нелая, младшего брата Агамемнона (также самостоятельного баси-лея и второго после самого Агамемнона человека в клане Атридов): в доме Менелая он был принят как гость, то есть формально полу­чил права старшего сына хозяина дома. Поэтому его преступление есть преступление еще и кровнородственное, о чем совершенно внятно говорит хор в Эсхиловом «Агамемноне», приравнивая двух Атридов к Эриниям, алкающим мести за кровное преступление и называя Париса «неверным гостем» (Агам. 40—62).

Агамемнон приходит под Илион получить причитающуюся ему как главе клана компенсацию за нанесенный ущерб. В каком-то смысле он приходит сюда один, поскольку все прочие греки, состав­ляющие войско, суть не более чем части его большого тела, функ­ционально необходимые для осуществления конкретной боевой задачи, но магически принадлежащие Агамемнону так же, как при­надлежат ему пальцы правой и левой руки. Все, что делается под Илионом, делается не только волей Агамемнона, но самим Агамем­ноном. И Трою суждено взять именно Агамемнону. Эта ассоциа­ция армии с полководцем сохранилась на более или менее латент­ном уровне и до сих пор. Мы говорим о переходе Суворова через Альпы и о Наполеоне, который разбил австрийцев и русских под Аустерлицем.

Любая удача или неудача греков на троянской земле есть лич­ная удача или неудача Агамемнона, и сам город будет взят только в том случае, если Агамемнон окажется достаточно удачлив. Поэто­му и в конфликте с Ахиллом он по-своему совершенно прав. Как единоличный предводитель ахейского войска, он не имеет права остаться без доли в удаче, какой бы из конкретных подчиненных ему дружин эта удача ни выпала. Фивы брал Ахилл с мирмидоня-

188

В Михаи \ин Тропа звериных слов

нами, но по возвращении из этого набега Агамемнону автоматичес­ки выделяется «первый кусок», самая лучшая доля во взятой добы­че, которая обозначает не только его право на всю добычу, но и прямо соотносит совокупную удачу вышедшего в троянский поход греческого войска с личным фарном Агамемнона Агамемнон про­сто не имеет права остаться без доли — в противном случае была бы поставлена под вопрос общая удача войска и всего похода в целом Именно об этом он и говорит собранным на военный со­вет басилеям

Вы ж мне в сей день замените награду (усраа), да в стане

аргивском Я без награды (аусратос,) один не останусь позорно бы то

бы то Вы же то видите все — от меня отходит награда (усраа)

(I, 118-120)

Причем само по себе ключевое слово yipaa может означать не только почетный дар, награду, но и честь, почесть в более широ­ком смысле Он хочет всего лишь восстановления «правового поля», которое давало ему основание воплощать собой в этом по­ходе общегреческую воинскую удачу

Не прав Агамемнон совсем в другом — и об этой его неправо­те вполне внятно говорит Ахилл, обращаясь к присланному Ага­мемноном для примирения посольству и мотивируя свои отказ вер­нуться в строй

Равная доля у вас нерадивцу и рьяному в битве, Та ж и единая честь выдается и робким, и храбрым Все здесь равно, умирает бездельный или сделавший много'

(IX, 318-320)

И далее, об уже взятых «на копье» городах

В каждом из них и сокровищ бесценных, и славных корыстей

Много добыл, и, сюда принося, властелину Атриду

Все отдавал их, а он позади, при судах оставаясь,

Их принимал и удерживал много, выделивал мшю,

Несколько выдал из них, как награды, царям и героям,

Целы награды у всех, у меня одного из данаев

Отнял

(IX 330-336)

С точки зрения Ахилла, Агамемнон ведет себя не так, как дол­жно статусному воину, вождю общегреческого ополчения Да, вся

Греки__________________________ 1 89

добыча принадлежит ему: в этом Ахилл нимало не сомневается.

' Ср с выраженной символической ценностью любых стандартизирован­ных наград в более поздних культурных традициях — от римских венков до современных именных часов и оружия, а также, естественно, и специальных наградных знаков.

190 В. MuxaiiiiuH. Тропа мериных слов

случае качество счастья, превращаясь в предметы как таковые, имеющие определенную меновую ценность, но не имеющие отно­шения к боевой удаче — прошлой или будущей. Более того, подоб­ный процесс не может не восприниматься как умаление боевой уда­чи, и ответственным за это умаление может быть только один человек — «жадный» военный вождь.

Первый грех Агамемнона как раз и состоит в подобной «жад­ности», которая, с точки зрения Ахилла, и привела к истории с неправедным перераспределением уже один раз распределенного фарна.

Грех этот вполне объясним, именно в силу того, что Агамем­нон есть человек статусный, который волею судеб вынужден играть роль военного вождя. Он, как и было сказано выше, прежде всего властитель, отец и глава клана; статусная, хозяйственная тяга к накопительству не может не служить для него одной из ведущих мотиваций. Агамемнон под Илионом — человек, застрявший меж двумя ролями: ролью статусного pater familias, который вынужден мстить за поруганную семейную честь, — и ролью предводителя войска, пришедшего в чужую землю и volens nolens живущего по законам маргинального воинского коллектива. В итоге он плохо справляется как с первой, так и со второй ролью. Как pater familias, он склонен к накопительству, и это губит в нем хорошего военно­го вождя, приводя в конечном счете к коллизии с Ахиллом. Как военный вождь, он склонен пренебрегать необязательными к ис­полнению на маргинальной территории базовыми обязанностями отца и хозяина, что ведет к гибели Ифигении и в конечном счете к роковой для него коллизии с Клитемнестрой.

Впрочем, до сюжета с Клитемнестрой еще далеко. Пока гораздо важнее то обстоятельство, что природные маргиналы — вроде Ахилла, Диомеда или Оилеида Аякса — остро чуют в Агамемноне человека чужого той культуре «младших сыновей», которой сами они вполне адекватны и которая адекватна маргинальной воинс­кой территории. Отсюда и вторая претензия Ахилла — относитель­но «той же и равной чести», причитающейся у Агамемнона всяко­му бойцу, «нерадивцу и рьяному в битве». Ахилл — природный «герой», родившийся для героической «длинной судьбы», и пото­му он готов умереть в любой момент. Но его смерть должна быть славной, чтобы в дальнейшем лечь в основу семейного (а по воз­можности и не только семейного) героического культа. Именно об отказе «умирать задаром» он и говорит, произнося свое: «Все здесь равно, умирает бездельный или сделавший много!», — а не об упу­щенной материальной выгоде или о нежных чувствах к Брисеиде.

Итак, второй грех Агамемнона — это несправедливое, нераз­борчивое распределение «воинского счастья», ведущее в итоге к его

Греки

19!

утрате. Неудивительно, что, как только фарн покидает Агамемно­на, покидает он и греческое войско в целом. Для победы над про­тивником воинское счастье в архаических культурах есть вещь не только необходимая, но первоочередная. Не менее важной состав­ляющей успеха является наличие в войске бойцов, «отмеченных счастьем», каковые четко распределяются на две категории. Это могут быть, во-первых, мужи, уже имеющие громкую славу, уже доказавшие собственную «счастливость»¹: в этом случае воинский фарн приходит с ними, осеняет войско от самого начала похода и нуждается в охране и ритуальной поддержке (через жертвоприно­шения/пиры и иные ритуальные структуры). Во-вторых, речь мо­жет и должна идти о «героях», о бойцах, избравших «долю младше­го сына» и готовых пасть в бою, «приманивая удачу» (или даже «переманивая» ее в том случае, если везет противнику). Такой спо­соб перетянуть удачу на свою сторону, как ритуальная жертва со­бой в бою, известен практически всем индоевропейским (и не толь­ко) традициям.

Итак, для того чтобы одержать победу, Агамемнон, царь и глава влиятельного клана, должен иметь в своем войске героев. Ахилл и есть такой «совокупный герой», смерть которого должна стать ис­купительной жертвой за взятие Илиона. «Обесчестив» Ахилла, Ага­мемнон сводит свои шансы на победу в войне к нулю и серьезно подрывает собственный статус. В этом и состоит его третий грех.

Впрочем, о плачевных для греков последствиях статусной не­адекватности Агамемнона речь пойдет позже. В конфликте Агамем­нона и Ахилла — две стороны, и проистекает он из неопределен-

¹ Ср. с неодолимым стремлением греческих полисных армий уже класси­ческой эпохи иметь в своем составе во время военных походов хотя бы одно­го победителя в тех или иных атлетических играх, каковые рассматривались прежде всего как своего рода дивинационный механизм, позволяющий воочию наблюдать процесс «распределения счастья». Не случайно у того же Пиндара счастье определяется существительным, принесшим столько головной боли более поздним толкователям Пиндара: аалод, «руно» — но и «лучшая часть», «краса», «счастье» (См.: [Гаспаров 1980: 375], где употребление этого «редко поддающегося точному переводу» слова в качестве маркера счастья обоснова­но наклонностью Пиндара к простейшей «осязательной» метафоре). В архаи­ческих индоевропейских культурах овечья шерсть и прочие «бараньи» ассоци­ации были прочно связаны с понятием удачи, счастья (и прежде всего, счастья воинского) в силу совершенно иных причин, не имеющих никакого отноше­ния к индивидуальной творческой манере. Ср. миф о золотом руне, «бараний» золотой шлем Александра и анало1Ичные шлемы персидских царей, подлоко!-ники иранских тронов и окончания скифских, фракийских и кельтских ри го­нов, выполненные в виде бараньих голов, барана как стандартный образ фар-на в иранской традиции и т.д. «Баранья» символика подробно рассмотрена к соответствующей главе «скифского» раздела кнши.

192

В Михайлин Тропа звериных слов

ности статуса не только в случае с Агамемноном, но и в случае с Ахиллом.