3.1. Жестовый и речевой язык
Эксперименты с шимпанзе Уошо и другими показали, что эти обезьяны относительно легко усваивают американский язык жестов амслен, язык символов и арифметический счет [140; [459; 522; 555; 673].
При этом обучение идет легче всего тогда, когда обезьянам складывают пальцы в нужный жест. Закономерно возникает предположение, что кениантропы, обучая друг друга технологическим приемам выделки орудий и обращения с ними, складывали один другому руки нужным образом и непреднамеренно разработали первый в мире словарь технологических жестов, легший в основу их жестового языка. В связи с ростом производительности труда после олдовай- ской технологической революции и появлением свободного времени, подлежащего заполнению непроизводственным общением (см. разд. 3.1), кениантропы стали занимать друг друга жестовыми сообщениями в праздное время и тем самым освободили начала своего языка жестов Кени от узкотехнологического применения. Выжили те сообщества кениантропов, которые стихийно одолели испытание свободным временем с помощью указанного расширительного применения технологического языка жестов, а те сообщества кениантропов, которым это не удалось, сошли с исторической сцены - распались и вымерли.На фоне уже реконструированных 5 тыс. слов звукового языка Руди кениантропа с озера Рудольфа из языка жестов Кени кениантропа плосколицего восстановлено всего два жеста: «круг» Р. 3744. kola < ко «направление (вверх)» + 1а «подошва» (вниз) = «круговое движение руки» и числительное «шесть (жест)» Р. 703. ha7u < ha «выдыхать» (отгонять) + 7и «пчела» = «отгонять пчелу (пятерней и кулаком одновременно, что дает шесть действующих единиц: пять пальцев + один кулак)». Основой для реконструкции жестов языка Кени служат слова языка Руди, характер которых без жестовой основы трудно объяснить. Однако на 5 тыс. слов языка Руди набралось лишь два подобных затруднения.
Отсюда следует, что методика реконструкции языка жестов Кени, по-видимому, неоправданно заужена.Успешный труд на ниве олдовайской технологии расширил свободное время первобытного общества и потребности его заполнения непроизводственным общением, в интересах чего у кениантропов стал прогрессировать голосовой язык, следующий образцам построения речи в рамках языка жестов Кени.
Шимпанзе применяют в общении набор жестов гримас и поз, а также 23 вида голосовых сигналов [95, с. 64; 819]. Нет оснований сомневаться, что гоминины, предки кениантропов, обладали аналогичными стартовыми навыками звукового общения. По современным данным, ранние гоминины пользовались 24- мя видами голосовых сигналов, образующих язык Олди, близкий в количественном отношении звуковой сигнализации родственных нам шимпанзе (см. далее). После овладения основами языка жестов Кени его зачаточные лингвистические структуры наложились на звуковые формы изъяснения и сообщили им возможности лингвистического развития.
Звуковые сигналы у шимпанзе применяются под влиянием тех или иных эмоций - агрессии, страха, полового влечения, голода и др. Здесь звукоизъяснение подчиняется не языковым законам, а элементарным законам психологии шимпанзе. Когда у кениантропов звуковые сигналы были задействованы в деле заполнения досужего времени, языковое общение вышло из-под диктата насущных эмоций и зажило самостоятельной жизнью, которая органично подчинилась принципам языка жестов. Мы располагаем прямыми палеоантропологическими данными на этот счет.
В функциональном отношении человеческий мозг асимметричен [51; 382; 393; 483]. Правой рукой управляет моторная зона коры левого полушария головного мозга. Нижняя оконечность этой зоны, руководящая пальцами руки, лицом и языком [136, с. 275], разделяет прилегающие зоны Брока (спереди) и Вернике (сзади), которые командуют речью (см. рис. 10). Подобным соседством обусловлена наша назойливая жестикуляция при разговорах, когда возбуждение из речевых зон Брока и Вернике иррадиирует (механически распространяется) в сопредельную моторную кору и автоматически приводит в движение правую руку.
В силу зеркального функционального партнерства полушарий головного мозга возбуждение возникает и в моторной коре правого полушария, ведающей левой рукой (у правшей), в результате чего она приходит в движение вслед
![]() |
за правой. В итоге, разговаривая, мы против своей воли энергично жестикулируем обеими руками, что наблюдается в массовом порядке.
Причина описанного повседневного явления объясняется тем, что первоначально речевые зоны Брока и Вернике обслуживали движения правой руки и координировали осуществляемый ею язык жестов. Подобная тонкая функция закрепила за названными зонами пилотаж грамматических структур, которые затем были перенесены на зарождающийся голосовой язык, чья моторика обеспечивается нижней перемычкой между зонами Брока и Вернике [100, с. 43; 101, с. 181; 105, с. 115; 381]. Прямым подтверждением высказанного мнения является то, что поля левого полушария головного мозга, обслуживающие язык, одинаково хорошо работают как в слуховом, так и в зрительном диапазоне [393, с. 363]. Это свидетельствует о том, что указанные поля первоначально обслуживали язык жестов,
воспринимаемый зрительно, а потом переключились на обслуживание звукового языка, воспринимаемого на слух.
Речевые зоны Брока и Вернике как особые образования головного мозга наследуются человеком генетически в качестве нейромеханизма, обслуживающего членораздельную речь. Развитие речи и языка кодируется геном FOXP2 [584; 416], который различается у человека и шимпанзе. Можно думать, что речевые зоны приспособлены к усвоению грамматики языка, которая начала формироваться не менее 2,3 млн лет назад. Однако фонетика, морфология и синтаксис конкретного языка, равно как и его словарь, наследственными не являются. По этой причине дети, воспитанные животными (так называемые «Маугли», или homo ferus «человек дикий»), по наследству язык не получают, разговаривать не умеют и усвоить человеческий язык уже не в силах, если им исполнилось 5 лет, так как устойчивые связи нейронов мозга сформированы уже на 90% [25, с.
428]. Эволюционный смысл наших лингвистических задатков состоит в следующем.Начиная с олдовайской технологической и культурной революции 2,6 млн лет назад непроизводственное речевое общение стало жизненно важным для поддержания целостности социума в свободное время. Поэтому естественный отбор «сохранил» жизнь только тем индивидуумам, у которых сложились наследственные нейрофизиологические задатки к овладению речью, т.е. сложились зоны Брока и Вернике. Но жизнь и технология не стояли на месте, и с повышением производительности труда от гоминин требовались все более сложные речевые упражнения. Поэтому естественный отбор «воздержался» от того, чтобы закрепить в нашем мозгу какой-то конкретный язык, обслуживающий общество данного уровня производительности труда. По этой причине человеческие дети рождаются немыми и усваивают язык в первые годы жизни, тем самым вливаясь в армию «говорунов», способных сохранить целостность общества при данном уровне производительности труда. Разумеется, язык применяется не только в свободное время - подавляющее большинство человеческих профессий немыслимо без речевого общения. Однако первоистоки языковой экспансии в головах наших предков лежат в сфере социализации праздного времени, что не следует понимать упрощенно.
Неравноправие (разное функциональное назначение) полушарий головного мозга преподносит нам порой некоторые загадки. Разговаривающее левое полушарие (у правшей) умеет анализировать действительность словесным, т.е. логическим, образом, а потому оно отвечает за логическое мышление у человека. За немым правым полушарием нашего мозга остаются функции эмоционального восприятия действительности. Логическое левое полушарие командует нами в жизни, порой даже при угрозе безопасности (см. разд. 6.6) и в случаях большой любви, когда первую скрипку играет инстинкт самосохранения и продолжения рода, царящий в правом полушарии. По этой причине левое полушарие преобладает (доминирует) и в мозговой деятельности, подавляя активность правого полуша- ря, которое высвобождается лишь во сне, когда утомленное левое полушарие «отключается».
Человеческие сны черно-белые. Они анцестральны, т.е. строятся по той модели, которая была присуща нашим предкам - примитивным млекопитающим мелового периода, когда они вели ночной образ жизни, прячась от господствующих динозавров, и располагали лишь ночным, черно-белым зрением. Потом у приматов произошла обратная мутация, вернувшая им цветное зрение пресмыкающихся (см. разд. 1.5), но сны по инерции остались черно-белыми.
Во снах наше правое полушарие мозга освобождается от диктата левого полушария и порой выстраивает картины, неведомые левому полушарию, а потому изумляющие нас после пробуждения. Наш сознательный жизненный опыт находится во власти левого полушария (см. разд. 4.7), а потому сны правого полушария представляются человеку взявшимися невесть откуда. Правое полушарие мозга немо, а потому в его снах мы только слышим и понимаем речь, но сами не разговариваем. Указанные особенности снов правого полушария заставили называть их «вещими снами», т.е. вещающими (говорящими) снами неизвестного происхождения. Их нейрофизиологическая природа мало известна широкой аудитории и порождает у нее суеверия. Подчас сны правого полушария действительно полезны. Так, Д.И. Менделеев (1834-1907) в поисках периодического закона химических элементов настолько утомил свое левое полушарие, что однажды (в 1869 г.) оно заснуло настолько крепко, что высвободившееся наконец правое полушарие мозга принесло своему носителю, великому химику, немой, но четкий сон с изображением фрагмента таблицы периодической системы элементов, обессмертившей его имя. Как видим, ничего сверхъестественного в открытии Д.И. Менделеева не было, так как над периодическим законом элементов трудилось не только его активное левое полушарие мозга, но и правое полушарие, получившее свободу выражения лишь во сне. С аналогичными явлениями сталкиваются многие люди. Неведомый для нас жизненный опыт нашего собственного правого полушария головного мозга называется «ложной памятью», «дежа вю», а сны на его основе - «вещими».
Судя по палеоантропологическому образцу, черепу KNM- ER 1470, финальный кениантроп с озера Рудольфа располагал развитыми полями Брока и Вернике [35, с. 200; 938], а стало быть, уже владел навыками по меньшей мере языка жестов, но, быть может, и навыками устной речи. «Правосторонний» характер обработки каменных орудий труда указывает на то, что этот гоминин стал праворуким, а его непосредственный потомок, «человек-мастер», являлся таковым наверняка [203, с. 86; 332, с. 48]. Устная речь представима у неандертальца, обладавшего гиоидом (подъязычной костью), пригодным для обслуживания членораздельной речи [271; 465]. Соображения, высказанные относительно культурных и социальнопсихологических последствий олдовайской технологической революции (см. разд. 3.1), позволяют предполагать, что звуковой речью овладел уже кениантроп с озера Рудольфа. В его
языке Руди мы находим такие слова, как Р. 8717. sawe «связно говорить», Р. 5879. muto «думать» и др. При этом надо помнить, что кениантроп размышлял вслух, бормоча себе под нос (см. разд. 4.7).
После олдовайской технологической революции у этого го- минина возросла производительность труда и образовалось досужее время, которое необходимо было заполнить общением непрагматического свойства, чтобы поддержать целостность сообществ кениантропа. Выжили лишь те из них, которым посчастливилось обзавестись речевыми навыками - именно поэтому история не знает ни одной немой человеческой популяции, что само по себе нуждается в объяснении, а оно состоит в том, что все человеческие популяции ведут начало от популяций кениантропа с озера Рудольфа, которые прочно овладели навыками устной речи.
Вопреки широко распространенному заблуждению ранняя устная речь отнюдь не обслуживала охотничьи и производственные нужды гоминин. Дело в том, что поведенчески близкие ранним гомининам львы (см. разд. 2.7), а таже гиены и гие- новые собаки коллективно охотятся в молчании [95, с. 95], так же поступают бушмены и австралийские аборигены, что совершенно естественно, так как на первом этапе охоты - скрадыва- нии добычи, охотники не должны тревожить ее (добычу) голосом, а на втором этапе - преследовании добычи, на обмен мнениями голосом не остается времени и сил. Иными словами, предположение о том, что звуковая речь потребовалась нашим пращурам в охотничьих целях, является необоснованным.
Предположение о том, что звуковая речь понадобилась нашим предкам в интересах производства, например производственного обучения, вполне правдоподобно, но неисторично. Существующие данные нейрофизиологии, палеоантропологии и археологии согласно указывают на то, что звуковая речь у предков человека произошла от жестовой, а та, в свою очередь, - из нужд производственного обучения. Иными словами, идею относительно роли обучения в генезисе языка у го- минин следует сместить на стадию языка жестов, о чем говорилось выше.
Отсюда следует, что звуковая речь, вероятнее всего, первоначально была призвана насыщать свободное время гоминин непроизводственным речевым общением. Для выполнения данной задачи кениантроп с озера Рудольфа принялся скрашивать досуг обыденными разговорами - эта привычка характерна и для нас, хотя речеизъяснения у кениантропа были, конечно же, скуднее. Тематика подобных бытовых бесед, по сути, несущественна - лишь бы она находила слушателей, создавая эффект непроизводственного общения.
Первые непринужденные разговоры (т.е. не посвященные производственной тематике), надо полагать, были житейскими. Придерживаясь той же традиции, австралийские аборигены любят проводить свободное время в сплетнях и скандалах [21, с. 260]. Современный цивилизованный человек ничуть не уступает в этом австралийским аборигенам и тратит на обыденные сплетни 2/3 времени, посвященного речевому общению. Выразительный пример общения подобного рода можно найти в сериале «Адъютанты любви» (Россия, 2005 г., реж. М. Моке- ев), герои которого проводят время в великосветских сплетнях и скандалах. Внешняя непритязательность первых форм речевого общения у наших предков, как ни странно, послужила залогом формирования у них универсального мышления.
Человеческая мысль распространяется по нейронам электрическими импульсами и химическими веществами аксоплазмы - наполнителя отростков нейронов [245, с. 88-89]. Мысль связана с языком [148, с. 29]. Даже когда мы размышляем про себя, у нас неслышно колеблются голосовые связки. Подобное обстоятельство является наследием тех времен, когда гомини- ны располагали лишь речью вслух, обслуживающей их общественное сознание (см. разд. 3.3), и не обладали навыками самосознания, обслуживаемого речью про себя (см. разд. 4.7).
Если бы человеческая речь родилась в практических сферах жизни, как ошибочно думают (см. выше), то связанное с ней мышление было бы устроено целенаправленно прагматически и навсегда оказалось бы прикованным к практическим нуждам людей, что характерно для рассудка, представленного у животных, которые порой не менее сообразительны, чем люди, однако всерьез интересуются только чем-то полезным для выживания, продолжения рода, поддержания себя в хорошей физической форме (игры), привлечения особей противоположного пола (замысловатые украшения гнездовий у австралийских птиц-беседочников; блестящие предметы в гнездах наших ворон, которые тащат туда даже столовое серебро), отпугивания врагов (жгучие актинии, посаженные крабами на свой панцирь) и т.д. Другими словами, мозг высших животных (и не только) вопреки общему предубеждению ничем не уступает человеческому мозгу по части сообразительности. Однако мышление животных намертво замкнуто на мотивы полезности, не всгда ясной для нас, откуда проистекают легенды любителей животных об абстрактном мышлении их питомцев.
Человеческая речь, а следовательно, и мысль, родились в сфере праздного времяпрепровождения, когда тематика для разговоров, а позже - для размышлений регламентировалась только приемлемостью, интересностью для всех членов коллектива. Типичные для первобытного речевого общения обыденные разговоры органично отражали всю социальную и природную реальность, которая попадала в поле зрения гоминин. Это исходное обстоятельство формировалось непреднамеренно, однако послужило исходным пунктом для утверждения первоначал универсального человеческого мышления.
В самом деле, предаваясь беседам с целью занять праздное время, гоминины в подборе тем не ограничивались никакими соображениями практической целесообразности. О том, что их праздные разговоры ценны для целостности социума сами по себе, а не благодаря своей какой-нибудь удачной тематике, наши предки, конечно, не подозревали, что характерно и для современных людей. Однако лучше сохраняли свою целостность и выживали те сообщества наших пращуров, тематика разговоров которых не ограничивалась ничем, успешнее заполняя свободное время. В результате досужие разговоры, а затем и мысли вовлекали в свою сферу все более обширную реальность, причем вовлекали без разбору, что, собственно, и сформировало универсальность человеческой мысли.
Современный человек пользуется ее сложившейся, совершенной формой и мнит себя мудрым властелином мира. Между тем всякий человек получает навыки языка и мышления в детстве от представителей предыдущего поколения, те - от своих предшественников и так далее до полудиких кениантро- пов, которые, сами того не ведая, «на голом месте» (в отличие от нас) создали первые образцы универсальных разговоров, а следовательно, и прототипов универсальной мысли. Правильный учет этого объективного обстоятельства поможет человеку лучше понять самого себя.
Становление универсального звукового языка у наших предков гипотетически можно представить так [112, 117].
Обезьяны шимпанзе располагают примерно 23 видами различных голосовых сигналов [95, с. 64]. Нет оснований сомневаться, что ранние гоминины не отставали в этом отношении от своих ближайших родичей шимпанзе. Анализ фонетической системы ностратического праязыка (см. разд. 1.8, 2.5), располагавшего 50 фонемами, показывает для ряда из них составной характер, что позволяет выделить из их числа всего 24 элементарные фонемы (р, t, k, q, h, h, ?, S, s, s, s, 7, j, w, r, 1, m, n, a, o, u, a, e, i). Прочие ностратические фонемы представляют собой результат глоттализации (снабжения гортанной смычкой), озвончения, смягчения, отвердения, огубления (таков звук й, возникший в результате огубления звука i) и детализации (снабжения приступами в виде звуков t, t, d, первый из которых - продукт глоттализации t, а последний - продукт озвончения t; это породило аффрикаты - звуки вроде русских ц, ць и ч). Элементарные фонемы начинали звучать сложнее в окружении других фонем, о чем речь пойдет ниже.
Если мы предположим, что звуковой первоязык кениантро- пов с озера Рудольфа состоял из 24-х перечисленных элементарных фонем, то окажется, что поначалу эти гоминины изъяснялись на уровне обезьян шимпанзе с их 23-мя фонемами. В принципе, человеческий первоязык и в самом деле должен был быть столь примитивным.
Рост свободного времени поднял нужду в вербальном общении и подтолкнул кениантропа к усложнению своего способа изъяснения. Если поначалу этот гоминин обходился 24-мя односложными возгласами на уровне шимпанзе, то расширение звукового общения началось у него с комбинации элементарных возгласов и получения из них слоговых лексем (слов) типа Р. 7740. qu «зуб», Р. 4579. 7а «a-самка», Р. 5996. па «ди- кий/тот (указательное местоимение широкого значения мужского рода)», как они, предположительно, звучали у кениантропа с озера Рудольфа. Открывающие слог фонемы произносились кратко и породили согласные звуки (18 единиц), а закрывающие слог фонемы звучали более длинно и дали список гласных звуков (6 единиц), что сформировало словарь из 108 односложных слов. Его ограниченность разрешилась построением двусложных слов типа Р. 4651а. 7aqii «владеть» из 7а «а-самка» + qu «зуб» (в те времена абстрактного понятия «владеть» не существовало, и оно выражалось через понятие «кусать, кушать предмет /об альфа-самке/»). Словарь двусложных слов мог состоять из 1082 = 11 664 плюс 108 односложных выражений, т.е. из 11 772 слов, что можно назвать языком. При различении слов по месту ударения язык Руди мог достигать 23 436 слов (см. ниже).
Контакты слогов и слов между собой создавали для фонем так называемые позиционные условия, когда их звучание видоизменялось соседними звуками, что в конце концов привело к обогащению фонетики. Когда она стала 50-сложной (ностра- тический уровень), язык стал разнообразиться посредством грамматики. Сложная же грамматика опиралась на морфологию слов и на синтаксис их сочетаний, при этом отпала необходимость в чересчур громоздкой фонетике и она стала упрощаться до современного состояния ностратических языков Европы. В результате мы получаем гипотетическую периодизацию развития языка, исходя из материалов ностратики (науки о ностратических языках), наиболее продвинутой среди дисциплин глубокого сравнительно-исторического языкознания.
1. Простая фонетика и простая грамматика - язык Руди (ок. 1,84 млн лет назад) из одно- и двусложных слов открытых слогов.
2. Сложная фонетика и простая грамматика - язык Сапи (ок. 473,5 тыс. лет назад).
3. Сложная фонетика и сложная грамматика - ностратиче- ский и сино-кавказский праязыки (ок. 16 тыс. лет назад).
4. Простая фонетика и сложная грамматика - современные ностратические языки Европы, включая индоевропейский русский язык.
Мы можем предполагать, что кениантроп с озера Рудольфа во время интерстадиала Бибер I/II (3,0-2,6 млн лет назад), пережив демографический взрыв и олдовайскую технологическую революцию (см. разд. 2,5), создал технологический язык жестов. Затем, во время благоприятного для себя теплого межледниковья Бибер/Донау (2,3-2,0 млн лет назад), которое было теплее нынешнего, тоже межледникового климата [520, с. 1531], он испытал некоторый подъем производительности труда, в результате чего появился досуг, а потому, чтобы занять освободившееся время, кениантроп дополнил технологический язык жестов первым звуковым языком из 108 односложных слов, построенных из 24-х исходных фонем. Наконец, в теплый интерстадиал Донау I/II (1,9-1,84 млн лет назад), кениантроп столкнулся с очередным приливом производительности труда и появлением свободного времени, для обслуживания которого пополнил свой голосовой язык 23 328 двусложными (с учетом места ударения) словами на базе исходных 108 односложных, что представляется революционным достижением даже по современным меркам. По этой причине мы связываем с деятельностью кениантропа с озера Рудольфа первую культурную революцию языка, испытанную человечеством (см. разд. 5.4).
Около 1,5 млн лет назад вторая культурная революция постигла человека-мастера, и на протяжении последующих 1,5- 0,4735 млн лет назад человек-мастер, человек прямоходящий, гейдельбергский человек, а под самый конец и человек разумный усложнили словарь трех- и четырехсложными словами (пример - слова языка Сапи 7ajepi «лев-зверь», 7ajeso «этакий лев» из слов языка Руди Р. 4606. 7aje «львица», Р. 6868. pi «зверь» и Р. 9593. so «отщеп», он же «суффикс индивидуали- са», т.е. тогдашний постпозитивный определенный артикль в конце слова), что породило богатейший язык, на смену которому пришел ностратический язык, ужасающе сложный в фонетическом отношении. Однако это достижение (формирование языка Сапи) растянулось на 1,0265 млн лет, что не отвечает нашим представлениям о культурных революциях. Можно сказать, данное лингвистическое развитие человечества, равно как и последующие его стадии, носило эволюционный характер.
Периодизацию лингвистического развития человечества можно уточнить и гипотетически спрогнозировать на ближайшее будущее, исходя из представления о том, что поворотные моменты языкового развития составляли часть культурных революций, следовавших за технологическими революциями. При этом в соответствии с вышесказанным будем считать революционным явлением зарождение языка очередной стадии, в то время как его последующее длительное развитие правильнее считать эволюционным.
1. Олдовайская технологическая революция (2,6 млн лет назад) - язык Руди (2,3-1,84 млн лет назад).
2. Ангельская технологическая революция (1,55 млн лет назад) - язык Сапи (1,5-0,4735 млн лет назад).
3. Ориньякская технологическая революция (50 тыс. лет назад) - ностратический праязык (50-16 тыс. лет назад). Оговорим, что данная датировка является предварительной, поскольку ориньякская технологическая революция началась, по-видимому, со стадии ближневосточной археологической культуры преориньяка (с Рисс/Вюрма 144-120 тыс. лет назад), который, вероятно, продолжал пластинчатую индустрию формации Каптурин (Туген Хиллс, запад оз. Баринго, Кения, 240 тыс. лет назад), что датирует ностратический праязык временем 240-16 тыс. лет назад, делая его ровесником европеоидов (время формирования - 212±13-163±5 тыс. лет назад).
4. Неолитическая технологическая революция (12 170 лет назад) - ностратические языки, (12 тыс. лет назад - ныне).
5. Промышленная революция (XIV в.), компьютерная революция (XX в.), - языки виртуального общения людей с компьютерами и компьютеров между собой (ближайшее будущее). Особенности языков виртуального общения мы узнаем в исторически ближайшем будущем. Уже сейчас можно предвидеть, что это будут языки предельно скоростного и емкого общения, доступного человеку.
Еще по теме 3.1. Жестовый и речевой язык:
- 5.4 Теория речевых актов Дж.Остина
- 5.5 Интенционалистские теории языка (П.Грайс, Дж.Серль)
- 5.5.4 Интенционализм Серля: теория речевых актов
- 12.1 Концепция понимания языка М.Даммита
- СВЯЗЬ МЕТОДИКИ ОБУЧЕНИЯ ИНОСТРАННЫМ ЯЗЫКАМ СО СМЕЖНЫМИ НАУКАМИ. -
- § 1. Лингвистические основы обучения иностранным языкам
- § 2. Психологические основы обучения иностранным языкам
- 3.5.2. Специальное образование глухих
- 3.6. Специальные технические средства для неслышащих
- Ill ЗНАНИЕ
- Речь и язык
- ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ЯЗЫКА (РЕЧИ)
- КУЛЬТУРА И ЕЕ ОСНОВНЫЕ ФУНКЦИИ
- start="3" type="1"> Несовпадение в структуре грамматического значения в системе языка, в его конвенциональном и функциональном диапазоне при речевой реализации в ИЯ и в ПЯ
- § 259.
- ОСНОВНЫЕ СРЕДСТВА НЕВЕРБАЛЬНОГО ОБЩЕНИЯ В СЕМЬЕ
- ПРОЦЕСС ПИСЬМА
- 3.1. Жестовый и речевой язык
- Приложение 7 ЭКЗАМЕНАЦИОННЫЕ БИЛЕТЫ: ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ