2.1. Нарратив, протагонист, «судьба»
Восприятие человеческой жизни как единого значимого целого есть в истории мировой культуры явление относительно недавнее. В Греции V!—V веков до н.э. человеческая жизнь уже воспринимается как единый сюжет, при сохранности, однако, представления о членении этого сюжета на определенные, четко отграниченные друг от друга и обладающие нормативным внутренним единством отрезки (Солон, «Седьмицы человеческой жизни»).
В более архаичных с точки зрения социальной организации сообществах един-' «Для мандалы IX, по наблюдению Т Оберлиса, характерно изображение Сомы в образе агрессивного паря, собирающегося в военный поход за добычей, причем это изображение умещается в рамках последовательных этапов приготовления амриты стекание выжатою сока из-под пресса — выезд царя в военный поход, очищение сока через цедилку — преодоление препятствий на nyi и к победе, стекание сока в сосуды — нападение на укрепления противника, смешение с молоком — захват и раздел добычи» [Елизаренкова 19996 338)
1 Разделы 2 1 и 2 2 настоящей главы были опубликованы в качестве отдельной статьи [Михаилин 2002а] Для данного издания теки был переработан и дополнен
Скифы
39
ство различных индивидов, принадлежащих к одному и тому же возрастному и социальному разряду, зачастую гораздо более значимо, нежели последовательная связь сменяющих друг друга «эпизодов» в рамках одной индивидуальной биографии.
В области истории текста как части общей истории человеческой культуры это выводит нас на достаточно конкретные количественные и качественные характеристики вероятной (сколь угодно гипотетической и условной) исходной формы нарратива. Оговорю сразу ряд существенно важных для меня в данном случае понятий. Литература (и всякий ориентированный на репрезентативную функцию текст, в том числе и изобразительный) в определенном смысле есть форма коллективной памяти, ответственная за непрямое постулирование общезначимых в пределах данной конкретной традиции истин.
Базисной структурой литературного текста является нарратив: рассказанный сюжетный эпизод, наделенный качеством миметического перехода, то есть вовлекающий слушателя и/или зрителя (позже — читателя) в индивидуально-личностный акт «вчувствования» в судьбу персонажа с одновременным усвоением некой суммы социально значимого опыта В пределах одного, отдельно взятого нарратива, еще не вписанного в позднейшую логику «генеалогизации»1, под «судьбой» понимается «моментальное»2 изменение статуса персонажа, переводящее его из одного пространственно-магнетического контекста в другой.Мы имеем все основания предполагать, что первичные текстуальные практики, породившие в дальнейшем повествовательную традицию (а следовательно, и традицию литературную), существовали в контексте сугубо ритуальном и являли собой не что иное, как вербальный план ритуального действа. Отсюда вытекает ряд общих характеристик гипотетического исходного нарративного текста.
Во-первых, речь идет о наборе характеристик, определяемых синкретической природой исходного повествования. Все уровни организации текста, а также все составляющие текст единицы и структуры в равной степени значимы для его адекватного восприятия, причем смысл каждого отдельного уровня и каждой отдель-
1 Которая встраивает персонаж в систему причинно-следственных связей как в рамках «индивидуальной истории», так и в более широких рамках исто рии родовой или истории страны, народа, конфессии и т д
2 «Значимый момент» с точки зрения «календарного» времени может быт ь растянут на сколь угодно долгий срок Однако, при синкретическом характе ре исходною нарратива, временной аспект происходящих с персонажем изме нений по смыслу равен самим этим изменениям, а следовательно, «момента лен» с точки зрения перехода от «того, что было» к «тому, что сi ало» Ср в тгои связи «моментальноегь» судьбы в скандинавской скальдической по пин и ее способность воп,ющап>ся в жесте, помунке, деыли
40 В Михаилин Тропа 1верины\ с we
но взятой структуры или единицы1 представляет смысл общего целого часть равна целому, целое может быть представлено через часть Группируя семантически конгруэнтные части и выстраивая из них более сложную структуру, текст «настаивает» на основном смысле высказывания, и «тотальность» здесь важнее «вариативности»
Во-вторых, синкретичен сам способ воспроизводства исходно-(о нарратива Текст не существует в отрыве от условий исполнения Акт коллективного припоминания и акт коллективной наррации еди-номоментны Поводом к осуществлению того и другого является необходимость модификации иаи радикальной смены действующей модели поведения забвение одних поведенческих модусов и моментальная («значимый момент») подстановка на их место дру-1их, «умирание» нарративизирующего сообщества и каждого отдельного участника в одном качестве и моментальное «рождение» в ином
В-третьих, нарратив самодостаточен и замкнут на себе, не нуждается в умножении, в развитии отдельных элементов и в «открытости» по отношению к другим нарративным, ритуальным или бытовым практикам
С распадом этого, ритуального по своей основе синкретизма (вероятнее всего, вследствие развития в примитивных сообществах стратовой специализации и сегрегации, то есть обособления тех или иных социальных, маркированных с пространственно-магистиче-скои точки зрения практик в отдельные «способы существования», — будущие варны, касты, профессии, классы и т д ) развивается ряд тенденций, способствующих снижению собственно «ритуальных» характеристик нарратива и параллельному нарастанию его «литературных» характеристик
В первую очередь происходит сам по себе отрыв нарратива от базисного ритуала Чем больше обосабливаются те или иные социальные практики, постепенно превращаясь в специализированный способ существования (воинский, «хозяйственный», жреческий и т д ), тем менее значима память о самой возможности перехода из одного разряда в другой и тем более значима память о сути обретенного способа существования Мнемонические функции нарратива обогащаются еще одной функцией «вспоминания» о ритуальном контексте, каковой в дальнейшем все заметнее и заметнее утрачивает исходную «базисность», все более и более формализуется, приобретая в итоге роль сугубо орнаментальную
При
ЦСЖЖ)
сутубо ] и поте гическои возможности их
выделения из общего
Скифы
41
В этой связи неминуемо усиливается самостоятельность различных уровней собственной организации текста. Исходное синкретическое единство разрушается, часть больше не представляет целого, а потому для сохранения этого целого необходимо налаживать динамическое равновесие и взаимодействие между составными элементами текста.
При этом каждый из элементов, обретя перспективу самостоятельности, тяготеет к развитию собственных черт, структурно значимых на соответствующем уровне организации. Разные способы налаживания такого структурного равновесия и взаимодействия, очевидно, и канонизируются впоследствии как литературные жанры.Наиболее значимым составным элементом нарративного текста является персонаж, протагонист, объект эмпатии со стороны зрителя/слушателя/читателя. Именно эта эмпатия и стоящие за ней индивидуально-личностные механизмы усвоения культурной информации задают генеральную линию развития протагониста как самостоятельного элемента организации нарративного текста. Чем далее, тем более протагонист утрачивает свою исходную ритуальную и, в этом контексте, сугубо функциональную природу и тем более он индивидуализируется, причем сама эта индивидуализация именно и выступает в не-ритуальном контексте в качестве способа облегчить зрителю/слушателю/читателю момент миметического перехода. Агамемнон, Ахилл, Гектор, Одиссей, Менелай, Парис, Аякс и т.д. больше не выступают в контексте неразрывного ритуального единства, «обозначающего» тот или иной воинский статус, тот или иной конкретный способ перехода из одного воинского модуса существования в другой, ту или иную «судьбу» в тех или иных локально значимых ее вариантах. Отныне, будучи собраны вместе в пределах единого текста, они задают индивидуальные инварианты общей воинской нормы. И юноша, обдумывающий житье и решающий, делать бы жизнь с кого, видит перед собой варианты, соотносимые как с его собственными индивидуально-личностными особенностями, так и с особенностями той конкретной ситуации, в которой он в данный момент оказался — или окажется в будущем.
Циклизация предшествует генеалогизации на том этапе развития линии от исходного нарратива к нарративу литературному, на котором утрата адекватного ритуального контекста компенсируется экстенсивной тенденцией к «собиранию» текстов. Само по себе такое «собирательство», работа по группировке и сцепленному запоминанию схожих по тем или иным структурным компонентам текстов уже есть симптом если не полной утраты связи повествования с ритуалом, то выраженной автономности. А «количественный» подход знаменует собой отказ от замкнутости ритуального
42 В Михаилин Тропа звериных ыо
Еще по теме 2.1. Нарратив, протагонист, «судьба»:
- Тема 8 ЧЕЛОВЕК И ЕГО СУДЬБА
- 2. Исторические судьбы России в контексте концепции «всемирности» А.И. Герцена
- 3. СУДЬБА УЧЕНИЯ
- ЖИЗНЬ И СУДЬБА
- § 4. ...и судьба дисциплины
- Раздел третий СУДЬБЫ ТРАДИЦИОННОЙ ЭКОНОМИКИ
- СУДЬБЫ ЗАПАДНОЙ ФИЛОСОФИИ НА РУБЕЖЕ III ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ
- 1. Библия о загробной судьбе человека
- Неожиданный поворот судьбы
- СУДЬБА
- Экология и судьбы человечества.
- ТВОРЧЕСКАЯ СУДЬБА М.Ц. СПУРГОТА В КОНТЕКСТЕ ЛИТЕРАТУРНОЙ ЖИЗНИ ВОСТОЧНОЙ ВЕТВИ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ
- СУДЬБА НАСЛЕДИЯ