Номогенетический подход к проблеме неадаптивного поведения

Номогенез[66] (от греч. nomos — закон и genesis — происхождение, возникновение) — эволюционная концепция, оппонирующая дарвиновской теории и объясняющая появление тех или иных признаков не действием естественного отбора, а внутренним «законом», изначально присущим организмам (изначальной целесообразностью живого).

Согласно данному подходу, биологические (в том числе социальные) формы существуют не для того, чтобы выполнять какую-либо функцию, а «сами по себе», подчиняясь внутренним законам развертывания формы.

Так, А. А. Любищев говорил о том, что неверно в объяснении той или иной морфологической формы исходить из функции. Форма, писал он, вовсе не приспособлена к функции, как ключ к замку.

«Проблема приспособления, отнюдь не являясь мнимой, не является и центральной в биологии, — утверждают вслед за Любищевым его последователи. — Есть основания считать, что структуры лишь в частных случаях определяются выполняемыми функциями, а в более общем случае подчинены некоторым собственным законам, которые надо и изучать как самостоятельные. Необходим математический анализ форм, изучение их симметрии, безотносительное к исполняемой функции» [Мейен, Соколов, Шрейдер, 2005].

Оригинальной номогенетической версией социальности является концепция социального архетапа, предложенная Ю.М. Плюсниным [Плюснин, 1990]. Согласно ей, социальность не является приспособительным механизмом, найденным и отработанным в ходе эволюции, а имма

нентна самой жизни. В рамках подобного подхода поиски функционального значения социального поведения, а вместе с этим и эволюционной логики социальности теряют смысл. Социальные формы существуют не для того, чтобы лучше защитить или прокормить животное, а для поддержания его жизнедеятельности per se — просто потому, что иначе, как в определенным образом организованном сообществе, оно существовать не может.

«Сообщество обладает свойствами системной целостности, что отражается в появлении специальных структур, обеспечивающих эту целостность и не выполняющих функций непосредственной адаптации к среде...» [Плюснин, 1990: 148].

Предположение, что социальность выполняют прежде всего не внешние (связь со средой), а внутренние (системоподдерживающие) функции, представляет собой плодотворную гипотезу, отвечающую современным идеям об аутопойезисе социальных систем. В домене социального анализа подобные предположения высказывал К. Леви-Строс:

«Уже не в первый раз, — писал К. Леви-Строс, — мы сталкиваемся в наших исследованиях с такими формами установлений, которые можно было бы назвать формами нулевого типа... Эти установления не обладают никакими особыми им присущими качествами, они лишь создают предварительные условия, необходимые для существования социальной системы, к которой они относятся, хотя сами по себе они лишены значения; только их наличие позволяет этой системе выступать как некое целостное единство. Таким образом, здесь социолог и встречаются с важной проблемой, общей у социологии с лингвистикой, но, по- видимому, не осознанной социологией в пределах своей собственной сферы. Эта проблема состоит в существовании установлений, не имеющих другой функции, кроме той, что они придают смысл обществу, которому они принадлежат» [Леви-Строс, 2001: 166-167].

Концепция социального архетипа описывает четыре инвариантные формы социальной организации, в качестве которых выступают территориальные отношения, семья, асимметричные взаимодействия и альянсы (симметричные взаимодействия).

«...предполагается,— пишет Ю.М. Плюснин,— что все многообразие конкретных форм социальных структур, которые мы наблюдаем в природе и в человеческом обществе, базируется на единственном, универсальном каркасе, состоящем из немногих принципиальных видов отношений между организмами.

распределения социальных ролей и отношения, направленные на поддержание социального единства. Изложенное можно принять в качестве самой общей формулировки концепции социального архетипа» [Плюснин, 1990: 202].

Любопытно соотнести эту схему с моделью системнофункциональных реквизитов AG1L Т. Парсонса[67].

внешняя

инструментальная

внутренняя

Рисунок 7. Социальный архетип и модель системно-функциональных реквизитов Т. Парсонса

Базовую адаптационную функцию (А) социального организма можно увидеть в территориальных отношениях, складывающихся по поводу пространственно-пищевых ресурсов. Именно последние обеспечивают внешние долговременные потребности системы.

Отношения по поводу воспроизводства и выращивания потомства соответствуют латентной функции (L), обеспечивающей воспроизводство структуры и снятие напряжений. На уровне общей системы человеческого действия эта функция, как известно, принадлежит культуре, на уровне социальной системы — институтам социализации.

Альянсы, или дружеские взаимоотношения, имеют интеграционный смысл (I): они обеспечивают включение особи в систему и тем самым поддерживают целостность последней. Именно на их долю, как настаивают этологи, выпадает «святая святых» — поддержание актуального единства системы — иначе говоря, сохранение сообщества как такового.

«Я думаю, — пишет Плюснин, — что эти отношения вообще лежат в основании социальной жизни...», «являются самым центральным звеном, вокруг которого организуется вся социальная жизнь любого вида животных, все ее формы» [Плюснин, 1990: 156, 184]. Подобное предположение высказывал в конце 19 века и А. Эсгжнас: «Простой и естественный переход от семьи к племени и сообществу коренится не в отношениях отца и матери и родителей к детям, но во взаимных отношениях членов нарождающегося поколения» [Эспинса, 1889: 244].

Иерархические отношения корректно соотнести с целеполаганием[68]. Они носят внешний инструментальный характер и поддерживают социальную конструкцию сообщества, регулируя взаимоотношения в нем и создавая некий осевой порядок.

Концепция социального архетипа лишает смысла вопрос об эволюции социальной жизни.

«Возможно, что в действительности, — пишет Плюснин, — эволюция биосоциальности имеет место лишь на уровне вида... Еще более радикальным будет утверждение, что вообще нельзя говорить о какой бы то ни было биосоциальной эволюции, которая была бы аналогична органической эволюции. Есть смысл говорить лишь о социальной истории»; «...биосоциальность— это имманентное свойство организмов, атрибут жизни, возникающий в момент возникновения самой жизни» [Плюснин, 1990: 219; 223].

Номогенетическая гипотеза социальности снимает как проблему эволюционного восхождения социальной жизни, так и вопрос о параллелизмах: все те неожиданные корреспонденции, которые обнаруживаются в социальных порядках разных видов, есть просто многократные случаи раскрытия потенций изначально заданного способа организации жизни на Земле.

Идея социальности как имманентного свойства жизни популярна в современной философии биологии. Великолепные иллюстрации этой идеи содержатся в книге Е.Н. Панова «Бегство от одиночества».

«Вероятно, не будет ошибкой сказать, — пишет автор, — что потребность живых существ, способных к самопроизвольному движению (будь то одноклеточные микроорганизмы или высшие животные), поддерживать контакт с другими представителями своего вида есть лишь частное проявление фундаментального закона органической жизни. Суть этого закона в том, что живые структуры всегда, когда есть возможность, образуют коалиции ...Сфера действия этого принципа охва

тывает все этажи органического мира — от взаимодействия слагающих организм клеток до социальных взаимоотношениях в популяциях всех населяющих нашу планету живых существ, включая и Человека Разумного» [Панов, 2001: 12-13].

Гипотеза имманентной социальности корреспондирует с современными физическими представлениями о первичной идентичности целого.

Л.В. Белоусов приводит высказывание Ханса Петера Дюрра, которое отвечает социологическому пониманию «логики вещей»: «Связи между частями целого возникают... не вторично, путем взаимодействия исходно изолированных образований, но являются выражением первичной идентичности всего. Структура связей возникает, таким образом, не только через посредство коммуникации, взаимного обмена сигналами, но до некоторой степени через общность...» [Белоусов, 2001: 81].

Представление о социальности как об атрибутивном свойстве жизни позволяет уйти от чисто утилитарного подхода к анализу её форм (если это существует, значит, это зачем-то нужно), и в этом — сильная сторона данной гипотезы. Было бы, однако, «метафизическим» преувеличением отрицать несомненную практическую ценность многих социальных структур и в целом элиминировать проблему адаптации из биологического рассуждения. Как замечал А.А. Любищев, номогенетическая версия сильно осложняется проблемой целесообразности. Возражая против прямого сравнения значения гомологических рядов Н.И. Вавилова с периодической системой Менделеева, он писал:

«Попытка ...Вавилова, как ни почтенна она сама по себе, представляет собой только маленький отрезок грандиозной проблемы биологической системы. ...Биологическая систематика в своем полном здании неизмеримо труднее химической как по подавляющему количественному и качественному многообразию форм, так и по осложнению Проблемы системы проблемой органической целесообразности, отсутствующей в химической систематике...» [Любищев]. />Концепция Плюснина представляет собой радикальный вариант идеи социального преформизма. Не лишены смысла поиски более мягких версий данной гипотезы, которые смогли бы воплотить некоторые «эволюционистские» интуиции о контекстно-средовом развертывании предза- данной склонности к совместному общежитию.