С. А. БАЛАКИН КОНЦЕПЦИЯ ХОЗЯЙСТВЕННО-КУЛЬТУРНОГО ТИПА (СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ И ПЕРСПЕКТИВЫ ПРИМЕНЕНИЯ В АРХЕОЛОГИЧЕСКОМ ИССЛЕДОВАНИИ)

Концепция хозяйственно-культурного типа (ХКТ) принадлежит к числу важнейших теоретических достижений советской этнографии. Ее разработка явилась ответом на вопрос, стоявший перед этнографией с самого начала возникновения ее как науки: в чем заключаются причины сходства и различия в культурах разных народов, чем можно объяснить дискретность и непрерывность культуры в ее пространственном и временном измерениях? Теоретически эта проблема была поставлена еще в конце XIX — начале XX вв.

ного решения поставленной проблемы. Методологической основой, позволяющей вскрыть действительные причины разнообразия культуры, механизм формирования ее пространственно-временной неравномерности, могла быть только марксистская теория исторического процесса, указывающая определяющие факторы развития общества, а следовательно, и развития его культуры (Левин, Чебоксаров, 1955, с. 3; см. также: Александренков, 1976, с. 26—67; Чеснов, 1976, с. 68—95).

Рассмотрение этой темы с марксистских позиций, или, что то же самое, возникновение концепции X КТ, в советской этнографии берет свое начало в исследовании С. П. Толстова по истории первоначального ислама (1934, с. 31—33). Здесь впервые и было сформулировано это понятие. Другим важным исходным пунктом в развитии рассматриваемой концепции послужили исследования по этнической истории народов Сибири. В этой связи особо следует отметить обсуждение этих вопросов на «Совещании по этногенезу народов Севера», в частности доклад А.

Постановка этногенетических проблем в таком ракурсе способствовала не только развитию хозяйственно-культурной типологии народов Сибири (Левин, 1947). В значительной мере опирающаяся на археологический материал, она определенным образом повлияла и на активизацию этно-культурных исследований в археологии (см., например, Чернецов, 1973, с. 10—17).

Наметившийся в 30—40-е годы подход к этнографическому материалу несколько позднее был резюмирован в специальной статье М. Г. Левина и Н. Н. Чебоксарова (1955, с. 3—17). В этой работе, представляющей развернутое изложение концепции ХКТ, отчетливо сформулированы ее основные положения, дано определение центрального понятия, приведен перечень и историко-хронологическое соотношение основных хозяйственно-культурных типов. Кроме того, авторы попытались очертить познавательные возможности развиваемой ими концепции, выяснить связь между ХКТ и историко-этнографической областью (ИЭО), а также соотношение обоих понятий с такими категориями, как этническая общность, антропологический тип, археологическая культура. Было уделено внимание и выяснению связи хозяйственно-культурного типа общества с его социальной организацией и духовной культурой.

С момента выхода этой работы и до настоящего времени многие из сформулированных М.

Популярность концепции ХКТ, использование ее как инструмента решения самого различного рода задач не могло не способствовать разработке ее теоретических положений. Однако, это же объективно породило и определенный кризисный момент в ее развитии, то современное состояние концепции, которое позволило С.

Проиллюстрировать этот вывод нетрудно. Достаточно сослаться на работы В. Ф. Генинга (1970) и П. Г. Вереша (1979), где это понятие не просто имеет этническую нагрузку, как во многих других исследованиях, а выступает инструментом этнической реконструкции, и на работу Я. В. Чеснова (1982), в теоретическом плане проанализировавшего этническую специфику ХКТ.

С другой стороны, имеется целый ряд исследований, где этническая сторона ХКТ затрагивается лишь в самой малой степени, либо не учитывается вовсе, и где это понятие приобретает, соответственно экономико-географическую, экологическую или историко-экономическую трактовку. Это работы Б. В. Андрианова (1968; 1974; 1982),

А.              М. Решетова (1980), Ю. М. Кобищанова (1974), И. А. Сванидзе (1977).

Наиболее явно тенденция не этнического использования концепции выступает у двух последних из названных авторов, особенно у И. А. Сванидзе, исследование которого в определенной мереи послужило поводом для предпринятого Д.

К некоторым выводам из этой работы мы еще вернемся ниже. Пока же отметим, что логико-методологический анализ концепции ХКТ у Д. Трейде был подчинен задаче разработки типологии социально- экономического развития, проблеме разработки понятия, выражающего специфически историческую форму взаимодействия производительных сил и производственных отношений на более низком таксономическом уровне, нежели категория способа производства (1982, S. 583 и сл.), и поэтому многие дискуссионные вопросы этой концепции остались вне его поля зрения. Тем не менее, приходится признать, что цитируемая работа является в настоящее время, пожалуй, наиболее основательной попыткой методологического осмысления проблем ХКТ. В сложившейся ситуации именно этот ракурс рассмотрения выступает задачей первоочередной важности, т. к. только таким образом можно выяснить параметры и причины появления «семантического поля», а значит, и наметить пути дальнейшей разоаботки конттептши R ^тпм

смысле актуальные вопросы данной предметной области, среди которых Г.

В том, что такая проблема назрела, сомнения не возникает. Необходимость теоретико-методологического анализа концепции, диктуемая ее современным состоянием, в настоящее время ощущается довольно остро, хотя методологические вопросы не раз заявляли о себе и в прошлом и в той или иной мере уже рассматривались в литературе. Они легко различимы, например, в поиске соотношения между ХКТ и такими историко-культурными понятиями как археологическая культура, этническая общность, историко-этнографическая область, и будучи поставлены еще в самом начале, впоследствии не раз привлекали внимание исследователей. Но, несмотря на некоторые успехи, они и сегодня остаются предметом довольно оживленной дискуссии (Арутюнов и X азанов, 1979; Марков, 1979; Захарук, 1980). В немалой степени способствовало уточнению теоретической направленности концепции и стремление связать существование ХКТ с общественным разделением труда (Чеснов, 1970; Генинг, 1970). Можно привести и другие примеры, однако и так вполне очевидно, что до сих пор речь шла преимущественно об отдельных моментах этой проблемы, вызванных чаще всего потребностями того или иного конкретного исследования. Во всем объеме она еще не ставилась и специальных исследований такого плана, кроме упомянутого, пока не предпринималось. Видимо, это дело будущего.

Определенная «незавершенность» концепции ХКТ, дискуссион- ность ряда ее аспектов, в том числе и методологического порядка, ставят известные дополнительные трудности на пути ее применения в археологическом исследовании. Во всяком случае эти моменты необходимо будет постоянно иметь в виду. В то же время, однако, следует признать, что дальнейшая разработка концепции в определенной мере зависит от подключения к данной проблематике археологической науки, поскольку решение целого ряда ее актуальных проблем невозможно без привлечения археологических источников.

Концепция ХКТ является одной из сфер сотрудничества этнографии и археологии на поприще первобытноисторического синтеза знаний о первобытной истории, в успехе которого равным образом заин-

o-nnn^rmotTLT              пттоттиП TTUUUT Тоипй ПППУПП НЯМРТИШТТИИСЯ еше на

стадии формирования концепции, в дальнейшем складывался в значительной степени как результат стихийной интеграции наук. И если со стороны этнографии данная контактная область включает в себя привлечение археологических материалов при характеристике стадиально наиболее ранних ХКТ и попытки установления связи между этим понятием и понятием археологической культуры, то в отношении археологии речь здесь идет, прежде всего, о практике выделения и интерпретации разного рода культурно-территориальных общностей, а также о проблематике палеоэкономического направления в археологических исследованиях, проводимых под экологическим углом зрения. Географический аспект в настоящее время наиболее выражен в этно-культурных построениях археологии, хотя его необходимо учитывать и в других направлениях, например палеоэкономическом.

При наличии этой контактной сферы понятие ХКТ, как таковое, в археологической литературе появилось все же сравнительно недавно и еще не получило сколько-нибудь широкого применения, хотя значение его для интерпретации археологических источников уже было отмечено. По мнению В. М. Массона, привлечение данных о ХКТ в археологическом исследовании представляет собой один из вариантов использования аналогии, являющейся по своему характеру аналогией качеств и свойств (1976, с. 17, 18). Применение этого понятия в качестве модели при рассмотрении хозяйственной жизнедеятельности древних обществ — отнесение ашельских обитателей Амброны и Торральбы по ХКТ к группе бродячих охотников и собирателей лесов и саванн, а позднепалеолитического населения Восточной Европы по тому же критерию к группе охотников тайги и тундры — значительно ограничило круг привлекаемых в реконструкции этнографических данных, обеспечив тем самым достаточно корректное их использование (Там же, с. 24—29).

С несколько иных позиций подошел к проблеме внедрения этой концепции в археологическое исследованием. И. Гладких, рассмотревший ее в контексте практических потребностей выделения и интерпретации локальных групп памятников позднего палеолита. В этой связи он ставит вопрос о необходимости разграничения хозяйственнокультурных и историко-этнографических общностей эпохи, выясняя с этой целью степень диагностичности отдельных элементов культуры, способность их служить критериями той или иной из обсуждаемых общностей (1977, с. 112—117). В другом случае М. И. Гладких предлагает опыт хозяйственно-культурной типологии верхнепалеолитических памятников, выделяя в Прикарпатье ХКТ охотников на северного оленя, который наряду с типами охотников на мамонта Среднего Поднепровья и охотников на зубра степной зоны, можно рассматривать, по его мнению, в качестве подтипа ХКТ охотников и собирателей позднего палеолита (1975, с. 56, 57), т. е. таксономически подчинить последнему.

Развитие обозначенной в этих работах тенденции ставит нас перед необходимостью более детального ознакомления с ХКТ. Кроме проблем теоретической направленности концепции, наиболее интересными в этой связи оказываются следующие: содержание понятия

ХКТ, его таксономический уровень и уровень производных от него понятий вроде подтипа и группы типов, критерии выделения ХКТ и основные слагаемые его характеристики, соотношение этой категории с историко-культурными понятиями, прежде всего с понятием АК, и, наконец, время сложения и перечень стадиально наиболее древних типов. К этим вопросам мы и обратимся.

Давая определение интересующему нас понятию М. Г. Левин и Н. Н. Чебоксаров писали: «Под хозяйственно-культурными типами следует понимать исторически сложившиеся комплексы особенностей хозяйства и культуры, характерные для народов, обитающих в определенных естественно-географических условиях при определенном уровне их социально-экономического развития» (1955, с. 4). Понятие ИЭО, концепция которой развивалась параллельно и во взаимосвязи с концепцией ХКТ, выступая ее коррелятом, определяется ими как территория, «на которой в результате длительных связей, взаимного влияния и общности исторических судеб народов, населяющих эту территорию, сложилась определенная культурная общность» (Там же, с. 10). Отсюда следует, что ИЗО и ХКТ описывают различающиеся по механизму своего формирования комплексы культурных элементов. Важнейшим фактором генезиса ИЭО выступает достаточно активное общение исторически сосуществовавших народов, что даже при их исходных этиогенетических различиях на каком-то этапе приводит к появлению в их культуре ряда общих черт, позволяющих констатировать культурную общность этих народов.

Характер культурного образования, фиксируемый понятием ИЭО, становится еще более отчетливым, если учесть предложенное недавно

В.              П. Алексеевым дополнение, согласно которому к двум существующим координатам историко-культурной типологии, географической (ХКТ) и исторической (ИЭО), следует в качестве равноправной добавить третью, группирующую народы с точки зрения общности их происхождения (1979, с. 201—204). Выделенные по этому критерию группы народов, или этногенетические пучки, как их называет В. П. Алексеев, в большей мере совпадают с ИЭО, чем с ХКТ. Вопрос о соотношении эт- ногенетических пучков и историко-этнографических областей еще требует разработки, однако, уже сейчас ясно, что если содержание этого нового понятия не ограничивать антропологическими характеристиками, а действительно рассматривать его как понятие историко-этнографическое, то оно должно будет включать в себя все те элементы культуры, которые являются общими у данных народов в силу их этно- генетического единства. Тем самым введение этой координаты уточняет содержание ИЭО, четко определяя ее как результат именно взаимовлияния культур, а не их генетического родства.

Совсем иной механизм сложения культурной общности отражен в понятии ХКТ. Ни этногенетическое родство, ни общность исторической судьбы не являются здесь решающими. Характерные для каждого ХКТ особенности культуры определяются в первую очередь направлением хозяйства в данных географических условиях. Поэтому один и тот же ХКТ в сходной природной обстановке может сложиться у разных народов и в разных, даже отдаленных друг от друга областях, при

условии одинакового уровня развития их производительных сил (Левин, Чебоксаров, 1955, с. 6). Другими словами, понятие ХКТ, что видно из его определения и разъясняющих его положений концепции, с самого начала акцентировало внимание на конвергентно возникающем сходстве разных, т. е. этногенетически и историко-этногра- фически не связанных народов, культурная общность которых здесь целиком обусловливалась сходством экономико-географических условий их существования.

Условия существования, порождающие однообразие культуры на уровне ХКТ, рассматривались М. Г. Левиным и Н. Н. Чебоксаровым как совокупность трех факторов: природной среды, направления хозяйственной деятельности населения и уровня его социально-экономического развития. Правда, при описании конкретных ХКТ использовались только два последних показателя и выделенные авторами типы описывались следующим образом: ХКТ охотников и собирателей тропических лесов, ХКТ мотыжных земледельцев жаркого пояса, ХКТ охотников на морского зверя и т. д. (1955, с. 4—9). Уровень социально-экономического развития непосредственного воплощения в названии типов не нашел. Несколько позднее, при разработке проблем картографирования результатов хозяйственно-культурной типологии, в качестве первого слагаемого характеристики ХКТ было предложено учитывать такой параметр образа жизни, как степень подвижности населения. По степени подвижности образ жизни получил пять определений: бродячий, полуоседлый, оседлый, кочевой и полукочевой, а названиеХКТ, в соответствии с этим, приобрело свой окончательный вид — полуоседлые собиратели-рыболовы морских побережий, оседлые пашенные земледельцы умеренного пояса, кочевники и кочевники-скотоводы аридной зоны умеренного пояса и т. д. (Андрианов, Чебоксаров, 1972, с. 8).

Таким образом, подвижность населения, которая при описании типов учитывалась и раньше, была обособлена от прочих характеристик ХКТ и признана важнейшей среди них. Такой поворот неудивителен, если иметь в виду, что форма оседлости непосредственно связана с уровнем и направлением хозяйственной деятельности в данных географических условиях и что, благодаря этому, она является одним из наиболее показательных этнографических параметров хозяйственной системы. Но дело не только в этом. Обусловленная экономическими факторами степень оседлости причинно сопряжена с очень многими элементами хозяйственно-культурного типа, выступая как бы промежуточным звеном между ними и вызвавшими их существование факторами. Именно поэтому раскрытие механизма экономической детерминации того культурного образования, которое именуется ХКТ, т. е. раскрытие механизма возникновения в материальной и духовной культуре народов типологически близких явлений, и требует первоочередного рассмотрения форм подвижности населения. Правда, важная роль этого фактора в объяснении генезиса культурного своеобразия ХКТ вовсе не делает необходимым его введение в обозначение конкретных типов. Этого вполне можно избежать, хотя бы из соображений удобства употребления понятий.

Принимая во внимание недопустимость смешения причин и следствий отмеченного процесса детерминации, в ХКТ следует отчетливо различать тип хозяйствования и определяемые им черты культуры. Необходимость этого указывалась в свое время М. Г. Левиным и Н. Н. Чебоксаровым (1955, с. 4). Признается она и сейчас, хотя само понятие, фиксирующее это различие, толкуется не совсем однозначно. Так, Я. В. Чеснов полагает, что тип хозяйствования — категория более широкая, чем ХКТ, и в пределах одного и того же типа хозяйствования может быть выделено несколько ХКТ (1982, с. 111). Иначе рассматривает тип хозяйствования Ю. М. Кобищанов, понимая под ним базисные, если можно так сказать, элементы ХКТ (1974, с. 123), благодаря чему оба эти понятия оказываются равными по объему. Зта точка зрения кажется нам более приемлемой. Расширительная трактовка типа хозяйствования ведет к употреблению этого термина как синонима «группы типов», понятия, отражающего высшее таксономическое звено хозяйственно-культурной типологии. Однако, при недостаточной разработанности этой типологии рациональность такого подхода вряд ли будет велика. Видимо, именно это имел в виду Д. Тре- йде (Treide, 1982. S. 581), выражая сомнение в целесообразности введения «операционально употребляемого понятия» для обозначения группы хозяйственно-культурных типов.

Впрочем, существующие разногласия в понимании соотношения типа хозяйствования и ХКТ в данном случае не столь важны, так как не касаются предметного содержания обоих понятий. Тип хозяйствования в любом случае включает в себя не производные, а конструирующие ХКТ факторы и потому должен определяться как направление хозяйственной деятельности, рассматриваемой в ее единстве с природными предпосылками и при учете уровня ее развития.

Как уже отмечалось, ведущую роль среди слагаемых типа хозяйствования играет направление хозяйственной деятельности. Наиболее подробно после М. Г. Левина и Н. Н. Чебоксарова этим вопросом интересовался Я. В. Чеснов, разобравший его на материалах сибирской этнографии. Исходя из постулируемой им связи ХКТ с общественным разделением труда, он сводит направление хозяйства к наиболее развитой, специализированной разделением труда, отрасли экономики. Сравнивая ХКТ охотников-рыболовов с исторически сменившим его ХКТ охотников-оленеводов, Я. В. Чеснов приходит к выводу, что структуроопределяющим фактором последнего является новая форма хозяйства — транспортное оленеводство, и что критерий различия двух этих ХКТ лежит не в сфере различия отдельных элементов культуры, а в особой для каждого типа системе связей одинаковых элементов культуры на основе различных форм хозяйства в одной природной зоне. Отсюда вытекает общее заключение: единство ХКТ, устойчивая связь входящих в него элементов, определяются главенствующей отраслью хозяйства. Благодаря этому фактору, культурные элементы, которые сами по себе могут быть встречены в различных ХКТ, в пределах данного типа объединяются в том конкретном сочетании, которое позволяет констатировать именно этот, а не какой-либо иной тип (1970, с. 21—23).

Каковы же те элементы культуры, своеобразное сочетание которых заставляет говорить не просто о хозяйственном типе, а о типе хозяйственно-культурном? Как пишут М. Г. Левин и Н. Н. Чебок- саров, различия между типами касаются прежде всего основных занятий большинства населения — сельского хозяйства, ремесла, промыслов, а также орудий труда, пищи, жилищ, поселений, средств передвижения, одежды, утвари и т. д. (1955, с. 4). При этом перечисленные явления рассматриваются при характеристике типов в самом общем виде, без особой детализации, а зачастую учитываются и просто на уровне констатации наличия или отсутствия их в данном ХКТ. Например, при описании жилищ обращается внимание на главные конструктивные особенности архитектуры, строительный материал, расположение очагов, при описании пищи — на ее состав, способы приготовления, основной источник питания. Характеристика орудий труда ограничивается упоминанием главных из них. То же откосится и к средствам транспорта. Почти во всех случаях приводится перечень наиболее важных домашних растений и животных, выделяются наиболее развитые ремесла. Одежда и утварь рассматриваются с точки зрения материала изготовления, основных форм и их особенностей. Керамика, в частности, описывается на уровне определений: лепная, гончарная, плоскодонная, расписная, но нередко обходятся и без этого, констатируя, что она почти отсутствует или имеет большое распространение.

Иллюстрацией сказанного может служить характеристика

А.              М. Решетовым ХКТ мотыжных земледельцев степей и сухих предгорий. В несколько сокращенном виде она выглядит так: основные культуры ХКТ — пшеница, кукуруза, просо, бахчевые; широкое распространение имеют копательные орудия, мотыги; характерно обилие керамики; жилища преимущественно глинобитные, с земляным полом; одежда — из растительных тканей; пища — лепешки, каши, овощи. Мотыжные земледельцы лесной зоны здесь же описываются следующим образом: главные культуры — ячмень, овес, рожь; для изготовления одежды используются лен и конопля; разводят крупный рогатый скот, свиней; развиты охота, рыболовство, бортничество, из ремесел — гончарство, ткачество; жилища деревянные, преимущественно срубные или каркасно-столбовые; пища довольно разнообразная, в основном растительная; состав одежды богатый и включает много видов плечевой и поясной (1980, с. 40—41).

Приведенные характеристики весьма показательны. При всей своей лаконичности, содержательно они ничуть не беднее описания ХКТ у других авторов и в этом смысле их можно считать типичными. Одиако это вовсе не исключает расхождений в описании ХКТ у разных или у одного и того же автора. Наличие их — факт несомненный. Они просматриваются даже при сравнении двух типов мотыжных земледельцев А. М. Решетова. Еще яснее они будут видны, если для сравнения привлечь, например, описания Линь Яо-хуа и Н. Н. Че- боксарова (1961, с. 11—46) или Б. В. Андрианова (1972, с. 22—34). В чем причина того, что, привлекая при характеристике одних и тех же типов один и тот же круг элементов культуры, разные авторы да

ют различающиеся в деталях описания этих типов? Дело здесь не в специфике конкретных ХКТ, хотя и она играет свою роль, и не в концептуальных расхождениях авторов, ибо при одинаковой трактовке понятия ХКТ различия в описании конкретных типов тем не менее остаются. Причина заключается в том, что в реальной практике исследований это понятие используется преимущественно в качестве инструмента описания, а не теоретического осмысления определенной сферы реальности, и задача его сводится в большей мере к констатации соответствующего сходства (или различия), чем к объяснению его возникновения. Связь между элементами культуры и факторами, порождающими их и их специфическое пространственно- временное сочетание, теоретически не прослеживается. Она констатируется заранее как предпосылка исследования. Отсутствие в силу этого достаточно обоснованного и общепринятого унифицированного списка признаков допускает известный произвол в выборе тех или иных из них при характеристике типов. В одном случае существенное место в ней отводится рассмотрению степени оседлости, в другом она вообще может отсутствовать. В одном случае жилище может оцениваться как деревянное, каркасно-столбовой конструкции, в другом — как глинобитное, овальное в плане с очагом обычно вне дома.

Последний пример несколько утрирован, но он достаточно наглядно отражает действительные трудности хозяйственно-культурной типологии. Кроме расхождений в составе перечисляемых признаков, степени их детализации и порядке перечисления следует отметить и крайне неотчетливое применение количественных показателей. Для описания типа одних только качественных показателей, т. е. констатации наличия — отсутствия того или иного явления в рамках данного ХКТ, явно недостаточно. Резких границ в территориальном распространении элементов культуры не существует, и ареалы распространения отдельных элементов культуры далеко не часто совпадают с географическими границами ХКТ. Поэтому часто делается попытка указать степень представительности приводимого признака, отметить его значимость для выделения данного ХКТ. Однако, поскольку шкала измерения представительности не разработана и ее делениями выступают определения, не имеющие строго фиксированного значения вроде «много — мало», «реже — чаще», возможность реальной оценки представительности сильно затруднена.

И, наконец, еще одна грань этой же проблемы. Из предшествующего изложения нетрудно заметить, что признаки ХКТ описывают явления, не выходящие за рамки материальной культуры, функционально связанные с производством, с системой жизнеобеспечения в целом. Социальное устройство и духовная культура в этом плане анализируются нечасто, но тогда, когда это имеет место, описание феноменов этих сфер жизнедеятельности находится как бы вне характеристики типов. Так, например, обстоит дело в работе Линь Яо-хуа и Н. Н. Чебоксарова (1961, с. 12—46), где была сделана попытка охарактеризовать специфику некоторых ХКТ Китая через установление особенностей не только в материальной, но и духовной культуре, или в исследовании А. М. Решетова (1980, с. 39—41), где

описание типов мотыжных земледельцев дополняется некоторыми социологическими характеристиками рассматриваемых обществ.

Ограничение сферой материальной культуры, как и выход за ее пределы при описании ХКТ вполне объяснимы. Первое объясняется тем, что именно этим кругом элементов культуры, по М. Г. Левину и Н. Н. Чебоксарову, и ограничивается содержание данного понятия, второе —тем, что одно из положений концепции, констатируя связь ХКТ с социальной организацией и духовной культурой общества, ориентирует исследователей на выяснение этой связи. Вряд ли можно сомневаться в том, что тип хозяйствования, как основа ХКТ, накладывает отпечаток на эти сферы общественной жизни, как и в том, что при соответствующей постановке задачи понятие ХКТ может быть надежным инструментом исследования и духовной культуры, и социальной организации. Вопрос в другом — как оценивать рассмотрение этих явлений при характеристике ХКТ в работах, не ставящих своей целью специальный анализ ни того, ни другого и ограничивающихся общим описанием типов: как непременной составной характеристики ХКТ, как еще один штрих к уже нарисованной картине или как конечный вывод предпринятого исследования?

Этот вопрос опять выводит нас на проблему теоретической ориентации концепции, на необходимость ее методологического анализа. Остановимся в этой связи еще на двух аспектах рассматриваемой темы: проблемах группировки и историко-генетической интерпретации хозяйственно-культурной типологии.

Хозяйственно-культурная типология народов мира в настоящее время находится еще на стадии разработки. Из двух ее плоскостей, географической и исторической, чаще всего рассматривается первая. Кроме довольно большого количества схем регионального охвата, здесь имеются две попытки применить этот принцип классификации в глобальном масштабе: схема хозяйственно-культурных типов XV в. (Чебоксаров, Чебоксарова, 1971, с. 174—215) и XIX—XX вв. (Андрианов, Чебоксаров, 1972, с. 14—16). В рамках географически ориентированного исследования, особенно на региональном уровне, нередко обращается внимание на генетическое соотношение выделяемых типов. Однако, в целом историко-генетический аспект хозяйственнокультурной типологии исследован слабее географического и нуждается в разработке как с точки зрения выяснения механизма смены конкретных типов, так и с точки зрения построения развернутой в глобальном масштабе хронологической системы хозяйственно-куль- турных типов. Особенно это касается стадиально наиболее древних типов, менее всего рассмотренных в этнографической литературе.

Первоначальная группировка типов содержала три подразделения: ХКТ присваивающей экономики, ХКТ мотыжного земледелия и животноводства и ХКТ пашенного (плужного) земледелия. Каждая из этих групп отличалась от предыдущей более высокой производительностью труда и нарастающей величиной прибавочного продукта (Линь Яо-хуа, Чебоксаров, 1961, с. 6—8). Позднее эта схема была детализирована как за счет увеличения числа типов (30 вместо 20),

изменения выразились в обособлении группы трансформированных ХКТ, группы скотоводческо-земледельческих ХКТ и в более дробном рассмотрении типов производящей экономики, основанной на ручном труде. Они были подразделены на три группы, отличающиеся одна от другой соотношением производящего и присваивающего хозяйства, а в рамках производящего — земледелия и скотоводства. Кроме того, был приведен перечень зон современного аграрного производства, генетически связанных с хозяйственно-культурными типами (Андрианов, Чебоксаров, 1972, с. 14—16; Андрианов, 1978, с. 16—20). Недавно этого круга вопросов коснулся и Г. Е. Марков. Он счел целесообразным несколько упростить крупные группы типов, теснее увязав их с крупными этапами социально-экономического развития. Схема приобрела вид: типы присваивающей экономики, типы с сочетанием ручного земледелия и отраслей присваивающей экономики, ХКТ с мотыжным земледелием при незначительной роли скотоводства, ХКТ кочевого и полукочевого скотоводства, типы плужного земледелия и, наконец, современный агропромышленный комплекс. Упорядоченная таким образом схема была сопоставлена автором с периодизацией Моргана — Энгельса (1979, с. 150).

Группы ХКТ являются высшим таксономическим звеном хозяйственно-культурной типологии, и поскольку всякая типология отражает цели вызвавшего ее исследования, эти группы выступают вполне надежным индикатором теоретической направленности концепции. Из изложенных выше схем, особенно схемы Г. Е. Маркова, хорошо видно, что хозяйственно-культурная типология, взятая в ее историческом аспекте, нацелена на исследование истории хозяйства и материальной культуры. Вся совокупность конкретных ХКТ сводится к нескольким большим группам, которые выделяются в соответствии с основными этапами хозяйственного развития и, в конечном счете, к таким абстрактным понятиям как «охота», «земледелие» и т. д. Эти понятия, если их поставить в определенную связь, также будут отражать историю хозяйства, но будут отражать ее лишь в самом общем виде, так как это делалось в схемах Листа, Хана, Бюхера (см. : Андрианов, 1968, с. 23, 24). Периодизируя историю общества по развитию его хозяйства, они брали хозяйство в «чистых формах», которые практически не имели выхода на реальность экономической жизни общества и были не в состоянии с необходимой точностью воспроизвести логику ее развития.

Концепция ХКТ исследует ту же предметную область, но подход к ней здесь совсем иной. Понятие ХКТ — понятие конкретное, и его задача как раз и состоит в том, чтобы передать хозяйство (и культуру) в его специфической историко-географической конкретности. Другими словами, понятие ХКТ является инструментом конкретно-исторического анализа хозяйственной истории, необходимым промежуточным моментом в процессе ее теоретического осмысления. Принимая во внимание явно выраженный географический подход концепции, сказанное можно уточнить, определив понятие ХКТ как инструмент

.1                            л-гаПЛ„пммгт nnoouuv rv^nfPPTR Ич RPPX

возможных аспектов приложения концепции именно этот наиболее всего соответствует содержанию понятия, тогда как все остальные есть не более как производные от его основного, экономико-географического содержания.

Отсюда вытекает возможность отнесения ХКТ к числу средств палеоэкономического направления археологических исследований. Метод палеоэкономических реконструкций, предложенный С. Н. Бибиковым и уже неоднократно применявшийся при изучении самых различных обществ древности, доказал свою эффективность при исследовании широкого спектра экономических явлений. Часть из них—тип хозяйства, тип жилищ и поселений, техническая оснащенность хозяйственной деятельности, образ жизни и т. д.— входят в содержание ХКТ, часть — демографические характеристики населения, оценка экономического потенциала производства и т. п.— выходят за его рамки.

Почти все явления, описываемые ХКТ, располагают достаточно надежными реперами в археологическом материале, доступны простому наблюдению. Это позволяет рассматривать понятие ХКТ, исследуемого в качестве первого этапа его палеоэкономической реконструкции. На этом же этапе выполняется и такое обязательное условие палеоэкономического исследования как анализ природных условий хозяйственной деятельности.

Это только одна сторона вопроса. Изучение экономики как современной, так и древней предполагает географический подход к экономическим явлениям, исследование территориальных проявлений производственной деятельности людей. Такого рода проблемы составляют предмет экономической географии, дисциплины, являющейся важной отраслью экономического знания (Саушкнн, 1973, с. 4, 5). Следовательно, палеоэкономика, если ее понимать как раздел экономической науки, трактующей вопросы экономического устройства древних обществ, должна включать в себя и экономико-географический аспект исследования.

ХКТ является не просто типом экономики (хозяйства) первобытного общества. В силу того, что концепция ХКТ характеризуется ярко выраженным географическим подходом, она выступает одним из вариантов экономического районирования, а ХКТ, которые в этом контексте, вероятно, лучше обозначать термином А. П. Окладникова — «хозяйственно-культурные области» (1940, с. 5—14), соответственно, экономическими районами древности. О правомерности такого толкования, кроме содержания понятия и практики его применения, свидетельствуют попытки увязать ХКТ с общественным территориальным разделением труда, являющимся фундаментальной категорией экономико-географической науки и тот факт, что историко-хроно- логическая схема ХКТ своим верхним рубежом имеет эпоху капитализма, т. е. именно то время, когда происходит сложение современных экономических районов. Об этом же свидетельствует и внимание к этой концепции со стороны специалистов в области экономической географии (Саушкин, 1973, с. 227; Вольф, Дмитриевский,

1ЛП1

Специфической особенностью ХКТ как экономических районов- древности является то, что они, будучи выделены по ведущим особенностям основной для первобытности пищевой сферы производства, фиксируют прежде всего сельскохозяйственные районы. Благодаря этому обстоятельству ХКТ лучше согласуется с пониманием предмета палеоэкономики как совокупности отраслей народного хозяйства (Массон, 1976, с. 3), которое позволяет без существенных оговорок определить ХКТ как экономико-географический аспект палеоэкономики.

Алексеев В. П. Историческая антропология.— М. : Выс. шк., 1979.— 215 с.

Александренков Э. Г. Диффузионизм в зарубежной западной этнографии.— В кн.: Концепции зарубежной этнологии. М., 1976, с. 26—67.

Андрианов Б. В., Чебоксаров Н. Н. Хозяйственно-культурные типы и проблема их картографирования.— СЭ, 1972, № 2, с. 3—16.

Андрианов Б. В., Чебоксаров Н. Н. Историко-этнографические области : пробл. ист.-этногр. районирования.— СЭ, 1975, № 3, с. 15—25.

Андрианов Б. В. Хозяйственно-культурные типы и исторический процесс.— Там же, 1968, № 2, с. 22—34.

Андрианов Б. В. Географическая среда и проблема зарождения земледелия.— В кн.: Первобытный человек и природная среда. М., 1974, с. 217—295.

Андрианов Б. В. Земледелие наших предков.— М. : Наука, 1978.— 165 с.

Андрианов Б. В. К методологии исторического исследования проблем взаимодействия общества и природы.— В кн.: Общество и природа. М., 1981, с. 250—261.

Арутюнов С. А., Хазанов А. М. Археологические культуры и хозяйственнокультурные типы : проблема соотношения.— В кн.: Проблемы типологии в этнографии. М., 1979, с. 140—147.

Вайнштейн С. И. Историческая этнография тувинцев : Проблемы кочевого хозяйства.— М. : Наука, 1972.— 240 с.

Вереш П. Т. Хозяйственно-культурные типы и проблемы этногенеза венгерского народа.— В кн.: Проблемы типологии в этнографии. М., 1979, с. 179—188.

Вольф М. Б., Дмитриевский Ю. Д. География мирового сельского хозяйства.—М. : Мысль, 1981.— 327 с.

Генинг В. Ф. Этнический процесс в первобытности.— Свердловск : Изд-во Уральс. ун-та, 1970.— 125 с.

Гладких М. И. Прикарпатская зона хозяйственно-культурного типа охотников и собирателей позднего палеолита.— В кн.: Новые открытия советских археологов: Тез. докл. Киев : 1975, ч. 1, с. 56—57.

Гладких М. И. К вопросу о разграничении хозяйственно-культурных типов и историко-этнографических областей позднего палеолита.— В кн.: Палеоэкология древнего человека. М., 1977, с. 112—117.

Захарук /О. Я. Об одной концепции археологической культуры.— В кн.: Первобытная археология : поиски и находки. Киев, 1980, с. 256—259.

Кабо В. Р. Теоретические проблемы реконструкции первобытности.— В кн.: Этнография как источник реконструкции истории первобытного общества. М., 1979, с. 60—107.

Кобищанов Ю. М. Африканские феодальные общества : воспроизводство и неравномерность развития.— В кн.: Африка : возникновение, отсталость и пути развития. М.,              1974, с. 85—290.

Левин М. Г. К проблеме исторического соотношения культурно-хозяйственных типов Северной Азии.— КСИЭ, 1947, II, с. 11—23.

‘ Левин М. Г., Чебоксаров Н. Н. Хозяйственно-культурные типы и историкоэтнографические области: К постановке вопр.— СЭ, 1955, № 4, с. 3—17.

Линь ЯО’Хуа, Чебоксаров И. Н. Хозяйственно-культурные типы Китая.— ТИЭ, н. с., М., 1961, 73, с. 5—46.

Марков Г. Е. Проблема сравнительной археологической и этнографической типологии культуры.— В кн.: Проблемы типологии в этнографии. М. , 1979,

Массон В. М. Экономика и социальный строй древних обществ.— JI. : Наука, 1976.— 190 с.

Окладников А. П. Неолитические памятники как источники по этнографии народов Сибири и Дальнего Востока.— КСИИМК, 1940, 9, с. 5—14.

Окладников А. Я. К изучению начальных этапов формирования народов Сибири.—СЭ, 1950, N° 2, с. 36—52.

Першиц А. И. Этнография как источник первобытнонсторических реконструкций.— В кн.: Этнография как источник реконструкции истории первобытного общества. М., 1979, с. 26—42.

Решетов А. М. Основные хозяйственно-культурные типы ранних земледельцев.— В кн.: Ранние земледельцы. Л., 1980, с. 34—42.

Саушкин Ю. Г. Экономическая география : история, теория, методы, практика.— М. : Мысль, 1973.— 560 с.

Сванидзе И. А. Сельское хозяйство и аграрный строй Тропической Африки.— М. : Наука, 1977.— 215 с.

Толстое С. П. Очерки первоначального ислама.— СЭ, 1932, N° 2, с. 20—36.

Толстое С. П. Некоторые проблемы всемирной истории в свете данных современной исторической этнографии.— ВИ, 1961, № 11, с. 107—118.

Чебоксаров Н. Н., Чебоксароеа И. JI. Народы, расы, культуры.— М. : Наука, 1971.— 256 с.

Чеснов Я• В. О социально-экономических и природных условиях возникновения хозяйственно-культурных типов.— СЭ, 1970, № 6, с. 15—26.

Чеснов Я• В. Теория «культурных областей» в американской этнографии.— В кн.: Концепции зарубежной этнологии. М., 1976, с. 68—95.

Чеснов Я. В. Об этнической специфике хозяйственно-культурных типов.— В кн.: Этнос в доклассовом и раннеклассовом обществе. М., 1982, с. 109—124.

Чернецов В. //. Этнокультурные ареалы в лесной и субарктической зонах Евразии в эпоху неолита.— В кн.: Проблемы археологии Урала и Сибири. М., 1973, с. 10—17.

Grunert Н., Konig W. Die Nomadenviehzucht als wirtschaftlich-kultureller Тур.— EAZ, 1974, 15, S. 430—463.

Grunert H., Guhr G. Urgesellschaftliche Produktionsweise.— In.: Handbuch Wirt- schaftsgeschichte, Bd. 1, Berlin, 1981, S. 265—316.

Herrmann J. Archaologische Kulturen und Sozialokonomische Gebiete.— EAZ, 1965, 6, S. 97—128.

Treide D. Zur wirtschaftlichen Klassifizierung und Typisirung in der Ethnographic.— EAZ, 1982, 23, S. 570—600.