<<
>>

Е.В. Ковычев Забайкальский государственный гуманитарно-педагогический университет им. Н.Г. Чернышевского, г. Чита, Россия о некоторых знаковых аспектах изучения шилкинских городищ

  Среди памятников железного века Восточного Забайкалья особое место принадлежит укреплённым городищам бассейна р. Шилка. На фоне других поселений данного региона они выделяются наличием одного, двух, а в ряде случаев и четырёх оборонительных рвов и валов, которые окружают городища по периметру или располагаются в наиболее уязвимых и не защищённых природой местах.
Городища сосредоточены в нижнем течении р. Шилка, в прямой видимости друг от друга на сравнительно небольшом участке в 55 км: от с. Верхние Куларки — до окрестностей с. Горбица, захватывая при этом обе стороны р. Шилка и приустьевую часть р. Чёрная. В настоящее время таких городищ насчитывается одиннадцать. Семь из них при этом располагаются на уплощённых вершинах утёсов и сопок, круто спускающихся в долины рек Шилка и Чёрная (на высоте 60-100 м), а четыре городища — в пойме р. Шилка, где они занимают береговые террасы высотой 8-12 м. Датировка и этническая принадлежность городищ до конца не определены; материалы, полученные при исследовании их, опубликованы в самой лаконичной форме.

Вместе с тем, первые сведения о городищах относятся ещё к 1915 г., когда ими заинтересовались члены Общества изучения забайкальского казачества, в том числе председатель Войскового хозяйственного правления, полковник П. Орлов и горный инженер А.Н. Банщиков. Они осмотрели шесть древних, как они писали, «городков» по р. Шилка: Шилкинский, Куларский, Лучайский, Горбиченский, Аморойский и Усть-Чернинский. Два городка при этом остались неосмотренными: Нижний и Верхний Алангинские. Было отмечено, что «все без исключения городки занимают сравнительно небольшие площадки, расположенные почти на неприступных горах, имеющих своими склонами отвесные скалы, спускающиеся или к р. Шилке ... или к озеру, расположенному у подножия». Лишь около Куларского и Чернинского городков не было ни реки, ни озера. В плане городки имели вид прямоугольника или неправильного многоугольника и были окружены снаружи земляным валом и рвом.

Внутри этих «оград» располагались квадратные ямы (жилища) со стороной в две сажени и глубиной от полуаршина до одной сажени, причём в каждом городке обязательно встречались одна-две ямы более крупные по размерам, чем остальные. Число таких ям в разных городках было различно: в Шилкинском, например, 22 ямы, в Усть- Чернинском около 70, причём ещё одной особенностью данного городка было наличие двух рвов и вала между ними.

Исследователи не ограничились только внешним осмотром городищ, но и произвели на одном из них — Горбиченском — небольшие раскопки. Разрез вала и рва показал, что они не имели никаких дополнительных деревянных частей — окладов, балок и т.д.; зато пробитые в трёх ямах шурфы выявили посреди каждой ямы (на глубине в одну сажень) обожжённые камни и остатки угля, указывающие на то, что «здесь было огневище». По соседству с «огневищем» были найдены: «конская нога, с бабкой, кости птиц, рёбра круглые, а также черепки глиняной посуды, без муравы, грубой работы». На одном таком черепке имелся в качестве украшения «идущий кругом сосуда гладкий гуртик». тут же были найдены куски бересты и обломок железного ножа (З. Н., 1915: 89-91).

В 1954 г. городища были осмотрены А.П. Окладниковым, который заложил на некоторых из них (Витчик, Усть-Чёрная, Кантога) небольшие шурфы и раскопы на месте землянок и рвов (Окладников, Ларичев, 1999: 12-13). среди находок в них следует отметить черепки керамики «амурского» типа, куски бересты (в том числе прошитой и орнаментированной), плоские каменные плитки, напоминающие зернотёрки, железные ножи, глиняные льячки, оплавленные шлаки, кости различных животных (прежде всего свиньи и лошади), обработанные рога косули и марала, альчики с отшлифованными плоскостями, а также раковины беззубки. исследование этих городищ позволило учёному сделать предварительный вывод о том, что «в первом тыс. н.э. какое-то из амурских мохэских племён, занимавшихся земледелием и скотоводством, распространяется вверх по Шилке. Здесь они жили тесно сплочёнными родовыми массивами, всегда готовые к защите и самообороне от любой опасности, по-видимому, вполне вероятной в те времена».

Этими племенами он считал «мохэ-чернореченцев» («хэйшуй-мохэ», китайских хроник) (Окладников, 1955: 25-26).

Материалы экспедиции А.П. Окладникова и первоначальный вывод его о мохэской принадлежности шилкинских городищ неоднократно использовались затем исследователями при реконструкции этнической и культурной истории народов Верхнеамурского региона. Однако сам А.П. Окладников по поводу этнической принадлежности шилкинских городищ, а также одновременных им погребений бурхотуйской культуры, открытых в большом количестве на территории Восточного Забайкалья, позднее высказывался иначе. Он справедливо стал считать эти памятники принадлежащими разным группам верхнеамурских племён шивэй. Значительная часть их признавалась учёным монголоязычной, а другая часть, которой, как он считал, могли принадлежать шилкинские городища, в культурном, хозяйственном и, возможно, в языковом отношениях была ближе к тунгусо-маньчжурам, — т. е. к тем же мохэ (ср.: Деревянко, 1981: 254). Речь шла не просто о смещении акцентов в этнической интерпретации восточно-забайкальских памятников, но и о существенных коррективах в разработке сложных проблем этно-культурной истории всего верхнеамурского региона.

Учёный писал, например, что в «I тыс. н.э. население долины Онона находилось в определённых культурно-этнических связях с племенами Амурского края, а может быть, было им родственно (выделено нами. — Е.К.). В целом же оно могло входить в ту группу племён «больших шивэй», которых не без основания можно считать «протомонголами» (Окладников, 1975: 19). В отношении монголоязычности «больших шивэй» и месторасположения их он, скорее всего, ошибался. В китайских источниках «большие шивэй» («да-шивэй») помещаются на берегах р. Шицзяньхэ (т. е. Аргуни и Верхнего Амура), «за большими горами», в которых можно видеть хребты Большого Хингана (Материалы.., 1984: 141, 361). Что касается языка «больших шивэй», то, как показала Л.Л. Викторова, они, возможно, даже не входили в круг монголоязычных племён (Викторова, 1958: 55, 58).

Кем они были — остаётся загадкой. с.П. Нестеров считает их, например, предками северных тунгусов, проживавших до VI в. на севере Забайкалья и юга Якутии, а в конце VI — нач. VII в. мигрировавших в бассейны Шилки и Верхнего Амура. Здесь они, по его мнению, «потеснили» к западу, востоку и югу местные (шивэйские. — Е.К.) племена и «заняли земли между си шивэй, мэнъу и лоцзу шивэй» (Нестеров, 1995: 111, 113; он же, 1998: 18-19).

Непонятной остаётся только причина, толкнувшая данные племена на переселение и массовый характер исхода их из мест первоначального обитания. В условиях горно-таёжного Забайкалья и Южной Якутии собрать воедино рассеянные на огромной территории группы охотников и рыболов и подвигнуть их на переселение, а тем более «потеснить» небольшими силами сразу несколько племенных объединений шивэй — представляется просто невероятным. В китайских источниках «большие шивэй» представлены в качестве крупного этнического подразделения, которое упоминается наряду с другими, основными группами шивэй. Такими они были и в VI, и в IX вв., когда приняли к себе основную часть бежавших от кыргызов уйгуров и распределили беглецов между своими «семью родами». Кыргызскому министру А-бо потребовалось 70000 солдат, чтобы принудить шивэй вернуть уйгуров обратно: на север от Гоби (Малявкин, 1974: 28, 30). Можно полагать поэтому, что никакого переселения «больших шивэй» не было, а указания ранних источников относительно первоначального месторасположения их были ошибочными и происходили от плохого знания первыми информантами ситуации на Верхнем Амуре (ср.: Нестеров, 1998: 17-18).

Авторы коллективной монографии «Кочевники Забайкалья в эпоху средневековья (по материалам погребений)» И.В. Асеев, И.И. Кириллов и Е.В. Ковычев связывали памятники I тыс. н.э. (в том числе городища), обнаруженные в бассейнах рек Шилки, Нерчи и Куэнги, с племенами «шеньмохын (шеньмода) — шивэй» («от реки получивших название»). При этом, однако, признавалось, что в составе шивэй были племена разных культурно-хозяйственных и языковых групп, что не исключало в дальнейшем возможности корректировки вопросов этнической принадлежности данных памятников (Асеев и др., 1984: 124-126).

Частично такая корректировка была проведена применительно к памятникам дарасунской культуры, погребения которой распространены в бассейнах рек Нерчи, Куэнги и Шилки (до с. Фирсово включительно) (Кириллов и др., 2000: 72). Эти погребения были отнесены к малоизвестным племенам токуз- татар («девять татар»), тюркских рунических надписей. Судя по вещевому комплексу, обнаруженному в погребениях, материальная культура этих племён была близка культуре древних тюрок, а сами токуз-татары, как сообщают надписи, выступали союзниками токуз-огузов (т. е. уйгуров), принимая активное участие в борьбе с тюрками-тугю за независимость (Кириллов и др., 2000: 72). Как писал С.Г. Кляшторный: «В 40-х гг. VIII в. они, вместе с другими огузскими племенами, участвуют в гражданской войне внутри каганата, а после краха уйгурского каганата, вместе с токуз-огузами мигрируют в Восточный Туркестан» (Кляшторный, 1964: 42).

Глубокое проникновение памятников дарасунской культуры в районы Нижней Шилки позволяет поэтому не сомневаться в том, что «токуз-татары» оказали в VII — IX вв. мощное воздействие на шилкинские и верхнеамурские племена шивэй. Через них элементы тюркской культуры проникали, видимо, в самые отдалённые уголки этого края. С другой стороны, в материалах дарасун- ских погребений можно найти элементы, связывающие их с памятниками амурского региона. Речь идёт, в первую очередь, о сосудах, украшенных по венчику налепными валиками, рассечённых косыми или крестообразными насечками. Керамику с таким орнаментом с.П. Нестеров отнёс к выделенному им «талакан- скому» типу. В основном это горшки яйцевидной формы, с сильно зауженным дном и расширенной горловиной. тулово, как правило, не орнаментировано, но на некоторых сосудах под лощением читаются следы вафельного орнамента (Мыльникова, 2002: 97).

Отметим, что талаканские горшки по форме и по оформлению венчиков действительно имеют глубокие аналогии в керамике амурского региона. Зато по орнаменту они ближе к сосудам из Восточного Забайкалья.

Орнамент в виде косых или крестообразных насечек на венчике и на налепном валике является традиционным и широко распространённым в культурах Восточного Забайкалья начиная с эпохи бронзы и раннего железа. Фрагменты керамики с таким орнаментом найдены на многих поселениях рек ингода, Онон, Нерча, Куэнга и Шилка; они присутствуют в материалах жертвенников и плиточных могил Восточного Забайкалья. Но самое любопытное заключается в том, что такая же керамика найдена в верхних слоях поселений, датируемых серединой I тыс. н.э. (например, на поселении Лукжен-1, у станции Жирекен, на р. Алеур) и в погребениях дарасунской культуры. Однако, в отличие от «талаканских» горшков, «дарасунские» сосуды относятся к типу банок, имеют укороченные пропорции и почти всегда орнаментированы по тулову вафельными отпечатками (ср.: Кириллов и др., 2000: рис. 74, 38-39; Мыльникова, 2002: 97).

Всё это вместе взятое только подчёркивает специфику исторического развития данного региона в середине и во второй половине I тыс. н.э. Здесь, на границе амурской тайги и монгольской степи, закручивался сложный клубок отношений между монголоязычным миром полуоседлых племён шивэй и тюркоязычным миром кочевников Забайкалья и Монголии. с другой стороны, можно предполагать, что именно опасность, исходившая для местных племён со стороны степи заставляла полуоседлое население бассейнов рек Шилки и Верхнего Амура окружать свои посёлки глубокими рвами и валами, а по возможности, занимать высокие труднодоступные площадки гор. Мы обратили внимание на то, что большинство таких площадок ориентировано на южный и юго-западный сектор (т.е. на верхнее течение реки) и с них хорошо просматривается пойма Шилки. Большинство городков расположено в прямой видимости друг от друга, что также важно для предупреждения возможной опасности. Это своего рода «укрепрайон», на дальних подступах к шивэйскому миру из степных районов Забайкалья.

О принадлежности шилкинских городищ шивэй писала в своих работах Е.и. Деревянко, но она прямо причисляла шилкинских шивэйцев к тунгусоманьчжурским племенам, родственным мохэ (Деревянко, 1981: 89, 253-255). Восточное Забайкалье, Верхний Амур, северо-Восточная Монголия, с её точки зрения, были теми районами, «где формировалась протомохэская культура» и добавляла, при этом, что сходство мохэ и других племён в общественном строе, культуре, религии, хозяйстве может объясняться, «во-первых, общим генезисом этих племён, во-вторых — тесными культурными и торговыми контактами» (Деревянко, 1981: 256).

На последние слова исследователя вообще нужно обратить особое внимание, поскольку именно здесь лежит ключ к разгадке многих этно-генетических проблем истории не только Восточного Забайкалья, но и всего Верхнего Амура.

То сходство, которое наблюдается в системе укреплений шилкинских и амурских городищ, в их месторасположении, в планировке, в конструкции жилых землянок, в материальной культуре, а также в формах хозяйства (охота, рыболовство, оседлое скотоводство, отчасти, земледелие), безусловно, свидетельствует в пользу выводов А.П. Окладникова и Е.И. Деревянко. Такое сходство могло проявиться или у народов, изначально родственных друг другу, или живущих долгое время по соседству — в одинаковых природно-климатических условиях, при постоянных контактах друг с другом. Мохэсцы Приамурья и шивэйцы бассейна Шилки этим условиям соответствовали. Китайские источники прямо указывают на ближайшее соседство их, а археологические материалы этот вывод подтверждают.

Вопросы этнической идентификации шилкинских городищ особенно остро встали после разведочных работ И.И. Кириллова и Е.В. Ковычева в среднем и нижнем течении р. Шилка в 1992 г. В рамках проводившейся тогда сплошной паспортизации шилкинских памятников были выявлены десятки новых объектов на участке от станции Приисковой Нерчинского района до истоков Амура (поселение Усть-Стрелка). В поле зрения исследователей попали многие неучтённые до этого поселения «неукреплённого» типа (селища), а также все известные на тот период укреплённые городища. На некоторых из них были заложены небольшие раскопы. Однако стационарные исследования на этих городищах стали проводиться только в 2007-2008 гг.

На многослойном городище ПроезжаяЛ (по А.П. Окладникову — городище Кантога) работы велись сотрудниками Верхнеамурской археологической экспедиции Забайкальского государственного гуманитарно-педагогического университета под руководством автора статьи и при активной поддержке работников Нерчинского межрайонного краеведческого музея и его директора А.Ю. Литвинцева, а также директора Борзинского районного краеведческого музея Г.И. Беломестнова и учителей-краеведов Первомайской средней школы Е.В. и И.А. Скляровых. На городище Усть-Чёрная в эти же годы работы проводились Благовещенским отрядом Института археологии и этнографии СО РАН под руководством С.В. Алкина и сотрудников Читинского областного краеведческого музея им. А.К. Кузнецова под руководством В.В. Нестеренко.

На указанных городищах сразу же было вскрыто несколько жилых комплексов (землянок), расчищены хозяйственные ямы и межжилищные пространства, сделаны разрезы оборонительных рвов и валов. На городище Проезжая-1, по кромке берегового обрыва реки Шилки, была заложена тридцатиметровая стратиграфическая траншея, позволившая увязать слои городища с разными типами жилищ, зафиксированных внутри поселения, а вместе с тем, проследить конструкцию землянок на общем фоне берегового обрыва. Впервые был получен массовый и чрезвычайно разнообразный материал, включивший в себя керамику, предметы быта, вооружения, украшения, остатки хозяйственной и производственной деятельности — в том числе, каменные плиты-наковаленки, тигли, льячки, металлургические шлаки, берестяные шкатулки, кости животных, птиц, рыб, створки раковин беззубки и т.д. Внутри землянок были раскрыты очажные комплексы, места для хранения запасов продовольствия (ямы- кладовки), перекрытые сверху крышками, и остатки деревянных конструкций в том числе лежанки из досок, расположенные вдоль южных и северных стенок землянок. В период проведения данных работ нами было открыто ещё одно, неизвестное ранее, укреплённое городище — Листвяное (Проезжая-11), расположенное на скальном утесе, в трех км к СВ от городища Проезжая-1. Из него также был получен археологический материал в виде фрагментов керамики, раковин, металлургических шлаков, костей животных и т. д.

Казалось бы, что полученные материалы должны были снять вопрос об этнической составляющей этих городищ, но на деле этого не произошло. Незадолго до начала исследований шилкинских городищ С.П. Нестеровым, а затем С.В. Алкиным было сделано предположение, что они принадлежат дальневосточным племенам сумо мохэ, создавшим в конце VII в. на территории Приамурья государство Чжень (Бохай).

В изложении С.П. Нестерова это выглядело следующим образом. Политические потрясения конца VII-VIII вв., связанные с образованием государства Бохай, привели к колонизации мохэским, бохайским населением многих районов Приамурья. Бохайцы появились на исконных землях бэй шивэй в Зейско- Буреинском районе и на территории хэйшуй мохэ в Уссурийско-Сунгарийском районе. Хэйшуй мохэ бежали, при этом, на Амур, через «единственный удобный проход между Ильхури-Алинем и западными отрогами Малого Хингана». Этим же путём пришли вслед за ними на Амур и бохайцы (т.е. сумо мохэ). Будучи близкородственными, хэйшуй мохэ и бохайцы довольно быстро пришли к «территориальному равновесию» (?), и на стыке их появилось смешанное население (Нестеров, 1998: 94).

Далее следовал совершенно невероятный вывод о том, что «пришлое бо- хайское население оказалось достаточно активным и быстро освоило земли на запад по Амуру, вплоть до Шилки (городища на г. Витчик и у дер. Луженки), а также на восток до р. Буреи (стоянки Сухие Протоки-1 и 2)». Можно поздравить исследователя с тем, что он расширил границы бохайского государства более чем в пять (!) раз. И это при том, что, как писал сам С.П. Нестеров «Амур западнее Малого Хингана не входил в ареал формирования мохэ. В том районе они были пришлым населением и появились здесь не ранее VIII в.: первоначально хэйшуй мохэ, затем бохайские (сумо) мохэ» (Нестеров, 1998: 94). Автора не смутило даже то, что и тем и другим пришлось бы прорываться на Шилку через массу племенных группировок шивэй, проживавших в бассейнах обеих рек, в том числе через владения «больших шивэй», которых С.П. Нестеров помещает в это время на берегах Верхнего Амура (см.: Нестеров, 1998: 18-19).

Если бы это было так, то в материалах шилкинских городищ (также как и селищ) обязательно бы проявилось воздействие высокой культуры раннефеодального государства Бохай. Кому, как не бохайцам, быть носителями этой культуры и кому, как не им, распространять её среди «нецивилизованных» народов северной периферии? Но этого влияния в шилкинских памятниках нет, как нет в танских летописях сведений о переселении бохайских (сумо) мохэ на север (Нестеров, 1998: 95). А есть сходство материальных культур населения Шилки с традиционными культурами народов Приамурья. Это сходство нашло отражение в планиграфии жилых посёлков, в конструкции отдельных типов жилищ, частично в керамике, в наборе орудий труда и оружия и в основных видах хозяйственной деятельности.

Но наряду с этим можно отметить и весьма существенные различия. В шилкинских городищах, например, найдена керамика, украшенная оттисками колотушки, перевитой грубыми нитями; керамика с оттисками многоярусного арочного штампа; с многоступенчатым угловым штампом; прочёсами по плечикам; с ромбическими или квадратными вафельными отпечатками, причём разных размеров и т. д.. Оттиски колотушки и лопаточки покрывают при этом всю поверхность сосудов, что в принципе не характерно для керамики амурских племён мохэ. В шилкинских городищах найдено также большое число под- шлифованых и украшенных рисунками и насечками астрагалов баранов (аль- чиков), которые, очевидно, использовались для игры в кости. Несколько таких астрагалов хранились в берестяной шкатулке. Она была обнаружена в одной из землянок городища Проезжая-! В мохэских памятниках обычно встречаются лошадиные бабки.

Можно упомянуть, также, о ямах-кладовках, обложенных по бокам досками и перекрытых сверху крышками, о железных гвоздях, которыми скреплялись доски перекрытия жилищ с несущими конструкциями (что также не характерно для мохэ — Деревянко, 1981: 97) и т. д. Но самым любопытным фактом, не зафиксированным ни в одном мохэском или бохайском городищах, явилось обнаружение в землянках ритуальных захоронений молодых собак. Они обнаружены в трёх жилищах городища Проезжая-! Непотревоженные скелеты собак располагались на полу жилищ, в центральной их части или у стенок. Одна собака лежала на левом боку, вторая на спине, а ещё две — на животе. Лапы собак были подтянуты к животу, морды вытянуты к востоку. На ритуальный характер захоронения собак указывало то, что рядом с мордой одной из них был найден фрагмент железного шила, а у морды другой собаки — перпендикулярно погребению, но на одной линии, — лежали железный наконечник стрелы и по бокам две большие створки раковин. Можно предположить, что умерщвлённые собаки были оставлены в жилищах преднамеренно: после откочёвки хозяев, они должны были охранять данные жилища от чужих. После пожара на городище собаки оказались погребёнными под рухнувшей кровлей.

Даже этот краткий перечень различий свидетельствует о самобытности культуры, присущей племенам бассейна р. Шилки. А это, в свою очередь, позволяет соотносить её с племенами шивэйского этнического комплекса.

Литература

Асеев И.В., Кириллов И.И., Ковычев Е.В. Кочевники Забайкалья в эпоху средневековья (по материалам погребений). — Новосибирск, 1984.

Викторова Л.Л. К вопросу о расселении монгольских племён на Дальнем Востоке в IV в. до н.э. — XII в. н.э. // Уч. зап. ЛГУ — Л., 1958. — № 256.

Деревянко Е.И. Племена Приамурья: I тысячелетие нашей эры. Очерки этнической истории и культуры. — Новосибирск, 1981.

«З.Н.» Древние «городки» // Вестник Азии. — Харбин, 1915. — № 35-36.

Кириллов И.И., Ковычев Е.В., Кириллов О.И. Дарасунский комплекс археологических памятников. Восточное Забайкалье. — Новосибирск, 2000.

Кляшторный С.Г. Древнетюркские рунические памятники как источник по истории Средней Азии. — М., 1964.

Малявкин А.Г. Материалы по истории уйгуров в 1Х — ХП вв. // История и культура Востока Азии. — Новосибирск, 1974. — Т. 2.

Материалы по истории кочевых народов группы дунху / Введение, перевод и комментарии В.С. Таскина. — М., 1984.

Мыльникова Л.Н. О технико-технологических аспектах изготовления керамики талаканской и михайловской культур // Россия и Китай на дальневосточных рубежах. 3. — Благовещенск, 2002.

Нестеров С.П. Народы Приамурья в эпоху раннего средневековья. — Новосибирск, 1998.

Нестеров С.П. Северные шивэй в Приамурье // Традиционная культура Востока Азии: археология и культурная антропология. — Благовещенск, 1995.

Окладников А.П. Археологические работы на Дальнем Востоке в 1954 г. // Тезисы докл. на сессии отделения истор. наук, пленуме ИИМК и сессии Уч. совета ИЭ, посвященных итогам археол. и этногр. исследований 1954 г. — М., 1955.

Окладников А.П. Древнее Забайкалье (Культурно-исторический очерк) // Быт и искусство русского населения Восточной Сибири. Ч. П. Забайкалье. — Новосибирск, 1975.

Окладников А.П., Ларичев В.Е. Археологические исследования в бассейне Амура в 1954 году. // Традиционная культура Востока Азии. — Благовещенск, 1999. — Вып. II. 

<< | >>
Источник: А.В. Харинский. Социогенез в Северной Азии: материалы 3-й научно-практической конференции (Иркутск, 29 марта — 1 апреля, 2009 г.) — иркутск: изд-во ирГту. — 241 с     . 2009

Еще по теме Е.В. Ковычев Забайкальский государственный гуманитарно-педагогический университет им. Н.Г. Чернышевского, г. Чита, Россия о некоторых знаковых аспектах изучения шилкинских городищ:

  1. Учебная программа для педагогических университетов и педагогических отделений классических университетов Разработана доктором педагогических наук, профессором кафедры неорганической химии и методики преподавания химии МПГУ Г. М. Чернобельской
  2. ФИГУРЫ ДОБАВЛЕНИЯ В ГАЗЕТНОМ ТЕКСТЕ (НА МАТЕРИАЛЕ ЖАНРОВ РЕКЛАМНОЙ ЗАМЕТКИ И ОБЪЯВЛЕНИЯ) Г.В. Бобровская Волгоградский государственный педагогический университет
  3. ФУНКЦИИ ЗНАКОВ КОСВЕННО-ПРОИЗВОДНОЙ НОМИНАЦИИ В ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОМ ТЕКСТЕ К.И. Декатова Волгоградский государственный педагогический университет
  4. ГЛАВА 4. СТРАТЕГИЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПОЛИТИКИ В ОБЛАСТИ СОЦИАЛЬНО-ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ ПОМОЩИ ЛИЦАМ С ОГРАНИЧЕННЫМИ ВОЗМОЖНОСТЯМИ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
  5. КОНСТРУИРОВАНИЕ ВИРТУАЛЬНОЙ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЙ СРЕДЫ (ВОС) В СФЕРЕ ПРЕПОДАВАНИЯ ФИЛОСОФИИ В УРАЛЬСКОМ ГОСУДАРСТВЕННОМ ПЕДАГОГИЧЕСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ Никитин ГМ.
  6. ГЛАВА II ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АППАРАТ ПЕРИОДА ОБРАЗОВАНИЯ ЦЕНТРАЛИЗОВАННОГО ГОСУДАРСТВА И УСТАНОВЛЕНИЯ САМОДЕРЖАВИЯ В РОССИИ (КОНЕЦ XV - НАЧАЛО XVII вв.)
  7. Идеи С. Л. Рубинштейна о жизненном пути и их развитие в российском государственном педагогическом университете им. А. И. Герцена Е. Ю. Коржова, Г. В. Семенова (Санкт-Петербург)
  8. Индивидуализация обучения — педагогическая основа преодоления противоречий между обучением и развитием школьников
  9. Е.М.данченко Омский государственный педагогический университет, Г. Омск, Россия. ОБ АРХЕОЛОГИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЕ
  10. д.А. Иванова Новосибирский государственный педагогический университет, г.Новосибирск, Россия ЭВОЛЮЦИЯ социальной структуры в эпоху дземон по данным археологии
  11. В.М. Ветров Иркутский государственный педагогический университет, г. Иркутск, Россия ЛОЖЕЧКОВИДНАЯ ПОДВЕСКА ИЗ ИРКУТСКА. НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ ИНТЕРПРЕТАЦИИ, ОПРЕДЕЛЕНИЯ ВОЗРАСТА И КУЛЬТУРНОЙ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ ПРЕДМЕТОВ И АРХЕОЛОГИЧЕСКИХ КОМПЛЕКСОВ
  12. Е.В. Ковычев Забайкальский государственный гуманитарно-педагогический университет им. Н.Г. Чернышевского, г. Чита, Россия о некоторых знаковых аспектах изучения шилкинских городищ
  13. ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРАХ