с)              Поздняя пора.

Поздняя пора мезолитической эпохи соответствует приблизитёльно последней трети времени существования рисского оледенения. Это время ознаменовалось концом стационарного состояния великого оледенения, началом и развитием его отступления в полярные страны.

Благодаря тому, что обширнейшие области, занимаемые рисским оледенением, не покрывались льдами четвертого (вюрмского) оледенения, до сих пор мог довольно хорошо сохраниться моренный ландшафт этого оледенения, что, в свою очередь, дает возможность проследить и восстановить многие детали жизни отступавшего ледника.

На границе, с которой началось отступление, прежде всего обнажились конечные морены в виде более или менее длинных . гряд и холмов, состоящих из моренного материала, и широкие области зандровых песков, осажденных не речными и озерными водами, а суб-гляциальными потоками, выбегавшими из-под тающих льдов, несшими массу грубого песка и гальки, которые и отлагались мощными, обычно диагонально-слоистыми пластами.

«ый большею частью грубый песчаный материал, переполненный гальками й валунами.              ,

Остановившийся в своем, поступательном движении, тающий ледник вскоре начинает разбиваться на отдельные лопасти (lobus’bi) и более обширные ледяные поля, между которыми ' роют свои русла современные реки и их многочисленные притоки.

Все более и более дробясь и тая, льды покрываются сверху слоями почвы; как бы ища своего спасения в недрах земли, где процесс таяния, действительно, сильно замедляется; однако и при этих условиях льды все же в конце концов переходят в воду и поглощаются почвой без остатка. Тогда на месте той или другой глыбы льда получается пустота, над которой в виде свода некоторое время висит поверхностная почва, чтобы позже провалиться или осесть вниз.

Несмотря на общую сухость климата, тающие льды в занимаемых ими областях дают много влаги. Реки, озера и болота вновь обильно наполняются водою, хотя уровень их не достигает уровня предледниковых вод, в развитии которых играют роль не только воды наступавшего ледника, но и обильные атмосферные осадки.

Растения устремляются в обнаженные пространства почвы. По долинам потоков, рек и ручьев они проникают далеко внутрь многовекового мертвого царства льдов; взбираются на самые хребты льдов, пользуясь отложившейся на них новой почвой. За неприхотливыми лишайниками и мхами следуют кустарники и деревья. На ископаемых вечных льдах Сибири и островов Ледовитого океана, на концах современных горных глетчеров Камчатки и Аляски наблюдаются подобные почвы и развивающиеся на них то полярные низкорослые кустарники, то настоящие таежные леса. 7

Следом за растениями наступают животные. Моллюски, рыбы, рептилии проникают в новые водоемы; вместе с ними туда же стремятся насекомые, стаи птиц и, наконец, мелкие и крупные млекопитающие.

За животными, вероятнее всего, подавался к северу и человек, хотя до сих пор открытые его стоянки оказываются в тех же областях, в которых они находились и в предшествующую пору. Это, может быть, объясняется тем, что многое остается неч исследованным и не открытым.

Индустрия поздней поры стоит выше индустрии предшествующего времени. Сколотая техника обработки каменных (преимущественно, кремневых) орудий достигает значительного расцвета, что сказывается на форме нуклеусов. В это время, на ряду с дискоидными, появляются длинные призматические нуклеусы, от которых скалываются узкие ножевидные пластинки, иногда достигающие весьма внушительных размеров !)• Ретушь также достигает большого совершенства; она ведется обыкновенно с верхней стороны,' но иногда ее переносят и на нижнюю сторону, что сближаетг ее до некоторой степени с солютрейскою отжимною ретушью [95]), хотя* сходство в данном случае только внешнее, независимое от единства технических приемов. Линии ретуши значительно выпрямлены и выравнены*, чем и достигается большая геометричность форм, по крайней мере, лучших орудий. Орудия тесанной техники в форме ручных топоров приходят в окончательный упадок, принимают мелкие, почти миниатюрные размеры и выполняются или совсем небрежно 2), или наоборот очень тщательно.

Наиболее характерными для времени являются ручные остроконечники, достигающие наибольших размеров и получающие наиболее правильные копьевидные очертания 3).

Впервые появляются двойные остроконечники в виде лаврового листа; их тщательная отделка с верхней стороны напоминает отделку солютрейских остроконечников, негладкая нижняя сторона, придающая им. ассиметричный профиль, сильно отличает их от солютрейских. Двойные остроконечники дают вполне надежную руководящую форму4) (рис. 28).

Столь же типичны остроконечники с отретушированным их нижним краем, при чем и в этом случае ретушь ведется не с верхней, а с нижней стороны 5) (рис. 29).

Широкие скребки (racloirs) достигают наибольшего развития, распадаясь на различные формы, среди которых заслуживают особенного внимания две; 1) форма широких и длинных пластин, отретушированных вдоль одного из продольных боковых краев 6); такой скребок мог служить не только в виде скребка в его многообразных применениях, но и в виде пилы, и 2) форма овальных скребков, имеющих ретушь с верхней и отчасти с нижней стороны. Последнее придает им особенный интерес в смысле усовершенствования технических приемов обработки плоскобоких сколотых пластинок 7). В этих явлениях сказывается стремление масте-

ров дать симметрическую профиль в разрезе орудия, стремление, которое в отдаленнейшем будущем должно будет привести к совершеннейшим формам солютрейских остроконечников.

Что касается более мелких и, так сказать, второстепенных видов «орудий, то они удерживают в общем старые формы, таковы: узкие скребки, скобели, пилки, сверла (буравчики), проколки, ножи и друг. Прежнюю форму удерживают также перкуторы и метательные камни. Последние обращают на себя особенное внимание.

Но что особенно замечательно в индустрии изучаемого времени, так это первое появление обработанных или использованных с промышленною целью костей животных. Долгое время не подозревали о существовании такого рода предметов в столь древних культурах. Впервые обратил на них внимание Габр. Мортилье[96]); затем, в 1905 году они были замечены парижским археологом д-ром Генри Мартином (Dr. Henri Martin) среди предметов, добытых раскопками в пещере Кина (La Quina). После этого сведения о подобных явлениях быстро увеличились, и в настоящее время уже существует много работ и мелких заметок, посвященных изучению вопроса, в решении которого приняли участие, кроме инициатора Г. Мортилье, Г. Мартин, А. Мортилье, М. Бодуэн, Шовэ, Татэ, Л. Жиро, Е. Питтар, Л. Рюто и мног. друг. [97]).

Весь материал, собранный до настоящего времени, по этому отделу распадается на три категории: 1) костяных украшений, 2) костей, обработанных для бытовых потребностей, и 3) костей, использованных для бытовых нужд и в этой роли получивших специальные признаки их употребления в дело.

Из украшений пока найден один зуб лисицы с сверлиной, служивший, очевидно, привескою, носимою на шее [98]).              (

Костей, обработанных для бытовых потребностей, найдено несколько; из них одна кость имеет вид грубо-отполированного острия 2), другая представляет ребро быка, обработанное, может быть, кремневым скребком 3) и, наконец, несколько оленьих лопаток, обработанных в форме крючков 4).

В состав последней категории входит весьма большое количество костей, служивших, как полагают, наковальнями, на которых обрабатывались или деревянные предметы, или каменные орудия. В состав этих костей входят в значительном числе большие фаланги лошадей, быков, крупных оленей, нижние эпифизы (блоковидные концы) плечевых костей зубров и других крупных животных (рис. 30). Признаками употребления их в дело служат насечки, располагаемые обыкновенно группами. На лошадиных фалангах группы насечек помещаются только на спинках; на фалангах двукопытных животных, хотя чаще насечки наблюдаются на спинках, но нередко также и на боковых плоскостях, а в исключительных случаях—и на всех трех одновременно.

Г. Мартин, а вслед за ним и некоторые другие исследователи выска- зывают мысль, что костяные наковальни служили упором при заострении

концов деревянных копий, требовавшем особенно аккуратной работы, но? большинство исследователей, в том числе и А. Мортилье, полагают, что на костяных наковальнях велась обработка каменных орудий контрударной техникой. Оба предположения очень вероятны: возможно даже, что- оба они осуществлялись, но особенный научный интерес связывается с последним предположением, так как возбуждает мысль о возникновении более высокой техники обработки каменных орудий.

Контр-ударная техника, как выяснено опытами Карла Гааке (Carl Haake) J), состоит в том, что кремень упирается обрабатываемым краем в твердую поверхность наковальни и по нем, выше упертого края, слегка ударяют молоточком или легким отбойником, производя таким образом очень чистую и аккуратную ретушь (рис. 4).

Проверяя опыт К. Гааке, можно убедиться, что ретушь контр-ударной техники получается крутая, какая особенно часто наблюдается в ориньяк- ской культуре ранней поры палеолитической эпохи, хотя необходимо заметить, что подобная ретушь существует и в других культурах как изучаемой поры, так и позднейших, например, солютрейской и сопровождает обыкновенно скребки. Любопытно, что в обеих культурах (оринь- якской и солютрейской) оказались и костяные наковальни. Они были усмотрены сначала А. Рюто [99]), затем Л. Жиро [100]) и друг., а это, как- будто, говорит именно в пользу употребления костяных наковален для ретуширования на них кремневых пластинок, перерабатываемых в екребко- видные орудия. Но если это было действительно так, то придется заключить, что в позднюю пору мезолитической эпохи' население западной ( Европы, принадлежавшее к расе Homo neanderthalensis, начало испытывать культурное влияние со стороны новой расы Homo sapiens, которая в следующую палеолитическую эпо^у оказывается господствующею в Европе и которой принадлежат ориньякская и солютрейская культуры, столь богатые костяными изделиями, относящимися как к домашнему быту, так и к искусству.

Наиболее типичными культурами ‘ изучаемого времени в западной Европе можно считать культуры двух убежищ под скалами: 1) Кина (La Quina) и Оди (L’Audit). Первая характеризует более раннюю, а вторая — более позднюю стадию развития. Очень любопытною, но загадочною культурою является Таубахская, близ Веймара.

Стоянка убежища Кина находится в общине Гард, департамента Шаранты (средняя Франция). В Кине существует несколько стоянок каменного периода, но мы коснемся только той из них, которая относится к поздней поре мезолитической эпохи. Французские археологи обыкновенно приписывают культуру стоянки к позднейшей стадии развитйя мустьерской культуры, т.-е. к средней поре мезолитической эпохи, но с этим невозможно согласиться, так как культура Кины имеет всё права на выделение ее в особый тип. Очень яркой отличительной чертой ее служит костяная индустрия, насколько известно несвойственная мустьерской культуре.

Стоянка убежища Кина занимает место на террасовидной площадке у подошвы почти вертикально поднимающейся скалы, сложенной из турасского известняка. Исследование ее было начато Г. Шовэ (G. Chau- vet) i), но после продолжалось и другими, наиболее известными французскими археологами [101]), а в том числе и Г. Мартином[102]), особенно оживившим исследование за последние годы. Трудами всех их собрано большое количество разных бытовых предметов, состоящих из каменных орудий, костяных предметов, служивших для разных целей быта и друг. Каменные орудия сделаны почти исключительно при помощи сколотой техники. В состав их входят широкие скребки (racloirs), достигающие крупных размеров, от 10 до 15 см длины, а один из них, найденный Фурнье, даже достигает 22 см в длину и 11 см в ширину.

Кроме широких скребков в Кине собраны прекрасные простые и двойные ручные остроконечники, отчетливо выраженные скобели, узкие скребки (grattoirs), проколки, пилы, метательные камни и др. Многие орудия имеют дублированное назначение, в роде скребков-скобелей, скребков-проколок, двойных скребков, двойных проколок и т. п. Особенно характерны в культуре стоянки двойные остроконечники, получившие листовидную, геометрически почти правильную, форму. Столь же характерны по своей симметричности и простые остроконечники, приближающиеся своею формою к равнобедренным треугольникам.

В стоянке Кина добыто самое значительное количество костяных предметов бытового назначения, о которых сказано выше.

Но наибольший научный интерес представляет открытие в Кине костей самого человека, которым посвящена довольно обширная литература [103]). Кости человека найдены в разных горизонтах почвы, содержащих,

однако, довольно однородную культуру. Большинство костей лежало совершенно изолированно. Исследовавший их д-р Г. Мартин пришел к заключению, что эти кости принадлежали 17 индивидуумам. В 1911 году ему удалось вскрыть плохо сохранившийся, но, несомненно, попавший в почву целый костяк женщины, от которого уцелел почти весь череп, челюсти, части ручных и одной ножной кости. Костяк лежал, повидимому, на правом боку, лицом к долине реки. Его положение, казалось бы, должно наводить на мысль о ритуальном погребении, но д-р Г. Мартин решительно отвергает эту мысль. К нему присоединяется М. Бодуэн, высказавшийся после одного доклада Г. Мартина, что он вообще относится скептически к существованию ритуальных погребений у неандертальского человека, а Пинагуа, разделяя такое мнение, высказал мысль, что костяк женщины мог принадлежать утопленнице, голый труп которой случайно был выброшен в данном пункте и впоследствии зарос в почве.

Изучая детально череп, челюсти, зубы, астрагалы и другие кости, исследователи приходили к заключению, что люди, оставившие их, принадлежали к одной, именно неандертальской расе, упорно сохранявшей на протяжении всего времени мезолитической эпохи совершенно однородные расовые черты.

Убежище Оди (L’abri Audit) немного прибавляет к тому, что дает нам убежище Кина, но это немногое важно в том отношении, что характеризует состояние культур в самом конце мезолитической эпохи. Убежище было исследовано Г. Лаланном (G. Lalanne) !). Около костров ему удалось собрать значительную коллекцию предметов, в состав которых входили небольшие кремневые ручные топоры (coups de poing) в их вырождающейся стадии развития, ручные остроконечники, отретушированные пластинки, широкие скребки и др. С предметами, характерными для конца поздней поры мезолитической эпохи, в верхнем их наслоении удалось найти два острия, сделанные из слоновой кости. Эти предметы, по мнению исследователя, и заставляют отнести культуру убежища Оди к самому концу эпохи.

Чрезвычайно любопытны, но еще загадочны находки, сделанные в гроте Шатодубль (Champ;teaudouble), где Фр. Мулэн (Fr. Moulin), среди остатков мустьерской культуры, нашел кость собаки, просверленную и

покрытую насечками, царапинами и следами ударов тупым орудием. Фр.-Мулэн пришел к заключению, что собака была прирученною (Canis; familiaris) *). Но с этим мнением не все согласны, полагая, что собака могла быть и дикою, попавшею на стол мустьерского человека наряду с другою дичью [104]). Во всяком случае, явление собаки здесь очень знаменательно.

Из культур других областей западной Европы обращает внимание культура Таубаха, получившая имя от маленькой деревни Таубах, расположенной на террасе реки Ильма, близ г. Веймара, в южной Германии.

Таубахская терраса реки Ильма, в которой были найдены памятники жизни древнего человека, достигает 20 метров высоты. В состав ее входят в самом низу валунные пески, современные третьему (рисскому) оледенению; выше залегают озерно - речные известковые туфы (травертин Вюста), очень богатые содержанием костей ископаемых животных различны^ эпох четвертичного периода, наряду с которыми найдены и каменные орудия, два зуба и обломки двух челюстей человека.

Обыкновенно озерные отложения отличаются особенным спокойствием и поэтому служат как бы хронологическими регистраторами, где древнейшее лежит ниже, а позднейшее — выше. Но в Таубахе это обстоит иначе; его отложения совершились не в замкнутом водоеме озера, а в водоеме, через который протекала река Ильм, только время от времени запруживавшая сама себя поперечною плотиною, создававшею в Таубахе озерный режим. Кроме того, в это временное озеро впадало четыре или пять ручьев. Все это делало озерные отложения Таубаха, в общем неспокойные, иногда порывистыми и бурными.

Река Ильм, судя по ископаемым таубахской террасы, ранее появления озерных отложений, имела террасы, включавшие в себя остатки ископаемых животных второй межледниковой эпохи, в роде древнего слона (El. antiquus), гиппопотама, носорога Мерка и друг. Во время самозапруживания река Ильм и ее притоки, повидимому, не один, а много раз производили разрушение древнейшей террасы и содержимые в ней кости ископаемых животных отлагали в озерном туфе с костями уже более поздних животных мамонтовой фауны. Таким образом, в таубахском разрезе оказываются смешанными и капризно перепутанными кости животных, принадлежавших ко времени второй и третьей межледниковой эпохи.

Нет никакого сомнения в том, что все озерное таубахское отложение совершилось вскоре после отступления третьего оледенения, а это совпадает с концом поздней поры мезолитической эпохи, и правильно поступают те •исследователи, как Пенк, Гётце (Goetze), Гане (Hahne) и другие, которые культуру Таубаха относят ко времени мустьерской культуры Франции, и неправы те, которые относят ее ко времени шелльской культуры средней поры археолитической эпохи, с которой она ничего общего не имеет.

В исследовании таубахской культуры принимали участие почти все более видные германские археологи, геологи и палеонтологи. В их списке

иаходятся имена: Р. Клопфлейша, Р. Вирхова, А. Портиса, К. Фрича,, А. Гётце, Е. Фрааса, А. Неринга, X. Клаача, О. Шотензака, А. Лисеауэра, И. Ранке, X. Гане, Е. Вюста и мног. друг. *). Собранные и описанные ими материалы весьма значительны. В состав археологического отдела этих материалов входят каменные орудия и кости животных, обработанные или использованные человеком. Эти предметы залегали в нижних слоях озерного отложения в сопровождении костей мамонта, сибирского носорога и других сопутствующих им животных.

Каменные орудия представляют вид треугольных пластинок кремня, реже кварцита и порфира. Пластинки отбивались однообразно методом сколотой техники. Среди них различают формы скребков, ножей, долот и буравов. Орудия и осколки отличаются небольшими размерами, грубоватыми формами, указывающими на отсутствие хорошего материала, из у которого можно было бы вырабатывать лучшие формы.

Гораздо интереснее и характернее для времени являются кости со следами обработки их человеком; таковы: 1) медвежьи челюсти, приспособленные служить клевцами для раскалывания мозговых костей с целью извлечения из них мозга, составлявшего, очевидно, лакомое блюдо для жителей древней таубахской стоянки; 2) вертлюжные впадины крупных животных, служившие, по мнению Гётце, посудою, и, наконец, 3) рога оленей со следами их отпиливания. Некоторые исследователи отмечают случаи находок костяных орудий, но такие случаи, оказывались недостаточно проверенными и достоверными. Много найдено костей быков, оленей и других животных с ясными следами раскола их клевцами из медвежьих челюстей.

Все бытовые остатки группировались вокруг больших костров, иногда обложенных кусками раковистого известняка. В кострах сохранились кусочки угля и обугленные кости животных. «Очаги и слои угля, по мнению Клопфлейша и Гётце, говорят за то, что во времена дилювиального человека происходили колебания уровня воды, и что иногда и, по крайней мере, отчасти дно пруда (озера) настолько высыхало, что древние обитатели могли разводить на нем огонь» [105]).

К таубахской культуре в средней Европе могут относиться стоянки типа, Эрингсдорфской, открытой также недалеко от Веймара, где наблюдаются те же треугольные сколотые орудия, иногда несущие очень характерную для изучаемой поры ретушировку с нижней плоскости. В редких случаях в этих культурах встречаются маленькие ручные топорики, свидетельствующие о конечном вырождении их.

Культуры поздней поры мезолитической эпохи распространялись и далее к востоку Европы. Стоянки этого времени встречены в Австрии, Польше и России.

В Польше значительное число памятников дали пещеры: 1) Окенник, на верховьях реки Варты у д. Скаржище, Петроковской губ. [106]); 2) Пекарская, на реке Висле у д. Тыньца [107]);3) Мамонтовая на р. Рудаве и "Пронднике J); 4) Машицкая, на р. Пронднике [108]) (обе последних пещеры — недалеко от Кракова). Польские пещеры обыкновенно содержат не одно, а несколько культурных наслоений. В настоящем случае имеются в виду поздние наслоения, так называемой, мустьерской культуры.

В пределах Европейской России к изучаемому времени могут быть отнесены: 1) пещерная стоянка Волчий грот, у д. Мазаихи. Этот грот находится в 14 верстах к востоку от г. Симферополя, на берегу реки Бештирецкой. Грот исследован г. Мережковским. В нижнем глинистом слое им были найдены кремневые орудия сколотой техники конца мезолитической эпохи,, в виде прекрасных ручных остроконечников и других орудий. Наряду с ними найдены кости мамонта, лошади, быка, благородного оленя, сайги w барсука [109]).

Далее к востоку, в пределах Сибири, близ г. Красноярска, у подошвы Афонтовой, горы, на берегу реки Енисея, открыта стоянка, может быть, относящаяся к описываемому времени[110]). Остатки ее залегали в слое лёсса субаэрального или воздушного происхождения, содержащего раковины сухопутных животных (Pupa, Helix, Succinea), а также кости вымерших четвертичных животных. Количество последних достигает огромного числа; так в 1892 году их было уже зарегистрировано 1500 номеров. По определению палеонтолога Черского, эти кости принадлежат: 1) мамонту

(Elephas primigenius); 2) носорогу (Rhinoceros tichorhinus); 3) быку (Bos primigenius, B. taurus, var. fossilis); 4) зубру (Bos priscus); 5) лошади (Equus caballus); 6) северному оленю (Cervus tarandus); 7) оленю (Cervus sp.); 8) собаке (Canis sp.).

С костями животных найдены каменные орудия в виде ручных остроконечников, широких скребков (racloirs), скобелей й несколько ручных топоров (coups de poing). Орудия сделаны из разнообразных пород, но преимущественно из кварцита. Найдены также нуклеусы, отбойники и простые камни со следами влияния на них огня и одно орудие в форме кинжала, сделанное из мамонтовой кости. Последнее и дает наиболее точное указание на время индустрии не ранее конца мезолитической эпохи.

На азиатском материке, кроме Сибири, орудия поздней поры мезолитической эпохи найдены в Индии, Месопотамии, Сирии и Палестине. На африканском материке в Египте, в Сомали, Сахаре и Тунисе. Очень вероятно, что при развитии интереса к изучению первобытных древностей подобные находки последуют на материках Старого света повсюду, где, по физико-географическим условиям, жизнь для древнего человека была возможна. В области русских владений обильные находки ожидаются в южной и восточной России, куда не проникало оледенение, в среднеазиатских владениях, находившихся в мезолитическую эпоху в особенно благоприятных климатических условиях, и более южных областях западной и восточной Сибири.

Быт человека поздней поры в основе оставался, как и в предшествующую пору, преимущественно охотничьим, но более разнообразным и развитым, о чем свидетельствуют w более совершенные технические приемы обработки каменных орудий, и более совершенные формы последних, и, наконец, новое явление — костяные изделия. Следствием совершенства и разнообразия орудий труда необходимо должно было явиться и большее совершенство добывающей и обрабатывающей промышленности, а это необходимо должно было отразиться на всем домашнем инвентаре и укладе домашней жизни. Можно полагать, что в это время несколько усовершенствовались жилища, их обстановка, одежда и способы добывания пищи; а этб, в свою очередь, влияло на развитие интеллектуальных способностей человека, как творца и носителя культуры.

Личность человека становится довольно полно выясненною. При изучении памятников каждо^ поры мезолитической эпохи, мы сталкивались с находками останков человека. К настоящему времени таких находок известно 20, из них относится к ранней поре — 1, к средней — 1, к поздней — 10 и остаются в более неопределенном положении 8 находок.

Весь этот материал подвергнут возможно более тщательному изучению со стороны самых выдающихся антропологов, среди которых находятся имена Брока, Клаача, Фрепона, Сэра, Маковского, Столиво, Тестута, Буля и др. Выводы их работ дали возможность составить некоторое , статистическое представление о расовых признаках мезолитического населения, что наглядно представляется в прилагаемых таблицах.

ТАБЛИЦА А.

Распределение остатков неандертальской расы *).

а) Ранней поры: Крапина, Кроация, в Австрии. Средней поры: Шипка, Моравия, в Австрии. Поздней поры:

Спи, I, II. Неар-Динат, в Бельгии. Птит Пюимуайент, во Франции.

Мустье, во Франции. Шапель-о-Сент, там же. Пеш-де-л’Азэ, там же.

Ферраси I, там же.

Ферраси II, там же. v Кина I, там же.

Кина II, там же.

Остров Джерсей. Неопределенной поры: Гибралтар, Farbes-Quarry. Неандерталь, в Германии.

Арси-сюр-Кюр, во Франции. Нолет, в Бельгии.

Маларнод, во Франции.

Гурдан, в Верхн. Пиренеях.

Охос, в Моравии.

Эринодорф, в Германии.

Челюсть ребенка.

Два черепа и два скелета.

Обломки нижней и верхней челюстей.

Скелет юноши.

Почти полный череп и скелет. Череп .ребенка.

Части скелета.

Скелет женщины.

Ножная кость.

Череп и обломки скелета.

13 человеческих зубов.

Неполный череп.

Верхняя часть черепа и части скелета.

Нижняя челюсть.

Нижняя, челюсть.

Нижняя челюсть.

Нижняя челюсть..

Нижняя челюсть.

Нижняя челюсть.

0 Таблица составлена по 11. F. Osborn’y- «Men of the old stone age», стр. 219.

ТАБЛИЦА В.

Статистические данные, определяющие расовые признаки неандертальцев.

Сравнивая средние цыфры с таковыми же цыфрами для европейца, а также с максимальными цыфрами антропоморфных обезьян и питэкантропуса, находим, что неандертальская раса по объему мозга стоит на одном уровне или даже выше среднего европейца, что его,значительно отдаляет от питэкантропуса и современных антропоморфных обезьян:

Головной мозг является основой духовной деятельности, поэтому следовало бы заключить, что представители неандертальской расы, в отношении развития духовных сил, были выше современных людей; но такое заключение оказалось бы ошибочным. Научными опытами и исследованиями, произведенными на животных и отчасти на людях, установлено, что не весь головной мозг (подразумевая большой мозг) является областью духовной деятельности, а только его поверхностный слой коркового- вещества, состоящего из нервных клеток и волокон, управляющих функциями органов всего тела. В свою очередь, и само корковое вещество мозга подразделяется на несколько меньших областей, выполняющих лишь определенные, в духовном отношении далеко не равноценные функции. Так, положительно установлено, что зрительными ощущениями управляет затылочная доля, слуховыми — височная доля, обонятельными — нижняя поверхность, осязательными — верхняя лобная и передняя теменная доля коркового вещества головного мозга. С повреждением или удалением разных долей коркового вещества совершается расстройство и полное прекращение деятельности соответствующих определенных органов тела. Степенью развития коркового вещества обусловливается степень деятельности и напряжения духовных сил. Особенно важны в развитии интеллектуальных способностей так называемые ассоциационные центры, расположенные на лобной и затылочно-теменной долях коркового вещества, при чем первый из них заведует преимущественно высшим отвлеченным мышлением.

Сравнивая при данных условиях форму мозга представителей неандертальской расы, получаем вывод, указывающий, что в интеллектуальном отношении неандертальцы стояли гораздо ниже всех представителей, относящихся в виду Homo sapiens, но они обладали лучшими зрением, слухом и обонянием, совершенствованию которых способствовала вся обстановка их вполне дикой жизни, окруженной всевозможными опасностями.

По исследованию Буля и Антони, мозг более сохранного черепа из Шапель-о-Сент в отношении развития лобных и затылочных долей, равно как и в отношении многих других признаков, стоит ближе к мозгу человекообразных обезьян, чем к мозгу современного культурного человека. Все это заставляет заключить, что представители неандертальской расы, несмотря на значительный объем их мозга, проявляли лишь очень ограниченную умственную деятельность.

Брока выяснил, что так называемая третья извилина большого мозга управляет членораздельною речью человека. У неандертальцев, судя по отпечаткам в лучших черепах, эта извилина оказывается развитою очень слабо, а поэтому заключают, что они обладали только зачаточною (рудиментарною) речью.

По внешней форме неандерталоидный череп занимает среднее положение между черепами питэкантропуса и современного человека. *По высоте же и лобному углу он ближе к черепу первого, чем второго. Многие другие признаки неандерталоидных черепов оказываются присущими черепам антропоморфных обезьян и совсем неприсущими черепам современных людей.

Характерными особенностями неандерталоидных черепов являются: сильно развитые надбровные дуги, обрамляющие сверху одним сплошным валиком (torus supraorbitalis) не только глазницы, но и переносье, что наблюдается у питэкантропуса, горилл и шимпанзе; 2) низкий и сильно покатый лоб и 3) уплощенный свод черепной крышки (рис. 31)..

Большие круглые глазницы отстоят далеко друг от друга. Нос очень широк, и отверстия его чрезмерно велики. Ротовая часть вздута и округла, как у антропоморфных обезьян.

Особенный научный интерес представляет нижняя челюсть, отличающаяся своею массивностью и отрицательным подбородком. По своему общему виду она лишь немного отличается от челюсти Homo heidelber- gensis тем, что на ее отрицательном подбородке намечается вырез, отделяющий нижнюю часть подбородка от верхней, что в гейдельбергской челюсти совершенно отсутствует.

Замечают, что выступ внутри подбородка (spina mentalis interna), к которому прикрепляется мышца, управляющая движением языка, слабо развит, что также дает повод к заключению о неразвитости у неандертальцев членораздельной речи, хотя и без' того об этом свидетельствуют и головной мозг и устройство нёба. Несомненно, речь неандертальцев как по своей сложности, так и по звуковой артикуляции далеко отставала от речи современных людей, имеющих большую потребность в обмене мыслями, связанными, как выше замечено, с большим развитием лобных долей мозга; но несомненно, речь у них существовала, так как обезьяны *) и даже менее развитые' животные обмениваются своими примитивными мыслями при помощи разнообразных звуков,' производимых в полости рта.

Зубы неандертальцев крупнее зубов современного европейца, имеют некоторые признаки более примитивного развития, но в общем близки к современным. Резцы прогнатично поданы вперед; коренные зубы имеют на жевательной поверхности ббльшее число складок, приближаясь в этом отношении к зубам шимпанзе и оранга.

Благодаря увеличенным размерам зубов и обеих челюстей, нижняя часть лица неандертальского человека выдавалась вперед, придавая ему животное выражение.

Руки имели несколько другое строение, чем у современного человека. Полагают, что они были длиннее современных рук, но длина их зависела от плечевой кости и, вероятно, от костей кисти, тогда как лучевая и локтевая кости сравнительно были коротки. Плечевая кость по своей длине равна плечевой кости современного европейца, но по некоторым особенностям прикрепления мышц и развитию верхнего конца приближается более к плечевой кости обезьян. Локтевая и лучевая кости более изогнуты, чем у современных людей. В общем, однако, руки неандертальцев вполне человечны.

Ножные кости массивны, более изогнуты и с более развитыми эпифизами. Коленное сочленение большой’берцовой с бедром указывает на то, что человек стоял и ходил на несколько согнутых ногах, имея тяжеловатую и неуклюжую походку. Интересно, что астрагалы (таранные кости

Р. Л. Гарнер. «Язык обезьян» («The speech of monkeys» by R. L. Garner), Спб., 1899 г.

Археология.              '              12

ступни) неандертальского человека по своей форме и размерам более похожи на астрагалы гориллы, чем современного, человека.

Повидимому, все особенности строения рук и ног неандертальского человека связываются, если не с постоянною жизнью на деревьях, то с частым лазанием по деревьям, или же с унаследованием их от отдаленных предков, преимущественно обитавших на деревьях.

Рост неандертальца был лишь немного ниже роста питэкантропуса и современного человека.

Судя по массивности всех вообще костей скелета, неандертальский человек должен был обладать крепким телосложением, не отличающимся грациозностью. Лицо его, с нашей точки зрения, также было некрасиво. Тело покрывалось сплошь волосами. С внешней и анатомической стороны он являлся средней формою между питэкантропусом и современным человеком, при чем он более походил на австралийца, чем на монгола, семита или европейца.

Наиболее тщательное изучение остатков неандертальской расы сделано професс. Швальбе, который счел возможным эту расу выделить в новый вид, наименовав его Homo primigenius. По его мнению, «выдающиеся признаки, особенно низкая форма черепа и отрицательный подбородок, совершенно достаточны для отличия Homo primigenius’a от современного человека (Homo sapiens) в* качестве низшей формы человеческого рода, в качестве особого вида».

Обермайер допускает, что Homo primigenius получил начало от Homo heidelbergensis, а Швальбе полагает, что из Homo primigenius’a развился современный человек (Homo sapiens), поэтому ему кажутся совершенно естественными и те случаи, когда более поздние ископаемые и живущие представители вида Homo sapiens несут те или другие признаки, или делый комплекс признаков, присущих нормально Homo primigenius’y.

При обзоре признаков черепа, отпечатков его мозга и некоторых других лицевых органов, можно было убедиться в том, что люди неандертальской расы имели пониженную рассудочную и связанную с нею духовную деятельность: они мало имели отвлеченных идей и мало пользовались для распространения их в среде своего общества членораздельною речью. При таких условиях, казалось бы, невероятным возникновение у этих людей каких-либо представлений о религии и мироздании. Однако некоторые явления его жизни свидетельствуют об этом, как о положительном факте. Эти явления связаны с открытыми в последние годы ритуальными погребениями, указывающими на существование веры в загробную жизнь и на существование представления о двух мирах: земном и загробном.

В 1907 году О. Гаузер (О. Hauser) в пещере Мустье открыл костяк юноши (лет 15 или 16), который покоился в позе спящего человека на правом боку, с головою, положенною на согнутую в локте правую руку, так что кисть ее касалась затылка. Левая рука лежала вытянутою вдоль тела. К сожалению, часть позвоночника и костей ног оказалась уничтоженною временем, и положение нижней части костяка осталось не совсем выясненным. Под головою и локтем правой руки лежали тщательно отретушированные кремневые орудия сколотой техники. Около левой руки находились ручной топор (coup de poing) и широкий скребок (racloir). Костяк окружали расколотые кости животных, из которых некоторые принадлежали первобытному быку (Bos primigenius).

Раскопку мустьерского юноши производила целая комиссия германских археологов под общим руководством профессора Клаача, и она при-

шла к заключению, что в данном случае дело имеется с определенно выраженным ритуальным погребением.

В 1908 году два аббата — Буиссони и Бардон — нашли второе погребение человека неандертальской расы в пещере Буффия, общины Ша- пель-о-Сен (La Chapelle-aux-Saints), департамента Коррез (Corr^ze). Вскрытый ими костяк принадлежал пожилому человеку, имевшему более 50 лет от роду. Он также покоился в позе спящего человека на спине. Его правая рука оказалась также согнутою в локте, но с кистью, лежавшею перед лицом покойника. Около него найдены кусочек желтой охры, кремневые орудия сколотой техники и кости зубра (Bos priscus). Выше всего этого сантиметров на 30 — 40 в почве замечены кости сибирского •носорога (Rh. tichorhinus), зубра, дикой лошади и др., а также кремневые сколотые орудия, характерные для мезолитической эпохи.

Изучая обстановку, окружавшую покойника, исследователи пришли к заключению, что субъект был похоронен с верой в загробную жизнь, почему ему и положили краску, орудия труда и пищу, которые, очевидно, ¦считались необходимыми для покойника в загробном мире.

В 1909 году последовала третья подобная находка. Французский археолог Пейрони, производя раскопки в пещере Ферраси. (La Fer- rassie), напал на костяк человека, для вскрытия которого предусмотрительно пригласил наиболее авторитетных французских археологов Буля, Картальяка, Капитана, Брейля, Буиссони и др., которые и установили, что костяк, принадлежавший человеку неандертальской расы, покоился на спине, с легким наклоном вправо. Его правая рука, будучи согнута в локте, лежала кистью на высоте плеча. Левая рука вытягивалась вдоль тела. Ноги согнуты и склонены коленками вправо, а голова оказалась повернутою лицом влево. Такое положение частей костяка в более поздних курганных погребениях с скорченными покойниками наблюдается лишь в тех случаях, когда покойник с поджатыми коленами к животу полагался на спину в помещение (яму, сруб, ящик, пещеру), не засыпаемое землею, а остающееся свободным для некоторого движения костей. В этом случае, по нетлении трупа и наложенных на него повязок, приподнятые кости ног упадают в ту или другую, или в обе стороны, а голова поворачивается или вправо, или влево. Если феррассийские кости получили свое расположение, благодаря тому, что покойник был искусственно скорчен и связан, то ритуальность его погребения явится фактом несомненным.

Исследователи пришли к заключению, что труп покойника был положен на ровном дне пещеры без ямы. Тело покрывалось шкурами, ветвями и плоскими камнями, упавшими после уничтожения шкур и ветвей на голову и оба плеча покойника. Такая обстановка давала возможность движения костей покойника, так как ни шкуры, ни ветви, истлев, не могли мешать движению распадавшихся костей, а, истлевая, и сами могли способствовать такому движению.

При костяке найдены кремневые орудия сколотой техники, а над костяком—кости животных, из которых одни носили следы ударов, а другие— нарезов, произведенных каменными орудиями.

В 1910 году в той же пещере Пейрони отыскал, в расстоянии одного метра влево от описаного погребения, второе погребение пожилой женщины небольшого роста (1,40 —1,45 м.). Положение покойницы оказалось совершенно соответствующим положению костяка мужчины, так что необходимо отнести их к одному времени и к одному роду или даже семейству. Костяк лежал в сильно скорченном положении: его согнутые руки

были плотно прижаты к груди, а ноги подведены согнутыми коленами к животу. Эта поза, несомненно, указывает на то, что покойник был скорчен и связан так, как предположительно должен был быть связан и скорчен первый покойник. Тот факт, что костяк женщины сохранил первоначальное свое положение, не распадаясь и не уклоняясь в стороны, необходимо рассматривать, как доказательство того, что труп был плотно засыпан землею. Около правой руки костяка найдено тщательно отделанное кремневое сверло; других же вещей и предметов при ней не оказалось.

Принимая во внимание все детали описанных погребений, необходимо заключить, что они все одинаково ритуальны. Можно даже итти далее и допустить, что единство формы ритуала, выразившегося как в одинаковом способе скорчивания и связывания покойников, так и в сопровождении их предметами быта, а равно единство типов кремневых орудий, несомненно сопровождавших погребения, указывает на принадлежность всех погребений к одному времени. Судя же по тому,' что при некоторых из них (например, Ферраси II) оказались орудия, по своей форме вполне характерные . для поздней поры мезолитической эпохи, следует полагать, что и все прочие погребения относятся к этой же поре.

Итак, существование ритуальных погребений у первобытного человека (Homo neanderthalensis) следует считать фактом научно установленным. Отсюда необходим вывод, что Homo neanderthalensis имел религию с верою в загробную жизнь. Это, казалось бы, невероятное явление вполне согласуется с учением древних философов, по которому религия, как выражение веры и отношения человека к богу, присуща искони не только всему человечеству, но и всему животному миру. По их мнению, религия есть реминисценция (воспоминание) тех отдаленных времен, когда начиналась жизнь, и познание абсолютных истин является толькоgt; воспоминанием вечных идей, как об этом учил Платон.

Тэйлор и Спенсер доказывают возможность возникновения идеи религии из сновидений и почитания мертвых; но представляется также возможным пробуждение ее из чувства страха, какое возникало за сохранность жизни в борьбе с вредными силами окружающей природы и того бесправия личности и целых народов', какое должно было царить при столкновении враждебных рас, стоявших на примитивной стадии культурного развития.

Желание выйти из тяжелого положения, созданного борьбою с вредными силами природы и гибельными международными отношениями^ могло естественно побудить более чутких обиженных лиц верить в существование высшей справедливости за пределами обыденных условий жизни, верить в существование правосудного и всемогущего бога, готового принять в свои трансцендентные райские покои «всех труждающихся и обремененных», как это письменно выражено почти 6.000 лет тому назад в религиозных учениях суммерийцев и около четырех тысяч лет спустя повторено христианством. Под страхом гнева этого справедливого верховного существа стали слагаться личные, общественные и международные Отношения и создаваться ритуалы, как выражения отношений к самому верховному существу, так и отходящим к нему покойникам.

Но как бы то ни было, для нас интересно и важно то, что религиозные идеи оказались пробужденными у такого примитивного,человека, как Homo neanderthalensis, и в такое отдаленное от нас время, как мезолитическая эпоха. Возникает вопрос, самостоятельно ли мезолитический человек неан

дертальской расы дошел до установления погребального ритуала, или он был научен представителями других рас и каких именно? Возможно то и другое. Возможность первого обосновывается на мысли о прирожденное™ религиозных идей всему живому, возможность второго — на признаках стороннего влияния, прослеживаемых на некоторых явлениях быта неандертальского человека поздней поры мезолитической эпохи, и так как эти признаки представляются более реальными, то мы на них и остановимся. Такими признаками служат: 1) проникновение новой контр- ударной техники обработки каменных орудий, 2) проникновение в домашний инвентарь костяных изделий, 3) проникновение краски, как вещества, связанного с искусством цветной росписи, и, наконец, 4) проникновение интересующего нас погребального ритуала. Такой наплыв нового в быте, несомненно, крайне консервативного неандертальского человека едва ли можно объяснить без допуска влияний со стороны более развитых рас, каковыми могли быть носительницы ориньякской культуры, явившейся в западной Европе на смену мустьерской; эти новые расы принадлежали к высшему виду Homo sapiens и, несомненно, обладали и более совершенными техническими приемами обработки каменных орудий, в числе которых находился и прием контр-ударной техники, и более богатой костяной индустрии, и более ярко выраженными примитивами изобразительного- искусства, и, наконец, погребальным ритуалом. Возможно, что под влиянием именно этих рас, надвигавшихся в Европу откуда-то извне, и произошли перемены в быте европейских представителей неандертальской расы. Это, конечно, только предположение, но предположение, заслуживающее серьезного научного внимания.

Неандертальская раса не пережила конца мезолитической эпохи. Исчезновение ее в Европе можно объяснять двояко: или эта раса, следуя за отступающим к северу ледником и Тундрой, добровольно или недобровольно выбыла в северные полярные страны, или она была уничтожена вошедшими в Европу новыми расами. Чтобы понять эти возможности, необходимо иметь в виду малочисленность неандертальского населения, имевшего охотничий быт, не терпящий густого населения. Из жизни современных охотничьих племен видно, что, при стеснении их более сильными племенами, они быстро вымирают или удаляются в другие, доступные им, обыкновенно менее богатые угодья, где, по уничтожении дичи, также обрекаются на вымирание. Повидимому, нечто подобное случилось м с европейскими представителями неандертальской расы.

D