а) Ранняя пора.

Ранняя пора палеолитической эпохи тесно связывается с позднею порою мезолитической эпохи, являясь естественным ее продолжением. Последняя пора была свидетельницею начала отступательного движения третьего (рисского) оледенения, ранняя же пора палеолитической эпохи сопутствовала решительному развитию и окончанию этого движения.

Начавшееся ранее изменение климатических условий продолжалось: температура повышалась, атмосферные осадки уменьшались, степи теснили лесные зоны, уступая область за областью полупустыням и пустыням; в Европе и Северной Америке начинает отлагаться снова лёсс. Однако нет основания полагать, что изменения совершались безостановочно и в одном направлении. Напротив, имеются признаки того, что в продолжительное время существования таких изменений случались приостановки и даже

повороты в противоположную сторону, когда отступление льдов приостанавливалось и переходило в наступление. Соответственно развитию климатических условий и удалению льдов, получали начало и развитие обычные послеледниковые тундровые, болотные, озерные и речные явления, сопровождавшиеся также обычными передвижениями зон флоры и фауны.

К концу ранней поры Европа не только освободилась от льдов рис- ского оледенения, но и вступила в сферу степного режима с его лёссовыми отложениями и типичными степными животными: сайгой, тушканчиком, куланом и друг. Однако и северная таежная фауна не спешила оставлять оттаявшую Европу, а приспособлялась к другим климатическим условиям, на что указывают факты нахождения даже среди поздних отложений ранней поры костей мамонта, сибирского носорога и друг. Возможно, что этому способствовало и то обстоятельство, что подъем температуры не достиг значительной высоты, превзойдя современный ее уровень не более как на 1V2 град. С.

Несомненно, более резкая перемена произошла в составе человеческого населения Европы, где совершилась замена неандертальской расы низшего вида —Homo neanderthalensis — двумя или более расами высшего вида — Homo sapiens.

через Балканский полуостров и занявшей более северные области западной Европы. Что касается населения южных и средних областей восточной Европы, то состав его остается пока не выясненным, хотя представляется вероятным, что и они были заселены представителями кроманьонской расы.

В течение ранней поры палеолитической эпохи более культурной в Европе представляется негроидная раса—Гримальди. Ее особенно аыгодно выделяют произведения изящных искусств, хорошо зафиксированных, как мы увидим ниже, и на каменных стенах пещер, и на каменных гальках, и на костях животных. Однако более сильной и способной оказалась кроманьонская раса, которая быстро переняла лучшие черты гримальдийской культуры, развила их до гораздо большего совершенства и к концу поры, повидимому, вытеснила негроидов совсем из пределов Европы.

Кроме замеченной разницы, в культурах обеих рас наблюдается много и общих черт, указывающих на существование сношения между ними ранее вступления в пределы Европы. К таким чертам следует отнести: 1) единство технических приемов обработки кремневых орудий и связанное с ним единство Многих форм последних, 2) единство форм костяных орудий и 3). единство религиозных обрядов, выразившихся в схожих погребальных ритуалах и, как мне кажется, одинаковом мистическом отношении к произведениям искусства, хотя возможно, что последнее было сообщено негроидной расой кроманьонской уже в пределах Европы.              ?

В раннюю пору начинает господствовать в Европе и прилегающих областях Африки и Азии отжимная техника обработки кремневых орудий. Эта техника состоит в том, что мастер, для получения лучших форм орудий, пользуется особыми инструментами — отжимниками (compres- seurs), употребляемыми как для отделения тонких, узких и длинных ножевидных пластинок .от нуклеусов, принимающих более правильную пирамидальную форму, так и для тончайшей ретушировки получаемых пластийок, перерабатываемых в разные типы орудий.

Отжимная техника является гораздо более совершенною, чем более древняя тесанная и сколотая техника, благодаря чему она получила обширнейшее распространение и, возникнув так рано, сохранилась до новейшего времени, давая столь совершенные формы каменных орудий, что они могли впоследствии .до некоторой степени конкурировать даже с металлическими.

Торквемада (Torquemada), испанский писатель XVII века, живший в Мексике^ так описывает приемы отжимной техники обработки камня, практиковавшиеся у ацтеков:, «Индейский рабочий садится на землю, берет кусок черного камня (обсидиана)... длиною приблизительно в 8 дюймов или более и толщиною в человеческую ногу или немного тоньше, формою похожий на цилиндр, вооружается палкою толщиной в рукоятку копья и длиною в три локтя, на конце которой для большей тяжести привязан кусок дерева в 8 дюймов длиной; затем, сжимая камень голыми ступнями своих ног, держа его так же крепко, как в тисках или клещах, и аккуратно приложив палку с гладко срезанным концом к верхней грани камня, также гладко срезанного в этом месте (для образования плоскости удара), изо всех сил надавливает на нее обеими руками и грудью. В результате от камня отлетает осколок, похожий на обоюдоострый нож и настолько правильной формы, что кажется будто его вырезали острым ножом из репы или сковали из раскаленного железа... Таким путем

рабочий может приготовить в самое короткое время более двадцати ножей» *).

Совершенно такие же приемы обработки обсидиана, кремня и роговика практиковались северо - американскими индейцами . и эскимосами* Относительно последних Бельчер (Е. Bjelcher) говорит: «Они берут обрубок дерева с поперечным нарезом, в который вкладывают предназначенный для обработки камень и, осторожно надавливая его вертикально (инструментом) вдоль края то с одной, то с другой стороны, — в роде того, как это делают при натачивании пилы, — отбивают небольшие чешуйки до тех пор, пока камень не получит формы копья или стрелы с острыми зубчатыми краями» [113]). Дж. Эванс дает подробное описание эскимосских инструментов-отжимников, называемых «arrow-flaker» [114]). Эти отжимники состоят из двух частей: рукоятки и рабочего стержня, связанных или ремешком, или скрученными сухожилиями. Рукоятка вытачивается из мамонтовой кости, имеет вид изогнутой лопаточки, в толстой ручке которой вырезается желобок, предназначаемый для вкладывания в него стержня.

Существование костяных отжимников в индустриях каменного периода в пределах Европы доказано находками их в неолитических культурах южной Швеции и Дании и в палеолитических культурах Франции. Европейские костяные отжимники имеют вид прямых или слегка изогнутых костяных палочек с приостренным рабочим концом.

В палеолитических культурах Европы и других стран на ряду с более совершенною отжимною техникою повсюду существовали и более примитивные технические приемы, обслуживавшие каменные индустрии как в археолитическую, так и мезолитическую эпохи; при чем в раннюю пору, повидимому, особенно процветала контр-ударная техника, дававшая по краям обработанных пластинок крутую и ровную ретушь, являющуюся характерною для данной поры. Не менее широким распространением пользовалась и сколотая техника, при помощи которой вырабатывались крупные и тяжелые пластины кремня, пускаемые в дело или в сыром виде, как это часто наблюдается в инвентаре орудий средней и восточной Европы, или в виде пластин, отретушированных то архаическим приемом тесанной, то более совершенным приемом контр-ударной техники.

Ассортимент орудий ранней поры палеолитической эпохи становится более разнообразным и более приспособленным к выполнению специальных функций; но в составе его уже почти не встречаются ручные топоры (coups de poing), и очень редко встречаются мустьерские ручные остроконечники (pointes a main).

На основании развития форм кремневых орудий и глубины залегания их в одних и тех же, разрезах почвы, индустрию ранней поры палеолитической эпохи подразделяют на три горизонта: 1) нижний (древнейший), средний и 3) верхний (позднейший).

Руководящими формами орудий нижнего горизонта служат: Кривые остроконечники (pointes) типа Chatelperron, вырабатываемые из кремневых тонких пластинок, одна сторона которых ретушируется по довольно правильной дуге окружности, что придает всему орудию вид сегмента; другой край их' остается без ретуши (рис.

Рис. 32.              Рис.              35.              Рис.              34.              Рис.              37.

              Длинные пластинчатые скребки, тщательно отретушированные кругом и снабженные с одной или обеих длинных сторон выемками, служившими, очевидно, скобелями (рис. 34). Орудия этого типа характерны, но более редки. Срединные резцы, сделанные из длинных ножевидных пластинок (рис. 35). Тип этих резцов, получив начало в раннюю пору, просуществовал до конца эпохи. Боковые резцы, нередко дублированные с формами узких скребков.

              Характерно также* появление мелких узких ножевидных пластинок, называемых обыкновенно микролитами. Некоторые из этих микролитов оказываются слегка подретушированными (рис. 36). Явление их несомненно связано с отжимною техникою, которую они сопровождают до конца существования каменной индустрии, владевшей названной техни

кой; поэтому" их находят не только во всех культурах палеолита и неолита, но и в примитивных металлических культурах, прикосновенных к каменной индустрии.

Для среднего горизонта руководящими формами орудий являются: Плоские продолговато-овальные скребки, кругом отретушированные крутою, вероятнее всего, контр-ударною ретушью (рис. 37). Высокие скребки (grattoirs carenes), предназначавшиеся, как полагают, специально для скульптурных работ (рис. 38). Угловые скребки, образованные поперечною ретушью одного из концов длинной пластинки, при чем ретушь эта ведется то по прямой, то по изогнутой линии (рис. 39).

Для верхнего горизонта руководящими формами орудий служат: Простые и двойные остроконечники, сделанные из длинных*узки:amp; пластинок, отретушированных не только с верхней, но и отчасти с нижней стороны. Иногда верхняя сторона таких орудий является отретушированною вполне и становится схожею с поверхностями солютрейских остроконечников, но зато нижняя сторона их оставляется или без всякой ретуши, или получает ретушь только в верхней и нижней частях. Перенос ретуши на нижние плоскости кремневых пластинчатых орудий совершился в позднюю пору мезолитической эпохи; вероятно, подобная ретушь существовала в орудиях нижнего и среднего горизонтов ранней поры палеолитической эпохи, но почему-то в этих горизонтах до сих пор

так ретушированные орудия не найдены. Интерес подобных орудий заключается в том, что ими связывают культуры ранней поры с культурами средней поры, где отретушированные с обеих плоскостей орудия становятся типичными. Скошенные боковые резцы (burins busques) (рис. 40). Эти оригинальные резцы, служившие для скульптурных работ, вырабатывались из довольно толстых пластинок кремня, заостренных к одному углу посредством удаления ряда узких и длинных пластинок от боковой грани, что придает последней складчатый вид. Обработка боковой грани, несомненно, производилась костяными приостренными отжимниками. Узкие ножи, типа гравет, отретушированные крутою ретушью вдоль одного края (рис. 41). Эти ножи имели средние и малые размеры, принимая вид микролитов. Из них наиболее интересны имеющие черешок, придающий орудиям вид солютрейских однотипных остроконечников (pointes а сгап), прототипом которых такие ножи, очевидно, и являются. На ряду с руководящими формами кремневых орудий существовало много форм общих для всех горизонтов, таковы: ножи, пиЛки, долотообразные орудия и друг. Общими для всех горизонтов являются костяные наковальни, служившие для ретуширования орудий контр-ударной техникой, которые по своему виду совершенно схожи с наковальнями поздней поры мезолитической эпохи. Кроме костяных, отыскались каменные наковальни, несущие на себе такие же щербины и забоины, какие наблюдаются на костяных наковальнях; они также бывали находимы и в нижнем и верхнем горизонтах.

Кроме каменных орудий, существовало много костяных, среди которых особенно характерными являются наконечники дротиков с вырезами в основании (pointes de sagaie) (рис. 42); они делались плосковатыми, крупными и мелкими. Е. Passemard посвятил изучению их специальную статью *), в которой сравнивает их с полинезийскими костяными наконечниками дротиков. Оказывается, в вырезы костяных наконечников вбивались на клин затесанные древки; для более прочного скрепления, место соединения наконечника с древком обматывалось ремешками или шнурами из сухожилий и других волокнистых веществ.

Сверх сего появляются в значительном количестве костяные шила, первые иглы, первые начальнические жезлы (batons de commandement) и первые свистки, вырабатываемые из фаланг оленей. Встречаются привески из звериных зубов с отверстиями в корнях и много обломков костяных предметов неопределенного назначения. Обработка кости велась, повидимому, двумя способами: 1) состругиванием кремневыми орудиями (скобелями, ножами и, возможно, скребками) и 2) полированием на камнях или скалах. Отверстия привесок из звериных зубов и отверстия свистков из оленьих фаланг не просверливались сверлом, а прорезались, пробивались кремневыми остриями, почему формы отверстий не круглы и вообще неправильны. Можно заметить, что количество костяных предметов с начала и до конца ранней поры беспрерывно увеличивалось.

Характерною культурою в западной Европе считается ориньякская. Г. Обермайер подразделил ее на два отдела: 1) древний и 2) новый [115]).

P. P. Шмидт повел дробление еще далее, установив три отдела: 1) ранний (Friih-Aurignacien), 2) высокий (Hoch-Aurignacien) и 3) поздний (Spat-Aurignacien) *)• Этого деления придерживался Осборн [116]), а также и мы, положив такое деление в основу трех наших горизонтов ранней поры и приведя в соответствие нижний горизонт с Friih-Aurignacien, средний горизонт с Hoch-Aurignacien, верхний горизонт с Spat-Aurignacien.

Однако необходимо отметить, что стремление западно-европейских археологов подвести все культуры под один тип ориньякской культуры страдает явным насилием над фактами: уже a priori можно с несомненностью полагать, что даже западно-европейские культуры ранней поры палеолитической эпохи, как принадлежащие двум различным расам, должны относиться, по меньшей мере, к двум типам; и если в настоящее время эти два типа культур представляются нам ^одинаковыми, то это, вероятнее всего, зависит, с одной стороны, от недостаточности собранного материала, а с другой стороны — от недостаточности детального изучения последнего. Представляется несомненным, что культуры восточной Европы (Польши и России) имеют такие особенности, какие им дают полное право на выделение в особые типы. Точно так же придется выделить в особые типы и культуры других, более удаленных географических областей материков Старого и Нового света. Это дробление культур вызывается выступлением более развитых рас вида Homo sapiens, которые своею энергией и предприимчивостью способствовали дифференциации культурных состояний.

Восточно-европейские культуры по составу типов кремневых орудий не похожи на западно-европейские и свидетельствуют о большом консерватизме восточно-европейского населения, благодаря чему оставленные ими культуры не только не подразделяются на горизонты ранней поры, но и не дают достаточных признаков для деления их по более крупным отделам ранней и средней поры палеолитической эпохи, благодаря чему их древность приходится устанавливать преимущественно на основании геологических условий залегания культур в почве.

Объединяющими признаками всех до настоящего времени известных европейских культур служит отжимная техника обработки каменных орудий и более распространенное явление костяных изделий. Этими признаками объединяются также культуры средиземно-морских областей Африки и Азии, а, возможно, и других более отдаленных стран.

К нижнему горизонту ранней поры относят:

во Франции следующие стоянки и пещеры, расположенные преимущественно в области Дордони и Пиреней: Шательперрон, Оди, Жермоль. Рош-о-Люп, Орет, Гаргас, Пер-нон-Пер;

в Италии — пещеру Гримальди;

в Австрии — Гуденусхёле, близ Кремса;

в Германии — пещеры Сиргенштейн, Гроссе Офнет, Клейне Офнет, Бокштейн, Рэйберхёле. Р. Шмидт относит к нижнему горизонту (Friih- Aurignacien) и некоторые стоянки, открытые в лёссе; но это невозможно, так как отложения нижнего горизонта ранней поры закончились ранее начала отложения лёсса в западной Европе; этому горизонту могут соответствовать темные ископаемые почвы, подстилающие верхний горизонт лёсса в России.

К среднему горизонту принадлежат:

во Франции — стоянки и пещеры Ле-Рют, Комб-Капелль, Трилобит и в особенности убежище Оди;

в Германии — пещеры Сиргенштейн, Гроссе Офнет, Клейне Офнет и Вильдшейер.

К верхнему горизонту относят:

во Франции — стоянки и пещеры Ла-Гравет, в Дордони, Ла-Фонт- Робер, Кумба-дель-Буиту;

в Германии — пещеры Сиргенштейн, Гроссе Офнет, Клейне Офнет, Бокштейн и лёссовые стоянки — Ашенхейм, Меттерних и Рене.

Из приведенного перечня видно, что в некоторых пунктах наблюдается полный комплекс всех трех горизонтов, таковы, например, пещеры Сиргенштейн, Гроссе Офнет и Клейне Офнет; эти пункты и дали возможность установить деление культур на горизонты, последовательно сменявшие друг друга. Там, где таких счастливых сочетаний не существует, определение горизонтов ведется по установленным руководящим типам орудий. Однако с удалением в области других, например, восточно-европейских культур эти признаки теряют свое значение, и поэтому подразделение таких культур на горизонты пока представляется невозможным, и их по необходимости приходится рассматривать в одном комплексе.

Ориньякского типа культура существовала в Бельгии, в пещере Спи, в нескольких пунктах Австрии и Моравии, но в -Англии подобной культуры, повидимому, не было *). С несомненными чертами ориньякской культуры нижнего горизонта открыты слои в польских пещерах, где найдены кремневые ножи типа Шательперрон [117]).

К более позднему времени ранней поры следует отнести в пределах России три стоянки: 1) Ново-Александрийскую. 2) Костенковскую и Карачаровскую, на которых мы остановимся и рассмотрим более подробно.

Ново-Александрийская стоянка открыта на левом берегу р. Вислы, близ села Гуры-Пулавской, как раз против посада Ново-Александрии, Люблинской губернии. Эта стоянка представляет особый интерес по тщательности изучения геологических условий ее нахождения. Она открыта в 1894 году геологом Н. И. Криштафовичем, выполнившим для освещения ее целый ряд геологических экскурсий в ближайших окрестностях Ново- Александрии, по обоим берегам р. Вислы [118]).

Поводом к открытию стоянки послужили палеонтологические коллекции геологического кабинета Института сельского хозяйства и лесоводства в Ново-Александрии, в состав которых входили многочисленные кости вымерших животных мамонтовой фауны, собранные на левом берегу р. Вислы, напротив институтского парка. Р. Висла, пробегая в данной местности с юга на север, промыла глубокую долину в меловом возвышенном плато, южнее Ново-Александрии, и широко раздвинула ее в пределах низменной равнины к северу. В южной области берега реки высоки, круты и скалисты; речные наносы здесь почти отсутствуют, будучи смытыми водой, но там, где эти наносы сохранились, они представляют вид ясно выраженных террас. Всех террас исследователь насчитывает три: коренная, древняя дилювиальная и новая , аллювиальная. Остатки палеолитической стоянки открыты в отложениях древней дилювиальной террасы. Эта терраса прислонена непосредственно к коренной террасе и возвышается над современным уровнем реки до 18 аршин; поверхность ее ровная, только местами размытая оврагами. Благодаря песчаности почвы, на ней растут сплошные сосновые леса. Превосходный естественный разрез ее имеется на левом берегу долины, выше с. Гуры-Пулавской, где она непрерывно подмывается рекою, проложившей свой путь у самой ее подошвы. Здесь-то и были собраны те многочисленные кости вымерших млекопитающих, которые хранятся в коллекциях Ново-Александрийского Института и нескольких частных лиц.

В разрезе наблюдаются следующие слои: Почвенный растительный слой, 10 —12 вершков. Кварцевые, иногда глинистые пески, переменно тонко- или крупно диагонально слоистой структуры, около 4 аршин. Слой ледниковых валунов, залегающий в основании песчаной толщи; местами валуны замещаются гравием. Лёссовидный суглинок с массой, особенно в верхней части, полусгнивших корешков и стеблей растений, обломками раковин моллюсков и обломками костей млекопитающих. Верхние горизонты суглинка песчаны, я нижние все более- и более глинисты, незаметно переходят в темно-серую, почти черную глину ниже лежащего слоя; мощность достигает аршин 5 или 6. Темно-серая, почти черная глина, содержащая местами в изобилии мелкие раковины сухопутных моллюсков: Pupa тизсогит, Lucena oblonga, Limnophysa truncatula, Helix, Cyclas и др., а также остатки трав и деревьев, кости птиц и млекопитающих. В этих глинах наблюдаются тонкие прослои, состоящие из обломков местного мелового песчаника и валунов северных кристаллических пород. Общая мощность слоя достигает аршина 4.

В одном из нижних горизонтов последняго слоя и были открыты •остатки палеолитической стоянки. В состав их входили различных форм кремневые орудия, разбитые кости мамонта (El. primigenius), носорога (R. tichorhinus), лошади (Equus caballus fossilis), быка (Bos priscus) и свиньи (Sus scrofa fossilis). Все это, перемешиваясь с древесным .углем, залегает в глине в виде неправильных прослоек, включений и внедрений. «Этот характер залегания,—говорит Н. И. Криштафович,—несомненно коренной (in situ), на ряду с отсутствием какой-либо водной сортировки всех перечисленных предметов, столь по удельному весу различных между собою, .заставляет предполагать, что означенные предметы попали в глину в то «ремя, когда она была не под водою; принимая же во внимание топографию ложа этой глины и соотношение ее с местами находок, вероятно, не будет ошибкой предположение, что во время пребывания здесь человека, эта глина находилась временно над поверхностью воды, составляя самый берег бассейна; многочисленные остатки древесных растений, раковинки наземных моллюсков, заключенные в этой же глине, указывают также на прибрежный характер ее».

В описанном разрезе древней дилювиальной террасы особенного внимания заслуживает присутствие в ней остатков двух ледниковых морен, древнейшая из которых, характеризуясь щебнем раздробленных местных

горных пород и северными кристаллическими валунами, залегает в основании всех послетретичных образований, заполняющих долину Вислы, и,, следовательно, представляет явление более древнее, нежели явление всей террасы и заключающейся в ней стоянки палеолитического человека. Остатки же второй, позднейшей морены (3-й слой), напротив, отложились гораздо выше слоя глины, содержащей стоянку, и поэтому представляются явлением более поздним.

Приписывая остатки морен двум последним ледникам (III рисскому if fV вюрмскому), некогда покрывавшим Польшу, необходимо отнести возраст стоянки к третьей (рисс-вюрмской) межледниковой эпохе, как это и сделано исследователем - геологом. Собранные им археологические памятники нисколько не противоречат такой дате. Эти памятники состоят из орудий крупных и микролитических форм, свидетельствующих о существовании отжимной техники их обработки, столь характерной для изучаемого времени палеолитической эпохи. Орудия схожи с польскими пещерными орудиями ранней поры, но общий состав их все же свидетельствует о другой культуре, не похожей на западно-европейские ориньяк- ского типа. Особенно сильно их отличает отсутствие или, может быть., редкость ретуши контр-ударной техники, столь распространенной и характерной в западно-европейских культурах ранней поры.

Костенковская стоянка открыта в селе Костенки, в 30 верстах к югу от г. Воронежа, на правом берегу реки Дона *). Ранее это село было городом и называлось Костенском. Как в самом селе, так и в ближайших и удаленных окрестностях по берегам реки Дона, повсюду находились кости животных, от которых, вероятнее всего, и получило свое имя еще в древности возникшее селение. Обилие костей не раз обращало' на себя внимание пытливых людей и побуждало их к исследованию местности.

Французский путешественник де-Бруин, посетивший в 1701 году г. Воронеж, где находился в то время Петр Великий, пишет: «В местности, в которой мы были (на берегах реки Дона, в 8 верстах от-Костенок),. к великому удивлению нашему нашли мы много слоновых зубов, из которых я сохранил один у себя, ради любопытства, но не могу понять, каким; образом зубы эти могли попасть сюда».

В 1768 и 1769 годах г. Костенск посетил академик Гмелин,, с целью научного исследования причины явления в окрестностях города. мамонтовой кости.

«Уже довольно известно,—пишет Гмелин 1 ноября 1768 г., — что в окрестности г. Костенска, лежащего на Дону в 30 верстах от Воронежа,, находят мамонтову кость. Дабы тем лучше о сем удостовериться, поехал' я туда, и по приезде моем на место, как скоро начали копать, то на песчаном берегу реки Дона немедленно оказались беспорядочно рассеянные слоновые кости. Зубы, челюсти, ребра, лбы, стегна и берцы, не ока-

]) Литература: 1) С. Г. Гмелин. «Путешествие по России для исследования трех царств естества. Часть первая. Путешествие из Санктепетербурга до Черкаса, главного города Донских казаков, в 1768 и 1769 годах». 2) Де-Бруин. «Путешествие в Московию» (1701 г.), стр. 130. 3) И. С. Поляков. «Антропологическая поездка в Центральную и Восточную Россию», 'Спб., 1880 г., и в Записках Академии Наук, т. XXXVII, кн. 1. 4) А. И. К е л ь с и е в. «Палеолитические кухонные остатки в с. Ко- стенках, Воронежского уезда». Труды Московского Археологического Общества, т. IX, вып. I, стр. 154-179. 5) S. N i k i t i n e. «Sur la constitution des depots quaternaires en Russie et leurs relations aux trouvailles resultant de l’activite de l’homme prehistorique. Congres international d’archeologie prehistorique et d’anthropologie a Mos- cou», t. I, p. 29. 6) Гр. А. С. Уваров. «Каменный период», т. II, ’стр. 144.

менелые, но в естественном своем состоянии, или от долговременности трупореховые, лежали на три локтя в глубину и около 40 сажен в длину. Кроме слоновых остатков я не мог найти никаких костей от других зверей, и притом              совсем невозможно              мне также              было собрать полный скелет. Жители              заражены ложным              мнением              о              великом подземном

четвероногом звере, которого бытие открывается после его смерти. Хотя и не можно доуметься, откуду бы зашли слоновые кости в сии страны, где ныне ни малейшего их следа не находится, по крайней мере известно, что такое оные суть              и, следовательно, рассеянные              о              том басни не могут

нас более привесть в              заблуждение» J).

10 апреля 1769 года Гмелин вторично посетил Костенск и уже не один, а в сопровождении Д. Гильденштета, и снова произвел раскопки, но на этот раз не столь успешные, как в предшествующий год. Случилось так, что место первых раскопок оказалось залитым водою весеннего разлива Дона, и поэтому новые раскопки пришлось удалить от берега на два аршина, где уже ископаемых костей не оказалось [119]).

В 1879 году село Ко.стенки, в которое был переименован старый город Костенск, посетил академик И. С. Поляков. Его посещение было вызвано желанием поверки показаний акад. Гмелина и в результате привело к открытию палеолитической стоянки.

В 1881 году исследования Полякова продолжил, по поручению Российского Исторического Музея, А. И. Кельсиев.

Трудами этих ученых выяснено, что находки сделаны в древней дилювиальной террасе, возвышающейся на правом берегу долины реки Дона. Окрестности с. Костенок представляют часть того обширного плоскогорья, которое тянется на протяжении всего Воронежского уезда и далее вниз по течению и вдоль правого берега Дона. В состав его входят горные породы меловой системы, покрытые сверху слоем типичной ледниковой глины с мелкими ввалунами диорита,, гранита и кварцита. Высокий правый берег, изрезанный ручьями и оврагами, круто спускается к долине Дона. Последняя слагается из двух ясно выраженных террас: древней, не заливаемой, и новой, заливаемой современными разливами реки. Древняя терраса является приложенною к коренному берегу, выполняя все изгибы его и отходя по долинам ручьев далеко внутрь страны. В основе ее залегают пески, на которых позже отложился довольно мощный' пласт красноватой или серой глины слоистой структуры, иногда с гальками из белого мела. Все это сверху покрыто пластом жирного чернозёма, местами достигающего двух аршин мощности.

На поверхности древней террасы, у подножья меловых утесов, и расположено село Костенки. При разного рода земляных работах местным жителям нередко случалось нападать на целые слои мамонтовых костей. Это и дало повод сначала И. С. Полякову, а потом и А. И. Кель- сиеву, произвести раскопки на дворах, в садах и гумнах обывателей.

Остатки палеолитической стоянки залегали в поверхностных слоях террасовой глины. Полякову удалось отыскать каменные орудия, сопровождаемые обломками глиняной посуды, и в черноземном пласте, но они' относились уже к другой, более поздней, неолитической эпохе.

«К вечеру (первого дня раскопок),—пишет Поляков,—когда весь слой чернозёма, мощностью от 1 арш. 10 вершк. до 2 аршин, был снят, обна-

ружилась серая глина, а вместе с нею и те ископаемые остатки, которые произвели на меня неизгладимо-глубокое, потрясающее впечатление. В глине, как раз на границе ее с чернозёмом, я начал встречать первоначально типичные кремневые осколки каменного века, потом заметил глину, перемешанную с золой и втиснутыми в нее кремневыми осколками, и, наконец, тут же рядом были найдены осколки коренных зубов и лопатка мамонта. Таким образом, к концу работ первого дня, были вырыты мною из глубины почвы самые неопровержимые доказательства того, что здесь, как и во многих других местах —на р. Удае, Полтавской губернии, и около Карачарова, Владимирской губернии, — человек не только существовал вместе с мамонтом и охотился на него, но даже больше, он преследовал его, шел по пятам за ним. Мамонт, этот гигант дилювиальной эпохи, был как бы единственным животным, на которого обращались все взоры, силы и внимание человека; можно сказать, что человек был хищным спутником мамонта в такой же степени, как, по выражению покойника Ф. Ф. Брандта, ископаемый носорог был его вечным товарищем («eviger Begleiter») по распространению; впрочем, в пользу последнего,—замечает Поляков,—я не нашел пока здесь доказательств, признавая всю справедливость выражения покойного академика по отношению ко всем другим местностям».

В следующие дни раскопок находки становились всё более и. более обильными и интересными. Собрано большое количество кремневых орудий и костей ископаемых животных. Кости принадлежали преимущественно мамонту; среди них находились ребра, лопатки, зубы, бивни и др. В их планировке не было равномерности; напротив, в одних пунктах они совсем не встречались или встречались единичными экземплярами, а в других сгружались в большом количестве. Иногда они оказывались как бы рассортированными; в однбм. месте лежали преимущественно лопатки, в другом — бивни. Трубчатые кости, в большинстве случаев, оказывались расколотыми с очевидною целью добывания из них мозга. Кости других животных встречались чрезвычайно редко, из них можно было определить лишь зубы медведя и маленького хищника, похожего на куницу или хорька. Все это сосредоточивалось около остатков костров и составляло типичные кухонные отбросы.

Костры (их открыто не менее трех) характеризовались массой золы, углей, пережженных костей животных и прокаленных на огне камней. Близ одного костра Поляков добыл часть мамонтовой тазовой кости с вертлюжной впадиной. «Впадина этой кости,—говорит он,—была обращена вверх; похожая объемом и формой на весьма порядочную чашку, она была также заполнена золой и пережженными костями, как будто, она служила первобытному человеку посудиной, на что и в самом деле существует большая доля вероятности».

Кельсиев 'подверг сомнению эту вероятность; но, в настоящее время, подобные факты наблюдались и в других стоянках, напр., в немецкой стоянке Таубаха; и там . они привели исследователей к такому же заключению, какое сделано Поляковым.

Кремневые орудия носили следы довольно высокой техники их обработки [120]). Отколы их отличались чистотою и даже некоторым изяществом: они имели нижнюю сторону гладкою, а верхнюю обработанною в несколько красивых граней. Края их остры, а иногда подправлены тонкою ретушью. Лучшие экземпляры обыкновенно находились в массе ко-

стей, золы и угля; вдали же от этих скоплений попадались только простые осколки.

Раскопки Кельсиева не много прибавили к тому, что было сделано Поляковым. Этими раскопками также устанавливалось присутствие в пласте террасовой глины остатков костров, сопровождавшихся кремневыми орудиями и осколками, а также костями ископаемых животных х).

Места костров обозначались беловатыми пятнами и прослойками как бы золы, черными мелкими обугленными костями и сильно обгорелыми небольшими кусками костяной клетчатки. Встречены также пережженные и растрескавшиеся на огне кремневые орудия, перегорелый осколок диорита, раскрошившиеся куски песчаника и, наконец, куски глины, принявшие под влиянием жара вид кирпича.

Кости' принадлежали мамонту. Исключение представляли немногие кости более мелких животных, из которых определены трубчатые кости ноги лани или козули и часть нижней челюсти лисицы. Мамонтовые кости лежали беспорядочно и «во всяком случае,—замечает Кельсиев,— не в виде полных костяков, которые говорили бы о простой гибели здесь животных, а лишь как остатки трупов, расчлененных в другом месте, приволоченных сюда для еды».

Кремневых орудий найдено 330 экземпляров. Осколки кремня встречались в большом количестве. Кельсиев дает в своей работе интересное описание как породы кремня, так и разных форм найденных орудий и сопровождавших их осколков й других камней.

«Кремень, из которого сделаны орудия,—говорит он,—полупрозрачен, дымчатого, рогового., иногда почти черного цвета, сравнительно мягок, т.-е. имеет все признаки кремня меловой формации, встречающегося и ныне везде на правом побережье Дона самородными желваками неправильной закругленной формы разных величин.. Желваки, всегда покрытые охристой непрозрачной коркой, попадаются и при раскопках, целые или разбитые. На многих отбивках и орудиях, получившихся от первых ударов по желваку, можно проследить наружную корку, — доказательство, что орудия приготовлялись на месте и из местного материала».

«Орудия в момент их обнаружения имели натуральный роговой двет и полупрозрачность. Затем, в течение первой четверти часа, вследствие испарения влаги, наполнявшей их поры, они быстро снаружи тускнели, делались совершенно непрозрачными и принимали голубовато-молочный, ¦почти белый цвет. То же явление замечено и г. Каминским, при раскопках у с. Гонцов, Лубенского уезда; он называет его выветренностью».

«Орудия имеют несомненные признаки палеолитической эпохи; они крупны,, получены от одного ловкого удара по тупой грани большого кремневого ядрища, так что задняя сторона отшиба' у всех плоская. Видно везде стремление иметь плоский, длинный и широкий кремень, с режущими краями по обеим сторонам».

Далее Кельсиев приводит описание ядрищ, или нуклеусов, осколков, отбивок, делит орудия на скребки, .острия.

Присутствие ядрищ среди культурных остатков всегда является признаком местной обработки каменных орудий. В Костенковской стоянке ядрища найдены*' обоими ее исследователями и имели форму кусков кремня, от которых отбивались орудия и осколки.

Скребки отличаются от других орудий особой обработкою одного конца, приспособленного для скобления. Вероятная цель этих орудий заключалась в том, чтобы очищать кожи животных от мяса и,, может быть, от волос. Эти орудия обратили на себя особенное внимание и первого исследователя И. С. Полякова, который подчеркивает тщательность и совершенство их обработки. Необходимо заметить, что на ряду с обычными найдены и руководящие формы, указывающие на принадлежность стоянки к верхнему горизонту; таковы: простые остроконечники с ретушью на плоской нижней стороне, скошенные резцы (burin busqu6), узкие пластинчатые ножи с черенком, прототипы солютрейского однотипного остроконечника (pointe к сгап) и длинные пластинчатые скребки с боковыми выемками (скребки-скобели), впервые появляющиеся в нижнем горизонте, но продолжавшие существовать и в верхнем горизонте.

Заканчивая обзор находок, каждый из талантливых исследователей Костенковской стоянки высказал несколько остроумных мыслей, касающихся разных сторон быта древнего человека.

«Имея в виду представленный мною очерк кремневых орудий, — говорит Поляков, — едва ли кто может сомневаться в том, что они суть произведения рук человеческих; точно так же, принимая во внимание условия их залегания с золою, углями и с костями разных животных, придется остановиться на том заключении, что в Костенках мы имеем неопровержимые доказательства в пользу того, что человек отдаленного от нас палеолитического периода жил одновременно с преобладавшими; здесь в то время мамонтами. Но в описанных выше орудиях заключается ли действительно все, чем располагал человек для удовлетворения своих собственных нужд и для борьбы с природою?.. Можно сказать, что, конечно, не все, что в придачу к орудиям каменным, которые он умел уже выделывать с значительным совершенством, у него, наверное, существовали и костяные изделия; подобное совместное существование орудий из камня и кости имело место у всех народов древнего и нового периода каменного века, начиная с древнейших обитателей французских пещер до современных диких народов крайнего севера и островов Тихого океана. Только для сохранения костяных орудий на открытом воздухе существует гораздо меньше шансов, чем, например, в пещерах, где влияние климатических условий, дождя, снега и холода гораздо меньше на них отражается».

Кельсиев пытается решить вопрос, каким образом палеолитический человек добывал мамонтовое мясо, и старается воссоздать целые картины домашнего быта этого человека.

«В Гонцах, в Карачарове и в Костенках, — говорит он, — исследователи открыли кухонные остатки, и это было ясно для них с . первого дня раскопок. Во всех трех местах трапеза совершалась главным образом мясом мамонтов, с присоединением немногих других современных ему и частью уже вымерших животных. До сих пор . неизвестно никаких данных, разъясняющих древние способы овладевать мамонтами. В кухонных остатках не найдено ни одного орудия, которое можно было бы признать за наконечник стрелы или копья, увязнувший в мясе умерщвленного животного. Кости, пронзенные кремневыми орудиями, были находимы во Франции, но принадлежат не мамонту (гр. Уваров, «Каменный период», I, 240). Рытье ям, куда мамонты будто бы попадали во время бега и издыхали там, есть только предположение, сделанное по аналогии со способами ловли слонов у индусов. В виду чрезвычайной трудности овладевания мамонтами, их умерщвления и расчленения, сколь бы огромны

ни были поселки того времени,, изумительным является количество животных, потребное,для единовременной трапезы, тем более, что не видно выбора для еды определенных частей организма. Один взрослый мамонт, полагая его в 200 пудов, и, следовательно, чистого в нем мяса 100 пудов, съеденный весь, мог бы напитать слишком шестьсот человек. Мне кажется, затруднение весьма упростится, если допустить, что катастрофы ледникового периода могли и в Европейской России губить и замораживать стадо мамонтов, как это происходило в полярной Сибири; люди же палеолитической эпохи могли выбирать для поселков места, изобилующие, кроме воды да кремневых желваков, и такими естественными запасами провизий, обеспечивающей вернее, нежели бродячие стада.. Подобно зверям и собакам, питавшимся оттаявшим трупом ижиганского мамонта, который был найден в начале нынешнего века и описан Адамсом, и первобытные люди могли извлекать куски животных, стаскивать их^в одно место и упитываться мясом лежалым, и потому не столь твердым, сообразно своему вкусу».

При обзоре австрийских палеолитических древностей средней поры мы познакомимся с совершенно таким же мнением, высказанным семью годами позже археологом Стеенструпом по поводу необыкновенного скопления костей мамонта в Предмостской стоянке. Эти мысли, вероятно, будут повторяться и впредь, но они, по крайней мере, в настоящее время, не имеют никакого научного основания.

Известно много случаев, когда кости слонов и носорогов сопровождали палеолитические стоянки таких теплых стран, как Испания, Италия, Сирия и Египет, где никогда не было ледников, а, следовательно, и никаких естественно замороженных трупов животных. Очевидно, в этих местностях палеолитический человек умел справляться с современными ему гигантскими животными. А если это так, то почему с подобными животными не мог бы справиться человек более холодных стран.

В Костенковской палеолитической стоянке И. С. Поляковым и А. И. Кельсиевым, несмотря на сравнительную незначительность вскрытой ими площади, найдены остатки по меньшей мере 16 мамонтов; по этому можно судить, какое огромное количество этих остатков хранится в почве, вокруг костров и очагов, оставленных человеком на берегу реки Дона.

Мы уже упоминали, что де-Бруин видел подобные скопления мамонтовых костей в восьми верстах выше Костенок, а в последнее время открыты несомненные следы палеолитической стоянки в селе Борщеве, верстах в шести ниже Костенок по течению Дона.

Со временем многие береговые пункты, содержавшие скопления этих костей, были размыты весенними разливами реки Дона, и кости перемещены вниз, в слои новейшей аллювиальной долины, где часть их и найдена раскопками акад. Гмелина.

Все это указывает на присутствие в области Дона довольно многочисленного населения, питавшегося мясом мамонтов.

Открытие Карачаровской палеолитической стоянки принадлежит графу А. С. Уварову [121]). Эта стоянка, привлекшая внимание многих иссле

дователей, служила не. раз предметом споров и неоднократных описаний. Желая научно установить факт своего открытия, гр. Уваров пригласил поверить его исследования самых лучших из современных ему представителей первобытной археологии: проф. В. Б. Антоновича, И. С. Полякова и В. В. Докучаева, совместными трудами которых и был установлен палеолитический возраст стоянки.

С. Карачарово расположено, на левом, высоком берегу реки Оки, недалеко от г. Мурома, Владимирской губернии. Остатки стоянки открыты в Карачаровском овраге, севернее села, в усадьбе гр. Уварова. Поводом к открытию послужили кости мамонта, вымытые весенними водами в 1877 г. Произведенный тщательный осмотр места находки костей выяснил,, что вода смыла часть берега оврага и снесла на дно его! много различных костей. С целью выяснить причину скопления такого множества костей в береге оврага были произведены раскопки на месте, где виднелись следы? смытой земли, содержавшей кости.

Берег оврага, как и всей прилегающей местности, слагался из. растительного слоя светло-желтой лёссовидной глины, железистой глины темнокрасноватого цвета с валунами северных кристаллических пород, представляющей остатки размытой морены., и слоистых валунных песков.

Ископаемые кости лежали в лёссовидной глине, фута на два выше моренной глины. По мнению геолога проф. Никитина, лёссовидные глины, содержавшие кости и, как оказалось, остатки древнейшей индустрии, были обязаны своим происхождением частью суб-аэральным отложениям и частью действию стекавших с. возвышенностей ручейков, в общем же представляют тот самый тип, который у французов долгое время был известен под именем «d?p6ts de ruisselements».

Отчищая кусок мамонтового бивня от приставшей к нему глиныу гр. Уваров заметил, что «по обеим сторонам бивня лежали шесть кремневых ножей», а под бивнем — «кремневое ядрище, такого же желто-бурогО цвета, как цвет ножей». Это и был момент открытия стоянки. Далее следовал ряд находок всевозможных осколков, ядрищ и ножевидных орудий. При каждой кости мамонта находилось по несколько орудий. В два дня раскопок было найдено 56 кремневых орудий. После, во время повторных раскопок при г.г. Антоновиче, Полякове и Докучаеве, было еще найдено 469 орудий.

Все орудия были сколотые. Они состояли из ножей, скребков,, осколков и ядрищ.

«Ножи, — говорит гр. Уваров, — сделаны из кремня, в два и три скатау и самые большие имеют 76 миллим, длины и даже немного более. Также и скребки бывают самых разнообразных размеров и форм. Видно, что старались отбивать их с одного удара и по возможности широкими кусками».

На ряду с орудиями и костями найдены мелкие куски угля, но ни на одной кости не замечено обугливания. Кости принадлежали мамонту, носорогу и другим животным; Почти все трубчатые кости оказались расколотыми и разбитыми. В расколотых костях найдены кремневые осколки от ножей, а в губчатой оконечности другой кости оказался воткнутым целый ножик.

Кости и сопровождавшие их угли и кремни лежали без видимого порядка, но в одном слое, простиравшемся фута на два выше красной моренной глины и фута на три или на четыре ниже поверхности светло- желтой лёссовидной глины. Иногда кости лежали отдельно, иногда целыми грудами, разбросанными в беспорядке. В одной груде лежали вместе кости мамонта (Elephas primigenius), носорога (R. tichorhinus), первобытного быка (Bos primigenius) и какой-то неопределенной породы оленя.

«Все кости были пропитаны глиною и окружены каменными орудиями. При больших костях в куче лежали большие куски диорита, с слабыми следами отбивки. Самые кости, на вид желтые и довольно еще плотные, покрыты многочисленными дендритами, и большая часть из них, по мнению И. С. Полякова, принадлежала носорогу». Одна кость носила следы искусственной обработки.

Оценивая время Карачаровской стоянки с точки зрения ее культуры и сопровождающих палеонтологических и геологических данных, необходимо притт.и к следующим заключениям: .Судя              по грубости орудий и малому количеству костяных .изделий, стоянку можно с большею вероятностью относить к ранней поре. Палеонтологические данные не противоречат последней дате, так как среди представителей фауны стоянки мы видим мамонта и спутника его, носорога.

Повидимому, к ранней поре палеолитической эпохи следует относить - Томскую и некоторые другие стоянки Сибири. Первая из них была открыта в г. Томске, где весною 1896 года случайно обнажились кости мамонта, что и послужило поводом, к - открытию характерных, следов стоянки !). В исследовании ее приняли участие С. К. Кузнецов, Н. Ф. Кащенко и некоторые другие лица, принадлежавшие к составу Томского университета. Стоянка находилась на правом высоком берегу р. Томи, на окраине г. Томска. На месте ее недавно образовался овраг около 50 саж. в длину. Крутые края этого оврага подвержены частым обвалам. После одного из таких обвалов и были обнажены крупные кости мамонта, обратившие на себя внимание местных обывателей.

Правый , берег р. Томи, на месте находки, слагается из слоя суглинков, переходящих книзу в лёссовидную глину,, отложившуюся из материалов, навеянных ветром с ближайшего плато, и отчасти принесенную атмосферными водами. Возраст слоя послетретичный.

Ниже шли третичные отложения, состоящие .из песков с прослоями глины и гальки, общей мощностью до 10 саж.

В самом же низу берега залегает каменный массив из палеозойского глинистого сланца.

Остатки стоянки, сопровождаемые костями мамонта, залегали на глубине около 5 аршин от поверхности почвы, в основе лёссовидной •глины. Исследование стоянки произведено таким образом,, что первона-

х) Литература: 1) [Проф. Н. Ф. Кащенко. «Скелет мамонта со следами, употребления некоторых частей тела этого животного в пищу современным ему человеком». ¦ Записки Академии Наук, VIII серия, т. XI, № 7. В сочинении

Н.              Ф. Кащенко приложен список литературы, использованной им при описании Томской палеолитической стоянки. 2) N. К ats.c h е п к о. «Ein von Menchen verzehrtes Mammuth». Correspondenz-Blatt der deutschen Gesellsch. von Anthropologie, Ethnoi. und Urgesch., 1896, S. 45. 3) S. K. Kusnezow. .«Fund eines Mammuthskeletes und menschlicher Spuren in der Nahe der Stadt Tomsk, Westsibirien». Mittheil. der anthropol. Gesellsch., Wien, 1896, Bd. XXVI, Heft 4 und 5, S. 186—191. 4) Его же. «Находка скелета мамонта и человеческих следов близ Томска в зап. Сибири». Печат. в «Gaea», 1897, Helt 4, S. 221—690. 5) Его же. «Находка скелета мамонта со следами человека близ г. Томска». Спб. Вести., 1896 г., №№ 90 и 92. 6) «Ежегодник по геологии и минералогии России», изд. Н. И. Криштафовича, т. II, отд. 2, стр. 3 и 9. 7) Проф.

Н.              Ф. Кащенко. «К вопросу об одновременном существовании человека и ма» монта». Изв. X Арх. Съезда, стр. 46, и Труды X Арх. Съезда в Риге 1896 г., т. 1, стр. 64—70, М., 1899 г., .4°. 8) Его же. «О найденном в Томске мамонте, съеденном человеком». Спб. Вестн., 1896 г., № 237. 9) Его же. «О нахождении остатков мамонта около Томска». Изв. Акад. Наук, 1896 г., т. V, № 1 и 31. 10) Н. Беляшев- ский, Н. Ф. Кащенко. «К вопросу об одновременном существовании человека и мамонта». Киевск, Стар., 1896 г., стр. 31.

чально была обнажена площадка около И аршин в длину и аршин в ширину, на которой и сосредоточивалась главная масса остатков стоянки; при чем получилась следующая картина: все остатки располагались в одной плоскости. Кости лежали без порядка: череп в одном месте, а шейные позвонки совершенно в противоположном, иногда рядом с хвостовыми позвонками, крестец рядом с грудным позвонком и т. п. «Тако.е расположение позвонков,—говорит проф. Кащенко,—сосредоточенных, однако, на весьма ограниченном пространстве, едва ли могло произойти иначе, как вследствие умышленного расчленения позвоночного столба, произведенного человеком скорее всего для извлечения спинного глозга. Длинные и мелкие кости оконечностей, кости плечевого и тазового поясов точно так же перепутаны в полном беспорядке. Ребра, отчасти целые, отчасти в кусках, разбросаны неправильно по всему пространству площадки и, что весьма интересно, очень часто оказываются лежащими под другими, «большими и тяжелыми костями: положение, которое помимо вмешательства человека редко может получиться. Если же представить себе, что от трупа ребра прежде всего были отделены, и, по удалении с них мяса, брошены на землю, а затем то же самое проделано с более тяжелыми костями, то указанное взаимное их положение становится понятным. Череп и крупные трубчатые кости разбиты., и куски от них найдены в разных местах площадки».

Под костями, на протяжении почти всей площадки, лежал слой древесного угля, сжатого в сплошную массу давлением толстого слоя земли, отложившегося впоследствии сверху. Под углем глина оказалась обожженною докрасна. В.слое угля, особенно на местах кострищ, найдено было значительное количество мелких кусочков кости, несомненно подвергавшихся дейс'гвию огня. Некоторые из этих,кусочков оказывались прокопченными насквозь, так что и на распиле оказываются черными.

В одном месте, в угольном слое, найден кусок дерева лиственной породы.

На ряду с костями и углем, нередко в непосредственном с ними соприкосновении, найдено большое количество каменных орудий и кусков гальки. Все орудия имеют вид мелких осколков, по своей форме- ближе всего напоминающих орудия Киевской (Кирилловской) стоянки.

«Среди этих многочисленных Осколков, —- говорит Кащенко, —можно различить во-первых такие, которые могли иметь значение простейших орудий и, по всей вероятности, были приготовлены именно для этой цели, и такие, которые получены случайно, при разбивании галек, как побочный продукт. Осколков первого рода (орудий) найдено 47, осколков же второго рода (случайных) около 150. Но так как и первого рода осколки получены посредством весьма первобытных приемов, то между ними и случайными осколками резкой - границы провести невозможно».

Орудия и осколки носят ясно выраженный характер . сколотой техники, что и подтверждается найденными на ряду с ними ядрищами, от которых отбивались орудия и осколки.

Что касается поделок из кости, то они, повидимому, отсутствовали; следов же деятельности человека, запечатленной на костях, имеется довольно много. Прежде всего выяснено, что череп мамонта был искусственно разбит и, вероятнее всего, с целью извлечения из него мозга; затем некоторые кости, между прочим и ребра, оказались с неизвестною целью стертыми, полые же кости разбиты и продольно расколоты. Проф. Кащенко допускает, что найденные в остатках стоянки острые осколки

бивней мамонта могли служить для человека такими же орудиями, как и кремневые осколки.

Все кости стоянки принадлежали только одному молодому мамонту. Каким образом овладел человек этим животным, ничего определенного не выяснено.

«Трудно, конечно, утверждать,—пишет Кащенко,—что мамонт непременно был убит людьми. Строго говоря, он мог быть найден и мертвым, но еще достаточно свежим, и затем частью использован для питания. Однако молодой возраст мамонта, отсутствие на костях следов от зубов хищных животных и вообще каких бы то ни было признаков, которые указывали бы на случайную смерть не от человеческой руки, но вследствие каких-либо иных внешних причин, делает более вероятным первое предположение. Какими способами мамонт был пойман или вообще добыт,— для решения этого вопроса мы, к сожалению, имеем очень мало данных, да и те, которые есть, носят скорее отрицательный характер. Так, рельеф той поверхности, на которой были расположены кости, делает мало вероятным, чтобы этот мамонт был пойман в яму, т.-е. тем способом, который, по А. С. Уварову («Кам. пер.», I, 159), предположительно должен был употребляться палеолитическим человеком при охоте на мамонта. По Миддендорфу и Докучаеву, мамонт, по всей вероятности, нередко застревал в болотах и топких берегах рек, чем также мог пользоваться палеолитический человек для легкой и добычливой охоты. Но и такое объяснение в данном случае является мало вероятным, так как свойства почвы здесь иные, да и берег реки в то время был, по всей вероятности, довольно далек от этого места, о чем сказано будет несколько слов ниже. И. Поляков допускает охоту на мамонта по насту, которая также должна была быть легка и добычлива, так как тяжелый зверь, конечно, при глубоком снеге проваливался и не мог быть достаточно подвижным. Такое объяснение в данном случае возможно было бы принять, если только допустить, что климат Сибири в то отдаленное время был сходен с теперешним. Но по этому вопросу существуют, как известно, разные мнения, и в последнее время преобладает мнение как раз противоположное. Если даже в Ново-Сибирских островах условия жизни для мамонтов в течение круглого года были тогда вполне благоприятны, то в местности окбло г. Томска едва ли снег мог накопляться большими масс’ами. Но ведь возможны и различные другие способы охоты, хотя бы, например, устройство постепенно суживающихся деревянных загонов, какие, судя по описаниям, и теперь употребляются для ловли слонов».

Далее цитируемый автор задает целый ряд вопросов, стараясь дать на них возможно точные ответы. Все это настолько интересно и важно, что мы позволим привести часть его рассуждений дословно.

«1) Не мог ли,—говорит он,—мамонт долгое время сохраняться в замороженном состоянии и затем быть найденным и употребленным в пищ человеком, ему вовсе не современным? Так как на северных окраинах Сибири подобные случаи долговременного сохранения целых трупов мамонта и носорога известны, то этот вопрос напрашивается сам собою. Однако в той местности, где найден наш мамонт, сохранение его в замороженном состоянии в течение долгого времени можно было бы допустить только в том случае, если бы имелись основания допускать здесь, в одном из прошлых периодов, гораздо более суровые климатические условия, чем те, какие наблюдаются в настоящее время. Но следы ледников в Сибири (если не считать крайнего севера) чрезвычайно скудны и

встречаются изредка только в горах *). Вблизи Томска, во всяком случае, их нет, а потому трудно остановиться на этом предположении.. Притом же, если принять во внимание, что лёссовидная глина, в толще которой найден скелет мамонта, представляет отложение современное периоду жизни мамонтов и воздушное, в чем, как выше было объяснено, едва ли возможно сомневаться, то предположение о сохранении- трупа мамонта в замороженном состоянии лишается всякой почвы».

«2) Не мог ли быть, найден только скелет мамонта ^человеком, гораздо более поздним (неолитического периода), и не представляет ли все описанное результат орудования не над трупом, а лишь над скелетом? В таком случае кости могли, дескать, быть разбиты не для извлечения костного мозга (которого в это время, уже не было), а' просто как материал для приготовления костяных орудий, Что же касается угля, то. ок указывает лишь на костры, которые могли быть все равно нужны для различных целей, раз только люди здесь оставались довольно продолжительное время. Само же по себе присутствие костров вовсе не доказывает, что на них жарилось мясо, именно, мамонта. Равным образом и кремневые осколки, несмотря на свой палеолитический характер, могли быть приготойлены для какой-либо цели человеком и не мамонтового периода».

«Предположение это на первый взгляд кажется довольно серьезным. Однако при ближайшем рассмотрении оно оказывается ещё менее вероятным, чем первое, по следующим причинам: а) Если бы скелет очень долгое время лежал на земле открыто, то едва ли кости сохранили бы свое скученное положение, и едва ли они могли бы так относительно хорошо сохраниться. Не мешает при этом обратить внимание на общий вид найденных при скелете осколков от трубчатых костей. Куски с такими ровными, иной раз как бы обрезанными, краями едва'ли могут получиться при раздроблении костей, пролежавших тысячелетия под изменчивыми атмосферными влияниями. Некоторые из этих осколков имеют даже такой вид, как будто они сделаны, топором. Только тщательное изучение боковых поверхностей и сравнение с более новыми, действительно рубленными костями, убедило меня в том, что я имею дело с осколками, полученными от удара тупым, орудием. Если же допустить, что кости были выкопаны из земли ради технических целей, то их скученное расположение на одном горизонтальном уровне, почти полный состав скелета и нахождение его, именно в том геологическом напластовании* которое соответствует периоду жизни мамонта, станут уже совсем непонятными. Да и следов древних раскопок никаких не заметно. Ь) Способ раздробления костей характерен, именно, как прием для извлечения костного мозга, с) На скелете можно заметить отсутствие (недостачу) только очень небольшого числа мелких кусков компактного костного вещества^ годного на поделки, и для добывания такого скудного материала не было никакой надобности разбивать такое большое число костей. Только от бивней не хватает значительной части. их массы, но они могли быть употреблены в дело и современным мамонту человеком. Притом ' же остатки от бивней, которые, как уже было сказано, у такого молодого экземпляра и не должны были иметь больших размеров, могли быть и унесены после пиршества, могли и просто истлеть в земле. На это отчасти

х) Об этом см. у Черского, в его «Описании коллекций послетретичных животных, собранных Ново-Сибирской экспедицией», Спб., 1891 г. Прилож. к LXV тому Записок Акад. Наук, № 1, стр. 35 и след., а также 647 и след.

указывает то обстоятельство, что степень сохранности найденных двух кусков бивней несравненно ниже, чем других костей, d) Наконец, нахождение несомненных следов деятельности человека на одном геологическом уровне с костями одного цельного экземпляра мамонта в совершенно открытой местности указывает уже на одновременность жизни того и другого, раз только нет данных считать скелет выкопанным здесь, же, или принесенным из другого места (перенос полного скелета для того, чтобы отбить от него несколько небольших кусков кости, был бы делом совершенно невероятным)».

Мы исчерпали как наиболее существенную часть фактического материала изучаемой стоянки, так и рассуждений, вызванных ее остатками. Нам остается только установить отношение этой стоянки к стоянкам России и вообще всего европейского материка.              .

Выше нами-уже отмечено, что кремневые орудия Томской стоянки сделаны при помощи сколотой техники, а это указывает отношение стоянки ко времени или мезолитической или палеолитической эпохи. Последнее представляется более вероятным.

По геологическим данным, Томская стоянка ближе всего стоит к Карачаровской стоянке, так как остатки обеих залегают внизу лёссовидных глин, но более точных указаний времени и отсюда нельзя получить.

Возможно, что к изучаемому времени относится Иркутская стоянка Остатки ее открыты в 1871 году, при закладке военного госпиталя в г. Иркутске, на одной из гор правого берега речки Ушаковки, притока р. Ангары. Остатки эти залегали в лёссе суб-аэрального происхождения, что доказывается присутствием в его слоях' раковин сухопутных моллюсков (Helix, Pupa и Succfnea) и многочисленными костями ископаемых животных, принадлежавших, по определению И. Д. Черского: 1) мамонту (Elephas primigenius); 2) носорогу (Rhinoceros tichorhinus); 3) северному оленю (Cervus tarandus); 4) широкорогому оленю (Cervus eury- ceros); 5) благородному оленю (Cervus ela'phus); 6) козуле (Cervus cap- reolus); 7) первобытному быку (Bos primigenius); 8) бизону (Bos priscus); 9) лошади (Equus caballus) и др.

Найденные в Иркутске вещи, состоящие из каменных орудий и поделок из костей мамонта и северного оленя, залегали в двух горизонтах: на глубине 2 и на глубине 3 аршин. Исследователи, И. Д. Черский и A. JI. Чекановский, повидимому, не могли разделить вещи по горизонтам их залегания, вследствие чего произошло смешение древних вещей с позднейшими, в роде просверленных оленьих зубов, цилиндров из мамонтовых бивней и друг. Но если, действительно, некоторые из вещей найдены в лёссе на глубине 3 аршин от поверхности и залегали в одном горизонте с костями вышепоименованных животных, то они' должны относиться к палеолитической эпохе.

В данном случае ясно ощущается недостаток строго научных археологических исследований.

Культуры jpanneft поры палеолитической эпохи имеются и за пределами Европы и Сибири. Присутствие их отмечено в Алжире, Тунисе, Триполи, Египте, Сирии и друг.

В Тунисе найдены каменные орудия, обработанные характерными приемами контр-ударной и отжимной техники, в результате которых явились и крутая ориньякская ретушь и пирамидальные нуклеусы, указывающие на процветание каменной индустрии *).

Еще более замечательные находки сделаны в Сирии, близ г. Бейрута, в пещере Антелиас. Около входа в эту, сравнительно небольшую, пещеру открыты остатки костров, окруженные обильными скоплениями кухонных отбросов, состоящих из костей диких животных и людей, среди которых собрано много кремневых и костяных орудий.

Рассеянные кости людей, как полагают, принадлежали по меньшей мере трем субъектам; на поверхностях костей замечены следы кремневых ножей, которыми снималось с них мясо, а это указывает на существование людоедства.

По костям съеденных животных установлена фауна, значительно отличающаяся от современной. В состав ее входили: зубр (Bos priscus Во].); дикая лошадь (Equus caballus Lin.); благородный олень (Cervus elaphus Lin.); месопотамская лань (Cervus dama vor. mesopotamicus Brook); синайский горный козел (Capra beden Schreib); первобытный козел {Capra primigenia Fraas); дикий козел (Capra aegagrus Pallas); дикий кабан (Sus scrofa Lin.);, антилопы, медведь (Ursus arctos Lin.); газели, косули и друг.

Некоторые виды указывают на присутствие близ Бейрута больших лесов.

Кремневые орудия имеют вид длинных пластинчатых ножей и овальных скребков. По своему характеру они ближе подходят к восточноевропейским (русским), нежели к западно-европейским. Костяные орудия также разнообразны и примитивны; в состав их входят обычных форм проколки и довольно тщательно приготовленные пластинки.

Кроме пещеры Антелиас, в Сирии и Палестине имеются и другие местонахождения памятников изучаемого времени [122]).

Быт еще повсюду господствует охотничий и бродячий. Склонность к большей оседлости выказывают только те племена, которые оказывались в наиболее благоприятных местностях, богатых удобными для жизни естественными и хорошими стоянками, каковые особенно часто наблюдаются в средиземно - морских областях Африки и Европы, особенно в Италии, Испании и Франции, где, очевидно, под влиянием этих благоприятных условий, человек успел подвинуться вперед как в отношении материальной, так и духовной культуры. В последнем отношении особенного внимания заслуживают его религиозное мировоззрение и искусство.

Погребения открыты в Англии (Зап. Валлисе), Франции и Италии. Эти погребения приписывают двум различным расам: 1) гримальдийской и кроманьонской. Гримальдийская раса принадлежала к негроидам и поэтому, нужно полагать, имела черный цвет тела; кроманьонская раса по своему скелету ближе подходит к представителям современной белой расы и, вероятно, имела светлую окраску тела (см. списки А и В).

А.              Список находок остатков кроманьонской расы О-

МЕСТНОСТЬ НАХОДКИ.

Пещера Павилянд, Зап. Валлис, Англия.

Пещера Ориньяк, Верхн. Гаронна, Франция.

Пещера Кро-Маньон, Дордонь, Франция.

Пещеры Гримальди (Ментона в Италии). Детский грот. Грот Кавильон. Грот Барма-Гранде. Бауссе-де-Торре.

Пещера Комб-Капелль, Франция. Пещера Верхн. Ложери, Франция.

Пещера Антелиас, Сирия.

1 скелет в погребении.

17 скелетов в погребении.

(В принадлежности их к палеолиту некоторые исследователи сомневаются). скелетов в погребении.

Погребения:

4 скелета.

1 скелет. скелетов.

3 скелета.

1 скелет в погребении. скелет в погребении. Рассеянные кости.

В.              Список находок остатков гримальдийской расы.

МЕСТНОСТЬ НАХОДКИ.

Пещеры Гримальди (Ментона в Италии). скелета древнейших погребений, относимых ко времени нижнего горизонта ориньякской культуры, или ко времени перехода от мезолита к палеолиту.

х) Списки А и В составлены по Обермайеру, Р. Мартину и Осборну.

Наиболее выразительные • ритуальные погребения были открыты в окрестностях Ментоны, в Италии. На берегу моря, недалеко от Ментоны, на границе области Вентимильи, находятся огромные пещеры, иногда называемые «Ментонскими гротами», а чаще—пещерами Бауссе-Руссе. и Гримальди. В настоящее время пещеры располагаются на 20 метров выше уровня моря, но было время, повидимому в мезолитическую эпоху, когда они находились в одном уровне с морем, волны которого и вырыли их в обрывистом береге.

Первое археологическое исследование пещер было произведено в 1874 и 187-5 годах Эмилем Ривьером, которому удалось в одной из пещер, названной им «Детской пещерой» (Grotte des enfants) вскрыть погребение, содержавшее два детских костяка, из которых один принадлежал ребенку лет 10, а другой—ребенку еще более юного возраста. Детские костяки лежали рядом, на спине, в вытянутом положении; В области таза каждого из них найдено до 500, а всего до 1000 просверленных раковин, которыми, по мнению Г. Обермайера, могли быть украшены детские передники или короткие юбки. Древность погребения долго оспаривалась многими археологами. Окончательно выяснить ее удалось только раскопками Буля, Картальяка и де-Вильнева, выяснивших, что «Детский грот» имеет погребения в трех ярусах, относящихся к разным горизонтам ранней поры палеолитической эпохи. В нижнем, древнейшем горизонте оказалось коллективное погребение, содержавшее два скелета: молодого, лет 15 —17, мужчины и старой женщины. Оба покойника были положены вместе на золу очага. Костяк женщины лежал на правом боку; ее правая рука оказалась согнутою в локте так, что кисть приходилась на высоте шеи; левая рука вытягивалась вдоль грудной клетки и кистью лежала на тазе; ноги подогнуты к телу так, что пятки почти прикасались к тазу; костяк, очевидно, уже после уничтожения мускулов, откинулся несколько на спину.

Костяк юноши лежал также склоненным на правый бок, но так, что спина приходилась более кверху: Его руки были прижаты              к              груди,              а              ноги

поджаты коленями почти к подбородку.

Судя по сильному скорчиванию костяков; необходимо заключить, что трупы, после смерти, были связаны каждый отдельно              и.              положены              на

очаг, при чем первою была положена женщина, а за нею              юноша.

Вокруг головы мужчины лежали украшения, состоявшие из четырех рядов просверленных морских раковин вида Nassa neritea, которые, по-. видимому, украшали головной убор покойника; около его туловища находилось несколько кремневых ножей. На левую руку старухи были надеты два браслета, состоявшие каждый из двух рядов тех же морских раковин; один браслет находился у локтя, а другой —у кисти руки.

Над головами покойников было устроено нечто в роде дольмена, для чего было поставлено два плоских камня на ребро, а третий такой же камень положен на них сверху, в виде крыши.

Интересно сравнение этих погребений с феррасийскими (см. выше), где наблюдается и такая же скорченность и стремление защитить голову покойника (Ферраси I) сооружением из камней. Ритуальное единство:— полное, при этом .едва ли можно сомневаться, что ритуальное, влияние, обусловившее это единство, шло с юга на север, а не наоборот; если же это так, то погребение Ферраси, равно как и другие погребения западной Европы, относимые к разным временам мезолитической эпохи, в действительности могут принадлежать только к самому концу последней, когда носители новой палеолитической индустрии успели оказать свое влияние

на неандертальскую расу, доживавшую свой, век в Европе в более низкой стадии развития.

В одном из выше лежащих ярусов пещерных отложений почвы открыто было второе погребение, относящееся также к ранней поре палеолитической эпохи. Это погребение содержало костяк мужчины высокого роста (1,94 метра), покоившегося на спине вытянуто; его руки были согнуты в локтях так, что кисти лежали на шее.. На черепе располагались просверленные зубы оленей и раковины, повидимому, украшавшие головной наряд; между ребрами находились просверленные раковины, а около костяка— кусок оленьего рога с резным орнаментом. Над головой был укреплен, вероятно, на деревянных опорах большой камень, который, по уничтожении •временем опоры, сдвинулся и раздавил грудные позвонки. Над ступнями ног также было возведено защитное сооружение из камней.

Два первых костяка, по определению антропологов, принадлежат к негроидной расе, тогда как костяки выше лежащих мужчин и, повидимому, детей относятся к кроманьонской расе. К последней расе относятся и ®се другие костяки, найденные в Ментонских пещерах.

Очень богатое погребение открыто в четвертой пещере Ри.виера* называемой «Grotte du Cavillon». На глубине 6,55 метров, в пещере покоился костяк взрослого мужчины, лежавший на левом боку, с согнутыми йогами; кисти рук как бы подпирали подбородок. Кругом черепа лежали просверленные морские раковины Nassa neritea и 22 просверленных клыка благородного оленя; на лбу находилось костяное орудие в 17 см. длины; около черепа лежали два длинных и тонких кремневых ножа. Ложе покойника оказалось посыпанным измельченной краской (кровавиком), окрасившей кости и некоторые вещи, положенные с покойником, в яркий красный цвет.

В третьей пещере, называемой Барма-Гранде (Barma Grande), на глубине 8,4 метров, Луи Жульен в 1884 году открыл человеческий костяк мужчины, лежавший в вытянутом положении. На черепе и на обоих плечах. найдено по одному обломку кремня. Череп покрывался корой какого- то красного налета.

В 1892 году, в той же пещере, археолог Верно открыл еще три костяка, из которых один принадлежал мужчине большого роста, другой —’ молодой женщине и третий — пятнадцатилетнему субъекту. Все три костяка, повидимому, принадлежали одному погребению. Костяк мужчины лежал на спине с наклоном влево; его левая рука была. вытянута вдоль тела, а правая — слегка согнута и вложена кистью между бедер. Костяки женщины и молодого субъекта положены на левом боку. Кисти рук • их находились у подбородков. На черепе мужчины, лежали просверленные зубы оленей и раковины Nassa neritea, .а на шее — ожерелье из 14 клыков оленя, орнаментованных нарезами, бус из позвонков рыбы и костяных, тщательно отполированных, привесок; в области груди также наг ходились' костяные привески и рядами расположенные позвонки рыб {лососей); колени ног прикрывались большими раковинами Сургаса с просверленными в них отверстиями, служившими, очевидно, для прикрепления раковин к одежде или обуви; около левой руки найден длинный кремневый нож, достигавший 13 сантиметров.

При костяке женщины оказались' те же украшения, состоящие из просверленных раковин Nassa neritea, бус из рыбных позвонков и костя- яых привесок, но все это было в меньшем; количестве. В левой руке костяка находился кремневый нож, достигавший 26 сантиметров длины.

Не менее богато убран был третий костяк самого младшего субъективна черепе его лежали многочисленные костяные привески, просверленные позвонки форелей и раковины Nassa neritea; шея украшалась пышным ожерельем, составленным из двух рядов рыбных позвонков и одного ряда раковин Nassa neritea, ритмически разделенных длинными клыками оленей; в кисти левой руки найдено костяное орудие, орнаментованное нарезами, а под головою — кремневый нож в 17 сантиметров длиною.

Все три покойника лежали в одной неглубокой могильной яме, вырытой в пещере. Дно ямы и кости покойников были посыпаны порошком железистого кровавика.

В 1886 году в той же пещере открыты еще два костяка, сопровождавшиеся такими же украшениями, но один из них оказался сожженным или вернее обугленным на костре, от которого сохранился слой угля иgt; золы, достигавший 60 сантиметров толщины.

Наконец, в пещере Бауссе-де-Торре открыто три костяка, из кото- рых два принадлежали взрослым людям и один — юноше. Первый взрослый костяк был мужским; он лежал вытянуто, на спине; около левой лопатки его находился кремневый нож, на шее — ожерелье, составленное из просверленных морских раковин Cypraea pyrum, Nassa neritea и просверленных оленьих зубов; правая рука украшалась браслетом, сделанным из просверленных раковин; такие же раковины украшали и колена; почва вокруг костяка изобиловала остатками волос, как полагают, от звериной шкуры, служившей одеждою человека; кости окрашены в красный цвет.

Второй костяк взрослого человека лежал также вытянуто; в области черепа и шеи находилось много просверленных оленьих зубов и раковин,, украшавших, по мнению Г. Обермайера, головной убор, имевший вид, сетки, какие носятся жителями до сих пор; у каждого бедра, с внешней стороны, найдено по одной просверленной раковине Cypraea. Ложе костяка покрывалось слоем золы от сожженного костра. Кости окрашены в красный цвет.

Третий костяк юноши лет 15 лежал лицом книзу; при нем йикаких вещей не найдено.

Столь значительное число костяков Ментонских пещер, их довольно- хорошая сохранность и обилие сопровождающих их предметов дали: возможность сначала археологу Верно, а потом Г. Обермайеру притти. к ряду следующих выводов, которые мы заимствуем у последнего *):

«1) Четвертичные обитатели пещер Бауссе-Руссе (Ментоны) регулярно хоронили своих покойников и устраивали для них могилы».

«2) Трупы покойников клались на слой пепла от прежнего заброшенного очага, либо в этом месте делалось небольшое углубление. В других случаях устраивались настоящие могилы, такие просторные, что в них' хоронили по три тела сразу».

«3) Иногда устраивалось нечто в роде первобытной каменной гробницы из большого числа прямо стоящих камней. Над ними клали широкие плоские камни, которые не покрывали, однако, всего тела, а лишь верхнюю* или нижнюю часть его».

«4) Одновременно с таким способом погребения применялось в исключительных случаях и сжигайие трупа».

«5) Нередко трупы клались на слой истолченного железного кровавика и им же посыпались сверху. После разложения мягких частей этот красный порошок осаждался на частях скелета и окрашивал их в красный* Г. Обермайер. «Доисторический человек», стр. 215 и 216.

цвет. Ничто не заставляет думать, чтобы кости эти очищались от мяса до погребения и обрабатывались искусственно кровавиком. Против .этого говорит уже то обстоятельство, что все кости, если оставить в стороне поз. немшие нарушения, лежат в совершенно точном порядке, соответствующем их нормальному положению. Иногда эта подстилка из кровавика отсутствует, при чем              не всегда              можно бывает определить —

почему именно».

«6) Каких-либо особых правил ориентирования тела й какой-либо* определенной позы, придававшейся ему при погребении, не было замечено. Наблюдались самые разнообразные позы, при чем женские трупы, хоронились так же, как и мужские».

«7) Покойники обоего пола погребались в огромном большинстве случаев во всех своих украшениях, состоявших, главным образом из головных сеток, ожерелий, нагрудных украшений, браслетов на руках и на ногах и повязок на коленях. Это заставляет думать, что остальная одежда состояла из ничем не украшенных шкур животных. Украшения как для мужчин, так и для женщин были одни и те же».

«8) По бокам тела нередко клались предметы, которые служили человеку при, жизни, главным образом его кремневые орудия. Из этого можно предположить, что первобытные              обитатели              пещер              Гримальди

считали, что такие орудия могут принести их покойникам пользу и после смерти».

«9) Маленькие дети хоронились просто в их передниках или юбочках».

«10) Можно предположить              также, что              могилы для              защиты              от хищных

зверей прикрывались землею, и              что после              погребения              трупов              в пещерах

люди покидали эти пещеры на продолжительное время и избегали их. На это указывают лишенные всяких остатков слои земли, располагающиеся над могильниками».

С своей стороны мы можем прибавить, что в ментонских погребениях отчетливо выражено уважение к огню домашнего очага, очевидно основанное на религиозном поклонении огню, как чистому и очищающему началу. Я полагаю, что и явление в ментонском погребальном обряде красок не случайно, а связано с тою же верою в чистилищную силу огня, где краска являлась, как установленный в религиозных обрядах символ последнего; мысль, которая мною неоднократно высказывалась по отношению присутствия красок в курганных погребениях со скорченными костяками Южной России, относящихся уже к началу металлического периода J)- В данном случае поражают только столь раннее появление красок в ритуале и столь продолжительное существование одинаковых представлений о значении установленных символов, но возможность такого явления подтверждается и другими фактами, напр., столь же продолжительным существованием свастики, меандра и др.

При изучении ментонских погребений невольно возникает вопрос, где возник погребальный ритуал, так определенно выразившийся в этих погре-

х) В. А. Г о,р о д ц о в. «Результаты археологических исследований в Изюмском уезде Харьковской губернии».

Его же. «Материалы археологических исследований в Изюмском уезде.»

Обе работы печатаны в Трудах XII Археологического Съезда, т. I, 1902 г.

;              Его              же.              «Результаты              археологических исследований в Бахмутском уезде

Екатеринославской губернии».

Его же. «Дневник тех же археологических исследований».              *

alt="" />Обе работы печатаны в Трудах ХШ Археологического Съезда, т. I, 1905 г. Его же. «Бытовая археология». М., 1910 г.

Археология.

бениях? Ввиду того, что древнейшими ментонскими погребениями являются негроидные, можно полагать, что ритуал принесен в Европу из Африки, где, повидимому, уже в конце мезолитической эпохи существовали довольно разработанные религиозные культы, которые и были сообщены сначала неандертальской, а затем и кроманьонской расам, хотя «последняя могла быть ознакомлена с культом и ранее, в местах первоначального своего обитания, вероятнее всего', в Передней Азии, у. восточных берегов Средиземного моря,, где ожидаются очень важные в этом отношений находки.

Погребения, подобные ментонским, открыты во Франции, именно в пещерах' Кро-Маньон, Комб-Капелль и Верхн. Ложери.

В Кроманьонской пещере найдено пять костяков, из которых один принадлежал старику, два — взрослым мужчинам, один — женщине и один — младенцу. Рядом с костяками лежало до 300 просверленных раковин, преимущественно вида Littorina littorea, а в некотором отдалении найдены: округлая пластинка из слоновой кости с двумя отверстиями, много просверленных зубов и кремневых орудий, характерных для западно-европейской ориньякской культуры.

В пещере Комб-Капелль, находящейся недалеко от г. Мон-Феррана, открыт в неглубокой могиле, вырытой в пещере, мужской костяк, лежавший на спине с приподнятыми коленами вверх; на черепе его найдены раковины; на голове, груди и ногах — камни.

В пещере Верхн. Ложери археолог Лалан открыл костяк, лежавший на золе очага, вытянуто, на спине, с наклоном на правый бок. Вещей при костяке не оказалось.

Таковы памятники религиозного мировоззрения западно-европейских рас ранней поры палеолитической эпохи.

Не менее выразительными и интересными являются и оставленные ими памятники искусства, из которых некоторые могут быть также связаны с религиозным культом. Долгое время казалось, что палеолитическое искусство началось и развилось самостоятельно в пределах ЕврОпы, но вновь открытые факты не подтвердили такого предположения и в настоящее время уже не может быть сомнения в том, что искусство, подобно религиозному культу, а, может быть, и вместе с ним, проникло в Европу в готовом виде и далеко не в первой стадии своего развития.

Аббат Брейль, в сообщении, сделанном на XIV Международном Конгрессе Антропологии и Доисторической Археологии в Женеве, указав, что ориньякская культура не происходит от предшествующей ей в Европе мустьерской, а принесена новыми расами извне, при чем поздний ее отдел несет яркие следы влияния африканского культурного течения 1).

Можно полагать, что подобным течением и принесено искусство, широким потоком залившее Пиренейский и. Апеннинский полуострова, Францию и другие европейские области, где оно сразу выразилось в гравюре, живописи, скульптуре, музыке и архитектуре. Несомненно, колоссальное количество произведений уничтожено временем: до нас совсем не дошли творения искусства, зафиксированные на дереве, кожах, плетениях и других менее стойких материалах, в существовании которых невозможно сомневаться.

1 j              Искусство, подобно религии, присуще всем живым организмам, насе- ( ляющим земной шар; оно может быть также рассматриваемо, как реминисценция тех предвечных идей истины и красоты, которые заложены во

J) L’Anthropologie, 1912, том XXIII, стр. 594.

асе живые формы при их зарождении на нашей планете или даже в мире вообще. Искусство есть выражение непреоборимой склонности живых существ к успокаивающей жизнь красоте, выражающейся то в симметрии, то в ритме, то в гармонии световых и звуковых эффектов, услаждающий чувства и приятно настраивающих ум, но мы видим, что эта склонность не одинаково развита у разных существ и выражается у них чрезвычайно разнообразно. Кристаллы, если видеть в них низшие живые организмы, проявляют свою склонность к искусству в ритме геометрических граней, блеске красок, извлекаемых ими из окружающей природы.

Простейшие живые организмы чаще всего стремятся выразить свое искусство в окраске и свечении своих тел; более же совершенные организмы, как полипы и многие моллюски, — в архитектурных сооружениях кораллов и раковин, полных игры красок, гармонии, симметрии и ритма *). Насекомые, рыбы, рептилии, птицы, животные также постоянно проявляют свою склонность к красоте, то в форме самоукрашения блеском цветных окрасок покровов тела, то в форме -пения и вообще ритмических звуков, то, наконец, в форме сооружений красивых гнезд и жилых помещений 2). Повидимому, еще более склонности к красоте заложено в душу человека, вечно страждующую и тоскующую о ней и вечно стремящуюся выразить ее в своих творениях для радости себе и другим. Можно с уверенностью полагать, что выражению красоты в симметрии и ритме звуков и красок человек научился в своей первой стадии развития, но ему долго не удавалось зафиксировать это на таких прочных материалах, которые сохранились бы до нашего времени. Заметив красящие свойства некоторых веществ окружающей природы, человек воспользовался ими и, вероятнее всего, стал покрывать этими веществами свое тело и волосы, чтобы придать им больше красоты, а затем и более любимые предметы, вроде деревянных орудий, которыми добывал пищу и защищался от врагов, шкур животных, которыми одевался в холодную погоду, и т. п. От сплошной гладкой росписи он с течением времени перешел к ритмической одноцветной и многоцветной росписи линиями и фигурами. Одновременно с этим мог развиваться и резной орнамент, получивший начало также очень рано.              ,

Наиболее примитивными образцами резного орнамента являются простые нарезы на дереве и кости. Толчком к появлению их могли послужить те царапины, рубцы и нарезы, которые сопровождают кости и дерево, подвергшиеся той или другой обработке их рукою человека. Стоило дополнись случайно сделанные штрихи другими, нанесенными для симметрии или гармонии с первыми, и начало'орнамента являлось осуществленным. Дальнейшему развитию орнамента могли способствовать геометрические формы и узоры, изобилующие в окружающей природе.

Развив глаз, руку и вкус на воспроизведении простейших орнаментов, человек перешел к воспроизведению форм растений и животных. Желание представить их кругом похожими, естественно, перевело его от гравюры к скульптуре. В таком, приблизительно, виде представляется ход развития примитивного изобразительного искусства, но, повидимому, весь предварительный стаж художественного развития был пройден расами Ношо

J) Э. Геккель. «Красота форм в природе». Спб., 1896 г. Одна из райских птичек — Amblyornis inornata — украшает свое шалашеобразное жилище цветными раковинами и цветками, приносимыми со стороны; наши сороки, по наблюдениям орнитологов, также любят таскать в свои гнезда блестящие вещицы в виде серебряных мелких предметов, которые они иногда скрадывают близ жилых помещений.

sapiens вне Европы, куда ими принесено изобразительное искусство одновременно во всех видах: гравюре, скульптуре и живописи.

Мы рассмотрим их по порядку.

В европейском искусстве ранней поры палеолитической эпохи можно проследить образцы гравюр разнообразного достоинства, начиная с примитивнейших элементов геометрического орнамента и кончая довольно сложными композициями, изображающими животных и людей. Среди первых — и простые штрихи, расположенные то равномерно по украшаемой плоскости, то ритмическими группами, и линии то прямые, то ломаные, то изогнутые, дающие узоры углов, зигзагов, дуг и волны, а в пересечениях— разные фигуры крестов, треугольников, ромбов, четыреуголь- ников, овалов, кругов и т. п. Такого рода узоры на мелких костяных предметах найдены почти во всех культурах Западной и Восточной Европы. Вторые встречаются реже и пока открыты только в Западной Европе, если, впрочем, к изучаемой поре не относится искусство Кирилловской стоянки, в Киеве.

Гравюры с изображением животных сохранились, преимущественно, на камнях и скалах. Из гравюр на камнях можно указать найденные в пещере Трилобит и стоянке Ребьер (Station des Rebieres; Dordogne).

На обломке камня из пещеры Трилобит оказались вычерченными ¦ четыре изображения, из них три (двух носорогов и, повидимому, мамонта)- наложены друг на друга, представляя как бы этюдные наброски, художника 1). На камне из Ребьер* изображена, по мнению Питара, лошадь, но в крайне архаических и невыразительных очертаниях 2). Это также, вернее, всего, этюдный набросок.

Известна одна гравюра на обломке лобной кости лошади, найденная среди остатков ориньякской культуры в пещере Hor'nos de la Репа, где сохранился характерно изображенный круп лошади 3).

Гораздо многочисленнее и доброкачественнее оказались гравюры на скальных стенах, внутри пещер. Древнейшие из них характеризуются архаичностью рисунка и слабостью резьбы; позднейшие же — большим совершенством рисунка и сильной, глубокой резьбой.

Аббат Г. Брейль полагает, что искусство гравирования началось выцарапыванием полос на глинистых стенах пальцами, и уже позже появились силуэты, вычерченные кремнем, первоначально угловатые и несовершенные, а потом значительно улучшенные, предрешавшие переход к мадлен- скому искусству поздней поры палеолитической эпохи 4).

Древнейшие изображения фигур, выполненные грубоватою резьбой,, при постановке изображаемых животных всегда в профиль, найдены в пещерах Кастилии, Альтамиры (в Испании), Марсуля, Фонт-де-Гом, Горнос- де-ла-Пенна, Гаргас, Мут, Грэз, Пэр-нон-Пэр (во Франции), а более поздние гравюры, изображающие людей и животных в глубокой резьбе, открыты в пещерах Мут, Камбарель и др., как вторичные наслоения. Среди изобра- . жений обычно фигурируют слоны, носороги, зубры, быки, лошади, козы, лани, олени, медведи, львы и др.

Н. F. Osborn. «Men of the old stone age,», стр. 324. E. Pittard. «Une gravure sur galet de 1’epoque Aurignacienne». L’Anthropo-

logie,              т. XXIII, 1912,              стр. 307 — 311. Рис. 1. H. В r e u i i              et H. О b e r m a i e r.              «Les premiers              travaux              de l’lnstitut de paleon-

tologie humaine». L’Anthropologie. 1912, т.              XXIII, №              1.              Рис. 8. L’A b b ё H.              Breuil. «L’age des              cavernes              et              roches              ornees              de              France              et

d’Espagne». Revue archeologique, т. XIX, 1912.

Особенный научный интерес представляют барельефные изображения людей, открытые Лаланом и др. археологами в убежище под скалою Лёссель (Laussel), в Дордони *), где в верхнем горизонте ориньякской культуры были найдены обломки плит, отпавших от скальной стены убежища, покрытые барельефными изображениями мужчин и женщин. Наиболее сохранный барельеф представляет голую женщину, держащую в правой руке рог зубра. Высота фигуры достигает 46 см. Сильно попорченная временем голова фигуры не сохранила никаких подробностей лица, изображенного в профиль. Волосы совсем не обозначены. Шея выражена хорошо. Груди полны и длинны, с хорошо выраженным промежутком между ними. Область живота представлена рельефно и гармонично, хотя преувеличенно. На пояснице намечена легкая складка, свойственная тучному телосложению. Ноги коротки, в бедрах толсты и мускулисты, с перехватами снаружи; книзу они быстро утончаются; ступни выражены схематическим утолщением без всякой моделировки. Руки тонки, не стройны, без выраженной мускулатуры. Левая рука опущена вниз, слегка согнута в локте и положена кистью на живот. Пальцы этой руки изображены легкими гравюрными чертами. Большой палец короче других. Правая рука согнута так, что кисть ее приходится на высоте плеча; в эту кисть вложен изогнутый предмет, украшенный довольно глубокими бороздками, похожий на рог зубра. Фигура была покрашена красною краскою, следы которой заметны еще и в настоящее время как на теле, так и на прилегающих стесанных участках камня.

Лучше сохранившаяся фигура мужчины имеет голову с лицом, повернутым в профиль, с острым подбородком. Шея выражена хорошо. Тело представлено в й/4 оборота. Правая грудь изображена легким рельефом. Правый бок вогнут в талии; левый бок взят в раккурсе и подведен почти под прямую линию. Сохранившаяся часть левой руки вытянута горизонтально; точно так же вытянута и оставшаяся часть правой руки. Изучая расположение рук и мускулатуры их, Лалан пришел к заключению, что скульптор в данном случае представил стрелка из лука в, момент натягивания тетивы. Ноги сближены, слегка согнуты и выражены в общем естественно и удачно.

Замечаются признаки одежды, накинутой на плечи. На пояснице резкими чертами изображен пояс, очевидно, особенно обращающий на себя внимание.

Изучая фигуры мужчин и женщин с антропологической точки зрения, замечают, что первые отличались худощавым, а вторые, наоборот, тучным телосложением; кроме того, у последних подчеркивается склонность к ' стеатопигии.

Барельефы Лёсселя составляют переходную ступень к Круглой скульптуре, образцы которой открыты уже в нескольких экземплярах: таковы довольно грубоватые скульптурные изображения женщин из пещер Ментоны, Брассампуи, Биллендорфа, Брюнна, Сиреля и Пэр-нон-Пэр.

В пещерах Ментоны найдены две фигурки, сделанные из талька (жировика). Обе они представляют беременных женщин с большими грудями, чрезмерно вздутыми животами и резко выраженными признаками стеатопигии, свойственной в такой степени только современным, хорошо упитанным бушменкам 2). Головы статуэток, однако, трактованы различно: голова

J) P. Lalanne. «Bas-reliefs a figuration humaine de l’abri sous roche de «Laus- seb (Dordogne)». L’Anthropologie, т. ХХШ, стр. 129—149. Г. Обермайер. «Доисторический человек», табл. XIX в.

одной — шарована, без всяких подробностей лица; .головадругой — клиновидна, с намеченными глазными впадинками и хорошо выраженным носом. У обеих фигур сильно выражены плечи и слабо выражены верхние и нижние конечности.

Статуетка женщины из Брассампуи сделана из слоновой кости. Голова и ноги ее уничтожены временем. Тело изображено, как у ментонских статуэток, голым, очень тучным и покрытым володами, которые изображении штрихами.

Лучше сохранилась каменная статуэтка женщины из Виллендорфской пещеры (Верхняя Австрия). Шарообразная голова ее покрыта волосами или, вернее, головным убором, представленным в виде капора, орнаментованного линиями, дающими в пересечении четыреугольные клетки. Груди, живот и бедра представлены очень реально, но преувеличенно,: скульптору, очевидно, желательно было изобразить весьма тучную, беременную особу. Однако руки ее очень малы и худы без признаков мускулатуры, рис. 43.

Для изучения быта особенный научный интерес представляют те скульптурные произведения, где изображены принадлежности костюмов и украшения. К сожалению, до настоящего времени не удалось найти ни одной целой костюмированной статуэтки, а только обломки их. Таких обломков известно три. Все они сделаны из слоновой кости и происходят из пещеры Брассампуи *). Самою популярною из них является отбитая головка женщины, покрытая, по мнению одних археологов, длинными волосами, заплетенными в много кос, а по мнению других — головным убо-- ром в виде капора, при чем первые основывают свое заключение на сходстве скульптурной трактовки предполагаемых жбнских кос с подобной трактовкою их в египетских женских статуях времени древних фараонов; вторые же базируются на открытии реальных остатков головных уборов в погребениях, где они оказывались обильно украшенными бусами из просверленных морских раковин, отполированных позвонков пресноводных рыб и костяных привесок. Расположение этих украшений около черепов покойников указывает, что головной убор их окутывал всю голову' и отчасти опускался на спину, что и представлено скульптором изучаемой головки. Клетчатая орнаментировка убора, совершенно сходная с орнаментировкой головного убора виллендорфской статуэтки [123]), при последнем объяснении должна изображать нашитые на капор украшения в виде раковин, рыбных позвонков и костяных привесок. В пользу второго мнения говорит также самая трактовка убора, гладкого с внутренней его стороны, что особенно ярко выражается на увеличенном изображении, изданном

Э.              Пьетом.

На обломке второй, повидимому мужской статуэтки представлен оброино широкий пояс. Это вторично указывает, что пояса играли в костюме особую роль. Африканские народы украшают себя подобными поясами и в наше время [124]), при чем эти пояса служат исключительно для декоративных целей, представляя из себя нечто вроде браслета. Основываясь на случаях находок в погребениях раковин и других украшений, расположенных в области поясниц покойников, следует заключить, что палеолитические пояса украшались столь же тщательно, как и головные уборы.

Наконец, на третьем обломке статуэтки сохранился костюм, имевший вид короткой юбки, повидимому, сделанной из тонко выделанной кожи и тщательно выкроенной в форме четыреугольного куска. Юбка не была сшита, и края ее, как это видно на статуэтке, запахивались сзади г). Совершенно т'акие несшитые юбки пользовались весьма широким употреблением в раннюю пору бронзовой эпохи и позже у самых цивилизованных народов Месопотамии и Египта.

Любопытна деталь, указывающая, что палеолитические юбки ровно обрезывались, а не висели небрежно и дико спущенными углами и космами, как это изображают наши современные художники, иллюстрирующие жизнь палеолитического человека. Эта очень важная черта указывает на то, что человек того времени далеко не был крайним дикарем, каким его представляли на основании отвлеченных умозаключений.

Если к скульптурным деталям костюма прибавить еще детали, передаваемые остатками костюмов и украшений в погребениях, то можно восстановить его довольно полно.

Мужчины на голове носили повязку или шапку, богато украшенную раковинами и другими красивыми предметами; на шее — широкие ожерелья из тех же предметов роскоши; на пояснице—широкий пояс, на бедрах — кожаную юбку, на руках и ногах —¦ браслеты, также обильно и богато разукрашенные теми же драгоценностями; на плечах лежала длинная меховая накидка — плащ. Не выясненною остается только обувь, существование которой требуется климатом Европы; может быть, она сооружалась из кусков сырой кожи, снятой с диких быков и лошадей, npir чем каждая нога обертывалась в отдельный кусок, зашнурованный сверху ремешком. Такою обувью, как мне достоверно известно, пользовались русские солдаты в турецкую войну 1877 и 1Р78 годов. Сырая кожа удобно и аккуратно облегает ступни ног, представляя обувь, похожую на наши туфли или даже полусапожки.

Женские костюм и наряд были во всем подобны мужским, отличаясь только головным убором, имевшим вид капора, и большим количеством нагрудных украшений.

Детские костюмы подражали костюмам взрослых, но, повидимому, богаче украшались предметами роскоши, как это засвидетельствовано в детских погребениях Ментонской пещеры, где области истлевших оболочек покойников оказались засыпанными мелкими морскими ракушками, очевидно, украшавшими юбочки детей.

Очень оригинально и эффектно украшались колена взрослых особ обоего пола крупными, пестро раскрашенными природой раковинами Сургаеа.

Краски в искусстве ранней поры палеолитической эпохи пользовались весьма.широким применением: они употреблялись для создания живописных узоров, целых художественных композиций, а также для оживления гравюрных и скульптурных художественных произведений. Очень вероятно, что красками пользовались для росписи бытовых предметов, личных украшений и собственного тела. Присутствие ярких, красных красок в погребениях данного времени (в Ментоне, Брюние и др.) указывает на, мистическое отношение к веществу красок и вместе с тем подтверждает догадку о росписи теми же красками тел живых и мертвых людей.

Ассортимент красок был довольно обильный: в состав его входило до 17 различных цветов. Более употребительными являлись: кровавик — ярко-красная краска, добываемая из железной руды, и охра, извлекаемая

'из разнообразных окисей железа, дававшая разнообразные цвета и оттенки, начиная от светло-желтых и кончая темно-бурыми. Черные краски составлялись из марганца и угля, а белые—из пережженного мергеля.

Растирание красок производилось на каменных плитках. Для росписи стертые в порошок краски разводились водой. Роспись производилась или при помощи пальцев, или при помощи костяных лопаток, или, наконец, при помощи кистей, употребление которых установлено Картальяком и Брейлем х).

В темных пещерах работа производилась при свете примитивных лампочек, одна из которых найдена в пещере Мут (La Mouthe) 2).

Наиболее древняя фресковая живопись открыта в Испании, в пещерах Кастилии и Альтамиры, и в Южной Франции, в пещерах Фонт-де-Гом, Марсула, Мут, Камбарель, Вернифаль и др. Эти фрески выражаются в монохромных начертаниях, выполненных то в красном, то в белом колерах, воспроизводящих силуэты животных, обыкновенно сгруппированных по несколько фигур (по две —¦ по четыре) вместе. Древнейшие живописные рисунки довольно слабы, но с течением времени они все более и более укрепляются и к концу ранней поры получают значительную выразительность и определенность. Желание достигнуть последних эффектов в наибольшей степени, повидимому, и побудило древнейших художников связать фресковую живопись с гравюрой, дававшей возможность более тонко выражать детали изображаемых объектов.

Лучшие образцы фресковой живописи, в чистом ее виде, найдены в испанских пещерах (Кастильи, Альтамиры и др.), где стены и потолки, часто на больших протяжёниях, покрываются монохромными изображениями разных животных. Хорошие и обильные фрески найдены также в пещерах Франции. В чистой фресковой росписи фигуры нередко обводятся черной или более темной линиями, охватывающими весь их контур.

К образцам чистых фресок относят изображения человеческих рук, несомненно имевшие мистическое значение. До 80-ти таких изображений открыто в пещерах Альтамиры и Гаргас (Gargas). Воспроизводились эти изображения следующим образом: сначала к стене прикладывалась ладонь руки, затем по контурам ее и каждого пальца накладывалась та или другая (обыкновенно, красная или черная) краска. Любопытно, что пальцы изображались не всегда вполне вытянутыми, напротив, чаще один, два или три из них оказывались подогнутыми, почему контуры их являлись укороченными. В данном случае, очевидно, имеется дело с жестами особого мистического смысла.

Подобные изображения рук на стенах пещер и открытых плоскостях скал имеют чрезвычайно широкое распространение: они известны в Алжире, где, повидимому, восходят к глубокой древности, и в Судане. Ф. Центнер говорит, что суданцы — жители Бамбара и Малиннэ—еще и до сих пор украшают подобными изображениями рук свои хижины; очень правдоподобно, как это и допускает исследователь, что туземцы унаследовали такой обычай от своих древних предшественников, покрывших фресками пещеры Судана, но современный способ изображения рук ' отличается от древнего тем, что ладонь не обводится на стене красками, а сама намазывается ими и затем, как печать, прикладывается к стене, при чем по

лучаются отпечатки, окрашенные сильно по контурам и слабо в средине[125]). Далее, подобные изображения рук, иногда, повидимому, очень древние, но чаще поздние и даже современные, встречаются в Средней Азии [126]), Индии[127]), Сибири[128]), С. Америке[129]) и Австралии[130]); в последней изображения рук, как и в Судане, наносятся автоматически приложением к стенкам пещер ладоней, намазанных жидкою красною или белою красками.

Фресковая живопись гораздо чаще связывается с гравюрными и скульптурными произведениями. Женская головка в капоре из Брассампуи, сделанная из слоновой кости, носит следы росписи красками; те же следы замечаются и на барельефных изображениях людей из убежища Лёсселя.

Фрески обычно помещаются на стенах и потолках пещер и на отвесных скалах убежищ. В пещере Камбарель, имевшей вид узкого невысокого коридора, достигающего в длину 250 метров, рисунки начинаются в 118 метрах от входа и покрывают стены почти сплошь. Возможно, что рисунки имелись и ближе ко входу и даже наружи, но они исчезли под вредным влиянием солнечного света и атмосферных агентов. То же замечается и во всех других пещерах. В названной пещере оказались изображения, относящиеся к разным временам палеолитической эпохи.

То же наблюдается и в других пещерах, а между прочим и в знаменитой испанской пещере Альтамиры, где росписан весь потолок фигурами животных, часто покрывающими друг друга.

К настоящему времени число открытых пещер, содержащих фресковые и гравюрные росписи, достигает в Испании 20 и во Франции 18. Повидимому, весьма древние пещерные рисунки открыты в Палестине. Р. А. Стеварт-Макалистер сообщил об одной пещере, находящейся близ Шезы, на стенах которой оказались рисунки, представляющие древнейшие памятники, как он полагает, палеолитического искусства. Рисунки представляют животных и чудовищ в виде грифов; выполнены изображения короткими вертикальными, горизонтальными, прямыми и изогнутыми линиями. Среди изображенных животных фигурируют быки, буйволы, олени и др. Одни из изображений очень примитивны, другие — лучше. К сожалению, время их все же остается далеко невыясненным.

Кроме изобразительного искусства, в раннюю пору получила начало- также и музыка. Памятниками музыкального искусства являются свистки, сделанные из просверленных фаланг двукопытных животных, особенно оленей. Эти оригинальные прототипы духовых музыкальных инструментов иногда представляются настолько хорошо сохранившимися, что ими можно пользоваться еще и в настоящее время. Едва ли можно сомневаться в существовании подобных свистков и дудок, сделанных из менее стойких материалов в виде дерева, древесной коры, тростника, какие в изобилии обращаются в быту всех народов и от каких могли не сохраниться остатки.

Очень возможно, что искусство коснулось и архитектурных сооружений. В пользу такого предположения могут говорить художественные

украшения пещер, требовавшие значительного умения и затраты энергии,. Существование более легких деревянных жилых построек, судя по общему развитию культур, вполне допустимо. Среди разнообразных пещерных рисунков, смысл и значение которых не совсем раскрыты, имеются фигуры, напоминающие хижины, представленные в поперечном разрезе. Эти фигуры многие исследователи, и кажется справедливо, принимают именно за' хижины. Вот такие хижины и могли испытать первое применение к ним архитектурного искусства как в отношении их основной конструкции, так и в отношении второстепенных художественных аксессуаров.