Дарий I и восстановление ахеменидского МОГУЩЕСТВА

История вступления Дария на престол Кира окутана почти такой же неопределенностью, как и история смерти Камбиса, сына Кира. На первый взгляд, мы, несомненно, имеем два детальных описания событий, сопровождавших приход Дария к власти: рассказ самого Дария, изложенный в «Бехистунской надписи», и рассказ Геродота (Ш.67—80).

Дарий говорит [Бехистунская надпись [Г)В]. § 10—15), что Камбис лишил жизни своего родного брата Бардию, однако персидский народ не знал, что Бардия (единственный, кроме самого Камбиса, мужской отпрыск Кира, переживший своего отца) был убит.

Царство, что было отнято у нашего рода, я вернул на прежнее место; я восстановил его на его основании. Какими они были прежде, такими я восстановил храмы, которые Гаумата-маг разрушил. Я вернул народу пастбища и скот, домашних рабов и дома, всё, что Гуамата-маг отнял у них. Я восстановил народ на его прежнем основании, и Персию, и Мидию, и прочие страны. Я воротил назад то, что было отнято lt;...gt; так что Гаумата-маг не сместил наш царский дом [Бехистунская надпись [DB]. § 14).

На этом Дарий заканчивает перечисление доводов в пользу своего воцарения5.

тунский текст был размножен не только на разных языках, но и в разных социальных слоях. См.: В 212: 63—67. На сей счет существует несовпадение во мнениях. Напр., расходятся друг с другом В 14 и В 126:102—103. О «Бехистунской надписи» и связанных с ней вопросах см.

На первом же уровне анализа мы можем поставить под сомнение весь рассказ о Лже-Бардии/Гаумате как о маге-обманщике. Многое в этой истории, честно говоря, выглядит неправдоподобно; во-первых, вызывает удивление то, что Камбис убил своего брата, причем об этом никто не знал; и, во-вторых, поразительно, что Гаумата, самозваный претендент на престол, мог, пусть даже весьма короткое время, проворачивать свой трюк с обманом, когда так много людей должно было знать настоящего Бардию.

Поиск исторической истины, скрывающейся за утверждениями Дария в отношении Гауматы, требует рассмотреть по меньшей мере четыре возможности: (1) Дарий рассказывает правду: реальный Бардия давно уже мертв, Гаумата поднимает восстание, Камбис умирает, а Дарий с друзьями уничтожает Гаумату; (2) восстание поднимает настоящий Бардия, Камбис умирает, а Дарий осуществляет контрзаговор, так что Дарий сообщает нам лишь часть правды; (3) Камбис умирает, Гаумата поднимает восстание против брата умершего царя, Бардии, Дарий же восстанавливает власть династии; в рассказ Дария вкраплена кое-какая правда; и (4) Камбис умирает, его брат Бардия восходит на престол, Дарий поднимает восстание и убивает Бардию, выдумав историю о Гаумате, дабы замести следы. В последнем случае Дарий говорит неправду как в отношении последовательности событий, так и по поводу законности своих прав. Геродот предлагает нам первый из этих вариантов, но, принимая во внимание, что его рассказ вполне может и не относиться к числу независимых источников, мы вынуждены признать реальную возможность того, что истина от нас ускользает.

Как бы то ни было, второй уровень анализа ясно показывает, что рассказ Дария в «Бехистунской надписи» предоставляет нам лишь фрагментарный эскиз того, что, как мы можем догадываться, являлось в высшей степени сложным комплексом обстоятельств, окружавших смерть Камбиса, восстание Бардии/Гауматы и реставрацию Дарием «надлежащего» порядка в центре царства. Нет почти никаких сомнений, что за конфликтом между Гауматой и Дарием скрываются, помимо чисто династических, также и другие аспекты: религиозные, социальные, экономические и более значительные — политические; в конечном итоге это наблюдение должно привести нас к выводу, что в той или иной форме мятеж Гауматы являлся исторической реальностью.

Раз за разом Дарий настойчиво называет Гаумату магом, то есть лицом, которое было не просто священнослужителем, но именно мидий- ским жрецом особого рода. Геродот подхватывает эту тему и акцентирует на ней внимание. Он рассказывает, что со времен восстания маги навсегда заслужили у персов дурную репутацию (Ш. 79), а сообщая о мнимой последней речи Камбиса, историк вкладывает в уста умирающего царя следующие слова: «Я заклинаю вас всех и в особенности присутствующих здесь Ахеменидов: не позволяйте, чтобы первенство снова вернулось к мидянам» (Ш.65)[125]. Вавилонская версия «Бехистунской надписи» называет Гау- мату именно мидийцем[126]. Наконец, в наших источниках есть еще одна, четвертая, деталь, которая наводит на мысль о прочной связи Гауматы с Мидией: Дарий сообщает, что маг, желая чувствовать себя в безопасности от персов, укрывался в одной из крепостей в Мидии, где он в конечном итоге был схвачен и умерщвлен (Бехистунская надпись [DB]. § 13).

Что до более значимых политических аспектов этой борьбы, то, учитывая сказанное выше, можно, видимо, постулировать наличие элемента мидийско-персидского противостояния.

Социальные и экономические аспекты борьбы могут частично отражаться в сообщении Геродота о том, как Гаумата добился широкой политической и народной поддержки, освободив подвластные народы от податей и военной службы сроком на три года, и постановление это, по-видимому, касалось всех, кроме персов (Ш.67). О своего рода социальном сдвиге, сочетавшемся с мощными подспудными течениями в экономике, можно также догадаться из содержащегося в «Бехистунской надписи» заявления Дария о возвращении людям их пастбищ со стадами, домашней челяди (рабов), а также домов, отнятых Гауматой. Дарий вернул жизнь в нормальное русло и восстановил прежние устои — не только в Персии, но также в Мидии и других провинциях. Кто были эти люди, оставшиеся без пастбищ и скотины, домашних рабов и домов? Если прав Геродот и Гаумата действительно пользовался широкой популярностью среди народа из-за своего указа, даровавшего налоговые послабления и прекращение призыва на военную службу, тогда вряд ли Дарий и греческий историк говорят об одном и том же «народе».

Дарий вполне мог использовать слова «народ» и «дома» в некоем специальном смысле. Kara- (древнеперс., букв.: «народ») может означать не народ сам по себе, а людей, которые сочтены; этим же термином обозначается и войско.

Проблема персидских земельных пожалований в Вавилоне будет обсуждена ниже, в гл. За. В связи с социальными аспектами рассказа Дария здесь достаточно заметить, что все шесть поименованных соратников последнего относились к числу персидской знати, причем любой из них, согласно Геродоту, мог стать царем на основании собственного права на трон. А это уже само по себе предполагает, что социальный и экономический аспекты восстания могли затрагивать интересы состоятельных и влиятельных землевладельческих кругов, пребывавших у власти, по крайней мере, со времен Кира, и находившихся в конфликте с тем «народом», к которому обращался Гаумата. В соответствии с данной интерпретацией, можно отметить особое упоминание Дарием возврата прежним хозяевам домашней челяди («наемных работников» в вавилонской версии). Та, видимо, была освобождена Гауматой. Хотя наш следующий тезис остается недоказуемым, однако разумно было бы предположить, что конфликт носил более сложный характер и заключался не только в противостоянии персидского и мидийского элементов; возможно, в этой борьбе столкнулись те, кто находился наверху экономической и социальной лестницы, причем далеко не все из них были персами, с

теми, кто под водительством Гауматы желал перевернуть сложившийся общественный порядок.

Наконец, следует отметить, что Дарий применяет к Гаумате эпитет «маг» («жрец», «чародей», «колдун») с нескрываемым раздражением, как если бы это было нечто самое скверное из всего, что он мог сказать о мятежнике с целью опозорить врага и подтвердить собственную правоту в глазах своих сторонников, если и не в глазах простого народа. Затем Великий Царь специально указывает, что «храмы, которые Гаумата-маг разрушил», он, Дарий, сделал такими, «какими они были прежде». Ясно, что взгляды Дария и Гауматы на роль храмов не совпадали; можно допустить, что они по-разному смотрели и на религию или, по крайней мере, на ритуальные формы проявления религиозных чувств. Детали этого расхождения во мнениях ускользают от нас. В самом деле, мы даже не уверены, кто был новатором в этом деле: то ли это Ахемениды вводили новые формы религии, которым сопротивлялись во главе с Гауматой приверженцы более древней веры; то ли, напротив, маг попытался внедрить новую религию, которая раздражала господствующие круги, в том числе жреческие. Что есть ценного в данном контексте, так это то, что рассказ о свержении Гауматы Дарием, по всей видимости, содержит доказательства того, что борьба носила не в меньшей степени религиозный, чем династический, социально-экономический и политический характер[129].

Хотя немногословие наших источников создает серьезные трудности для интерпретации этих событий, ясно, что Дарий с последователями из персидской знати смог в конечном счете уничтожить Гаумату и прочно обосноваться на ахеменидском царском троне. Впрочем, другое дело — власть над всей державой. В бытность свою в Египте Дарий был носителем лука при Камбисе и, следовательно, обладал почетной высокой командной должностью в войске. Он является Ахеменидом, а потому имел родственную связь, хотя и дальнюю, с Киром, что позволяло ему на основании происхождения заявлять о своем праве на трон. Несомненно, он был молодым человеком исключительной отваги и решимости, способным заручиться поддержкой как других представителей персидской знати, так и регулярного войска. Все эти личные достоинства и таланты, несомненно, были ему присущи еще до того, как он смог претворить свой успех по захвату царского престола в эффективную власть над имперским наследием Камбиса.

Три царя за один год (Камбис, Бардия/Гаумата и Дарий), а также кровавая борьба за власть во дворце оказались сигналом для целого ряда подвластных народов державы к восстаниям, которые вспыхивали почти с того самого момента, как Дарий захватил престол. Древний Элам и Вавилон были первыми, попытавшимися сделать это. В Эламе некий Ас- сина, сьш Упад ар мы, провозгласил себя легитимным царем, и взбунтовавшийся народ перешел на сторону этого человека. Нидинту-Бел восстал в Вавилоне, заявив, что он — Навуходоносор (Ш), сьш Набонида. Народ немедля провозгласил его царем; первая дошедшая до нашего времени табличка от времени его правления датирована 3 октября 522 г. до н. э., то есть всего несколькими днями позже убийства Гауматы[130].

Дарий, обладавший, несомненно, реальной властью в войске, смог быстро ответить на этот вызов и выступил походом против Вавилона, видимо, в ноябре. С дороги он отправил послание в Элам, предположительно затребовав голову Лесины. Всё это возымело действие — первый мятеж был подавлен [Бехистунская надпись [DB]. § 73). Решение той же проблемы в Вавилоне оказалось более сложной задачей. Переправившись через Тигр на надутых воздухом бурдюках, верблюдах и лошадях, Дарий вынудил врага вступить в сражение недалеко от реки и победил. Всего через шесть дней после первого боя произошла битва у города 3азана, на Евфрате. Вавилонский царь и его немногие всадники избежали массового избиения, которое последовало за персидской победой, но их схватили, когда персы овладели Вавилоном, и Нидинту-Бел был казнен {Бехистунская надпись. § 18—20). Наша первая табличка от времени правления Дария датирована 22 декабря 522 г. до н. э.[131]. Новый царь показал, что он может реагировать столь же быстро, сколь и безжалостно на любую внешнюю угрозу ахеменидской власти, — точно так же, как до этого он ответил на внутренний вызов Гауматы.

Тем не менее деятельность Дария или, может быть, распространение слухов о том, что Великий Царь уже совершил, была не настолько оперативной, чтобы заглушить волнения повсюду. Когда он еще находился в Вавилоне, по-прежнему занимаясь, видимо, подавлением мятежа, вспыхнули восстания в Персии, Эламе, Мидии, Ассирии, Египте (?), Парфии, Маргиане, Сатгагидии и Скифии [Бехистунская надпись. § 21)[132]. Во всех этих странах недовольство конечно же приобрело основательный размах; Дарию потребовалось одиннадцать месяцев, чтобы усмирить взбунтовавшиеся народы.

За решение означенной задачи он взялся незамедлительно. Ведя сражения в Вавилоне, он уже знал о волнениях в Эламе (второй мятеж здесь), Армении, Мидии и Персии, поскольку армии под руководством подчиненных ему полководцев еще в декабре 522 г. до н. э. были отправлены для подавления некоторых из этих восстаний. Персидский военачальник по имени Ваумиса, получив, по всей видимости, командование над несколькими подразделениями из состава шедшего на Вавилон войска Дария, был брошен против Армении сразу же, как только царь узнал о восстании там. Удар со стороны Армении создавал серьезную угрозу для вавилонской кампании Дария, ибо Ваумиса вынужден был сражаться с повстанцами даже в таком южном районе Ассирии, как Изара. Это похоже на то, как если бы повстанцы двигались на помощь вавилонянам и их отряды достигли северомесопотамской низменности. Бой не привел к решающей победе, но продвижение армян было приостановлено, и на этот раз они оказались в очень трудном положении, что обеспечило безопасность северному флангу Дария [Бехистунская надпись [DB]. § 29). Тем временем на родине самих Ахеменидов некий Вахиаздата объявил, что именно он — настоящий Бардия и наследник Камбиса [Бехистунская надпись [DB]. § 40). Принятый народом в качестве царя, Вахиаздата немедленно отправил войско на восток, чтобы захватить Арахосию, однако сатрап этой провинции, оставшийся верным Дарию, оказал сопротивление и у крепости Капишаканиш дал захватчикам сражение, которое не увенчалось решительной победой ни той ни другой стороны [Бехистунская надпись [DB]. § 45). К счастью, события в Маргиане развивались по более определенному сценарию в пользу Дария и его дела. Человек по имени Фрада из Маргианы был провозглашен царем этой области. На усмирение мятежников Дарий послал Дадаршиша, сатрапа Бактрии. Повстанцы были наголову разбиты в сражении, состоявшемся в декабре 521 г. до н. э.[133]. Об угрозах, надвигавшихся из более отдаленных восточных областей, в дальнейшем тексте не сказано ни слова [Бехистунская надпись [DB]. § 38-39).

После разгрома Вавилона — сразу, как только позволили обстоятельства, — Дарий обратился к решению мидийской проблемы. В январе 521 г. до н. э. Видарна, персидский военачальник и один из семи участников заговора против Гауматы, был отправлен с войском с целью воспрепятствовать любому выдвижению мидийцев из Экбатан на Вавилон. Эту задачу Видарна выполнил в битве у города Маруш, находившегося где-то между современными Керманшахом и Кангаваром, на большой дороге из Месопотамии к Иранскому плато. Однако сил у царского отряда было недостаточно для решения более масштабной задачи, чем приостановка наступления мидийцев, поэтому Видарна отошел в лагерь в округе Кам- панда (вероятно, горная долина, расположенная непосредственно перед скалой, на которой высечена «Бехистунская надпись») и там ожидал подкрепление, прежде чем предпринять дальнейшее наступление [Бехистунская надпись [DB]. § 25). Из того факта, что Видарна не получил помощи вплоть до апреля 521 г. до н. э., следует, что Дарию пришлось потратить

определенное время на завершение всех дел в Вавилоне и на организацию дальнейших действий своих полководцев против мятежников.

Между тем в феврале В Ивана, сатрап Арахосии, сразился в еще одной битве с армией, которую Вахиаздата (узурпатор в Персии) послал на восток. На этот раз войско сатрапа Арахосии, сохранившее верность Дарию, одержало решительную победу, а предводитель вторгшихся сил, бежавший с поля боя «с немногими всадниками», после короткой погони был схвачен и умерщвлен вместе со своими виднейшими приверженцами. От угроз Арахосии не осталось и следа [Бехистунская надпись [DB]. § 46-48).

Иначе складывалась ситуация в Парфии и Гиркании, третьей из главных областей центрального востока, поднявшихся против правления Дария. То, что эти восточные повстанцы называли себя сторонниками Фра- орта, узурпатора в Мидии, с одной стороны, говорит о том, что эти области входили в состав Мидийского царства еще при Астиаге, а с другой — показывает, насколько широкой поддержкой пользовалась в то время восставшая Мидия. Гистасп, отец Дария и сатрап Парфии, дал бой войску мятежников в марте. Битва не имела определяющего значения — хотя парфяне были остановлены, Гистасп не мог ничего сделать без подкрепления [Бехистунская надпись [DB]. § 35).

Лояльные войска из Арахосии и Бактрии воевали умело и в зоне своей ответственности добились успехов. В других местах, однако, Дарий был вынужден ослабить свои силы, рассылая отряды по восставшим территориям, и это не позволяло добиться перелома нигде, кроме Вавилона. Наступление врагов было заблокировано с востока от Персии, в центральной Мидии и в Ассирии. Все верные войска, впрочем, испытывали одинаковую психологическую усталость, поскольку сил было недостаточно, чтобы устремиться вперед и окончательно подавить восстание в самом его сердце — в Мидии, Армении и Персии. Однако к апрелю Великий Царь был готов перейти в атаку; настал критический момент всей кампании. И вновь, как в декабре 522 г. до н. э., Дарий подтвердил свое полководческое дарование быстрыми маршами и умелым рассредоточением наличных дружин, благодаря чему удалось практически единовременно атаковать по всем фронтам.

В двадцать пятый день месяца адуканиш — в первый месяц персидского года (1/25) (месяц адуканиш соответствует марту—апрелю, следовательно, персидский год, о котором идет речь, начинаясь в марте 521-го и заканчиваясь в марте 520-го, должен обозначаться как 521/520 год до н. э.; интересующее нас событие произошло в апреле 521 г. до н. э. — А.3) — Дарий выступил во главе войска из Вавилона и направился в Мидию. Перед тем он снарядил другую экспедицию — против Армении. Предводительствовал этим вторым войском Дадаршиш (армянин, по словам Дария). Свой первый бой он выиграл П/8 (восьмой день второго месяца персидского года, соответствующего апрелю—маю) и для окончательного закрепления успеха сразился еще дважды: во второй раз у крепости Тигра П/18 (май) и в третий — у крепости Виама Ш/9 (май). Эта вторая войсковая колонна, двинувшаяся против Армении, высвободила силы Ваумисы, удерживавшего линию обороны где-то в северной Ассирии, что позволило ему также перейти в наступление и успешно сразиться с армянами в местности Аутиара П/30 (май), ровно за девять дней до того, как Д ад ар шиш одержал третью, и окончательную, победу. Это двойное наступление увенчалось полным успехом: Армения была побеждена, а победоносным военачальникам оставалось ожидать в спокойной обстановке инструкций Дария насчет окончательных политических решений касательно восточных областей Анатолии [Бехистунская надпись [DB]. § 26— 27, 30).

В это самое время Великий Царь, успешно боровшийся с Фраортом, приступил к операции, которая должна была покончить с Вахиаздатой и его сторонниками в Персии, и получил возможность оказать помощь Гистаспу, в каковой тот остро нуждался, чтобы наконец-то навести порядок в Парфии. Выступив из Вавилона и намереваясь соединиться с Видарной, который стоял лагерем в Кампанде, Дарий пошел через Элам (или, по крайней мере, по дороге, с которой он мог угрожать Эламу), в результате чего второе эламское сопротивление сошло на нет столь же быстро, как и первое [Бехистунская надпись [DB]. § 22—23). Царь, возможно, пришел в Кампанду с юга, двигаясь по пути, который проходил через современный Харсин. С дороги он отправил часть своего войска (которая вполне могла быть составлена по преимуществу из мидийских отрядов) под командованием перса Артавардии против В ахи аз даты в Персию. Сам царь с «оставшимся персидским войском отправился дальше», в Мидию. В сражении при Кундуруше Фраорт был разбит наголову соединенными силами Дария и Видарны. Случилось это 1/25 (май), то есть за тринадцать дней до того, как армянские мятежники в первый раз ощутили мощь удара армии Дадаршиша. Фраорт бежал «с немногими всадниками» в местность Рага, расположенную по соседству с современным Тегераном. Отряд, брошенный Дарием в погоню, захватил узурпатора и доставил его назад, в Экбатаны, где он был сначала искалечен, а затем посажен на кол. Ближайших сподвижников самозванца повесили на всеобщее обозрение на зубчатой стене Экбатан [Бехистунская надпись [DB]. § 31—32). Разгром Фраорта послужил прямой причиной двух следствий: (1) связанное с мидийским восстанием сопротивление Чиссатахмы в Са- гартии потерпело неудачу под натиском Тахмаспады, одного из военных командиров Дария [Бехистунская надпись [DB]. § 33; это событие никак не датируется ни в древнеперсидской, ни в эламской версиях)[134], так что теперь из области Рага могли быть посланы подкрепления Гистаспу в Парфию; (2) более важной, возможно, была первая победа Артавардии над повстанцами в Персии, которую он одержал П/12, всего через семнадцать дней после разгрома Дарием мидян [Бехистунская надпись [DB]. §41).

Как уже отмечалось, май был ознаменован окончательным поражением армян. Подошедшие в июне подкрепления позволили Гистаспу перейти к наступательным действиям, и в сражении у города Патиграбана, произошедшего IV/1 (июнь 521 г. до н. э.), парфянские мятежники были разбиты раз и навсегда [Бехистунская надпись [DB]. § 36—37). Лишь четыре дня спустя, IV/5, Артавардия в битве у горы Парга окончательно усмирил мятеж в Персии, которая была для Ахеменидов своей, «домашней» провинцией. Вахиаздата и его ближайшие соратники были посажены на кол [Бехистунская надпись [DB]. § 42—43). Таким образом, к июню 521 г. до н. э. великая смута была фактически подавлена; Ахемениды под руководством Дария удержали империю, равно как перед тем удержали царскую власть.

Впрочем, некоторое время спустя безрассудные вавилоняне предприняли еще одну попытку бунта. Некий Араха, армянин, восстал и провозгласил себя Навуходоносором (TV). На этот раз Дарий не чувствовал необходимости лично возглавлять поход; очевидно, этот мятеж не представлялся ему особенно опасным. И он был прав. Виндафарна (в греческом варианте — Интаферн) повел войско в бой, и в ноябре 521 г. до н. э. (VTH/22) сопротивление бунтовщиков было сломлено [Бехистунская надпись [DB]. § 49—50).

Успех Дария объяснялся тремя обстоятельствами: (1) тем, что под его командованием находилось профессиональное войско, вернувшееся из Египта после смерти Камбиса; (2) его собственным твердым управлением всеми операциями этого войска, очевидным образом проявленным в способности быстро реагировать на неожиданно возникающие угрозы, в таланте маневрировать воинскими контингентами на самой грани тактического баланса, что позволяло контролировать ситуацию в стратегическом плане, а также в умении собрать в кулак всю наличную силу для достижения окончательной победы; (3) и наконец, полной неудачей попыток мятежников из разных областей достичь хоть какой-то координации собственных действий. В конечном итоге Дарий овладел важнейшей, с тактической точки зрения, позицией и в дальнейшем этим пользовался. Можно, конечно, спорить о хронологической точности его следующего заявления: «Вот что я совершил по воле Ахура-Мазды за один только год с тех пор, как стал царем», поскольку в действительности все эти события развивались на протяжении более долгого срока, если вести счет от уничтожения Гауматы до второй смуты в Вавилоне; однако совершенно ясно, что сам Дарий включал в этот период лишь события, начавшиеся с его первых действий против восставших вавилонян в ноябре/декабре 522 г.

до н. э.[135]. Великий Царь заслуженно гордился своими свершениями, ибо именно он мастерски организовывал и отчасти лично возглавлял наиболее сложные и опасные военные предприятия. Не будучи прямым потомком Кира, он определенно являлся его наследником как в роли полководца, так и в роли деятельного правителя, подвигавшего людей на совершение важных поступков.

Если выйти за пределы династических и военных подробностей первого года царствования Дария и подавления им великой смуты, то на какие еще более широкомасштабные проблемы ахеменидской истории может намекать «Бехистунская надпись»?

Прежде всего заметим, что основа власти самого Дария была в некотором смысле необычной. Он находился в родстве с персидским правящим домом, Ахеменидами, контролировал сердцевинную часть войска, несомненно, заручился поддержкой наиболее влиятельной группы внутри высшей аристократии. С другой стороны, его соперники, похоже, строили свою игру исключительно на основе региональной политической поддержки, делая ставку на Армению, Мидию, Вавилон, Элам, Сагартию и т. д. Даже Персия не сплотилась вокруг Дария, хотя на первый взгляд представляется очевидным, что именно Персия и персы должны были потерять больше всего от распада державы, созданной Киром.

Большое внимание Дарий уделяет вопросу правильного наследования царского престола Кира — то есть собственной династической легитимности — и задаче воссоздания Кировой державы. В самом деле, в какой степени Дарий действовал как воссоздamp;тель державы, а в какой — как ее создатель? Существенным ли был вопрос, кто именно наследует трон Кира, или было совершенно не важно, в чьих руках он окажется? И даже можно задаться вопросом: а существовала ли вообще необходимость в сохранении державы, и если да, то державы какого рода?

Можно думать, что некоторые из восстаний, перечисленных в надписи на Бехистунской скале, вряд ли являлись чем-то значимым, учитывая быстроту, с какой они были подавлены, а также весьма небольшие цифры потерь, которые порой дают вавилонская и арамейская версии этого текста[136]. Эти второстепенные восстания едва ли представляли собой что- то большее, нежели простую измену местных влиятельных лиц, обладавших властью и связями на региональном уровне: подобные вещи случаются, как правило, в тех ситуациях, когда многие люди на местах пола- гаюг, что центральная власть в значительной степени ослаблена. В данных случаях рассылка военачальников, верных державе (а теперь, значит, и Дарию), чтобы исправить эту ситуацию, может быть понята скорее как первый шаг в ходе административного капитального ремонта, нежели как подавление бунта. Другие мятежи были, конечно, гораздо опасней, в особенности то восстание, центром которого стала Мидия, причем эти повстанческие движения в большей степени похожи на гражданскую войну между отдельными иранскими группами[137]. Впрочем, даже и в случаях проявления такого более серьезного недовольства узурпаторы, очевидно, не предъявляли требований на державный титул (единственное исключение — Вахиаздата из Персии, который, объявив себя Бардией, мог тем самым притязать на имперскую власть. — Бехистунская надпись [DB]. § 40). Фраорт провозгласил себя царем Мидии, но не соперником Дария за обладание властью в державе. Другими словами, с гибелью Гауматы кризис престолонаследия в общем-то закончился и возникшие проблемы оказались сосредоточены не на том, кто будет следующим Царем Царей, но должен ли вообще существовать Царь Царей, то есть сама держава.

Аристотель [Политика. 1312а12—14), похоже, рассматривал захват Киром власти над мидийцами как дворцовый переворот, а не как существенное изменение в общественных и политических началах. Ухватившись за эту мысль, можно было бы рассматривать государственное устройство и мидийцев, и Кира как нечто, что не являлось в полной мере настоящей империей. Быть может, оно представляло собой что-то несколько большее, нежели простое «склеивание» известного количества региональных государств посредством завоевания. Когда центр не способен сохранять контроль над ситуацией, клей начинает размягчаться, а вся структура — крошиться. По этой причине достижения первого года царствования Дария, принимая во внимание специфическую основу его власти, можно было бы рассматривать как настоящее первичное сотворение подлинной империи: система правления основывалась на армии и на определенных социальных классах, сохранявших преданность трону, а не на какой-то отдельной географической области, а также на уме, моральной стойкости и ореоле победителя, одного человека — Дария. Из всех описанных выше событий, а также благодаря административным преобразованиям, осуществленным Царем Стран сразу, как только он укрепился на троне, родилась Персидская держава — государственное образование, которое и с фактической, и с философской точек зрения отнюдь не сводилось к простой совокупности регионов, объединенных и удерживаемых вместе лишь военной силой[138].