Демография и персидская политика в ОТНОШЕНИИ ЭТНИЧЕСКИХ ГРУПП

Административную и территориальную структуру Заречья при персидском господстве задавали два главнейших фактора: (1) большое количество этнических и национальных групп, взаимоотношения с которыми пер сидские власти неизбежно варьировали по форме; (2) учет персами интересов местных группировок ради повышения эффективности административного управления.

шиеся еще до прихода персов.

Среди наименований национальных групп в Заречье мы находим несколько обобщающих терминов: «сирийцы», «финикийцы» и «арабы». Пер вые два — производные от названий территорий. Наиболее широкое из них, «сирийцы» (не фигурирует ни в древнееврейских, ни в арамейских текстах), употребляется в греческих источниках для идентификации населения, жившего преимущественно в Заречье (иногда встречаются ссылки на такие подгруппы, как «сирийцы Палестины». — Геродот. П.104; УП.89), но и далеко за пределами этой территории: в северном Синае, с одной стороны, и на левом берегу Евфрата и в Каппадокии в Малой Азии — с другой[446]. Термин «финикийцы», который также встречается лишь в греческих источниках, обозначает жителей прибрежного региона Ливана и северной Палестины — жителей Арвада, Библа, Сидона и Тира. Что касается «арабов», то этот термин представляет собой всего лишь самое общее именование, использовавшееся с середины IX в.

Названия конкретных этнических групп встречаются в Книге Неемии: помимо евреев, для середины 5-го столетия мы обнаруживаем здесь ти- рийцев, сидонян, азотян, амонитян и моавитян. Для истории Палестины персидской эпохи первостепенным является вопрос об этническом составе населения Самарии. Согласно одной из существующих версий, область в основном была населена потомками ее первоначальных обитателей, проживавших здесь еще до разрушения Израильского царства ассирийскими царями Тиглатпаласаром Ш и Саргоном, и лишь сравнительно небольшая группа, главным образом из числа правящего класса, происходила от тех чужеземных изгнанников, которые были депортированы в Самарию в ассирийский период[448].

Согласно альтернативной точке зрения, большая часть населения состояла как раз из потомков этих переселенцев. По сути, этот вопрос необходимо было бы расширить до рамок всей Сирии—Палестины. Ассирийская практика массовых депортаций (фактически продолженная в Вавилонской державе, хотя здесь она была основана на иных принципах и носила более ограниченные масштабы) оказала влияние на этнодемогра- фическую ситуацию во всем регионе;[449] количественная оценка тех изменений, к которым привела эта практика, обладает решающим значением при определении этнического состава населения Сирии—Палестины в следующий, эллинистический, период — то есть в ту эпоху, с которой наши знания об этом регионе вновь начинают расширяться.

Не вызывает сомнений, что род Санаваллата, из которого с середины V в. до н. э. и до конца персидского господства назначались наместники Самарии, поклонялся Яхве так же, как и евреи в Иудее. Впрочем, авторы обвинительного письма к Артаксерксу, целью которого было предотвратить восстановление стен Иерусалима, называли себя «арехьянами, вавилонянами, сусанцами (т. е. выходцами из Суз), датами, еламитянами и прочими народами, которых переселил Аснафар (= Ашпгурбанапал), великий и славный, и поселил в городах Самарийских и в прочих [городах] за рекою» (7 Книга Ездры. 4: 9—10), чем прямо подчеркивали свое отличие от Иудеи и ее народа. Ясно, далее, что в Самарии существовала какая-то этно-религиозная стратификация общества, о деталях которой нам ничего не известно.

В вопросе об этническом составе населения и по некоторым другим смежным темам определенные результаты дает исследование личных имен, в особенности — анализ их теофорных компонентов. Так, например, арабские и идумейские имена на многочисленных осграконах 4-го столетия, обнаруженных в Беершебе и в Араде[450], свидетельствуют о проникновении из Трансиордании в южную Палестину некой группы населения, которая в период раннего эллинизма составляла, судя по всему, большинство жителей епархии Идумея. Теперь хорошо известно, что папирусы и оттиски с печатей из Вади Далиех (датируемые 375/365—335 гг. до н. э.) содержат имена с теофорными элементами, которые подтверждают идумейское (Кос), моавитское (Хемош), арамейское (Сахар), вавилонское (Син, Набу) и еврейское (YHW) происхождение этих имен;[451] впрочем, пока имена не опубликованы полностью и пока неизвестной остается статистическая частотность их элементов, было бы преждевременно делать однозначные выводы, касающиеся этнического состава населения Самарии.

Хотя понятно, что между провинциальными административными единицами в Заречье и территориями, принадлежавшими отдельным этническим объединениям, существовала взаимосвязь общего характера, следует подчеркнуть, что в персидскую эпоху указанные две формы организации не всегда совпадали пространственно.

Подобным образом из «Перипла» Псевдо-Скилака следует, что около середины 4-го столетия[452] финикийцы занимали всё побережье к югу от реки Тал сак (= Оронт)[453] в северной Сирии и до Аскалона в южной Палестине. Сопоставление информации, извлекаемой из этого источника, с тем, что сообщает знаменитая надпись Эшмуназара, царя Сидона, может кое-кого подтолкнуть к выводу о том, что в течение столетия, предшествовавшего составлению «Перипла», один из финикийских городов- государств уже распространил свое господство на юг, от Поппы [ныне —

Яффа] до Аскалона. Однако картина, нарисованная Псевдо-Скилаком, иная; мы обнаруживаем здесь тирские и сидонские поселения вперемежку вдоль прибрежного региона к югу от собственно Финикии: Адар (= Ат- лит?), Дор и Иоппа были населены сидонянами (как мы знаем, Дор и Иоппа упоминаются также в надписи Эшмуназара); Крокодилополис и Аскалон — тирийцами. Поэтому очевидно, что здесь не было сложного подразделения среди довольно многочисленных, небольших территориально-политических единиц;[454] скорее, здесь присутствовала колониальная модель — возможно, она предполагала одни только кварталы или Эмпории, — при которой тирийские и сидонские колонии возникали вперемежку, в зависимости от потребностей прибрежного судоходства и торговли.

Наша информация о политике персидских властей по отношению к народу сатрапии Заречье касается в основном евреев и области Иудея и датируется по большей части временем до середины V в. до н. э. (в силу характера доступных источников). Однако, поскольку наличие у евреев каких-то особых преимуществ и льгот кажется почти невероятным, остается предположить, что другие этнонациональные группы находились здесь в точно таких же условиях.

Указ Кира [о восстановлении в Иерусалиме разрушенного Храма] (в обоих версиях этого документа. — 1 Книга Ездры. 1: 2—4; 6: 3—б)[456] и библейские сообщения о нескольких волнах возвращения евреев, начиная с момента издания указа и до направления Ездры в Иерусалим во времена Артаксеркса I, свидетельствуют, что в течение приблизительно 80 лет Кир и его преемники сохраняли политику репатриации. Вавилонские официальные документы, открытые в Нейрабе в северной Сирии — самые поздние из них датированы началом правления Дария I, — предполагают, что членам других этнических групп, таким, например, как ней- рабианцы, также было позволено вернуться домой с мест изгнания[457].

Восстановление Храма в Иерусалиме и возобновление жертвоприношений были санкционированы царским указом. Во-первых, Кир дал разрешение на отстройку разрушенного «Дома Божьего» — и даже возвратил священные сосуды, «вынесенные» Навуходоносором. Дарий и Артаксеркс I пошли еще дальше, распорядившись, чтобы расходы на строительство Храма и на поддержание его культа субсидировались «из имущества царского — из заречной подати»; сам Храм мог быть освобожден от уплаты налогов (дани, подушного и поземельного налогов), обязательных для всех граждан провинции; всё это — «чтоб они (прихожане) приносили жертву, приятную Богу небесному, и молились о жизни царя и сыновей его» (7 Книга Ездры.

Те наместники провинций, чьи имена сохранила история, были членами местных этнических групп. Скомбинировав имена, встречающиеся в папирусах из пещеры Вади Далиех, с данными из Библии, Иосифа Флавия и папирусов из Элефантины, можно реконструировать местную правящую династию — Дом Сан(а)валлата, с середины 5-го столетия и вплоть до прихода Александра поставлявший сатрапов для Самарии[458]. В Иудее не существовало никакой наместнической династии (следует вспомнить, что лидирующую роль Дом Давида утратил в первые годы правления Дария I, т. е. тогда же, когда из библейских текстов исчезли упоминания о Зоровавеле). Впрочем, то, что мы знаем о деятельности наместников — как и некоторые их имена (Неемия, Иезекия), — указывает на их принадлежность к евреям. Если учесть, что в 408 г. до н. э. элефан- тинские евреи обратились с призывом к Багохи, персидскому наместнику Иудеи, с просьбой поспособствовать в деле реставрации «Храма YHW, Бога, который — в Элефантине» (Cowley. АР 30), следует прийти к выводу, что, несмотря на свое персидское имя, Багохи также был евреем. Среди местных лидеров, которые несомненно пользовались каким-то официальным статусом, сопоставимым с административными полномочиями, мы находим соперников Неемии, в частности, аравитянина Гешема и «амонитского раба» Товию. Уничижающий эпитет последнего [Книга Неемии. 2: 10, 19) предполагает, что Товия имел какой-то официальный титул («раб» = «слуга царя»?), и кажется логичным связать его с известной по источникам Ш в. до н. э. господствующей династией из «Земли Товия» в Трансиордании[459].

На важность роли, которую этнонадиональные группы играли в политической жизни в персидскую эпоху, указывает сам факт существования в Иудее влиятельного социального слоя, чья власть явно была основана на их особом положении внутри собственного народа, а не на управленческих полномочиях, полученных от персов. Так, в начале персидской эпохи мы обнаруживаем исполнительный орган, известный как «старейшины иудейские», «главы поколений их», которые ведут переговоры с «врагами Иуды и Вениамина», а также — с персидскими властями в связи с восстановлением Храма и завершением этих работ. Для конца персидской эпохи имеются данные о политическом усилении первосвященника при одновременном падении престижа наместника. Речь идет о литературных свидетельствах, в которых отразились предания о переговорах Александра Великого с евреями, но в особенности о том, что в начале эллинистического периода первосвященник выступал в качестве лидера Иудеи и ее исключительного политического представителя. Главным доказательством этого является недавно обнаруженная небольшая серебряная монета конца Персидской эпохи, на которой имеется надпись ywult;rigt; hkwhn (= «Иоха- нан-священник») (рис. 2)[460].

Рис. 2. Монета священника Иоханана. IV в. до. н. э. Аверс: изображение совы и надпись; реверс: маска (?). (Израильский музей, 8790; публ. по:

В 475: 167.)

Эта монета похожа на деньги, отчеканенные Иезекией, одним из последних наместников Иудеи; однако в данном случае вместо хорошо известной по монетам и ожидаемой надписи yhzqyh hphh («Иезекия-намест- ник») мы имеем, как уже сказано, имя первосвященника. Из этой исключительной находки следует, что первосвященник Иоханан обладал также и светской властью. Гипотетически мы можем увязать данное обстоятельство с одним из тех тяжелейших кризисов, с которыми персам пришлось столкнуться в Заречье в последний период своего здесь присутствия — например, с восстанием Теннеса или, скажем, с блокадой Александром города Тира, — когда персидская власть в Иудее ослабла настолько, что ее представитель, наместник, уже не мог исполнять своих полномочий.