Держава Гелона и битва при Гимере

Смерть Гиппократа поначалу породила надежды на свободу, но как только жители Гелы взялись за оружие, они были уничтожены в первом же сражении Гелоном, начальником Гиппократовой конницы, который около 491/490 г.

Невозможно представить, чтобы Гелон в первые годы своего правления смог найти время и силы для ведения войны против карфагенян. Согласно Геродоту (УП. 158.2), когда в 481 г. до н. э. греческие послы попросили Гелона о помощи в борьбе с персами, он напомнил им, что греки отказали в поддержке, когда он просил ее против карфагенян, пытаясь освободить некоторые эмпории и отомстить сегестийцам за убийство Дориея. Всё это, однако, скорее похоже на один из пунктов панэллинской пропаганды, чем на свидетельство реальной борьбы, а утверждение Юстина (XIX. 1) о «тяжелой и долгой войне» против карфагенян в Сицилии до 489 г.

Этот Ферон, сын Энесидема, был потомком Телемаха, легендарного убийцы Фаларида; Ферон якобы захватил власть в Акраганте с помощью той же самой уловки, какая в свое время привела к успеху Фаларида, а именно наняв отряд личной вооруженной охраны на деньги, собранные на строительство храма (Полнен. VI.51)[1717]. Брат Ферона Ксенократ победил с четверкой лошадей в Дельфах в год Марафонского сражения, что было великим событием для семьи и послужило поводом для написания «VI пифийской оды» Пиндара. Семья эта, Эммениды, имела родосское происхождение и, несомненно, принимала участие в основании Акраган- та; при Фероне, если только не раньше, они обзавелись детально разработанной родословной, которая восходила к самому Эдипу — типичный пример снобизма колониальной элиты. Через какое-то время после 489 г. до н. э. Эммениды и Дейномениды породнились: Гелон взял в жены Феро- нову дочь Дамарету, а Ферон женился на дочери Полизала, одного из Гелоновых братьев. Таким образом был скреплен политический альянс между двумя городами. Это был первый важный шаг Гелона к восстановлению своих позиций после предыдущих провалов. Однако для большей части греческой и сикельской Сицилии этот альянс означал исчезновение на четверть века всяких следов полисной автономии. Для карфагенян, которые сразу же должны были насторожиться, этот альянс представлялся воссозданным греческим блоком, с которым придется вести борьбу, а также серьезной угрозой их сицилийской провинции.

Следующим шагом в ходе восстановления Гелоном утраченных позиций стало присоединение в 485 г. до н. э. к альянсу Сиракуз. Этот город по-прежнему страдал от внутренней смуты. Узкая олигархия гаморов правила страной с тех пор, как первые коринфские поселенцы поделили между собой на равные участки равнины Анапа и Гелора. Это была олигархия конезаводчиков, как в Леонтинах и Геле, но их земли возделывались сервами. Новые иммигранты, прибывавшие в VII—VI вв. до н. э. в Сиракузы тысячами, едва ли могли интегрироваться в такую закосневшую аграрную социальную структуру. Они вынуждены были либо искать занятие вне сельскохозяйственного сектора, то есть превращаться в свободный демос внутри города, чьим делом была торговля, ремесло и профессия моряка, либо селиться в холмистой «империи» в дочерних колониях или среди сикелов. Пока имелись обширные внутренние территории, способные впитывать избыток населения, социальное и этническое напряжение между олигархами, простым народом и сервами вызывало лишь легкие сотрясения. Но когда Камарина и всё южное побережье в результате победы Гиппократа были Сиракузами утрачены, ситуация вышла из-под контроля олигархии. Гаморы, на которых возложили всю вину за постигшее несчасгье, были изгнаны из города коалицией демоса и киллириев и нашли убежище в Касменах — сиракузской крепости на Монте-Казале (ср.: КИДМ. Ш.З: 211, рис. 30). Этот военный опорный пункт был вместе с тем преуспевающим сельскохозяйственным поселением с градостроительным планом внутри оборонительных стен, состоявшем из 38 параллельных улиц, которые пересекались перпендикулярно длинной осевой линией. На одном бронзовом блюде начала V в. до н. э., происходящем предположительно из Монте-Казале, в самом деле упоминаются какие-то гаморы, несомненно пользовавшиеся определенными привилегиями[1718]. Предложив убежище изгнанным олигархам, Касмены открыто действовали как независимый полис или, скорее, как центр противостояния правящему в Сиракузах демосу и таким образом вносили собственный вклад в окончательное разрушение Сиракузской «империи».

Гелон препоручил Гелу попечению своего брата Гиерона, а сам переселился в Сиракузы, которые он сделал новой столицей своих владений. На Сицилиин он ввел практику депортаций всего местного населения целиком из одного города в другое место. Такие насильственные массовые переселения почти совершенно не были известны материковой Греции, но они широко и в гораздо более крупных масштабах практиковались на Ближнем и Среднем Востоке персами, а до них — ассирийцами и вавилонянами. Известно о трех греческих городах, которые были сожжены дотла или, по крайней мере, лишены людей Гелоном. Одним из таких городов была Камарина, все жители которой были перемещены в Сиракузы и превращены в тамошних граждан[1719]. Вторым городом были Мегары Гиблейские, взятые Гелоном в результате осады. Около 483 г. до н. э. местные пахейи («разжиревшие») были депортированы в Сиракузы и сделаны здесь гражданами, демос продан в рабство за границу, а земли аннексированы. Мегары были одной из самых ранних сицилийских колоний; поселение возникло, вероятно, раньше самих Сиракуз и уступало в этом отношении только Наксосу (ср.: КИДМ. Ш.З: 129—132, рис. 19; см. ниже рис. 82). Город был хорошо защищен стенами и башнями, а с середины VII в. до н. э. он имел двойную сетку параллельных, хотя и не ортогональных, улиц по обеим сторонам от трапециевидной агоры, которую окружали храмы и другие публичные здания, включая две стой, героон и, возможно, зал для торжественных обедов. Дорический храм VI в. до н. э. имел терракотовую облицовку и вотивные приношения, часть которых восходит к гораздо более ранним временам.

Рис. 82. План Мегар Гиблейских. (Публ. по: D 514А: 13, карта 11.)

Гражданские и сакральные постройки обозначены точечной фактурой.

В целом об этом месте см.: КИДМ. Ш.З: 129—131, рис. 19

ных соседей. После разрушения, надежно фиксируемого археологическими раскопками, данное место оставалось пустынным до времени Ти- молеонта[1720]. Третьим городом, уничтоженным Гелоном, была Евбея — халкидская колония, с которой обошлись точно так же, как и с Мегарами. Евбея никогда уже более не возродилась, и даже место ее расположения остается, по сути, неизвестным, хотя предварительно ее локализуют у Ли- кодии[1721]. Кроме того, Гелон переселил в новую столицу более половины жителей своей родной Гелы, сделав их гражданами. В результате этих депортаций — по преимуществу состоятельных людей — Сиракузы очень быстро превратились в самый богатый город Сицилии и в один из самых многолюдных городов всего эллинского мира того времени. Но далось это дорогой ценой: более чем за два поколения до того, как карфагенское войско впервые разрушило греческий город в Сицилии, свой собственный, настоящий «панэллинский» тиран уже успел истребить целых три.

К 483 г. до н. э. сираку зско-акр агантский блок охватывал большую часть греческой Сицилии; тремя важными исключениями были Гимера и Селинунт, в которых существовали пропунийские правительства, а также Мессана, управлявшаяся из Регия Анаксилаем. Поскольку западное и всё северное побережье лежало вне Гелонова блока, Гимера превратилась в стратегически ключевой пункт. Сохранение ее в пропунийском блоке вместе с Селинунтом и в ссоре с Акрагантом стало теперь жизненно важным для карфагенян, прилагавших все усилия к тому, чтобы предотвратить создание объединенного фронта своих соперников, который бы вытянулся от одного края острова до другого.

На упомянутые 480-е годы в истории Гимеры выпали внутренние беспорядки. Городом правил местный тиран Терилл, сын Криниппа. На основе одной эпитафии начала V в. до н. э. из Раванузы, в которой названы гимерийские имена, был сделан вывод о том, что Терилл изгнал из Гимеры какое-то количество олигархических семей, которые нашли убежище на акрагантской территории[1723]. Дело в том, что Терилл проявлял открытую враждебность к Акраганту; ради усиления собственной позиции он, с одной стороны, становится гостеприимцем Гамилькара, правителя Карфагена из рода Магонидов и сына сиракузской женщины, а с другой — выдает свою дочь Кидиппу замуж за Анаксилая Регийского. Тем самым Гимера превратилась в важное связующее звено в растянувшейся от Селинунта до Регия цепочке пропунийски настроенных греческих городов, образовавших карфагенский блок, который противостоял альянсу под руководством Гелона. Все остававшиеся автономными общины Сицилии теперь оказались перед необходимостью выбора между просира- кузской и прокарфагенской тиранией. Нам трудно судить, какая из этих двух форм тирании была более одиозной. Нам также неизвестно, определялся ли выбор — при прочих равных условиях — исключительно внешними военными, коммерческими или иными факторами. Мы знаем только, что некоторые преуспевающие греческие города Сицилии предпочли сиракузскому блоку блок карфагенский. Впрочем, при всех заключенных Териллом союзах его правление, очевидно, не имело прочной базы в самой Гимере, так как около 482 г. до н. э. он был изгнан оттуда Феро- ном, который немедленно присоединил Гимеру к акрагантско-сиракуз- скому блоку. Новая монетная серия с петухом Гимеры и крабом (рис. 83) впервые была выпущена, по всей видимости, как раз в этом году[1724]. Это, безусловно, была очень резкая перемена, которая неизбежно привела к нарушению весьма хрупкого баланса сил в Сицилии, так что очень скоро ситуация предельно обострилась. Изгнанный Терилл обратился к Гамиль- кару, к Карфагену примкнул и Анаксилай и даже в залог верности отправил к Гамилькару собственных детей. Стало ясно, что приближается момент решительного столкновения между двумя блоками.

Рис. 83. Серебряная монета Гимеры. (Публ. по: С 625: рис. 65.)

Обе стороны занялись приготовлениями[1725]. Сообщается, что для расчетов с наемниками Гелон взял в Сиракузах заем. В 481 г. до н. э. материковые эллины попросили его о помощи против персов, и он собирался отправить им 200 триер, 20 тыс. гоплитов и 2 тыс. всадников, и это помимо лучников, пращников и легкой кавалерии. Однако, находясь отнюдь не в том положении, чтобы позволить тратить ресурсы за границей, но при этом и не желая выказать слишком явное безразличие к греческим делам, Гелон смог мастерски освободиться от всяких обязательств, выдвинув заведомо неприемлемое условие о передаче ему полномочий командующего либо всеми сухопутными силами греков, либо их объединенным флотом. Естественно, что дипломатичный отказ Гелона вызвал у материковых греков нелестную оценку его поведения, в ответ на что он предъявил им встречный упрек, который позднее был искажен и распространен сверхпатриотичными историками тимеевского направления. Как бы то ни было, нет никаких причин отвергать рассказ Геродота (УП.1бЗ— 164), в соответствии с которым Гелон, узнав о переходе персов через Геллеспонт, отправил Кадма, сына Скифа из Занклы, с тремя галерами для наблюдения за ходом военных действий, и, в случае победы Ксеркса, вручения последнему огромной суммы денег и предложения «земли и воды», то есть признания персидской верховной власти над всеми сицилийскими владениями Гелона. Идея альянса с персами против карфагенян, несомненно, казалась Гелону более полезной, нежели идея альянса с материковыми греками.

Тем временем Гамилькар руководил карфагенскими воинскими сборами. Если не считать некоего элитного корпуса из самого Карфагена, рядовой состав его войска — даже в большей степени, чем у Гелона, — состоял из наемных вспомогательных отрядов, набранных из всех пунийских провинций. Большинство этих подразделений были финикизированны- ми ливийцами из северной Африки, а все оставшиеся отряды состояли из иберов, лигуров, элисиков из южной Испании, Галлии и северной Италии, а также из сардинских, корсиканских и сицилийских греков (в основном это были всадники из Селинунта). Само это многонациональное войско явилось результатом превращения Карфагена из города-государства в империю, и, несмотря на все сопряженные с созданием подобной армии хорошо известные риски, огромную финансовую нагрузку, а также моральное порицание, именно это войско сохраняло Карфагенскую империю в целостности на протяжении почти трех столетий. Сообщаемая Геродотом численность сил Гамилькара — 300 тыс. человек — заслуживает, конечно, не больше доверия, чем его оценка Ксерксовой армии в 5 млн человек. Собственно говоря, войску Гамилькара было необязательно намного превосходить объединенные силы Гелона и Ферона.

С точки зрения Геродота, битва при Гимере стала результатом попыток карфагенян восстановить у власти изгнанного Терилла, то есть совершить то, что Гамилькар рассматривал как личную обязанность перед своим гостеприимцем. Кроме того, Геродот воспринимал данный конфликт просто как инцидент, помешавший Гелону оказать грекам помощь в их войне с персами. Поэтому в описании битвы мы зависим от Диодора (XI.20—23), чей рассказ восходит, видимо, к Эфору, дающему крайне ненадежное, риторическое изложение событий. Нам повествуют о том, что Гамилькар отплыл из Карфагена со своими войсками, «чтобы подчинить греков Сицилии». Прибыв в Панорм, он направился к Гимере, где разбил один лагерь для сухопутных сил, к западу от города, а другой — для флота. Первая вылазка, предпринятая войском Гимеры, была Гамилькаром отбита. Тогда Ферон спешно отправил в Сиракузы гонца с просьбой к Гело- ну о помощи. Спаситель откликнулся немедленно, выдвинувшись с 50 тыс. пеших воинов и 5 тыс. всадников (эти цифры также преувеличены), и разбил у Гимеры свой собственный лагерь. Сначала его конница захватила не менее 10 тыс. пунийских пленников, просто прочесав местность. Затем, после перехвата писем от Гамилькара к его селинунтским союзникам, всадники ворвались в карфагенский морской лагерь, где подожгли корабли и убили самого Гамилькара, приносившего в этот момент жертвы. Согласно карфагенской версии, известной Геродоту, Гамилькар, увидев беспорядочное бегство своей армии, бросился в погребальный костер, но это, возможно, лишь этиологическая легенда для объяснения героического культа Гамилькара в Карфагене и в его колониях, предположительно введенного вскоре после этой битвы. Тем не менее реальное сражение, очевидно, происходило без участия Гамилькара. Войско Гело- на в конечном итоге предприняло атаку на карфагенян, построившись в правильные боевые порядки, и одержало победу где-то на берегах Фьюме- Торто. Карфагенская армия, как нам рассказывают, была уничтожена почти целиком, и лишь горстка уцелевших воинов смогла бежать, чтобы принести это известие в Карфаген.

Если отбросить риторические и красочные подробности, не вызывает никакого сомнения, что битва при Гимере была крупным ратным подвигом. Впрочем, вскоре после нее возник миф, поощрявшийся при дворе Гелона. Едва ли минуло десять лет, когда Пиндар уже мог упоминать одновременно Саламин, Платею, Гимеру и Кимы и одинаково петь хвалу Афинам, Спарте и Сиракузам [Пифийские оды. 1.72—80). Уже во времена Геродота на Сицилии имела хождение идея о том, что битва при Гимере и Саламинское сражение случились в один и тот же день. Напротив, Аристотель считал данный синхронизм всего лишь случайностью на том основании, что эти два события вели к разным результатам [Поэтика. 1459а24). Впрочем, менее рационалистическое мнение (Эфор?) могло заключаться в том, что битвы при Гимере и Фермопилах совпали по времени, «поскольку божество устроило это намеренно, так что и самая прекрасная победа, и самое славное поражение должны были случиться в одно и то же время» (Диодор. XI.24.1)[1726]. Для тех, кто не верил в божественное провидение, со временем появилось следующее объяснение: дабы нейтрализовать возможные последствия от греческого посольства к Гелону в 481 г. до н. э., персы и финикийцы отправили собственных посланников к карфагенянам, с тем чтобы спланировать согласованную атаку на эллинст- во как с востока, так и с запада[1727]. Как известно, те синхронизмы, которые не являются всего лишь способами удерживать в памяти определенные события, как правило, целенаправленно используются для передачи некоего послания, и если говорить о данном конкретном случае, то этот синхронизм лил воду на мельницу панэллинской пропаганды и риторики в ее самой начальной и наивной форме. Панэллинский «национализм» был конечно же естественным побочным продуктом персидских войн. Дионисий Фокейский, командовавший ионийским флотом при Ладе, отплыл на Сицилию, чтобы испытать здесь счастье в роли пирата, грабя карфагенян и этрусков, не трогая при этом греков. С другой стороны, геродотов- ское «злокозненное» указание на готовность Гелона заключить союз с Персией против карфагенян, по всей видимости, больше соответствует неразборчивому в средствах тираническому методу управления государством, а также вариантам обыденного политического поведения, ориентированного на конкретную прагматическую выгоду, чем какому-то мифическому союзу всех эллинов против всех варваров.

Вскоре после сражения Гелон и карфагенские послы заключили мирное соглашение на довольно умеренных условиях. Карфаген обязывался заплатить контрибуцию в размере двух тысяч талантов и построить два храма в тех городах, в которых должны были быть установлены стелы с текстом этого договора. Третье обязательство, по которому карфагеняне обещали воздерживаться от человеческих жертвоприношений, было упомянуто в Феофрастовом трактате об этрусках, однако Помпей Трог относит это условие к договору между карфагенянами и Дарием (Юстин. XIX. 1.10). Как бы то ни было, карфагеняне не отказались от данного обряда, к тому же это якобы внесенное в договор условие выглядит тенденциозным и не вызывает особого доверия[1728].

Одним из двух храмов, построенных вскоре после 480 г. до н. э., вполне может быть так называемый Темпио-делла-Виттория, остатки которого до сих пор можно видеть в Буонфорнелло, у подножия холма Гимеры, возможно, на том самом месте, где произошла решающая схватка. Это было сооружение в дорическом стиле с пронаосом и опистодомом (пронаос — преддверие, переднее помещение античного храма; описто- д ом — задняя, наиболее сокровенная часть храма. —А.З.), шестью фронтальными и четырнадцатью боковыми колоннами и необычными лестничными колодцами по обеим сторонам от дверного проема, ведущего в целлу. Сохранилось несколько хорошо известных мраморных водостоков этого храма, увенчанных львиными головами. Второй храм мог быть возведен либо в Сиракузах, либо в Карфагене. Кроме того, контрибуция и средства, вырученные от продажи военной добычи, позднее были использованы для строительства многих других храмов и публичных сооружений в Сиракузах и Акраганте. К числу других документов того времени относятся знаменитая медалеобразная серебряная декадрахма из Сиракуз с мчащейся квадригой и возничим на аверсе и головой Аретузы в лавровом венке на реверсе. Это, возможно, первый настоящий шедевр сицилийского гравировального искусства. За декадрахмой, выпущенной спустя какое-то время после 480 г. до н. э., долго сохранялось обозначение «дамаретейон», как и за монетами, которые, по рассказу Диодора (XI.26.3), чеканились женой Гелона[1729]. Более того, одна дельфийская надпись фиксирует принесение Гелоном благодарственных жертв Гимере: золотого треножника и Ники, созданных милетским скульптором Бионом. Одна приписываемая Симониду эпиграмма (Фр. 106 Diehl), возможно, свидетельствует о посвящении в Дельфы Гелоном и его братьями и других треножников, изготовленных на «золото Дамареты». Павсаний упоминает также о некоторых вотивных пожертвованиях, помещенных Гелоном и сира- кузянами в карфагенской сокровищнице в Олимпии (VI. 19.7).

Хотя, очевидно, никаких территориальных условий в договор включено не было, Гимера повсюду стала рассматриваться как часть акра- кантско-сиракузского блока. Селинунт, вероятно, пошел на соглашение с Акрагантом без обязательного разрыва с пунийцами. Что же касается Анаксилая, по-прежнему контролировавшего обе стороны Мессинского пролива, то он, несомненно, нашел с Гелоном какой-то modus vivendi (временное соглашение, способ жизни, дающий возможность существования рядом противоборствующих сторон, способ мирного сосуществования. — А.З.), поскольку его дочь вышла замуж за Гиерона, Гелонова брата. В течение следующих семидесяти лет пунийская зона в Сицилии должна была ограничиваться западным краем острова. Для Карфагена битва при Гимере означала, конечно, неудачу, но не катастрофу, ибо он не только сохранил за собой все свои владения, но вскоре еще и проявил исключительную способность к быстрому восстановлению сил. Войдя в эпоху всё увеличивавшейся изоляции от Финикии и перманентной конфронтации с сицилийскими греками, Карфаген замкнулся сам в себе. Греческий, этрусский и египетский импорт в Карфаген в этот период сокращается. Образ жизни становится более строгим, посвященным почти по-спартански одной цели. Карфаген поворачивается лицом к Африке, где он продолжает финикизировать ливийцев и африканизироваться сам (Дион Хри- состом. XXV.7). При Магонидах он консолидировал свою африканскую державу и предпринял знаменитые разведывательные экспедиции на Атлантическое побережье Африки, Португалии и Бретани[1730]. Поражение порой идет только на пользу проигравшему. Через несколько лет после битвы при Гимере Пиндар возносил молитвы о том, чтобы Зевс отвратил навсегда угрозу войны с финикийцами, чтобы последние оставались в своих усмиренных домах [Немейские оды. IX.28 слл.; Пифийские оды. 1.72 слл.)[1731].