Европа и запад

Еще до того, как Дарий начал свой знаменитый поход во Фракию и против скифов, живших к северу от Дуная, персидское владычество было распространено на некоторые значительные острова рядом с Ионийским побережьем.

Хотя нам известно немного подробностей относительно похода на причерноморских скифов (его описание читатель найдет в гл. 3f данного тома), здесь никак не могло случиться того почти катастрофического бедствия, которое изображается Геродотом (IV. 122—136). В какой-то форме персидское влияние, возможно, сохранилось в этом регионе и после отступления Дария, ибо «скифы, что за морем», упоминаются в наскальной надписи из Накш-и Рустама (так называемая «Накширустамская надпись» Дария (а); принятое сокращение — «DNa». —А.З) как один из народов, покоренных Царем Стран вне Персии. Впрочем, по ту сторону Дуная персидское влияние так никогда и не смогло приобрести хоть какого-то значения.

Дарий возвратился в Азию, оставив своего военачальника Мегабаза с сильным войском и приказом завершить завоевание Фракии.

В свое время это мирное состояние было взорвано Ионийским восстанием, продолжавшимся с 499 по 494 г. до н. э. (подробное рассмотрение этого события см. ниже, в гл. 8). Тяжкое налогообложение, требование нести военную службу, а также внутреннее напряжение в городах, управлявшихся тиранами, — в этом заключались коренные причины недовольства азиатских греков, а подавление восстания потребовало ожесточенной и кровопролитной борьбы.

Два последствия этих событий оказались особенно важны с точки зрения персидских видов на будущее. Во-первых, отмечается явное изменение в имперском отношении к тиранам. Со времен завоевания Ионии при Кире царская установка состояла в том, чтобы управлять этим регионом посредством местных тиранов, которые сохраняли власть лишь благодаря персам. Кир поддерживал этих тиранов не потому, что одобрял тиранию как таковую, но потому, что персы пытались везде, где возможно, проводить свою власть посредством сложившихся на местах форм правления (см. выше, гл. I)[149]. В то время как для материковой Греции тенденция отказа от подобной формы правления была очевидна уже во времена Кира, в Ионии тираны продолжали оставаться у власти, опираясь на персов. Хотя, подавляя мятеж, Дарий и восстановил полное персидское господство в регионе, не останавливаясь перед самыми жестокими средствами, едва борьба подошла к концу, он немедля покарал многих из тиранов и заменил их демократическими правительствами. (Геродот — 43 — утверждает, что тираны были поголовно свергнуты, но это, конеч-

но, неверно; следует думать, что историк здесь говорит только о собственно Ионии.) В итоге повстанцы добились, по крайней мере, одной из своих целей. С этого момента мы оказываемся свидетелями довольно забавного исторического факта — деспотичные персы начинают последовательно поддерживать у азиатских греков демократическую форму правления. Конечно, не следует забывать, что это была просчитанная политика, а вовсе не выражение некой мировоззренческой позиции. Но всё же это была реальность, которая в течение определенного времени должна была так или иначе сказаться на том, как складывались персидско-греческие дела.

Во-вторых, участие материковых греков в Ионийском восстании сделало еще более ясным — если кто-то продолжал в этом сомневаться, — что в свое время персы неминуемо двинутся на юг из Фракии и на запад, через Эгейское море, против городов-государств европейской Греции. Царское честолюбие само по себе может оказаться вполне достаточным фактором, чтобы объяснить персидскую попытку прямого завоевания Греции, хотя возникает вопрос, не мог ли Великий Царь рассматривать и иные способы влияния на сшуацию (дипломатия, подкуп, а также создание общей политической неразберихи среди греческих городов-государств — все эти методы, когда к ним прибегали позднейшие Ахемениды, демонстрировали высокую эффективность). С другой стороны, греческое вмешательство в ионийские дела показало, что разбить греков, этих надоедливых и во всё вмешивавшихся людей, благоразумнее было бы на их собственной территории: длительный мир среди населявших регион (в экономическом отношении гораздо более важный для персов, нежели каменистые области материковой Греции) восточных греков, вряд ли можно было обеспечить, пока европейские греки могли беспрепятственно вмешиваться в дела Малой Азии.

В 494/493 г. до н. э. Дарий отдал приказ о замене воинских частей и их командиров в Ионии. Молодой военачальник Мар доний, сын Гобрия, женатый на одной из царских дочерей[150], принял на себя общее командование. Именно он исполнил решение Дария о переносе персидской поддержки на демократов, а затем выступил прямиком на Геллеспонт. Кампания, которая привела к Марафону, началась.

Мардоний с войском переправился во Фракию на ионийских кораблях, и поначалу всё складывалось как нельзя лучше. Фасос, как и Македония, сдался, и, по всей видимости, именно тогда в Дориске, который позднее сыграет столь важную роль при вторжении Ксеркса в 480 г. до н. э., был основан персидский опорный пункт (Геродот. VH.105). Ужасный шторм, однако, почти целиком уничтожил флот Мардония, а противники, находившиеся на суше, немедленно воспользовались преимуществами, которые предоставило им это стихийное бедствие. Фракийское племя бригов ночью напало на персидский лагерь, Мардоний был ранен.

Однако рассказы о персидском поражении представляются чересчур раздутыми. В конечном итоге персидское господство здесь мало пострадало, и уже в следующем году (491 г. до н. э.) их контроль над районом северной Эгеиды был вновь восстановлен. Когда именно Фракию и Македонию включили в список покоренных стран под названием Скудра [Нак- ширустстская надпись Дария (a) [DNa]. 29), неясно, возможно, как раз в то самое время, но это могло случиться и раньше, еще во времена командования Мегабаза и Отана. Если Скудра действительно включала в себя также и Македонию, а не только Фракию (хотя и в этом вопросе нет ясности), тогда вхождение этой области в состав державы лучше всего датировать не ранее 492/491 г. до н. э., поскольку только с данного времени это прежде самостоятельное царство оказывается под полным персидским контролем. (Иная точка зрения представлена ниже, в гл. 3f, п. IV.)

Персидское влияние распространилось теперь в южном направлении, вплоть до горы Олимп.

Хотя поражение при Марафоне конечно же не могло доставить радости Дарию (на сей раз Ахура-Мазда, видимо, не смог помочь), всё же нельзя утверждать, что в стратегическом плане персидское положение в Эгеи- де серьезно пострадало из-за этого тактического провала. В истории редко случается, чтобы победа в одном сражении решила судьбу целой кампании, и Дарий это прекрасно знал. Контрнаступление греков на море под командой Мильтиада, автора марафонской победы, оказалось неэффективным. Некоторые острова, провозгласившие верность Персии, сдались, но, когда афиняне встретили первое настоящее сопротивление на Паросе, мечты о том, что вся эта морская затея окупится за счет контрибуции и награбленной добычи, очень быстро рассеялись. Паросцы успешно оборонялись и вовсе не собирались складывать оружия. Так что, хотя всё предприятие больше напоминало обычный грабительский набег, когда афиняне отступили, Мильтиад вместе с тем утратил, и политическую власть, которая, по сути дела, находилась в залоге у военного и экономического успеха. Он умер в Афинах от полученных ран, вскоре после того, как его соратники, стоя над его носилками, тщетно пытались защитить полководца от выдвинутых обвинений и убедить народное собрание в его невиновности.

Но гораздо важней другое. В результате Марафонского сражения не произошло никакого ослабления персидских позиций во Фракии, опорный пункт, с которого Ксерксу предстояло начать наступление в 480 г. до н. э., был сохранен в неприкосновенности. По получении известий о Марафоне Дарий сразу же занялся планированием следующего похода на Элладу, причем на этот раз подготовка носила более масштабный характер (Геродот. VH.1); нет никаких сомнений, что Великий Царь ничуть не утратил решимости раз и навсегда разобраться с проблемами на западных границах своей державы. Если бы Персия оказалась способна организовать наступление крупными силами уже в 485 г. до н. э., ход истории мог измениться, ибо отсутствие единства среди греческих государств в это время достигло, может быть, своего крайнего предела, а Афинам еще только предстояло построить собственный военно-морской флот. Однако два события предотвратили вторжение в эго время: смерть Дария в ноябре 486 г. до н. э., а также вспыхнувшее несколько ранее восстание в Египте. Так что Ксеркс, новый Великий Царь, вместе с троном унаследовал двойную обязанность: решить проблему с повстанческим движением, распространившимся в долине Нила, а также претворить в жизнь планы отца относительно нового похода в Европу. Но, так уж сложилось, вторжение на запад было вновь отложено из-за других проблем, возникших «под боком».