Кампания и битва при Марафоне

Несколько дней ушло на организацию базы в Эретрии. Затем персы спустились вниз по Евбейскому каналу и поставили корабли на якорь недалеко от берегового склона защищенной бухты Марафона.

Весть о падении Эретрии пришла в Афины за один или за два дня до праздника, справлявшегося в честь афинских божеств войны — Артемиды Агротеры и Аполлона. Во время этого праздника, который приходился на шестой день месяца боэдромиона по лунному календарю (8 сентября 490 г.

Девятого числа персы разведали афинскую позицию и предложили начать битву на равнине утром 10-го. Датис горел желанием разбить противников, прежде чем к ним подоспеют спартанцы или другие союзники. При этом греки находились в данный момент в хорошей оборонительной позиции: они срубили деревья и соорудили из них завал для защиты своего левого фланга от атак персидской конницы (Корнелий Непот. Мильтиад. 5.3; ср.: Фронтин. П.2.9)[1186]. Следовало ли им выдвинуться из такой позиции и принять предложение персов? Решение должны были выработать десять стратегов, в чьих руках находилось оперативное командование. Суть происходившего на военном совете описана Геродотом на основе сообщений, полученных им от афинских информаторов; содержание дебатов, видимо, стало общеизвестным после окончания всего дела[1187].

Пять полководцев не хотели начинать бой, объясняя это тем, что «их слишком мало, чтобы ввязываться в сражение с персидской силой», а пять других стратегов, включая Мильтиада, желали вступить в битву. Ситуация зашла в тупик. «Наихудшее из мнений (т. е. то, которое казалось наихудшим Мильтиаду, имя которого фигурирует как подлежащее в основном предложении, а также и Геродоту) стало брать верх» (либо в смысле процедуры, так как предложение вступить в бой не было принято, либо в силу равенства голосов, либо по какой-то иной неизвестной нам причине). В этот момент все согласились (как мы можем предполагать) обратиться к полемарху, коим был Каллимах, с предложением также проголосовать; дело в том, что в более ранние времена полемарх имел право голоса, и теперь показалось разумным восстановить эту практику. Предложение обратиться к Каллимаху, вероятно, внес Мильтиад, поскольку именно его послали привести Каллимаха на совещание. Переданная Геродотом речь, с которой Мильтиад обратился к Каллимаху по дороге на совет, конечно же недостоверна. Мы знаем только то, что последний проголосовал за сражение и что четыре стратега, поддержавшие мнение

Мильтиада, заранее уступили ему свои индивидуальные полномочия в те дни, когда придет их черед быть главнокомандующим.

Чтобы правильно понять афинское решение вступить в схватку, необходимо знать топографию Марафона. Для этого мы располагаем свидетельствами античных писателей и результатами археологических изысканий, часть которых проведена лишь в недавнее время. Местоположение поселения Марафон было определено по остаткам двух некрополей V в. до н. э. (кладбища обычно располагались недалеко от города и вблизи главной дороги), и эта локализация была подтверждена раскопками остатков городских стен, комнат и домов в северной части «города Марафон» (см. рис. 43)[1188]. Священная роща богини Афины с оградой (возможно, это Геллотида, микенское культовое имя), засвидетельствованная надписью на межевом камне, лежала примерно в километре к востоку от небольшого храма (обозначен буквой Т на рис. 43)[1189]. Огороженная стеной священная роща Геракла хорошо локализуется по камням с надписью, найденным по отдельности к юго-востоку от города[1190]. Обнаруженный в ходе раскопок могильный холм в честь платейцев и (освобожденных) рабов (Павсаний. 1.32.3) лежал у устья долины Враны[1191]. Можно привести три обоснования для этой локализации: памятник расположен вблизи от доисторических курганов, позднее связанных с местными героями, которые появлялись в ходе битвы; именно в этом месте платей- цы впервые вошли на равнину; недалеко отсюда находилась позиция платейцев на левом фланге боевого построения. Геродот помогает нам локализовать греческую линию, сказав, что платейцы шли на помощь Марафону и что они подошли к афинянам, когда те находились в священной роще Геракла (VI. 108.1). На рис. 43 показано их примерное расположение.

Когда греки выдвинулись из лагеря и выстроились в боевой порядок, длина их фронта составила примерно 1250 м, если исходить из того, что глубина строя составляла восемь человек (было обычным делом), что боевое пространство для каждого стоявшего в линии воина составляло один метр и что всего в строю было 10 тыс.

Рис. 43. Юго-западная часть Марафонской равнины

Обозначения: 7 — могильный холм в честь павших афинян; 2 — могильный холм в честь павших платейцев и рабов; А — трофей Миль- тиада, согласно выводам Чандлера; Ath — место обнаружения камня, фиксирующее границу священного участка Афины; СС7 — некрополь из приблизительно 60 могил геометрического, архаического и классического периодов, исследованных Сотериадесом; СС2 — некрополь тех же периодов, отчет об исследовании которого представлен Фемелесом; ЕНС — раннеэлладский некрополь (ААА 3: 349); GC — положение греческого лагеря в момент подхода платейцев (Геродот. VI. 108.1); HQ — ставка; G — греческая боевая линия на рассвете в день битвы; МН — среднеэлладские и ранние позднеэлладские курганы; R 7 — прибрежная дорога, ведущая в Афины через Пробалинф (Неа Макри) и Паллену; R2 — внутренняя дорога, ведущая через холмы к проходу между горами Пентеликон и Парнет в Афины и к Декелей- скому проходу в Платеи; Т — небольшой храм, раскопанный Сотериадесом; Th — толосная гробница микенского времени.

лой Топью, было защищено ею от флангового обхода. Этот строй оставался также и вне досягаемости лучников, находившихся на кораблях. Греки обладали преимуществом в вооружении при рукопашной схватке, поскольку гоплиты, или «медные мужи», как их иногда называли (П. 152.4), имели шлем, панцирь, поножи и щит, изготовленные из бронзы, тогда как персы носили тюрбаны, кожаные или суконные рубашки иногда с нашитыми на них металлическими дисками, штаны из стёганной ткани и длинный плетеный щит[1192]. Греки нападали, используя копье длиной 2,4 м и меч, тогда как персы полагались на короткое копье, кривую саблю и искусство стрельбы из лука, в чем они были превосходны.

Пока два войска стояли друг против друга, персы надеялись, что греческая пехота двинется вперед через равнину. Тогда ее можно было бы атаковать с фланга и с тыла конницей, изрешетить стрелами, в результате чего она потеряет строй еще до того, как вступит в бой с персидской пехотой — если дело вообще дойдет до этого (ср.: IX.69.2). С другой стороны, Мильтиад рассчитывал завязать бой с персидской пехотой; но это могло произойти только в случае, если она первая атакует или персидская конница по какой-либо причине не сможет нанести удар по греческой фаланге во время ее выдвижения вперед. Каждую ночь греки сокращали дистанцию между собой и противником на небольшое расстояние. Срубая деревья на склонах горы и каждую ночь перетаскивая их вниз на равнину, они всё дальше продвигали засеку в глубь равнины. В ночь с 16-го на 17-е боэдромиона пехотные боевые построения противников отстояли друг от друга не более чем на восемь стадий (1480 м) (VI. 112.1). Прохладной ночью персидские кони были отведены на водопой к источнику Макария и на пастбища по краям Большой Топи, а назад их вели при лунном свете как раз в то время, когда их пора было уже взнуздывать, поэтому к моменту рассвета конные группы еще только маневрировали на территории, свободной от войск (ср.: IX.57.3). В ночь с 16-го на 17-е, впервые в этом месяце, убывающая теперь луна села уже после того, как начало рассветать, и это могло послужить причиной ошибки конюхов — они, возможно, неверно рассчитали время своего возвращения. Как бы то ни было, незадолго до утренней зари на 17-е боэдромиона некоторые ионийцы с персидского правого крыла пересекли ничейную зону, подошли к завалу из деревьев и подали афинянам знак, что всадники «находятся далеко» (Суда, s.v. «х^рк ЬгтсеТс;»; согласно этому словарю, данное выражение использовалось в специальном смысле по отношению к «тем, кто нарушил строй»). Ситуация давала шанс. Греки могли пересечь нейтральную полосу до того, как конница успеет к месту событий, и вступить в бой с персидской пехотой. Это случилось в тот день, когда настал черед Миль- тиада принять полномочия главнокомандующего.

В темноте он растянул свою линию так, чтобы ее протяженность соответствовала известной ширине персидского боевого построения (возможно, 1550 м), но таким образом, чтобы фланги остались глубокими и сильными, а глубина центра оказалось меньше обычных восьми рядов воинов (VI. 111.3). С первыми проблесками зари он вытянутой рукой указал в направлении врага и громко скомандовал: «Атаковать их» (Схолии к Элию Аристиду. Ш.566, ed. Dindorf). Непрерывная линия сомкнутым строем быстро пересекла разделяющее пространство, бегом преодолела осыпаемые стрелами последние 140 м и всем фронтом врезалась в неподвижно стоящую персидскую пехоту. Импульс нападения дал тяжелым флангам изначальное преимущество. Рукопашная схватка была напряженной, и каждый воин стремился нанести удар или сбить противника (Аристофан. Осы. 1081f), а исход дела долгое время оставался неясным (VI. 113.1). Затем оба персидских фланга начали слабеть, многие побежали. Однако в центре персы и саки одолевали; они прорвали греческий строй, смяли противника и начали преследовать беглецов «в глубь страны». Но Мильтиад, предвидевший такое развитие событий, заранее приказал своим флангам в таком случае развернуться и атаковать вражеский центр с тыла. Как только это было исполнено, битва приобрела характер жестокой резни.

К этому моменту персидская конница уже вернулась. Она не могла ни эффективно вмешаться в плотную рукопашную схватку пехотных линий, ни начать вязкое преследование (как в сражении при Платеях: IX.60; IX.68). Но, вероятно, всадники пытались что-то предпринять против двух греческих флангов, когда те разворачивались для атаки на персидский центр. Позднее, как рассказывали, в этом месте каждую ночь можно было слышать ржание лошадей и звуки бьющихся воинов (Павсаний. 1.32.4).

В любом случае персы и саки были сломлены и побежали, пробиваясь в направлении своего лагеря, греки же преследовали их по пятам.

Отступавшими был дан арьергардный бой, чтобы закрыть узкие входы с обеих сторон Большой Топи; греки, однако, прорвались, загнав большое количество персов в болото, где многие утонули, не умея плавать. Борьба продолжилась и на Схении — на отлогом берегу, где перед тем высаживались с персидских кораблей сначала всадники, а затем пехотинцы. Здесь, доблестно сражаясь, погибли Каллимах, полемарх Сгесилай и брат Эсхила Кинегир. Семь кораблей было захвачено. Остальные ретировались в море (VI. 115).

На земле победа была полной. Персидский лагерь оказался в руках эллинов, и в Афины побежал гонец с этой вестью (Плутарх. Моралии. 347С, отсюда — происхождение выражения «марафонский бег»). Однако было видно, что, выйдя в открытое море, персидский флот изменил курс и направился на юг, по-видимому, в ответ на сигнал, поданный, вероятно, около 9 часов утра со склона горы Пентеликон или горы Агрилики бронзовым «щитом» (сигнальным диском), который отражал солнечные лучи солнца. Сильный ветер и попутное течение быстро пригнали флот к мысу Суний (Плутарх. Аристид. 5.4), здесь море оставалось спокойным, пока корабли на веслах и под парусами быстро шли к Фалеру. Отдельная эскадра двигалась против ветра на веслах, чтобы забрать эретрийских пленников с острова, где они находились под охраной.

Афины защищал лишь небольшой отряд, а сигнал, поданный персам щитом, означал, что в городе есть изменники. Оставив для охраны лагеря и богатой добычи подразделение одной филы под командой Аристида, победившее войско «со всех ног» поспешило преодолеть расстояние в 40 км до Афин (VI. 116). Вечером того же дня они заняли позицию у священного участка Геракла в Киносарге[1193], когда головные персидские корабли бросили якорь у Фалера. В этих условиях высадка крупных сил была невозможна. С наступлением темноты персы стали сушить весла. Затем их флот исчез, уйдя в море[1194].

Памятники на поле битвы дополняют литературные данные. Под большим могильным холмом диаметром около 45 м сегодня находится 192 кремированных захоронения; каменные стелы с высеченными на них именами, с указанием фил, к которым принадлежали павшие, исчезли. Холм был насыпан «на месте» (Павсаний. 1.29.4, «хата xcbpav»), где случились наибольшие потери, то есть в месте прорыва греческого центра; это подтверждается многочисленными находками в слое грунта, который был исследован у основания холма, наконечников персидских стрел[1195]. Положение греческого войска показано на рис. 43. Павсаний, лично посетивший это место, упоминает об отдельном могильном холме в честь павших платейцев и рабов (1.32.3), ныне раскопанном близ Враны. Расположенный по соседству с главным холмом памятник в честь Мильтиада находился там, где «ночью можно слышать ржание лошадей и звуки сражающихся воинов», по-видимому, сражающихся с побеждающим персидским центром в тот момент, когда подоспели всадники; основание этого мемориала, обозначенное на рис. 44 буквой А, было идентифицировано в 1776 г. Р. Чандлером как «часть трофея»37, а У.-М. Ликом в 1829 г. — как, «видимо, мемориал в честь Мильтиада». Далее, «трофей из белого камня», обозначенный на рис. 44 буквой В, видимо, представлял собой ионийскую колонну, остатки которой найдены У. Банкесом и описаны Ликом, а позже вторично открыты Е. Вандерпулом;[1196] этот памятник, несомненно, был установлен в память о победе над персидским арьергардом. Пав- саний старался, но так и не смог отыскать могилу павших персов, которых было, согласно Геродоту, «около 6400» (VI. 117.1), и он заключил, что тела были сброшены в траншею, вырытую, по-видимому, между пунктом В и Большой Топью[1197]. Затем Павсаний посетил источник Макария, Топь, каменные ясли для коней Артаферна над рекой, протекающей через эту Топь, место впадения реки в море, а также пещеру Пана[1198] на горе, неподалеку от равнины.

Важное значение имел еще один памятник в честь сражения: настенная роспись, созданная ок. 460 г. до н. э. Миконом и Панэном в ознаменование победы и находившаяся в афинской национальной галерее — «Расписном портике». Согласно Павсанию (1.15.3), на фреске были изображены три стадии: платейцы и афиняне, вступающие в бой с персами, когда исход сражения еще не ясен; персы бегут с поля боя, толкая друг друга в болото; и, наконец, варвары, поспешно влезающие на финикийские корабли и избиваемые эллинами. Еще о двух деталях свидетельствуют следующие источники: Мильтиад, приказывающий грекам идти в атаку (Эсхин. Ш.186; Схолии к Элию Аристиду. Ш.566, ed. Dindorf), а также греки и персы, включая всадников, у финикийских кораблей (Плиний. Естественная история. XXXV.57; рельеф из города Бреша, воспроизведенный в журнале: Hesperia. 35 (1966): ил. 35).

Спартанцы повиновались религиозному закону, запрещавшему им покидать Лаконию, пока луна была полной, то есть до 15 боэдромиона (в Спарте это был, по всей видимости, священный месяц карней), и никто не усомнился в их искренности[1199]. Отправившись в путь с заходом луны 16-го числа, спартанский двухтысячный авангард преодолел расстояние в 225 км за два дня и одну ночь и прибыл в Афины утром 18-го. Они прошли дальше, к Марафону. Опытным взглядом профессиональных воинов спартанцы оглядели экипировку павших персов, осмотрели поле сражения и похвалили афинян. Они уходили с ясным пониманием того, при ка-

Обозначения: А — примерное местоположение Мильтиадова трофея; В — трофей из белого камня; С — священный участок Афины.

ких условиях «медные мужи» [гоплиты], построенные плотным боевым порядком, могут разбить даже отборную пехоту Персидской державы.

Греческая победа в значительной степени была одержана благодаря Мильтиаду, дальновидному человеку, который при демократии, а не в условиях авторитарного правления, смог навязать свою волю народному собранию, коллегам, равным ему по полномочиям, и всему гражданскому ополчению. Он был подлинным архитектором победы. Но победа была одержана благодаря неукротимой отваге, проявленной афинянами и платейцами, а также освобожденными рабами, сражавшимися в одном строю рядом со своими хозяевами. На Схении бился Эсхил и здесь же погиб его брат. Один случай в жизни Эсхила, о котором сказано в его эпитафии — несомненно, по его желанию, — произошел на берегу, где до сих пор растут средиземноморские сосны:

Мужество помнят его марафонская роща и племя Длинноволосых мидян, в бшве узнавших его.

[Пер. Л Блуменау)

Это была отвага свободных людей, противостоявших восточному деспотизму. Таково было, по крайней мере, мнение марафономахов («марафонских бойцов»), «которые бились с копьями, со щитами, стоя человек с человеком» (Аристофан. Осы. 1081f). Позднее каждый год у Большого Холма оказывались почести «тем, кто погиб за свободу» (IG П. 1.471, строка 26).

«Сражаясь как поборники Греции, афиняне при Марафоне разбили наголову 90 тыс. мидян». Такими словами поэт Симонид, современник событий, включил эту победу в более широкий контекст. Но, по общему убеждению, Греция оставалась свободной благодаря богам, водительствующих жизнями людей. Артемида Агротера и Аполлон откликнулись на просьбы и мольбы афинского народа, и Афина не осталась глухой к призыву Каллимаха, религиозного главы войска, который принес ей посвятительный дар еще до битвы (М—L 18). За час до рассвета, в день, когда было принято решение, боги проявили благосклонность посредством соответствующих предзнаменований при жертвоприношении, после чего Мильтиад мог отдать приказ о начале атаки. Как рассказывали, во время сражения сверхъестественные существа, призраки героев Марафона и Эхетла, появились в стане греков; кроме того, Афина, Геракл, Тесей (восставший из преисподней), а также герой [по имени] Марафон присутствовали в битве на картине в Расписном портике (Павсаний. 1.15.3; Плиний. Естественная история. XXXV.37). Афиняне проводили благодарственные заклания Артемиде Агротере (Ксенофонт. Анабасис. Ш.2.12) и, по обету, приносили ей в жертву по пятьсот коз в год, каковое количество было символическим числом[1200]. Афине они посвятили бронзовую статую на Акрополе, а на победных монетах увенчали ее голову венком из оливковых листьев. Кроме того, они построили сокровищницу в Дельфах «Аполлону на средства, добытые у мидийцев в битве при Марафоне» (Павсаний. Х.11.5; М—L 19, со ссылками на исследователей, относящих сокровищницу к более раннему времени). Платейцы выказали также благодарность там, где это полагалось: из своей части добычи при Марафоне соорудили алтарь Афине Арее, богине войны (Павсаний. IX.4.1).

Результат этой битвы затронул Персию не столь глубоко. Кампания, беспримерная по дерзости и по ходу, развивалась великолепно вплоть до дня сражения, и было очень легко приписать поражение не низким качествам персидской пехоты, а запоздалому возвращению конницы. Держава отнюдь не была потрясена потерей б тыс. воинов в стране, лежащей за пределами ее западных границ. Конечно, Дарий более прежнего преисполнился решимости не только покарать Афины и Спарту, но и завоевать материковую Грецию. И всё же Марафон был битвой, имевшей всемирно-историческое значение. Она укрепила волю Афин, Платей и Спарты, а, когда позднее Эллада вновь ощутила угрозу, исходившую на сей раз от Ксеркса, итог этого сражения воодушевлял многие греческие государства на борьбу за свободу.

Дополнительные замечания Структура командования афинским войском остается спорным вопросом. Согласно Аристотелю [Афинская политая. 22.2), полемарх был гегемоном всех вооруженных сил (т. е. религиозным и церемониальным главой, но также и предводителем), а десять полководцев (стратегов), по одному от каждой филы, избирались народом. Именно коллегия десяти стратегов действовала в роли военного комитета. Народ назначал всех или некоторых из них проводить кампанию. С этим согласуются данные Геродота (VI. 111.1 — относительно полемарха; VI. 103.1, 104.2, 105.1, 109.2 и 4, а также 110 — относительно стратегов). Точно так же и у Полемона (2.2 и 2.5) Каллимах действует как гегемон и человек, ведущий войско к Марафону (ведущий, но не командующий). Заявление Геродота (VI. 109.2) о том, что полемарха избрали по жребию (см. выше, примеч. 19), может быть ошибочным; если это так, Геродот, возможно, добавил это заявление в начале Пелопоннесской войны, и оно так и осталось неисправленным. См. также выше, гл 5, п. 2. То, что поверхность Марафонской равнины сегодня, по существу, та же, какой она была начиная с конца третьего тысячелетия до н. э., и в особенности то, что она не испытала никакого «заполнения» (в виде якобы появившегося трехметрового слоя, как предполагается в: С 375: 141 сл., 154, 157, но опровергается в: С 315: 175), видно из того факта, что остатки многих периодов были раскопаны на самой поверхности равнины или близко к этой поверхности, в частности: раннеэлладский некрополь — на удаленной от моря стороне равнины, находящиеся на одном уровне среднеэлладские курганы и могильный холм платей- цев — на правом берегу ручья Браное, раннеэлладское археологическое место и архаическая стена темена — прямо над этим местом у Пласи, геометрические, архаические и классические могилы — в Скорпио-Потами («где воды реки расходятся»). Харадра часто меняла свое русло или русла, но ее направление, определяющееся паводковыми водами (ср.: Демон. FGrH 327 F 8), было тем же, что и теперь. Сегодня уровень моря на полтора метра выше, нежели в античности, а площадь открытой воды в Большой Топи была меньше во времена Павсания, чем во времена Лика (см.: С 315: 182 слл.), однако общий характер побережья Схении был тогда таким же, что и сегодня. В наши дни Большая Топь превратилась в аэродром. Отсутствие у Геродота упоминания о действиях конницы во время битвы породило многочисленные предположения. Широко распространенные догадки, например, о том, что Датис оставил свою кавалерию в Эретрии или в ночь перед битвой погрузил ее на корабли, опровергаются изображением избиваемых персидских всадников и захватываемых лошадей на рельефе из города Бреша, который частично воспроизводит картину из Расписного портика; Элием Аристидом [Хвала Афинам. 202D), помещающим лошадей на первое место в перечне захваченной афинянами добычи; Павсанием (1.32.3), говорящим о ржании лошадей; Корнелием Непотом [Мильтиад. 5.4), упоминающим конницу Датиса в том месте, где речь идет о сражении; и, наконец, скульптурами всадников с южного фриза храма Ники, если верна аргументация Е. Харрисона (см.: С 533), согласно которой сюжетом этого фриза является Марафон. Объяснение, предложенное в тексте данной главы, позволяет коннице отсутствовать при начале битвы и участвовать в ней позднее, что соответствует местным условиям в сентябре; к тому же это объясняет убывающую луну на памятных тетрадрахмах, отчеканенных после победы. Но это всего литтть гипотеза. Нужно иметь в виду, что в первичном боевом построении конницы не было. Именно это означает пассаж, процитированный в словаре «Суды» и происходящий, возможно, из сочинения Демона, местного историка Аттики (см.: С 315: 237), а не то, что конница вообще не прибыла к Марафону или что она была уведена оттуда.