<<
>>

Консолидация: Демарат

О том, какова в конце УШ в. до н. э. была экономика и как происходило накопление материальных благ (частными лицами, или общинами, или теми и другими вместе), сказано достаточно.

Процесс этот продолжился ускоренными темпами в первые десятилетия следующего столетия, которые представлены новой и важнейшей категорией источников. Письменность появляется в Этрурии около 700 г. до н. э. в форме алфавита, заимствованного у евбейцев Питекус — Ким. Одна из самых ранних сохранившихся этрусских надписей нанесена на красную вазу импасто местного производства (поствиллановского и при этом негреческого типа), происходящую с территории Цере. Надпись эта говорит о принадлежности и о фор ме этой вазы: mi spanti nuzinaia («Я — блюдо Нудзины», рис. 59)[1476]. Spanti — умбрское слово, заимствованное этрусским языком за несколько столетий до первых свидетельств существования грамотности на его (языка) родной, умбрской земле. Не столь удивительно, что блюдо Нудзины связано с импортными керамическими типами, широко распространенными в Питекусах фазы ПГ-П и в Кимах раннего колониального периода; к этим типам относится ранняя протокоринфская котила такого высокого качества (но не формы), какое редко встречается к северу от Тибра. Между прочим, несколько других надписей найдены в южной Этрурии на местных «амфоретгах со спиралями» (anforette a spirali) того типа, который обнаруживает сходство сначала с пигекусскими образцами[1477] левантийских ари- балов (ПГ-I), а позднее — с ранней протокоринфской керамикой (ПГ-П). Важная группа надписей начала УП в. до н. э. показывает, что в то время используется комбинация «преножен—ножен» [«личное имя—родовое имя»]: в этом разумно видеть ономастический признак решительного движения Этрурии в сторону городской организации, основанной на характерной италийской родовой структуре[1478]. Как и в случае с такими товарами ремесленного производства, как керамика, практическое использование и широкое распространение этого нового умения — делать записи — дает возможность лингвистам обнаружить различия между местными традициями внутри Этрурии: были идентифицированы отдельные системы письма на основе различных (но синхронных) способов, с помощью которых в разных регионах изначально евбейский алфавит был модифицирован для передачи некоторых ключевых этрусских звуков115.
Начиная с ориентализирующего периода информация по этой сложной проблеме способствует оценке того, каковы были отношения между приморскими и внутренними центрами самой Этрурии; для более позднего периода

alt="" />

Рис. 59. Надпись «mi spanti nuzinaia» («Я — блюдо Нудзины») — ок. 700 г. до н. э., на обратной стороне блюда (красное импасто) местного производства из Казалетш-ди-Чери, близ Цере. (Публ. по: Stud. Etr. 36 (1968): 230, 266, рис. 1.)

эти данные имеют огромную ценность в деле определения пропорций, в которых отдельные центры отвечали за экспансию в сторону Кампании, в долину реки По и на Корсику.

В отношении керамики следует сказать, что с начала VD в. до н. э. утонченные изделия производятся хорошо опознаваемыми местными школами. Один из ранних примеров — так называемый «кумско-этрусский» класс в Таркуинии116, у которого много общего с продукцией современных ему и имеющих греческие корни мастерских в Кимах; расписные ойно- хойи некоторыми своими деталями напоминают питекусские ПГ-П и ранние протокоринфские арибалы и лекифы. Менее претенциозные, но также субгеометрические вазы «класса цапли» (см.: Том иллюстраций: ил. 272)117, изготовленные в Цере и Вейях во второй четверти VII в. до н. э., имеют широкий ареал распространения: образцы этого класса были найдены даже в Геле и Элоре на юго-востоке Сицилии. Кроме того, еще до середины VH в. до н. э. первые и наиболее утонченные сосуды типа бук- керо в небольшом количестве начали производиться в Цере118 * * *. Это единственный продукт, который может быть описан как типично и исключительно этрусский, впитавший в себя греческие, азиатские и местные формы и декоративные мотивы с помощью технологии, которая, по всей видимости, была придумана в южной Этрурии. Три самых ранних экземпляра находились в одном контексте с упомянутым выше блюдом Нудзины. Другие центры (такие как Таркуиния, Вульчи, Орвието и, позднее, Кьюзи) вскоре присоединились к Цере в деле производства таких уникальных изделий; это объясняет высокую пропорцию утонченной керамики, найденной в погребальных и посвятительных комплексах в период VII—V вв.

до н. э.

116 D 92, везде.              117 D 116: 8; D 305: 135.

D 186. (Буккеро — специфический класс черной, блестящей с внешней стороны

этрусской керамики, изготавливавшейся с середины УШ в. до н. э.; по технологии изготов

ления вазы буккеро почти не отличаются от ваз импасто, но выглядят более совершенны

ми. — А. 3.)

Дальнейший прогресс наблюдался и в других, помимо керамики, технологических сферах. Гробница Бронзовой Колесницы (Tomba del Cano di Bronzo) в Вульчи119, датируемая второй четвертью VII в. до н. э. и содержащая серию исключительно изысканных ориентализирующих изделий из бронзы местного производства, иллюстрирует возможности специализированных ремесленников в деле обслуживания преуспевающей элиты. Этот вывод еще более правдоподобен в отношении всё возрастающего числа вещей, изготавливавшихся золотых и серебряных дел мастерами и резчиками по слоновой кости. Этих искусных ремесленников невозможно удовлетворительным образом разделить на этрусских «местных жителей» и «гастарбайтеров» с Востока. Как обоснованно заметил один авторитетный ученый120, задолго до того, как значение Питекус стало очевидным, «миграция высококвалифицированных мастеров должна была сыграть важную роль в деле привития в Италии lt;...gt; высокоспециализированных технологий, которые к тому времени уже были разработаны на Востоке и ввезены в Италию в полной мере развитыми». В этом отношении, с точки зрения того же автора, показательно и искусство резьбы по слоновой кости:

По всем признакам видно, что данный вид специализированного ремесла поступил в Италию с Востока одновременно с самим материалом [— слоновой костью]. В самом деле, наиболее ранние предметы из слоновой кости, найденные в центральной Италии, должны были быть изготовлены азиатскими мастерами, и в высшей степени вероятно, что в начале VII в. до н. э. сирийские резчики действительно обосновались в южной Этрурии или в Лацие и укоренили здесь это искусство.

Такое переселение вполне могло бы объяснить тот наблюдаемый нами факт, что предметы из слоновой кости неуклонно становятся всё менее восточными по характеру — происходило это, несомненно, по мере того, как подмастерья сменяли со временем своих иностранных мастеров-наставников.

В описанной здесь превосходной теоретической модели так или иначе необходимо учитывать изменение роли Питекус, в особенности же в том, что касается обработки драгоценных металлов в Этрурии раннего ориентализирующего периода121. Однако значение и неразрывный характер отношений «мастер — подмастерье» никуда не исчезли.

Но вопрос об истинной природе и составе элиты VH в. до н. э., покровительствовавшей таким ориентализирующим специалистам, по-прежнему остается для нас нерешенным; однако точка зрения современников на этих людей и на их семьи — по крайней мере на момент их смерти — не вызывает сомнений. Крупные ориентализирующие «княжеские» гробницы первой половины УП в. до н. э., наподобие гробницы Реголини-Галасси[1479] на некрополе Сорбо и гробницы Вождя в Ветулонии[1480], представляют собой монументальные хранилища для подношений и сокровищ, причитавшихся героям;124 то же верно и в отношении их неэтрусских аналогов в Лацие и Кампании (гробницы Барберини, Бернардини и Кастеллани в

Пренесте; Фонд о Артиако 104 и другие в Кимах;125 гробницы 926 и 928 в Понтеканьяно)126. Все три ареала расположены недалеко от одних и тех же источников ресурсов и центров сосредоточения высококвалифицированных ремесленников. Наличие экзотических изысканных изделий в роскошных гробницах Лация и Кампании не обязательно предполагает «вторжение», «доминирование» или «завоевание» этих регионов со стороны Этрурии: тут без труда можно предложить иную модель. Само понятие «герои» (были ли они подлинными героями или просто общество благоразумно относилось к ним как к таковым) — еще одно мерило проникновения Греции, естественно, той воображаемой Греции, что существует в греческом эпосе. В этом смысле успехи, которых искусство вазовой росписи достигло с начала VH в.

до н. э., давали идеальное средство, с помощью которого все люди (включая низшие сословия) могли узнавать о соответствующих историях, реальных или мифических. Лишившийся родины и много скитавшийся по миру греческий художник Аристонот127, который в середине VH в. до н. э. работал в Цере, поместил на один из известных под его именем кратеров следующие сюжеты: морская битва, достойная героев (или пиратов, с точки зрения проигравшей стороны), и ослепление Полифема.

Итак, постоянное присутствие здесь ремесленников очевидным образом фиксируется богатыми находками ремесленной продукции. В дополнение к этому эпиграфика дает нам возможность сделать вывод о пребывании здесь греческих предпринимателей, вовлеченных в обычные виды жизнедеятельности, от которых, как правило, не остается никаких археологических следов[1481]. Арибал буккеро, изготовленный около середины VD в. до н. э., имеет надпись «mi larOaia telicles lextumult;zagt;» («Я — маленький флакон Лартха Теликлеса»); другой арибал определяет себя как «aska eleivana» («емкость для масла»)[1482]. Лартх Теликлес, чье имя (подобно имени Рутиле Гипукратес[1483], написанному на ойнохойе того же времени) обнаруживает этрускизированную греческую природу, на первый взгляд производит впечатление человека, гордящегося обладанием такой очаровательной маленькой вазой. Но, если судить по другим словам, использованным в этой и иных надписях на подобных вазах, терминология самого масляного дела оказывается не менее греческой, чем и само это дело: слово «aska» происходит от «аахоlt;;» («содранная кожа», «кожаный мех» и, следовательно, любая форма кожаной тары), что напоминает нам о несохранившихся кожаных бурдюках для масла;[1484] «eleivana» связано с «eXouov» («масло»); а слово «leytum» в точности соответствует гомеровскому «Хг)хи0ос;» («лекиф») — в качестве такового оно, вероятнее всего, достигло Этрурии в эпоху евбейской торговой экспансии. Учитывая эти обстоятельства, Лартх Теликлес с одинаковой степенью вероятности мог быть как бутилировщиком и/или розничным торговцем маслом (или даже его

производителем), так и его покупателем.

Другие имена существительные с греческими корнями, зафиксированные на вазах 7-го столетия:[1485] «qutum» (только Цере и Нарче, 675—625 гг. до н. э.; не от «xcoGcov», а от формы, существовавшей в сицилийском диалекте: «х6Ь0оlt;;» — возможно, морское слово, обозначавшее фляжку моряка); «ргихит» (Цере; от «тгрохоо^» Гомера и Гесиода [«сосуд, кружка»]); «вш» (Цере; от «8lvolt;;» — понимается как «олла», «tina», по варроновской застольной типологии[1486]). Эти вазы использовались для хранения, транспортировки и потребления вина и масла, а к концу VH и весь VI в. до н. э. появляется немало свидетельств процветания экспортной торговли этрусским вином[1487]. Некоторое количество фрагментарных этрусских амфор этого периода найдено в Провансе, Лангедоке и Каталонии;[1488] кроме того, один корабль, потерпевший крушение недалеко от Антиба[1489], перевозил не менее 170 таких амфор вместе с вазами буккеро и этрусско-коринфской керамикой, датируемой второй половиной VI в. до н. э. Подобные открытия оповещают нас о том, что к этому времени металл уже не был единственным товаром, которым торговала Этрурия, — если, конечно, такое вообще когда-нибудь было: в дополнение к продукции, изготавливавшейся в городах гончарами и бронзолитейщиками, на обширных сельских поместьях, несомненно, выращивали виноград и маслины для тех, кто в портах занимался оптовыми закупками оливкового масла и вина. Греческим торговцам, возможно, неприятно было сознавать, что для этрусков, вчерашних пиратов, такие сельские занятия были прекрасным способом инвестиций.

Рост богатого класса собственников в Этрурии мог быть связан с восприятием еще одной черты, характерной для греческого образа жизни VH в. до н. э. Здесь богатство, выражавшееся главным образом в земельной собственности, являлось непременным критерием принадлежности к новому гоплитскому классу: «lt;...gt; можно сделать вывод, что в такой бедной стране, как Греция, только действительно зажиточный земельный собственник мог позволить себе иметь доспехи, которые не только дорого сшили сами по себе, но lt;...gt; еще и требовали от бронзолитейщика исключительного мастерства и очень много времени»[1490]. В Этрурии, не такой бедной стране, гоплитская фаланга вошла в практику в VI в. до н. э., а этруски научили римлян защищаться в бою бронзовыми щитами (Диодор. ХХШ.2); однако в силу разных причин появление греческого гоплит- ского снаряжения было бы правильно относить к периоду до 600 г. до н. э.[1491].

Как и в случае с этрусской одеждой вообще, современному исследователю не всегда легко среди предметов защитного вооружения отделить элементы, носившиеся реально, от тех, какие появлялись лишь на изображениях. Впрочем, в Этрурии были найдены реальные образцы гоплитских доспехов; в любом случае ясно, что серия этрусских одноручных щитов догоплитского типа[1492] (обнаруживаемых в гробницах начиная с периода развитой Виллановы) является характерной чертой ранней ориентализа- ции, а потому вряд ли может быть отнесена к периоду после середины VH в. до н. э. Нелишне отметить, что введение гоплитской системы в Этрурии не имело далеко идущих социальных последствий, за которые оно, как обычно считается, несет ответственность в греческой истории того же времени: можно усомниться в том, что данное обстоятельство являлось отражением различия между этрусским процветанием и греческой бедностью, с точки зрения естественных ресурсов всех видов.

Степень эллинского культурного влияния, столь характерного для этрусских среднего и позднего ориентализирующих периодов, символически отражается — чуть ли не до степени полного совпадения (или соответствия) — в истории Демарата Коринфского[1493]. Принадлежа к роду Бакхиа- дов, Демарат вынужден был покинуть Коринф, когда Кипсел сверг олигархическое правление (ок. 656 г. до н. э.). По причинам, напоминающим те, которые заставили беженцев с греческого востока веком ранее выбрать в качестве прибежища относительно хорошо знакомое место (Пите- кусы), Демарат предпочел поселиться в Тарквиниях: будучи знатным человеком, занимавшимся при этом торговлей, он раньше неоднократно посещал Этрурию. Когда пришло время навсегда покинуть Коринф, он выбрал себе в сопровождающие искусных мастеров с именами, говорящими сами за себя: Евхир, Евграмм и Диоп (см.: Плиний. Естественная история. XXXV. 152; эти «говорящие» имена расшифровываются следующим образом: Евхир — «Одаренный искусными руками»; Евграмм — «Красиво рисующий»; имя Диоп может быть соотнесено с греческим словом «Зижтра» — диоптра, угломер для определения высоты отдаленных предметов. —А. 3.). Удивительно, что самые первые произведения искусств, представителями которых были эти мастера — скульптура, фресковая живопись и монументальная архитектура, — на основании археологических данных должны быть отнесены именно к заключительной стадии ориентализирующего движения (630—580 гг. до н. э.). Несколько самых ценных ранних свидетельств в этих сферах происходят из регионов, удаленных от крупных приморских центров. Сооружение нижнего здания святилища в Поджо- Чивитате (Мурло, близ Сиены; раскапывается с 1966 г.)[1494] предварительно было датировано концом VH в. до н. э.; его изощренное архитектурное устройство включает коньковую черепицу с акротерием[1495] [1496], родственную системе кровельного покрытия, известной по некоторым поздневилла- новским урнам-хижинам. Ко второй четверти VI в. до н. э. декоративные фризовые пластинки с изображением четырех сюжетов начали массово производиться в литейных формах для некоторых святилищ; и какой-то местный Евхир — пропитанный, вероятно, поздневиллановским духом — отважился взяться за стилистически уникальную группу из тринадцати акротериев в виде сидящих статуй почти в натуральную величину. В другом провинциальном городке, условно называемом «Аккуароссой» (близ Ференто; раскапывается с 1966 г.)143, расписные архитектурные терракоты — предположительно относившиеся к частным домам — могут быть датированы самым концом VH в. до н. э.; такая датировка хорошо согласуется с позднеориентализирующей живописной манерой двух ранних расписных гробниц в Вейях (гробница Кампана и гробница Уток)144. Даже там, где не сохранились изначальные каменные и кирпичные стены, огромное количество черепицы и декоративной терракотовой облицовки предоставляют нам ясные свидетельства превращения сравнительно непрочных и часто перестраивавшихся жилищ в более долговременные дома. Это очевидный признак уже состоявшегося перехода от деревни к городу, причем в большинстве случаев — к городу-государству: это результат, которого в Италии (за пределами греческих колоний) в то время достигла только Этрурия, откуда город-государство было перенесено сначала в Рим времени Тарквиниев, а затем — в туземную Кампанию и в долину реки По (см. ниже, раздел IV.2), и которое в конечном итоге (подобно многим иным исходившим из Эллады характерным импульсам) сыграло огромную роль в формировании западной цивилизации в целом.

Примерно с 630 г. до н. э. влияние Коринфа обнаруживается особенно ярко в «этрусско-коринфских» вазах мастера Бородатого Сфинкса[1497] — первого легкоузнаваемого художника той великой традиции вазовой живописи, которая существовала в Вульчи с конца VH до конца VI в. до н. э. Этот вазописец, возможно, был коринфским иммигрантом; наоборот, формирование стиля мастера Розони[1498], работавшего в Вульчи примерно с 580 по 560 г. до н. э., произошло, очевидно, в большей степени на этрусской почве, что верно и в отношении других живописцев, группировавшихся вокруг этого мастера («круг Розони»). Цере и Таркуиния, наряду с другими местами, стремились не отстать от Вульчи в качестве центров производства; уже к концу VII в. до н. э. как иноземные, так и местные рынки были охвачены их конкурентной продукцией — явно более массовой и более простой этрусско-коринфской керамикой буккеро;[1499] образцы последней, датируемые между 620 г. и серединой VI в. до н. э., найдены на Сардинии, Балеарских островах, юге Франции, в Каталонии и Карфагене (как и в греческой южной Италии и на Сицилии). Показательно, что преобладающие формы обоих типов сосудов были пригодны для осуществлявшихся параллельно поставок масла и вина.

<< | >>
Источник: Под ред. ДЖ. БОРДМЭНА, Н.-ДЖ.-Л. ХЭММОНДА, Д-М. ЛЬЮИСА,М. ОСТВАЛЬДА. КЕМБРИДЖСКАЯИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА ТОМ IV ПЕРСИЯ, ГРЕЦИЯ И ЗАПАДНОЕ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕОК. 525-479 ГГ. ДО И. Э.. 2011

Еще по теме Консолидация: Демарат:

  1. Консолидация: Демарат