3. Кризис в Афинской морской державе и заключение тридцатилетнего ]мира со Спартой (450—445 гг.)
Заключив пятилетний мир со Спартой, афиняне развязали себе руки для возобновления войны с Персией и дальнейшего укрепления Афинской морской державы. В 451/50 г. они предприняли морской поход против Кипра, являвшегося центром финикийского и персидского господства в восточной части Средиземного моря, под начальством стратега Кимона на 200 своих и союзнических кораблях (см. Thuc. 1.112.2—4; Diod. XI 1.3— 43; Plit. Cim. 18.19.2; Pericl. 10.5.8; Them. 31.4; Nep. Cim. 3.4; Aristod. 13.1; Isocr. VIII.86; Aelian. VH. V.10; Paus. 1.28.13). Данные источников позволяют заключить, что результаты этого похода оказались далеки от желаемых. Несмотря на победу, одержанную афинянами на суше и на море, они, вероятно, не смогли взять города Китий и Саламин, встретили враждебное отношение к себе местного населения, результатом чего был голод, охвативший войско, и, наконец, лишились выдающегося военачальника и политического деятеля Кимона. Контроль над Кипром по-прежнему оставался в руках персов. Это важно иметь в виду, рассматривая проблему Каллиева мира113. Самая ранняя информация о Каллиевом мире отражена в речах ораторов IV в. до н. э. При этОхМ Исократ (IV. 117, 118, 120; VII.80; XII.59), Ликург (in Leocr. 73) и Демосфен (XV.29; XIX.273—274) говорят о Каллиевом мире как об общеизвестном событии. Трудно себе представить, чтобы ораторы, выступавшие перед широкой аудиторией, выдавали за общеизвестное событие договор о мире между эллинами и варварами, которого в действительности никогда не существовало. Важно в этой связи обратить внимание на свидетельство Демосфена, приводившего в своей речи даже такой факт, как обвинение Каллия в подкупе его персами и наказание его штрафом в 50 талантов (XIX.273). Вместе с тем, признавая аутентичность традиции о Каллиевом мире, мы должны ответить на несколько вопросов. Во-первых, почему у историков классического времени отсутствуют прямые указания на этот мир? Во-вторых, чем объяснить имеющиеся расхождения между отдельными авторами в характеристике условий мира? В-третьих, почему эти расхождения касаются прежде всего определения сухопутных границ эллинских и персидских владений? Так, например, согласно Исократу, границей, разделяющей персидские и эллинские владения на материке, была определена река Галис (см. Isocr. VII.80; XII.59). Персы не имели права посылать войска к западу от этой реки, и греки обещали не вторгаться в персидские владения. Однако это несовместимо с другими сведениями, согласно которым граница персидских владений устанавливалась на расстоянии трехдневного перехода от моря в глубь материка пешком или однодневного перехода верхом на лошади (см. De- mosth. XIX.273; Pint. Cim. 13.4; Aristid. XIII.153; 169; Aristod. 13.2; Diod. XII.4.5). Исократ — единственный, кто проводит границу, разделяющую эллинские и персидские владения, по реке Галис. Однако это явное преувеличение. По-видимому, Исократ не располагал точными сведениями об установленных Каллиевым миром сухопутных границах, отделяющих эллинские владения от персидских. Противопоставляя этот мир Ан- талкидовому, он стремился выдать желаемое за действительное. Река Галис с древних времен считалась границей, отделяющей Запад от Востока (ср. Hdt. 1.72; 103; 130). Внимательное изучение традиции о Каллиевом мире позволяет предположить, что во время переговоров между афинянами и персами не были установлены конкретные сухопутные границы, разделяющие владения эллинов и варваров. Это вполне очевидно. Во-первых, рассмотренные нами выше афинские налоговые списки первого периода обложения и другие эпиграфические документы показывают, сколь велика была активность персов на малоазийском побережье и близлежащих островах. Несомненно, когда афиняне были заняты военными действиями в центральной Греции и Египте (459—454 гг.), персы укрепили свои позиции в М. Азии. Во-вторых, из сообщений наших источников о победе эллинов в Кипрской экспедиции Ки- мона видно, что наибольшее значение они придавали морской победе, в результате которой персидский флот, состоящий из финикийских, кипрских и киликийских кораблей, потерпел действительно сокрушительное поражение. Именно эти корабли составляли основу морского могущества персов. Поэтому неслучайно, что все источники единодушны в определении морских границ, отделяющих эллинские владения от персидских. Персидским кораблям запрещалось на юге, т. е. в Ликийском море, заходить дальше района Фаселиды и Хелидонских островов, а на севере, т. е. в Понте, плавать дальше Кианейских скал, расположенных у входа в Боспор. Персы приняли это условие и, как показывает анализ последующих исторических событий, его не нарушали. Совсем другое значение имела победа эллинов на суше. Подробности этой победы нам неизвестны, но можно с уверенностью сказать, что она не могла сокрушить или значительно поколебать персидское господство на материке, тем более что после этой битвы Кипр по-прежнему остался под властью персов. Поэтому при заключении мира вопрос об определении сухопутных границ между эллинскими и персидскими владениями, вероятно, остался открытым. Не менее интересным в этой связи является также и сообщение Геродота об обмере земли ионийских городов, осуществленном персидским сатрапом Артаферном (в 492 г.), и о назначении им каждому городу подати, которую они всегда неизменно уплачивали с того времени вплоть до середины V в. до н. э. в таком размере, как установил Артаферн (Hdt. V.42). Главная же мысль, вытекающая из сообщения Геродота, заключает ся в том,, что персы не отказались от своих претензий на господство в М. Азии, по крайней мере вплоть до времени Геродота, т. е. до 425—415 гг., когда писались эти строки, и, по- видимому, продолжали взыскивать налог с некоторых ионийских городов. С этим отчасти согласуется краткое и, правда, не совсем определенное замечание Исократа (IV. 120) о том, что эллины устанавливали некоторые ставки царского фороса (...xai Txov cpopcov evioog Tcmrovreg). По-видимому, предметом обсуждения между эллинами и персами при выработке условий мира был также вопрос о нормах взимания налога в царскую казну с городов М. Азии, подвластных персам. Поэтому заключенный афинянами договор с персами был, вероятно, далеко не таким успешным для эллинов, особенно в плане определения сухопутных границ их владений в М. Азии и освобождения городов от персидского господства, чем это представляла традиция IV в. Каллиев мир был скорее всего соглашением между Афинами и Персией о разделе сфер влияния в М. Азии и Эгеиде. В его заключении были заинтересованы как афиняне, так и персы, ибо события показали, что ни та, ни другая сторона не способна была достигнуть абсолютного господства в этом регионе. Вместе с тем в процессе переговоров, возможно, персам удалось добиться для себя от афинского посольства каких-то преимуществ, за что Каллий, руководитель посольства, получив от персидского царя взятку, был наказан в Афинах штрафом в 50 талантов (Demosth. XIX.273). Этим можно объяснить молчание Геродота и Фукидида о Каллиевом мире, а также то, что традиция IV в., хотя характеризует этот договор с панэллинских позиций, тем не менее не единодушна в точном определении сухопутных границ эллинских владений в М. Азии. Что же касается признания персами автономии городов М. Азии, о чем сообщает Диодор, то, возможно, эта идея принадлежит традиции IV в. и обусловлена влиянием панэллинизма. Заключение мира с персами прибавило еще больше забот афинянам. Прежде всего перед ними стояла проблема сохранить и укрепить Афинский морской союз в условиях мирных отношений с персами. Существовали сложные отношения между Спартой и Афинами. Афинское влияние на материке распространялось от Мегариды до границ Фессалии. Завершался срок действия пятилетнего мира. Афины, заключив мир с персами, вновь нацеливались острием своей внешней политики на центральную Грецию. Спарта, осознавая это, стремилась сохранить баланс сил в Балканской Греции и не допустить установления абсолютного господства Афин. Ситуация для афинян осложнилась тем, что в самом союзе отношения между ними и союзниками складывались далеко не благополучно. Для реконструкции событий 450/49 — 446/5 гг. необходимо исследовать в комплексе данные литературных и эпиграфических источников. Весной 449 г., как сообщает Плутарх (Per. 17), Перикл провел через народное собрание постановление, призывающее всех греков, в каком бы месте Европы или Азии они не жили, будь-то большое государство или малое, послать депутатов на конгресс в Афины. На этом конгрессе предполагалось решить следующие вопросы: во-первых, договориться о восстановлении греческих святынь, сожженных варварами, и о жертвах, которые греки должны принести богам в силу обетов, данных во время борьбы с варварами; во- вторых, принять соглашение о свободе мореплавания; в-третьих, обеспечить мир и сотрудничество в Элладе. Для этого в различные районы материковой и островной Греции были отправлены 20 послов: по пять человек в Азию и Эгейские острова, во Фракию и Геллеспонт, в Беотию, Фокиду, Пелопоннес, Акарнанию и Амбракию, наконец, на Эвбею и Фессалию. Эти посольства должны были убедить эллинов, живущих в этих и соседних с ними землях, принять участие в конгрессе. Интерпретируя этот декрет Перикла, важно отметить, что послы были отправлены и в те области Эллады, которые уже были в сфере влияния Афин, и в те, где афиняне еще собирались укрепиться. Сам Плутарх вполне осознавал, что план Перикла подразумевал осуществление имперских целей (Plut Per. 17.1). По-видимому, к этому же времени относится и дебатировавшееся утверждение, выдвинутое Периклом, в истинность которого верил Геродот, о том, что эллины одержали победу над варварами благодаря доблести афинян и афинскому флоту (Hdt. VII. 139). Завершение войны с персами бесспорно требовало осуществления ряда общегреческих мероприятий, однако они были уже невыполнимы, потому что, во-первых, между ведущими греческими полисами, инициаторами создания Эллинского союза против персов в 481 г., возникли противоречия социального и политического характера, пустившие глубокие корни. Во- вторых, многие эллинские полисы, в частности пелопоннесцы во главе со Спартой, понимали, что Перикл заботился не столько об общеэллинских интересах, сколько о достижении мирным путем афинского господства в Греции, поэтому воспротивились осуществлению этих планов (ср. Plut. Per. 17). С рассмотренным выше декретом Перикла тесно связаны также действия Афин и Спарты в так называемой священной войне (см. Thuc. 1.112.5. Plut. Per. 21.2—3; Aristod. 14.1; Schol. Aristod. Acharn. 556). Со времени битвы при Энофитах афиняне имели союзные отношения с фокидянами, которым помогали удерживать контроль над Дельфами. Осуществляя контроль в Дельфах, афиняне могли сохранять господство и в центральной Греции. Лакедемоняне, понимая это, предприняли в 449/8 г. поход в Фокиду. Нанеся поражение фокидянам и овладев Дельфийским святилищем, они передали его дельфийцам, за что получили от жрецов право обращаться к оракулу вне очереди. Однако, как только лакедемоняне удалились, афиняне также выступили в поход, одержали победу и передали контроль над святилищем снова фокидянам. Такой характер событий излагают Фукидид, Плутарх и Аристотель и, по-видимому, эту традицию нужно считать основополагающей. Согласно другой версии, высказанной Феопомпом и Филохором (Theop. FGrHist. 115 F. 156; Philoch. FGrHist. 328 F. 34), афиняне выступили против беотийцев, которые хотели отобрать контроль над Дельфами у фокидян. Обычно эту версию совершенно отвергают на том основании, что беотийцы были в союзе с афинянами вплоть до 446 г. Однако, учитывая ситуацию, сложившуюся в Беотии в 446 г., можно подумать, что выступление афинян в Дельфы в ответ на разгром лакедемонянами фокидян, имевшее место незадолго перед этим годом, могло быть направлено отчасти и против тех беотийцев, которые стремились свергнуть установленную с помощью Афин демократию. Борьба между афинянами и лакедемонянами за контроль в Дельфах свидетельствовала о том, что ни та, ни другая сторона не желала уступить (см. Plut. Per. 21). Такую политику можно было бы охарактеризовать как балансирование на грани войны. Восстановление афинского влияния в Дельфах лишь частично восполнило неудачу, постигшую Перикла, планировавшего утвердить афинское господство в Греции мирным путем. Поэтому дальнейшая его деятельность была направлена на преодоление трудностей в Афинском морском союзе и обеспечение регулярного сбора фороса, без чего было бы немыслимо надеяться на успех в борьбе со Спартой за гегемонию в Элладе. Важным источником для исследования этой проблемы служат эпиграфические данные и, прежде всего, афинские списки второго периода налогового обложения 450/49 — 447/6 гг. (см. Tod. 38=ML. 50 = НШ. Table. 3). Они вместе с другими эпиграфическими документами и данными литературной традиции > / позволяют говорить о кризисе в афинской архл в 449— 447 гг. Для этого времени было характерным распространившееся неповиновение союзников Афинам. Это подтверждается отсутствием в налоговых списках рассматриваемого периода целого ряда городов, членов союза, плативших форос в предшествующие годы; сообщением о так называемой юго- восточной группе городов (Милет, Патмос, Миунт, Эфес, Иасос, Киндия, Приена, Маднаса, Пелея, Миласы, Карианда), плативших налог с опозданием на год (см. ATL. Vol. III. Р. 30—6); указанием на то, что некоторые города вносили только частичную сумму налога (Эритры, Кос, Лампсак, Тенедос, Византий, Фасос). Около 11 городов, встречающихся в 5 списке (450/49г.), отсутствуют в 6 и 7 списках (449/8 и 448/7 гг.) (Алопеконнес, Проконнес, Перинт, Астак, Даскилей, Неандрия, Эгина, Эрип, Пассанда). Олинф, Аканф, Потидея, Аргил отсутствуют во всех фрагментах списков этого периода обложения. Причины неповиновения союзников в рассматриваемое время оставались те же, что и в предшествующий период, и были обусловлены двумя взаимосвязанными тенденциями, а именно: развитием афинской морской державы и превращением союз- * / / > / ников из aorovovoi §орца%о1 в ояциооь. Это был процесс длительного развития Афинского морского союза, начавшийся, как мы уже отмечали, в 60—50 гг. Важной вехой в процессе внутреннего преобразования Афинского морского союза был уже упоминавшийся Каллиев мир. Он послужил поводом для афинян подумать о новых формах сохранения и укрепления своего господства в союзе и обеспечения регулярного сбора налогов с союзников, а для союзных городов считать, что с заключением Каллиева мира они смогут освободиться от ставшего тяжелым и ненавистным бременем афинского господства. Рассмотрим теперь некоторые документы и данные литера* турной традиции, свидетельствующие о недовольстве союзников и мерах афинян, направленных на подчинение их, укрепление своей гегемонии и дальнейшее изменение структуры союза. Одним из интересных, хотя и не бесспорных материалов этого рода, является папирус, хранящийся в Страсбурге. Он содержит комментарий или его эпитому к XXII речи Демосфена, в которой говорилось о строительстве Парфенона и Пропилей114. Декретом предусматривалось использовать деньги, собранные с союзников в сумме 5 тыс. талантов, на осуществление строительной программы, кроме того, еще 3 тыс. талантов доставить на Акрополь в процессе строительства. Для обеспечения афинского господства на море совету вменялось в обязанность следить за сохранностью старых кораблей и ежегодно строить 10 новых кораблей (ср. предложение Фемистокла, Diod. XI.43.3) дополнительно к имеющимся. Учитывая, что строительство Пар фенона началось в 447/6 г., декрет Перикла должен быть датирован не позже этого года- Большинство ученых предлагает в качестве даты 449 г., что не противоречит и античной традиции (ср. Plut. Per. 12). Строительная программа Перикла имела социально-политическое и идеологическое обоснование. По плану Перикла Афины должны были стать религиозным и культурным центром не только афинской морской державы, но и всей Эллады (Thuc. 11.41.1) . Для поддержания безопасности своих союзников Афины требовали от них регулярной уплаты в казну богини Афины фороса. При этом они считали, что, защищая их, не обязаны давать союзным полисам отчет о расходовании денег. Тратить же их государство должно на военные нужды, на строительство, которое «в будущем принесет славу и величие городу, а пока осуществляется, дает средства к существованию гражданам» (Plut. Per. 12). В этих мыслях и отражена вся сущность афинского империализма. Немаловажное значение для исследования взаимоотношений между Афинами и их союзниками в рассматриваемое время имеют также следующие эпиграфические документы. В 449 г. афинянин Клеарх выдвинул декрет, запрещавший чеканку монет в союзнических государствах и навязывающий им афинские меры весов, длины и монетную систему (Ю. I2 295 = =Tod. 67==ATL.I.69; II D14=SEG X. 25=ML. 45). Декрет предписывал прекратить чеканку местной монеты и закрыть монетные дворы. Все местные монеты должны были быть доставлены в Афины и перечеканены в аттическую монету (5). Предусматривалось отправить в города вестников, которые должны были объяснить содержание принятого решения. Один из вестников должен был посетить Острова, другой — Ионию, третий — Геллеспонт, четвертый — Фракию. Каждый из вестников отправлялся в сопровождении стратега (9). Копия декрета должна быть написана на стеле и выставлена на агоре каждого города и перед монетным двором, причем, если сами города это не желали делать, то это обязаны сделать афиняне (10). Контроль за соблюдением этого декрета должны осуществлять находящиеся в городах афинские архонты, там, где их нет, это должны делать архонты в этих городах (1; 4). Сколь большое значение афиняне придавали этому декрету, свидетельствуют жестокие меры наказания против тех, кто его нарушал (8). Кроме того, каждый член совета должен был давать клятву в том, что он будет наказывать всякого, кто станет чеканить серебряную монету и не пожелает пользоваться афинской монетой и системой мер и весов (12). Содержание этого декрета подчеркивает его властный имперский тон. В условиях кризиса, охватившего Афинскую морскую державу, когда значительное число полисов не только 10 Заказ 3072 отказывалось платить налог, но и поднимало восстания, едва ли было возможно либеральное отношение афинян к союзникам. Афинский флот должен был постоянно крейсировать в тех районах, где было особенно неспокойно, и либо собирать недоимку, либо возвращать в союз отпавших (ср. Thuc. 1.98.4—99). Списки налогового обложения этого периода показывают, что районами действия афинского флота в это время были Фракия, Геллеспонт, Кария (см. Tod. 44=ML. 49 ср. ATL. V.IIL Р. 36 If.). Поэтому ситуация в союзе требовала от Перикла решительных и действенных мер, способствовавших укреплению финансового контроля над союзниками и регулярному поступлению фороса в казну, особенно в тот период, когда Перикл начал осу-» ществлять свою строительную программу. Достижение этих целей и предусматривал денежный декрет Клеарха. Две статьи его нуждаются в специальном комментарии. Одна из них предусматривала отправление вестников в Ионию, Геллеспонт, Фракию и острова с целью разъяснения содержания декрета. Вестники отправлялись в районы наиболее неспокойные в это время и жизненно необходимые для Афин. Сторонники поздней датировки декрета обратили внимание на отсутствие в этом перечне Карийского района и, отмечая, что Карийский податной округ исчезает после 438/7 г., считают, что декрет мог появиться только после этого времени. Однако в тексте речь идет не о податных округах, а о наиболее важных для афинян географических областях расположения союзников. Кария была удалена от зоны непосредственных жизненных интересов афинян и, кроме того, обстоятельства недавнего заключения мира убеждали Перикла не оказывать слишком большого давления на карийские города. С этим, вероятно, связано и то, что далеко не все полисы перешли на афинскую монету. По крайней мере, 30 союзных городов продолжали чеканить собственное серебро. Афинская морская держава не была единым централизованным государством, и города, входившие в нее, оставались полисами. Поэтому, несмотря на то, что большинство их оказывалось в политическом, экономическом и юридическом подчинении у Афин, афиняне, не могли преодолеть принципы автаркии и партикуляризма. Вследствие этого монетный декрет невозможно было распространить на все города союза, а там, где они были заинтересованы это сделать, им пришлось применять жестокие меры насилия. Важное значение для характеристики превращения Афинского морского союза в Афинскую империю имеет также указание на отправление афинских архонтов в союзные города, для того чтобы они следили за выполнением всех требований постановления и осуществляли от имени Афин контроль за союзными полисами. О том, что практика отправления афинских должностных лиц, в города державы уже была вполне сложившейся в середине V в., свидетельствуют не только надписи, в V > / которых говорится об афинских ap^ovreg и гяюхояоь в союзных городах, но и вполне определенное указание Фукидида на то, что во время восстания на Самосе в 440 г. аристократы выдали Писсутну, персидскому сатрапу в Сардах, афинский гарнизон и находившихся у них должностных лиц (1.115). Не менее важным для достижения отмеченных выше целей был также датируемый 447/6 г. декрет Клиния, касавшийся улучшения сбора налога (IG. I2 66=SEG X. 31=ATL II D7= =ML 46). Он предусматривал меры, способствовавшие регулярному поступлению фороса в Афины без каких-либо нарушений. Было немало случаев хищения денег при транспортировке их в Афины (сткк. 12—14). Поэтому требовалось, чтобы каждый союзный город посылал в афинский совет таблички, скрепленные печатью, с указанием суммы собранного налога (сткк. 14— 18). Совет, архонты в городах и епископы должны были заботиться о регулярном поступлении ежегодного фороса в Афины (сткк. 5—11). Декрет предписывал принимать меры наказания к тем, кто нарушал правила сбора и доставки налога в Афины. «Если кто-либо из афинян или союзников совершит преступление, касающееся налога, который города должны посылать в Афины, записав его сумму на табличке для курьеров, пусть всякий желающий из числа афинян или союзников подаст на него жалобу пританам. Пусть пританы внесут на рассмотрение совета жалобу, поданную кем-либо, в противном случае каждый из них должен заплатить штраф в 10 тыс. драхм. Если же совет признает справедливым обвинение, он не должен выносить меру наказания, но обязан немедленно передать дело в гелиэю. Когда же суд решит, что преступление совершено, пританы пусть скажут, что следует осужденному претерпеть или какой уплатить штраф» (сткк. 31—41). Здесь же (сткк. 41—44) говорится о том, что «против лиц, совершивших преступление в отношении отправления коровы и паноплии, должны приниматься точно такие же меры». Этот декрет стоит в одном ряду с рассмотренными нами выше и так же, как и декрет Клеарха, является важным документом, свидетельствующим о процессе трансформации Афинского морского союза в афинскую империю. Как уже отмечалось, кризис Афинской морской державы характеризовался как нежеланием союзников платить налог, так и восстаниями и выходом из союза. Примерами подобного рода в это время были Колофон и, возможно, Милет. Налоговые списки первого периода обложения свидетельствуют, что Колофон с 453 г. по 450 г. регулярно и исправно платил 3 таланта. Однако ни в одном из трех сохранившихся списков второго периода обложения (449—446 гг.) он не встречается. С 445 г. он вновь появляется в налоговых списках, но налог его уменьшен в 1*5 раза и с этого времени он платил его регулярно (см. ATL. Vol. Ill, р. 282). Отсутствие Колофона в налоговых списках, по-видимому, объясняется его восстанием. Афиняне подавили это восстание и, вероятно, в 447/6 г. был принят афинский декрет о Колофоне (IG. I2 14/15=SEG. V. 17=ATL. II D 15=ML 47). От этого декрета остались всего 4 фрагмента. Из них первые два имеют плохую сохранность. Полностью сохранился текст, касающийся постановления о клятвах. Декрет предусматривал, чтобы «содержание постановления и клятва были написаны на каменной стеле и выставлены в городе колофонян. Ойкисты же в Колофоне пусть это постановление и клятву напишут на каменной стеле и выставят на агоре и пусть колофоняне поклянуть- ся следующим образом: я буду поступать, говорить и советовать все, что могу наилучше в отношении афинского народа и его союзников. И я не изменю афинскому народу ни словом, ни делом, ни сам, ни будучи убежден другими, и я буду благожелателен к афинскому народу и не дезертирую. И я не разрушу демократию в Колофоне ни сам, ни побуждаемый другими, ни склонив к измене другой город, ни устраивая волнения здесь; в соответствии с истинной клятвой я буду твердо соблюдать это без обмана и вреда, клянусь Зевсом, Аполлоном и Демет- рой, и если я нарушу эту клятву, пусть погибну навсегда и сам, и мои родственники, если же я буду твердо соблюдать клятву, пусть меня ожидают многие и прекрасные блага» (сткк. 37— 55). Упоминание ойкистов, как и то, что после подавления восстания был уменьшен Колофону налог, свидетельствуют в пользу выведения на территорию Колофона колонистов либо из числа афинян, либо союзников. Это вполне согласуется с политикой выведения колоний и клерухий на территорию союзных городов, которую начали широко практиковать афиняне в 50— 40 гг. V в. до н. э. Неизвестно, какая форма правления была в Колофоне до начала восстания, но после его подавления афиняне установи- « » / / ли демократию. Возможно, фраза Ot 6’ aipe'O'evTeg nevre... в плохо сохранившейся части декрета предполагает избрание 5 афинских должностных лиц с целью отправления их в Колофон, как это делалось и в других случаях. Эта клятва во многом сходна с клятвой, даваемой гражданами Эритр. В 40-е годы V в. случилось также новое восстание и в Милете, где «лучшие» устроили избиение демоса (Ps. Xen. Ath. Pol. 3.11). Состояние наших источников таково, что мы едва ли можем с абсолютной точностью датировать это второе восстание. Важно, что в соответствии с анализом афинских налоговых списков второго периода обложения можно с уверенностью говорить о времени восстания в промежутке между 450 и 446 гг. После подавления восстания в Милете была установлена демократия (ср. Thuc. 1.115.3), возможно, как в Эритрах, по афинскому образцу. Рассматриваемый период характеризуется также резким усилением афинской колонизационной деятельности. Основными причинами ее были социальные и политические. Нежелание некоторыми исследователями учитывать социальный фактор при объяснении афинской колонизации в середине V в., а именно рост в Афинах городских низов, не имевших средств к существованию, обусловлено, главным образом, их гиперкритическим отношением к данным Аристотеля и Плутарха, содержащим соответствующий материал. Колонизация, как и строительная деятельность Перикла, имела социальное и политическое обоснование. В 445/4 г. была проведена проверка гражданских списков (Plut. Per. 37.3—4), в результате чего значительное число жителей было лишено гражданских прав. Возникшая в связи с этим социальная напряженность была ослаблена расширением строительных работ и усилением колонизационной деятельности. Источником по истории афинской колонизации этого периода является прежде всего литературная традиция (Thuc. 1.98.2; III. 50.2; Diod. XI.88.3; Plut. Pericl. 11.5; Thuc. 1.11.5; cp. 19.1; Paus. 1.27.5). Поэтому важно правильно интерпретировать терминологию, используемую античными авторами для характеристики статуса афинских колонистов115. Рассмотрение материала источников показывает, что-в широком смысле, как правило, v античные авторы использовали термин алоьхоь. Под этим общим понятием могли скрываться как колонисты, так и клеру- хи. Если же они используют специфические термины >dr)poo%ob v или елоьхоь, нередко восходящие к более ранней устойчивой аттидографической традиции, то к ним следует относиться с большим доверием, чем это делают современные исследователи. В середине V в. до н. э. практика выведения афинянами клерухий имела гораздо больше оснований, чем в предыдущий период. В условиях кризиса, охватившего афинскую державу, Афинам приходилось часто либо предотвращать, либо подавлять восстания в союзных полисах. В покоренных городах они обычно устанавливали военные гарнизоны. Но поскольку таких городов становилось много, содержание в них афинских гарнизонов стоило очень дорого. Поэтому выведение клерухий, используемых для тех же целей, было более выгодным для афинян, ибо, кроме всего прочего, оно отчасти разряжало напряженную социальную обстановку в самих Афинах. На это указывает Плутарх, подчеркивая, что Перикл, освобождая Афины от неспокойной части населения, склонной к волнениям и беспорядкам, и поселяя ее на территории союзных полисов в качестве гарнизона, усмирял их, предотвращал опасность восстания. Мысль Плутарха о социальном и политическом значении клерухий, как важном средстве имперской политики Афин, вполне верно отражает характер взаимоотношения афинян с союзниками в период правления Перикла и может служить хорошим дополнением к краткому сообщению Фукидида о становлении афинской империи. По-видимому, около 450 г. клерухии были посланы на Наксос, Андрос и Лемнос. Районы Геллеспонта и Фракии особенно беспокоили афинян и туда, вероятно, около 448/7 г. Перикл совершил экспедицию, результатом которой было выведение клерухий на Херсонес. Около этого же времени афинская кле- рухия была выведена на Имброс и Эвбею. Итак, рассмотренные нами материалы позволяют сделать вполне определенный вывод о том, что после перенесения союзной казны в Афины и заключения Каллиева мира союз автономных эллинских полисов под гегемонией Афин трансформировался в афинскую империю. Как мы пытались показать, широко практикуемые афинянами меры политического, финансово-экономического, правового и религиозно-идеологического воздействия на союзников имели целью преодолеть сепаратизм и добиться укрепления централизации в Афинской архэ. Важно отметить, что списки налогового обложения 447/6 и последующих лет свидетельствуют об эффективности принятых афинянами мер. По крайней мере, афиняне сумели обеспечить на будущее регулярное поступление фороса в казну. Однако создать стабильную политическую ситуацию в афинской империи было невозможно. Она не могла стать централизованным государством, этому препятствовали принципы полисной автаркии и партикуляризма, являвшиеся едва ли не главной причиной частых восстаний союзников против афинского господства, а также враждебная политика Спарты и ее союзников. Крупным восстанием, которое случилось летом 446 г., было восстание Эвбеи. Оно особенно потрясло Афины. Этот остров занимал важное положение в афинской державе. Форос эвбейских городов в совокупности составлял 13 талантов. Эвбея была крупнейшим островом в Эгеиде и ее примеру могли последовать и другие союзники. Восставшая и враждебная Афинам Звбея становилась главным препятствием на важнейшем пути к Геллеспонту. Наконец, восстание особенно вызвало опасения в Афинах еще и потому, что оно случилось в разгар внешнеполитических неудач в центральной Греции и возникла опасность создания широкой антиафинской коалиции, включавшей беотийцев, локрийцев, пелопоннесцев и восставших жителей Эвбеи. Учитывая важность всего сказанного, необходимо более детально рассмотреть события, ввергнувшие Афины в новую полосу неудач и трудностей. После битвы при Энофитах в 457 г. до н. э. афиняне изгнали из Беотии олигархов и установили демократическое правление. В 447 или начале 446 г. изгнанники, как сообщает Фукидид (1.113.1), вернувшись, заняли Орхомен, Херонею и некоторые другие центры Беотии. Афиняне, боясь потерять свое влияние в Беотии, начали готовиться к походу. Было собрано войско, состоящее из 1000 афинских гоплитов и отдельных отрядов союзников. Стратегом был Толмид. Этот же сюжет передает и Плутарх (Plut. 18.1), хотя в его рассказе есть некоторые черты, отличающие его от сообщения Фукидида. Согласно Плутарху, 1000 гоплитов, отправившихся вместе с Толмидом, были добровольцами. Против этого похода возражал Перикл, считая, что Толмид готовился вторгнуться в Беотию в самое неподходящее время. Эпиграфический материал подтверждает правильность сообщения Плутарха, поэтому детали его рассказа фактически дополняют краткое известие Фукидида. Плутарх не раскрывает, в чем заключался неблагоприятный момент, на который ссылался Перикл, возражая против этого похода Толмида. Однако объяснить это замечание можно, руководствуясь знанием общеисторических условий и некоторых деталей, сообщаемых источниками. Во-первых, Афинская морская держава еще не вышла из состояния кризиса и сохранялась возможность восстаний, во-вторых, осложнялись отношения со Спартой в связи с истечением срока пятилетнего перемирия. В-третьих, собранного войска было явно недостаточно. Согласно Фукидиду, афиняне вместе с союзниками сумели захватить только Херонею, обратив жителей ее в рабство и поставив там гарнизон (Thuc. 1.113.1, ср. Diod. XII.6.1). Орхомен и другие центры Беотии оставались в руках олигархии. Перикл, по-видимому, понимал, что в условиях всеобщей враждебности трудно удержать Беотию в своих руках. Орхомен сумел объединить всех недовольных афинянами беотийцев, а также лок- ров и эвбейских изгнанников (Thuc. 1.113.2; Diod. XII.6.2). Возникшая таким образом антиафинская коалиция нанесла сокрушительный разгром афинянам возле Коронеи. Войско афинян и союзников во главе с Толмидом попало в засаду и было разбито беотийцами и их единомышленниками. Многие погиб- Ш! ли вместе со стратегом, других захватили в плен (Thuc. 1.113.2; Diod. XII.6.2; Per. 18.2—3; Ages. 19.2; Ale. 1.1; Aristod. 14.2; Paus. 1.27.5, 29.14; Plat. Aloiv. Mai. 112 c.; Isocr. XVI.28; Xen- Mem. III.5.4; Theop. frg. 407). Афиняне вынуждены были заключить договор с беотийцами, по которому они в обмен на своих пленников и тела павших воинов отказывались от притязаний на господство в Беотии (Thuc. 1.113.2—3; Diod. XII.6.2. Ср. Bengtson. STV. II. № 153). Итак, результаты поражения афинян в битве у Коронеи были следующие. Во-первых, был восстановлен Беотийский союз с олигархическим правлением. Во-вторых, афиняне лишились своего превосходства в Центральной Греции; Афины вынуждены были отказаться от своих претензий на господство не только в Беотии, но также в Локриде и Фокиде. В-третьих, Спарта и пелопоннесцы, воспользовавшись поражением афинян, сумели вскоре склонить беотийцев, фокидян и локрийцев на свою сторону и заключить с ними союзные соглашения (Thuc. И.9.3). В такой ситуации летом 446 г. восстала Эвбея (Thuc. 1.114.1; Plut. Pericl. 22.1; Diod. XII.7; Aristod. 15.2). Учитывая все сказанное выше, можно с уверенностью отметить, что это восстание было тесно связано с предшествующими событиями и, возможно, подготовлено теми самыми эвбейскими изгнанни- ками-олигархами, которые вместе с локрийцами и помогли беотийцам избавиться от афинского господства. В результате восстания Эвбеи Аттика оказалась блокированной с севера и востока. Поэтому Перикл немедленно переправился с афинским войском на остров, стремясь подавить начавшееся восстание. Однако восстание на Эвбее было сигналом к организации широкой антиафинской кампании, в которой приняли участие как пелопоннесцы и их союзники, так и некоторые отпавшие от афинян бывшие их союзники. Поэтому не было случайностью, что вслед за восстанием Эвбеи и отправлением афинского войска во главе с Периклом на остров восстали Мегары и произошло избиение мегарянами, призвавшими к себе на помощь коринфян, сикионян и эпидаврян, воинов афинского гарнизона, за исключением тех, кто укрылся за стенами в Нисее, и началась подготовка вторжения пелопоннесцев в Аттику (Thuc. 1.114.1— 2; Plut. Pericl. 22.1; Diod. XII.5.2; 6.1). Несомненно, имел место факт расторжения пятилетнего мира между афинянами и пелопоннесцами. Неправы те исследователи, которые считают главным виновником разрыва мирных отношений Спарту и ее союзников. Рассматриваемый нами материал свидетельствует о том, что своими действиями способствовала этому в равной степени как та, так и другая сторона. Перикл, узнав о случившемся, поспешно возвратился с войском из Эвбеи (Thuc. 1.114.2). По-видимому, сразу же после возвращения афинского войска была предпринята экспедиция в Мегариду. Об этом сообщают Диодор (XII.5.2) и стихотвор^ ная надгробная надпись на могиле некоего Пифиона, участвовавшего в экспедиции в Мегариду (IG. I2. 1085=Tod. 41 = SEG. Х.411). Пелопоннесцы, как сообщают Фукидид (1.114.2) и Диодор (XII.6.1), вторгнувшись на территорию Аттики, дошли до Элев- сина и Фриасийской долины, опустошили поля, но дальше не пошли и возвратились домой. Плутарх же (Per. 22) говорит, что Периклу удалось подкупить советника царя Плистоанакта Клеандрида деньгами и убедить его увести войско домой. Отношение к этому сообщению, в основном, критическое. Тем не менее необходимо отметить, что история о подкупе спартанских предводителей была уже известна Фукидиду (V.16.3), на нее намекает Аристофан (Aristoph. Nubes. 859) и через историографию IV в. (Ephor. frg. 193, ср. Diod. XIII.106.10) дошла до Плутарха. Устойчивость традиции, несомненно, можно рассматривать как важный аргумент в пользу ее аутентичности. Черев все литературные источники, начиная с классического времени, проходит также сообщение об изгнании Плистоанакта и бегстве Клеандрида. Так что, учитывая все сказанное, мы склонны признать вполне аутентичной историю о подкупе спартанских предводителей во время пелопоннесской экспедиции в Аттику в 446 г. После ухода спартанских войск из Аттики Перикл получил свободу действий. Он вернулся с 50 триерами и 5 тыс. гоплитов и покорил эвбейские города (Thuc. 1.114.3; Diod. XII.7; 22.2;. Plut. Per. 23.3—4; Aristoph. Nubes. 211—213 со схол. ( = Philoch. Arg. 118); Aristod. 15.2). Согласно Фукидиду, и организацию управления на всей Эвбее, за исключением Гестиэи, афиняне установили на основании договоров. Рассмотрим более детально судьбу некоторых Эвбейских городов. Согласно Фукидиду, из всех городов Эвбеи более всего пострадала Гестиэя, жителей которой афиняне выселили и сами заняли ее территорию. Это сообщение единодушно принято всей литературной традицией (Theop. frg. 387 = Strab. Х.1.3, р. 445; Thuc. VII.57.3; Diod. XII.22.2). Дошедшие до нашего времени три декрета о Гестиэе (IG. I2. 40—42), хотя имеют плохую сохранность, дают возможность судить прежде всего об экономических (IG. I2 40; 42) и юридических (IG. I2. 41) отношениях жителей города с Афинами и свидетельствуют о том,, что афиняне в целях закрепления своего контроля над населением широко использовали в качестве средств воздействия на коллектив колонистов вмешательство в вопросы земельной собственности, налогообложение и меры юридического характера. О судьбе города Халкиды на Эвбее литературная традиция не единодушна. Согласно Фукидиду, Халкида, как и другие города Эвбеи, кроме Гестиэи, имела договорные соглашения с Афинами. Поздняя историография дает нам более детальную характеристику взаимоотношений между Афинами и Халкидой, которая позволяет считать, что Халкида, так же как и Гестиэя, серьезно пострадала в результате подавления восстания. Схолиаст к «Облакам» Аристофана подчеркивает трудности Халки- ды и Эретрии (Schol. Arostoph. Nubes. 213). Согласно Плутарху, Перикл изгнал из Халкиды гиппоботов, известных своим богатством и пользовавшихся большим влиянием (Plut. Per. 23.4). Это же подчеркивает и Элиан (Aelian. VH. VI.1), сообщая еще и дополнительные сведения. Он говорит, что «после победы над халкидянами афиняне разделили принадлежавшую им землю, так называемый Гиппобот, на 2 тыс. наделов; землю, носящую название Лилант, отвели для святилища Афины; остальную, руководствуясь стелами царской стой, на которых были записаны соответствующие договоры, сдали в аренду, а пленных сковали оковами. Однако все это не могло ослабить их гнев против халкидян». В этом рассказе Элиана есть, несомненно, мотивы, заимствованные из более древней традиции (ср. Hdt. V.77). Тем не менее сообщение поздних авторов о жестокой участи халкидян нужно принять во внимание, поскольку оно находит свое подтверждение и в эпиграфических документах, в частности, мы имели в виду договор 446/5 г. между афинянами и халкидянами (IG I2. 39=Tod. 42 = SEG X. 37=ATiL. II D 17=ML. 52). Его содержание свидетельствует о том, что он не был тяжелым и унизительным для халкидян. Но приведенные в декрете клятвы, которыми обменивались между собой афиняне и халкидяне (сткк. 3—32), показывают, что последние были фактически лишены автономии. Договор ограничивал компетенцию халкидских магистратов, большинство наиболее важных юридических дел решалось в афинских судах (сткк. 72—76). Халкидяне клялись не отделяться от Афин, во всем слушаться афинский демос и доносить афинянам на тех, кто будет подстрекать к восстанию. Они обещали платить форос в размере, установленном афинянами, и посылать вспомогательные отряды в афинское войско в случае войны. Вторая часть декрета (сткк. 40—69) свидетельствует о том, что афиняне оставили в Халкиде свой гарнизон, воины которого, возможно, были клерухами, и в обеспечение договора халкидяне дали афинянам заложников. Афинскому стратегу и 5 афинским должностным лицам вменялось в обязанность следить за выполнением халкидянами принятого постановления. В договоре с халкидянами упоминается постановление об Эретрии (сткк. 42—43). Сохранились две надписи, касающиеся Эретрии, которые являются фрагментами одного и того же декрета. В первой надписи содержится фрагмент клятвы, даваемой афинянами и эретрийцами при заключении договора {IG. I2. 17 = SEG. X.35=ATL. II D 16=Bengtson, STV II. N 154=Hill B. 52). Другая надпись касается юридических отношений с Эрет- рией (IG. I2. 49=SEG Х.49). Содержание обеих надписей во многом сходно с декретом о халкидянах, так же, впрочем, как и с более ранними декретами о фаселитах, эритрянах и милетя- нах. Жители Эретрии клялись быть верными афинскому народу и не восставать против него. Все судебные тяжбы эретрийцы должны были разбирать в Афинах. Учитывая настоящую нужду афинян в хлебе и земле, афинское господство на Эвбее было закреплено созданием государственных земельных фондов, используемых в виде аренды, продажи или дарения земельных участков. Результатом этой политики Афин было приобретение афинскими гражданами, не только клерухами и колонистами, земли и других владений на территориях, входивших в состав афинской империи. В этой связи особую ценность представляют так называемые Аттические Стелы, включавшие группу надписей, сообщавших о продаже с аукциона собственности Алкиви- ада и других осужденных в 415/4 г. людей, обвиненных в осквернении Герм и профанировании элевсинских мистерий18. Данные этих надписей показывают, что отдельные афинские граждане имели земельные владения на территориях, подчиненных Афинам: в Оропе (на беотийской границе), на Эвбее и Фасо- се, в Абидосе (на Геллеспонте) и Офринейе (в Троаде). Одна группа владений, разбросанных в трех районах Эвбеи, принадлежала афинянину Эонию и оценивалась в 81 талант 2000 драхм (11.311—4, ср. 11.177—179). Таким образом, выведение колоний и клерухий на территории своих союзных полисов, конфискация земли, приобретение земельных владений богатыми афинянами, составлявшие вместе с налоговым обложением, политическим, юридическим и экономическим вмешательством во внутреннюю жизнь этих полисов главные черты имперской политики афинян, вызвали у граждан союзных государств острое чувство недовольства Афинами. Не случайно позже, в декрете, учредившем в 378/7 г. II Афинский морской союз (IG. II2. 43. сткк. 35—41) союзники специально оговаривали, что ни афинское государство, ни кто- либо из граждан не должен приобретать ни дом, ни землю на территории союзников никакими способами. Итак, договоры с Халкидой и Эретрией фактически завершили процесс перерождения Делосской симмахии, представляв- 18 Pritchett К. The Attic Stdai. Part 1//Hesperia. 1953. Vol. 22 P 225— 299; 271 f; VI, 56, 67; P. 282; VII, 78, P. 286; VIII, 4, 6; P. 288; X, 11; idem The^Attic Stelai. Part II//Hesperia. 1956. Vol. 25. P. 178—311; 261 ff. На русский язык этот эпиграфический памятник переведен и прокомментирован Э. Д. Фроловым (см.: Фролов Э. Д. Социально-политическая борьба в Афинах в конце V в. до н. э. Л., 1964. С. 92—118; 133—135). шей собой союз автономных греческих полисов под руководством Афин, в Афинскую империю, в которой бывшие независи- » * мые союзники auTovojioi ?u|i|ia%oi фактически превратились в подданных Афин (ия'пхооь), лишившись экономического, юридического, военного и, в значительной степени, политического суверенитета, сохранив только институты гражданства. Несомненно, с помощью целого ряда мероприятий, а также применения методов насилия афинянам удалось преодолеть кризис в Афинском морском союзе, обеспечить регулярный сбор фороса и укрепить внутреннюю структуру союза настолько, что они стали в нем полновластными хозяевами, способными принимать любые нужные им решения и осуществлять угодную для них политику. Все эти изменения получили краткое и точное вы- ражение в появившейся в 40-е гг. V в. до н. э. формуле По^ец; 1 / /V *** onooov ’A'&rjvaioi xpaxoai, сменившей прежние названия Oi ’AO^vaioi xai oi ?op|.ia%oi (CM. IG. I2, 27—28a=SRG X.19; 23=Hill B. 33—34). Оформившаяся в 40-е гг. афинская империя и появившееся упомянутое выше ее официальное название коренным образом отличались от Пелопоннесского союза, в котором, как мы видели, не было столь стройной структуры, и Спарта, как гегемон, не располагала такими возможностями, какие были у Афин. На это специально и обращает внимание читателя Фукидид в одной из приведенных им речей Перикла (1.140—144). Дуалистическую основу Пелопоннесского союза отражала и сохраняв- шая свое значение формула oi Aaxe6aijLiovioi хоа ооррахои Тем не менее необходимо все же отметить, что положение в афин- » / ской сфхт| было менее стабильным, чем в Пелопоннесской лиге, так как афинские союзники не мирились со своим положением и время от времени восставали. Этим, по-видимому, как, впрочем, и недавними внешнеполитическими неудачами, была обусловлена необходимость для Афин сохранять мир со Спартой (ср. Thuc. IV.21.3; Andoc. III. 6). Поэтому в конце лета и в начале осени 446 г. (Thuc. 1.114.2; 115.1; II.2.1; Diod. XII.7; Paus. V.23.4) Спарта и Афины заключили тридцатилетний мир (см. Thuc. 1.87.6, 115.1; П.2.1; IV. 21.3; Diod. XII.7; 26.2; 28.4; Plut. Per. 24.1; Aristid. 15.3—4; Justin. III.7.1; Paus. V.23.4; Andoc. III.6; Aeschin. 11.174; Aris- toph. Acharn., 194—195). Согласно Андокиду (III.6), десять послов были отправлены в Спарту для переговоров. Среди них были Андокид-старший (дед оратора), а также Каллий и Харит (ср. Diod. XII.7). Договор был заключен на следующих условиях. Афины вынуждены были отказаться от владения Нисеей, Пегами, Трезеном и Ахайей. Таким образом, из всех приобретений в центральной Греции, которые они осуществили во время первой Пелопоннесской войны, они сохранили за собой лишь Навпакт — важный стратегический район у выхода из Коринфского залива, служивший Афинам плацдармом в их устремлениях на Запад. Афиняне соглашались признать автономию Эгины, однако это условие они так и не выполнили (ср. Thuc. 1.67.2; 139.1; 140; 3; 144.2). Города, не входившие ни в один из союзов, получали право стать членом любого из них (Thuc. 1.35.2; 40.4, ср. 44.11). Стороны оговаривали, что ни одно государство не может выйти из того союза, в котором оно уже находится. Во внесении этого положения в текст договора были заинтересованы афиняне, добивавшиеся дипломатического и юридического признания созданной ими морской державы, а также стремившиеся использовать это признание для пресечения восстаний союзников. Спарта, согласившись на включение этого пункта в текст договора, связывала себя признанием афинской архэ (ср. Thuc. 1.41.2). Стороны договаривались о том, чтобы все споры разрешались с помощью третейского суда (Thuc. 1.78.4; 140.2; 144.2; 145; VII.18.2). Договор предусматривал свободу мореплавания и торговых отношений (Thuc. 71.67.4; 144.2). В договоре отмечалось, что мирные условия между афинянами и лакедемонянами не касаются аргосцев, но указывалось, что если они хотят, то афиняне и аргосцы могут частным образом установить миролюбивые отношения между собой (см. Pausan. V.23.4). По- видимому, это была вынужденная уступка лакедемонян. Наконец, в соответствии с соглашением лакедемоняне и афиняне договорились установить медные доски с текстом договора в Олимпии, Афинах, Амиклах, а также, возможно, в Дельфах и на Истме (ср. Thuc. V.18). Итак, завершая исследование афино-спартанских отношений в эпоху первой Пелопоннесской войны (460—445 гг.) и связанных с этой темой проблем, необходимо сформулировать основополагающие выводы, вытекающие из всего рассмотренного материала. Сложившиеся к концу 60-х гг. V в. под руководством Спарты и Афин два противостоящих друг другу военно-политических блока имели глубокие социально-экономические, политические и этнические различия. Противоречия между Пелопоннесским и Афинским морским союзами, в частности между олигархической Спартой и демократическими Афинами, сделали рассматриваемую войну неизбежной. Первая Пелопоннесская война, длившаяся с перерывами с 460/59 по 446/5 гг., с обеих сторон была агрессивной. И Спарта, и Афины в этой войне вынашивали имперские замыслы. Лакедемоняне, добиваясь восстановления баланса политических сил в Элладе, стремились сохранить и упрочить свое господство в центральной Греции. Спарта сумела осуществить поставленные цели и к концу войны установила союзные соглашения с беотийцами, мегарянами, локрами, фокидянами, левкадянами и анакторийцами (Thuc. II.9). Афины в своих попытках установить полное господство в Элладе и изолировать Спарту и ее союзников потерпели неудачу. Вместе с тем им удалось преодолеть кризис в Афинском морском союзе, который дважды ставил под угрозу афинскую гегемонию (первый раз в 454—450 гг., второй — в 449—446 гг.). В результате ряда мер и насильственных действий афиняне в рассматриваемый период завершили превращение Делосской симмахии в афинскую империю, в которой они стали полновластными хозяевами. При этом важно отметить, что процесс образования афинской империи был тесно связан с наметившейся тенденцией к централизации управления в Афинах и афинской державе и развитию автократического начала в деятельности Перикла, хотя и опиравшегося на демократические институты Афин и афинский демос. Рассмотренные факты и события вполне укладываются в понятие «афинский империализм», который можно рассматривать как конкретно-историческую фазу развития рабовладельческого государства, предусматривающую комплекс мер экономического, политического и юридического характера, имеющих целью достижения господства над другими народами и государствами и образование империи с помощью ведения агрессивных и захватнических войн116. Особенности внутриполитического положения в Афинах, образование афинской империи и победа над персами обусловили дальнейшую активизацию державной политики. По крайней мере, с точки зрения Афин, заключенный мирный договор не мог рассматриваться как долговечный. Афиняне стремились со временем взять реванш. Спарта, понимая это и опасаясь афинского морского могущества, испытывала чувство страха перед афинянами. Да и сложившаяся после заключения мира ситуация в Греции была далеко не стабильной. Поэтому едва ли можно согласиться с некоторыми исследователями, что тридцатилетний мир был рассчитан всерьез и надолго. Данные источников свидетельствуют о другом. От Фукидида до Плутарха античная традиция единодушно считает договор 446/45 г. перемирием, которое перестало иметь силу вскоре после Самосской войны в 440 г. до н. э.