Организация греческого сопротивления и поход в Темпейскую долину
Пока на протяжении четырех лет Ксеркс осуществлял масштабные приготовления, о которых греческие государства были прекрасно осведомлены, Спарта и Афины тянули время в манере, которая, похоже, являлась типичной для свободных государств.
Правда, они старались укрепить свой военный потенциал. Спарта, по всей видимости, нарастила войско и уделяла внимание обучению воинов, в особенности илотов, которых предстояло использовать в большом количестве. Афины не только выполнили программу по строительству кораблей, принятую для войны с Эгиной, но и дополнительно заложили в 481 г. до н. э. корпусы новых триер (Геродот. УП. 144.2, в конце). Но армия Ксеркса находилась уже в Сардах, когда Спарта еще только пригласила греков провести переговоры о совместных оборонительных мероприятиях.Роль лидера, которую Спарта и Афины так долго не могли примерить, до некоторой степени взяли на себя Дельфы. Оракул Аполлона поль-
зовался персидской благосклонностью. «Бог сказал всю правду персам», — написал Дарий в своем эдикте (М—L 12), и этот бог был почтен Датисом, сделавшим ему богатые приношения на Делосе и повелевшим вернуть похищенную культовую статую Аполлона в Делий[1229]. Бог советовал ионийским грекам принять персидское правление и называл Милет, лидера Ионийского восстания, «зачинателем нечестивых деяний». Неизвестно, какой была позиция Дельф во время похода Датиса и Артаферна, но мы можем предполагать, что оракул разделял точку зрения Алкмеонидов, своих афинских любимцев, искавших соглашения с Персией. Как только в Дельфах получили известия о планах Ксеркса и нашествие с севера несметных полчищ стало неотвратимым, жрецы осознали, что святилище почти неминуемо попадет в руки персов. К тому же членами Дельфийской амфиктионии, светской организации этого святилища, были в основном племена северной и центральной Греции, которым предстояло первым испытать вторжение, да и вообще их политика носила непротивленческий характер.
Это не означает, что они желали персидской оккупации. Скорее, политики и жрецы взвесили шансы той и другой стороны и поставили на Персию. Немаловажно и то, что предсказания Аполлона в конечном итоге могли оказаться правильными, а в этом плане наиболее вероятным победителем представлялся Ксеркс. Позднее к тому же выводу пришел и Гелон Сиракузский — своим посредником в Греции во взаимоотношениях с Персией он выбрал Дельфы.В смутные времена верующие и даже некоторые неверующие ухватываются за пророчества. То, что Дельфы говорили в 481—480 гг. до н. э., производило глубокое впечатление на современников, почти сплошь людей доверчивых и религиозных; к тому же в некоторых государствах высказывания дельфийского бога хранились в официальных архивах, как, например, в Спарте (VI.57.4). Совершенно невероятна точка зрения, согласно которой оракулы, переданные Геродотом применительно к этим годам, были поддельными; в противном случае современники событий, находившиеся среди его слушателей, могли публично опровергнуть эти сообщения историка. Что действительно неясно, так это точное время их произнесения. Так, Геродот говорит, что «еще в самом начале войны» (VII.220.3) спартанцы вопросили о ней бога и получили ответ, который «отец истории» не только процитировал целиком, но еще и дал следующее его краткое изложение: «Либо Лакедемон будет разрушен варварами, либо погибнет их (т. е. спартанцев, а не варваров. — А.З.) царь». В полном варианте оракула нападающий «имеет Зевесову мощь»[1230]. Афины также консультировались с богом. Бог изрек свое прорицание афинским послам
еще прежде, чем они успели задать свой вопрос. Первые слова бога были такие:
Что ж вы сидите, глупцы? Бегите к земному пределу,
Домы покинув и главы высокие круглого града.
[Пер. Г.А. Стратановского)
И он предсказал взятие Афин персами. Придя в ужас, послы обратились к Аполлону уже как молящие о защите и получили второй ответ, который записали и по возвращении в Афины объявили народному собранию для обсуждения.
Этот оракул также предвещал оккупацию Аттики персами, однако заканчивался заявлением о том, что Зевс уступит в ответ на мольбы Афины:Лишь деревянные стены дает Зевес Тритогенее[1231] Несокрушимо стоять во спасенье тебе и потомкам.
Конных спокойно не жди ты полков или рати пехотной Мощно от суши грядущей, но тыл обращая,
Всё ж отступай: ведь время придет и померишься силой!
Остров божественный, о С ал амин, порождения жен ты погубишь В пору ль посева Деметры даров, порою ли знойною жатвы.
[Пер. Г.А. Стратановского)
Имелись ли в виду реальные деревянные стены или это было фигуральное выражение? Под «порождениями жен» подразумеваются персы или всё же афиняне? Люди помнили ответ Крезу, согласно которому он разрушит могущественную державу. Толкователи оракулов советовали бежать за море и избегать битвы при С ал амине; но Фемистокл отстоял на народном собрании собственную точку зрения, согласно которой под деревянными стенами имелся в виду флот, а эпитет «божественный» делал С ал амин благоприятным для Афин местом боя. Убежденный этими доводами, афинский народ принял решение, «в соответствии с советом бога, встретить варварское нападение всей своей мощью на своих кораблях, вместе с теми из греков, которые пожелают к ним присоединиться» (УП.144.3)[1232]. Именно этот знаменитый декрет Фемистокла, цитируемый вместе с декретом Мильтиада (см. выше, с. 607), приводился в качестве доказательства афинской отваги. Ульпиан упоминает случай, «когда Фемистокл видел, что ситуация на суше была невозможной», и делает из этого вывод о неизбежности «ухода из города и перемещения населения на Са- ламин». Афины приступили к подготовке своих физически крепких жителей, граждан и иноземцев [метеков], к службе в качестве гребцов на триерах и в качестве корабельных воинов, так как для выполнения обеих этих функций требовалась большая практика; дело в том, что для флота из 200 триер нужны были команды и морские бойцы в количестве около 40 тыс. человек[1233]. Триеру следует представлять как судно, напоминающее вельбот, размеры которого несколько больше стандартных, 33,5 м в длину (вдвое больше, чем гребная восьмерка), 4,5 м в ширину в средней части, и не имеющее сплошной палубы.
При долгом переходе триера приводилась в движение, вероятно, тридцатью веслами с каждой стороны, а в битве — 170 гребцами (каждый управлялся одним веслом), которые размещались уступами в трех ярусах у бортов и на скамьях, расположенных с каждой стороны центрального продольного бортика.Информацию об этих двух дельфийских пророчествах Геродот дает не в порядке последовательного изложения событий, но как своего рода украшение основной темы (отчего и возникают проблемы с хронологией этих оракулов. —А.З.). Впрочем, в его тексте можно найти некоторые ключи для понимания таких случаев. Спартанцы вопросили оракул сразу, как только получили вести от Демарата о «выступлении» Ксеркса из Суз (послание было написано на деревянной основе таблички для письма, которая затем снова была залита воском. — VH.239). Поскольку из Суз в Сарды гонец добирался три месяца (V.53) и месяц или более из Сард до Спарты, он прибыл сюда примерно в августе 481 г. до н. э., из чего можно предположить, что Ксеркс выступил в поход весной. Это обстоятельство объясняет фразу «еще в самом начале войны» (УП.220.3). Та же самая фраза, дополненная указанием на то, что именно персы начали войну, появилась у Геродота в рассказе об обращении аргосцев за консультацией в Дельфы (УП. 148.2), что случилось тогда же, приблизительно в августе 481 г. до н. э. Ответ бога был ясен: «Дома сиди осторожно, сжимая копье». Обращение афинян к пифии последовало в августе/сентябре[1234]. Дело в том, что о Ксерксовом «выступлении» Спарта сообщила другим эллинам (УП.239.4, в конце), и особенно афинянам, поскольку они вместе с ней были единственными целями экспедиции, о чем персы заявляли прямо. В сентябре 481 г. до н. э. Афины приняли судьбоносное решение отражать атаку собственными морскими, а не сухопутными, как в случае с Марафоном, силами.
Посланники, которых по своему прибытию в Сарды Ксеркс отправил в Грецию, то есть в начале октября 481 г. до н. э., двигались по суше в течение зимы и достигли южной Македонии, видимо, в начале ноября.
«Пер выми из эллинов изъявили покорность царю» те, к кому послы прибыли сначала: фессалийцы, находившиеся под властью Алев адов из Лариссы, которые уже состояли в дружбе с Персией и которые в Лариссе чеканили монеты по персидскому стандарту (УП.6.2; 130.3). По мере своего продвижения на юг послы получили «землю и воду» от многих государств.Среди этих последних не было Фокиды, Дориды, Евбеи, Феспий или Пла- тей, но были почти все остальные, которые также располагались в тех пределах, южной линией которых служила граница между Беотией и Аттикой. До середины ноября Ксерксова дипломатическая инициатива претворялась в жизнь поразительно успешно (VH. 132.1).
Тем временем Спарта наконец-то начала действовать. После афинского решения сконцентрировать силы на море и до того, как известие о прибытии Ксеркса в Сарды достигло Спарты (VII. 145), то есть до ноября, а точнее, видимо, в октябре, спартанцы пригласили представителей греческих государств продумать вместе с ними меры по сопротивлению Персии. Те, кто ответил на это приглашение, согласились свернуть войны друг с другом (главное — войну между Афинами и Эгиной), заключили союз против Персии и объявили ей войну. Они принесли присягу, смысл которой, судя по всему, состоял в том, что никто из них не покинет своих союзников. Назвав себя «эллинами», а место своего собрания в Спарте — «Эллением» (Павсаний. Ш.12.6), они торжественно поклялись всегда оказывать взаимопомощь друг другу. После этого они договорились о принципах командования объединенными силами. Поскольку все доверяли Спарте, а она обладала военной силой, более крупной, чем любой член союза «эллинов», они проголосовали за то, чтобы передать верховное командование на суше именно лакедемонянам. Поскольку Афины решили посадить весь наличествовавший у них личный состав на свои корабли, которые по этой причине, очевидно, составили более половины всего объединенного флота, афиняне имели определенное притязание на высшее командование на море; однако другое государства не доверяли им (УШ.2.2— 3.1).
Поэтому верховное управление на море также предоставили Спарте. Для своего отдельного отряда каждое государство избрало собственного единоличного военачальника, и только эти последние принимали участие в военном совете, когда главнокомандующий созывал его по своему усмотрению и только для консультаций. Такая система управления эллинскими вооруженными силами была в высшей степени благоразумной. При этом она, конечно, не упразднила местные системы командования, которыми пользовалось каждое государство, — у Афин, например, было десять своих собственных равных стратегов, а у Мегар — пять равноправных полководцев. В результате в 480 г. до н. э. Фемистокл был избран всеми афинянами[1235] на роль единственного начальника афинского отряда, отправленного служить в составе вооруженных сил Эллинского союза, но при этом десять стратегов, по одному от каждой филы, как обычно, были избраны в качестве коллегии афинских полководцев. На первом собрании были, несомненно, достигнуты договоренности по финансовым взносам городов[1236], так что вопросы транспортировки, снабженияи экипировки не должны были решаться наобум отдельными членами союза.
Во многих отношениях моделью для «эллинов» [т. е. для Эллинского союза] стали «ионийцы» [т. е. Ионийский союз] (см. выше, с. 576). Впрочем, «эллины» имели одно существенное преимущество: они признали за одним государством право на исключительное и постоянное командование на всех театрах военных действий (VII. 159; 161.2; 204). В вопросах организации и оперативного управления Эллинский союз оказывал доверие, отметим еще раз, именно Спарте, — хотя в «Истории» Геродот и выступает в роли адвоката своих любимых Афин (VII.139)[1237]. Спарта не использовала положение лидера Пелопоннесского союза и не настаивала на передаче ей командования; скорее всего, она оставила и вопрос о самой природе объединения, и решение проблемы верховного управления на усмотрение членов союза.
Неотложной задачей было остановить процесс официальной передачи греческими городами посланникам Ксеркса символов подчинения. «Эллины» поклялись в том, что, когда их дела повернутся к лучшему[1238], они конфискуют земли всех тех государств, которые, являясь греческими, предали себя персам, не будучи принуждены к этому необходимостью, а также обложат их десятиной в пользу дельфийского бога. Цель заключалась не в том, чтобы напасть на эти государства немедленно, но чтобы подтолкнуть их к перемене позиции под страхом возможного возмездия. Хотя Ксеркс находился пока в Азии, война между греческими государствами могла оказаться гибельной. Эллинский союз избежал ее. Поддавшиеся было медизму (симпатиям к мидянам, т. е. к персам. — А. 3.) отреклись от него. Фессалийцы ссылались на то, что в силу собственной слабости и отдаленности от остальных греков они могли оказаться перед необходимостью подчиниться персам, и обвиняли во всем Алев адов (УП. 172.1); позднее они (т. е. фессалийцы), а также локры и фиванцы всё же сформировали отряды на помощь остальным грекам. Такие изменения в политике сопровождались, несомненно, переменами в правительстве каждого из этих государств, но в союз они приняты не были. Тем временем царские посланники бежали в Македонию и оттуда отправили сообщение Ксерксу в Сарды[1239].
Затем союзники снарядили соглядатаев за сбором информации о Ксерксовом войске в Сардах. Те были схвачены, но затем отосланы назад по приказу Ксеркса, который хотел, чтобы грандиозность его приготовлений стала известна грекам. Разведчики вернулись, вероятно, в январе 480 г. до н. э. Тем временем союзники предложили Аргосу присоединиться к ним, а также отправили послов к Гелону Сиракузскому, на Керкиру и на Крит, чтобы склонить их прислать подмогу против персов. Аргос согласился участвовать в общем деле на условии предоставления ему верховного командования наравне со Спартой и только после заключения с ней тридцатилетнего перемирия. Участвовавшие в союзном посольстве вестники из Спарты ответили, что самое большее, на что могут пойти лакедемоняне, это предоставить один голос в тройственном командовании (т. е. два спартанских царя плюс один аргосский царь. —А.З.). Аргос отказался. По сути, это был медизм, выраженный в отрицательной форме (УП. 149.3); в утвердительной форме он проявится позднее (IX. 12.2; ср.: VH.151). Гелон также потребовал участия в командовании, с чем союзники не согласились, так что и он ответил отказом. Причем предусмотрительный Гелон отправил своего агента с дружественными предложениями и с богатыми дарами для Ксеркса в Дельфы, где этот агент должен был подождать, чем закончатся события. Керкира дала внешне благоприятный ответ, однако ее эскадра из шестидесяти кораблей, не завершив обход Пелопоннеса, встала на якорь как раз в тот момент, когда греки остро нуждались в помощи. Критяне ответили отказом. Единственное, что они выставили в качестве оправдания, это предостережение из Дельф; дело в том, что бог в характерной иносказательной манере порекомендовал им сохранять нейтралитет (VIL169).
К весне 480 г. до н. э. Эллинский союз уже мог функционировать. Каждое государство-член избрало одного или нескольких представителей, называвшихся прогулами (УП. 172.1), но при этом каждое государство обладало только одним голосом, будь то Спарта, Платеи, Афины или Микены. Пробулы собрались на священном участке Посейдона, на коринфском Истме, где решали вопросы совместной политики. Когда примерно в конце апреля фессалийцы получили известие о том, что Ксеркс уже почти в Европе, они обратились за помощью к союзу, который перебросил морем гоплитское войско в Алое. Главнокомандующим был спартанец Евенет, не являвшийся членом ни одного из двух царских родов, но выбранный спартанцами из числа их полемархов (старших офицеров). Каждый контингент имел своего собственного командира, назначенного на родине: у спартанцев это был Евенет, у афинян — Фемистокл, и т. д. Те государства, которые отказались от своего медизма, хотя и не получили доступ в Эллинский союз, также отправили свои отряды; фиванцы, например, выставили 500 человек под началом Мнамия (Плутарх. Моралии. 864 Е). Фессалийская конница сопровождала гоплитское 10-тысячное войско до Темпейской долины, где оно заняло чрезвычайно удобную оборонительную позицию у горного прохода, разведав территорию вплоть до
Гераклея (Дамаст. FGrH 5 F 4)[1240]. Ксеркс в это время был еще в Абидосе (174.1).
Греки оставались в Темпейской долине всего несколько дней. Затем они разошлись, союзные войска вернулись в Алое, сели на корабли и отплыли по домам. Геродот утверждает, что этот разворот кругом эллины совершили по совету македонского царя Александра, чьи вестники сообщили об огромных размерах персидских сил на суше и на море и советовали отступить. Гонцы добавили, что вражеские войска могут обойти Тем- пейскую долину, спустившись в Фессалию из Верхней Македонии (как, кстати, случилось в 1941 г.). Угроза предательства со стороны Алевадов и их сторонников также должна была сыграть свою роль. Решение Евенета об отходе было правильным. Ошибочным было решение совета Эллинского союза, принятое при отсутствии полноценной информации. Теперь, в июне, союзники решили удерживать на суше Фермопильский проход и Артемисий — на море. После прихода врага племена, жившие к северу от этой линии, неизбежно должны были подчиниться «по принуждению», так что здесь в предчувствии этого дня у власти оказались, несомненно, проперсидские группировки.
Само устройство Эллинского союза предохраняло греческие государства как от подчинения персам по частям, так и от необходимости защищаться поодиночке, что с неизбежностью привело бы к разгрому. Это круто изменило ситуацию в Греции и поставило дельфийских жрецов перед своего рода дилеммой. Они перестали проповедовать непротивление, если не считать оракула, данного критянам в виде иносказательного ответа. Жрецы, вероятно, убедили народ Дельф, находившихся на территории Фокиды — государства, которое осталось верным общему делу, — обратиться за консультацией к оракулу. Бог ответил: «Молись ветрам, и это будет лучше» (Климент Александрийский. Строматы. 753). К тому времени Ксеркс находился уже в Пиерии. А было это в августе — месяце, когда дуют этесии (летние «годичные» ветры; в Эгеиде это северные и северо-западные ветры. —А.З.).