1. Особенности внешней политики Спарты и Афин в первый период войны 460/59— 456/55 гг. до н. э.)
Выяснив особенности трансформации Делосской симмахии в Афинский морской союз, причины отхода Спарты и Афин от политики дуализма в конце 60-х гг. и разрыва афино-спартанских отношений, мы переходим к рассмотрению содержания понятий афинская империя и афинская имперская политика. Несмотря на то, что понятие афинская империя, как уже отмечалось во введении, широко применяется в западной историографии, советские ученые, избегая употребления термина «империя», обычно используют применительно к Афинам понятия «морская держава», «архэ»98. Главный аргумент, который часто приводят, заключается в утверждении, что под империями в древности обыкновенно понимают большие территориальные государственные образования конгломератного типа с монархической властью, например, Персидская или Римская империи. Кроме того, употребление терминов «афинская империя», «афинский империализм» считают модернизацией. Однако само употребление современных терминов для характеристики некоторых процессов в древности не ведет к ее модернизации, если не пытаться переносить в древность современное социально-экономическое и политическое содержание этих понятий. Задача состоит в выявлении значения понятий афинская империя и афинский империализм применительно к конкретным историческим условиям существования Афинского морского союза в середине V в. до н. э. Эти термины более точно отражают сущность тех процессов, которые происходили в Афинах и возглавляемом ими союзе. Вместе с тем, исходя из признания нелинейного пути общественного развития, мы полагаем, что в античности, так же как и в современных условиях, действуют общие законы челове- ческих отношений, которые, своеобразно преломляясь на каждом из этапов истории, приводят к сходным, но не адекватным процессам. Мы считаем, что Фукидид близок к истине, утверждая, что «минувшее в силу свойств человеческой природы может повториться когда-либо в будущем в том же самом или подобном виде» (Thuc. 1.22.4). Поэтому как в современном мире не всегда империей называют только централизованные территориальные государства с монархической императорской властью — ведь известны колониальные империи (английская, французская и др.), также и в древности необязательно термин империя и все другие от него производные употреблять только в узко ограниченном смысле. Ведь обнаруживаем же мы в греческой колонизации и европейской сходные черты, хотя, несомненно, содержание той и другой во многом различно. Так почему же не признать и возможность сходных конечных результатов колонизации в том и другом случае? По крайней мере сравнительный анализ межполисных отношений до Греко-персидских войн и после победы над персами позволяет утверждать, что в середине V в. сложились наиболее благоприятные условия для возникновения афинской колониальной империи. На смену полицентри- ческой структуре, отличавшейся существованием большого числа независимых полисов, осуществлявших самостоятельную внутреннюю и* внешнюю политику до Греко-персидских войн, после победы над персами возникла структура дуалистическая, характеризовавшаяся противостоянием двух военно-политических блоков, возглавляемых двумя наиболее могущественными полисами Эллады: Спартой и Афинами. Точно обрисовал эту ситуацию Фукидид, отметив, что, вскоре после отражения персов общими силами эллины, как те, что отложились от персидского царя, так и те, которые вместе воевали, разделились между афинянами и лакедемонянами. И те, и другие действительно оказались наиболее могущественными: лакедемоняне сильны были на суше, афиняне — на море (Thuc. 1.18.2). В этой ситуации возникший после Персидских войн Афинский морской союз, как гегемониальная сим- махия, имел тенденцию превратиться в афинскую колониальную морскую империю. Эта тенденция была обусловлена как внутриполитическим развитием Афин к середине V в. до н. э., так и особенностями их внешней политики. Эволюция развития афинской демократии, о чем подробно рассказывалось в первой главе, подготовила социальную почву для возникновения афинской империи. К середине V в. до н. э. в Афинах выросла политическая активность части демоса, слабо или почти не связанная с землевладением (торговцы, ремесленники, моряки и т. д.). Поэтому, когда Перикл выдвинулся на передний план среди демократических лидеров, в афинском полисе уже появился значительный процент граж- 8 Заказ 3072 дан, заинтересованных в усилении эксплуатации союзников, а сам афинский полис все более стал испытывать нужду в регулярно пополняемом источнике доходов. Большая часть должностей в Афинах, в том числе и таких вышних, как архонты, стала замещаться по жребию. К занятию должности архонтов были допущены представители третьего социального разряда — зевгиты. Чрезмерно расширился гражданский коллектив, причем удельный вес городского населения в нем был гораздо выше сельского. Немаловажной причиной этого были опустошительные войны и вторжения персов в Аттику, разорение крестьянских хозяйств. Это привело к тому, что к активному участию в политической жизни стали привлекаться граждане мало или совсем необеспеченные. Только гелиэя при Перикле представляла собой большой отряд афинских судей (6 тыс. чел.), авторитет которых все более укреплялся, потому что они разбирали не только тяжбы афинян, но и союзники стали все чаще обращаться к афинским судьям за разрешением своих дел. Все это вызывало объективную необходимость введения оплаты должностных лиц и .прежде всего судей, но для этого не могло хватить средств, получаемых от внутренних источников доходов и за счет военной добычи. Способствовала трансформации Афинского морского союза в империю и эволюция внешней политики Афин. Вскоре после битвы при Эвримедонте в ней становится господствующей ан- тиопартанская направленность, причем теперь главной внешнеполитической целью афинян было достижение гегемонии в Элладе. Фукидид отмечает, что «разделенные враждою лакедемоняне и афиняне вместе со своими союзниками воевали друг против друга, а остальные эллины в случае, если им приходилось где-либо враждовать между собою, стали присоединяться или к афинянам, или к лакедемонянам» (Thuc. 1.18.3). Вместе с тем укреплявшаяся городская структура афинского полиса требовала расширения торговых и экономических связей, установления контроля над путями, ведущими к главным источникам зерна и сырьевых ресурсов. Это также побуждало Афины к реформированию морского союза и усилению в нем афинского господства. Рассматривая трансформацию Афинского морского союза в Афинскую империю, необходимо дать оценку возникшей в 60-е гг. дискуссии о датировке этого процесса. Под влиянием взглядов американского эпиграфиста Г. Б. Мэттингли в 60-е гг. стали пересматривать хронологию афинских надписей V в. до н. э., имеющих отношение к афинской внутрисоюзной политике, традиционная датировка которых колеблется в пределах 50—40-х гг., и отодвигать ее к 20-м гг. V в. до н. э., считая, что о трансформации Афинского морского союза в империю можно говорить применительно ко времени Пелопоннесской войны и правления Клеона99. Недостаточная убедительность этих выводов обусловлена их уязвимостью не только с эпиграфической точки зрения100, но и несогласованностью с данными исторической традиции, подтверждающими, что начало формирования Афинской империи относится к середине V в. до н. э. Вместе с тем некоторые исследователи, хотя и соглашаются с традиционной датировкой афинских декретов V в. до н. э. и тем самым признают, что афинская империя сложилась до начала Пелопоннесской войны 431—404 гг., тем не менее склоняются к мысли, что сильный афинский империализм развился только после смерти Перикла и ассоциируют его с Клеоном и его преемниками101. Это признание афинской империи без имперской политики или отнесение ее возникновения ко времени Пелопоннесской войны обусловлено, во-первых, непреодоленной до конца идеализацией афинской демократии при Перикле, во-вторых, ошибочным, как нам представляется, постулатом о том, что афинский империализм был следствием Пелопоннесской войны, разразившейся Bi 431 г. Мы же, опираясь на соответствующую интерпретацию данных Фукидида и других источников, в том числе и эпиграфических, считаем, что именно Пелопоннесская война была закономерным результатом имперской политики как Афин, так и Спарты, достаточно отчетливо проявившейся в период первой конфронтации между ними в 460—445 гг. до н. э., получившей название первой Пелопоннесской войны. Эта война не ограничивалась только враждой Коринфа и Эгины с Афинами, как считают некоторые западные исследователи, она представляла собой конфликт между двумя военно-политическими блоками, сложившимися к концу 60-х гг. V в. до н. э., которые возглавляли Спарта и Афины. Главным доказательством этого являются сообщения Фукидида (1.18.2—3; 19; 107—115). Фукидид дает представление о социально-экономической и политической подоплеке этой вражды (1.80—85; 141 — 144; IV.9.36—45). Автор отмечает, что пелопоннесцы живут трудами рук своих и у них нет денег ни частных, ни общественных, поэтому они не способны вести продолжительные войны и особенно вдали от Пелопоннеса. Между тем войны ведутся не столько на взносы, выколачиваемые силой, сколько на готовые средства и, как правило, носят затяжной характер (Thuc. 1.141.2— 5; II.80.2.4; 6). Действительно, граждане большей части пелопоннесских полисов были мелкими крестьянами-землевладельцами, которые главным образом собственным трудом при участии нескольких рабов обрабатывали свои наделы и в-ыращивалм хлеб. Пелопоннес в отличие от Аттики не был опустошен и разорен персами. Поэтому война не внесла существенных изменений в установившийся с древности уклад жизни пелопоннесских крестьян. Во время военных действий они становились гоплитами, но не могли надолго отрываться от земли. Из всех пелопоннесских государств только Спарта отличалась другими условиями. Здесь граждане не были привязаны к земле, ибо их наделы обрабатывали государственные рабы — илоты. Спартиаты имели больше свободного времени, которое тратили на военные тренировки, могли предпринимать военные походы в любое время и участвовать в длительных военных кампаниях. Это и обеспечивало Спарте ведущее положение в Пелопоннесе. Однако возможности лакедемонян были ограничены, так как они не располагали собственным военным флотом, не имели наличных средств, поскольку сами не чеканили монеты, не взимали налог с членов Пелопоннесского союза и поэтому должны были координировать свои действия с желаниями и способностями союзников осуществлять те или иные общесоюзные внешнеполитические акции. В экономическом отношении члены Пелопоннесского союза были далеко не однородны. Коринф со своими колониями, Мегары, Сикион, Пеллена, Элида, поставлявшие корабли в общесоюзный флот, были более или менее развитыми торгово-ремесленными центрами. Другие полисы, в том числе и Спарта, были земледельческими государствами. Поэтому экономические и политические цели пелопоннесцев не всегда совпадали. Это, как отмечает Фукидид (1.40.7), вносило определенный диссонанс в действия Пелопоннесской лиги. В большинстве пелопоннесских государств господствовала олигархическая форма правления, и спартанцы, насколько это было в их силах, препятствовали установлению в них демократий (Thuc. 1.19). Пелопоннесские полисы, и прежде всего сама Спарта, отличались консервативностью общественных отношений, требующей неукоснительного' подчинения традиционным законам и обычаям (см. Hdt. VII. 104; Xen. Lak. Pol. 8.1—5); замкнутостью и подозрительностью, что особенно подчеркивает Фукидид (1.144.2; 11.39; V.68.1—2); высокой ролью государства и его институтов, стоящих на страже существующего порядка. Своеобразие общественных отношений в Спарте и в некоторых пелопоннесских государствах было обусловлено тем, что господствовавшая здесь античная собственность выступала главным образом в форме общинной и государственной собственности. Движимая и недвижимая частная собственность и связанное с ней более свободное развитие товарно-денежных отношений обнаруживались в большей части пелопоннесских полисов менее ярко, чем в Афинах и в других греческих государствах. Афинский морской союз, окончательно оформившийся в 70—60-х гг., объединял приморские и островные полисы, являвшиеся главным образом торговыми центрами. Граждане городов Афинского морского союза и прежде всего Афин не были до такой степени привязаны к земле как пелопоннесцы. Аттика всегда нуждалась в привозном хлебе. Однако после Греко-персидских войн доставка хлеба и продовольствия стала главной задачей афинской государственной политики. Это обусловлено тем, что вследствие опустошения и разорения территории Аттики персами, значительная часть населения, потеряв связь с землей, переселилась в город. Этому также способствовали и демократические преобразования Фемисток- ла. Поэтому неудивительно, что в 70—60-е гг. в Афинах стал быстро расти процент городского населения, особенно низших и средних слоев демоса. Это Bi ТОЙ или иной степени было характерно и для других городов как островных, так и приморских, враждебно относившихся к персам и ставших впоследствии членами Делосской лиги. Поэтому потребность обеспечения городского населения хлебом и продовольствием становилась главной целью внешней политики Афин. В силу географических и исторических условий в городах Афинского морского союза, особенно в Афинах, наметилась тенденция к более быстрому развитию, чем в Пелопоннесе и в некоторых других греческих государствах, частной собственности и товарно-денежных отношений. Этот процесс особенно был ускорен в силу отмеченных выше причин после Греко-персидских войн. Поэтому ремесло, торговля и мореплавание в V в до н. э. составляли основу экономической жизни Афин и большинства их союзников102 103. Это способствовало процессу демократизации общества, росту политического влияния той части гражданского населения, которая не была связана с землей (ремесленники, торговцы, моряки), и утверждению в ряде городов Афинского морского союза нередко с помощью афинян демократической формы праваления. Среди причин, способствовавших росту противоречий между афинянами и лакедемонянами, немаловажную роль играли также различия этнического характера. Эллины осознавали, что дорийцы, включавшие лакедемонян, и ионийцы, к которым принадлежали афиняне, являлись двумя различными этносами, людьми, которые считали себя состоящими в родстве между собой и имеющими только им присущие качества (см. Hdt. 1.56; V.72.3; IX.106; Thuc. 1.71.4; 102.3, ср. Diod. XI.34—37; 41. 124.1; V.104; VI.6.2; 44.3). По мере роста враждебных отношений между Спартой и Афинами различия этнического характера нередко использовались в пропагандистских целях как той, так и другой стороной. Распри между афинянами и лакедемонянами, возникшие еще в период Греко-персидских войн, особенно обострились, как уже отмечалось, в начале 70-х гг. в связи с антиспартан- ской деятельностью Фемистокла. Однако афиняне скоро осознали, что бороться против Спарты и против Персии и одновременно укреплять могущество Афин и их гегемонию в Делосе кой симмахии невозможно. Поэтому остракизм Феми- стокла и победа Кимона явились своеобразным решением кризиса афино-спартанских отношений. С этого времени во внешней политике Спарты и Афин стала господствовать концепция афино-спартанского дуализма, предусматривающего сохранение военно-политического равновесия сил в Элладе и признание двойной гегемонии. На первый взгляд эта внешнеполитическая «доктрина» была довольно удачной, поскольку казалось, что она ограждала интересы Спарты и способствовала Афинам в борьбе с Персией расширять Делосскую симмахию и укреплять в ней свое господство, не вызывая подозрения спартиатов. Однако это была всего лишь иллюзия. Добившись выдающейся победы над персами в битве у Эвримедонта и превратив Делосскую симмахию в Афинский морокой союз, афиняне теперь оказались перед выбором: остановиться на достигнутом или добиваться утверждения господства и в материковой Греции. Фукидид, характеризуя афинян, отмечал, что они «наличными благами наслаждались очень мало, будучи постоянно заняты стремлением к приобретению» (1.70.8). Справедливость сказанного подтверждается несколькими важнейшими тенденциями афинской внешней политики, наметившимися в конце 60-х — начале 50-х гг. Во-первых, афиняне все более осознавали, что для удержания союзников в подчинении и укрепления своей гегемонии недостаточно только господства на море. Во-вторых, победа над персами в Эгеиде обеспечила свободу мореплавания и экономических связей афинян со своими союзниками и другими городами на островах и в прибрежных районах. Однако Афины как демократический город с развитым товарным ремеслом были заинтересованы в расширении тортовых отношений, ведь, как отмечал Аристотель (Pol. VI.2.1, р. 1318 а 26), «масса людей жаждет получать прибыль, а не почет». Кроме того, потребность в обеспечении городского населения Афин и их союзников привозным хлебом и продовольствием заставляла афинян заботиться об установлении контроля над дорогами, ведущими к главным источникам зерна (Западное Средиземноморье, Северная Африка и Северное Причерноморье). В первой половине V в. афинян больше интересовал Запад, а не Восток. Политические контакты их с Западным Средиземноморьем, подкреплявшие экономические связи Афин, начали устанавливаться еще при Фемистокле (см. Hdt. VIII.62; Thuc. 1.136; Plut. Them. 24.1; 32.2; Nep. Them. 1.2). И вот теперь в результате достигнутых успехов стремление афинян к расширению экономических и политических связей с городами Западного Средиземноморья стало разгораться с новой силой (см. Plut. Per. 20). Однако для этого необходимо было утвердить господство в материковой Греции и прежде всего в Коринфском заливе, но это вело к противоборству со Спартой и ее союзниками. Спартанцы, как уже отмечалось выше, осознавали опасность растущего могущества Афин и пытались противодействовать им. Однако к началу первой Пелопоннесской войны они оказались ослабленными из-за землетрясения и восстания илотов. Рассматривая внутриполитические отношения в Афинах в первой половине V в. до н. э., мы отметили, что с середины 60-х гг. внутри гражданского коллектива активизировались радикально-демократические настроения, результатом чего явилось возвышение Эфиальта и других демократических лидеров радикального толка. Последовавшее за этим падение господства Ареопага и изгнание в 461 г. остракизмом вождя знати Кимона не только явилось поворотным пунктом внутриполитического развития Афин, но и оказало решающее влияние на характер афинской внешней политики. Согласно Фукидиду (1.102.3, ср. Diod. XI.64.3), поход четырехтысячного отряда афинских гоплитов во главе с Кимоном на помощь спартанцам против восставших илотов, закрепившихся на Ифоме, впервые со времени Греко-персидских войн повлек к открытой вражде между лакедемонянами и афинянами. Спартанцы, опасаясь, что афиняне могут вступить в соглашение с восставшими, потребовали, чтобы они покинули пределы Пелопоннеса. Афиняне, считая себя оскорбленными таким отношением лакедемонян, разорвали заключенный с ними союз против персов. Разорвав союз со Спартой, Афины заключили соглашение с ее злейшим врагом Аргосом, а также с Фессалией (Thuc. 1.102.4; II.22.3; Paus. 1.9; IV.24.7; Aeshyl. Eumen. 287—291; 667—673). Интерпретация этого союза в историографии весьма противоречива104, поэтому рассмотрим более внимательно данные источников. Прежде всего следует отметить, что в середине V в. до н. э. Аргос выступал в качестве противодейст* вующей лакедемонянам силы. После его разгрома царем Клео- меном в 520 г. он восстановил свое могущество уже накануне Греко-персидских войн, а со времени установления в нем демократического строя аргивяне стали осуществлять агрессивную внешнюю политику, стремясь укрепить свое господство в Арголиде и вернуть территории, захваченные в свое время Спартой. Однако будучи изолированным в Пелопоннесе, Аргос с начала V в. все более тяготел к союзу с Афинами. Это было одной из важных причин, сдерживавших активное участие лакедемонян в решении общегреческих проблем. Поэтому Фукидид, отмечая, что Аргос был злейшим врагом Спарты, рассматривал заключение с ним союза как агрессивную акцию афинян в отношении к лакедемонянам. Во-вторых, афиняне, вступив в соглашение с аргосцами и фессалийцами, окончательно отказались от сформулированных при создании Эллинского союза в 481 г. принципов, а именноз общими силами вести борьбу против персов и против тех эллинских государств, которые добровольно выступали на стороне персидского царя (см. Hdt. VII.132; 148—149). Аргос и Фессалия были именно такими государствами. В-третьих, результатом этого союза было создание анти- спартанской коалиции (см. Thuc. 1.102.4). Ситуация на Истме и в Арголиде, обострившаяся вследствие враждебных действий коринфян против клеонян и мегарцев (Plut. Cim. 17), была в центре внимания афинской внешней политики. Поэтому следующим внешнеполитическим актом Афин был союз с Мегарами. Детальные сведения об этом сообщают Фукидид (1.103.4) и Диодор (XI.79.1—2). Согласно Фукидиду, мегаряне, находившиеся в составе Пелопоннесского союза, вышли из него, потому что у них возникла война с Коринфом из-за пограничной области (см. Plut. Cim. 17.1—2). По этой причине мегаряне заключили союз с Афинами и стали членом Афинского морского союза (см. Thuc. 1.103.4; Diod. XI.79.1—2; Plut. Cim. 17.1—2; cp. Andoc. III.3). Мегары представляли для Афин очень важный в стратегическом отношении район, поскольку они имели гавани на побережье Коринфского залива (Пеги) и Саронического (Нисея) и контролировали единственную сухопутную дорогу, ведущую в Пелопоннес. Афины заняли Мегары и Пеги, построили для мега- рян Длинные стены, соединив город с Нисейской гаванью, и оставили в Мегарах свой гарнизон. Это создавало для самих коринфян и их колоний на побережье Коринфского залива большую опасность. Таким образом, действия афинян в Мега* риде имели по отношению к пелопоннесцам, и прежде всего коринфянам, несомненно агрессивный характер. Афины фактически оккупировали Мегары. Поэтому это событие исследователи справедливо рассматривают как начало первой Пелопоннесской войны. Прежде чем перейти к характеристике военных действий, Фукидид вставляет в свой рассказ краткое сообщение об афинской экспедиции, посланной на помощь восставшим против персов египтянам, и первых ее успехах (Thuc. 1.104.1—2). Из сообщения Фукидида ясно вытекает, что афиняне воевали на два фронта. Естественно, в связи с этим возникает целый ряд вопросов. Какие политические силы в Афинах заключили договор с лидером восставших египтян Инаром? Когда была отправлена экспедиция в Египет? Планировалось ли заранее в Афинах ведение войны на два фронта? О восстании в Египте и заключении договора афинян с лидером восставших Инаром сообщает достаточно обширный круг источников (Hdt. VII.7; Thuc. 1.104; Diod. XI.71.3—5; Aristod. II.3—4; Just. III.6.6; Plut. Them. 31.4; Isocr. VIII.66; Aelian VH V.10; Aeshyl. Eumen. 292—295). Согласно Диодору (XI.71.3), восстание произошло в 463 г. Хотя современные исследователи отвергают хронологию Диодора и датируют восстание 461/60 гг. или даже 459 г., нам уже приходилось отмечать, что, несмотря на недостатки хронологической системы Диодора, у него можно найти немало точных дат для сообщаемых им событий. Дата Диодора предпочтительна также и с точки зрения развития исторических событий. Восстание в Египте вспыхнуло вскоре после убийства Ксеркса в 465 г. Мало вероятно, чтобы оно началось только через 5 лет после его гибели. Условия для восстания созрели уже давно и нужен был только повод105. Поэтому известие о смерти Ксеркса и о возникших в связи с этим волнениях в Персии достигло Египта и послужило сигналом к восстанию. Не противоречит датировке Диодора и сообщение Фукидида (1.104), во всяком случае из него следует, что восстание в Египте началось до 461 г. Наиболее спорным является вопрос о времени заключения договора между восставшими и афинянами и отправления афинской экспедиции в Египет106. Согласно Диодору (XI.71.4), Инар отправил посольство в Афины сразу же, как только возглавил восстание. Это же сообщает и Фукидид (1.104.1). Кроме того, в его рассказе есть известие о том, что афиняне заключили соглашение с восставшими уже после того, как отправили экспедицию из 200 кораблей для завоевания Кипра. Эти то корабли и были в соответствии с договором затем посланы в Египет. С этим сообщением Фукидида отчасти согласуется также краткое замечание Плутарха (Plut. Cim. 15, ср. 18) о том, что Кимон вскоре после своего оправдания (т. е. после 465 г.) отправился во главе флота в поход. По- видимому, Плутарх имел в виду ту же кипрскую экспедицию, о которой говорил Фукидид. Таким образом, и обращение Инара за помощью в Афины, и заключение афинянами договора с восставшими имели место еще до остракизма Кимона. Обещание египетских послов произвело благоприятное впечатление на афинских граждан (см. Diod. XI. 71.4—5) и они приняли решение оказать помощь восставшим. Несомненно, при заключении договора для афинян немаловажную роль играл экономический фактор (ср. Plut. Pericl. 37). Поэтому, по-видимому, надежда иметь Египет в качестве союзника и без особых трудностей получать столь необходимый хлеб захватила всех афинских граждан. Организатором же экспедиции, насколько мбжно судить по данным источников (Plut. Cim. 15 и 18, ср. Thuc. 1.104.2 и 112.2) , вероятно, был Кимон, хотя он не отправился вместе с флотом в Египет, поскольку в 462 г., несомненно, находился в Афинах и убеждал афинских граждан оказать помощь спартанцам в их борьбе против восставших илотов, укрепившихся на Ифоме. Итак, вероятно, афиняне не планировали вести войну на два фронта, потому что экспедиция была организована ими до начала первой Пелопоннесской войны, да они и полагали, что с Египтом у них не будет больших хлопот, особенно если учесть, что первоначально их совместные с восставшими военные действия были действительно успешными (см. Thuc. 1.104.2; 109.2; Diod. XI.74.3—4; Ktes. frg. 63). Успех в Египте, образование антиопартанской коалиции (Аргос, Фессалия, Афины) и присоединение Мегар к Афинскому морскому союзу побуждали афинян к более активным действиям против пелопоннесцев. Этому способствовали и благоприятные обстоятельства, так как Спарта была в то время занята подавлением восстания илотов, кроме того, она потерпела неудачу, по-видимому, около 460 г. в битве при Эное (расположена между Аргосом и Мантинеей) против аргивян, которым оказали помощь афиняне (см. Paus. 1.15.1; Х.10.4). В Афинах же окрепли позиции радикально-демократических лидеров, унаследовавших от Фемистокла характер и направление афинской внешней политики. В 459 г. афиняне, опираясь на союз с аргивянами, предприняли морскую экспедицию против Пелопоннеса и высадились в Галиях (город в южной части Арголиды). Выбор места высадки был не случаен. Это была крупная гавань, владея которой афиняне могли ее использовать как базу для организации рейдов против прибрежных городов Гермионы, Трезена и Эпидавра, контролируемых Спартой (ср. Thuc. II.56.1— 5). Из этих городов наиболее важным для Афин был Эпидавр, подчинение которого способствовало бы ослаблению Коринфа (ср. Thuc. V.56) и получению плацдарма для борьбы с Эгиной. Это заставило коринфян, эпидаврян и, возможно, эгинян выступить объединенными силами. Им помогали и другие пелопоннесские союзники (см. Thuc. 1.105.3). Так что пелопоннесцы были полны решимости оказывать афинянам всяческое противодействие. В этом сражении афиняне, вероятно, потерпели поражение (ем. Thuc. 1.105.1, но ср. Diod. XI.78.1—2). Состоявшееся после этого сражение на море у острова Кекрифалеи (расположен в Сароническом заливе между Эгиной и Эпидавром) доставило победу афинянам (Thuc. 1.105.1; XI.78.2). Эта победа открыла Афинам благоприятные возможности для войны с Эгиной (Thuc. 1.105.2; Diod. XI.70.1—3; 78.3—4). Фукидид не указывает на ее причины. Более подробные сведения об этой войне сообщает Диодор, по мнению которого причиной ее был выход Эгины из состава Делосской симмахии в 464 г. (XI.70.2-—3). В 459 г. после победы у острова Кекрифалеи афиняне предприняли войну с Эгиной за возвращение ее в Афинский морской союз (Diod. XI.78.3—5).) Поэтому Фукидид подчеркивает, что в сражении между афинянами и эгинянами принимали участие также и их союзники. Победу одержали афиняне. Они захватили 70 эгинских кораблей и, высадившись на остров под начальством Леократа, начали осаду города. Положение, сложившееся для пелопоннесцев, было катастрофическим. Удерживвя контроль над Мегаридой и имея выход в Коринфский залив, афиняне могли совершать рейды против коринфских колоний в этом районе, а также против прибрежных городов Пелопоннеса. Наконец, одержав победы в морских сражениях и подвергнув осаде город эгинян, афиняне установили свое господство в Сароническом заливе. Все это побудило пелопоннесцев предпринять поход в Мега- риду. Казалось, что время для этого похода было наиболее удачным, так как значительная часть афинского войска находилась в Египте, другая часть его осаждала Эгину. Поэтому Спарта и ее союзники надеялись в лучшем случае изгнать афинян из Мегариды, в худшем — отвлечь войска от Эгины и тем снять осаду города. Афиняне осознавали опасность своей позиции и тем не менее не желали снимать осаду Эгины. Как отмечает Фукидид (1.105.4), они провели тотальную мобилизацию. Это войско было отправлено в Мегариду под начальством стратега Миронида. С помощью двух сражений афиняне добились решительной победы над коринфянами и их пелопоннесскими союзниками (Thuc. 1.105.3—106; Diod. XI.79.3—4). Источники свидетельствуют о том, что Спарта до 457/6 г. хотя и принимала участие в военных действиях, но далеко не активное. Инициатива в войне принадлежала ее главному союзнику Коринфу, положение которого оказалось особенно опасным. Часто считают, что главной причиной спартанской пассивности был ее традиционный консерватизм107. Не отрицая присущих Спарте консерватизма и медлительности в деле осуществления внешнеполитических мероприятий (ср. Thuc. 1.68.72), мы вместе с тем считаем, и данные источников (Thuc. 1.102.4; 103; Diod. XI.84.7—8; Paus. 1.15.1; 10.4) подтверждают это, что спартанская пассивность в рассматриваемый период скорее объяснялась занятостью лакедемонян борьбой с восставшими илотами и угрозой аргивян. Анализируя данные источников о третьей Мессенской войне, мы пришли к выводу, что она закончилась незадолго до битвы у Танагры, которая произошла осенью 457 г. Причем важно подчеркнуть, что источники отразили следы поспешного стремления Спарты покончить с восстанием илотов даже ценой некоторой уступки восставшим. Согласно Фукидиду (1.103.2), лакедемоняне договорились с восставшими, что они покинут пределы Пелопоннеса (ср. Diod. XI.84.8). Зная традиционную жестокость обращения Спарты с рабами, трудно понять эти либеральные действия лакедемонян, если не учитывать сложившуюся для Спарты кризисную ситуацию в 460—459 гг. Три наиболее важных союзника Спарты — Коринф, Эпи- давр и Эгина находились в состоянии войны с Афинами и потерпели от них ряд поражений. Эгина была под угрозой захвата ее афинянами. Спарта потеряла такого важного союзника, как Мегары, и, если бы спартанцы не приняли решительных мер, это отрицательно сказалось бы на их гегемонии. Покончив с восстанием илотов и развязав себе руки для решительной войны с Афинами, лакедемоняне около 458 г. собрали большое войско, включавшее 1500 своих гоплитов и 10 тыс. союзников, и выступили в центральную Грецию (?м. Thuc. 1.107.2; Diod. XI.79.4—6; Plut. Cim. 17,4; Aristid. XIII.l, р. 255). Поводом для выступления послужила угроза завоевания Дориды Фокидой. Посланный контингент был гораздо больше, чем предполагалось для наказания фокийцев. Однако, как показывает анализ событий, и цели этого похода были более глубокими. Во главе общепелопоннесского войска был поставлен регент малолетнего спартанского царя Плистоанакта, сына Пав- сания, Никомед, сын Кдеомброта. То, что войско возглавил регент Никомед, а не зарекомендовавший уже себя Архидам, объяснялось сложностью внутриполитической ситуации в Пелопоннесе. Спарта в начале 50-х гг. оказалась ослабленной в результате землетрясения и восстания илотов и находилась под угрозой войны с Аргосом. Это требовало, чтобы Архидам, как наиболее опытный царь и уже воевавший с аргивянами, оставался дома. Поэтому главнокомандующим пелопоннесского войска, отправленного в центральную Грецию, эфоры поставили регента Никомеда. Теперь обратимся к интерпретации свидетельств источников о походе пелопоннесцев в Дориду и последовавшем затем сражении с Афинами в Беотии. Анализ античной традиции позволяет прийти к следующему выводу. После Греко-персидских войн в Дельфийской амфиктионии влиятельное положение заняли Фессалия и Фокида. Они опирались на поддержку Афин, которые еще при Фемистокле стремились помешать Спарте усилить свое влияние в Дельфах. Пользуясь тем, что Спарта в течение длительного времени была занята устройством своих дел в Пелопоннесе, и не рассчитывая, что лакедемоняне смогут в рассматриваемый период организовать широкомасштабную экспедицию в центральную Грецию, фокидя- не установили свой контроль в- Дельфах и вторглись в соседнюю Дориду. Таким образом, лакедемоняне, предпринимая экспедицию с целью защитить Дориду, стремились также освободить Дельфы (см. Plut. Cim. 17.4), укрепить свое господство в центральной Греции и не допустить проникновения сюда афинян. Возможно, в это же время спартанцы имели полезные для себя переговоры и с фессалийцами. О вступлении пелопоннесцев в Беотию Фукидид говорит очень кратко, считая его вынужденным (1.107.2). Его внимание больше привлекали тайные переговоры с лакедемонянами некоторых афинян, рассчитывавших с помощью пелопоннесцев упразднить в Афинах демократический строй и прекратить строительство длинных стен (Thuc. 1.107.4.6, ср. Plut. Cim. 17). По-видимому, Фукидид не придавал значения действиям лакедемонян и их союзников в Беотии, учитывая последействия битвы при Энофитах (ср. Thuc. 1.108.3). Тем не менее эти действия важны для характеристики агрессивных устремлений Спарты. К счастью, о них мы узнаем из других источников, дополняющих краткое сообщение Фукидида. Согласно их сведениям, между фиванцами и лакедемонянами еще перед битвой у Танагры был заключен союз, согласно которому пелопоннесцы укрепили Фивы и помогли им установить гегемонию над всей Беотией (см. Diod. XI.83.3; Aristid. XIII.1, р. 256, ср. Justin. III.6.10—И; Paus. 1.29.9). Таким образом, Спарта в центральной Греции в противовес Афинам стремилась создать сильный Беотийский союз и даже вступила в контакт с олигархическими заговорщиками в Афинах. Афины, обеспокоенные таким поворотом событий, собрали многочисленное войско, включавшее 1000 аргивян, фессалийскую конницу и контингенты других союзников. Битва произошла в Беотии у Танагры осенью 457 г. (Thuc. 1.107.6—108; Diod. XI. 80.2—4, ср. Hdt. IX. 35.2; Plut. Cim. 17.4—8; Pericl. 10.1— 3; Aristid. XIII.l, p. 256; Justin. III.6.8—9; Paus. 1.29.9; III. 11.8; Nep. Cim. 3.2). Победу одержали пелопоннесцы. Немаловажное значение имело то, что фессалийская конница во время сражения перешла на сторону лакедемонян. Возможно, сказались результаты их переговоров с фессалийцами. Однако, поскольку пелопоннесцы понесли большие потери, они не смогли развить достигнутый успех и вернулись на родину, опустошив Мега'риду. Тем не менее кампания у Танагры показала, что афинское господство в Мегариде, хотя и представляло для Спарты и ее союзников серьезную опасность, но она была вполне преодолимой. Более того, после битвы у Танагры для Афин сложилась довольно напряженная ситуация. Часть афинского войска по-прежнему находилась в Египте. Продолжалась осада Эгины. Афиняне в сражениях потеряли значительное число граждан (ем. Ю I2 929 = Tod. 26. = SEG Х.406), и им противостояли сильная Беотия, объединенная под главенством Фив, укрепленных с помощью лакедемонян, и враждебно настроенная к ним Фессалия (см. Diod. XI.80.3—5). Кроме того, в самих Афинах возникла опасность заговора против демократии. В этих обстоятельствах единственным выходом для Афин было перемирие со Спартой. На этот счет мы располагаем целым рядом источников, которые, по-видимому, опираются на какой-то современный этим событиям материал. Согласно Феопомпу (FGrHist. II. 115.88), Кимон был возвращен в Афины менее чем через 5 лет после своего изгнания, поскольку народ афинян нуждался в мире и надеялся, что Кимон, будучи спартанским проксеном, заключит его в кратчайший срок. Немалую ценность представляют два сообщения Плутарха (Cim. 17,8—18,1; Per. 10.4), в которых отмечается, что афиняне, побежденные в битве у Танагры и ожидая летом похода против них пелопоннесцев, вызвали из изгнания Кимона и тот возвратился в соответствии с постановлением народного собрания, принятым по инициативе Перикла. Тотчас же по возвращении Кимон прекратил войну и примирил государства друг с другом. О четырехмесячном перемирии и обстоятельствах, при которых оно было заключено между Афинами и Спартой, говорит также Диодор (XI.80.3—6), правда, не связывая это перемирие с именем Кимона. Сведения Андокида (III.3) и Эсхина (11.172) об этих событиях указывают на то, что традиция о перемирии не возникла только в поздний исторической литературе, но была известна уже в классическое время. Правда, указанные сообщения в известной степени путаные, поскольку Андокид и Эсхин, так же как впоследствии и Плутарх, смешивали четырехмесячное перемирие с пятилетним миром, заключенным в 451 г. Эта путаница, возможно, объясняется прежде всего слишком коротким промежутком времени, а Кимон в обоих случаях выступал в качестве посредника между лакедемонянами и афинянами. Кроме того, после заключения пятилетнего мира между Спартой и Афинами четырехмесячное перемирие потеряло свою остроту и значение, и, может быть, именно поэтому о нем не упоминает Фукидид. Спартиаты, понесшие значительные потери в сражениях* также были заинтересованы в прекращении войны. Кроме того, у них могли появиться иллюзии в связи с возвращением из изгнания Кимона. Однако условия для заключения длительного мира еще не созрели. Демос был опьянен успехами, и временная неудача не могла привести его в состояние полной растерянности. Воспользовавшись передышкой и оправившись после поражения, афиняне собрали зачительное войско и под предводительством Миронида выступили в центральную Грецию. В результате битвы при Энофитах (город в южной Беотии), которая произошла через 62 дня после сражения у Танагры, они разбили беотийцев, овладели всей Беотией и Фокидой, срыли укрепления Танагры, взяли в качестве заложников 100 богатейших граждан из локров опунтских и только в Фессалии были остановлены стенами Фарсала (см. Thuc. 1.108.1—3; Diod. XL 81.4—83; Aristod. XII.2; Aristid. XIII.l, p. 257; Polyaen. 1.35.1— 2). Поход имел решающее значение для всей военной кампании этого периода. Афиняне распустили Беотийский союз, установив демократические режимы в городах Беотии и, возможно, даже в Фивах (см. Thuc., 1.113.2; III .62.5; Aristot. PoL V.2.6, p. 1302 в 29; Ps. Xenoph. Ath. Pol. III.10—11), возобновили союзные отношения с Фокидой (ср. Thuc. I,III,I; Diod. XI.83.3), заключили союз с Дельфийской амфиктионией (см. IG I2 26=Tod. 39=Bengtson STV II, №142), завладели Локри- дой Опунтской и получили в свое распоряжение удобную бухту на побережье Эвбейского залива (Thuc. 1.108.3; Diod. XI.83.2— 3; Polyaen., 1.35.2). В это же время после длительной осады капитулировала Эгина (Thuc. 1.108.4) и по требованию афинян должна была срыть свои укрепления, выдать корабли и платить установленный форос в сумме 30 талантов (см. IG I2 18= = Bengtson STV II. № 141). Таким образом, в 457 г. Афины фактически организовали в центральной Греции то, что в современной литературе принято называть сухопутной империей. Правда, ни одно из подчиненных государств в центральной Греции, за исключением Эгины, не платило форос в казну Афинского морского союза. По-видимому, главной обязанностью этих афинских союзников было поставлять сухопутные войска. Для закрепления достигнутых успехов в 456 г. афинский полководец Толмид совершил плавание вдоль Пелопоннеса (см. Thuc. 1.108.5; Diod. XI.84; Polyaen. III.3; Arschin. 11,75; Plut. Per. 19.2; Pausam. 1.27.5; Aristod. 15.1). Во время этого плавания афиняне предприняли нападение на Мефону, портовый город в юго-западной части Мессении, однако были отбиты пришедшими на помощь лакедемонянами. Очевидно, спартанские войска оставались еще в Мессении после недавнего подавления восстания илотов. Затем афиняне, войдя в Лаконский залив, сожгли корабельную верфь в районе города Гитий и опустошили его хору. После этого они подчинили Закинф и все города в Кефалении. Об этом походе говорит только Диодор (XI.84.6—7). Фукидид сообщает лишь о захвате афинянами коринфской колонии Халкиды, расположенной на южном побережье Этолии, и разгроме сикионян. Тем не менее нет оснований не принимать во внимание сообщение Диодора. В результате этой экспедиции союзником афинян стала и Ахайя (см. Thuc. 1.111.3; 115.1; IV.21.3; Plut. Per. 19.3). Наконец, Толмид захватил также Навпакт и поселил в нем тех мессенцев, которым лакедемоняне разрешили удалиться из Пелопоннеса (см. Diod. XI.84.7, ср. Thuc. 1.103.3). В результате этого похода весь Коринфский залив и прилегающие к нему территории оказались под властью Афин. Итак, необходимо отметить, что Афины в рассматриваемый период добились важных внешнеполитических успехов, и 456 год явился апогеем афинского могущества во время Пентекон- таэтии. В это время отчетливо проявился империалистический курс афинской внешней политики. Ярким доказательством афинских притязаний на господство в Элладе были походы Ми- ронида и Толмида. Спарта также не скрывала своих агрессивных целей и стремилась сохранить и упрочить свое господство в центральной Греции. Однако в отличие от Афин ее политика характеризовалась большим консерватизмом. Кроме того, в рассматриваемый период Спарта столкнулась в самом Пелопоннесе с целым рядом трудностей, надолго отвлекших ее от решения задач общегреческой политики. Фактором, сдерживающим внешнеполитическую активность лакедемонян за пределами Пелопоннеса, была опасность возобновления войны с Аргосом.