<<
>>

Глава 7е К.              Рёбак ТОРГОВЛЯ

  Ко времени Персидских войн, когда великие морские битвы, состоявшиеся при Ладе в 494-м, при С ал амине в 480-м и при Микале в 479 г. до н. э., перевели вопрос о морском могуществе в сферу политических расчетов греков и персов, греки уже обладали опытом морской торговли с дальними странами[1109].
Эгейский регион превратился в важный торговый центр. Сельские поселения 8-го столетия развились в города-государства, которые по характеру оставались в значительной степени аграрными, но в том, что касалось их материального богатства и дальнейшего роста, всё в большей степени начинали зависеть от покупаемых на рынке товаров. К началу V в. до н. э. некоторые города уже имели значительное население: в Афинах, возможно, проживало свыше 100 тыс. свободных мужчин, женщин и детей, а в ионийских городах — вместе взятых — более 250 тыс.[1110]. В городах имелся богатый, хотя и небольшой по численности, высший класс, традиционно охочий до роскоши, а также увеличивался средний класс, способный приобретать кое-что, помимо предметов первой необходимости. Некоторые города производили ремесленные изделия, оливковое масло и вино не только для местного потребления, но и на экспорт, а также редкие в Эгеиде медь, олово (составные элементы бронзы) и железо — то есть металлы, необходимые для изготовления орудий труда и оружия. Серебро, добываемое в Афинах и во Фракии и встречавшееся в виде небольших месторождений на некоторых островах Эгейского моря, пользовалось всеобщим спросом в связи с недавно возникшей эгейской практикой чеканки монет, а электр, имевшийся в Лидии, использовался в ювелирном деле и для выпуска монет греческими городами на западе Малой Азии. Кроме того, серебро было необходимо для оплаты зерна, покупаемого в Египте, а также драгоценностей и экзотических растений, ввозившихся из Леванта. Тонкие нити коммерции, обнаруживаемые в 8-м столетии в

виде рискованных экспедиций, отправлявшихся из Эгеиды на запад Италии (о.

Искья) ради металлов и в Левант (Аль-Мина) ради восточных предметов роскоши, сплелись теперь в сложную сеть. Профессиональные торговцы сновали со своими товарами по привычным оживленным маршрутам от северо-восточной Испании до Египта и проникали в Адриатическое и Черное моря. В городах рынки обеспечивали необходимые условия для оптовой и розничной торговли. Гончарные и металлургические предприятия обслуживали местные потребности и предлагали собственную продукцию торговцам, формировавшим грузы для экспорта. Производство и торговля взаимно переплетались, дабы обслуживать местный город, распространять товары по другим эгейским городам и обеспечивать товарообмен с заморскими рынками, греческими колониями и странами за пределами Эгеиды.

Поскольку сфера интересов греков была широкой, они вынуждены были вести торговлю как в западном, так и в юго-восточном бассейнах рядом с финикийцами. На западе побережье Северной Африки от Сиртов (Большой и Малый Сирт — заливы в Ливии. — А.3) до Атлантики, побережье Испании ниже Эмпория (Ампурьяс) и западная оконечность Сицилии были окружены финикийскими торговыми постами, одни из которых изначально были созданы финикийцами из Тира и Сидона, другие же — выведены позднее из Карфагена. Этот регион и его пути, обеспечивавшие доступ к островам — через Мальту к Сицилии и далее к Сардинии или к Балеарским островам и Испании — ревностно охранялись Карфагеном. Прямой доступ к олову, меди и серебру, добывавшимся на юге Испании, был перекрыт для греков с конца VI в., хотя столетием раньше самосские и финикийские торговцы возвращались отсюда в Эгеиду с ценными грузами. По-видимому, металлы и в дальнейшем доставлялись в эти места, только теперь главную прибыль извлекали финикийские купцы. В сицилийском Селинунте греки торговали наряду с финикийцами, деля с ними богатый этрусский рынок[1111]. При этом этруски не желали, чтобы греки основывали свои поселения в их регионе. Так, около 540 г. до н. э. они объединились с карфагенянами, дабы вытеснить фокейцев из основанной последними Алалии на Корсике (см.: КИДМ Ш.З: 256).

Массалия, возникшая около 600 г. до н. э., и Эмпорий оставались главными портами на дальнем западе Средиземноморья.

В Леванте, являвшемся с эпохи бронзового века внутренней зоной финикийской торговли, греки были представлены очень незначительно. Некоторые из них жили в торговых факториях на сирийском побережье, наподобие Аль-Мины, вместе с киприотами и туземным населением. И всё же торговля сама по себе имела внушительные объемы, так как из этого региона поступали восточные товары — ткани, изделия из металла, фаянс, украшения из драгоценных металлов и слоновой кости, — которые оказали столь сильное воздействие на развитие греческих ремесел в 8—7-м столетиях. Эти товары доставлялись в Эгеиду греческими торговцами, в первую очередь жителями эгейских островов, а также финикийцами и киприотами, часто ходившими на Родос и Крит и реже в Эгеиду. Помимо предметов роскоши, главным образом производившихся в мастерских северной Сирии и Финикии, привозили медь с Кипра, а также экзотические растения, благовония и специи из Аравии. Данная группа товаров, вероятно, приобреталась финикийцами в Египте, которым цари Саисской династии предоставили место под торговую факторию на западе Дельты. После окончания ассирийского господства над Левантом вавилонские и персидские власти по-прежнему относились терпимо к греческим торговцам и считали для себя полезным иметь в своих армиях греческих наемников, хотя не позволяли эллинам основывать здесь колонии. Юго-восточное Средиземноморье оставалось по преимуществу зоной финикийской торговли.

Впрочем, в ходе колонизации греки превратили обширную часть Средиземноморья, а именно Адриатическое и Черное моря, в зону своего влияния[1112]. К тому же они добились постоянных торговых привилегий в Египте и Этрурии. Греческие колонии, прежде всего на нескольких первых этапах становления, были рынком сбыта для эгейской ремесленной продукции, керамики и изделий из металла, для оливкового масла, использовавшегося как в кулинарии, так и в косметике, а также для вина.

По мере роста собственного населения колонии развивали местные ремесла и сельское хозяйство и меньше импортировали продуктов подобного рода, но становились всё более привлекательными рынками для изделий тонкой работы и предметов роскоши из Эгеиды и для товаров, доставлявшихся греческими перевозчиками из Леванта и Египта. Этрурия также превращалась в такой рынок, поскольку ее поселения эволюционировали в настоящие города, а благосостояние высших классов возрастало. Впрочем, в Леванте и Египте греческие ремесленные товары не могли конкурировать с продукцией уже давно существовавших и обладавших огромным опытом местных мастерских; также ни оливковое масло, ни греческое вино не стали массовыми продуктами в пищевом рационе туземных жителей. Постоянно проживавшие здесь греки обеспечивали на эту продукцию небольшой спрос, но за местные товары, которых греки жаждали, они должны были расплачиваться в основном серебром. То, какие товары участвовали в этом обмене, определялось природой спроса, который купцы должны были обслуживать в эгейских городах, греческих колониях и чужих землях.

Вплоть до конца 7-го столетия греческая торговля оставалась относительно простой по структуре и скромной по масштабам. Торговцы, главным образом из Коринфа, Халкиды и Эретрии на Евбее, а также с наиболее крупных островов из числа Киклад, доставляли товары, в которых ощущалась потребность в новых колониях в южной Италии и на Сицилии, куда направлялся обильный миграционный поток. Для западных колоний коринфская керамика была особенно важной частью импорта[1113], но купцы

Карта 73. Греческая и финикийская

торговля в период персидских воин

привозили и некоторые предметы роскоши из Леванта, обеспечивая растущие потребности Этрурии в таких товарах. Некоторые греческие колонии также извлекали прибыль из этой торговли, выполняя роль важнейших транзитных портов на морских путях, в частности, на тех, что вели на запад, и это особенно хорошо видно на примере Керкиры, выходя из которой корабли пересекали Адриатику, дабы достичь Италии или отважиться на поход в северном направлении.

Хотя Керкира так и не стала важным центром производства экспортных товаров наподобие своей метрополии, Коринфа, в 667 г. до н. э. керкирцы смогли отстоять в морской битве свою независимость от Коринфа. Также и колонии в южной Италии и на Сицилии, такие как Регий и Занкла, контролировавшие Мессинский пролив, не только предлагали удобные гавани, но вскоре начали играть роль посредников в торговле с туземными италийцами[1114]. По всей вероятности, для эгейских греков важнейшей целью в торговле по- прежнему оставались металлы, ради чего они изначально и пришли на остров Искья. Сами колонии могли производить на экспорт пока еще не очень много.

Торговцы из городов, вовлеченных в западную торговлю, осуществляли свою деятельность и на юго-востоке Средиземноморья, однако в 7-м столетии в этом регионе не существовало никакой большой греческой колониальной зоны. Несмотря на огромное воздействие, которое испытало на себе греческое ремесленное производство со стороны доставлявшихся с востока предметов, их общее количество оставалось относительно небольшим, так как эгейский спрос на предметы роскоши был скромным и греки мало что могли предложить в обмен. Вероятно, пиратство, а не только торговля, было поводом, заставлявшим греческих мореходов пускаться в опасные предприятия на восток. Для этого маршрута остров Родос, расположенный недалеко от юго-западной оконечности Малой Азии, играл приблизительно ту же роль, какую на западном пут играла Керкира. Поселения Линд, Иалис и Камир предоставляли места для стоянки судов как на восточном, так и на западном побережье острова для греков, шедших с Эгеиды, и для киприотов и финикийцев, направлявшихся на Крит или в Эгейское море. Не исключено, что отсутствие колониального рынка на юго-востоке может помочь в объяснении относительно медленного, в сравнении с Коринфом, развития здесь производства товаров, ориентированных на экспорт. Но Родос всё же быстро откликнулся на произошедшие несколько позднее изменения, связанные с дальностью и характером торговых операций.

После 650 г. до н. э. ареал торговой деятельности был расширен до Испании на крайнем западе, и к 600 г. до н. э. Массалия и Эмпорий предоставляли порты захода для греков, совершавших судоходство на север вдоль итальянского побережья, которые не хотели заходить к финикийцам на Сардинии и Балеарских островах. Кроме того, обе эти колонии предоставляли возможность связываться с туземными племенами на северо-востоке Испании и в долине Роны на территории современной Фран

ции[1115]. Торговые стоящей были основаны также в Египте и на Черном море. В течение VI в. до н. э. импорт соленой рыбы с Черного моря, а также зерна с северных берегов[1116] и из Египта увеличивал запасы продовольствия эгейских городов. Египетские предметы роскоши теперь могли доставляться напрямую, и, кроме того, в Эгеиде появились новые виды товаров, такие как льняное полотно и папирус. Торговля металлами была расширена за счет железа из региона Синопы на Черном море и за счет новых источников драгоценных металлов: серебра из Фракии и Лаврио- на (Аттика) и электра из Лидии. В результате ко времени Персидских войн структура торговли усложнилась, а перечень товаров расширился; он включал теперь новые позиции: от предметов роскоши и металлов до крупных партий зерна, оливкового масла и вина. Возможно, в определенных количествах перевозилась также древесина, ибо маловероятно, чтобы местные ресурсы могли обеспечить в больших объемах ель и сосну, необходимые для строительства кораблей и монументальных зданий. Если делать выводы на основании размера флотов, задействованных в персидских войнах, грузооборот корабельного леса был значительным. Для своего собственного кораблестроения Коринф, вероятно, приобретал лес на северо-западе Греции и, быть может, в Македонии, при этом обеспечивая древесиной другие эгейские государства, такие как Эгина и Афины. Осуществление торговых операций с их возросшими объемами было облегчено в конце 6-го столетия благодаря использованию драгоценных металлов[1117], в особенности серебра, в международном обмене. Впрочем, первоначально недавно появившиеся монеты не использовались в качестве настоящих денег в таких транзакциях, однако крупные монеты являлись формой слитков, которые проверялись и взвешивались при совершении сделок. Кроме того, если судить по выпускам разменной монеты в Афинах, Коринфе и Ионийском регионе, монетарный обмен быстро вытеснял в местной торговле обмен натуральный.

В этой торговой экспансии деятельность восточных греков была весьма заметной10. Вместе с родосцами к коринфянам и островитянам присоединились купцы с больших островов Самоса и Хиоса, а также из прибрежных городов Фокеи и Милета, выгодно располагаясь в конечных пунктах трансэгейских морских маршрутов, одновременно служивших перевалочными пунктами на пути с Родоса в Геллеспонт. Именно самосский купец, некий Колей (см. ниже), около 640 г. до н. э. открыл путь для

ввоза металлов из Испании, а новые торговые регионы в Египте и Черном море были развиты главным образом ионийцами, изначально действовавшими здесь исходя из коммерческих мотивов. В Египте грекам было позволено селиться в Навкратисе только для целей торговли; черноморские колонии Геродот характеризует как эмпории, то есть как фактории (IY.17.1, 20.1, 24, 108).

Населяя побережье Малой Азии, ионийцы обладали таким преимуществом, которого были лишены остальные греки. Лидия, с которой наработались тесные экономические взаимоотношения, представляла собой страну в глубине материка, для которой ионийцы выступали в роли посредников. Хотя лидийские цари и стремились расширить политический контроль над ионийцами — сначала путем набегов на их территорию, затем с помощью союза, — они не пытались создать морскую державу, базируясь на ионийских портах. Острова Самос и Хиос фактически оставались независимыми, а Милет, чувствовавший себя уверенно благодаря полуостровному положению, оказался способен отбить лидийские нападения. Фокея, находившаяся рядом с устьем реки Герм, располагалась в месте, очень удобном для сообщения с Сардами. В лице Лидии ионийцы нашли потребителя их ремесленных изделий и нанимателя их рабочей силы. Они покупали лидийскую продукцию для собственного использования и для перепродажи. Самым важным в этом смысле был лидийский электр, использовавшийся в ювелирном деле и для монет, чеканившихся как в ионийских государствах, так и в самой Лидии (см. выше, гл. 7d). Хотя старая точка зрения на ионийские города как на конечные пункты длинных путей, шедших с Анатолийского плато и территорий, расположенных еще дальше на востоке, теперь уже не поддерживается, Иония и Лидия были взаимно связаны сетью дорог, по которым двигались вьючные животные и повозки, перевозившие товары на побережье для дальнейшей доставки по морю.

Разрастание этой торговой сети, происходившее в течение нескольких веков до персидских войн, не могло быть серьезно замедлено военными действиями или иностранной оккупацией. Стычки с финикийцами в зонах торговых интересов обоих народов носили по своей природе, видимо, пиратский характер. Что касается персов, то они не применяли экономических санкций в ходе военных действий и не вмешивались открыто в торговые отношения в тех странах, которые оккупировали. После 540 г. до н. э., когда ионийцы подчинились Персии, и после 512 г. до н. э., когда Фракия стала персидской провинцией, персидское господство, похоже, приносило ионийцам как выгоду, так и вред. Персидский наместник во Фракии, вероятно, «отсасывал» в порядочных объемах серебро, в котором нуждались ионийцы для своей торговли с Египтом[1118], переправляя его в царскую сокровищницу, так что фокейцы и самосцы, похоже, должны были переориентировать свое коммерческое внимание еще далее на запад. Но для ионийцев в целом опека персидских сатрапов прос-

то заменила такую же опеку лидийских царей, а строительство великих персидских дворцов давало применение их рабочей силе (см. ниже, с. 574, а также: Том иллюстраций: ил. 234). Персидский контроль над водным путем, связывающим Черное море с Эгейским, не остановил поставку зерна (Геродот. YII.147), и вряд ли военные кампании Ксеркса привели к чему-то большему, чем к временному ослаблению греческих торговых связей с Левантом и Египтом. В самом деле, во времена персидского правления греки могли передвигаться по Египту более свободно, нежели при царях Саисской династии. Греки продолжали использовать Навкратис (ср.: КИДМШ.З: 161 сл.), а афинское серебро поступало в Египет и в Левант во всё возраставших объемах. Ионийское производство и торговля могли понести частичный ущерб из-за войн, но совершенно очевидно, что такого ущерба не понесли Афины.

Междоусобные греческие войны, происходившие в эгейской зоне, главным образом на суше и весьма скоротечно, мало влияли на морскую торговлю, но вот греческое пиратство чинило серьезные препятствия. Практика эта носила эндемический характер — она была характерна для тех мест, по которым пролегали торговые маршруты, и была ограничена только теми торговыми городами, которые сами не заботились о безопасности своих вод. Искоренение пиратства Фукидид (1.7—8, 13) связывает с усилением морских держав, в особенности с ростом коринфской мощи и с подъемом коммерции. Хотя Коринф и Поликрат Самосский очищали от пиратов свои воды и делали свои гавани безопасными, за пределами досягаемости их военных кораблей торговля оставалась рискованным занятием для тех, кто перевозил грузы на медленных купеческих судах. Знакомое с морским делом население портовых городков, расположенных вдоль морских путей, в особенности в северо-западной Греции и на небольших эгейских островах, могло заниматься перехватом одиночных торговых судов. И всё же существовал общий интерес в том, чтобы обеспечить свободу навигации и безопасность торговли. Вскоре после персидских войн Афины и Делосский союз отложили свою месть Персии, чтобы напасть на Карист на Евбее и на Скирос, по-видимому с целью истребления пиратских гнезд. Даже пираты могли блюсти между собой личную неприкосновенность и не трогать имущество друг друга (рассматривая при этом чужеземные корабли как законную добычу), на что указывает договор между городами Эантией и Халеем в западной Локриде, заключенный около 450 г. до н. э.[1119].

Торговую активность городов мы можем проследить до определенной степени, изучая их производство и ареал распространения их керамической продукции. Например, некоторые амфоры, выполнявшие роль сосудов для масла или вина, отличающиеся по индивидуальным формам и технике изготовления или по метке происхождения, характеризуют Хиос в качестве раннего грузоотправителя вина, а Афины — в качестве производителя оливкового масла. Направление коринфской торговли мож-

но проследить по дистрибуции вездесущих коринфских арибаллов — небольших кувшинчиков для ароматических масел. Из замещения коринфской керамики керамикой афинской мы можем прийти к выводу также о том, что во второй четверти 6-го столетия Афины захватили рынок экспорта утонченной посуды, что объясняется превосходным качеством их гончарной продукции. Мозаичная картина торговой деятельности, возникающая из этих данных, впрочем, может ввести нас в заблуждение, ибо образцы керамики сами по себе дают информацию скорее о ее производстве, нежели о ее транспортировке. Например, на основании клейм отдельных торговцев мы знаем, что большое количество керамики, экспортировавшейся из Афин на исходе 6-го столетия, перевозилось ионийцами и этнцами (см. ниже). Также не совсем правильно говорить о торговой активности городов-государств, поскольку структура торговых связей была сформирована отнюдь не политическим курсом правительств этих городов-государств, а производителями и торговцами. Большинство греческих городов из-за своего материкового положения или из-за отсутствия у них особых ресурсов для экспорта были рыночными центрами локального значения. Другие, выгодно расположенные на морских маршрутах, наподобие Халкиды и Эгины, могли вовлекаться во фрахтовое дело, занимаясь транспортировкой по морю чужих товаров. В случае с Эгиной она, по всей видимости, была поставлена на широкую ногу. Однако лидерами греческой торговли являлись те города, которые сочетали преимущества своего удачного расположения с обладанием ресурсами, позволявшими производить товары в объемах, превышавших их собственные нужды, что обеспечивало экспорт этих товаров. В VI в. до н. э. такими городами были Коринф, Хиос, Самос, Милет и Родос. В этот период Афины также становятся важным производственным центром, в особенности в отношении утонченной керамики и оливкового масла, однако транспортировка их товаров, очевидно, оставалась в руках других греков. Примеры Коринфа как торгового центра в Эгеиде и Навкратиса как фактории в чужой стране, часто посещавшихся торговцами многих городов, проиллюстрируют нам природу греческой торговли.

Около двухсот лет, начиная с середины VTH в. до н. э., Коринф, расположенный почти буквально на перекрестке сухопутных и морских дорог всей Греции, был ведущим греческим торговым городом и центром, всегда полным иноземных купцов. Торговля шла как с западом через Коринфский залив, так и с востоком через Эгейское море, в сторону Леванта. Каждый из этих путей имел в Коринфе свои исходные пункты: для запада — гавань в Лехее, для Эгеиды и востока — гавань в Кенхреях, расположенную в Сароническом заливе. Около 600 г. до н. э. для перетаскивания кораблей через Истм был сооружен волок — диолк (см.: КИДМ Ш.З: 416— 417, рис. 52)13. Коринфское производство и торговля развивались в одном темпе, влияя друг на друга14. Крупные залежи глины поблизости от города обеспечивали материал для терракотовой индустрии, которая по-

ставляла значительную долю керамики, использовавшейся в западных колониях в 8—7-м столетиях, а также обеспечивала архитектурной облицовкой обширный местный регион. Владельцы ремесленных мастерских умело адаптировали свою продукцию к потребностям рынка. Помимо обычной домашней посуды (небольших чаш, кувшинов, тарелок и т. п.), здесь изготавливались особые бутылочки и флаконы — арибаллы и алаба- стры — для хранения ароматических масел, а также специальные ларчики и фляжки для мазей — пиксиды и котоны. Вполне вероятно, что их содержимое также производилось в Коринфе. Когда спрос ослабевал, гончары изобретали новые формы и модифицировали старые, а также — чтобы удовлетворить специфическим местным потребностям — производили особые сосуды для захоронений и терракотовые статуэтки для вотивных посвящений. Эта отрасль экономики отличалась энергичным характером, ее представители обладали богатым художественным воображением, а ее продукция, если судить по индивидуальным торговым меткам, выполненным с использованием букв коринфского алфавита, перевозилась коринфскими купцами. С западного рынка, по всей видимости, доставлялись металлы, чтобы снабжать сырьем коринфских бронзолитей- щиков, чьи изделия славились в древности. Кроме того, Коринф получал, вероятно, лес для своего кораблестроения с северо-запада Греции и — по крайней мере, в 6-м столетии — также зерно с Сицилии и из Египта. Хотя после 575 г. до н. э. рынок утонченной керамики был в значительной степени уступлен Афинам, производство и экспорт Коринфом других своих предметов массового спроса поддерживали его в качестве важного торгового города вплоть до Пелопоннесской войны.

Регулярная греческая торговля с Египтом началась сравнительно поздно — в последней четверти 7-го столетия, и к тому же лишь с позволения саисских правителей. В то время грекам разрешалось использовать квартал египетского поселения Навкратис в западной Дельте для торговой деятельности и постоянного проживания[1120]. Здесь можно было встретить не только купцов, главным образом восточных греков, прибывавших сюда за зерном при открытии сезона хлебной торговли и за другими египетскими продуктами массового спроса, но также и ремесленников, и греческих женщин, которые приезжали либо для занятий проституцией, либо в качестве жен, сопровождавших мужей, ибо смешанные браки были запрещены. Некоторые из прибывших сюда в ранние времена торговцев и первопоселенцев основали святилища в честь своих отеческих богов, и благодаря керамике, посвящавшейся греками в эти храмы, а также описанию Навкратиса у Геродота (П. 178—179), мы можем узнать кое-что о сообществе, которое здесь постепенно сформировалось. Его первоначальная организация была заложена в правление Амасиса, когда помимо более ранних храмов, посвященных отдельным богам, было основано крупное святилище для совместного использования — Эллений. Хотя вопрос о природе политических соглашений остается противоречивым, очевидно, что грекам было позволено пользоваться значительной степенью местной автономии, так что здесь возникло что-то наподобие греческого полиса. Вероятно, представительство различных греков, участвовавших в жизни этого сообщества, реализовывалось через членство в Эллении, поскольку Геродот утверждает, что для заведования делами этого святилища входившие в него выбирали простатов (дословно «предстателей», «защитников». — А.3). Сообщество, возможно, имело двойственный характер, будучи составленным из греков, постоянно проживавших в Навкратисе, и тех, кто наведывался сюда по делам торговли[1121]. В любом случае, если не считать лагеря военных наемников в Телль-Дефенне, греки, похоже, концентрировались в Египте именно в Навкратисе. Возможно, керамики, обнаруженной в Мемфисе, и достаточно для того, чтобы служить признаком наличия какой-то небольшой постоянно обитавшей здесь группы греков, но из других мест в Египте происходят лишь разрозненные черепки от греческих сосудов. Далее, египетские товары приобретались у египтян, которые доставляли их в Навкратис, где они могли храниться до тех пор, пока не будут подготовлены партии товаров для погрузки на греческие корабли. По всей видимости, представители эллинских торговцев составляли часть местного населения, так что в их лице, как и в лице постоянно проживавших там греческих ремесленников, купцы могли находить какой-то небольшой спрос на гончарную продукцию, оливковое масло и вино. Греки могли расплачиваться собственными ремесленными товарами, изготовленными в подражание местной египетской продукции, но клады из монет и кусков серебра, обнаруженные в других местах в Дельте, наглядно свидетельствуют о том, что за египетское зерно, льняные ткани и папирус греки должны были расплачиваться серебром[1122]. Это сосредоточение греческой жизни в их собственном квартале Навкратиса, где различия в происхождении торговцев и постоянных поселенцев не имели значения, обеспечило устойчивое и длительное сохранение греческого анклава, так как еще и в птолемеевский период Навкратис рассматривался как эллинский город.

Также и в Этрурии деятельность греческих торговцев, по всей видимости, регулировалась до некоторой степени в той же манере, что и в Навкратисе, хотя здесь их присутствие носило более эфемерный характер, и мы не знаем о каких-то особых для них ограничениях. Раскопки в Грависках, являвшихся гаванью Тарквиний, привели к обнаружению в одном из кварталов этого портового поселения святилища Геры[1123]. Если судить по посвятительным надписям на керамике, сделанным ионийским алфавитом, большинство торговцев были самосцами, однако имеется также каменный якорь, посвященный неким Состратом Аполлону Эганскому. Предположительно этот Сострат был именно тем знаменитым купцом, о котором упоминает Геродот (IV. 152; см. рис. 39). В любом случае, посвящение указывает на то, что святилище использовалось совместно торговцами из разных греческих городов, доставлявших грузы в Этрурию.

В то время как большинство греческих торговцев остаются анонимными либо известны нам только по именам или их начальным нацарапанным на керамике буквам, некоторые оказываются довольно известными людьми, имена которых зафиксированы в предании. Геродот рассказывает историю Колея (IV. 152), самосского купца, открывшего около 640 г. до н. э. путь для торговли металлом с дальним западом. Совершая опасное плавание в Египет, Колей оказался на Платее — острове в открытом море недалеко от Кирены в Ливии, где встретил группу переселенцев с острова Феры, пытавшихся основать колонию. Отплыв с Платеи, Колей попал в сильный шторм, который протащил его корабль через Средиземное море и через Гибралтарский пролив в Атлантику, вынеся к Тартессу в юго-западной Испании. В Тартессе, ранее не посещавшемся купцами, Колей загрузил корабль металлом, благополучно вернулся на свой родной Самос и десятую часть от полученной таким образом прибыли посвятил в благодарность своей местной богине Гере, в форме огромного бронзового кратера (кратер — сосуд для смешивания вина с водой. —А.З). Хотя ужасная буря могла быть выдумана именно для того, чтобы не разглашать конкурентам детали Колеева маршрута, потенциальные доходы от нового источника металла на дальнем западе были достаточно очевидны, чтобы соблазнить других греков на поиски. Фокейцы повторили путешествие Колея, получив от этого свою выгоду — Фокея смогла построить новую городскую стену. Геродот уделяет внимание и другому знаменитому купцу — Сострату Эгинскому (TV. 152), деятельность которого приходится на более прозаический период конца 6-го столетия. Как упоминалось выше, Сострат посвятил каменный якорь (рис. 39; см.: КИДМ Ш.З: 520— 521) в греческое святилище в Грависках то ли в знак своего отхода от морских походов, то ли в благодарность Аполлону Эгинскому за благополучное возвращение из какого-то опасного путешествия, о котором мы ничего не знаем. Очевидно, что Сострат мог себе это позволить, поскольку Геродот говорит о нем как о человеке, с которым по богатству не мог состязаться никто из купцов. Одним из источников его состояния была доставка партий афинской керамики в Италию. Начальные буквы его имени (см. ниже) встречаются чаще других среди индивидуальных торговых клейм на афинской керамике, найденной в Италии и датируемой временем от последней четверти 6-го столетия.

Колей и Сострат представляли собой тип купца, заложившего основы дальней торговли, радиус действия которой охватывал всё Средиземноморье. Они были людьми достаточно богатыми, чтобы позволить себе иметь собственные корабли, отважными и весьма опытными, чтобы отправляться в долгий путь по морю, и хорошо осведомленными об интересовавших их рынках сбыта и источниках продуктов потребления; короче говоря, это были профессионалы, сочетавшие качества собственника, капитана морского судна и купца. Впрочем, ко времени Со страта гре-


Рис. 39. Каменный якорь, посвященный Состратом с Эганы в святи-

лище в Грависках. (Публ. по: D 302: 56, рис. 7; см. примеч. 18.)

ческая торговля, похоже, вошла в свою более изощренную стадию, когда появились инвесторы, финансировавшие такие путешествия с помощью займов. Именно в таком ключе интерпретируется серия надписей, которые нацарапаны на свинцовых табличках, найденных на Керкире и датируемых временем около 500 г. до н. э.[1124] [1125]. Эти таблички содержат правильно составленные формулы, которые отражают установившуюся практику, а именно займы больших сумм, свыше 100 драхм, выданные различными кредиторами. В одном случае указаны имена несовершеннолетних лиц, чье наследственное имущество, по-видимому, было вложено за них в дело их опекуном. Такое использование денег в конце 6-го столетия способствовало торговле путем субсидирования коммерческих предприятий и давало возможность нажиться обычным людям.

Изучение большого количества афинской керамики, экспортировавшейся в Италию в конце VI — начале V в. до н. э., дает представление о том, как формировались партии грузов, во всяком случае состоявшие из этого вида товаров. Подобно коринфским гончарам (см. с. 546 сл.), афиняне ориентировались в своем производстве как на местные продажи, так и на экспорт^0. Для отдельных видов продуктов они изготавливали сосуды особых форм, например, лекифы для высокосортного оливкового масла и целый набор емкостей специально для использования на симпосиях. Такие столовые сервизы, как, например, вазы с надписью, в которой указывается чье-либо имя с определением xa\oq [«красивый», «прелестный»], могли изготавливаться по индивидуальному заказу для продажи потребителям в самих Афинах. Однако интересно, что многие вазы этого типа были найдены в Италии. По-видимому, первый покупатель вернул их в мастерскую в Афинах, где они были взяты в качестве подержан

ного товара торговцем, собиравшим груз для Италии. С другой стороны, итальянские вкусы, кажется, воздействовали напрямую на афинскую гончарную продукцию. Торговцы должны были рассказывать мастерам, что в Италии спросом пользуются амфоры определенных форм, а именно так называемые тирренские амфоры и причудливые эксперименты мастера Никосфена (рис. 40; см.: КИДМ Ш.З: 553). Подобным же образом увеличение в начале 5-го столетия количества утонченных, крупных, краснофигурных ваз объясняется их популярностью в Этрурии. Но хорошая керамика изготавливалась также и для простого афинского труженика. Хотя в научной литературе идет спор по поводу интерпретации некоторых цен на вазы, засвидетельствованных для времени до 475 г. до н. э.21, небольшие расписные сосуды хорошего качества были доступны рядовому труженику, и горшечная продукция для повседневного использования в домашнем хозяйстве была дешевой.

Личные клейма купцов, представлявшие собой несколько первых букв имени, нацарапанные или написанные краской на ножке вазы, являются ключом к идентификации торговцев[1126]. Известно несколько тысяч экземпляров — почти все обнаружены на вазах, найденных в Италии, и относятся ко времени после 550 г. до н. э., при этом могут быть выделены боль

шие группы горшков, которые идентифицируются как помеченные клеймом, принадлежащим одному торговцу. Клейма на вазах из Коринфа сделаны коринфским алфавитом, указывая тем самым, что керамика этого города перевозилась коринфскими же торговцами. Помимо начальных букв имени Сосграта Эгинского, на афинских вазах имеется много клейм с буквами ионийских форм. Очевидно, кроме афинских торговцев, транспортировкой афинских ваз занимались ионийцы, что можно предполагать уже на основе ионийских посвящений в святилище в Грависках. По-видимому, торговцы совершали обход гончарных лавок в Афинах, покупая некоторое количество подержанных образцов хорошего качества, некоторое количество новых ваз, способных, по их мнению, быстро продаться, и приобретали некоторое количество особых наборов посуды, заказанных специально под вкус этрусских покупателей. Если судить по местам находок утонченной краснофигурной керамики, афинские гончары работали в большей степени на экспорт, чем на местный рынок.

Хотя разнообразие товаров, участвовавших в торговом обмене, было впечатляюще большим и практиковалась специализация в производстве экспортной продукции, мы не должны преувеличивать общий объем торгового оборота. У нас нет никакой статистической базы для вынесения оценок в данном вопросе, и, как уже было сказано, численность населения и размеры благосостояния являлись большими только по отношению к численности и размерам в ранний архаический период. Объем торговли ограничивался также и некоторыми очевидными природными факторами. Навигация носила сезонный характер, продолжаясь с апреля по октябрь, и даже в хорошую летнюю погоду, когда ясное небо облегчало использование береговых ориентиров, встречные ветра могли вдвое уменьшить скорость оснащенных четырехугольным парусом купеческих кораблей[1127]. Техническое нововведение в конце б-го столетия квадратного носового паруса повысило маневренность торговых судов, но они по- прежнему оставались бочкообразными, небольшими (водоизмещением в 70—80 тонн) и медленными. Поскольку искусство навигации находилось еще в стадии становления, корабли предпочитали не выходить в открытое море и стремились не терять землю из видимости, чтобы использовать бросающиеся в глаза береговые ориентиры и прибрежные ветра, являющиеся характерной чертой средиземноморского бассейна. Полагаясь на паруса, эти суда при штиле или при легком ветре становились легкой добычей весельных боевых кораблей, и небольшие экипажи купеческих судов (возможно, состоявшие всего из трех или четырех матросов) имели мало или вообще не имели никаких шансов отбить атаку (см.: КИДМ Ш.З: 554, рис. 61).

Поскольку долгое время тип торговых кораблей не претерпевал существенных изменений, мы, вероятно, можем использовать более позднюю информацию о продолжительности путешествий для этого раннего периода. При благоприятной погоде обычной была скорость в 4 или б узлов[1128]. Таким образом, рейс из Родоса в Боспор Киммерийский на Черном море занимал 91Л суток, из Родоса в Византий — 5 суток, с Крита в Египет — 3 или 4 суток, из Коринфа в Путеолы на западном побережье Италии — 91А суток. Ионийский торговец из Фокеи или с Самоса, плавая в Левант и Египет за каким-то грузом, возвращаясь через Эгейское море и отправляясь далее в долгий рейс в Массалию или Эмпорий, с остановками в пути для розничной торговли и для обмена товаров, мог, вероятно, сделать за сезон лишь одну такую круговую экспедицию. Регулярно плавая между Коринфом или Афинами и Италией, коринфянин или эгинец мог, конечно, сделать в течение года несколько поездок.

Ко времени персидских войн греческая торговля перестала быть тонким ручейком, по которому доставлялись предметы роскоши и редкие металлы; она превратилась в фактор материального благополучия городов-государств. Как таковая она, несомненно, стала предметом заботы их правительств. Наиболее очевидными были возможности, предоставлявшиеся торговлей для государственных доходов. Известно, что при Кипсе- лидах Коринф взимал пошлины за провоз грузов, и мы уверенно можем предполагать, что город не предоставлял возможности свободной транспортировки по диоклу, построенному около 600 г. до н. э. (см.: КИДМ Ш.З: 416, рис. 52). В 540 г. до н. э., когда в результате персидской оккупации Ионии фокейцы вынуждены были искать место для своей новой родины, хиосцы не позволили им обосноваться на Энусских островах, расположенных в узком проливе между Хиосом и Азиатским побережьем (Геродот. 1.165). Хиосцы не желали, чтобы пошлины, взимавшиеся ими за перевозку грузов по этому каналу, перешли к фокейскому эмпорию. Хотя нелегко расширить фискальные отношения данного типа до уровня продуманной коммерческой политики в ходе колонизации, всё же Коринф демонстрировал некую стратегическую цель в этом вопросе, основывая свои колонии вдоль западного торгового пути и поддерживая с ними взаимоотношения политического характера[1129]. Ионийская колонизация на берегах Черного моря и в Египте также, по всей видимости, была осознанно мотивирована скорее коммерческими целями, нежели простым желанием выводить избыточное население. Свобода мореплавания и торговли, которая к концу Персидских войн уже имела значение для всех греков, за время следующего поколения превратилась в проблему, разделившую две великие силы Греции — Афинскую морскую державу и Пелопоннесский союз.

<< | >>
Источник: Под ред. ДЖ. БОРДМЭНА, Н.-ДЖ.-Л. ХЭММОНДА, Д-М. ЛЬЮИСА,М. ОСТВАЛЬДА. КЕМБРИДЖСКАЯИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА ТОМ IV ПЕРСИЯ, ГРЕЦИЯ И ЗАПАДНОЕ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕОК. 525-479 ГГ. ДО И. Э.. 2011

Еще по теме Глава 7е К.              Рёбак ТОРГОВЛЯ:

  1. Глава 17. Крушение колониальной системы. Развивающиеся страны и их роль в международном развитии
  2. ГЛАВА I ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙ ОБЗОР
  3. ГЛАВА / О ВОЗНИКНОВЕНИИ РУССКОГО ФЕОДАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА
  4. Глава 4 Общества и экономические системы
  5. Глава 6 Саморегулирующийся рынок и фиктивные товары: труд, земля и деньги
  6. К главе 5
  7. К главе 7
  8. ГЛАВА ПЕРВАЯ СТАРАЯ ПРОМЫШЛЕННОСТЬ И ЕЕ ЭВОЛЮЦИЯ
  9. ГЛАВА ПЕРВАЯ КРУПНАЯ ПРОМЫШЛЕННОСТЬ И НАРОДОНАСЕЛЕНИЕ
  10. ГЛАВА И. Торговля и империализм.
  11. Другие сферы научно-технического сотрудничества.
  12. ГЛАВА 22.РЕКЛАМА В РОЗНИЧНОЙ ТОРГОВЛЕ И БИЗНЕС-РЕКЛАМА
  13. Глава II ЭКОЛОГИЯ
  14. ПЯТАЯ РЕСПУБЛИКА В 1970—1973 ГОДАХ
  15. Глава 1 стрнтегия торговли
  16. Глава 13. Торговля и окружающая среда
  17. Глава 5. ИНФОРМАЦИОННЫЕ ТЕХНОЛОГИИ НА ПРЕДПРИЯТИЯХ РОЗНИЧНОЙ ТОРГОВЛИ
  18. Глава XIII СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО, ПРОМЫШЛЕННОСТЬ И ТОРГОВЛЯ ПРИ «СТАРОМ ПОРЯДКЕ»
  19. Глава 7е К.              Рёбак ТОРГОВЛЯ
  20. Глава 12 ТОРГОВЛЯ И ИССЛЕДОВАНИЯ