Т. В. Топорова ОБ ОБРАЗЕ «ЖЕНЩИНЫ ВОД» В ГЕРМАНСКОЙ МИФОЛОГИ

Ц

ель настоящей статьи заключается в том, чтобы эксплицировать «женскую тему» германской мифологии. Такой ракурс исследования никак нельзя считать данью моде; скорее его нужно рассматривать как вполне закономерное явление, органически вытекающее и из совокупности свидетельств самой древнегерманской мифопоэтической традиции, и из информации, исходящей от негерманских источников72.

пантеон возглавляет верховный бог Один; богов мужского пола неизмеримо больше, чем женского (ср. Одина, Тюра, Тора, Улля, Ньёрда, Фрейра, Бальдра, Хеймдалля, Локи и эпизодически возникающих Лодура, Хёнира, Браги, Видара, Вали, Вили, Ве, Форсети, Фьёрпона, Ода на фоне Фригг, Фрейи и гораздо реже фигурирующих в древнеисландских текстах Сипон, Идунн, Фьёрпон, Скади73); —

специалисты располагают более подробными сведениями о семантической структуре именно богов, а не богинь.

На приводимую выше картину, наблюдаемую в синхронии, можно взглянуть и с точки зрения диахронии, и тогда нельзя не заметить ряд интересных деталей: —

репрезентированы примеры образования имен богов от имен богинь (ср. др.-исл. Fjgrgynn < Р]дг%уп), т. е. имена богинь первичны; —

обе богини, общегерманский характер которых не подвергается сомнению,— древнеисландские Фригг и Фрейя обнаруживают отчетливо выраженный «ванический»74 субстрат, несмотря на то, что первая в скандинавской мифологической системе относится к асам75, а вторая — к ванам; —

Фрейя интерпретируется как «типично хтоническое божество амбивалентной природы, столь часто встречаемой у божеств подобного рода, поскольку в годовом цикле вегетации так настойчиво проявляется мистерия жизни и смерти» [Vries 1970, II, 311].

Все эти наблюдения дают основания для того, чтобы осуществить ревизию германского пантеона, выдвинуть гипотезу о большей архаичности богинь по сравнению с богами и реконструировать процессы, которые привели к состоянию, зафиксированному в «классической» скандинавской мифологии.

Чтобы решить эту задачу, необходимо собрать информацию о древнейших образах богинь, представленных в различных древнегерманских мифопоэтических традициях. На наш взгляд к наиболее архаичной страте германского пантеона принадлежат не антропоморфные боги, а деифици- рованные «первоначала», элементы, послужившие субстанцией для создания космоса. Правомерность такой реконструкции верифицируют факты, засвидетельствованные в ряде памятников, отражающих мифопоэтическую модель мира. Достаточно сослаться на древнеанглийское «Заклинание неплодородной земли», в котором исполнитель заклинания неоднократно обращается с просьбой об урожае к «Эрке76, матери земли» (строка 51), «земле, матери людей» (строка 69). Другой пример подобного рода — встречающаяся в космогонических текстах обожествленная пара ‘земля & верхнее небо’ (ср. др.-исл. igrd, upphiminn (Vsp. 3), д.-в.-н. его, uphimil (Wess. 2)), к которой адепт может обращаться с молитвой77.

На наш взгляд к числу обожествленных стихий в германской мифопоэтической модели мира следует отнести и воду. Мы надеемся, что нам удастся обосновать эту гипотезу, обратившись к детальному анализу всей совокупности древнегерманских фактов, имеющих непосредственное отношение к данной теме, а также продемонстрировать дальнейшие трансформации этого образа преимущественно в древнеанглийском эпическом памятнике «Беовульф», располагающем уникальной информацией для исследования.

Как известно, вода представляет собой одну из основных стихий мироздания. «В самых различных мифологиях вода— первоначало, исходное состояние всего сущего, эквивалент первобытного хаоса; <...> вода— это среда, агент и принцип всеобщего зачатия и порождения» [МНМ 1980,240].

В одной из версий германского креативного мифа первозданные воды выступают в качестве единственного источника космогенеза: они служат материалом для создания космоса.

В другой версии древнегерманской космогонической концепции предполагается существование двух первоначальных стихий — воды и огня, воплощенных в мифологических локусах Нифльхейме и Муспелльсхейме. Ср. повествование в «Младшей Эдде»: ...Ar p?r, er kalladar ?liv?gar, p? er p?r v?ru sv? langt komnar fr? upsprettum, at eitrkvika s?, er par fylg?i, har?na?i sv?, sem sindr pat, er renn ?r eldinum, p? var? pat iss, ok p? er s? iss gaf sta?ar ok rann eigi, p? h?l?i yfir pannung, en ?r pat, er af st?? eitrinu, fraus at hrimni, ok i?k hvert hr?mit yfir annat ait i Ginnungagap. <...> Ginnungagap, pat er vissi til nor?r?ttar, fyltisk me? punga ok h?fugleik iss ok hrims ok inn i fr? ?r ok gustr; en enn sy?ri hlutr Ginnungagaps l?ttisk m?ti gneistum ok sium peim, er flugu ?r M?spellzheimi. <...> Sv? sem kalt st?? af Niflheimi ok allir hlutir grimmir, sv? var ait pat, er vissi n?munda M?spelli, heitt ok li?st, en Ginnungagap var sv? hl?tt sem lopt vindlaust; ok p? er m?tti hriminu bl?r hitans, sv? at bra?nadi ok draup— ok af peim kviku-dropum kvikna?i me? krapti pess, er til sendi hitann, ok var? mannz likandi, s? nefndr Ymir, en hrimpursar kalia hann Aurgelmi, ok eru pa?an komnar ?ttir hrimpursa... «Когда реки, что зовутся Эливагар, настолько удалились от своего начала, что их ядовитая вода застыла подобно шлаку, бегущему из огня, и стала льдом, и когда окреп тот лед и перестал течь, яд выступил наружу росой и превратился в иней, и этот иней слой за слоем заполнил Мировую бездну.

На основании приведенных фрагментов можно реконструировать древнегерманские представления об амбивалентности воды: с одной стороны, изначальные воды предшествуют творению и отождествляются с хаосом78, а с другой — они представляют собой prima materia, субстанцию для создания космоса. Ab origine вода в германской космогонии символизирует женское начало и воспринимается как аналог материнского лона. Следующий этап космогенеза связан с разделением изначальных вод на две составляющие — собственно жидкость и твердые частицы, совокупность которых образует землю, так же как и вода воплощающую женское начало (ср. мифологему подъема земли из вод в «Прорицании вёль- вы»). Характерно, что мотив происхождения космоса путем сгущения вод отражен во многих мифопоэтических традициях, ср., например, древнеиндийскую космогоническую версию о пахтании океана [МНМ 1980, 224]; известны и случаи «олицетворения земного и водного начал в одном персонаже (ср. иран. Ардвисуру Анахиту и Арматай, скиф. Апи и т. п.» [МНМ 1980, 240]). В германской космогонической концепции креативная способность первозданных вод реализуется не только в идее самопорожде- ния (вода -» земля), но и во взаимодействии женского и мужского начал, происходящих из общего «водного» источника.

Итоги краткого анализа роли воды в германской космогонии можно представить в виде трех схем: 1.

а) вода (жен. р.) — синкретичная первостихия

U

(с амо порождение, дифференциация) б) вода (жен. р.) & земля (жен. р.) 2.

земля, поднявшаяся из вод (жен. р.) & водное чудовище (муж. р.)

U

(порождение,дифференциация женского и мужского начал) 3.

вода (жен. р.) & огонь (муж.

Предпримем попытку перевести схемы в языковой код, оперируя данными германской (прежде всего скандинавской эддической) космогонии, и заполним семантические ячейки лишь теми языковыми элементами, которые будут иметь актуальность в связи с конкретными целями настоящей статьи80: 1.

а) вода (жен. р.) — синкретичная первостихия

U

(само порождение, дифференциация) б) вода (жен. р.) & земля (жен. р., др.-исл. grund) 2.

земля, поднявшаяся из вод (жен. р., др.-исл. igrmungrund) & водное чудовище (муж. р., др.-исл. igrmungandr)

U

(порождение, дифференциация женского и мужского начал)

# # #

После пространного отступления в область германской космогонии, посвященного описанию роли воды в процессе порождения космизиро- ванной вселенной, обратимся непосредственно к цели данной статьи, заключающейся в попытке дополнить предлагаемую выше парадигму космогенеза, реконструируемую на основании сведений, почерпнутых из двух скандинавских источников — поэтической «Старшей Эдды»81 и прозаической «Младшей Эдды», произведения Снорри Стурлусона 1222-1225 гг. п, древнеанглийскими данными из эпоса, возникшего в конце VII — начале VIII в.), — «Беовульфа» (Codex Vitellius А XV, запись X в., 3182 строки). Речь идет о том, чтобы на основании общих языковых элементов достроить мифологическую парадигму, а именно: доказать принадлежность матери Гренделя к германскому космогоническому мифу и отождествить ее с водным чудовищем, женским аналогом древнеисландского Мирового змея Йормунганда. Исключительно сильное влияние мифологии на формирование германского героического эпоса детально исследовано специалистами, пришедшими к заключению о том, что «в ряде существенных моментов граница между мифом и эпосом оказывается расплывчатой или по существу исчезает» [МНМ 1980, 290]. Не углубляясь в историю интересующего нас вопроса, отметим лишь, что мощное воздействие мифа на эпос проявляется на различных уровнях— как модели мира, аккумулирующей фундаментальные представления о макрокосме и микрокосме (ср. общее восприятие категорий времени (прежде всего отсутствие четкого разграничения между мифологическими изначальными временами и героической эпохой) и судьбы (как всецело детерминированного надличностного начала)), так и в более конкретных — сюжетных, персонажных и др. (ср. участие мифологических персонажей, в частности богов, в героических сюжетах).

Глубокая архаика древнеанглийского эпоса связана главным образом с мотивом борьбы основного героя Беовульфа с Гренделем, изображаемым как хтоническое чудовище, уничтожающее космизированную вселенную, символом которой является пиршественный чертог короля данов Хродга- ра— Хеорот. Для интерпретации образа Гренделя обратимся к описанию его жилища (строфы 1357—1376b), одного из самых ранних германских мифологических ландшафтов. Выделим наиболее релевантные мотивы: 1)

вода: дг&гfyrgenstream / under nxssa genipu niper gewTted, /flod under foldan. Nis pxt feor heonan / mllgemearces, paet se mere standed «и там, где стремнина / гремит в утесах, / поток подземный, / и там, где, излившись, / он топь образует / на низких местах» (1360b—1363); wudu wyrtumfiestwaster oferhelmad «[букв.] лес, корнями прочный, вода защищает» (1365); Ропоп ydgeblond up astTged «Вздымаются волны» (1374). 2)

низ: двёгfyrgenstream / under naessa genipu niper gewTted, / fldd under foldan (1360b-1362), букв, «и там, где горное течение / под туманом бездны, вниз стремится / поток под землей». 3)

темнота: Ропоп ydgeblond up astTged / won to wolcnum (1374), «Оттуда волны вверх поднимаются / темные к облакам»; од pazt lyft drysmap (1376b) «и воздух мрачнеет».

Приводимые выше мотивы нуждаются в некоторых комментариях. Во-первых, поддается уточнению природа воды в 1360-1363 строфах «Беовульфа»: имеется в виду не «живая» вода, способная к порождению жизни, а «мертвая», гнилая, стоячая вода, болото, враждебное жизни (ср. характеристику frecne fengelad (1360а) «опасная болотная тропа» или типичный предикат «стоять»: si mere standed (1363b)).

Древнеанглийские факты дают все основания для отождествления жилища Гренделя с иным миром, вариантами которого являются, например, древнеисландский подземный чертог хель Нифльхейм, ассоциирующийся с влагой и темнотой: первый элемент композита— др.-исл. nifl- возводится к и.-е. *enebh-, *nebh-, *embh- ‘сырой, вода’ (< ‘пар, туман, облако’) [IEW 315], ср. д.-в.-н. nebul ‘туман’, др.-сакс. nebal ‘туман, темнота’, др.-исл. nidi ‘тьма, ночь’. Особого внимания заслуживает включение Нифль- хейма как нижнего водного царства в индоевропейский миф, «главным героем которого является божество по имени *Nep(o)t <...>, ср. др.-инд. Арат Napat, авест. Арат Napat, лат. Neptunus, <...> ирл. Nechtan» [МНМ 1980, 531]. Древнеисландские данные позволяют отождествить Нифльхейм с подземным миром, царством смерти, ср. общий элемент nifl- в Niflheimr, букв, ‘мир тумана’ и Niflhel, букв. ‘Хель тумана’, обозначение загробного мира, а также свидетельства древнеисландских текстов, например, ср. [Младшая Эдда 1970, 31]: «А великаншу Хель Один низверг в Нифльхейм и поставил ее владеть девятью мирами, дабы она давала приют у себя всем, кто к ней послан, а это люди, умершие от болезней или от старости». Представления об ином, нижнем мире, ассоциирующемся с водой, а также плодородием и жизненной силой, дублируются в древнегерманской космогонической концепции семантическими мотивировками мифологических персонажей, имеющими индоевропейские истоки: 1)

герм. Nerthus, являющейся по определению Тацита terra mater, и др.-исл. Ni?r?r, морским богом (ср. др.-инд. n?r?s ‘воды’, др.-греч. v?pispo? ‘низший, подземный’ при совр.-гр. v?p? ‘вода’, др.-инд. пагака ‘подземное царство’, тох. A hare ‘преисподняя’, слав, нора, а также др.-греч. Нерей, морской царь, его дочери Нереиды, сабинск. Neria, хетт. Dinnara и др. [МНМ 1980, 530]; 2)

др.-исл. M?mir, в источнике которого был спрятан глаз Одина, отданный в залог получения магических знаний (ср. номинацию божества плодородия — италийск. Mars, Mamers, Marmar, слав. Мара, Марена, и ассоциацию мифоллогического имени *Мог- со смертью (тег-) и морем (*mor-)» [МНМ 1980,531].

Описание жилища Гренделя сопровождается его оценкой: Ms p?t h?oru st?w «Это не милое место» (1373b) (It is a savage place [Bosworth 1954, 530]). На первый взгляд может показаться, что речь идет лишь об отрицательной характеристике данного локуса в древнеанглийской аксиологической системе координат; однако существуют убедительные доказательства принадлежности интересующей нас лексемы к древнегерманской социальной терминологии.

Во-первых, для прояснения семантики др.-англ. h?ore, h?re можно привлечь родственное др.-исл. h?rr со словарным значением ‘мягкий, милый, приятный’ [Cleasby 1957, 304], несомненно реализующее не только элемент оценки, но и социальные коннотации, например, в «Песни о Вё- лунде». Ср. Vkv. 18: era s? hyrr, er ?r holti ferr «тот не h?rr, кто идет из леса» (имеется в виду Вёлунд, изгнанник, лишенный социального статуса, само имя которого— др.-исл. V?lundr— восходит к наименованию противника громовержца в индоевропейском «основном мифе»82 — слав. Велес, Волос, балт. Vels, Velnias, др.-инд. Vrtra, Vala). Представленная в Vkv. 18 антитеза ‘лес’ — ‘нелес’ (= ‘чужое, враждебное пространство’ — ‘свое, освоенное пространство’) конституирует ядро древнегерманской социальной концепции, в которой изгой ассоциируется с лесным зверем, прежде всего с волком, а «волчья» линия отчетливо прослеживается в образе Вёлунда, ср., в частности, его жилище в «Волчьих долинах» (JJlfdalir) на берегу «Волчьего озера» (?lfsj?r).

Во-вторых, с достаточной степенью надежности реконструируется этимологическая связь между др.-англ. heore, hyre, др.-исл. hyrr и готским социальным термином heiwa-frauja ‘дома повелитель’ (heiwa- < и.-e.*kei- ‘здесь, этот’, готск. und hita ‘до сих пор’ и др.), а также др.-англ. ofer-higian ‘приводить к конфликту с обществом, делать изгоем’ [Lehmann 1985]. В соответствии с этой гипотезой др.-англ. heore, hyre означает ‘принадлежащий своим (тем, кто здесь), полноправный член общества’. Показательно, что в древнегерманской мифопоэтической модели мира герм. *heurja- с негативным префиксом используется для обозначения диких зверей, хтониче- ских чудовищ. Ср. готск. un-hiurja — 0r|pi'ov (Tit. 1, 12), нем. Un-geheuer ‘чудовище’, др.-англ. un-hiore о змее в Beow. 2412b (weard unhiore83, / gearo g?d-freca, / gold-m??mas heold, / eald under еогдап «страж немилый (не принадлежащий социуму, „чудовищный‘) / воин ревностный / золотые сокровища держал / старые под землей»*) или о матери Гренделя в Beow. 2120 (wifunhyre «жена-чудовище»).

В описании прибежища матери Гренделя доминируют те же мотивы низа, стоячей воды и тьмы и. На его «иномирность» недвусмысленно указывают типичные атрибуты локуса, противопоставленного «этому миру», «белому свету», в частности ‘узость'84 и ‘неизвестность . Ср. Beow. 1409b- 1410: stige ttearwe, / enge ?n-padas, ип-сйд gel?d «тропы узкие, / тесные одинокие дороги, / неизвестные ходы». Показательно, что в изображении жилища матери Гренделя фигурирует лексема, родственная обозначению «мира тумана» (др.-исл. Nifl-heimr)— neowle wessas (Beow. 1411) «туманные мысы»85.

Особого внимания заслуживает тот факт, что место пребывания и самого Гренделя, и его матери называется словом, родственным имени чудовища, нападающего на пиршественный чертог Хеорот, — др.-англ. grund (др.-англ. Grendel < *grandil, к др.-англ. grand ‘песок’, grindan ‘размалывать’ [Holthausen 1963, 136]; др.-англ. grund ‘основание, дно, пропасть; земля, равнина; глубина, море’ («Grund, Boden, Abgrund; Erde, Ebene; Tiefe, Meer») также к др.-англ. grindan ‘размалывать’ [Holthausen 1963, 139]; в семантических мотивировках рассматриваемых лексем реализуются активный и пассивный аспект одного и того же действия — ‘размалывающий' (Grendel), ‘размолотая' {grund)).

Приведем контексты, в которых упоминается др.-англ. grund:

Beow. 1367b—1368: N5 pses fr?d leofad / gumena bearna, ps?t pone grund wite «Мудрые не живут там / дети людей, кто эту бездну знает» (о жилище Г ренделя);

Beow. 1392b-1394: по кё <...> / ne on gyfenes grund, g? pxr he wille «она [мать Гренделя] <...>/ ни на дне моря не исчезнет»;

Beow. 1404-1405а: Gang ofer grundas, gegnum for I ofer myrcan m?r «Тропа через глубины вела, / через темное болото»;

Beow. 1550—1551а: Hsefde да forsi?od sunu Ecgpeowes / under gynne grund «И сгинул бы воин, потомок Эггтеова, / в пучине зияющей»;

Beow. 1495b-1496: да wses hwTl dseges, / зег he pone grund-wong ongytan mehte «был переходу дневному равен / путь через бездну (букв, ‘бездны луг’)»;

Beow. 1518-1519а: Ongeat p? se g?da grund-wyrgenne, / mere-wif mih- tig «Нашел там добрый [герой] волчицу пучины / морскую женщину могучую».

Судя по приведенным выше примерам, можно, во-первых, определить природу др.-англ. grund как водной стихии, глубины, морского дна и, во-вторых, отождествить денотат, обозначаемый др.-англ. grund, с первоначальной бездной — др.-исл. ginnunga gap86 (ср. Beow. 1551а: under gynne grund «под пучиной зияющей») — и одним из локусов космогенеза— др.-исл. Nifl-heimr ‘тумана мир’ (ср. Hi gedufan sceolun ni??r under nessas in done neowlan grund (Cd. Th. 266, 32) «Они [падшие ангелы] должны погрузиться вниз под мысы в туманную бездну» [Bosworth 1954, 707]; Ingong in ??t atule h?s ni?er under n?ssas, neole grundas (Exon. Th. 136, 3) «Вошел в этот ужасный дом внизу под мысами, в туманные бездны» [Bosworth 1954, 707]; Nyper gefeallap under neowulne grund (Ps. Th. 106, 25) «Вниз упадут под туманную бездну» [Bosworth 1954, 716]). Древнеанглийские данные убедительно свидетельствуют о том, что стихия хаоса, впоследствии послужившая субстанцией для создания prima materia, в «Бео- вульфе» называлась grund, букв, ‘размолотая’, и в качестве ее эпитетов выступали др.-англ. gynn и neowol, использовавшиеся в скандинавской космогонической концепции при номинации мировой бездны (др.-исл. ginnunga gap) и ‘мира тумана’ (др.-исл. Nifl-heimr).

После детального анализа места обитания Гренделя и его матери на первый план выдвигается вопрос о природе самих обитателей, к рассмотрению которого мы и переходим. В структуре образов этих персонажей попытаемся выделить различные семантические пласты и, последовательно отделяя позднейшие наслоения, дойти до их «первоосновы». Несомненно, наиболее легко обнаружить следы христианизации, проявляющейся в восприятии Гренделя и его матери как враждебных духов, «иных» существ, чуждых миру людей. Ср. Beow. 1349: ellor-g?stas ‘духи, живущие в другом месте (или идущие в другое место)’ spiritus alibi degens [Bosworth 1954, 247]; Beow. 1615a: ellor-g?st, Beow. 1621b: ellor-g?st, Beow. 1357a: dyrnra g?sta «из злых (скрытых, темных) духов»; Beow. 1441а: gryrelTcne gist «ужасного духа»; Beow. 1500а: selwihta eard «чуждых духов убежище». В данном случае мы имеем дело с фундаментальным противопоставлением ‘христианский (этот)’ — ‘языческий (другой, иной)’, причем второму члену оппозиции свойственны отрицательные коннотации, вполне естественные в рамках христианского мировоззрения. Отметим, что «иные» духи ассоциируются с миром мертвых. Ср. Beow. 1330-133la: Weard him on Heorote t? hand-banan / wxl-gxst wxfre «Стал ему в Хеороте убийцей / стремительный павших дух»\ Beow. 1273b-1274a: <3у hi pone feond ofercw?mj gehnxgde helle-g?st «там он врага превзошел, / согнул духа хель». Древнеанглийские контексты «Беовульфа» демонстрируют, как антиномия ‘христианский (этот)’— ‘языческий (другой, иной; принадлежащий миру мертвых)’ постепенно преобразуется в характерную для мифопоэтической модели мира оппозицию ‘относящийся к этому миру’ — ‘относящийся к иному миру’ и далее— ‘свой’ — ‘чужой’. Отпечаток древнегерманской социально-юридической концепции, в соответствии с которой «чужой» воспринимался как изгой, отчетливо виден в ряде контекстов. Наибольший интерес представляют собой пограничные случаи, когда христианская и языческая модели мира вступают в тесное взаимодействие. В частности, в Beow. 1261b— 1267а Грендель сначала отождествляется с Каином87, отторгнутым Богом и людьми из-за своего преступления, а затем с языческим «изгнанником из круга своих (социальной общности)»: sipdan Cain weard / t? ecg-banan ?ngan Ьгёрег, / fzederen-mxge; h? p? jag gew?t, / morpre gemearcod man-dream fleon, / wisten warode. Panon w?cfela / gesceaft-g?sta; wxs ргёга Grendel sum, / heoro-wearh hetelic «с тех пор как Каин / мечом зарезал отцово чадо, / кровного брата, а сам, заклейменный [убийством], / утратив радости рода людского, / бежал в пустыню и там породил / многих проклятых существ, подобных Гренделю, / волку враждебному». При анализе этого поэтического фрагмента особого внимания заслуживает ключевое слово — др.-англ. heoro-wearh, поскольку оба компонента композита допускают двоякую интерпретацию: др.-англ. heoro- может иметь отношение как к др.-англ. heoru (с фонетическими вариантами heoro, hioro) ‘меч’, так и к др.-англ. heore ‘geheuer’ (Beow. 148), ‘приятный, милый, хороший, надежный [принадлежащий своим]’; др.-англ. wearh можно истолковать и в прямом значении ‘преступник, изгой’ (ср. отчетливые социальные коннотации в др.-исл. vargr, др.-сакс. warag, д.-в.-н. warg ‘человек, изгнанный из племени за преступление’ [Lehmann 1986, 229]) и метафорически 1волк\ При комбинации различных значений компонентов смысл композита можно определить следующим образом: ‘меча изгой’ (т.е. ‘изгой, подвергшийся наказанию мечом’ (Beow. 148)), ‘меча волк’ (‘кровавый волк’ [Bosworth 1954, 531]),

‘своих изгой’ (‘общины изгой’), ‘своих волк. Мы отдаем предпочтение третьему варианту (и четвертому, отличающемуся от него метафорой второго компонента), поскольку социальный подтекст представлен в описании жилища Гренделя и он обозначается тем же корнем (ср. Beow. 1373b: nis p?t h?oru st?w «это не приятное [безопасное для общины] место»), хотя мы и отдаем себе отчет в том, что в древнегерманских языках дескриптивные композиты (‘основа adj.’ & subst.), в древнеиндийской грамматической традиции именуемые karmadh?raya, менее продуктивны по сравнению с композитами с управлением (др.-инд. tatpurusa, ‘основа subst.’ & subst.). В пользу нашего выбора могут свидетельствовать как использование рассматриваемого нами социально-юридического термина применительно к Гренделю (ср. Beow. 132—133а: sy?pan hie p?s l?dan l?st sceawedon, / wergan g?stes «с тех пор как они ужасного след увидели / изгнанного духа»), так и наличие очевидного социального подтекста при изображении Гренделя и его матери (ср. «одинокого ходока» (?n-genga) в Beow. 449а, «ужасного одинокого ходока» (atol ?n-gengea) в Beow. 165а или «переступателей границ» (mearc-stapan) в Beow. 1349а).

Чтобы реконструировать «первооснову» образов Гренделя и его матери, обратимся к описанию их внешнего вида В «Беовульфе» эти персонажи сравниваются с:

а) чудовищем, ср. Beow. 424b-426a: ond пй wi? Grendel sceal, / wi? p?m ?gl?can, ?na geh?gan / ding pyrse «и теперь я с Гренделем должен, / с этим чудовищем один встретиться / в единоборстве с великаном»; Beow. 732а: atol ?gl?ca «ужасное чудовище»; Beow. 1258b-1259a: Grendles m?dor / ides ?gl?c-wif «мать Г ренделя / женщина, чудовище-жена»;

б) волком, ср. Beow. 1506: B?r p? seo brim-wylf, p? heo t? botme c?m «Несла волчица прибоя, / когда она дна достигла»; Beow. 1518—1519а: Ongeat p? se g?da grund-wyrgenne, / mere-w?f mihtig «Нашел там добрый (герой) волчицу пучин / могучую женщину моря»; Beow. 1599: p?t hine seo brim-wylf ?breoten h?fde «что его убила волчица прибоя»;

в) змеем, ср. Beow. 702b-703a: Сот on wanre niht / scr?dan sceadu-genga «Приполз ночью / во тьме ходок»; Beow. 726b-727: him of eagum st?d / ligge gel?cost leoht unf?ger «у него из глаз стоял / подобный пламени свет неприятный»; 88 Beow. 1617а: ?ttren ellor-g?st «ядовитый чуждый дух»89.

Чудовище изображается как нечто противопоставленное миру людей, и в рамках древнегерманской мифопоэтической модели мира оно уподобляется великану в Beow. 424b-426a: как известно, скандинавский «средний мир» (др.-исл. mi?-gar?r) людей был окружен враждебным «внешним миром» (др.-исл. Ut- gar?r) великанов. В изображении Гренделя и его матери обнаруживаются отчетливые зооморфные черты, например, упоминаются их когти (ср. Beow. 984b-987a: foran xghwylc wees, / steda nsegla [geh- wylc], style gelTcost, / hxpenes hand-sporu [hilde]rinces / egl unheoru «на каждом пальце огромной лапы / воителя адского железный был коготь, / острое жало мечеподобное»; Beow. 1501-1502b: Gr?p p? t?ge?nes, g??-rinc gefengl atolan clommum «Схватила навстречу, поймала воина битвы / ужасными когтями»). Сравнения с волком и змеем, на наш взгляд, нельзя считать равноценными, поскольку мать Гренделя лишь называется волчицей, в то время как прямая номинация змея в тексте «Беовульфа» отсутствует, но представлена совокупность его наиболее типичных признаков (‘ползти’, ‘ядовитый‘с яркими глазами’). Такое положение вещей можно попытаться объяснить, исходя из табуирования змея, являвшегося воплощением хаоса в древнегерманском космогонической концепции (ср. образ скандинавского мирового змея Иормунганда), в памятнике, подвергшемся христианизации, с одной стороны, и основываясь на широко распространенной в древнегерманской социально-юридической сфере метафоре ‘преступник’ — ‘волк’90 — с другой.

Подводя итоги анализа семантической структуры образов Гренделя и его матери и их жилища, можно констатировать, что речь идет о первоначальной стихии воды (др.-англ. grund), хорошо известной в древнегерманской космогонической концепции, и об обитателях глубины, бездны (др.-англ. Grendel), чудовищах, обладающих некоторыми змеевидными чертами. Специфика данной ситуации заключается в том, что и локус, и его субъект кодируются одним и тем же корнем—о.-герм. *grind- ‘размалывать’ < и.-е. *ghren- с той же семантикой [Vries 1977, 191]; семантическую мотивировку места можно интерпретировать как ’’разламывающая /размолотая', — имеется в виду двойственность исходного локуса космогенеза (хаос и креативная субстанция для сотворения космоса), — а его су бъекта — как ‘размалывающего’. Иными словами, в древнеанглийской номинации бездны совмещены оба аспекта (пассивный и активный), отражающие реальные признаки денотата (косной стихии хаоса и формирующегося космоса), а в номинации обитателей бездны маркирован активный аспект, по-видимому указывающий на их нерасторжимую связь со стихией хаоса, на их деструктивную, враждебную космизированной стихии деятельность.

Особого внимания заслуживает то обстоятельство, что восходящие к общему индоевропейскому корню семантические мотивировки древнеанглийских обозначений бездны и ее обитателей обнаруживаются не только на уровне реконструкции, но и в тексте, т. е. на уровне синхронии зафиксированы случаи поэтической игры, взаимного притяжения соответствующих однокорневых лексем. Ср. Beow. 424-425: forgrandgramum; ond пй wi? Grendel sceal, / wi? ft?m ?glxcan, ?na gehegan «я размолол яростно и теперь с Гренделем (букв. ‘размалывающим’) должен / с этим чудовищем один встретиться»; Beow. 929b-930a: Fela ic l?pes geb?d, / grynna set Grendle «Много я зла испытал, / горестей от Гренделя». В первом примере подчеркивается общее для Беовульфа и Гренделя наиболее релевантное свойство эпического героя — способность сокрушать, «размалывать» врага, а во втором примере репрезентировано засвидетельствованное и в скандинавской мифопоэтической модели мира представление о бедах, «намолотых» судьбой (ср. мельницу Гротти (др.-исл. Grotti, букв. 1 намалывающая'), на которой вещие великанши намалывают датскому королю Фроди сначала богатство и мир, а затем, недовольные тяжелыми условиями работы,— вражеское войско, или волшебную мельницу Сампо в финском эпосе).

Кодирование одним и тем же корнем л о кус а и его субъекта, как в др.-англ. grund ‘глубина, бездна’ и Grendel, — отнюдь не уникальное явление; его можно считать реликтом мифопоэтического менталитета. «Синкретичное значение „ограниченное место“ и „группа людей, связанных с этим местом“ типично для описания места жертвоприношения и религиозной общины. Подобная неразделенность места и связанного с ним живого существа (или живых существ) не раз встречается в гимнах Ригведы. Можно привести такие примеры, как val?- m. 1) пещера в горе, в которой спрятаны коровы; 2) пот. рг. демона этой пещеры или dam- п. 1) дом, жилище; 2)

семья, живущая в доме. И это является весьма архаичной особенностью лексического значения» [Елизаренкова 1999, 70]. Аналогичные примеры типичны и для славянской мифопоэтической традиции. Ср. «*Peryni как персонифицированное место (локус)— центр святилища, места жертвоприношения и *peryni как „террифицированный“ мифологический персонаж женского пола <...>, жены Перуна Перыни, понимаемой как земля» [Топоров 1998, 71]. К рассматриваемому нами кругу явлений относится и «ситуация, при которой Велес и родственные ему персонажи не просто связаны с водой, но сами олицетворяют водную стихию (разрядка наша. — Т. Т.), воды как таковые, особенно стоячие, загнивающие, неживые, <...> символизирующие смерть» [Топоров 1998, 85]. На редкость показательны параллели с древнеиндийским Валой и со славянским Волосом, поскольку в них речь идет о противнике Громовержца в «основном мифе», имеющем змеиную природу91; к тому же Волос, как и Грендель и его мать, отождествляется с водой.

Результаты, полученные при изучении древнеанглийского «Беовуль- фа», необходимо сравнить с наиболее полно представленными данными скандинавской мифопоэтической модели мира. Следующая таблица позволяет сопоставить древнеисландские и древнеанглийские факты:

мировая бездна

(др.-исл. ginnunga gap ‘зияний зияние’)

‘мир тумана (сырости, тьмы)’ (др.-исл. Nifl-heimr)

твердь, земля

(др.-исл. grund, букв.1 размолотая')92

‘великая земля’

(др.-исл. i?rmun-grund)93

бездна, глубина (др.-англ. grund)

‘бездна просторная (букв, ‘зияющая') (др.-англ. gynne grund в Beow. 1551 а)94

‘туманная бездна’

(др.-англ. neowolne grund в 267, 1; Sat. 1: 270, 16; Sat. 446; Ps. Th. 106, 25 [Bosworth 1954 ,715]

твердь, земля (др.-англ. grund)

‘великая земля'

(др.-англ. eormen-grund)95

мифологема ‘размалывающая судьба’ (ср. ‘беды’, букв. ‘намолотые’ волшебную мельницу Гротта, др.-исл. (др.-англ. grynna в Beow. 930) Grotti к др.-англ. grindan ‘молоть’) враг космизированной вселенной Мировой змей (др.-исл. (дгтип^апйг, букв, ‘великая палка')21 враг Беовульфа и дружины в Хеороте Грендель др.-англ. Grendel, букв. ‘размалывающий'

На основании сопоставления ключевых концептов двух древнегерманских мифопоэтических традиций можно сделать некоторые выводы: 1)

При изображении первоначальной бездны и возникшей из нее космизированной вселенной в обоих ареалах используется набор одинаковых элементов, однако степень их терминологичности различна: языковые элементы, являющиеся обозначением первоначальной бездны в древнеисландской космогонической концепции и образующие тавтологическую формулу ‘зияний зияние' (ginnunga gap), в «Беовульфе» выступают в качестве самых распространенных эпитетов бездны (ср. ‘просторный’, букв. ‘зияющий’ — др.-англ. ginn). Другой пример — др.-исл. Nifl-heimr ‘мир тумана’ на фоне др.-англ. neowol ‘туманный’, характеристики бездны). 2)

Изучение ряда контекстов «Беовульфа» позволяет предположить более архаичную ситуацию по сравнению с древнеисландским материалом. Например, в «Беовульфе» можно констатировать наличие одного синкретичного понятия для кодирования хаоса (глубины, бездны) и возникающей из него в процессе космогенеза тверди (др.-англ. grund), в то время как в древнеисландской космогонической модели мира исходный локус космогенеза и земля, поднявшаяся из вод, (по одной из версий мифа творения) называются разными лексемами. Несомненно, древнеанглийская космогоническая концепция отличается большей глубиной и цельностью, поскольку все понятия (бездна, земля, противник мира людей Грен- дель) обозначаются одним и тем же корнем, родственным др.-англ. grindan ‘молоть’), тем не менее синкретизм, хотя и в меньшей степени, свойствен и семантической структуре древнеисландской космогонической модели мира, поскольку можно считать доказанной этимологическую близость древнеисландского названия мировой бездны ginnunga gap с лексемами из ма- гико-религиозной области, в частности с наименованием мирового змея (др.-исл. iQrmun-gandr). Таким образом, и в древнеисландской, и в древнеанглийской мифопоэтических традициях первоначальный локус космогенеза и его основной субъект кодируются одним и тем же ЯЗЫКОВЫМ элементом; сходство также распространяется на змеиную природу этого субъекта, либо выраженную эксплицитно, как в случае с Иормунгандом, либо реконструируемую на основании косвенных свидетельств, представленных в тексте «Беовульфа», как в случае с Гренделем и ею матерью. 3)

Исходя из древнеанглийского материала, можно предположить наличие первоначальных вод, породивших космизированную вселенную, — др.-англ. grund (ж. р.) и водных чудовищ женского и мужского пола — матери Гренделя и самого Гренделя, имеющих некоторые змеевидные черты и оцениваемых однозначно отрицательно на аксиологической шкале древнеанглийского эпоса. Древнеисландские факты позволяют реконструировать формулу iqrmungrund & iqrmungandr, букв, ‘великая земля & великая палка (кеннинг мирового змея, окружающего землю и поддерживающего ее)’. Таким образом, древнеисландская мифопоэтическая традиция архаичнее древнеанглийской, поскольку она сохранила на уровне синхронии (конкретных текстов) упоминания о положительной роли мировою змея, впоследствии превратившегося в однозначно отрицательный хтонический персонаж. Аналогичная ситуация может быть восстановлена для древнеанглийской мифопоэтической традиции в диахронии. «Положительный» противовес Гренделя (др.-англ. Grendel), собственно говоря, и не нуждается в поисках: он очевиден— это др.-англ. grindel ‘засов, щеколда, решетка’ (a bar. bolt; pi. lattice-work, hurdle; crates [Bosworth 1954, 490])96. В этимологическом словаре Хольтхаузена отсутствуют прямые указания на генетическую близость др.-англ. Grendel (< герм. *gran- dil)97 и др.-англ. grindel, хотя имя собственное и возводится к др.-англ. grindan ‘молоть’ (причем предлагаются два варианта: непосредственная связь с глаголом или опосредованная — через др.-англ. grander ‘вред, зло’, ср.-англ. grindel ‘гневный’, с известной долей сомнения возводимых к др.-англ. grindan [Holthausen 1963, 136]). В [IEW 459] родство глагольного корня с детерминативом -dh и.-е. *ghren-dh- ‘размалывать’ (к *gher- 2; др.-англ.

grindan ‘молоть’ и др.) и *ghrendh- ‘балка’ (др.-англ. grindel ‘засов, щеколда, решетка’ и др.) не подвергаются сомнению. Как нам кажется, семантическую мотивировку имени — Грендель как ‘размалыващий’ — можно постулировать в синхронии, поскольку она актуализируется как на уровне языка (ср. этимологическую фигуру в Beow. 424: forgrand... Grendel), так и на уровне текста (ср. изображение Гренделя, «размалывающего» дружину в Хеороте). Если в образе Гренделя внимание акцентируется на стихии хаоса, разрушения, то в мифопоэтической номинации засова (решетки), напротив, идея размалывания/размолотости трактуется положительно, как признак причастности космизированной вселенной, демиургической деятельности («размалывания» бездны и ее преобазования в prima materia) и как важнейшее свойство творения («размолотость», наличие формы)98. В др.-англ. grindel ‘засов, щеколда, решетка’ и родственных лексемах других древнегерманских языков (например, др.-исл. grind ‘корма, рама, остов, решетка, ограда’, д.-в.-н. grintil ‘засов, балка, жердь’) реализуется идея прочности, надежности и стабильности, свойственная и др.-англ. grund в значении ‘твердь, основа’. Судя по древнеанглийским фактам, в одной лексеме могут быть объединены энантиосемичные смыслы (ср. др.-англ. grund ‘глубина, бездна; твердь, земля, основа’)99.

Балто-славянские параллели др.-англ. grindel, в которых зафиксировано семантическое развитие «бревно, возвышение, отмель, грядка» [Фасмер 1986, 467], а именно русск. гряда ‘сухое место посреди болота, отмель, лесистая возвышенность’, а также диал. ‘шест, жердь, в том числе для одежды’, лит. grondai ‘планки, прутья на потолочных балках’ и др. демонстрируют реконструируемую семантическую связь между др.-англ. grindel и grund. 4)

При всестороннем анализе образа Гренделя специального внимания заслуживает словообразовательная модель др.-англ. Grendel, а именно формант -el-, который, на наш взгляд, следует трактовать не как суффикс субъективной оценки (уменьшительный или ласкательный), — такая его интерпретация полностью противоречила бы отчетливо выраженным отрицательным коннотациям Гренделя в «Беовульфе», — а как архаичный полифункциональный суффикс, характеризовавшийся «известной нерасчле- ненностыо значения и служивший одновременно созданию имен действующего лица и названий орудий труда» [СГГЯ 1963, 102]. Реконструкция образа Гренделя как nomen agentis и nomen instrumenti может отражать древнейшее состояние, имеющее аналогию в некоторых особенностях грамматической системы языка, где засвидетельствованы специфические отношения одушевленности — неодушевленности, субъектности — объ- ектности, активности — инактивности (ср., в частности, в кетском языке группу неодушевленных существительных активного класса, обозначающих сакральные предметы, например бубен шамана). «Инструментальный» аспект образа Г ренделя100 не только восстанавливается для определенной стадии развития соответствующей мифопоэтической модели мира, он актуализируется на уровне синхронии благодаря генетической связи с наименованием объекта из хозяйственно-бытовой сферы — засова, щеколды, решетки (др.-англ. grindel с тем же формантом -el-, мотивируемым принадлежностью к nomina instrumenti). 5)

По-видимому, правомерно говорить о рефлексах общегерманского поэтического языка в обоих ареалах, ср. консонантную группу g-r-n-d в ключевых концептах — др.-исл. grund ‘земля, твердь’, ginnunga ‘зияний’, sandr ‘палка’ (змей), др.-англ. grund ‘бездна, глубина; земля’, Grendel, nom. рг. 6)

Образ матери Г ренделя как «женщины вод» (mere-w?f в Beow. 1519Ь) имеет многочисленные типологические параллели в германском ареале. Эпизод с дочерью морского великана Хати Хримгерд из эддической «Песни о Хельги сыне Хьёрварда» привлекал внимание исследователей; не останавливаясь подробно на его анализе, отметим лишь некоторые особенности Хримгерд, обнаруживаемые также и у матери Гренделя, а именно отождествление с ведьмой101, существом, чуждым миру людей, связь с миром мертвых102 и зооморфные черты (ср., в частности, упоминание хвоста 103 и когтей104). Если иметь в виду эволюцию образа «женщины вод» в германском фольклоре, то необходимо сослаться на русалок, обладающих даром прорицания и магическими знаниями105. 7)

Древнегерманские данные не изолированы, они органически встраиваются в индоевропейский контекст. Ср. многочисленные индоевропейские типологические параллели «змея глубин» (др.-исл. i?rmun-gandr наряду с «Варуной, в виде мирового океана охватывающим землю, который может пониматься как своего рода Змей этого мирового океана» [Топоров 1998, 83], Ахи Будхнья, «змеем глубин» и родственными ему древнегреческим драконом Пифоном и сербохорватским бадняком [МНМ 1980, 137], а также с «поздними трансформациями <...> сказочными персонажами Во- довичами — Иван Водович, Федор Водович, Михаил Водович» [Топоров 1998, 102]) или «змеи глубин» (матери Гренделя наряду с «македонской Велой, самовилой, неоднократно выступающей в сюжете „основного мифа“, имеющей змеиные связи» [Топоров 1998, 83]).

ИЗДАНИЯ

Тексты цитируются по изданиям106*:

The Anglo-Saxon...—The Anglo-Saxonminorpoems / Ed. by E. van K, Dobbie. N. Y., 1942.

Beowulf— Beowulf/ Hrsg. von Alfred Holder. Abdruck der Handschrift im British Museum, Cotton. Vitellius A. XV. Freiburg und T?bingen. Akademische Verlagsbuchhandlung von J. C. B. Mohr (Paul Siebeck), 1881.

Edda— Edda. Die Lieder des Codex Regius nebst verwandten Denkm?lern / Hrsg. von GustavNeckel. I. Text. Vierte, umgearbeitete Auflage von Hans K?hn. Heidelberg, 1962.

Die gotische Bibel— Die gotische Bibel / Hrsg. von W. Streitberg. Heidelberg, 1919, 1928. Bd. I—II.

Schauffler — Althochdeutsche Literatur mit Grammatik / ?bersetzung und Erl?uterungen von Prof. Th. Schauffler. Berlin; Leipzig, 1917.

Snorri Sturluson — Snorri Sturluson. Heimskringla. Bjami A?albjamarson gaf ut. 1-3. Reykjavik, 1941-1951 («Islenzk fomrit», 26-28).

Переводы текстов цитируются по изданиям'.

Беовульф — Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах // Библиотека всемирной литературы. Серия первая. Том 9. М., 1975.

Младшая Эдда— Младшая Эдда/ Изд. подг. О.А.Смирницкая и М.И.Стеблин-Каменский. JI., 1970.

Старшая Эдда — Старшая Эдда. Древнеисландские песни о богах и героях / Пер.

А. И. Корсуна. Ред., вступ. ст. и коммен. М. И. Стеблин-Каменского. М.; JL, 1963.

Тацит— Тацит К. О происхождении германцев и местоположении Германии // Тацит К. Сочинения. В 2 т. / Изд. подг. А. С. Бобович, Я. М. Боровский. JL, 1969.