Вооруженные силы

О вооруженных силах сохранилось немного прямых свидетельств, однако благодаря археологическим источникам мы до некоторой степени можем расширить наши представления о том, как они формировались и как вели боевые действия.

Ядром регулярной армии были 10 тыс. «бессмертных». В этом соединении служили персы, мидийцы и эламиты;[187] элитным подразделением здесь был отряд из тысячи «родичей», обеспечивавших личную охрану государя. Во главе отряда стоял, возможно, хазарапатиш (*hazarapatis). Вооруженные копьями, луками и стрелами, а также короткими колющими мечами, стоявшие в строю отдельно или в различных сочетаниях, в бою эти воины носили иногда чешуйчатые доспехи. Кроме того, они имели либо плетеные щиты, ^шбо щиты из натянутой на раму кожи. Возможно также, что в составе регулярной армии существовал особый корпус из 10 тыс. всадников. Именно эти соединения подвергались постоянной тренировке и формировали кадровую основу, вокруг которой могли организовываться призывавшиеся на службу нерегулярные отряды; именно возможность распоряжаться этими силами давала центральному руководству настоящую власть.

В сатрапиях имелись также постоянные вооруженные силы. Из рассказа Геродота об Оройте, сатрапе Сард, и о том, как отряд его телохранителей остался верным не ему, а Дарию, ясно видно, что это подразделение относилось к регулярным войскам (Геродот. Ш.126 слл.); выше мы уже отмечали, почему в провинциях находились гарнизонные части, которые были расквартированы в царских крепостях и порой не подчинялись власти сатрапа. Местные войска также время от времени использовались в составе регулярных соединений.

Ополчение призывалось и использовалось только в периоды интенсивной мобилизации, как, например, в случае с походом на Грецию в 480/479 г. до н. э., хотя в сатрапиях, несомненно, существовали нерегулярные войска, набиравшиеся лишь тогда, когда в данной области возникала острая необходимость в подобном наборе[188]. Все народы державы, очевидно, поставляли воинские контингенты: некоторые — пехотные, некоторые — только кавалерийские, некоторые — оба рода войск. Эти контингенты часто были организованы в соподчиненные подразделения: сотня, тысяча, десять тысяч (если необходимо) — и в сочетании с регулярными силами формировали шесть армейских корпусов, во главе которых в 480 г. до н. э. стояли персидские командующие. Каждый контингент обладал своим национальным и наступательным, и оборонительным вооружением и, как можно думать, в бою использовал ту тактику, с которой был хорошо знаком.

Флот также состоял как из постоянных подразделений, так и из кораблей и моряков, мобилизовывавшихся только в случае необходимости, однако имеющиеся источники не могут подкрепить нас ясной картиной. Обращаясь вновь к общему сбору вооруженных сил 480 г. до н. э., можно сделать вывод, что регулярный флот был сформирован из финикийских, египетских и, возможно, кипрских кораблей. Их соединения составляли около половины всего флота, тогда как другая половина была снаряжена различными народностями Эгеиды и, вероятно, формировала своего рода военно-морское ополчение. Лояльность некоторых корабельных экипажей была, по-видимому, не столь несомненным фактом, как хотелось бы флотоводцам Великого Царя, ибо все солдаты морской пехоты, посаженные на корабли, явно были персами, мидийцами и скифами — представителями народов, которые с трудом могут быть названы морскими.

Такая военная организация неизбежно должна была иметь крайне негативные последствия как для стратегии, так и для тактики, и можно задаться вопросом, до какой степени успех греков при Марафоне, Пла- теях и Саламине был хотя бы отчасти результатом их относительного единообразия в вооружении, тактических действиях, языке и военной подготовке. В лингвистическом отношении персидское войско представляло собой «вавилонское столпотворение»; вооружено оно было неоднородными наступательными средствами и защитным снаряжением, обучалось (если такое вообще имело место) столь несхожим тактическим приемам, сколь несхожи были этнические группы внутри державы; не имея никакого опыта маневров в рамках крупномасштабного соединения и отличаясь разной степенью благонадежности, это войско неизбежно превращалось в настоящий кошмар с точки зрения задачи управления им[189]. Простейшие решения насчет того, какие подразделения, где, в какой момент и в какой ситуации вводить в дело, должны были требовать от персидских командиров огромного времени. А скверное качество интендантской службы в условиях столь пестрой армии могло породить гигантские тыловые проблемы. Пестрота в оружии, одежде, пристрастиях и предубеждениях в еде подвергала труднейшему испытанию всю систему снабжения; остается только недоумевать, почему отдельные контингенты не обладали своими особыми интендантскими подразделениями (во всяком случае, в источниках нет никаких свидетельств об этом)[190].

Говоря коротко, хотя империя время от времени была способна собрать поразительную и на вид неодолимую военную силу даже с точки зрения одного только ее количества, можно поставить вопрос о том, насколько эффективным было это громадное скопище вооруженных людей, когда оно сталкивалось с опасным, тренированным, организованным и сплоченным противником. Существует мнение, что блестящий успех Дария в деле подавления восстания, вспыхнувшего после устранения Бардин, в значительной степени оказался возможным благодаря использованию только частей регулярного войска — тех самых, с которыми он служил еще при Камбисе и которые сохранили ему верность после смерти этого царя. Возможно, для сына Дария Ксеркса при его вторжении в Грецию в 480/479 г. до н. э. наилучшим решением было бы иметь в составе своего войска лишь такие регулярные сухопутные и морские части.