Глава 4 ЦЕХОВОЕ РЕМЕСЛО, МАНУФАКТУРА И ТРАДИЦИОННЫЙ КРЕДИТ

Иностранная конкуренция и развитие машинного капитализма в самом Китае нанесли серьезный урон горнодобывающим отраслям ручной промышленности, а также традиционной металлургии. Их позиции вследствие создания механизированных шахт и рудников, внедрения доменной плавки резко ослабели. В 1914 г. на долю ручной промышленности приходилось менее 44% всей добычи угля, около 50% —железной руды и примерно 57% выплавки чугуна [26, с. 113]. Сокращение общего объема производства характеризовало ситуацию в ручной металлообработке. Железоделательные мануфактуры все чаще использовали в качестве сырья импортный железный лом \ отказываясь от местного чугуна, выплавленного традиционными методами. Дофабричная (туфа) угольная и железорудная промышленность, не выдерживая конкуренции современных форм производства, все более отступала в глухие районы — подальше от «открытых» портов, пароходных линий и железных дорог, — ориентируясь на местный рынок.

Влияние новых веяний сказывалось в первую очередь на мелких предприятиях и разработках, обслуживавшихся трудовыми артелями (хо, хэхо, ховань).

Мало что менялось в организации частновладельческого сектора внегородских, в том числе горнодобывающих, отраслей. Правда, под воздействием новых факторов некоторые предприятия переходили в иностранный сектор, другие — вводили механизацию, третьи — разорялись. Однако основная их масса сохраняла прежний облик независимо от того, сдавалось ли предприятие в аренду Сдянь), велось ли дело самим хозяином или группой пайщиков (хэтун, хэтунжэнь) с разделом прибыли по паям (жи), -или же целой иерархией владельцев (шаньчжу—гунбэнь—сыча). В данной сфере зачастую сохранялась жесткая внеэкономическая эксплуатация шахтеров. В их среде наряду с вольнонаемными (хогун, хо- боцза) по-прежнему было много продавшихся в кабалу (майшэнь- гун), а также пожизненно продавших себя в рабство хозяину — так называемых «мертвых тружеников» (сыгун, сыбоцза) (см. [225, с. 67—69]).

Развитие горной промышленности и рост ее конкурентоспособности сковывались ограничительной и фискальной политикой государства. Первая попытка реформировать горное дело в 1898 г. не дала результатов. Средневековые методы взимания горного налога (чоукэ, куаншуй) в сочетании с разорительной практикой принудительных казенных закупок, включая систему эрбаигоукэ [335, с. 117], просуществовали без изменений вплоть до 1902 г. В последующие пять лет Пекин под давлением держав вынужден •был в русле «новой политики» несколько либерализовать и унифицировать горные правила, принявшие свой окончательный вид в Горном уставе, утвержденном в 1906 г.

В различных отраслях добывающей промышленности конъюнктура в 1894—1914 гг. складывалась не одинаково. Так, почти не испытывала конкуренции со стороны импорта добыча соли, наиболее развитая в Сычуани, где в начале XX в. функционировало свыше 8,6 тыс. скважин для выкачки соляного раствора [335, с. 49]. Оживление деловой активности наблюдалось в разработке цветных редких металлов (особенно сурьмы), шедших на мировой рынок. Разработка месторождений сурьмяной руды в Хунани началась в 1895 г. Непосредственным толчком к этому послужило истощение рудников в Японии. В 1909 г. товарищество на паях «Хуачан», организованное хуна.ньокими чиновниками и шэньши, получило монопольное право на выплавку сурьмы.

После японо-китайской войны 1894—1895 гг. казна в поисках средств стала активно создавать новые горнодобывающие предприятия. Особое внимание уделялось добыче золота и редких металлов. В 1907 г. Хунаньским горным бюро были открыты Шуй- коушаньские свинцово-цинковые рудники. В последующие годы возник ряд смешанных предприятий (гуаньду шанбань, гуаныиан хэбань), основанных на системе казенных закупок. Среди них выделялись золотой прииск Кумархэ (Гуанси), оловянные рудники Фухэ (Гуанси) и Цзянхуа (Хунань), а также Тунжэньские сурьмяные разработки (Гуйчжоу).

Влияние новых условий на обрабатывающие отрасли китайской ручной промышленности было достаточно противоречивым. В целом она постепенно теряла рынки сбыта внутри страны. С растущим вывозом сырья за границу для нее обострялась сырьевая проблема. В рассматриваемый нами период в ее рамках наметились и некоторые структурно-отраслевые изменения. Под влиянием импорта японских, английских и американских товаров, а также в связи с изменением спроса мирового рынка наметился серьезный кризис чисто китайских видов ремесла (в первую очередь производства бумаги, кистей, фарфора, зонтов, циновок, курительных принадлежностей, резаного табака и осветительных масел). Ввоз индонезийского сахара, анилиновых красителей и других- товаров из Европы, Америки и Японии вел к дальнейшему сокращению производства в соответствующих отраслях в Китае. Ухудшение конъюнктуры в указанных отраслях било не только по отдельным кустарям, но и по мастерским и мануфактурам.

Серьезнейший урон понесло мелкое семейное производство в ряде традиционных отраслей (чаеобработка, сахароварение, маслобойное и большинство текстильных производств).

Особенно пострадала хлопчатобумажная промышленность. По некоторым расчетам, доля хлопковой пряжи ручной выделки в общенациональном потреблении с 98% в 1871—1880 гг. упала до 42% в 1901—1910 гг. Удельный вес бумажных тканей мануфактурного изготовления за тот же период снизился с 81—89% до 73— 83% [416, с.

В то же время в 1894—1914 гг. возникали и росли новые отрасли, вызванные к жизни влиянием Запада или спросом мирового рынка (изготовление спичек, сигарет, яичного порошка и обработка щетины). Для них с самого начала было характерно преобладание мастерских, мануфактур и раздаточной системы. Росли также те стекольные, свечные, мыловаренные, ковровые и канатные предприятия, что перешли к выпуску изделий «заморского образца». Расширялось трикотажное производство. Эта новая для Китая отрасль возникла сначала в Гуанчжоу, затем в Шанхае и Ханькоу, позже ее предприятия постепенно появлялись и в других «открытых» портах.

Под влиянием внешнего спроса росло производство вееров (преимущественно в Фучжоу, Цзюцзяне, Ханчжоу и Сучжоу). Их вывоз за 1892—1902 гг. вырос с 11 млн. до 41 млн. шт. С 1905 г. началось производство на экспорт волосяных сеток. Их изготовлением были заняты десятки тысяч шаньдунских крестьянок, работавших на скупщиков. Спрос мирового рынка привел к насаждению в Китае кружевного промысла, чему во многом способствовали миссионеры, особенно итальянцы. В данной отрасли в Нанкине, Шаньтоу, Сямыне, Уси, Шанхае и многих других городах были заняты десятки тысяч женщин (см. [195, с. 66, 115; 196, с. 324]).

В целом же основной тенденцией в 1894—1914 гг. оставалось разрушение средневековых форм промышленности. Весьма уязвимыми оказались некоторые домашние промыслы, мелкотоварное цеховое ремесло и государственные мануфактуры с использованием принудительного труда (гуи% хэгу, чжаогу). Особенно резко в начале XX в. обозначился кризис разного рода казенных ремесленных «бюро» (цзюй). Одни из них (например, пороховые) пришли в упадок под влиянием более дешевых и качественных боеприпасов заводского изготовления. Мануфактуры, производившие холодное оружие, закрывались в связи с переходом к новым видам вооружения. Другие (прежде всего текстильные предприятия) ликвидировались в виду их нерентабельности. Третьи (в том числе монетные дворы) переходили к применению машин.

В противовес этому корпоративная организация ремесла, торговли и самого городского населения продемонстрировала высокую устойчивость. Внутренняя структура цехогильдий различного типа (хан, бан, хуэйгуань, гунсо, яхан) в 1894—1914 гг. почти не претерпела изменений (см. [58, т. 2, с. 489—491; 142, с. 7]). Верхнее управленческое звено торгово-ремесленных корпораций по-прежнему состояло из главы цеха (хантоу, бантоу, іиоуіии, чжинянь шоуши) и выборных старшин (чэюинянь), составлявших правление или совет (чжуан, цзочжуан). Его опорой служила богатая верхушка — владельцы мастерских и лавок (чжужэнь, пу- чжу), подрядчики по найму рабочей силы (лаобань), а также наиболее искусные и старые мастера (цзян, ши), имевшие учеников. На следующей ступени стояла основная масса полноправных членов корпорации (гунцзян, цзянху). Их нижний слой составляли наемные ремесленники (гугун, гунжэнь) — постоянные и временные (чангун, саньгун). Обе эти группы имели право голоса на общих собраниях цеха. На последней ступени этой социальной лестницы находились неполноправные — подмастерья (бан, банцзо) и ученики (ту, сюэту). Очерченная выше принципиальная, или «типовая», структура цехогильдий отнюдь пе исчерпывала огромного многообразия местных и профессионально-отраслевых модификаций корпоративного устройства, закрепленного в цеховых уставах (см. [255, с. 199—207]).

На тех же основах строилась структура торговых и ростовщических гильдий, но с несколько иной иерархией на средней и нижней ступени: владельцы «фирм» и лавок (дунцзя, цайдун), их управляющие (чжангуй, цзинли), приказчики (хоцзи) и ученики (туди) (см. [225, с. 58—62, 91—92]). Аналогичная система подчинения с различными модификациями действовала и внутри каждого отдельно взятого заведения, будь то торговая «фирма», «контора» (хан, чжуан, цзюй, хао), обычная лавка (дянь, пу), ломбард, мастерская или разменно-табачная лавка (яньцяныгу).

Резкое усиление экономической экспансии держав после японо-китайской войны 1894—1895 гг. сделало более тревожным положение цехогильдейской среды. Городское ремесленное население ненавидело «заморских дьяволов» как «виновников» конкуренции более добротных и дешевых фабричных товаров. Усиление иностранного импорта для многих ханов и банов означало сокращение производства и гильдейской торговли. Для некоторых корпораций (прежде всего для цехов хлопкопрядильщиков) стоял вопрос о самом их существовании. Неудивительно поэтому, что баны, ханы и гунсо активно участвовали во всех организованных буржуазией и шэньши антииностранных экономических движениях начала XX в. В борьбе с фабричной конкуренцией цехогильдии охотнее всего пользовались таким средством, как антииностранный бойкот. Подобная форма проявления общественного мнения городской среды в условиях того времени представляла большую силу. Так, в 1905 г. городские корпорации Юга были одним из инициаторов антиамериканского бойкота. Они же явились активными участниками антияпонского бойкота 1907—1908 гг. на юге Китая (см. [58, т. 2, с. 497—501]).

Участие цехов и гильдий в указанных движениях возрастало по мере ухудшения для них общей конъюнктуры. Быстрее всего слабели те ханы и баны, чья торговля подрывалась растущим импортом или конкуренцией фабрик. Особенно заметно падало значение корпораций, торговавших хлопчатобумажными изделиями. Более устойчивое положение сохраняли гунсо, хуэйгуани и ханы, связанные с экспортной торговлей (чаеторговцы, торговцы шелком).

В период либерально-конституционного движения (1906—1911) и особенно во время революции 1911—1913 гг. цехогильдии в противовес передовой части буржуазии выступали против слома экономической изоляции провинций. Корпорации были против введения единой национальной валюты, унификации системы мер и весов, централизации железных дорог и т. д., поскольку реформы такого рода пошли бы на пользу их основному конкуренту — современным формам капитализма. Выступая за сохранение хозяйственной разобщенности различных частей Китая, цехогильдии всех мастей стремились максимально сократить возможность свободной конкуренции, подрывавшей их средневековые привилегии на местном рынке. Против единой метрической и денежной системы выступал и ростовщический капитал (в лице своих корпораций). Переводным конторам, меняльным лавкам и ломбардам единый денежный рынок сулил опасность усиления конкуренции со стороны современных форм кредита. И тем не менее развитие капитализма в городах отчасти влияло на цеховую и гильдейскую верхушку. Приноравливаясь к новым формам экономической жизни, корпорации начиная с 1903—1904 гг. стали вступать в торговые союзы (шанхуэй) на правах ассоциированных членов Это позволяло им, помимо всего прочего, использовать указанные организации для отстаивания своих традиционных средневековых прав. Вместе с тем корпоративная система реагировала на рост своей внутренней дифференциации и по-средневековому. Так, в начале XX в. продолжалось выделение и отпочкование особых (часто называемых «восточными») корпораций (дунхан) предпринимателей и торговцев в противовес объединениям основной массы ремесленников данной профессии («западным» ханам) см. [255, с. 204—205])

В предсиньхайское десятилетие (1901 —1911) еще жестче обозначился перелом в судьбах мелкотоварного ремесленного уклада, начавшийся в конце XIX в. Однако эволюция в данной области экономики в отличие от крестьянской промышленности приняла иное направление. В начале XX в. усилилось отставание деревни от города вообще и в промысловой сфере в частности. С распадом старого, полунатурального быта в сельских промыслах шло быстрое расширение мелкотоварного уклада. Городские же цехи переживали с конца XIX в. более высокую стадию социально-экономического развития. Мелкотоварное производство здесь разрушалось, уступая шаг за шагом место разного рода раннебуржуазным формам.

При сохранении всех институтов цехогильдейской организации в 1894—1914 гг. происходило постепенное ослабление ее экономического базиса. Шел рост капиталистических отношений внутри самих корпораций, росло применение наемного труда. Противостояние хозяев и работников постепенно выступало на поверхность. Сокращался объем мелкотоварного производства и мелкой торговли под влиянием предпринимательских форм производства как вне цеха, так и внутри его.

Первая промышленно-торговая перепись 1912 г.2 показала, что резко сократившееся за вторую половину XIX в. мелкое городское производство охватывало свыше 2 млн. «ремесленных дворов» (цзянху, цзиху, чокиху) с 13 млн. занятых в производстве (см. [58, т. 2, с. 431—432]). Обычно в производстве среднего цзянху было занято до пяти членов семьи. Следовательно, общее число семейных работников в китайском городском ремесле в то время составляло примерно 10 млн. человек, остальные же 3 млн. были нанятыми работниками (юнгун, гугун). Иными словами, удельный вес наемного труда в цеховом ремесле тех лет, видимо, не превышал 23—25% общего числа занятых (в среднем 1—2 рабочих на двор).

В ряде отраслей масштабы применения «ремесленными дворами» наемного труда были более значительными. В сахароварении на цзянху приходилось в среднем по 52 работающих, в кирпично- черепичном производстве — по 14, в суконном и спичечном — по 12, в производстве лаковых и резных изделий этот показатель составлял 10—11, в обработке полудрагоценных камней и шелко- хлопкоткачестве—10, в шелкоткачестве — 9, в винокуренном, хлопкоткацком, полотняном, фарфорово-керамическом и в производстве индиго — 7—8. В указанных отраслях многие «ремесленные дворы» ул<е представляли собой мелкие капиталистические мастерские, основанные на семейной кооперации, а иногда даже небольшие мануфактуры (например, сахароваренные или кирпич- но-черепичные). Об этом свидетельствовали и данные о годовой валовой продукции: в 1912 г. по 30 обследованным отраслям в среднем на цзянху она составляла более 2 тыс. юаней (см. [58, т. 2, с. 431—432]).

Сфера мелкотоварного уклада в китайских городах начала XX в заметно сокращалась. Однако продукты его распада лишь частично поглощались мануфактурой и фабрикой, что усиливало перенаселенность городов. При общем сокращении объема ручного производства кризис его средневековой организации еще в конце XIX в. достиг такой стадии, когда дальнейшее существование, а тем более частичное развитие дофабричной промышленности стало зачастую возможным только за счет предпринимательских форм. Во многих отраслях лишь раздаточная система, мастерская и мануфактура еще могли с трудом держаться против наплыва фабричных товаров. В сложившихся условиях переход к различным раннекапиталистическим формам стал императивом во всех отраслях ручного производства Китая 1894—1914 гг., особенно в приморских провинциях.

Этот переход в городе (как и в деревне) был связан с некоторым прогрессом отдельных видов мануфактурной техники, наметившимся еще в конце XIX в. Выше уже говорилось о последовательном распространении на Юге, Юго-Западе и Севере Китая более производительных хлопкоткацких станков (гаоцзи, ласоцзи и телуньцзи). Аналогичный процесс шел и в шелкомотании. В Шаньдуне и Фэнтяни для размотки коконов дубового шелкопряда с 1902 г. стали применяться станки западного образца на ножном приводе, постепенно вытеснявшие старые деревянные устройства, приводившиеся в движение рукой f 178, с. 82]. С 1906 г. началось использование японского железного хлопкоочистительного станка. После того как в Шанхае, Тяньцзнне и Ханькоу было налажено его местное производство, он получил распространение в ряде районов, в том числе и в Хубэс, Шаньси и Хэнани. Технические улучшения наблюдались и в некоторых других отраслях. Все эти сдвиги отразились на организации производства, особенно в текстильных отраслях приморских районов и бассейна Янцзы.

Распространение в городах усовершенствованной и новой техники вкупе с переходом ткачей на покупную фабричную пряжу сделало хлопкоткачество (и сопутствующие ему промыслы — сновальный, мотальный, красильный) в начале XX в. выгодным полем деятельности. Вызванные этим социальные процессы (активизация разного рода скупщиков и постепенное подчинение непосредственных производителей торговому капиталу), рассмотренные выше применительно к деревенскому ремеслу, были характерны и для города, где они также подготовили почву для развития (с начала XX в.) раздаточной системы.

Организация последней не требовала крупных вложений, что делало подобный метод эксплуатации весьма привлекательным для только что нарождавшейся очень разнородной предпринимательской среды. Слабостью индивидуальных капиталов объяснялась и такая характерная черта того времени, как стремление предпринимателей к групповой деятельности путем создания разного рода торговых союзов (шанхуэй), «ткацких бюро» (буцзюй), «торговых фирм» (шанхао) и т. д. Наибольшее распространение раздаточная система получила в хлопкоткачестве вокруг «открытых» портов (Шанхай, Нинбо, Фучжоу, Шаньтоу), особенно в их пригородах. Тысячи ткачей работали там на дому на скупщиков, в роли которых выступали «ткацкие фирмы» (бусяньхан), «конторы» (бучжусм), «лавки» (будянь), получая от них сырье и сдельную заработную плату (см. [213, с. 230—236, 239]). Часть продук- ции, а иногда окончательная ее отделка производилась в создаваемых торговым капиталом мастерских. Перед революцией 1911 —1913 гг. торговые союзы и «конторы», прежде всего на Севере, закупали усовершенствованные станки и создавали в городах профессиональные школы различных типов, в которых ткачи осваивали новую технику.

К концу рассматриваемого в книге периода в массовых текстильных отраслях довольно явственно просматривались результаты буржуазной эволюции. Так, в среде «хлопкоткацких дворов» (цзиху) удельный вес наемных работников приближался к 30% всех занятых в производстве. Наиболее заметным социальное расслоение было в шелкоткачестве На зарегистрированных в данной области в 1912 г. 24 тыс. «дворов» (чжиху) приходилось примерно около 100 тыс. наемных рабочих (около 40% всех занятых) [58, т. 2, с. 431]. Кроме того, многие тысячи надомников работали по городам (и деревням) Цзянсу, Чжэцзяна, Гуандуна, Фуцзянн на «шелковые фирмы» (чоучжуан, чоухан), «счетные конторы» (чжанфан) 3 и «магазины» (чоухао, чоудуань). В шелкообработке, как и в других текстильных промыслах, внедрение раздаточной системы сопровождалось интенсивным использованием детского и женского труда как наиболее дешевого при простейших операциях (намотка, размотка, сортировка).

Параллельно с расширением раздаточной системы многие «шелковые фирмы» организовывали собственные предприятия. Так, действовавшие в Сучжоу «фирмы» в 1899 г. выступали лишь как центры раздаточной системы, но уже к 1911 г. 57 из них, продолжая эксплуатировать прежним методом приблизительно 1 тыс. «шелкоткацких дворов» с 3—4 тыс. занятых, создали и свои мастерские, оборудованные 1,5 тыс. станков и производившие 40 тыс. штук ткани ежегодно [58, т. 2, с. 428].

Подобное соединение мануфактуры и раздаточной системы, при котором наемный надомный труд часто выступал в качестве придатка мануфактурного производства, было довольно распространенным явлением в приморских провинциях (на данном принципе была построена, в частности, и система вайкуан в шелкопрядении Шаньдуна).

Аналогичным образом использовался труд наемных надомников и фабриками (как китайскими, так и иностранными), превращавшими ручную промышленность в поставщика полуфабрикатов, заготовок и тары. На подобной основе организовывалось, например, склеивание спичечных коробков, пачек для сигарет, изготовление шерстяной пряжи, шляпной соломки, деревянных строительных заготовок, мелких, несерийных слесарных деталей и др._

Можно іконстатировать, таким образом, что шел довольно широкий процесс изменения социального положения «ремесленных дворов» (в том числе и мелких семейных мастерских), вынужденных все чаще переходить от производства на рынок к работе на скупщика или же к наемному надом-ному труду (на сдельщине). Причем по степени распространенности наем в массовых текстиль- ных промыслах все еще далеко уступал торгово-ростовщпческой эксплуатации скупщиками зависимых от них кустарей. К 1914 г. торговый капитал в дофабричном производстве все еще резко преобладал над промышленным Авансирование, выдача займа, постоянная скупка изделий и продажа сырья оставались основными формами подчинения капиталом цеховых ремесленников.

Основными особенностями развития капитализма в ручной промышленности Цинской империи, довольно отчетливо выявившимися к концу первого десятилетия XX в., были замедленность перехода от низших форм к высшим (ог надомной работы — к мануфактуре и от нес — к фабрике), преобладание раздаточной системы, низкий удельный вес централизованных предприятий, общая слабость мануфактурного капитала. Удельный вес рабочих мастерских и мануфактур по основным отраслям (шелкоткачество, шелкопрядение, хлопкоткачество, чайная, бумажная, фарфоро- гончарная промышленность и др.) в 1912—1913 гг. составлял менее 4% занятых в производстве, в большинстве же других отраслей он был значительно ниже [178, с. 76—77].

Наиболее показательной в данном отношении была самая массовая отрасль — хлопкоткачество. Переход от раздаточной системы к мануфактуре в этой сфере серьезно тормозился сильной конкуренцией импортных, в том числе японских, а также и местных машинных тканей. Фабричная конкуренция постоянно грозила разорением хозяевам кустарных предприятий, тогда как скуп- іцики-раздатчики имели возможность при ухудшении конъюнктуры быстро изъять свои капиталы из производства, неся минимальные потери. Указанный фактор ставил значительные преграды превращению скупщика в мануфактуриста, что вело к закреплению в хлопкоткачестве господства своего рода «рассеянной кооперации» без радикальных изменений в самом процессе производства. На долю централизованной мануфактуры и мастерской в 1912 г. приходилось менее 1% всех занятых в этой отрасли, тогда как в гончарном, фарфоровом и хлопкопрядильном производстве аналогичный показатель был равен 12—13%, а в чаеобработке — 9% [178, с. 77]. Всего в стране к 1913 г. насчитывалось 974 хлопкоткацких мастерских и мануфактуры, на которых было занято лишь 26 тыс. ткачей [58, т. 2, с. 432—433]. Среди них абсолютно преобладали мелкие заведения. Лишь у 142 мастерских и мануфактур средние показатели были относительно высокими: количество станков на одно заведение равнялось 89, число рабочих—156, а размер капитала доходил до 10 тыс. юаней [416, с. 347; 417, с. 25].

В то же время следует подчеркнуть, что начало XX в. было для Китая периодом довольно интенсивного развития высших форм ручной промышленности. На волне промышленного подъема 1905—1908 гг. и антииностранных движений на средства шэньши, помещиков и торговцев было основано значительное количество хлопкоткацких мануфактур, в том числе оснащенных и ножными станками. По неполным данным, за предреволюционное десятилетие было создано до 300 таких предприятий [336, с. 111]. Однако 1909—1911 годы для данной отрасли, как и для большинства других, были временем ухудшения конъюнктуры и спада, особенно сильно ударившим по хлопкоткацким мануфактурам Цзянсу, переживавшим целую полосу банкротства.

Развитие предпринимательства и появление большого числа мануфактур с конца XIX в. (особенно в период промышленного подъема 1905—1908 гг.) были характерны вообще для большинства отраслей ручной промышленности. Наибольшим был подъем в маслоделии, текстильном и мукомольном производстве. Экспортные отрасли (шелкообработка, производство чая, маслоделие), где удельный вес мастерских и мануфактур был значительно выше среднего, с конца XIX в. испытывали усиливавшуюся конкуренцию. Ее воздействие вело к тем же результатам, что и в иных сферах экономики- гибло мелкое производство, выживали и развивались централизованные мануфактурные формы.

В шелкообработке свертывание производства «ткацких дворов» приняло массовый характер в начале XX в., когда сужение внешнего рынка в связи с сильной конкуренцией японских и отчасти итальянских шелковых тканей привело к ухудшению конъюнктуры. Разорение шелкоткачей в Китае ускорялось понижением цен на готовые ткани при вздорожании шелковой нити в связи с выкачкой сырья (коконов и пряжи) за границу. На развитии шелкомотания серьезно сказывались резкие колебания цен мирового рынка в связи с изменениями моды в Европе и Америке. Так, в 1906 г. цены на шелк поднялись на 35%, а в 1907 г. — на столько же упали Г196, с. 290].

В китайском экспорте ручная шелковая пряжа постепенно вытеснялась пряжей фабричной размотки. Вывоз первой через Гуанчжоу за 1891—1901 гг. сократился более чем в 4 раза, а второй увеличился в 2,5 раза [69, т. 1, с. 177].

В результате воздействия всех указанных факторов в шелкообработке усилилась дифференциация мелких товаропроизводителей при укреплении позиций мастерских, мануфактур, раздаточной системы «шелковых фирм» и «счетных контор». Последние в отличие от простых чжиху были круглый год обеспечены сырьем и имели рынок сбыта продукции.

Разорение «шелкоткацких дворов» шло довольно интенсивно, в результате чего при росте предпринимательских форм общее количество занятых в данном производстве сокращалось. В Нанкине и его округе с 1880 по 1900 г. число действующих станков для изготовления атласа сократилось в 6 раз, а станков для выделки парчи — в 10 раз. В Сучжоу из 11—12 тыс. шелкоткацких станков, работавших в 1900 г., к 1912 г. осталось только 4 тыс. (см. [58, т. 2, с. 453; 69, т. 1, с. 429—430]). Тем самым создавалась резервная армия для работы на мануфактурах и фабриках. Общий подъем шелкообработки происходил уже в основном на предпринимательской основе.

Рост мануфактурного шелкопрядения, начавшийся в 90-х годах XIX в., резко ускорился в предреволюционное десятилетие. В дан- ной отрасли развитие предпринимательских форм достигло наибольшего размаха. Только на отмеченных в источниках того времени шелкомотальных мануфактурах и мастерских (сычан) было занято около 150 тыс. работников, в основном женщин [178, с. 63].

Значительное падение цен на шелковые ткани сделало их к началу XX в. более доступными для средних слоев населения, осо- •бенно в городах, что самортизировало натиск внешней конкуренции. В результате мануфактурное производство упрочило свои позиции и в шелкоткачестве. Если в этой отрасли в конце XIX в. сравнительно крупные предприятия были немногочисленными, то в 1912 г. уже действовало свыше 2 тыс. разного масштаба мастерских и мануфактур, на которых работало до 88 тыс. ткачей. Примерно 26% всех занятых в ручном шелкоткачестве были мануфактурными рабочими (см. [58, т. 2, с. 431—434]).

Центрами наибольшего развития дофабричного капитализма в шелкообработке были юг Цзянсу (Шанхай, Нанкин и Уси), север Чжэцзяна (Ханчжоу и Хучжоу), юг Гуандуна (Гуанчжоу, Фо- шань и особенно Шуньдэ с его округой) и Яньтай в Шаньдуне. В 1910 г. в районе Гуанчжоу насчитывалось около 180 шелкомотален. На каждой из них работало по нескольку сот человек [43, с. 109]. В 1903 г. в уезде Фошань действовало около 100 шелкопрядильных мастерских и мануфактур. На значительной их части •было занято по 400—500, а на наиболее крупных — по 800— 900 работниц [58, т. 2, с. 356—357]. Кроме того, к 1908 г. там на- •считывалось 20 крупных и 60—70 мелких шелкоткацких мастерских с 2 тыс. рабочих. Однако в период спада 1909—1911 г. большая часть этих предприятий закрылась.

Для шелкообработки Шаньдуна в рассматриваемый период 'был характерен процесс перемещения размотки коконов как в самих мастерских и мануфактурах (нэйкуан), так и вне их (вайку- ан), т. е. в рамках раздаточной системы, из сельской местности в города. В Яньтае, например, действовало от 33 до 43 крупных шелкомотален. Вместе с тремя небольшими фабриками они нанимали 15—17 тыс. рабочих (см. [58, т. 2, с. 359—362]). Шелкомотальные предприятия организовывались также в Сычуани, Фэнтя- нн и ряде других провинций, где в период подъема 1905—1908 гг. возникло большое число в основном мелких мастерских (с числом занятых до 10 человек).

К мануфактурным формам производства переходили и другие текстильные отрасли. Так, к 1912 г. в стране насчитывалось '987 швейных мастерских и мануфактур с примерно 15 тыс. рабочих, функционировало 343 красильных, отбельных, трикотажных и вышивальных предприятия с 12 тыс. занятых [58, т. 2, с. 435—436].

В чаеобработке в рассматриваемые годы также заметно усилилась эволюция торгового капитала в промышленный. К концу XIX в. скупка готового чайного листа, а также раздача его для обработки на дом были почти полностью вытеснены переработкой та предприятиях «чайных фирм» (чачжуан). Последние в целом по стране нанимали сотни тысяч сезонных и постоянных работниц. По данным переписи 1912 г., на долю чайной промышленности приходилось 30% всех рабочих мануфактур и мастерских. Наибольшее распространение эти предприятия получили в Хуна- ни, Хубэе, Цзянси и Фуцзяни. По И провинциям насчитывалось 617 сравнительно крупных «чайных фирм» и «чайных складов» (чачжань), нанимавших около 146 тыс. работниц [58, т. 2, с. 444]. Чаеобработка отличалась от других отраслей крупными размерами предприятий (свыше 200 человек на каждом). Вместе с тем их сезонный характер мешал установлению в данной сфере постоянных отношений найма.

После 1895 г. под влиянием спроса мирового рынка на растительные масла усилилось развитие мануфактурного капитализма и в маслоделии. В этой отрасли к 1912 г. насчитывалось 1,7 тыс. предприятий [58, т. 2, с. 438]. Много новых предприятий такого рода возникло в Гуандуне, Чжэцзяне, Хубэе и в Шаньдуне (в последнем — на базе переработки арахиса). В Шаньси в районе Датуна и Шэньчи работали сотни, а в Цзянсу только в уезде Уцзин — около 90 маслобоен [336, с. 110].

Основная же масса предприятий указанного типа данной отрасли приходилась на Маньчжурию, для которой вообще было характерно широкое распространение мануфактурной переработки сельскохозяйственного сырья на вывоз (производство соевого- масла, жмыха, водки, муки и вермишели). Большинство винокурен было сосредоточено в северной и западной части Цзилини и южной части Хэйлунцзяна (бассейн среднего течения Сунцзяна). К 1910 г. общее количество таких мануфактур в обеих провинциях составляло примерно 240—250 предприятий [213, с. 111]. На первом месте среди них по числу заведений (к концу 90-х годов — 600—800 [154, с. 105—107; 165, с. 28]) и по массе промышленного потребления зерна стояли маслобойни. Они концентрировались в основном в районах среднего течения Сунцзяна. Начало XX в. в связи с расширением спроса на соевое масло и жмых со стороны Японии и ряда стран Европы ознаменовалось определенным подъемом данной отрасли. В Цзилини обследование 1910 г. выявило 627 маслобоен, в Хэйлунцзяне — 376 (рассчитано по [20, Прил., табл. 5; 21, с. 96—225, 238—329]). Но уже в следующем году в некоторых районах Маньчжурии деятельность и количество маслобойных предприятий несколько сократились, поскольку вывоз сои в сыром виде на экспорт стал более выгодным, чем переработка ее на месте.

В Маньчжурии были очень распространены и мукомольни. По некоторым данным, в Цзилини и Хэйлунцзяне к 1907 г. их насчитывалось около 1 тыс. (не считая тех, что в качестве подсобного производства входили в комплекс каждой винокуренной мануфактуры) [179, с. 10].

С ростом городов мукомольное производство развивалось и в собственно китайских провинциях, особенно в приморских городах и основных центрах зерновой торговли бассейна Янцзы. В Уху •число мукомолен за вторую половину XIX в. выросло с 20 до 100; в Чанша к 1911 — 1912 гг. оно превысило 600, в Ханькоу—100 [336, с. 110].

Несмотря на серьезный урон, нанесенный местному производству импортом иностранного сахара, в 1912 г. в Китае насчитывалось 995 сахароваренных и кондитерских предприятий с более чем 11 тыс. рабочих [58, т. 2, с. 442, 444].

В целом в сфере мануфактурной переработки земледельческого сырья в рассматриваемые годы заметно возросла активность обуржуазившихся помещиков, создававших, как правило, мелкие винокуренные, маслобойные и мукомольные предприятия.

Рост новых видов производства, возникших под влиянием Запада или в связи со спросом мирового рынка, был особенно значительным в период промышленного подъема 1905—1908 гг., когда было основано много новых спичечных, мыловаренных, свечных, •сигаретных, стекольных мануфактур и т. п. Применительно к концу первого десятилетия XX в. в источниках зафиксировано существование 996 сигаретных (18 тыс. рабочих), 80 спичечных (10 тыс. занятых), а также 80 мыловаренных и свечных предприятий, выпускавших продукцию европейских образцов. Значительной отраслью оставалось также фарфоровое и гончарное производство. В данной сфере насчитывалось свыше 2,2 тыс. мануфактур и мастерских (67 тыс. рабочих) (см. [58, т. 2, с. 437—443]). Основная их масса приходилась на Цзянси (732 к 1912 г.). В расположенном на ее территории «городе фарфора» Цзиндэчжэне в конце XIX в., по данным морских таможен, функционировали 120 печей для обжига, которые обслуживались 160 тыс. рабочих [69, т. 1, с. 333]. Довольно значительное число аналогичных предприятий действовало в Гуандуне, Чжэцзяне, а также в Хунани и Шаньдуне. Однако в целом вследствие иностранной конкуренции, цеховой организации производства, отсталости техники, высокого процента брака, дороговизны топлива и «нехватки капитала» происходило постепенное сокращение выпуска местного фарфора (особенно в Цзиндэчжэне, помимо всего прочего серьезнейшим образом пострадавшем от наводнения в 1904 г.).

В отличие от гончарно-керамического прочные позиции сохраняло бумажное производство (к 1912 г. около 3 тыс. бумагоделательных, бумагообрабатывающих и книгопечатных мануфактур с 43 тыс. рабочих). Следует также отметить наличие 427 кожевенных, 630 деревообделочных мануфактур и 264 предприятий по изготовлению свечей китайского образца (см. [58, т. 1, с. 437-446]).

Развитие капитализма в китайской фабричной промышленности перед революцией 1911—1913 гг. в целом значительно ускорилось. В 1912 г. в стране действовало свыше 16 тыс. мастерских и мануфактур, на которых было занято около 485 тыс. наемных рабочих [58, т. 2, с. 432—433]. Вместе с тем рост более передового машинного сектора усугубил слабость и отсталость мануфактурного производства, в ряде отраслей постепенно уступавшего дорогу фабрике. Промышлеино-торговая перепись 1912 г. выявила в сфере дофабричиой промышленности крайнюю слабость крупных форм и полное преобладание мелких предприятий. Среднее число рабочих, нанимаемых мастерской или мануфактурой, составляло примерно 30, а без учета таких отраслей, как чаеоб- работка и шелкоткачество,---лишь 19 [178, с. 76]. В условиях экономического спада 1909--1913 гг. острее, чем прежде, сказывались техническая отсталость, «нехватка капитала», слабость в конкурентной борьбе с импортными, а также местными фабричными товарами. Следствием этого стали частые банкротства предприятий мануфактурного типа.

В хлопкоткачестве Цзянсу, маслоделии юга Фэнтяни, шелкоткачестве Гуандуна и в других отраслях и районах они не выдерживали фабричной конкуренции. Повышение требований рынка к качеству изделий, вздорожание сырья, снижение рыночных цен, ухудшение сбыта, медленность оборота капитала, необходимость выплачивать высокие проценты за ссуды — все указанные факторы привели в период промышленного спада 1909—1913 гг. к застою в ряде отраслей и закрытию многих мануфактур и мастерских.

Стадиальные сдвиги (от раннемануфактурной ступени к развитой мануфактуре и от нее к фабрике) затруднялись сохранявшимся господством деревни над городом и превосходством земледелия над ремеслом в плане производительности труда. С данным капитальным фактором так или иначе были связаны вялый приток капитала, слабость предпринимательского начала, трудность получения кредита, высокий ссудный процент и негативное воздействие государства. Все это затрудняло, а зачастую делало невозможным подъем на очередную ступень. Раннемануфактурная стадия далеко еще не была для Китая 1894—1914 гг. исторически и практически пройденным этапом. Мануфактура еще не стала производителем техники даже для самой себя. Детальное разделение труда развивалось довольно медленно. Даже в начале XX в. наблюдалось довольно прочное преобладание, гипертрофия низших, отсталых форм, прежде всего широкое распространение надомной работы как самостоятельного явления. Последняя с большим трудом перерастала в рассеянную мануфактуру или же становилась придатком крупных и средних предприятий. Вместе с тем именно в начале XX в. встал вопрос об исторической смене в Китае мануфактуры фабрикой. Особенно ощутимой данная проблема стала в 1914—1919 гг., практическое же ее решение затянулось еще на несколько десятилетий. Специфика предсиньхайского десятилетия (1901—1911) заключалась в том, что, будучи в ходе естественного развития еще не вполне втянутым в стадию развитой мануфактуры, Китай под воздействием внешних факторов уже оказался на пороге начального перехода к фабрике. В сложившейся коллизии (историческая необходимость и неизбежность замены ручной техники машинной в условиях, когда еще далеко не завершился переход китайской про- мышлснности в стадию развитой мануфактуры) остро проявлялась историческая неподготовленность к подобному скачку мануфактурного капитала Цинской империи.

В большинстве отраслей, в том числе и в шелкопрядении, перерастание мануфактуры в фабрику не играло заметной роли. Китайская мануфактура конца XIX —начала XX в. в целом не стала непосредственной базой машинного производства.

Исключение составляла пищевая промышленность, в рамках которой из мануфактур выросло около 30 фабрик (из числа основанных за 1895—1911 гг.) [178, с. 85]. Большинство их относилось к отраслям, где развитие капитализма началось поздно — в конце 90-х годов (в первую очередь производство соевого масла и бобового жмыха на юге Фэнтяни, а также мукомольная промышленность Цзянсу). Переход к машинам в указанных случаях был обусловлен спросом мирового рынка на соевые продукты и растущих портовых промышленных городов на муку.

В текстильных же отраслях к использованию машин переходили считанные мануфактуры (хлопкоочистительная, а позже прядильная фабрика «Тунцзююань», основанная группой чиновников и шэньши во главе с Янь Синьхоу в Нинбо, и две шелкомотальни— в Саньшуе и Яньтае). Крайне остро давали себя знать дороговизна импортного оборудования и недостаток квалифицированных техников.

Дофабричное предпринимательство к 1914 г. оставалось наиболее «массовым» звеном капиталистического уклада в Китае. На него приходилась основная часть прироста слоя наемных работников различных форм капиталистического производства. К концу рассматриваемого периода в его рамках были заняты несколько миллионов надомников в сфере раздаточной системы, около 3 млн. наемных тружеников из среды «ремесленных дворов» и примерно полмиллиона рабочих в мастерских и на мануфактурах (см. [222, с. 464—465]).

Полуколониальное положение Цинской империи и господство иностранного капитала в «верхних этажах» экономики Китая обусловили известную специфичность процесса формирования местной буржуазии на «нижнем уровне» — преимущественно за счст увеличения числа владельцев мелких и средних предприятий мануфактурного и домануфактурного типа. Хозяева мастерских и мануфактур, различного рода раздаточно-скупочных «фирм», «контор», «лавок», «магазинов» и т. п., комиссионеры и самостоятельные раздатчики, скупщики-посредники и разнообразные мелкие хозяйчики, использовавшие наемную рабочую силу, представляли собой наиболее «массовый» слои формировавшейся китайской «промышленной» буржуазии. Их общая численность к 1914 г. составляла, видимо, несколько десятков тысяч человек. В массе своей они были не столько промышленниками, сколько представителями торгового капитала.

177

12 Зак 502

По своему происхождению и социально-экономической природе эта часть буржуазии была теснейшим образом связана с са- мым старым и наиболее мноіочисленньїм компонентом нового складывавшегося класса — торговой средой, и в первую очередь с ее средним звеном.

Представители крупного торгового капитала, в том числе компрадоры, в обстановке роста капиталистического уклада как в национальном, так и в иностранном секторе с конца XIX в. постепенно превращались из средневековых купцов в буржуазию нового времени. Частично перенимая у иностранцев современные методы торговли, помещения и хранения капиталов, формы организации своей деятельности и т. д., городское купечество тем не менее в известном смысле все еще оставалось предбуржуазией.

Спецификой китайского города XIX — начала XX в. оставалось наличие огромной армии мелких и мельчайших торговцев (помимо ремесленников, продававших свои изделия) и уличных менял (цяньчжо, цяньтань). Значительная часть городских жителей была занята в разного рода торговле, как постоянно, так и какую-то часть года. В необлагаемой налогами мелочной торговле искала спасения масса разорявшихся цеховых ремесленников. Гипертрофия розничной торговли (ручной, с тележек, в ларьках, разносной) в обстановке роста капиталистического уклада приобретала черты мелкобуржуазной переходности. В условиях буржуазной эволюции города в ходе антииностранных экономических движений 1905—1911 гг. и промышленных подъемов 1895—1898 и 1905—1908 гг. эта корпоративная среда постепенно эволюционировала в мелкую буржуазию.

Масса мелких товаропроизводителей, чьи условия жизни и сбыта продукции все более ухудшались -в связи с растущей конкуренцией фабричных изделий и усилением фискального гнета, поочередно переносила свое недовольство на иностранцев или на цин- скую династию. При возросшей в начале XX в. внешней конкуренции сохранение прежней практики чиновного произвола, ограничительных мер и налогового ограбления ремесла стало более нетерпимым, чем прежде, что особенно проявилось в обстановке торгово-промышленного спада 1909—1913 гг. По сравнению с ручной промышленностью значительно слабее происходили изменения в сфере традиционного кредита. Менее всего перемены коснулись самого многочисленного звена старого ростовщичества — ломбардов (дяньдан, дянья, дяньпу) и «ссудных контор» (иньцзюй). Тех и других в целом по стране в конце XIX в. насчитывалось до 7,5 тыс. Собственный фонд каждого из них в среднем составлял около 20 тыс. лянов, а их суммарный оборотный капитал (за вычетом налогов и иных отчислений) — 135 млн. лянов. С учетом частных вкладов их общий кредитный фонд достигал 210 млн. лянов, ежегодно принося в качестве ростовщического дохода владельцам ломбардов до 20 млн. лянов, а их вкладчикам — около 9 млн. лянов [397, с. 193]. В 1894— 1914 гг. число как крупных (дадянь) и средних (чоюипу, данпу), так и мелких (чжуаньдан, сяояэр, ядянь) заведений такого рода постоянно росло в -связи с расширением рыночной экономики и увеличением потребности в кредите. В то же время хозяева ломбардов (даніиан, дяныиан) и их управляющие (данцзя) весьма слабо эволюционировали в буржуазном плане, откупаясь от местной бюрократии приобретением особых лицензий (дате), уплатой ломбардного налога (даншуй) и взятками.

Денежная реформа 1889 г. привела к медленному сужению сферы обращения весового серебра. С 90-х годов XIX в. и особенно в начале XX в. серебряный юань (с его различными долевыми модификациями) стал постепенно укореняться на денежном рынке страны, тесня ляновые слитки. С переходом к монете западного образца сереброплавильные мастерские (луфан, иньлу) начали понемногу терять прежнее значение. Серьезный урон нанесли им и различные катаклизмы 4. Вследствие всего этого многие луфаны, как старые, солидные (сылу), так и недавно возникшие (гуаньяу), прекратили свое существование.

Система же меняльных лавок продолжала развиваться. В последние годы правления цинской династии в Шанхае насчитывалось свыше 100 цяньчжуанов, в том числе 40 крупных (хуэй- хуачжуан, датунхан), а в Гуанчжоу, по некоторым данным,— 273 аналогичных фирмы (иньхао) [313, с. 957; 388, с. 10]. В целом по стране в конце XIX в. действовало около 1,6 тыс. цяньчжуанов, суммарный ростовщический доход которых ежегодно достигал 32 млн. лянов [397, с. 193—194]. С конца XIX в. меняльные лавки, особенно Цзянсу и Чжэцзяна, стали испытывать наї себе растущее влияние иностранных банков. Так, помимо расширения приемно-кредитных операций цяньчжуаны переняли у европейцев дисконт (учет векселей с вычетом процентов за остающееся до срока время)—практику, доселе не применявшуюся в-, Китае. При кредитовании купцов и компрадоров шанхайские хуэй- хуачжуаны все чаще оперировали заемными средствами, получаемыми от иностранных банков. Банковскими правилами, введенными цинским правительством в 1908 г., меняльные лавки были приравнены к современным банкам.

В новых условиях верхушка чжэцзянских ростовщических ба~ нов, сращиваясь с торгово-предпринимательской средой Шанхая и юга Цзянсу, становилась значительной силой. Основой постепенно складывавшейся на этой основе так называемой «чжэцзянской финансовой группировки» (чжэцзянбан) служили 9 богатейших се- мейно-родственных групп Шанхая — владельцев крупных меняльных контор (датунхан, дацяньхан). Это были кланы Фан, Ли, Е, Чэн, Дун, Сюй, Янь, Вань и Цинь, происходившие из различных городов Цзянсу и Чжэцзяна. Они же практически контролировали фонды прочих меняльных лавок чжэцзянцев (сяотунхан) (см. [60, с. 2, 3, 730—751]) 5.

«Чжэцзянская финансовая группировка» (в просторечии — «Большой нинбоский бан») была второй после иностранного капитала экономической силой в Шанхае, возглавляя «Шанхай цянье гунсо», городскую гильдию менял. Могущество и значение данной группировки определялось не только гигантскими денеж- 'ЙЫМИ активами ее меняльных контор (только лишь суммарный годовой доход последних составлял 2 млн. лянов), но и особой посреднической ролью «чжэцзянцев» и их цяньчжуанов, которую они играли в отношениях между иностранным и местным торговым капиталом приморских и центральных провинций Китая, Выполнение указанной компрадорской функции, т. е. кредитование массовых закупок отечественных изделий и сырья, производимых китайскими торговцами по заказу западных фирм или в расчете на их спрос, связь с иностранными банками, оперирование их краткосрочными ссудами, успешное приспособление к новым формам и веяниям экономической жизни «открытых» портов — все это придавало особую силу и значимость «чжэцзянской финансовой группировке». Она пользовалась почетом и вниманием со стороны властей и шэньши, ее расположения и кредитов искали местные купцы и предприниматели. Порождая из своей среды компрадоров, банкиров, фабрикантов и судовладельцев, «Большой нинбоский бан» постепенно сращивался с национальной буржуазией. Достаточно указать таких «чжэцзянцев», перешедших к капиталистическому грюндерству, как миллионеры Янь Синьхоу, Юй Сяцин, Чжу Баосань и др. (см. [205а, с. 156—157]).

Усиление роли чжэцзянских ростовщических банов и рост Шанхая в качестве нового центра кредитно-денежного рынка •страны происходили в обстановке периодических деловых подъемов и спадов. Очередная крупная финансовая буря (так называемая «вексельная паника») вспыхнула в Шанхае в 1897 г. Кредитуя крайне прибыльную торговлю опиумом и нуждаясь для этого в дополнительных средствах, шанхайские меняльные лавки (цянь- пу) резко повысили процент за вклады, увеличив тем самым их приток. Этим воспользовались темные дельцы, создав для приема вкладов дутые конторы, не способные оплатить наличными свои векселя и особенно чеки (тепяо). Последнее вызвало панику среди держателей разного рода платежных обязательств (ципяо, -чжипяо, чжуанпяо, гундань), в результате чего временно закрылось около 30 кредитных заведений [60, с. 56—57].

Перемещение кредитно-денежного центра страны из Пекина в Шанхай резко ускорилось в начале XX в. Переломным моментом в длительном соперничестве Шанхая с Пекином явился ихэтуань- ский кризис. Решающий удар финансовому лидерству района Пекин— Тяньцзинь был нанесен в 1900 г. В ходе движения ихэ- туаней и интервенции восьми держав были опустошены и сожжены почти все из более чем 300 существовавших тогда в столице цяньчжуанов. То, что не успели забрать повстанцы, прихватили интервенты6. Одновременно было разграблено и разрушено множество ломбардов. Ихэтуаньская катастрофа вызвала небольшую панику и на кредитном рынке Шанхая.

Следующий финансовый кризис в Цзянсу разразился в июле 1910 г. Почва для него была подготовлена биржевой спекуляцией акциями иностранных каучуковых компаний. В поисках легкой наживы их раскупали многие представители торгово-денежных кругов не только Цзянсу, но и других провинций, для чего брались специальные займы и изымались вклады у меняльных контор. Шанхайский «каучуковый» ажиотаж окончился разорением держателей акций и переводом ловко «выкачанного капитала за границу. Общие потери и убытки китайских деловых кругов превысили 20 млн. лянов. В Шанхае обанкротились несколько десятков цяньчжуанов, в том числе известный банк Янь Синьхоу «Юаньфэнжунь» (см. [60, с. 74—84, 313, 956]. Волна банкротств в 1910—1913 гг. охватила торгово-финансовые круги Нанкина, Ханькоу, Тяньцзиня, Инкоу и ряда других городов. Ее второй пик был вызван паникой в связи с начавшейся революцией (подробнее см. гл. 2 четвертого раздела).

По-особому складывалась судьба шаньсиских ростовщических корпораций (бан). Понеся в 1900 г. большие убытки из-за разграбления принадлежавших им в Чжили переводных контор (пяо- хао), шаньсиские банкирские дома постепенно возместили потери и даже укрепили свое положение — за счет как предоставления крупных займов правительству, так и приема, хранения и переводов сумм, поступавших из провинций для погашения ихэтуань- ской контрибуции. Подъем пяохао продолжался примерно до 1907 г. (в 1902—1906 гг. через руки пяошанов прошли наибольшие суммы «боксерской» контрибуции). Всего же с 1891 по 1911 г., по приблизительным подсчетам, центральной казной и провинциальными властями было переведено через финансовую сеть страны свыше 154 млн. лянов [372, с. 139]. В основном эти деньги прошли через руки шаньсисцев, так как доля казенных учреждений (гуаньиньхао) и современных банков в данных операциях была невелика.

На рубеже XIX и XX вв. в Китае, по оценкам японских специалистов, функционировало приблизительно 468 заведений пяошанов; 54 из них являлись главными конторами (цзунхао), а 414 представляли собой их отделения (матоу, фэньхао). Свыше 62% их общего числа приходилось на северные провинции, Маньчжурию, Монголию и Синьцзян. Среди провинций больше всего пяохао (120) было в Шаньси. Затем следовали Чжили, Цзянсу, Хубэй и Сычуань. Из городов основными центрами переводных контор были Пекин, Тяньцзинь, Шанхай, Ханькоу и Шаши, на долю которых приходилось 25% всех пяочжуанов (см. [372, с. 98—108]). Годовые обороты наиболее крупных пяохао при хорошей конъюнктуре в среднем составляли свыше 10 млн. лянов, а в неудачные годы — несколько миллионов. Основную долю переводов при этом составляли казенные суммы. У средних и мелких контор (хуэйдуйчжуан) размеры операций были, естественно, значительно скромнее. Общие же годовые обороты касты шаньсиских банкиров в целом колебались от нескольких десятков до нескольких сотен миллионов лянов. В благоприятные годы чистая прибыль переводных контор трех шаньсиских землячеств (пинбан, цибаи, тайбан) превышала 5 млн. лянов [372, с. 142—143]. Основная до- ля этих дивидендов оседала у нескольких наиболее крупных хуэй- хао.

По оценкам японских экспертов, суммарный капитал 33 шань- сиских контор исчислялся в 30—40 млн. лянов, не считая разного рода вкладов, превышавших собственные средства пяошанов в несколько раз и, по оценкам позднейших исследователей, составлявших около 150 млн. лянов. С учетом же выпущенных банкнотов и других обязательств (на сумму от 20 до 30 млн. лянов) общие фонды указанных пяохао в целом приближались к 200 млн. лянов [372, с. 141—142].

До создания современной почты в 1896 г. пяошаны осуществляли денежные переводы при помощи чеков или квитанций (дуйтяо, хуэйцюань) в сочетании со специальными доверительными знаками (фэйфу, фуцзэ), представлявшими собой условный пароль (цзунфу, фэньфу). Несмотря на свой консерватизм, шаньсиские банкиры в первые годы функционирования современной почты активно использовали ее для расширения переводных операций. Однако неуклонное расширение с первых лет XX в. практики перевода денег по почте представителями буржуазно-помещичьих кругов привело к известному падению роли шаньсиских контор. С возрождением в 1894—1895 гг. казенных денежных управлений (гуаньиньцяньхао) к ним частично перешли хранение и перевод некоторых казенных сумм, что, в свою очередь, сказалось на доходах пяохао. В сфере переводов государственных средств шань- сисцы стали испытывать растущую конкуренцию со стороны шанхайских меняльных лавок, а также казенных, смешанных и частных банков современного типа, наиболее серьезно ощущавшуюся в. Цзянсу, Чжэцзяне, Цзянси и Аньхое. Все большие суммы шли через «Хубу бэнк». Именно через него с 1907 г. в основном шли; казенные переводы и погашение ихэтуаньской контрибуции. Росла активность двух новых банков — Китайского коммерческого и Банка путей сообщения.

Прежняя монополия шаньсиских контор на переводные операции уходила в прошлое. Роль пяохао снижалась вследствие роста телеграфных линий, железных дорог и пароходного сообщения. Перед революцией 1911—1913 гг. цинское правительство практически перешло к хранению казенных сумм в современных банках, что резко отразилось на положении трех шаньсиских банов. Сильнейший удар последним был нанесен свержением монархии в 1912 г. В последующие годы число и сеть пяохао, как и круг их клиентов, резко сократились, что привело к разорению многих пяошанов, а также их пайщиков (иньгу) и доверенных служащих (шэньгу) (см. [372, с. 56—60]).

Как и ослабление других архаических звеньев традиционной феодально-бюрократической системы Китая, закат шаньсиского- ростовщичества был весьма показателен для 1894—1914 гг. — периода растущей интернационализации китайской экономики, усиления капиталистического уклада с его новой инфраструктурой и машинным производством.