2. Эпоха Золотой Орды.

Арабский историк Ибн ал-Асир (1160-1233 гг.) в таких словах передает впечатление современников от завоевательных походов Чингисхана, их ужас перед размерами обрушившейся на них катастрофы: «... с тех пор как Аллах всемогущий создал человека, по настоящее время, мир не испытывал (ничего) подобного...» и «род людской не увидит (ничего) подобного этому событию до преставления света и исчезновения мира...» (36; 1, 2). «От множества войск земля стонала и гудела, а от многочисленности и шума полчищ столбенели дикие звери и хищные животные» (36; 1, 23), - образно передает другой летописец монгольских завоеваний персидский историк ал-Джувейни при описании разгрома Булгарии реакцию современников на невиданную дотоле беду.

Падение Булгарии, завоеванием которой монголы начали давно подготавливаемый подход в Восточную Европу, открыло им дорогу на Русь, Прибалтику, Причерноморье. В результате военных действий 1237-1241 гг. под власть монголов попали новые огромные пространства от Волги до Дуная, которые вошли в состав улуса Джучи, более известного в историографии под названием Золотой Орды. Центром этого государства стало Среднее и Нижнее Поволжье, населенное в основном тюркоязыч- ными народами.

Как явствует из сообщений русских летописцев и персидских исто- риков (170; 100-102), окончательное покорение монголами Волжской Булгарии затянулось на несколько лет (1236-1240).

После ухода основных монгольских войск на Русь булгары восстали. Восстание было, видимо, настолько серьезным, что монголам пришлось усмирять местное население при помощи крупных воинских сил под командованием Субудая-Багатура. Героическая борьба народов Поволжья против иноземных захватчиков запечатлена и в памятниках татарского фольклора - исторических дастанах ^^анская дочь Алтын- чеч», «Бачман и рассказ о его гибели», «Несгораемая девушка», «Легенда о сорока девушках и других (5; 159-180). В них нашли отражение и реальные исторические события и лица, и художественно-обобщенные образы, отвечавшие патриотическим, свободолюбивым народным идеалам. Существует даже точка зрения, согласно которой народные восстания явились причиной решения Бату-хана «первоначально осесть в Булгарии, избрав своей резиденцией окрестности города Великого Булгара» (103; 56). Однако, основной причиной Булгара как первоначального центра формирующегося государства были, видимо, традиции местной оседлой экономической жизни и утвердившаяся роль столицы Булгарии как перекрестка международной торговли8. Использовать давно сложившуюся социально-экономическую, политическую и культурную инфраструктуру государственной и общественной жизни населения, приспособив ее к своим целям, было гораздо легче, чем создавать такой механизм заново.

Подчинив силой оружия страны и народы, стоявшие на более высоком, по сравнению с завоевателями, уровне экономического и культурного развития, монгольская кочевая аристократия быстро поняла, что восстановление хозяйственной жизни оседлых регионов сулит ей более надежные, постоянные доходы, нежели опустошительные набеги.

Двойное налоговое бремя на население со стороны местных феодалов и ордынских властей, ухудшая их экономическое положение, вело к дальнейшей социальной поляризации и закрепощению обедневших ремесленников, земледельцев, скотоводов. В строительстве, ремесленном производстве и домашнем хозяйстве широко использовался труд невольников, являвшихся и объектом торговли. Низкий уровень производительных сил, обострявший социальные антагонизмы, однобокая ориентация экономики на внешнюю торговлю с ее немедленными, но недолговечными доходами, стали в дальнейшем внутренними факторами разложения Золотой Орды, правящая верхушка которой видела в покоренных народах не опору государства, а источник извлечения материальных и денежных ресурсов9.

В то же время в силу объективных законов общественного развития производительные силы, хотя и медленно, но возрастали, шел процесс консолидации народностей в новых исторических условиях, развивалась наука, материальная и духовная культура. К этим законам, к «высшему экономическому положению» (Ф.Энгельс) и к более высокой культуре покоренных народов и должны были приобщиться завоеватели, чтобы удержать их в своей власти. Другими словами, плоды своих завоеваний победители могли пожинать, лишь подчинившись социально- экономическому базису и его идеологической и культурной надстройке, а в дальнейшем и языку покоренных народов, ассимилировавших нашественников10.

Ислам в качестве государственной идеологии Джучиева Улуса получает право гражданства при хане Берке, который в 661 г. хиджры (12621263) направляет посольство в мамлюкской Египет к султану Бейбарсу с официальным извещением о принятии им и многими знатными монгольскими семьями и родами ислама. Об этом сообщает арабский историк Руки-ад-Дин Бейбарс (36; 1, 98-99). Его современник ан-Нувей- ри пишет в связи с обращением Берке-хана в ислам о распространении в Золотой Орде мечетей, школ, мусульманских наук и просвещения: «Этот Берке сделался мусульманином и ислам его был прекрасный. Он воздвиг маяк веры и установил обряды мусульманские, и построил в пределах своего государства мечети и школы» (36; 1, 151). В принятии ислама Берке-ханом лежали и внешнеполитические причины (стремление к самостоятельности от Каракорума11, ориентация на мусульманский мир в борьбе с хулагуидским Ираном и др.). Хотя ислам окончательно утвердился в Золотой Орде в первой половине XIV в. при хане Узбеке, именно при Берке в Сарай начали стекаться ученые, богословы, поэты со всех концов мусульманского Востока, и были заложены основы развития золотоордынской культуры на почве ислама. Таким образом, это развитие пошло по пути, освоенному задолго до монгольского нашествия в традиционных культурных центрах, вошедших в состав Джучиева Улуса - Волжской Булгарии, Хорезме, Закавказье.

В то же время образование Золотой Орды, крупнейшего государственного объединения на карте Восточной Европы и Западной Азии, в пределах которого оказались культурные очаги тюркского мира, в том числе и волжские булгары, оказало существенное влияние на их исторические судьбы, экономическое, политическое, культурное развитие. В условиях огромного государства размываются прежние территориальные и этнические границы формирования народностей, усиливаются процессы взаимопроникновения оседлых и кочевых народов, их материальной и духовной культуры, которые проходят в XIII-XV вв. в гораздо более широких масштабах политически интегрированных регионов Средней Азии, Казахстана, Поволжья, Дешт - и Кипчака. Развитая булгарская культура домонгольского периода, сыгравшая важную роль в формировании синкретичной культуры Золотой Орды, и сама подвергается трансформации, впитывая духовные ценности культуры других регионов и народов. Поэтому культура татарского народа XIII-XV вв. справедливо рассматривается исследователями в контексте новых исторических условий формирования татарского народа, выходящих далеко за пределы экономических, политических, этнических рамок домонгольской Булгарии. Ее коренное население частью гибнет, частью спасаясь от монголов, рассредоточивается в относительно безопасные северные районы (182; 91). Кроме того, булгарские мастеровые и ремесленники, наряду с представителями других побежден- ных народов, сгоняются монголами в Нижнее Поволжье для строительства новых городов. Так, по археологическим источникам, первыми поселенцами Водянского городища и некоторых других в современной Волгоградской области были русские и булгары (138; 145). В еще большем количестве свозились ремесленники из Хорезма, Руси, Булгарии, Крыма и других оседлых регионов для строительства и налаживания различных производств (металлургического, гончарного, ювелирного, косторезного и т.д.) Сарая и Сарая ал-Джедида, первой и второй столиц Золотой Орды. Как свидетельствует археологический материал, «Во всех ремеслах прослеживается общая черта: все они характеризуются смещением ремесленных традиций покоренных народов. Это и лежит в основе синкретизма золотоордынской городской культуры» (86; 68). Археологический материал подтверждает письменные свидетельства современников (Ибн-Баттуты, ал-Омари, Ибн-Арабшаха и др.), отмечающих этническую пестроту населения золотоордынской столицы.

В результате усиления процессов миграции покоренных монголами народов и в Булгарию усиливается приток кипчакоязычных тюрков- кочевников, происходит постепенная унификация поволжского тюрки, становящегося государственным языком Золотой Орды. Процесс складывания на кипчаксой лексической основе государственного языка получает отражение в известном «Кодекс Куманикус», кипчакско- латинском словаре, составленном в Италии в помощь европейским купцам, дипломатам, миссионерам, отправлявшимся в Золотую Орду. В то же время давние экономические и культурные традиции Булгарии, определенная степень ее автономности при монголах предохранили местное население от растворения в новом государстве и позволили постепенно возродить традиционные ремесла, земледельческую культуру, торговлю, хотя это возрождение шло очень медленно из-за колоссального ущерба, нанесенного булгарский земле опустошительным нашествием. «Более ста городищ домонгольского времени на территории всей Булгарии не имеют слоя золотоордынского времени, следовательно, они были заброшены в результате монгольского нашествия» (181; 91), отмечают археологи. Тем не менее постепенно возрождаются города Булгар, Сувар, Кашан. В качестве удельных центров возвышаются Казань, Жукотин (Джукетау), Керменчук. Постепенно восстанавливаются торговые и культурные связи со Средней Азией, Русью, Закавказьем. Возобновляется приток мусульманских ученых, богословов, право- ведов, мастеров художественного слова, сочинений по различным отраслям знаний. Ш.Марджани приводит в «Мустафад-ал-ахбар...» и «Вафийат ал-аслаф» имена ученых XIII-XIV вв., деятельность которых связана с Булгарией. Среди них он упоминает Xасана Булгари, родом из Нахичевана (Азербайджан), ученика знаменитого на Востоке шейха Сагдетдина ал-Xамави. Биография Xасана Булгари, изложенная в «Вафийат ал-аслаф...» (20; III; 426 а), может служить иллюстрацией широкой географии культурных контактов Булгарии того времени. Он начал свою деятельность в Азербайджане, получил известность как ученый в Булгаре, затем, когда обстоятельства вынудили его бежать в Бухару, прославился как «шейх Xасан Булгари» в культурных центрах Средней Азии. Другой ученый этого времени, Бурхан ад-дин Булгари получил известность среди современников комментариями к сочинениям по этике, риторике, медицине (85; 541). О широких культурных связях Булгарии со Средней Азией, Малой Азией, Xорезмом, Ближним Востоком в XIV в. свидетельствуют также имена ученых Xафиз ад-дина Кар- дари Баззази, Гассама Маргилани, Ибн Арабшаха и других, жизнь и научное творчество которых так или иначе были связаны с духовной жизнью Булгарии (159; 161-163).

Таким образом, несмотря на отрицательные последствия монгольского нашествия, затормозившего и культурное развитие, благодаря своим глубоким корням, домонгольская материальная и духовная культура, пережив все катаклизмы, связанные с этим нашествием, возродилась и развивалась в новых исторических условиях.

С ростом новых городов Золотой Орды в Нижнем Поволжье, Северном Кавказе, Крыму как центров ремесленного производства, международной торговли, культуры растет и образованная прослойка населения, необходимая для функционирования государственного аппарата, экономических, политических связей, дипломатии. Последняя при хане Берке становится важным инструментом внешней политики Золотой Орды. К 1261 г. относится начало политических связей с мамлюкским Египтом, занимавшим важное место во внешнеполитических планах золотоордынских ханов (92). Об интенсивности экономических, политических и культурных контактов между Поволжьем и Египтом говорит и следующий факт, приведенный египетским историком Аль-Xоли Амином: «В течение двух столетий Каир и Сарай обменялись примерно пятьюдесятью посольствами...» (58; 15), причем большая роль в этих посольствах отводилась купцам, которые, наряду со своими торговыми операциями, нередко выполняли ответственные дипломатические миссии.

Кстати, в источниках сохранились сведения и о посольстве булгар в 1330/31 гг. к египетскому султану ан-Насиру с подарками и просьбой прислать царю булгар меч и знамя для победы над врагами (58; 21). Это посольство, если оно имело место, еще раз свидетельствует, во-первых, об известной автономии Булгарии и в период наивысшего расцвета Золотой Орды при хане Узбеке, и, во-вторых, очень напоминает по характеру миссии посольство царя Алмуша к багдадскому халифу (920 г.) с целью заручиться его поддержкой в стремлении булгар к политической самостоятельности.

Естественным следствием тесных экономических и политических связей между «Нилом и Волгой» было и взаимопроникновение культур. Аль-Xоли пишет о проникновении в Египет вместе с кипчаками их обычаев и элементов материальной культуры, о службе арабских ученых и богословов ар-Рази, ат-Тафтазани и других при дворе правителей Золотой Орды. Выходец из мамлюкского Египта аз-Захиди посвящает свое сочинение «Ар-Рисалат ан-Насирия» (Послание ан-Насири о вере) хану Берке, шейх Ибн Баззази пишет «Изречение...» книгу исторического характера, высоко оцененную современниками. В свою очередь, ученые, шейхи, кадии приезжали из Поволжья в Египет, где совершенствовались в науках, преподавали в местных медресе право, логику, риторику (159; 250).

В этот же период политические и дипломатические связи устанавливаются и со странами христианского мира. Одновременно с оповещением султана Бейбарса о принятии ислама, Берке учреждает в Сарае православную епископию для укрепления политических связей с Византией, а также русским духовенством. Известно и его благосклонное отношение к попыткам католической церкви наладить связи с монголами, чтобы склонить их правителей в католическую веру. О широкой миссионерской деятельности католиков в Золотой Орде говорит тот факт, что в начале XIV в. в ней было 12 францисканских монастырей. Как единодушно отмечают исследователи Золотой Орды, веротерпимость ее правителей, предоставление возможностей проповедовать свою веру приверженцам различных религий и их направлений определялась политическими соображениями. Но немаловажную роль играло и стремление правящих кругов Золотой Орды привлечь на свою сторону духовенство, будь то православное или католическое, мусульманское разных толков, чтобы с его помощью удерживать в повиновении покоренные народы и иметь надежного союзника в борьбе с сепаратизмом удельных князей и эмиров, тяготившихся зависимостью от Сарая. Этим объясняется привилегированное положение духовенства в центре и подчиненных Орде землях. Ханские ярлыки освобождали духовенство от всех видов дани, от повинностей перед ханом... Ярлыки оберегают воды, земли, сады, огороды, принадлежащие духовенству (138; 134). Так, ярлык хана Менгу-Тимура (1269 г.) главе русской православной церкви митрополиту Кириллу предоставлял гарантии неприкосновенности церковных земель и имущества, а также самих служителей культа. Нарушение этих гарантий, взимание налогов с Церкви, оскорбление религиозных чувств православных каралось смертной казнью. Такая политика в отношении служителей культа, а также стремление привлечь ко двору крупных ученых, богословов, поэтов, чтобы поднять престиж государства в глазах окружающих культурных стран и увековечить свои имена в сочинениях, еще более способствовали притоку в Сарай и другие города Золотой Орды, в дома крупных феодалов людей умственного труда, росту просвещенной прослойки, развитию духовной культуры, которая, подобно материальной, создавалось творчеством представителей многих стран и народов. В этих условиях «... Сарай сделался средоточием науки и рудником благодетелей, и в короткое время в нем набралось (такая) добрая и здоровая доля ученых и знаменитостей, словесников и искусников, да всяких людей заслуженных, какой подобная не набиралась ни во многолюдных частях Египта, ни в деревнях его», - пишет египетский историк Ибн Арабшах (36;1, 463-464)12.

Отмечая благотворную роль ученых, образованных людей из далеких мусульманских и немусульманских стран в культурной жизни городов Золотой Орды, исследователи подчеркивают и большой вклад в ее расцвет выходцев из местного населения (159; 163-168). Об этом говорят уже имена многих деятелей науки и культуры золотоордынской эпохи с нисбами Сараи, Хорезми, Булгари (философов, правоведов, филологов, врачей), сохранившиеся в сочинениях средневековых историков, биографов (159; 165).

На этом культурном фоне формируется тюркский литературный язык Золотой Орды, лексической базой которого явились литературный язык предшествующей эпохи (язык «Кутадгу билиг» Баласагуни, Йасави, Бакыргани) с одной стороны, и местные разговорные кипчакские и огузские наречия - с другой. Этот язык подразделяется тюркологами по художественным памятникам эпохи на кипчакско-огузский, восходящий к литературной традиции хикметов А.Йасави, и огузско-кип- чакский, сформировавшийся под влиянием уйгурской литературной традиции (138; 5-6). На этих разновидностях золотоордынского литературного языка написаны относящиеся к середине и второй половине XIV в. произведения Рабгузи, Кутба, Xорезми, Махмуда Булгари-Са- раи, Сайфи Сараи, Xисама Кятиба и других мастеров слова золотоор- дынской эпохи.

Как считают тюркологи-языковеды и литературоведы (Самойлович, Наджип, Тагирджанов и др.), эта литература занимает в XIV в. передовые позиции в тюркском культурном мире, в то время как в Средней Азии литературный процесс в этот период переживает застой. Смещению эпицентра культуры из Средней Азии (эпохи Караханидов) в пределы Золотой Орды несомненно способствовали благоприятная экономическая коньюктура и политическая стабильность в Джучиевом улусе в течение столетия с середины XIII - до середины XIV вв. и концентрация в его культурных центрах немалой части интеллектуальной элиты мусульманского мира13. Анализируя литературный процесс в Золотой Орде XIII-XIV вв., Г.Тагирджанов приходит к выводу, что несмотря на некоторые различия в литературном языке памятников этой эпохи, связанные с местными диалектами, в комплексе они представляют единое большое литературное наследие, ставшее основой формирования в дальнейшем национальных татарской, узбекской, туркменской, крымско-татарской, казахской, башкирской и др. литератур, оказавшее сильное влияние на развитие турецкой и азербайджанской литератур (161; 54).

Это большое наследие, взращенное на традициях тюркского фольклора и литературы домонгольской эпохи и оплодотворенное гуманистическими идеалами творчества таких корифеев восточной культуры и общественной мысли как А.Фирдоуси, М.Саади, Низами и др., на сегодняшний день остается для нас наиболее ярким воплощением достижений тюркоязычной культуры золотоордынского периода. По этому наследию мы судим не только о собственно литературном процессе, но и об уровне развития социально-философской, эстетической мысли, ибо памятники естественно-научного, философского характера, которые могли бы стать объектом изучения и основой оценок в этой области, почти не выявлены, не говоря уже о том, что многие из них в силу своей специфики не нашли в свое время широкого распространения и не дошли до наших дней.

О философском содержании художественного наследия речь пойдет в следующей главе. Здесь же мы попытаемся дать оценку ее общественно-политической функции, степени отражения в ней общественной атмосферы и политической борьбы своего времени.

Общественное положение различных социальных прослоек золото- ордынского общества, их взаимоотношения, роль в социальной и политической борьбе достаточно хорошо изучены по нарративным и документальным источникам, дополняемым археологическим, нумизматическими, эпиграфическими материалом. По этим данным вырисовывается развитая социальная иерархия золотоордынского общества во главе с ханом и крупными феодалами. Далее шло духовенство разного ранга, государственно-чиновничьий аппарат, купечество, армия, ремесленники, городской полусвободный плебс, земледельцы, кочевники-скотоводы и, наконец, рабы. В этой картине остаться однако неясным социальное положение и общественная роль людей творческого труда, «ученых и знаменитостей, словесников и искусников», по выражению Ибн Арабшаха, и их сочинений, определявших уровень культурного развития страны. В этом отношении художественная литература XIV в., создававшаяся на фоне общественной борьбы своего времени, отражавшая ее, дававшая ей свою оценку и в той или иной форме пытавшаяся влиять на политику правящих кругов, является ценным, хотя и косвенным источником. Каков же был общественный вес литературы и ее творцов - свободомыслящей прослойки общества, с каких гражданских позиций они выступали, интересы каких социальных слоев отстаивали? От ответа на эти вопросы зависит и оценка общественно-политической функции литературы в Золотой Орде.

Авторитет письменного слова на средневековом Востоке, как и образованность вообще, был высок. Этим определялось и общественное положение мыслителей, ученых, поэтов. И оно было тем значительнее, чем выше был культурный уровень общества, шире его образованная прослойка. Что касается художественной литературы, то в силу синкре- тичности своих функций - общественно-политической, научно-позна- вательной, мировоззренческой, художественно-эстетической и благодаря доступности для сравнительно широкой аудитории, она играла в обществе особенно важную роль. Соответственно этим функциям, настоящий поэт, писатель, должен был быть широко образованным и эрудированным человеком, сведущим и в политике и в науках, и, конечно, в творчестве своих предшественников. Поэтому часто крупные поэты средневековья были и известными учеными, мыслителями, государственными деятелями. В то же время в феодальном обществе светская литература развивалась, как правило, при дворах правителей и крупных феодалов, и социальный статус поэта зависел от благосклонности его покровителя и мецената, от его успеха или неудачи в междоусобной борьбе за власть, характерной для позднего периода существования Золотой Орды. Зависимое, неустойчивое положение поэтов проявляется и в панегирическом обрамлении их сочинений, посвящавшихся, как правило, покровителям и прославлявших их зачастую мнимые достоинства. Такова и внешняя форма сочинений Кутба, Xорезми, С.Сараи. Однако панегерическая форма их произведений - это и дань литературной традиции, сложившейся в силу подчиненного положения средневекового поэта своему сюзерену. В канонизированной форме и освященных великими авторитетами прошлого сюжетах они выражали свое отношение и свою оценку общественно-политических проблем с позиций прогрессивных кругов. Так, по мнению Г.Тагирджанова, автор поэмы «Хосров-Ширин хикаяты» Кутб выражал в общественно-политическом плане взгляды просвещенной прослойки, оппозиционно настроенной к окружению Сарайского двора (161; 118). И в этом свете посвящение поэмы хану Тенибеку и его супруге Мелике можно расценивать как попытку этой оппозиции склонить на свою сторону Тенибека, известного своей образованностью и государственной мудростью, продолжателя политики своего отца, хана Узбека - политики сильной централизованной власти (129; 89). Во всяком случае, поэты того времени, занимая при дворе и положение ученых, наставников, воспитателей наследников, не могли стоять в стороне от политической борьбы, от участия в ней на стороне тех или иных группировок. Не с подобной ли ситуацией и неудачным для его партии исходом политической борьбы связана вынужденная «эмиграция» Сайфи Сараи, о которой мы узнаем из его стихов в сборнике «Ядкарнаме», в которых поэт с горечью упоминает о превратностях судьбы, повлекших его изгнание, пишет о тоске по родине, заявляя о себе как о преданном сыне своей страны, бескорыстно служившим своим творчеством ее интересам (6; 173). Гражданскую позицию С.Сараи характеризируют и строки из «Ядкарнаме», в которых он осуждает захватнические, опустошительные, гибельные для народа и страны войны Тимура. В еще более острой форме осуждение злодеяний Тимура, сровнявшего с землей цветущий Ургенч, звучит в стихотворениях современника С.Сараи Ахмеда Ургенчи (6; 242). К сожалению, фрагментарность биографических сведений о поэтах золотоордынской эпохи не дает материала для оценки их общественной деятельности, хотя она, конечно, не могла ограничиться лишь выражением своих симпатий в произведениях, а носила и практический характер. Прогрессивные ученые и поэты, связанные со службой при дворе, выражая позиции передовых слоев общества, составляли светскую оппозицию феодальном кругам, которые в бесконечной междуусобной борьбе за власть и разоряли страну, обескровливали ее экономику, совершенно игнорировали интересы народных масс, на которых тяжелым дополнительным бременем ложились все тяготы честолюбивых амбиций многочисленных джучидов. Осуждение этих распрь и их последствий для страны и служило причиной гонений на свободомыслящих, образованных людей. Особенно усилился их отток из культурных центров Орды в период «смутного» двадцатилетия 1360-1380 гг., когда на троне Сарая сменилось 25 ханов (150; 111-112), и они стали жертвами противоборства непрерывно менявшейся власти.

Другой вид оппозиции правящему классу, непосредственно выражавший позиции социальных низов, их протест против несправедливости и насилия власть имущих, мы видели в творчестве мыслителей-суфиев. При этом отмечалось, что суфийская литература была более демократичной и выражала социальные чаяния низов острее и откровеннее, в силу чего была более популярной в массах. Об этом говорит и ее сравнительно широкое распространение среди народа. Списки «Нахдж ал- фарадис», «Джумджума султан», «Кисекбаш китабы», «Бадавам», сборники суфийской поэзии продолжают обнаруживаться и сегодня среди татарского населения, тогда как крупнейшие памятники золотоордынской светской литературы «Гулистан бит-тюрки», «Мухаббатнаме», «Хос- ров и Ширин» сохранились в одном двух списках, найденных вдали от родины их авторов.

И с точки зрения влияния суфийской литературы золотоордынской эпохи на последующее развитие татарской литературы (вплоть до XX в.), на ее идейное содержание и художественную форму, такие памятники как «Нахдж ал-фарадис», «Джумджума султан», сборник «Му- хаммадия» М.Челеби и др. занимают важное место, «неразрывно связаны с духовной жизнью и книжно-письменной деятельностью татарского народа» (159; 169).

В то же время светски ориентированная художественная литература Золотой Орды, наряду с научно-философской, наиболее показательна для оценки уровня образованности, науки, культуры, общественной мысли своей эпохи в ее наиболее прогрессивных тенденциях.

Эта литература довольно широко отразила общественную атмосферу своей эпохи с исторически прогрессивных, гуманистических представлений о социальных и политических условиях процветания страны и народа. Тем самым она выразила отрицательное отношение свободомыслящих кругов общества к реальной социальной действительности и хотя они в программе преобразования общественных отношений уповали на просвещение и воспитание, критика общественных пороков объективно способствовала пробуждению социального мышления народа, постепенному осознанию им своего права на достойную с точки зрения человеческого разума и морали жизнь. Эта общественно-политическая функция литературы XIV в. получает дальнейшее углубление и развитие в процессе складывания национальных тюркских литератур, в частности, в творчестве татарского поэта XVI в. Мухаммадьяра.