§ 4. Метафизика веры и наука

При этом должна измениться и сама философия. Согласно Несмслову, она не может более «претендовать на значение положительной науки, потому что она не могла давать человеку никаких положительных знаний. Вся задача ее целиком сводилась к тому, чтобы разъяснить человеку его самого, раскрыть смысл его жизни и создать живое определение его деятельности». В силу этого философия должна «вращаться более в области идеалов, чем в области фактов», являться скорее «выразительницей нравственного сознания, чем научного». Эго осознание родилось в истории философии вместе с антропологическим переворотом в ней. ознаменованным деятельностью Сократа. Несмелое пишет, что «для древних мыслителей со времени Сократа наука и философия были существенно различны: одна давала человеку знание, другая делала его мудрецом»25.

Уже в самом начале «Науки о человеке» Несмелое ясно показывает, что положительная наука не способна познавать личность, что личность может раскрываться только посредством философии и религии. Положительная наука «может говорить только о костях и жилах, о мускулах и нервах, т.е...

Повторяя Канта. Несмелое пишет, что «философ желает знать не о том, что представляет из себя человек, и как он живет или может жить, а о том, что есть человек, и как он должен жить, и на что он смеет надеяться». «Между тем, на почве положительной науки о мире и о внешнем бытии человека, все эти жгучие вопросы представляются пустыми мечтами полупомешанного фантаста, потому что наука ведает мир явлений и совершенно не касается субстанций, она точно говорит о существующем и спокойно молчит о долженствующем быть. Поэтому' перевести философию на почву науки значит то же самое, что и прямо уничтожить ее...»1.

К сфере рассудочного мышления Несмелое относит, как он выражается, «научную философию». Видимо, для устранения путаницы, необходимо развести понятия наукообразной философии и философии научной. Ведь нельзя же признать, что философия, например, Платона и Аристотеля, не является научной (конечно, в философском смысле этого слова). Античная философия, как и философия средневековая, обладают своим особым статусом научности. Их научность заключается в умозрительных доводах, в то время как наукообразность, например, позитивизма, заключается в эмпирических доводах, свойственных естествознанию. Перенесение методов естествознания в умозрительную философию (метафизику) и приводит к отрицанию феномена веры, непониманию его специфики.

Вместе с тем другой русский философ, В.Ф. Эрн, подвергал резкой критике понятие «научная философия», считая, что два данных термина несоединимы вместе. Это понятие, по его мнению, не имеет реального объекта, оно искусственно составлено и напоминает такие словосочетания как «зеленая добродетель» или «кубическая музыка».

В статье «О суеверии и чуде» Флоренский пишет, что суеверие возможно не только при отсутствии научного мировоззрения, но и, что главное, при отсутствии истинно-метафизического взгляда. И если последнее уничтожает суеверие, то первое может соседствовать с ним: возможно совмещение эмпирической научности с самыми грубыми суевериями3.

Карсавин считал, что если вера обладает абсолютной истиной и ценностью, то «не может быть и речи о проверке или обосновании ее наукой», которая по природе своей есть знание относительное, и сама нуждается в обосновании . На этом основании Карсавин считает наивно- непродуманными «все попытки установить какое-то равноправие науки и религии или даже просто разграничить их сферы», ибо это приведет к «двойной истине». Однако выход из этой ситуации он видит в том, чтобы «строить науку на религиозном учении, оправдывать и проверять се религиозною Истиною». Такое подчинение он, однако, не мыслит внешним образом: «задача - в осознании абсолютной и первичной ценности» веры. Вера должна благословлять устремления науки, а наука должна свободно обращаться к вере и исправлять свои ошибки. Такова сентиментальная иллюзия Карсавина, в которую он верил. Не религия основывается на науке, - говорит он в друтой работе, - «а наука на религии, как на осуществляющем себя в полноте жизнедеятельности знании об абсолютном»1.

Иную точку зрения занимает С.

С. Франк категорически выступает против некритического смешения науки и религии, считая, что высказывания «научная» религия и «научный атеизм» одинаково бессмысленны. «Наука и религия, - пишет он, - имеют два разных предмета, следовательно, и два разных пути познания, два разных критерия достоверности, каждый из которых принципиально независим от друтого; поэтому не может быть и речи о том, чтобы достоверность религиозного постижения была подтверждена данными науки»26. Но не должно быть и злоупотребления религией, которая навязывала бы свои принципы эмпирическим научным выкладкам, как это было с астрономией в средние века.

Наука и религия были бы едины лишь в том случае, если бы Бог был «всяческое во всем», если бы мир был насквозь обоженным. Тогда вера и научное знание о мире перестали бы существовать как отдельные и самостоятельные сферы знания и познания и «слились бы в одно целостное Бого-миропониманис, в единый теософический гносис». Однако это невозможно сейчас, так как и согласно науке, и согласно религии Бог и мир не тождественны. Так метафизические мировоззренческие установки определяют и соотношение веры и науки: при пантеизме возможно теоретическое полное их слияние, при теизме оно может рассматриваться лишь как идеальная цель.

Франк делает вывод, что «нельзя через научное познание мира вообще усмотреть или опровергнуть истины религии», потому что «принципиально наука и религия совершенно независимы одна от друтой, имея совершенно разные предметы и разные способы познания».

С. Франк отмечает, что «никакие выводы науки не могут даже коснуться непосредственной очевидности религиозной веры». Его вывод можно еще более заострить, сказав, что с точки зрения метафизики веры нет и не может быть ни одной научной, объективно обоснованной истины, которая бы противоречила вере. Все зависит от толкования и, как выражается Франк, «согласования».

Поэтому С.Франк не останавливается на дуализме науки и религии, считая, что он ведет, с одной стороны, к религиозному индифферентизму, а с другой, - к пренебрежению научным знанием. Он считает, что наука и религия, при полной и принципиальной их независимости, интегрированы в общем мировоззрении эпохи: «научное познание и отдельного человека и целой эпохи зависит от их общего мировоззрения, их духовных интересов, их жизнеощущения - коротко говоря, их веры». Развитие научного знания «зависимо от развития общего духовного уровня верований и устремлений человечества»27.

Бердяев, также как Нссмслов и Франк, считает, что «наука совершенно некомпетентна решать вопросы, связанные с религией, ее область принципиально иная, чем область религии»2. «Философия ограничивается в своей компетенции и. наконец, совсем упраздняется, ее заменяют универсальные притязания науки. Это и есть то, что называют сциентизмом». Философия же возможна лишь в том случае, «если есть особый, отличный от научного, путь философского познания. «Научная» философия есть отрицание философии, отрицание ее первородства». Ибо «философия не есть наука, не есть даже наука о сущностях, а есть творческое осознание духом смысла человеческого существования»3.

Но должен ли этот свободный творческий «духовный» полет фантазии Бердяева как-то фиксироваться и осмысляться, а это осмысление должно ли носить систематический, последовательный характер, выявляющий определенные законы, присущие духу? Безусловно да! Поэтому метафизика веры, как и философия, есть наука в силу указанных причин, но сс научность не тождественна «научности» естественных наук.

Положительные науки привели к несомненным и огромным результатам, метафизика не дала ничего прочного, ничего верного. И все же метафизика в каком-то смысле нужнее и значительнее положительных наук, неудачные попытки продвинуться в область вечно от нас скрытого ценнее удачных попыток изучить то, что лежит на виду и, при некоторой настойчивости, открывается всем людям. Метафизика не дала ни одной общеобязательной истины, но по своей природе она не хочет и не должна давать таких истин. Метафизика имеет дело с тайнами. Мудрость так же не обретается посредством науки, как и многознание уму не научает. Вера есть «обличение вещей невидимых», в то время как знание есть обличение вещей видимых. Знание не может уничтожить или заменить веру. «Даже в единство и верховенство научного знания можно лишь верить. Сами первоосновы науки требуют иного, философского обоснования. Своими корнями наука уходит вглубь, которую нельзя исследовать просто научно»28.

Таким образом, в русской философии при построении метафизики веры обнаруживается следующая позиция: метафизика мыслится как независимая от научного знания, превышающая его своей духовной ценностью. Но после признания этого общего утверждения обнаруживается и разница в понимании соотношения метафизики и науки в русской философии. Традиция всеединства, идущая от Вл. Соловьева стремится объединить в непротиворечивом синтезе все уровни знания2, а точка зрения Несмелова прямо противоположна этой тенденции. С. Франк стремился как устранить эклектизм всеединства, так и выявить стремление к универсальному мировоззрению, объединяющему, но не смешивающему религию и философию, веру и разум.

Но продолжим далее выяснение специфики предмета метафизики веры через его отличие от предмета науки. Если предмет науки уже заранее открыт и остается лишь задача его исследования, то предмет философии не вполне ясен для самой философии. Предмет метафизики конституируется вместе со становлением самого метафизического знания как такового. Он не дан, а задан. Он есть, но он скрьгг от непосвященных в умозрительное знание, от неозабоченных поисками первоосновы, как бытия, так и собственной души. Поэтому метафизика собственно и есть метафизика веры, ибо ее предмет нс доказуется строго рациональным и эмпирическим путем, как предмет науки. Но предмет метафизики доступен вере. Бытие мы нигде и никак не можем обнаружить при помощи органов чувств, оно может утверждаться только умозрительно. Мы воспринимаем лишь сущее во всем его многообразии, но нигде - сущее как целое, т.е. бытие. Но именно бытие и является предметом философии, в то время как наука изучает сушее, дробя его на различные виды в зависимости от конкретной науки. Предмет философии для науки не просто недоступен, она не в состоянии его даже открыть, не открыв же его наука не может задаться и вопросом о его специфике. Так как область философии внепо- ложна сфере науки, то «правоверные» ученые весьма часто отрицают за философией вообще что-либо субстанциальное и существенное. Именно «философы» от ученых создали так называемое целое направление в современной философии - позитивизм и все его новейшие разновидности.

В то время как философу доступны иные сферы познания, т.е. традиционные науки, ученому, если он не способен расширить горизонт своего сознания и углубиться до теоретического познания, философия в принципе недоступна. Если же ученый задается вопросами бытия как такового, то он с этого самого момента становится уже философом. Но бывает, что среди философов оказывается много ученых, а среди ученых - философы. Псевдо-философы и псевдо-ученые занимаются обычно разработками «вечных двигателей», поисками инопланетян в НЛО или путешествиями в «иные миры». Такие веши не имеют никакого отношения ни к науке, ни к метафизике веры. Это область квазинаучного и пссвдофилософского знания .

Метафизика первична по отношению к науке, поэтому в сущностном смысле она не может произойти из науки, из накопления научных знаний. Ведь философское знание имеет принципиально иной, качественно иной характер. Сколько бы мы ни познавали мир эмпирически, мы не сможем ничего сказать о факте его бытия как такового, ибо ответ на этот вопрос теоретичен. Но, наоборот, все науки, если говорить по существу, а не согласно только временной последовательности, возникли через отпочкование от философии как целостного и охватывающего все бытие мировоззрения. От сущего невозможно подняться к бытию, но с высоты бытия можно окинуть взором все сущее, поэтому, например, античные философы были первооткрывателями многих наук. И они именно благодаря тому, что были философами, стали первооткрывателями наук, а не благодаря тому, что они были учеными в разных областях - они стали философами. Если мы соберем тысячи ученых в одно место и объединим их знання в единое целое, мы не получим ни одного философа и не образуем целостного мировоззрения. Наука не способна решать собственно мировоззренческие вопросы, например о происхождении мира, ибо ни одна астрофизическая концепция, претендующая на решение этого вопроса. даже не подозревает, в чем состоит его философский смысл, не говоря уже об ответе на него. Вопрос бытия мира - чисто теоретический вопрос, и положить предел миру может лишь умозрение, но не наука.

Переход от преднауки к науке осуществлялся под влиянием и благодаря философской рефлексии, благодаря тому мировоззренческому перевороту, который произвела философия, изменив само отношение к эмпирическому опыту, «расколдовав» его. Сама наука рождается не столько из богатства накопленного эмпирического опыта, сколько из способа его рационального осмысления. Сам этот способ видения не слагается из эмпирических компонентов и не выводится из них, он рождается только вместе с развитием самосознания. Если же встать на точку зрения гносео- генной концепции, то невозможно прийти к метафизике, ее подменит наука, как она пытается подменить философию в эпоху Нового времени. «Но в таком случае, - подчеркивает А.В. Семушкин, - мы не в состоянии объяснить происхождение умозрительной метафизики "первых философов", родственной мифопоэтическим структурам мышления и никак не вытекающей из чувственного опыта...»1.

Подведем краткий итог отличия науки от метафизики веры по их предмету. У метафизики предметом является бытие, нечто сугубо умозрительное, у науки - сущее, то, что познается непосредственно; метафизика занимается общими мігровоззренческими вопросами, наука - частными; предмет науки раз и навсегда дан и принципиально ясен, а у метафизики веры он лишь задан и конституируется, раскрывается в процессе развития самой философии. Можно было бы продлевать этот ряд противопоставлений, но, видимо, для выяснения принципиального отличия достаточно и сказанного.

Перейдем далее к отличию метафизики веры от науки по методу. Это отличие вырастает из уже проведенного различия по предмету. Так как предмет метафизики всецело умозрителен, то и познание его является умозрительным, теоретическим, он не дан непосредственно, но требует своего обнаружения в «умном» видении, и так как предмет науки эмпиричен, непосредственно воспринимаем, то она опирается на чувственное познание. Это только кажется, что современная наука далеко уже ушла от самых примитивных натуралистических опытов и потому мало отношения имеет к чувственному познанию. Нет, она никуда не ушла, ибо в принципе не могла уйти за пределы своего предмета и вытекающего из него метода. Наука просто стала более изощренной, но в рамках тех же старых границ, что и тысячелетия назад, и останется в них тысячелетия спустя. Наука только будет до бесконечности совершенствовать это чувственное познание, до бесконечности усиливая, делая более мощными все те же органы чувств человека. Ну что такое современный телескоп или микроскоп, как не много миллиардно усиленная функция зрительного восприятия? Но сколько бы его ни усиливали, оно никогда от этого количественного накопления не станет «умным».

Что касается методологии научного познания, то оно жестко следует некоторым раз и навсегда данным принципам или законам. Наука немыслима без аксиоматичного признания причинно-следственных отношений, закона сохранения энергии и некоторых других (по крайней мере, новоевропейская наука). Метод метафизики свободен от этих предзаданных законов, ибо сама философия свободна от жестко заданного, раз и навсегда четко определенного предмета. Казалось бы, это отрицательная ха- рактернстнка метафизического метода, ибо он ведет в никуда, но такова специфика философии, каждый философствующий отправляется в самостоятельное плавание, он сам для себя создает плот, а не покупает билет на созданный кем-то пароход, плывущий по заданному маршруту. Метафизика веры требует известного мужества, ибо самостоятельно мыслить всегда опасно, но зато плоды такого мышления несравнимы с теми плодами, которые может произвести наука. Духовный плод не идет ни в какое сравнение с плодом материальным.

Наука, сколько бы не хотела, не в состоянии решать метафизические вопросы из-за ограниченности своей методологии. В самом деле, можно ли поставить эксперимент относительно вопроса «Существует ли этот мир извечно или он сотворен?». Наука хвалится экспериментом как своим методом, однако он же сс и ограничивает. Специфика метафизических вопросов в том и состоит, что на них невозможно ответить посредством экспериментального исследования. На умозрительный вопрос может быть дан только умозрительный ответ. Кроме того, умозрительность не лишена аподиктичности, но, согласно Аристотелю, именно наука лишена внутренней необходимости своих знаний, ибо они основываются на многих аксиомах и предпосылках, в то время как умозрительное знание сокращает их до минимума.

Метафизика веры в этом смысле - не наука и не должна быть ею по своему назначению. Но метафизика веры и не антинаучна, просто они занимаются разными вещами. Философия в виде метафизики представляет собой «инстинкт духовной свободы»1. Если наука есть теория, опирающаяся на опыт, то метафизика стремится заглянуть по ту сторотту опыта. В науке отсутствует эта тяга, стремление к неизреченному, к «мирам иным». В этом смысле термин «научная философия» равнозначен термину «деревянное железо». Метафизику не интересует этот мир как нечто самодостаточное, ее интересует основание мира, те силы, благодаря которым этот мир пришел в бытие. Метафизика веры строится на умозрительных суждениях, а часто и на принимаемых без доказательств аксиомах, ибо их невозможно вывести из видимых вещей или эмпирического опыта. У них принципиально иная природа возникновения. В них фиксируются скрытые от наблюдения глубинные истоки бытия.

Однако из всего сказанного нельзя делать вывод, что метафизика веры вовсе не наука и полностью ей противостоит. Подчеркнув качественное своеобразие метафизики и ее несводимость к науке, можно теперь отметить и то, что свойственно как научному, так и метафизическому знанию. Метафизика веры ведь не есть мистика, не есть пользующаяся сейчас популярностью эзотерика, ибо метафизике веры, как и науке, свойственны некоторые закономерности. Предметом метафизики веры является бытие, сущность, трансценден- ция, проблема состоит далее в определении этих понятий. Метафизика веры, как и наука, имеет свою историю, а значит, и свои законы исторического развития, благодаря чему вообще возможна такая наука как история философии. Иначе вообще нечего было бы изучать. Конечно, история философии, ее развитие определяется иными законами чем те, на которых базируется наука, но, тем не менее, законы как таковые существуют и здесь и там. Поэтому, отвечая на вопрос, наука ли метафизика веры, наиболее корректным будет ответ: это наука особого рода.

А.Ф. Лосев в Диалектике мифа подводит итог долгому спору и противостоянию науки и веры, науки, метафизики и религии, науки и мифа. Он диалектически и совершенно определенно закрепляет то, что уже было высказано в русской философии, в частности В. Несмсловым. Согласно Лосеву наука хотя и не рождается из мифа, но всегда мифологична. Вместе с тем она никогда не может разрушить миф, ибо последний не базируется на научном опыте. Лосев подчеркивает, что есть особая мифологическая истинность, недоступная науке. Эту истинность наука может лишь отрицать, но не познать . Язык духовной сферы - это миф, язык науки - факты эмпирического мира. В области позитивного знания методом познания являются чувственный опыт, наблюдение, суждение и умозаключение. В метафизике - это вера, непосредственное умозрительное восприятие, интеллектуальная интуиция. Вера и разум - два законных метода познания, но один реализуется в метафизике веры, а другой - в области позитивных наук. Эти два пути познания находят себе оправдание в дву- составности человеческой природы и в существовании духовной и чувственной реальности. Они не исключают, но взаимодополняют друг друга в человеческой жизни. Хотя, по словам М. Хайдеггера, «любая позитивная наука обладает не относительным, а абсолютным отличием от философии»2. Таким образом оправдывается самостоятельность метафизики веры и полагается основа ее методологии.

Традиционное определение философии, наиболее часто встречающееся в современной философской литературе, кв&тифицирующее се как науку особого рода - об общих законах бытия и мышления, - является весьма упрощенным, ограниченным и стереотипным3. Именно оно более всего препятствует пониманию качественного своеобразия метафизики веры. Философия может стремиться конституировать себя по подобию науки. Это одна из распространенных в современном мире тенденций, проявляющая себя, в частности, в позитивизме. Но превращение философии в науку означает не ее торжество, а потерю своей специфики, своего предмета. Философия никак не может быть наукой в ряду других наук. Только в этих условиях она может сохранять в себе возможность построения метафизики веры.