ПРИЛОЖЕНИЕ 2 А.Смирнов Словарь средневековой арабской философской лексики От составителя

Словарь средневековой арабской философской лексики не претендует на нынешнем этапе ни на совершенную полноту, ни на окончательный характер представленной в нем информации. Автор поэтому намерен сразу предупредить, что приветствует любую критику, замечания, уточнения или предложения о его дополнении.

Второе, что нам хотелось бы подчеркнуть, — это принципиально открытый характер словаря. Эта открытость предполагает не только незаконченность в настоящем, но и обращенность к будущему. Она многоаспектна. Во-первых, словник словаря будет пополняться по мере углубления наших знаний об арабской философской традиции во всем многообразии представлявших ее течений. Во-вторых, словарь в нынешнем его виде является переводным. Но уже сейчас ясно, что сама его идея предполагает его постепенное превращение в толковый. В настоящем издании оставлен лишь минимум комментариев, а целый пласт лексики не включен в словник ввиду ее специфичности и безусловной необходимости подробного разъяснения и указания контекстов употребления. В-третьих, одна из основных задач словаря — представить средневековую арабскую философскую лексику в виде смыслового поля, а не списка лексических единиц — никак не может быть выполнена вполне на текущем этапе. Связи между терминами, указанные в настоящей публикации, лишь намечают логику движения в этом направлении. Решение всех этих задач предполагается в будущем.

Что касается задачи описания лексики арабской философской традиции во всем многообразии ее школ и направлений, то ее постановка непосредственно связана и с размышлением над вопросом о том, что следует понимать под этим термином. Классические арабистические штудии на Западе исходили из готового понимания «философии» как «греческой традиции», и если Р.Вальцер пишет, что «исламская философия — это греческая философия, однако не та, что изучается ради удовлетворения научных интересов или научного любопытства, она прежде всего служит интересам новой религии — ислама»[685], то эта позиция исследователя, формирующая его интересы и направляющая его внимание, не может не отразиться и на лексикографической работе. Вместе с тем сама классическая арабская традиция подсказывает нам, что столь однозначный подход несомненно заужен. Об этом свидетельствует практика философствования в классическую эпоху развития арабской цивилизации[686].

Естественно, что унификация перевода терминологии, жившей в живом философском дискурсе в течение многих веков, как и вообще сама идея единого словника лексики столь различных направлений, ведет к определенной схематизации и упрощению.

Можно выделить общее ядро философской лексики, которая встречается в работах представителей любого из рассматриваемых направлений и не является специфическим достоянием ни одного из них. Кроме того, есть ряд терминов, которые характерны исключительно для одного течения (скажем, «преграда» в философии озарения или «растерянность» в суфизме) и принадлежат к тем понятиям, которые составляют его «особое лицо». Специфичность таких терминов было решено отмечать особой пометой в отдельной колонке. Конечно, и такая специфичность подчас не является абсолютной. Так, наиболее характерный термин философии озарения ширак («озарение»), несущий помету шир, весьма активно используется и Ибн Синой; слово нафас («дыхание»), безусловно, может встретиться в произведениях представителей любого из направлений, но именно в суфизме приобретает терминологический статус, а потому отмечено пометой с, точно так же 'аййада («поддерживать») может встречаться в качестве обыденного слова у многих авторов, но в исмаилитской историософии становится понятием. Возможность увидеть «единый костяк» терминологии, общность которого служила основой взаимопонимания в диалогическом взаимодействии разных направлений арабской философской мысли в течение по меньшей мере пяти веков (словарь охватывает период VIII—XII вв., не включая уже лексику Ибн Халду- на), составляет одно из преимуществ словаря. При этом словарь демонстрирует тот факт, что общая лексика значительно преобладает над специфической для того или иного направления; специфическая же часто оказывается вполне просчитываемым и предсказуемым развитием и видоизменением общей в соответствии с тем, что требуется перестройкой философского взгляда, осуществленной тем или иным философским направлением. Наряду с этим выясняется и то интересное обстоятельство, что существует пласт параллельной терминологии нескольких школ; прежде всего это касается перипатетизма, исмаи- лизма и ишракизма.

В процессе работы над словарем автор следовал императиву взаимно-однозначного перевода терминологии. Лишь в случаях неоспоримой многозначности разные значения разделены в переводе номерами. Один термин переводится двумя или более синонимами только в исключительных случаях, когда никакой из них не отражает всех аспектов термина, в основном же оставлен лишь один, наиболее подходящий. При этом запятой отделяются синонимичные варианты перевода, а точкой с запятой — не вполне равнозначные. Омонимы обозначаются малыми надстрочными цифрами. Различение «многозначности» и «омонимии», как и вообще в подобных случаях, было делом скорее интуиции и вкуса, нежели следования формальным критериям. Автор пытался избегать, насколько возможно, перевода разных арабских терминов одним и тем же русским, и в подавляющем большинстве случаев этот принцип соблюден. Вместе с тем для некоторых семей терминов (например, выражающих «радость», «ликование», «наслаждение» Первоначала собственным совершенством) это оказалось невозможным ввиду несравненно большего богатства арабской лексики в сравнении с русской. Кроме того, приводимые для большинства масдаров двойные значения (например, «состав, составление» для таркйб) выражают не столько двузначность арабского термина, сколько нераздельность его деятельного и сущностного аспектов, которая неизбежно теряется в любом русском переводе.

Существенным вопросом, который стоял перед автором в процессе работы над словарем, был вопрос о том, какие типы связей должны быть отражены для входящих в него терминов. Было решено указывать антиномические и синонимические связи; им соответствуют пометы ср. (сравни) и см. (смотри). Хотелось бы отметить, что как антиномия, так и синонимия — понятия условные, и в данном случае они только намечают характер смысловых связей между терминами, но не устанавливают его окончательно.

Если помета ср. используется для указания на условно-антино- мичные термины, образованные другим словом (lt;са'ада «счастье» для гиакава «страдание»), то помета сопол. («соположи») используется для отнесения к условно-антиномичному термину, образованному от того же корня (типа ‘алим «знающий»—ма'лум «познанное»). Совершенно ясно, что эти два типа антиномии существенно различны и что, далее, второй обычно специально не отмечается в словарях философской лексики, поскольку, как считается, пара «активное—претерпевающее» может быть в принципе образована от любого переходного глагола, и потому такая антиномия, соответствующая очевидной противопоставленности двух аристотелевских категорий, сама собой разумеется. Что касается средневековой арабской мысли, то для нее такой тип противопоставления был чрезвычайно актуален, и потому указание реально действовавших противопоставлений типа «действующее—претерпевающее» оказывается очень важным. Отметим, что в русском переводе термины могут происходить от разных корней и даже относиться к разным частями речи, как, например, перевод «разумеющий—интеллигибельное» для пары ‘акил—ма ‘кул.

Помета произв. указывает на производные от обсуждаемого термина слова, включенные в словарь в качестве терминов. Пометой произв. не отмечены родственные термины, если на них уже указывают помета сопол. (напр., ’аджр— 'аджйр) или ср. (напр., ва‘д — ва(йд). Кроме того, помета произв. отмечает только те производные слова, которые важны для раскрытия философского звучания термина, и не Учитывает чисто языковые родственные связи между терминами, Включенными в словарь (типа мисл — имтисал). Заметим, что связи С другими терминами подчас прослеживаются через производное слово более полно, нежели через обсуждаемое.

С целью избежать излишнего повторения указаний на этот тип связи в словаре принята следующая система: для глагола в качестве производного указывается масдар, для масдара — действительное и страдательное причастия и наоборот. Эта система условна и имеет в виду лишь удобство упорядочения данной пометы, она никак не предполагает, что действительное или страдательное причастие не может считаться производным глагола. В случае, если глагол не включен в словарь ввиду его малой употребимости (или если он вовсе не употребим), причастия показаны как производные от масдара.

Помета Ф отмечает термины, которые при кажущейся близости или даже синонимичности к обсуждаемому существенно отличаются от него. Конечно, проведение грани между условной синонимично стью (помета см.) и существенным различием (помета ф) во многом остается делом интуиции автора и может сдвигаться в ту или иную сторону, не говоря уже о том, что в разных произведениях и разных школах термины могут менять свою синонимию на антонимию и наоборот.

Помета релев. отмечает термины, которые релевантны для раскрытия смысла обсуждаемого и обычно употребляются в контексте дискуссии по поводу определения обозначаемого им понятия.

Помета вкл. отмечает связь смыслового включения. Так, понятия «огонь», «воздух», «вода», «земля» включены в понятие «первоэлемент». Этот тип связей можно представить как ближайший аналог родо-видовых.

Пометы см., ср., сопол., фи релев. являются взаимными (ими помечен каждый термин в паре). Помета произв. одинакова для всех слов, указанных как производные. Для пометы вкл. комплементарной является помета вкл. в.

Помета = («эквивалентно») используется для пояснения там, где такая эквивалентность не очевидна. Она может приравнивать к современному значению, которое не обязательно характерно для средневековья.

Кроме того, автору показалось целесообразным ввести помету о для того, чтобы показать устойчивые сочетания терминов, в которых один употребляется именно и преимущественно для характеристики другого.

Функция остальных помет очевидна.

Курсивом в переводной части дана безэквивалентная лексика или лексика, приобретшая в литературе специфическое значение соответствия определенным арабским терминам (напр., маги как соответствие арабскому маджус в смысле «огнепоклонники», а не «колдуны» или «волшебники»).

Словарь отражает — в максимальной мере, в какой это удалось автору, — собственное философское мышление арабской традиции Автор стремился отразить характер соотношений внутри описываемо

го массива терминологии, не жертвуя адекватностью этого описания в угоду привычности звучания тех или иных терминов. Читатель, к примеру, не обнаружит в словаре столь, казалось бы, очевидно должного быть представленным термина, как «сущность». Его место занимает целая группа: з am, хакйка, 'айн, хувиййа, махиййа, халиййа. Эти термины не стоят друг к другу в родо-видовых отношениях, так что нельзя сказать, что один или несколько являются спецификацией других[688]. Связь их с понятием «существование» (вуджуд), не говоря уже о проблеме разведения этого понятия с понятием «бытие— возникновение» (кавн) и импликациях этой проблемы для понимания названных терминов, отнюдь не столь очевидна, как в случае соответствующей терминологии, сформированной в западной традиции, причем речь идет, естественно, не только об этимологии, но и о контекстах употребления. Вместе с тем можно говорить о ролевой эквивалентности этой группы терминов тому или тем, что используются для обозначения понятия «сущность» в западном философском мышлении: они необходимы для того, чтобы стал возможен разговор о «вещи». В предлагаемых переводах автор отразил свое понимание характера каждого из этих терминов и особенностей их роли в общем процессе философского осмысления понятия «вещь». При этом он вполне отдает себе отчет в том, что один перевод не дает ни полного, ни адекватного представления читателю, лишенному возможности интимного прочтения арабской философской традиции. Такая задача могла бы быть выполнена только в комментариях, которые, однако, своей очевидной обширностью сделали бы невозможной публикацию словаря в данном издании. Поэтому словарь в этом отношении чаще ставит проблемы, нежели вполне раскрывает или решает их. Такое углубленное исследование, которое пошло бы по линии раскрытия взаимных отношений между терминами — не только составляющими предмет настоящего разговора, но и в идеале всеми, представленными в словаре, — автор считает своей ближайшей задачей, исполнение которой позволило бы представить философскую терминологию в виде системы, упорядоченной с помощью конечного числа смысловых связей. Данный словарь представляет собой первый шаг на пути такого исследования.

Вместе с тем в ряде случаев оказалось невозможным вовсе обойтись без пояснений терминов. Такие пояснения сведены к минимуму и даны либо в скобках при переводе, либо вынесены в подстрочные примечания. Эти комментарии ограничиваются терминами, необходимость включения которых в словарь может показаться неоправданной не только «стороннему» взгляду, но и специалистам. Так, в свой во всех отношениях замечательный и подробный указатель терминологии Ибн ‘Араби У.Читтик[689] не включает термины 'аджйр и 'аджр («наемный работник», «плата за работу»), которые, однако, играют важную роль в осмыслении проблематики воздаяния, справедливости, блага у Ибн ‘Араби. Характер таких терминов без по меньшей мере краткого комментария остался бы и вовсе не очевидным. Кроме того, комментарии давались к терминам, подлинный перевод которых на русский язык оказывается либо вовсе невозможным (термин халиййа), либо представляет собой в той или иной мере искусственное образование (термины каблиййа, ма‘иййа, 'анаиййа, фа'илиййа, маф\улиййа, таба‘иййа и т.п.). Интересно, что этот класс терминов представлен, как правило, абстрактными именами, образованными от наречий времени и/или места' («до», «вместе»), местоимений («я»), действительных и страдательных причастий («действующий», «претерпевающий», а также таба ‘иййа, восходящий к таби \ «принадлежащий») и даже вопросительных частиц (хал, «ли»), причем как количество таких абстрактных понятий, так и их роль в философском мышлении оказываются по меньшей мере совершенно сопоставимыми с теми, что характерны для абстрактных понятий, образуемых от имен существительных (типа сабабиййа «причинность» или 'улухиййа «божественность»). Понятно, что характер связей, фиксируемых обсуждаемыми абстрактными понятиями, весьма отличается от тех, которыми оперирует мышление, формирующее абстрактные понятия от имен существительных[690].

Автор предполагает, что результаты, представленные в словаре, могут иметь значение для составления более эффективных предметных указателей к переводам произведений средневековых авторов, в которых были бы представлены не только единичные термины, но и отслежены логические связи между понятиями. Это давало бы возможность представить понятие в обрамлении подчас неочевидных смыслов, которые, однако, необходимы для его адекватного прочтения. Можно говорить и о том, что учебный процесс, ориентированный

на раскрытие понятий в их естественном окружении, более эффективен, нежели тот, что построен как отыскание параллелей или контрастов с западной традицией, поскольку следует собственной логике арабского философского мышления. Кроме того, отмечаемые словарем условно-синонимические связи, разные типы антиномий и различение внешне схожих терминов непременно должны быть учитываемы в переводе терминологии. Кажется, можно говорить и о том, что словарь фиксирует как достаточно устойчивый такой тип связи между понятиями (масдар — действительное/страдательное причастия), построение которого предполагает иную логику обращения со смыслами, нежели та, что была бы ожидаема как простое усвоение философского наследия античности (при всей неоспоримой важности последнего), хотя вместе с тем понятно, что словарь как таковой не может раскрыть этой специфики, исследование которой должно стать предметом отдельного труда.

Словарь включает арабско-русскую и русско-арабскую части.

Арабско-русская часть состоит из транслитерации арабских терминов, их арабского написания, перевода, снабженного, где это возможно, пометами логических связей, и колонки помет, относящих термин к той или иной школе внутри арабской философской традиции; отсутствие пометы в этой колонке маркирует термин как общий. Такая структура словаря позволяет учесть интересы как арабистов, так и историков философии, не владеющих арабским языком. Словник упорядочен в соответствии с русским алфавитом, артикль ал- в расположении слов игнорируется, слова, начинающиеся с букв с диакритикой, сгруппированы после слов, начинающихся с букв без диакритики[691]. Конечно, организация словника в соответствии с арабским алфавитом, а тем более расположение терминов по корням было бы предпочтительнее в том отношении, что позволило бы сгруппировать производные термины, облегчив отслеживание связей между ними, а также показало бы «удельный вес» той или иной корневой группы в формировании терминологии. Такое строение словника, однако, сделало бы словарь совершенно неудобным для тех, кто не владеет арабским языком, так что от него пока пришлось отказаться.

На данном этапе в организации словаря сохранена табличная форма и не соблюдены некоторые формальности, принятые в современной лексикографии.

Русско-арабская часть включает русские переводные термины и их арабские эквиваленты в русской транслитерации. Естественно, что русско-арабский словарь не является зеркальной копией арабско-русского: его словник не повторяет в точности переводную часть арабско- русского словаря, он не содержит ряд грамматически производных терминов, включенных в арабско-русский словарь, в нем опущены некоторые второстепенные термины и терминологические сочетания. Русско-арабский словарь будет полезен для более эффективной работы с основной, арабско-русской частью словаря, а также для выявления специфики строения арабского философского тезауруса.

Словарь никогда бы не мог быть опубликован без бескорыстной поддержки и помощи В.С.Сегаля, профессиональной критике которого автор благодарен за ряд вдохновляющих идей, а также обязан исправлением многих крупных и мелких ошибок. Нелегкий труд вычитки рукописи взяла на себя А.К.Смольянинова, которой автор приносит свою благодарность.

Ф              не равно              релев.

логические

релевантно производное производное от

см.              смотри              произв.

ср.              сравни              произв. от

сопол.              соположи

словарные

=              эквивалентно              множ, от

букв.              буквально              напр,

в т.н.              в том числе              переноси,

вкл.              включает              см. тж.

вкл. в              включено в              собир.

логин.              логический термин              тж.

множ.              множественное              число              т.п.

философских школ

исм              исмаилизм              п

ишр              ишракизм              с

к              калам              0 множественное число от например

переносное значение смотри также собирательное также

тому подобное