§ 42 Применение «феноменологического» метода к построению самой феноменологии

Многократно повторенный Гуссерлем тезис о феноменологии как основополагающей науке хотя и принимается Хайдеггером с самого начала, но перетолковывается в своем «предельном» смысле - как идея об изначальной науке «об абсолютном происхождении духа самого по себе и для- себя-самого - "жизни самой по себе и для-себя"» (1). Эта по-гегелевски звучащая формулировка подтверждает свое происхождение дальнейшей ссылкой на «Феноменологию духа» (11). В этом месте предстоит немного задержаться и спросить: За кем же все-таки в большей степени - Гегелем или Дильтеем - осталось «последнее слово», окончательно определившее выбор Хайдеггера в пользу жизни как «изначального феномена» феноменологии ?

Этот вопрос следует несколько разъяснить. Выше мы говорили, что на определенном этапе своего пути Хайдеггер вполне мог бы написать книгу под названием «Жизнь и время», а не «Бытие и время». Как правило, на Хайдеггера смотрят как на мыслителя, находящегося между двумя основ- ными и некоторым образом антагонистическими парадигмами: феноменологией и философией жизни.

Однако противопоставлять Гегеля и Дильтея было бы неверно. Во-первых, благодаря самому Дильтею (работу «История юности Гегеля») внимание Хайдеггера могло быть обращено на ранние труды Гегеля, в том числе и на его «Феноменологию духа» 245 Идеалом молодого Гегеля была жизнь, единая сама с собой, а также единство божественного и человеческого, бесконечного и конечного, преодоление господства противоположностей (как, например, духа и природы). Вдобавок ко всему - мотивы освобождения и историчности, которыми была пронизана «Феноменология духа». Гегель считал, что если в определенную эпоху дух отчуждается от своего жизненного смысла, заключенного в божественном, и порабощается (как политически, так и религиозно) безжизненными обычаями и несправедливыми законами, то причина этой утраты должна быть прослежена далеко вглубь истории.

Однако вернемся к хайдеггеровской концепции феноменологии. Хайдеггер стремится показать, «что феноменология есть не случайное философское изобретение, не просто новая система... но что ее существование необходимо, т.е. что существуют подлинные радикальные мотивы духа, ведущие к ней» (171). Полагать лежащим в основании феноменологии нечто, само являющееся предпосылочным, означало бы изначально ограничить ее универсальность и абсолютно изначальный смысл. Единственно беспредпосылочным началом была бы «фактическая жизнь в ее фактичности, богатство ее отношений», поскольку она есть для нас ближайшее (Nachste) - «мы сами являемся ею» (173). Здесь в игру вновь вступает идеал научного знания, уже обсуждавшийся выше - беспредпосылоч- ностъ. Теперь, когда объединяются два требования - беспредпосылочно- сти исходной области движения и ее имманентности «истоку феноменологии», выясняется, что этим условиям удовлетворяет только «фактическая жизнь в ее фактичности и богатстве ее отношений» 247.

Поскольку такая позиция сама следует из фактической жизни и ее фактичности, ее обоснованность может быть подтверждена или опровергнута, «если я вообще фактически являюсь фактическим и найду возможные пути из него самого и находящиеся в нем самом» (173).