Нам с Надюхой везло, товар расходился на «ура!». По каким-то непонятным законам хороший зачин дню давали сумки-чемоданчики. Честно говоря, я так и не поняла их предназначения. Квадрат, обтянутый кожзаменителем, а по центру – ручка. Для косметики, что ли? Но булка хлеба в него точно не войдет. Но владивостокские модницы их охотно покупают. А с них чистый навар – тысяч тринадцать. А уже за сумками шло все подряд! Да и покупатель хороший, с пониманием, в основном молодежь, меньше – среднее поколение. Совсем мало – старух. За неделю торговли – одна Баба-Яга попалась. Хорошо шли яркие, шелковые пиджаки, с рукавами и без. Продавать их – одно удовольствие, сидят хорошо, женщин приукрашивают. – Девочки, ну не стара я для красного и голубого? – советуется жизнерадостная покупательница из Дальнегорска. – Только правду говорите. Надюха сопит, а я – кенарем заливаюсь. Но если честно, пиджак ей идет. – А легинцев нет, вот таких, как на всех? Для дочки. У дальнегорской покупательницы рука легкая, сердце – доброе. Торговля пошла, только поворачивайся! Футболки, «велосипедки», обувь, темные очки. И «гвозди сезона», по утверждению модельеров, – белые блузки. Штук пятнадцать продали. Мой аргумент для сомневающихся про «гвоздь сезона» действовал безотказно. Вообще-то торговала Надюха, я в основном ненавязчиво убеждала. Из киоска очень хорошо видно покупателей и просто приценивающихся. В воскресенье шел дождь. Торговли не будет, подумала я. Но, как говорится, домашняя цена с базарной расходится. В этот день приходили те, кому надо именно купить. Кроме покупателей, много и продавцов. Чего только нам не предлагали! Большой, широкоскулый парень с недавно зажившими бритвенными порезами очень по-хозяйски почти влез в окошко. – Ну что, девочки, золото будем брать? Срочно надо продать. Не увлекаетесь? А кому надо, подскажете? Парень страшноват, напорист и груб. Но Надюха заискивающе глядит ему в глаза, разговаривает мягко, вкрадчиво, даже руку его, облаченную в «болты» из золота, поглаживает. Все ясно без вопросов. С этими ребятами шутки плохи. Другой малый, тоже из «крутых», но попроще. Торопится, срочно надо продать доллары. – Тетки, уступлю ниже курса. Во как надо! А в воскресенье все закрыто. Но его предложение Надюха не принимает. – Знаешь, сколько тут этой шелупони шляется. Он же их небось ночью рисовал. А как я проверю? Нет, «зеленые» я беру только в государственных конторах. Скольких фраеров уже жадность сгубила. Следующая бизнесменша, бабка с хозтоварами, нас просто веселила. Чего у нее только не было: лампочки, отверточки, краники, спирали, хлопушки для мух. Маленькая, сухонькая, она без устали доставала очередную хозвещь из черной болоньевой авоськи. Мы уже были готовы к тому, что она водрузит к нам на прилавок какой-нибудь складной унитаз. Обиделась, что мы ничего не взяли, вздохнула, уныло и безнадежно пошлепала по лужам к следующему киоску. Надюха окликнула ее: «Бабка, на возьми. Без денег, без денег»... И что-то сунула ей. Бабка заулыбалась, запричитала. В понедельник не обошлось без происшествий. Три прехорошенькие девицы долго выбирали себе открытые маечки под названием «топик». Меня насторожило, что они уж слишком привередничали, то цвет не тот, то разрез не туда, то пуговичек много... Я только успевала нырять в мешок. Надюха замерла, с красавиц глаз не отрывала. И в тот момент, когда одна из девчонок начала удаляться с одним из «топи-ков», Надюха вывалилась из будки, заорала, как-то исхитрилась схватить ее за полиэтиленовый пакет. А в нем наш неоплаченный товар. Столпился народ, девицы тоже заверещали. Но они не знали, что такое во гневе Надюха. Такая музыка пошла, что они, посрамленные, быстренько растворились в толпе. Надюха захлопнула окошко, закурила и минут пятнадцать «эмо-ционировала». Товар крадут, но не часто. Поэтому у продавцов «ком-ков» закон: только одна вещь в руки. Я же увлеклась и подала лишнее. Если надо мерять, то заходят в ларек. Есть и другой вариант: отдают деньги, берут вещь, меряют в примерочной соседнего ателье за символическую плату. Ларьки работают без перерыва на обед. Едят тут же, на ходу. Молодежь «хот-догами» с соком перебивается, а женщины постарше достают из термосов бульоны понаваристее, котлеты, мясо, какие-то салаты в банках. Вообще-то стараются очень сытно поесть утром. Из-за жары есть не очень хочется. Пить, пить. Но тут другая проблема: бежать в подворотню. А киоск забит товаром, бросать страшно. Все дни работы меня мучает вопрос: кто же охраняет это море добра? Надюха отмалчивалась. Но знакомые из других киосков разъяснили: «Платим. Им. Лимон». А вот кому «Им», я не поняла. Вы попонятливее, догадались? К концу недели нам нечем было торговать, оставить какие-то мелочи она планировала себе, а затем снова поездка в Пусан. За время стоянки за 50 долларов она намеревалась совершить перелет в Сеул, оно подешевле. Так она крутится уже пять лет, без выходных и больничных. Делала ходки в Польшу, Турцию. За это время квартиру обставила-обустроила, но – обворовали. Теперь квартиру снова обставила, она похожа на пещеру Али-Бабы: с решетками, металлическими дверьми. Ближайшая цель – покупка квартиры. Пока за товаром моталась – товарки мужа увели. – Знаешь, я так думаю, что он, гад, сам дал наводку на мою квартиру... Он не он, а в личной жизни «неперка»; замуж – поздно, сдохнуть – рано. Одела-обула всех родственников. Ежемесячный доход – от 500 тысяч и выше. Правда, торговля идет трудно. Года три назад все подряд брали, а сейчас вещи чувствовать надо. В переводе на язык политэкономии, которую она учила в политехе, учитывая конъюнктуру рынка. С Надюхиным начальником я рассчиталась. Он очень удивился, что так быстро расторговали. К моим доцентским отпускным добавилось несколько сотен. А Надюха позвала меня в Пусан... «Комсомольская правда» (Дальневосточное представительство) 22 июля 1994г.