3.2. Философская публицистика об «антропологическом сдвиге» и его перспективах

Ускоренное научно-техническое развитие конца XX - начала XXI вв., изменения в политической, культурной и медийной среде поставили вопрос о коренной трансформации природы человека.

Построения авторов философско-публицистических статей похожи на игру в морской бой, где зачеркиваются клетки светлого игрового поля. Изучая homo sapiens, философские публицисты отказывают ему то в одном, то в дру­гом человеческом качестве. В результате вместо четко разлинованного белого листка возникает инфернальный черный квадрат. Что он скрывает? Правда ли, что современный человек расчеловечен? Вернется ли «венец творения» к своей изначальной сути? Вот круг забот, волнующий философских публици­стов, прежде всего, журнального профиля. Рассмотрим некоторые публикации из «Звезды», «Знамени», «Невы», «Нового литературного обозрения», «Ок­тября» в контексте статей в «Литературной газете», а также публицистических работ философа А. К. Секацкого.

На этот раз анализ усложнится: мы подробнее разберем методику пред­видения будущего, а также изучим предпочитаемый публицистами период упреждения^[424] - время, на которое рассчитан прогноз.

2009 - 2010: постановка проблемы. Если спор о постмодернизме зарож­дался в философской публицистике в 1990-е - начале 2000-х гг., то у дискус­сии о человеке другая судьба и точка отсчета. Отчасти ее предвестниками можно назвать публикации Е. Богата, Т. Тэсс, И. Руденко в советской прессе 1960-х - 1980-х гг. После перестройки публицистическое обсуждение возмож­ной трансформации homo sapiens отошло на второй план, но возникало на стыке двух веков^[425], и актуализировалось в конце 2000-х.

В эссе «От имманентности духа к синтетической современности» Сека­цкий делился настораживающими наблюдениями о жизни обитателей совре­менного мира. Друзья, родные, приятели, знакомые, мультяшные герои вы­страиваются для людей в единый ряд, где не наблюдается разницы между близкими и далекими, своим и чужим, отметил философ. Поэтому жене пред­лагают брачный контракт, а тонущий человек в качестве благодарности обе­щает своему спасителю скидку на услуги в собственном парикмахерском са­лоне. «Поскольку /.../ вообще “все поверхность”, поверхностное приобретает совершенно иной смысл. /./ Свое считывается с ленты новостей или с ленты доступной массовой культуры без реального освоения»^[426], - уточнил публи­цист.

Секацкий видел в происходящем зарождающуюся борьбу между «двумя экзистенциальными проектами, двумя способами задания человеческого в че- ловеке»^[427]. Старый проект, заложенный в эпоху Просвещения, предполагал, что в социальном мире действуют автономные субъекты. У них, выражаясь гегелевским языком, имеется «свое иное» - другие субъекты или предметы, с которыми они творчески взаимодействуют. В настоящем, отметил философ, категория «своего иного» устаревает, на смену ей приходит понятие «первого встречного»^[428]. Это выражается в упрощении и уплощении как самого чело­века, так и структуры его связей с миром. Новых индивидов, практикующих упрощенный тип коммуникации, философ назвал «хуматонами» - по аналогии с определением британского писателя и кинокритика Д. Хорсли^[429]. По впечат­лениям Секацкого, в начале XXI в. субъекты преобладают над «хуматонами».

Однако баланс сил непременно изменится, и превосходство достанется транс­формированному человеку. Точных сроков, когда это может произойти, как и подробных обоснований, автор не предоставил.

В 2010 г. к освещению антропологической проблемы стали подклю­чаться «толстые» журналы. В июньском номере «Октября» была опублико­вана дискуссия писателей Д. А. Г ранина и А. М. Мелихова, где они поставили под вопрос способности и возможности человека XXI в. заниматься созида­тельным физическим трудом. Под влиянием механического разделения труда люди прекратили нести ответственность за продукт в целом, отвечают лишь за конкретную деталь, участок, проект, заметили авторы, - причем выполняют задачи не собственными руками, а через компьютер. Это не только выливается в полное отсутствие ответственности, но и лишает человека возможности стать «Созидателем с большой буквы», превращает его в «винтик»^[431].

Простая экстраполяция позволила публицистам предположить, что тен­денция узкой специализации распространится на неопределенно длительное время («Я /.../ не вижу сил, которые могли бы продвинуть в мир мечту о со­размерном человеку производстве^[432], - заметил А. М. Мелихов). Несмотря на негативную оценку происходящего, идей, как изменить расстановку сил, пи­сатели не предложили.

Не до конца ясным выглядел прогнозный фон и в публикации поэта, фи­лолога, киноведа Л. Н. Березовчук, указавшей в «Октябре»: под влиянием мас­совой коммуникации трансформируются познавательные способности чело­века. Зрение становится не менее важным познавательным ресурсом, чем аб­страктно-логическое мышление⁴³⁶. Из-за этого создатели визуальных техноло­гий смогут легче управлять обывателями, предупредила Березовчук. И выдви­нула пожелание - меньше очаровываться медиаиллюзиями (а они неизбежны в XXI в.) и больше задумываться об их природе.

В статье не имелось вербально выраженного предсказания о том, что мо­жет последовать в будущем, но рассуждение автора строилось на понимании того, что нарастающая визуальность станет ведущей чертой грядущей эпохи.

Табл. 13.

Прогностический аспект антропологической дискуссии, 2009-2010

2011: о социальном предназначении человека. Если выступления 2009­2010 гг. были редкими и разрозненными (авторы точечно, пунктирно прори­совывали облик нового человека), то в 2011 г. обсуждение осуществлялось в едином русле. Центральным стал вопрос о социальных связях субъекта XXI в.

Наиболее ярко данная проблема обозначилась в «Звезде» в статье фило­софа И. П. Смирнова «Инфляция и героизм». Поводом для рассуждений стал экономический кризис 2008 г.. С точки зрения автора, именно это событие наглядно продемонстрировало главные цивилизационные сдвиги конца XX - начала XXI в. В мире произошла невидимая революция, констатировал Смир­нов: капитализм и глобализм незаметно, не конституируя свое правление, за­владели человечеством.

Человека, комфортно живущего в глобально-капиталистической форма­ции, философ назвал homo socialis, его девиз - «безопасность». Положение та­кого субъекта кажется прочным, но начинает расшатываться, был уверен ав­тор статьи. В противостояние с homo socialis вступил homo universalis, избрав­ший своим девизом героизм. Эта тенденция зримо проявила себя во время «арабской весны» и других акций «прямого действия» 2000-х - начала 2010-х

гг. (акции греческих анархистов, московско-петербургской группы «Война»), заключил публицист. «Бунтующие энтузиасты искупают ущербность поколе­ния, потерянного в блого(вместо: благо)писании, в погоне за денежным пре­имуществом (что когда-то звалось корыстью) и в досужей созерцательности (которую навязывают культура зрелищ и культ лицедеев)»^[434], - оценил Смир­нов.

По предположению философа, homo universalis в своем протесте восста­навливает забытое понятие «народ», а следовательно, воскрешает «Другого». Революция против homo socialis продолжится, предсказал автор, и должна продолжаться, предуказал он. В обоснование своих мыслей Смирнов сослался на законы исторического развития, согласно которым человеку необходимо «периодически переосмыслять свой образ и тем самым превозмогать себя»^[435]. Однако, чем однозначно закончится противостояние двух человеческих типов, и какие антропологические особенности разовьются у homo universalis в слу­чае его победы, публицист предугадывать не взялся. Смирнов заметил, что но­вая революция пока еще не сформулировала четкой программы, к тому же, «когда вспыхивает восстание истории как таковой, будущее теряет твердые контуры»^[436].

Предвидение Смирнова, таким образом, показало сочетание научного (знание исторических законов), философского, публицистического прогности­ческого инструментария. Указание на неизбежность и нормативность предсто­ящих революций может трактоваться как действие ценностно-ориентирован­ной интуиции.

Выступление профессионального философа любопытно сравнить с дру­гими текстами, появившимися в 2011 г. Поэт М. В. Кудимова в колонке в «Ли­тературной газете» заявила, что человек XXI в. обесчувствел, больше не хочет «мучиться любовью и тем паче испытывать боль»^[437]. Homo sapiens отказался

от поэзии, чья эстетика необходима, чтобы подтвердить истинность чувств по-

~443

этов и читателей^[438].

Историк и социолог Д. Р. Хапаева в «Новом литературном обозрении» оттолкнулась от анализа современных «вампирских» романов и фильмов для подростков: их смысловое ядро сводится к антиантропоцентризму, антигума­низму, «инструментализации человека»^[439], выяснила она. Нелюдь выступает для авторов и аудитории в качестве высшего существа, наделенного аристо­кратическими манерами, человек - лишь в роли «звена в пищевой цепи»^[440], заключила Хапаева. Идеализация монстра, с ее точки зрения, - результат кри­зиса идеологии Просвещения, «вызванного катастрофой гуманизма ХХ века»^[441]. И это лишь один из первых шагов «на пути радикального отрицания людьми ценности человечества»^[442]. От поисков нормативного решения про­блемы автор отказалась, ограничившись негативной оценкой происходящего.

Прогноз М. В. Кудимовой также подробно не обозначен. Ее материал был построен на имплицитном переносе существующей тенденции в будущее (человек и впредь будет редуцировать чувственную сферу, искать «конспек­тивный образ бытия, /.../ дайджест жизни»^[443], что дает мало шансов на воз­рождение поэзии). Впрочем, поэтесса более четко предлагала социальную норму. Вернуться к существовавшему ранее положению вещей - идеал, кото­рый она рекомендовала. «Тот, кто глотнул из родника, ни с чем и никогда не спутает этот вкус. Осталось просто прийти к роднику!»^[444] - подчеркнула Ку­димова.

Таким образом, в 2011 г. перед нами вновь оказалась подборка поиско­вых прогнозов, преимущественно сделанных на основе простой экстраполя­ции. Они распространялись на неопределенно-длительное время. Наиболее

четко перспективы будущего обозначил философ И. П. Смирнов, который пользовался инструментом ценностно-ориентированной интуиции и прогно­зировал на основании знания исторических законов.

2012 год: «первобытность», «хуматон» и «сверхчеловек». Наиболее пло­дотворным для дискуссии стал 2012 г., когда она велась широким кругом пуб­лицистов, предлагавших разнообразные ключи к проблеме человеческого.

Философ Г. Ф. Сунягин, историк А. М. Буровский, и драматурги В. За- балуев и А. Зензинов предположили: под воздействием бурного развития но-

вых технологий человек в психологическом, интеллектуальном, поведенче­ском плане откатывается к доисторическому этапу своего развития.

В концепции Г. Ф. Сунягина такой антропологический сдвиг оценивался как пугающий. Цивилизация подавляет культуру, машины развиваются быст­рее человеческого разума и отношений, писал публицист в журнале «Нева». В результате homo sapiens, освобожденный от большей части бытовых забот, по­гружается в пучину потребления. «Рыская по компьютерным джунглям в по­исках какой-нибудь новой, обещающей неведомые эмоции добычи, мы стано­вимся, в сущности, такими же первобытными охотниками, какими мы были многие десятки тысяч лет»^[445], - делился опасениями автор.

Г. Ф. Сунягин не видел выхода из культурного тупика, а ответ на вопрос, «что же нам делать перед лицом этого, скорее всего, последнего для нас вы- зова?»^[446], переводил из философской в политическую плоскость. Европейцев от окончательного разложения спасет многовековая привычка к деловой раци­ональности, которой у русских нет. Публицист перебирал несколько управ­ленческих стратегий (от либерализма до «авторитарной демократии»^[447] и по­пыток «распустить империю»^[448]), потенциально применимых, чтобы мобили­зовать русского человека к активному производящему труду, но нашел их не­удовлетворительными. В результате на негативный поисковый прогноз накла­дывалось признание: сформулировать адекватный ответ на вызовы времени невозможно.

Без авторских предуказаний осталась и статья А. М. Буровского, также появившаяся в «Неве». Историк высказывал версию: человечество XXI в. от­катилось в эпоху матриархата. Из-за технического прогресса сформировавшие цивилизацию мужские качества отмирают как ненужные, между тем, женские (умение общаться, усидчивость, старательность, неконфликтность) испыты­вают расцвет. Эти сдвиги грозят закатом современной цивилизации, которая может повторить судьбу племени тода или западноафриканского народа ха­уса^[449]. «Такая цивилизация недолго останется лидером мирового развития. Ее неизбежно сменит цивилизация с совершенно другой системой ценностей и гендерных отношений»^[450], - пророчил Буровский. Косвенно виня в происхо­дящем власть, публицист не давал точных указаний на будущее.

В. Забалуев и А. Зензинов высказывали наиболее обнадеживающие про­гнозы, а их рассуждения были схожи с рассуждениями многих поколений фи­лософов - от Ж.-Ж. Руссо до М. Маклюэна. В «Октябре» публицисты также подметили страсть современного человека к охоте и собирательству. Абори­ген XXI в., не рефлексируя, «делает луки» (фотографируется на фоне какого- то заметного события или явления) и отправляет снимки в соцсети, описывали авторы. Они подчеркивали, что нельзя усматривать в таком поведении что- либо зазорное. Эмоциональное и интеллектуальное состояние homo sapiens диктуется кризисом западной рациональности, отмечали публицисты: «Чело­вечество, иссушенное логикой и скомпрометировавшим себя интеллектом, возвращается к первичным формам перцепции, чтобы вернуть ощущение ре- альности»^[451].

После того, как это ощущение будет достигнуто, homo sapiens создаст новую культуру новой логики и интеллектуальности^[452], прогнозировали Заба- луев и Зензинов. Они даже обозначали грубый подсчет, сколько времени мо­жет занять вышеуказанный процесс: «Судя по скорости нынешних историче­ских процессов, время перехода от нео-первобытности к сияющему царству разума займет не тридцать тысяч лет, а значительно меньший срок»^[453].

Обратим внимание на порядок цифры: меньше, чем тридцать тысяч лет (!). Научная прогностика с таким периодом упреждения (он называется дальнесрочный или сверхдолгосрочный^[454]) встречается редко - в основном, в

областях, касающихся геологического прогнозирования или расчета космиче­ских систем. Социальные науки чаще всего оперируют периодом в 15-20 лет, футурология иногда берет в расчет цифру более 30 лет^[455]. Пожалуй, только публицистический, философский и религиозный прогнозы имеют право заду­мываться, что случится в пределах тысячелетий. Это сообщает данным позна­вательным областям, с одной стороны, большую творческую свободу, с дру­гой - делает их менее ответственными за точность предсказаний. В дальне­срочных прогнозах могут даваться лишь «общие качественные оценки»^[456], речь идет «лишь о самых общих перспективах развития природы и обще­ства»^[457], отмечают И. В. Бестужев-Лада и Г. А. Наместникова.

В 2012 г. свою концепцию человека и человеческого расширил А. К. Се- кацкий. Он выпустил сборник «Последний виток прогресса», где этой теме было посвящено одиннадцать статей и эссе. Положенные вместе, указанные материалы можно рассматривать, как своего рода концепцию новой антропо­логии.

Представления о «хуматоне» выросли экстенсивно - автор описал более шести областей человеческого, подверженных коррозии, среди них - поли­тика, этика, эстетика, коммуникация, психология, даже любовь. Самоощуще­ние нового человека описывалось как «анестезия»^[458], состояние нового обще­ства в целом сравнивалось с «болезнью Альцгеймера»^[459]. Обезболенные, сы­тые, довольные, отказавшиеся от интеллектуальных и этических метаний люди «накопляют признаки маразма за фасадом благополучной внешно­сти»^[460], предостерегал Секацкий.

С точки зрения философа, такая цивилизация вряд ли сможет просуще­ствовать долго, поэтому главенствующее положение «хуматона» не будет прочным. Вероятен конфликт западного человека с исламским миром, сохра­нившим трансцендентное. Победа приверженцев ислама практически предре­шена, прогнозировал А. К. Секацкий, учитывая, что представители восточной цивилизации активно мигрируют в Европу и США, разрушая западный уклад жизни. Россия пока сохраняет «трансцендентную устремленность»^[461], добав­лял автор. В нашей стране «при всей социальной катастрофичности повсе­дневного бытия о какой-либо анестезии говорить не приходится»^[462]. Таким об­разом, Россия, как и исламский Восток, имеет средства остановиться у пропа­сти «плоско-субъектного континуума»⁴⁶⁸ - мира, населенного «хуматонами», и не упасть в нее, считал Секацкий.

Нормативная программа мыслителя обнаружилась в эссе «Художник как индикатор анестезии». В нем философ призывал поддерживать современ­ных арт-деятелей, устраивающих скандальные перформансы. Художники, поджигающие на себе одежду или наносящие себе травмы, преследуют благо­родную цель - «достучаться»⁴⁶⁹ до хуматона, привести его в чувство, отмечал Секацкий.

В целом прогноз философа можно охарактеризовать, как созданный с помощью ценностно-ориентированной интуиции. С одной стороны, автор да­вал поисковый прогноз (общество новых, упрощенных людей будет побеж­дено исламской цивилизацией), с другой стороны, указывал, как следует вести себя, чтобы избежать этого сценария (сохранение «трансцендентной устрем­ленности», в том числе с помощью современных арт-перформансов). Период упреждения в статьях философа не был уточнен.

Табл. 16.

Прогностический аспект антропологической дискуссии:

концепция А. К. Секацкого, 2012

Как и спор о постмодерне, дискуссия о человеке фактически не распро­странилась на 2013 г. В этот период философская публицистика была занята осмыслением политических событий 2011-12 гг.^[463] Отдельные выступления об антропологии, да и то не философско-публицистического, а историко-публи­цистического толка, печатались в «Новом литературном обозрении»^[464].

Подводя предварительный итог дискуссии, можно заметить, что, осмыс­ление «антропологического сдвига» в 2009 г. началось с критического выступ­ления А. К. Секацого, пополнилось в 2010 и 2011 гг. точками зрения М. В. Ку­димовой, И. П. Смирнова, Д. Р. Хапаевой, Д. А. Гранина, А. М. Мелихова, Л. Н. Березовчук. Кульминационным стал 2012 г., когда столкнулись две кон­цепции - превращение человека в «хуматона» (Секаций); его «скатывание» в доисторическую стадию развития (Буровский, Сунягин, Зензинов, Забалуев).

Все публицисты предпочитали распространять свои прогнозы на не­определенно-длительный период времени. Приемы предвидения (простая экс­траполяция) были максимально приближены к обыденным. При этом в неко­торых материалах выявлялось «скрытое» трендовое прогнозирование - автор фиксировал преимущественную тенденцию настоящего и экстраполировал ее в будущее, не занимаясь дальнейшей верификацией или уточнением прогноза. Альтернативой явилось предвидение на основе ценностно-ориентированной интуиции - здесь критика имеющейся тенденции сочеталась с предписанием нормы для ее исправления.

Проанализированная дискуссия близка спору о постмодернизме тем, как авторы определяли причины происходящего. В обоих случаях точкой отсчета служила эпоха Просвещения, идеология которой к концу XX - началу XXI в. зашла в тупик. В обоих случаях Россия рассматривалась как особое, «проме­жуточное» пространство, где наблюдаемые в Западной Европе процессы еще не развились до критической стадии. Вместе с тем, два спора и содержательно, и методологически разнились друг с другом. Напомним, в дискуссии о пост­модерне авторы разбились на два круга - принимавших и не принимавших постмодернистский виток развития культуры. При этом вторые предложили ресурсы, способные переломить ситуацию к лучшему. В противовес, изучаю­щие современного человека публицисты не нашли ключей для решения про­блемы «антропологического сдвига». Большинство из них оценило «антропо­логический сдвиг» с той или иной долей скепсиса, но не более. С четким и открытым нормативным предписанием выступили лишь И. П. Смирнов и А. К. Секацкий.

Философская публицистика и философия. Философскую публицистику об антропологическом сдвиге также необходимо сопоставить с философией, учитывая, что только в «Вопросах философии» с 2009 по 2013 гг. вышло 12 статей на антропологическую тему, проводился соответствующий конкурс трактатов. Осмысление человеческой трансформации для философов суще­ственно отличалось от их же раздумий о постмодернизме.

Во-первых, точному описанию возможных вариантов будущего авторы в большинстве случаев предпочитали такое же «трендовое» прогнозирование, как философские публицисты. Во-вторых, в предположениях профессиональ­ных философов содержалось мощное нормативное начало. Философия призы­вала бороться с дегуманизацией homo sapiens с помощью ценностей знания, свободы, ответственности.

Так, Д. Г. Лахути, И. Ю. Алексеева, В. И. Аршинов и В. В. Чеклецов^[465] не считали необходимым сопротивляться сплочению человеческого и искус­ственного интеллектов. Задача современного человечества - создать «сопря­женное социогуманитарное знание» и «живую проектно-ориентированную де­ятельность»^[466], считали они. Г. Л. Тульчинский и Е. О. Труфанова смотрели на человека XXI в. с точки зрения «новой персонологии». В отличие от своих предков, житель современного мегаполиса почти не скован социальной иерар­хией. Каждый может создавать любой образ, развивать любые качества - фи­зические, интеллектуальные, моральные. Это ведет к неизбежным проблемам с самоидентификацией, которые можно преодолеть, развивая в людях углуб­ленное понимание свободы и ответственности^[467], рекомендовали философы. В. А. Кутырев и Б. В. Марков намеревались предотвратить истирание чело­века с помощью знания^[468].

Философские же публицисты лишь указали на опасности «антропологи­ческого сдвига», так и не ответив на решающий вопрос «Что делать?». Зафик­сированная ситуация во многом противоположна дискуссии о постмодер­низме, когда философская публицистика занималась конструированием норм, а философия - отвлеченным прогнозированием.

Это позволяет предположить, что прогнозирование в философии и фи­лософской публицистике является взаимодополняющим. Их сочетание позво­ляет выявить картину грядущих событий, определить отношение к ним, сфор­мулировать основные ценностные ориентиры и идеалы, общую линию дей­ствий на будущее.

Смена приоритетов философской публицистики в 2013 г. (от осмысле­ния постмодернизма и «антропологического сдвига» - к анализу политико-фи­лософских последствий политической ситуации конца 2011 - начала 2012 гг.) подталкивает и к другому выводу. Философская публицистика «замедленно» реагирует на политические события. При относительной общественно -поли­тической стабильности она предпочитает строиться вокруг философских предметных оснований. При этом накаление обстановки само по себе активи­рует философско-публицистический поиск. Так, в 2012 г. осмысление постмо­дернизма и человеческой темы осуществлялось на фоне острейших политиче­ских дискуссий и ценностного раскола в стране, связанного с гражданскими протестами против итогов очередных выборов в Г осударственную думу и на должность президента.

Выводы (глава III). Философско-публицистическое предвидение не­схоже с научным прогнозированием. Занимаясь поисковыми прогнозами, фи­лософские публицисты используют обыденные приемы познания, к примеру, простую экстраполяцию. Авторы философско-публицистических статей также обращаются к «скрытому» трендовому прогнозу: фиксируя тенденции настоящего дня, автоматически распространяют их на будущее.

В философско-публицистическом прогнозировании вместе с тем чрез­вычайно сильно нормативное начало. В данном случае прогностический ин­струментарий философской публицистики имеет сходство с философско-ис­торическими концепциями будущего, литературными утопиями и религиоз­ными пророчествами. Авторы рекомендуют читателям придерживаться тех или иных ценностей и норм, чтобы достичь в будущем определенного резуль­тата или социального идеала. Познание грядущего происходит по следующей схеме: изучение существующей ситуации (процесса, явления) - ее сверка с ценностными ориентирами автора - критика ситуации - предположение о том, как будет развиваться ситуация в ее чистом виде - предложение ценностных ориентиров, которые могут изменить ситуацию, - прорисовка образа изменен­ной ситуации в будущем. Такой метод предложено называть ценностно-ори­ентированной, или аксиологической, интуицией.

Период упреждения философской публицистики (время, на которое рас­считан прогноз), как правило, точно не обозначен. Однако в некоторых слу­чаях авторы философской публицистики могут оперировать сверхдлитель­ными отрезками времени: историческими этапами и эпохами длиной до не­скольких десятков тысяч лет. Это сообщает философско-публицистическому прогнозу большую творческую свободу, но закономерно снижает его досто­верность. Прогнозирование в философии и философской публицистике явля­ется взаимодополняющим. Их сочетание позволяет выявить картину гряду­щих событий, определить отношение к ним, сформулировать основные цен­ностные ориентиры и идеалы на будущее.