Итальянцы - единственная европейская нация, миновавшая, в силу причин разного характера, стадию эпической литературы. Большие эпические произведения, подобные Сагам, "Песни о Роланде", "Слову о полку Игореве" в литературе Италии отсутствуют. Многие издания истории итальянской литературы обычно открываются небольшим "Гимном творений" Франциска Ассизского, ставшим, пользуясь известным выражением Дж. Контини, ее «достойным началом»507 508. До «Гимна» (а это 1224 год) можно перечислить всего лишь несколько кратких текстов. Это, в основном, религиозно - дидактические и достаточно примитивные с художественной точки зрения так называемые «ритмы» на «volgare»509: «Ritmo cassinese»510, «Ritmo su Sant'Alessio»511, «Ritmo bellunese»1, «Ritmo • 2 3 Laurenziano» , и некоторые богослужебные тексты . Это, конечно, и ряд текстов, происходящих из Северной Италии: так называемый «Anononimo Veronese», «Anonimo Veneto»4; к 20 - 30 годам XIII столетия относится «Spalanamento de li Proverbi de Salomone» и «Noie» Джирардо Патеккьо5. Приблизительно в одно время с Франциском писал и Угуччоне да Лоди, автор нескольких назидательных сочинений, написанных в крайне пессимистическом тоне «мрачного средневековья», если пользоваться привычными литературными штампами; в случае этого автора остаются нерешенными ряд важнейших вопросов: недостоверности самой личности автора (возможно говорить и о некоем Псевдо - Угуччоне), времени его жизни, а также об атрибуции его текстов6. Итак, на сегодняшний день "Гимн творений" считается хронологически первым значительным произведением литературы на итальянском языке и является предметом многочисленных исследований, как теологических, так историко-литературных и лингвистических. Библиография по его проблематике очень велика (более пятисот работ) . «Гимн творений» - это и программное произведение, и выражение мировоззрения Франциска . Несмотря на его 512 513 514 515 516 517 518 519 кажущееся простым содержание (хвала основным стихиям мироздания и благодарность их создателю) и достаточно скромные размеры (всего 33 строки, составившие 14 строф, написанных ритмической прозой), "Гимн творений" - одно из характернейших произведений религиозной мистической литературы. Впоследствии он, как и практически забытые ныне произведения большинства великих средневековых мистиков (Якопоне да Тоди, Екатерины Сиенской и многих других), был заслонен мощным жизнеутверждающим потоком литературы Возрождения. "Гимн творений" - прежде всего молитва. В Средние века молитва предназначалась для пения, и чаще всего коллективного520 521 522. Ж. Дюби замечает, что «"молиться" в эту эпоху означает "петь". В романский период немой молитвы не существовало, считалось, что Бог охотнее внимает совместной молитве, хотя и одноголосой, но отличающейся музыкальным ритмом, поскольку эта хвала Господу должна быть созвучной гимнам, которыми на высшем из небес хор серафимов окутывает престол Всемогущего» . По его же словам, «грегорианский хорал пелся мужскими, сильными голосами, эта была воинственная песнь, выкрикиваемая монахами, этими воинами христовыми, в лицо сатанинскому воинству, чтобы обратить его в бегство, метая в него, словно копья, самое надежное и разящее оружие - слово молитвы» . Франциск, действительно, считал себя и своих последователей воинами христовыми, и во францисканском ордене (в особенности в первый период его существования) были приняты рыцарская фразеология и ритуалы. Грегорианское пение основано на наивысшей, священной науке о числах - математике, которая связывала пение с архитектурой и астрономией523. Таким образом, строители, астрономы, математики и создатели молитв являются посвященными, каковым и считали Франциска его последователи уже при жизни. «Г имн» - не единственная, но самая известная из молитв, созданных Франциском. Как и другие его молитвы (“Lodi per ogni ora”, “Ufficio della passione”), он является формой торжественного литургического действия, в котором мистически участвует весь универсум524. Вопрос авторства "Гимна творений" в настоящее время решился окончательно и в пользу Франциска, хотя еще несколько десятилетий назад был предметом дискуссий. Впрочем, критики допускают некоторый элемент коллективного творчества, так как "Гимн" является в то же время продуктом обмена идей, чувств и размышлений Франциска и его ближайших соратников, хотя, без сомнения, он - единое и цельное произведение одного автора. В него могут быть включены мысли св. Клары Ассизской, которая была значительно образованнее Франциска и после беседы с которой был написан «Гимн». Среди исследователей католического направления, а таких, естественно, большинство, вопрос авторства решается однозначно в пользу Франциска. Первоначальное название произведения - Cantico di Frate Sole ("Гимн Брата Солнца"), поскольку именно так называл его сам Франциск, особо почитавший солнце и огонь. В настоящее время лучше известно другое, более позднее название - Cantico delle creature ("Гимн творений"). Первоначальный текст «Гимна» считается восстановленным после основополагающего исследования В. Бранки525 526, выполнившего подробный анализ огромного количества средневековых рукописей, а также работ Дж. Контини . Уже в названии кроется одна из проблем "Гимна": в переводе на русский язык в различных изданиях оно передается двояко, то родительным падежом ("Гимн Брата Солнца", "Гимн творений"), то дательным ("Гимн Брату Солнцу", "Гимн творениям"). В русском издании сочинений Франциска 1995 года дается вариант "Гимн брату солнцу", в большом издании "Истоков францисканства" 1996 года - "Песнь брата Солнца". Проблема здесь не столько грамматическая, сколько теологическая, и состоит не только в неоднозначности итальянского и латинского родительных падежей, но и в разграничении ролей Творца и творений, субъекта и объекта. Для русской словообразовательной модели не менее значима теологическая и эстетическая детерминация «творчество - творец - тварь». Такие переводчики «Гимна», как А. Ельчанинов и М. Шагинян сохранили название «Гимн брату Солнцу», а новейший переводчик, С.С. Аверинцев, знаток гимнической поэзии, дал заглавие «Песнь благодарения во всех тварях Божьих». И.Г. Вишневецкий следует немецкой переводческой традиции, именующей гимн Франциска «Солнечное песнопение», что делает средневекового католического святого законченным язычником. Этот текст относится к наиболее важному периоду жизни Франциска, к последним двум годам, особо для него значимым. Это было время подведения итогов и оценки результатов начатого им общественно-религиозного движения, период вынужденного бездействия из-за резко ухудшившегося состояния здоровья, но и время духовного просветления и принятия важных решений, в которых не было ничего случайного. Это время мучительных болезней, почти полной слепоты; сознания того, что дни его сочтены, и желания запечатлеть свою волю, хотя бы сказать что-то важное, так как лично руководить орденом он уже не мог. Это период состояния стигматизации: согласно францисканским биографам, стигматы были получены Франциском во время явления ему шестикрылого серафима, открывшего ему некое "тайное слово" о том, что отныне Франциск является пророком и вестником Бога, вследствие чего Франциск стал восприниматься многими современниками в качестве второго Христа - "Alter Christus". «Гимн», написанный в состоянии “perfetta letizia” - плод катарсиса и некоего предсмертного прозрения. Согласно его жизнеописаниям, первые, самые известные девять строф были написаны за несколько месяцев до смерти Франциска, в октябре 1224, на рассвете после сорока бессонных суток, проведенных в состоянии мистического экстаза, крайних физических страданий и морального просветления. В этих строфах Франциск возносит хвалу основным стихиям мироздания - солнцу, земле, воде, огню, ветру. Ослепший поэт, ждущий конца, воспевает вселенную, красоты которой он уже не видит. Десятая и одиннадцатая строфы, где говорится о всепрощении ради любви, были написаны несколько позже, в июне 1225 года, по совершенно конкретному поводу - это призыв прекратить междоусобные феодальные распри в Умбрии. Строфы двенадцатая и тринадцатая, также чрезвычайно известные, где говорится о "сестре нашей смерти", были продиктованы Франциском в последние мгновения его жизни, то есть 4 октября 1226 года. Франциск - один из немногих поэтов, умерших со своими стихами на устах. Заключительная строфа, содержащая последнее благословение Создателю, была присоединена соратниками Франциска уже после его смерти. Исследователи «Гимна», например, Р. Манселли, также полагают, что он не является творением единовременным, так как он явно распадается на несколько композиционных частей, что, тем не менее, не влияет на его художественное единство527 528 529. То, что разные части "Гимна" были написаны в разное время, подтверждается и стилистически - плавно и спокойно текущее описание явлений мироздания прерывается напоминанием о неизбежной смерти всего живого и интонацией традиционной средневековой угрозы загробных мучений за грехи. Традиционно считается, что "Гимн" был создан в монастыре Сан Дамиано в окрестностях Ассизи. Тем не менее, ряд исследователей подвергает этот факт сомнению, как, например, П.М. Бигарони и А. Терци . Этот момент, не особо важный для нас даже с формальной точки зрения, имеет для итальянского менталитета исключительное значение - при особом характере итальянской религиозности, склонной к фетишизму, монастырь Сан Дамиано в Ассизи считается местом, священным для католиков всего мира. Каменная плита со строками "Гимна", напоминающая о том, что именно здесь святой Франциск Ассизский сочинил свое бессмертное произведение, находится в монастыре уже длительное время и является предметом самого искреннего поклонения. "Гимн" представляется непосредственным развитием определенных ветхозаветных текстов: это в первую очередь псалмы царя Давида, в особенности 148 псалом -“Laudate dominum de caelis” \ «Песнь трех отроков в печи огненной» пророка Даниила (Dan 3, 51 - 89), а также пятая глава Апокалипсиса, где описываются тысячи ангелов, торжественно поющих хвалу Господу530 531. Основной мотив всех этих текстов - благословение Создателю и его творениям. Стилистическая и синтаксическая преемственность этих текстов также является очевидной. Именно из них Франциск заимствовал уже готовые формулы, наполнив их новым содержанием. Такое решение не случайно: Франциск сознательно опирался на самые известные широким массам формулировки, чтобы как можно легче проходил процесс распространения его учения. Но при явной преемственности этих текстов, обращает на себя внимание важный момент, делающий "Гимн" не простым перепевом псалмов Давида. Франциск устанавливает "родственные" отношения между всеми творениями Создателя, употребляя термины "мать", "брат", "сестра" по отношению к солнцу, луне, ветру, и даже смерть называет сестрой. Семантика терминов родства выполняет здесь генеалогическую, космогоническую и космологическую функцию, но уже не в традиционно-фольклорном, а в астролого-алхимическом и наивно-теологическом смысле. Если смерть родственно включена в семью основных стихий жизни, то антитеза жизни и смерти оказывается «снятой» в понимании Божьего бытия. "Гимн" начинается чрезвычайно торжественно, это гимн в самом высоком смысле слова - несомненны библейские и литургические истоки зачина: Altissimu, onnipotente, bon Signore, tue so’ le laude, la gloria с l'honore et onne benedictione. Ad te solo, Altissimo, se konfano, et nullu homo ene dignu te mentovare. Высочайший, всемогущий, благой Г осподь, / тебе хвалы, слава и честь и всякое благословение. / Тебе единственному, высочайший, они подобают, и никакой человек не достоин упомянуть Тебя. Здесь сразу же устанавливается огромная дистанция между Богом и человеком - Altissimu, onnipotente, bon Signore. Человек же оказывается не достойным даже назвать его имя - et nullu homo ene dignu te mentovare... Запрет на произнесение Имени Бога и вообще подобный подход к божественной сущности соответствует традиции апофатичесого (отрицательного) богословия неоплатонизма и августинианства, согласно которой дискурс о Боге в принципе невозможен532 и поэтому сам человек непосредственно не может произносить хвалы Богу и тем более упоминать его имя. Эта теологическая проблема решается Франциском следующим образом: не сам человек произносит хвалы, а творения Господа хвалят его; необходимая теологическая опосредованность, таким образом, соблюдается. В этом отношении «Гимн творений» может считаться прототипом всех лауд, возникших уже после смерти Франциска во второй половине XIII века (в особенности лауд, исполняемых участниками флагеллантов - бичующихся): речь идет об определенной обезличенности, которой отличались лауды, об отсутствии субъективного начала и о чувстве коллективного начала, в особенности характерного для средневекового менталитета533. И все же дистанция между человеком и Богом не является абсолютно непреодолимой, так как расстояние между богом и человеком представляется в виде единой вертикали творений, на самом верху которой находится сам Бог- солнце, внизу - человек на земле, устремленный к Богу534. Вся вселенная видится, таким образом, как система, все четыре основных элемента которой гармонично связаны между собой. Франциск мыслит свой Космос пространственно - отсюда усиленная смысловая нагруженность «верха» и «низа»; связующей их иерархии и самого понятия-образа иерархии как центрального для средневековой картины мира. Истоки многих строк "Гимна" можно найти в предшествующих текстах Франциска. Так, в Первом Уставе Франциск подобном же образом обращается к Богу: Omnipotens, altissime, sanctissime Deus... Omnes nos miseri non sumus digni nominare te535 Всемогущий, высочайший, святейший Господь... Все мы, ничтожные, недостойны упомянуть тебя (запрет на упоминание Имени Бога встречается в текстах Франциска неоднократно). В "Гимне" имеются и некоторые черты, отделяющие его от библейских текстов, лежащих в его основе, и выделяющие из всего наследия Франциска в целом. Это прежде всего касается эпитетов: в библейских текстах они относятся исключительно к Богу, тогда как его творения всего лишь перечисляются с помощью определенных риторических структур536 537 (это синонимический или антонимический параллелизм), в построениях такого рода существует определенная традиционная схема. Еще одна черта, отличающая "Гимн" от латинских источников - эпитеты "брат", "сестра", "мать" в применении к творениям. Более того, относительно земли мы видим удивительное использование сразу двух эпитетов - "мать" и "сестра" . В этих эпитетах устанавливается космологический статус родства, сохраняющий и свои мифологические контексты: «материнское» и «сестринское» объединены рождающей семантикой «женского», но из этого «женского» удалена телесная конкретика и оставлены только те спиритуальные оттенки, которые говорят о духовной сестре и духовной матери. Бытовая конкретика соматического (телесного) истончается в метафизику мирового родства платоновских эйдосов «братства», «материнства» и «сестринства». Изучение текста Cantico позволяет нам присоединиться к мнению тех критиков, которые утверждают, что автор его ни в коем случае не литературный дилетант. Традиционный образ Франциска - народного необразованного поэта оказывается совершенно не соответствующим действительности. Об уровне образования Франциска писали много, хотя предположение, что он учился в Парижском университете, все же кажется нам маловероятным. Но несомненным можно считать его прекрасное знание современной ему литературы и, в определенной мере, даже философии. Картина мира «Гимна» представляется достаточно сложной. Мистический путь души к Богу (из двух путей - рационального и мистического, свойственных средневековой теологии, Франциск избирает последний) также имеет свои ступени и иерархию. Стихосложение. Гимн состоит из 33 строк (14 строф) с различным количеством стихов (от двух до пяти); синтаксис прост и практически повторяет библейский. Текст построен на ритмических конструкциях, параллелизмах, повторах, анафорах, ассонансах. Рифм практически нет, их заменяют ассонансы: signore - benedictione; splendore - significatione; vento - tempo. В тексте присутствует определенная ритмическая структура, что усиливает эффект фасцинации. Уже давно было замечено, что в «Гимне», как и во многих средневековых текстах, большую роль играет нумерология538. Еще раз обратим внимание на количество строк - 33; значение этого священного для средневекового человека числа недооценить невозможно539. Так, каждым из четырех стихий мироздания соответствуют четыре характеристики (четыре - число материального мира): vento = aere, nubile, sereno, ogni tempo acqua = utile, umile, preziosa, casta fuoco = bello, giocondo, robusto, forte terra = diversi frutti, coloriti fiori Небесному своду, состоящему из трех частей (солнце, луна, звезды) соответствуют три определения (три - число идеального, божественного мира) - chiarite, preziose, belle. Богу также соответствуют три определения - altissimo, onnipotente, buono; три объекта- lode, gloria, onore; три действия - benedite, ringraziate, servite. Человека, также в полном соответствии со средневековой нумерологией, сопровождает число два: perdonano - sostengono infermita’ - tribolazioni guai - beati peccati - sante volonta’ Трехчастная структура свойственна и всему «Гимну»: в первой части автор обращается к Богу и обращает к нему молитву - благодарение; в третьей части описывается вселенная; третья часть посвящена человеку (Франциск призывает прощать обиды, терпеливо переносить страдания и по-христиански относиться к смерти). Последняя строка является переложением первой и, таким образом, «гимн» имеет цикличное построение. Сам Франциск называл свое сочинение "Гимном брату солнцу", название "Гимн творений" появилось позднее. Более всех творений он, согласно свидетельству биографов, почитал солнце и огонь и призывал петь хвалу Создателю именно на восходе солнца540. Laudato sie, mi’ Signore, cum tucte le Tue creature, Spetialmente messor lo frate Sole, Lo quale e iorno, et allumini noi per lui. Et ellu e bellu e radiante cum grande splendore: Da Te, Altissimo, porta significatione. Благословен будь, мой Господь, со всеми Твоими творениями, / в особенности за Господина Брата Солнце, / который есть день и которым Ты освещаешь нас. / И он прекрасен и сверкает великим блеском; / Твой, Высочайший, отражает образ. Роль света особенно важна для выявления отношений между творениями, при этом образ солнца воспринимается здесь в культурном контексте астрологических символов средневековья. В Библии именно Христос часто уподобляется солнцу: Христос - солнце справедливости (Малахия), во время Преображения его лик сияет как солнце (Матфей), у Луки это - Свет откровения. В раннехристианской литературе уподобление Христа солнцу стало еще более распространенным. Подобные образы встречаются у св. Киприана, у св. Амвросия Медиоланского, у Григория Великого. Франциск, без сомнения, знал эти достаточно известные тексты. Образ Христа-солнца настолько укоренился в его сознании, что, как свидетельствуют его биографы, именно в таком образе он явился Франциску в видении на горе Ла Верна. Только к солнцу он обращается - "господин". В сцене стигматизации из Considerazione delle stimmate появляется шестикрылый серафим в огненных лучах солнца. Ослепший Франциск уже не видит настоящего солнца, но он видит солнце-Христа. Солнце - это и неоплатонический августинианский образ. У бл. Августина солнце является астральным первоисточником, находящимся на самой вершине мироздания и служащим посредником между Творцом и его созданиями. Через несколько десятилетий после Франциска Данте в "Пире" уподобит солнце Богу, а в "Рае" Бог предстанет в образе светящейся точки. Символика и философия божественного света по учению Дионисия Ареопагита занимает центральное место в средневековой эстетике. Остальные стихии даны в "Гимне" исключительно в положительном аспекте, лишены каких бы то ни было отрицательных черт. Луна и звезды воспринимались в средневековье прежде всего с астрологической точки зрения, как вершители земных судеб, именно они предвещают катастрофы и несчастья. Но в "Гимне" они - носители лишь эстетического начала и положительных природных качеств. Франциск верен старой католической традиции, со временем вошедшей в канонический круг представлений догматического католицизма: все, что сотворено Богом в Шестоднев - благо; луна и звезды - благие создания, и их роль в жизни человеческой должна быть принята с благодарностью и воспета в песнях благодарения. Благословен будь, мой Г осподь, за сестру Луну и звезды; / ты их сотворил в небе светлыми, драгоценными и прекрасными. Благословен будь, мой Г осподь, за брата Ветра,/ за воздух и туман, и за хорошую погоду, и за всякую погоду, / с помощью которой ты заботишься о Твоих творениях. Laudato si’, mi’ Signore, per sora Luna e le stelle: In celu l’ai formate clarite et pretiose et belle. Laudato si’, mi’ Signore, per frate Vento Et per aere et nubilo et sereno et onne tempo, Per lo quale a le Tue creature dai sustentamento. Неожиданно звучит строфа об огне - Франциск не упоминает о его страшной разрушительной силе. Огонь предстает как сила исключительно положительная, обладающая еще и эстетической ценностью: Ed ello e' bello et iocondo et robusto et forte... О разрушительной силе ветра и воды также не упоминается: Laudato si’, mi’ Signore, per sor’Acqua, La quale e' molto utile et humile et pretiosa et casta. Laudato si’, mi’ Signore, per frate Focu, Per lo quale ennalumini la nocte: Ed ello e' bello et iocundo et robustoso et forte. Благословен будь, мой Г осподь, за сестру Воду, которая весьма полезна, смиренна, драгоценна и чиста. Благословен будь, мой Господь, за брата Огня, которым Ты освещаешь ночь; и он прекрасен и весел, крепок и силен. Земля предстает в образе традиционной кормилицы человека: Laudato si’, mi’ Signore, per sora nostra matre Terra, La quale ne sustenta et governa, Et produce diversi fructi con coloriti fiori et herba. Благословен будь, мой Господь, за сестру нашу мать Землю, которая нас носит и питает, и приносит разнообразные цветы и разноцветные цветы и травы. Ничего мучительного, горестного или же загадочного нет и в образе смерти - это сестра. Laudato si’, mi’ Signore, per sora nostra Morte corporale, Da la quale nullu homo vivente po’ skappare Благословен будь, мой Господь, за сестру нашу Смерть телесную,/ которую не может избежать ни один живой человек. Г имн - это гимн жизни и природе, так как именно в сотворенном отражается Создатель, которому поет хвалу Франциск. Именно здесь мы видим основное различие между францисканским восприятием мира и классически средневековым Contemptus mundi - презрением к материальному миру, полному греха, боли и страданий. (в этом отношении не все францисканцы пошли за своим основателем: поэзия Якопоне да Тоди - яркий пример типично средневекового, крайне отрицательного, до маргинального, отношения к миру как к источнику жесточайших страданий). Картину мира Франциска пронизывают оптимизм, позитивность и гармония. В его вселенной царствуют красота, благость, сила, мир, прощение, в ней даже страдание переносится умиротворенно, даже смерть благостна. Нет ничего неэстетичного, нет почти ни одного отрицательного момента - кроме одной строчки о смертном грехе541. Это является совершенно новым для средневековой картины мира. Так, у его великого предшественника Бернара Клервоского542 543 мы находим «нормально» средневековый и совершенно противоположный взгляд на мир: он не видит в материи ничего эстетичного. Францисканское учение же, при всей своей крайней аскетичности, несет таким образом большой жизнеутверждающий заряд, признавая позитивность материального мира. Многие исследователи отмечают резкую антикатарскую направленность "Гимна", хотя, как известно, Франциск никогда ни с кем открыто не полемизировал (кроме султана во время крестового похода). Нет никакого сомнения в том, что Франциск хорошо знал катаров и их учение и, конечно, встречался с ними лично. Время жизни Франциска - это время альбигойских войн, в процессе которых огромное количество катаров бежало на территорию Италии и надолго там обосновывалось. Провансальское происхождение его матери также способствовало его знакомству с катарами. В текстах Франциска немало скрытой полемики с катарством. Это и подчеркивание необходимости уважения к священникам и к обрядам в противовес катарскому неприятию церкви, ее служителей и всей системы богослужения; это и его многократные призывы к поклонению таинству Евхаристии как к знаку постоянного присутствия Христа на земле в противовес отречению от Евхаристии у катаров и т.д. В "Гимне" скрытая полемика с катарами ведется по поводу самой основной проблемы - отношения к Богу и к материальному миру. Катарская мифология была широко известной в ту эпоху, например, легенда 0 том, что звезды - это следы падших ангелов, свергнутых в ад вместе с Люцифером. Эта мифология вообще представляет материальный мир как созданную Сатаной систему, в которой заложено стремление к самоуничтожению, природа и ее силы имеют прежде всего деструктивный характер, здесь царствуют зло и боль, она полна дисгармонии и уродств. В известном трактате инквизитора Монета да Кремона «Описание еретической веры» (Descriptio fidei haereticorum, 1241 -1244) автор пишет, что катары верят в то, что именно Сатана создал материальный мир, четыре стихии, а также солнце, луну и звезды544. Дуалистичной вселенной катаров Франциск противопоставляет монотеистическую единую вселенную, созданную единым Богом, который является "высочайшим, всесильным и всеблагим". Результат творения единого Бога гармоничен и прекрасен, зло в такой системе вселенной является случайным и эпизодичным. Через несколько десятилетий эту же идею уже на самом глубоком теологическом уровне разовьет Фома Аквинский в своих "Суммах", в этическом учении о зле как о чем-то, не имеющем самостоятельного источника, являющемся всего лишь "недостатком добра" и, следовательно, всегда побеждаемом, так как зло изначально слабее. Фома - наследник в целом оптимистической философии Франциска. Томизм в высшей степени обязан Франциску не только теологией надежды, но и той католической позицией, что у человека всегда есть шанс вырваться из греха и принять истину и спасение. Выше упоминалось о том, что "Гимн" - произведение стилистически неоднородное. В конце текста радостное и плавно текущее описание творений Создателя прерывается драматическим призывом покаяться и типично средневековым напоминанием о неизбежной смерти. Эта строфа была добавлена по конкретному историческому поводу - Франциск стремился примирить правителя города Ассизи с местным епископом. В последних частях «Гимна» Франциск, конечно, опирался и на обширную христианскую традицию (мысль о неизбежности конца присутствует так или иначе во всей религиозной литературе) и, в особенности, на ветхозаветную "Книгу Иова". "Средневековая" (в традиционном понимании этого слова) линия постоянно присутствует в литературном наследии Франциска. Только к смиренным духом, только к тем, кто умеет прощать, обращена и следующая известнейшая строка о хвале телесной "сестре нашей смерти". Очевидно, Франциск воспользовался мыслью из "Посланий" апостола Павла (Фил. 1, 20). Здесь в тексте «Гимна» появляется драматизм, резко контрастирующий с привычным образом смиренного, полного христианского всепрощения Франциска: для тех, кто находится в состоянии греха, не может быть прощения. Тут он не допускает никаких компромиссов. Это единственный трагический мотив в "Гимне"545. Guai a quelli ke morrano ne le peccata mortali; Beati quelli ke trovara ne le Tue sanctissime voluntati, Ka la morte secunda no ‘l farra' male. Г оре тем, кто умрет в смертных грехах; / блаженны те, которых она найдет исполняющими Твою святую волю, / ибо вторая смерть не принесет им вреда. Смерть - одна из важнейших тем в системе средневековых реалий546 547 548. Чтобы уяснить напряженность интонаций, в которых Франциск переживает смерть, следует вспомнить, что ни одна эпоха так много не размышляла о смерти, как средневековье. Как никакая другая эпоха, средневековье в искусстве культивирует тему физической кончины, сопутствующих ей страданий и загробных мучений за грехи. Франциска же, как определенного предтечу Возрождения, не пугает физическая смерть, он не испытывает страха перед гибелью тела. Единственная смерть, которая его действительно страшит, - это так называемая «вторая смерть», по выражению Иоанна. «Смерть вторая» - это смерть души, парадоксальная вопреки догмату о ее бессмертии, наказание за богоотступничество. В этом смысле Ад - не место физических страданий, столь тщательно изображенных Данте. Ад - это тоска богооставленности , и именно этого Ада страшится Франциск и о нем предупреждает своих братьев. Аналогичные высказывания о том, что те, кто отталкивают Бога, прокляты, есть и в письмах Франциска. В его известнейшем письме "Ко всем верным" 1215 года (по словам Сабатье, в этом письме - всё францисканское евангелие) Франциск несколько раз повторяет проклятье в адрес грешников, не повинующихся Богу. Тема вечного проклятия и неизбежной близкой смерти звучит и в другом его письме - "К правителям народов". Элемент ужаса, устрашения, необходимого напоминания о неизбежной смети и загробных мучениях обязателен для готической эпохи, как присутствие каменного чудовища-химеры среди гармонии готического собора . Здесь звучат у Франциска грозные интонации «Dies irae”. Еще раз вспомним чрезвычайно точное определение средневековья как "галлюцинирующего общества" с его верой во все потустороннее, сверхъестественное и дьявольское549, с его глубочайшим пессимизмом, зловещими пророчествами, апокалиптическими ожиданиями, болезненной психологической атмосферой постоянного страха, которое дал Ж. ле Гофф: "Средневековье было по преимуществу временем великих страхов и великих покаяний - коллективных, публичных и физических"550 551 552 553. Именно францисканцы через несколько десятилетий после смерти основателя ордена встали во главе одного из самых массовых безумных религиозных движений средневековья (1260), настоящей "мистической эпидемии" общеевропейского масштаба - движения флагеллантов (бичующихся) . Одна из самых важных проблем текста «Гимна» - присутствует ли в нем стихийный пантеизм - проистекает из неоднозначности филологической: из трактовки грамматически выраженных отношений между субъектом и объектом высказывания . Является ли Бог, атрибутируемый Франциском неопределенно, нигде в тексте не названный конкретно и никак четко не характеризуемый, кроме начальных строк (Altissimu, onnipotente, bon Signore), частью природы или же находится вне нее? Ответ на этот вопрос (философское решение) зависит от того, как понимать грамматические связи текста, которые к началу XIII века еще не устоялись с формальной точки зрения. Это касается, прежде всего, конструкций, на основе которых построен весь текст - Laudato si', mi' Signore, per... Имеет ли эта конструкция тот смысл, что Создатель восхваляется вместе со всеми своими творениями или же он восхваляется посредством их? Латинский предлог per допускает оба толкования. Значение постоянно повторяющейся другой конструкции - cum tucte le tue 4 creature - также неясно . Если предлог per при этом воспринимается как французское «par», то есть в качестве «complemento d'agente»554, то это, возможно, имеет тогда совершенно другое толкование - что создания сами благословляют своего Создателя, что благословения должны достичь Создателя при посредстве его творений, или же что благословения должны пройти через творения Господа. Такое "французское" употребление этого предлога кажется нам достаточно вероятным, так как Франциск был носителем прежде всего французского языка. Кроме того, такое же употребление этого предлога достаточно часто встречается и у Данте555. Разделяющие Данте и Франциска несколько десятилетий в анном случае не имеют большого значения, так как языковое развитие шло довольно медленными темпами. Как указывает Бальделли, в «Гимне» имеет место смешение каузальной (восхваление Бога за создания) и агентивной (восхваление Бога самими созданиями) функций предлога per. Это стало причиной возникновения целой литературы по данному вопросу, имеющей общий недостаток - недооценку синтетического (не аналитического) характера предлогов per, cum. Текст "Гимна" вообще невозможно проанализировать с точки зрения формальной грамматики, так как его уровень полисемантики, заключающий в себе множество значений и смыслов, более глубок. Франциск благословляет Создателя и одновременно с его творениями, и по причине их, и посредством их, и через них. Философское содержание грамматических конструкций здесь особенно полемично и вопрос о пантеизме появляется в связи с недостаточной определенностью и разграниченностью роли Творца, творений и человека. По той же причине существует два варианта перевода названия "Гимна" на русский язык - "Гимн творениям" (поэт возносит хвалу творениям Бога) и "Гимн творений" (творения поют гимн своему Создателю)556. С точки зрения католической догматики мысль о даже бессознательном пантеизме Франциска является, конечно, недопустимой. Поэтому католические авторы настаивают на присутствии в тексте фигуры поэта и Создателя. Так, католический философ Э. да Аринья говорит не только о теоцентризме, но и о христоцентризме "Гимна'" - этому посвящена его большая работа "Cristo nel Cantico". Как утверждает автор, Бог Франциска не является далеким и недостижимым Богом философов и теологов557 558. Напротив, это Бог максимально близкий человеку и природе и конкретно проявляющий себя в своих творениях, Бог мистиков и святых подвижников. Это черты именно Бога-сына, Христа (автор приводит сходные с "Гимном" тексты из "Послания ко всем верным"). Это Бог, мистически воплотившийся в своих творениях. Напомним, что солнцу и огню в христианской литературе столетий наиболее часто уподобляется именно Бог-сын. Согласно ортодоксальным францисканским комментаторам, первым из которых стал Бонавентура, единственно возможным является вариант "посредством". Бонавентура сообщает: "Однажды братья попросили его научить их молиться. Франциск ответил: - "Когда вы молитесь, говорите - Отче наш...". Затем он научил их хвалить Господа во всех вещах и посредством (per) всех вещей (или через все вещи)" . Такой взгляд характерен для теологической системы Бонавентуры. Согласно ей, мистическое единение с Богом достигается посредством трех способностей души: чувства, разума и созерцания. Для каждой из этих способностей существуют два способа пути к Богу. На первой ступени (чувство) мы познаем Бога вне нас посредством того смысла, который он вложил в свои творения. Порядок и красота творений являются чувственными и видимыми проявлениями Создателя. Кроме того, человек способен с помощью воображения выявлять в созданиях могущество, сущность и присутствие Бога. Такова же и философская структура "Гимна", на которой основана его формальная структура. Это своеобразный путь души к Богу, имеющий круговой характер - божественная благодать рождается от постижения Бога и к нему же возвращается посредством воспевания красоты и упорядоченности его творений. Как Бог эманирует в мир свою благодать (теофания) в мире Франциска и Бонавентуры, так и человек в ответном жесте возносит хвалу Божьим творениям. Песнопение и молитва оказываются зеркальным отображением, отблеском теофании, божьей благодати, льющейся в мир. В каждом творении Франциск видит присутствие Бога, божественной символики и божественной красоты1. Сверкающее солнце, рождающее и поддерживающее жизнь на земле, символизирует сверкающую божественную благодать. Луна и звезды, подобные драгоценным камням, освещают мрак ночи. Чистая и смиренная вода утоляет жажду, плодородная мать-земля рождает плоды и цветы. Его эстетика тесно связана с мистическим восприятием мира в единении человеческого, природного и божественного начала. Эту идею через несколько десятилетий разовьет Данте. Эстетика природы в "Гимне" предвосхищает эстетику сицилийской школы, изобилующую эпитетами, сравнениями с природой, и, в особенности, эстетическую систему поэзии «сладостного нового стиля" - одушевление природы и придание чувству любви этически-религиозного обоснования. Она, таким образом, устанавливает прочную связь между человеком, миром и Богом. "Этот гимн, в котором отразились духовные прозрения святого, не только положил начало литературе Ренессанса, но и выразил новое мироощущение. Это был настоящий, но христианский Ренессанс, Ренессанс христианской догматики о сотворенности мира благим Богом, излившим свою благость в это замечательное творение. На протяжении веков в христианском сознании в более или менее явной форме присутствовала мысль о некоей презренности материального мира, противостоящего миру духовному, а в еретических течениях, особенно в тех, что были идейно связанны с манихейством, она приводила к явному осуждению всего материального как источника зла"559 560. "Гимн творений" - почти единственный случай использования вольгаре во всем наследии Франциска . Это противоречит всем литературным традициям эпохи и само по себе представляет факт совершенно исключительный561, хотя и совершенно обоснованный, так как Франциск вообще не писал ничего случайного, а в этот период жизни в особенности. "Гимн" является молитвой, а молитва могла существовать только на латинском языке. Латынь в ту эпоху была языком культуры и языком церкви; она же была и тем языком, на котором общались между собой многочисленные сподвижники Франциска различных национальностей; на примитивной латыни Франциск проповедовал во время своих странствий по Европе. Следовательно, если бы он хотел адресовать "Гимн" возможно более широкой аудитории, он воспользовался бы латынью, как и в большинстве своих произведений. Но "Гимн" написан на вольгаре, более того, на местном умбрском диалекте, которым владел сам Франциск и его ближайшие последователи562. В «Гимне», в отличие от большинства других его текстов, отсутствуют следы обработки секретарями. Все это свидетельствует, что «Гимн творений» - наиболее личное из всех произведений Франциска, обращенное к самой узкой аудитории. Другие поэтические произведения Франциска Ассизского (молитвы) менее известны в истории итальянской литературы, так как являются в первую очередь текстами для богослужения. Тем не менее и они достойны изучения именно в качестве средневековых религиозных тестов, отражающих проблематику менталитета эпохи. 1. Laudes Dei Altissimi (Хвалы Богу всевышнему). Это также одно из последних и наиболее драматичных произведений Франциска, один из редчайших автографов средневековой литературы. Текст его трудно поддается прочтению из-за обстоятельств его хранения: пергамент с текстом лауды имеет серьезные утраты на сгибах, так как брат Лев, ученик и секретарь Франциска, которому Франциск дал этот пергамент и велел носить его на себе, действительно в течении всей своей жизни постоянно носил его на себе под плащом в сложенном виде (следы сложения вчетверо явно видны на пергаменте). При этом заполнены обе стороны пергамента - на одной стороне - «Хвалы богу всевышнему», на другой - благословение брату Леоне. Датировка текста достаточно точна - сентябрь 1224 года, что явствует из записи, сделанной собственноручно братом Леоне на обратной стороне пергамента (запись содержит точное указание на время написания, а также рассказывает о явлении шестикрылого серафима и о стигматизации Франциска на горе Ла Верна за два года до его смерти). В 70-е годы XX века текст был восстановлен на основании позднейших рукописей и при помощи инфракрасных лучей563 564 и по сей день день хранится в Сакро Конвенто в Ассизи как величайшая чудотворная святыня католической церкви, то есть обладает статусом «реликвии». Томмазо да Челано сообщает о драматических обстоятельствах создания этой молитвы и о чудодейственной силе самого пергамента. Лауда была создана практически параллельно с «Гимном творений» - в то же самое время, то есть незадолго до смерти, и в той же атмосфере физических страданий и подведения жизненных итогов - то есть после явления Франциску шестикрылого серафима и получения стигматов. Как подчеркивает Ф.Олджати, называя эту лауду пламенным и непостижимым плодом переживания стигматов, «вся хвала Франциска представляет, даже по своей грамматической форме, мощное и восхищенное утверждение величия и высоты Бога, созерцаемого во множестве Его атрибутов; она организована членениями с конструкцией «Ты еси», за которой следуют именные определения. Франциск не призывает Бога, но воспевает Его «чудные дела»1. Эта лауда - характерный пример фасцинирующего воздействия на аудиторию. Эмоциональная напряженность, стремление охватить своей любовью всю вселенную, восторженное упоение Богом и миром, проникнутым красотой, роднит «Хвалы Богу всевышнему» со знаменитым «Гимном творений», созданным примерно в то же время. Напряженная ритмика лауды, наличие внутренних рифм, параллельных структур и ассонансов заставляет еще раз вспомнить тот факт, что практически все свои молитвы и гимны Франциск сопровождал мелодиями; остается лишь сожалеть об их утрате. Следует отметить также, что и в последующие столетия тема хвалы Богу (Gloria) не раз становилась источником вдохновения музыкантов (А.Вивальди). Tu es sanctus Dominus deus solus, qui facis mirabilia. Tu es fortis. Tu es magnus. Tu es altissimus, Tu es omnipotens, tu pater sante, rex celi et terre. Tu es trinus et unus, Dominus Deus deorum. Tu es bonum, omne bonum, summum bonum, Dominus Deus vivus et verus. Tu es amor, caritas, tu es sapientia, tu es humilitas, Tu es pacientia,tu es pulchritudo, tu es securitas, tu es quietas, Tu es gaudiam et letitia, tu es spes nostra, tu es iustitia. Tu es temperantia. Tu es omnia divitia nostra ad suficientiam. Tu es pulcritudo, tu es mansuetudo, Tu es protector, tu es custos et defensor noster. Tu es fortitudo, tu es refugium. Tu es spes nostra, tu es fides nostra, tu es caritas nostra, Tu es tota dulcedo nostra, tu es vita eterna nostra. Magnus et admirabilis Dominus, Deus omnipotens, misericors Salvator. 2. Небольшой текст «Благословение брату Леоне» является примером словесной магии-заклинания. Этот текст написан на обратной стороне того же пергамента, который содержит «Laudes dei altissimi» и является еще одним автографом Франциска. Это краткое напутствие одному из ближайших сподвижников и учеников Франциска, которого в тот период мучили духовные сомнения, о чем он часто говорил со своим учителем. «Благословение» - это практически цитата из Ветхого Завета (Числ.6, 24-26), кроме последней фразы, которая принадлежит собственно Франциску (именно в ней содержится грамматическая ошибка, говорящая о плохом знании автором латыни). Benedicat tibi Dominus et custodiat te, ostendat faciem suam tibi et misereatur tui. Convertat vultum suum ad te et det tibi pacem. Dominus benedicat, frater Leo, te. Да благословит тебя Г осподь и сохранит тебя, да просветит лицо Свое на тебя и помилует тебя. Да воздвигнет лицо Свое на тебя и даст тебе мир. Да благословит тебя Господь, брат Лев. В нижней части пергамента есть еще одна фраза, написанная красными чернилами другой рукой: «Тем же образом он собственной рукой изобразил знак Тау с его основанием». Сакральная буква Тау вписана в имя брата Леоне: «Dominus benedicat f. LeоTe». Исследователи уже давно заметили, что этот пергамент, пересеченный посредине буквой Тау, можно читать во всех направлениях, и, таким образом, он является «магическим квадратом»565. В этой связи И.Бальделли говорит о наличии магически-сакральной функции этого пергамента, проводя параллели с традициями средневековых заклинаний как христианской, так и дохристианской (и внехристианской) народной культуры, глубоко связанной с древнейшей культурой центральной Италии, страны этруссков, в особенности Умбрии, уроженцем которой был Франциск566. В этой связи можно говорить о параллелях с еще одним известным документом той же эпохи, так называемыми «Scongiuri cassinesi» («Монтекассинские заговоры»), представляющими собой сборник религиозно - магических заклинаний из бенедиктинского монастыря Монтекассино. 3. «Толкование на «Отче наш». Это также один из самых известных тестов, поэтический и мистический, он считается по праву одним из шедевров Франциска. Композиция его проста - комментарии к каждой строке «Отче наш». Это пример художественного изложения и свободного толкования сакрального текста, некие вариации на тему Священного Писания. Здесь мы видим явные следы правки оригинального текста Франциска одним из его секретарей, теологически достаточно образованным человеком, так как в нем встречаются довольно сложные богословские формулировки и определения, а также частые цитаты из Священного писания. Текст, конечно, не во всем можно назвать оригинальным произведением не очень образованного Франциска, что подтверждает специфику средневекового понятия авторства. 4. «Хвалы, прочитываемые перед каждым каноническим часом». Это текст - характерная для Франциска и для всей средневековой религиозности компиляция из Священного писания и литургии. Наиболее известна последняя часть - молитва Богу Всемогущему. Эту молитву Франциск просил братьев выучить наизусть и читать перед каноническими часами. Текст насыщен цитатами и прямыми ссылками на Священное Писание и только лишь последняя, самая известная часть, свободна от внешних влияний и, скорее всего, создана непосредственно Франциском: «Вседержитель, пресвятой, всевышний и вышний Боже, всякое благо, высшее благо, всецелое благо, который един благ, повели нам воздать Тебе всякую хвалу, всякую славу, всякое благодарение, всякую честь, всякое благословение и все благо. Аминь». Обилие повторяющихся параллельных конструкций, многократное повторение воззваний к высшим силам (вспомним о важности нумерологии в средневековье) создает эффект фасцинации и сближает этот текст с мантрой. 5. «Приветствие Добродетелям». Время написания этого текста неизвестно. Авторство же не подвергается сомнению, так как на него ссылается Томмазо да Челано во Втором житии567 и приводит дословно и целиком ее первую фразу. Текст, скорее всего, был отредактирован секретарями Франциска, так как в нем встречаются правильные цитаты из Священного Писания. Этот текст, таким образом, также является свободным толкованием традиционного фидеистического текста. Здесь возможно говорить о своеобразном «готическом» мышлении Франциска, который персонифицирует добродетели, изображая их в образе дев; при этом возникает параллель между литературой и архитектурой и вспоминаются персонифицированные изображения (как правило, скульптуры) добродетелей и пороков на порталах и колоннах готических соборов. При этом Франциск, используя рыцарскую фразеологию, называет их «госпожами»: госпожа царица премудрость, госпожа святая нищета, госпожа святая любовь. К этому тексту примыкает небольшое «Приветствие Пресвятой Деве Марии», где заметны несомненные стилистические параллели с текстами основателя ордена тамплиеров св. Бернарда Клервоского, глубоко почитавшегося францисканцами568. В тексте обращает на себя внимание образ Марии, символизирующей храм: «Дева, ставшая храмом» - образ, широко распространенный в религиозной литературе Высокого Средневековья. Во францисканском ордене, благодаря его основателю, было распространено особо экзальтированное почитание культ Девы Марии, как, впрочем, большое значение придавалось и женскому началу (и женскому движению) как таковому. О явном культе Марии говорят почти все произведения Франциска, и в особенности различные эпизоды его жития. Томмазо да Челано свидетельствует: «Он окружал несказанной любовью Матерь Иисуса... В Ее честь он пел особые хвалы, возносил моления и питал такую любовь, что язык человеческий не может выразить»569. Впоследствии Франциск, которого все же никак нельзя назвать теологом, получил почетное в средневековых университетах прозвище «Марианский доктор». Через несколько десятилетий знаменитый францисканский философ и ученый Дунс Скот разработает целую ветвь католической догматики - мариологию, официально принятую позже на Первом Ватиканском соборе и возрожденную уже в наше время на Втором Ватиканском соборе. Именно францисканцы внесли решающий вклад в литературное оформление культа Мадонны в Средневековье, распространив традицию чтения молитвы Аве Мария. По мысли К.Г.Юнга, средневековый культ Мадонны явился реакцией на патриархальность христианства и на онтологическую недостаточность троицы, которая должна быть дополнена женским началом и превращена таким образом в четверицу. 6. «Призыв к восхвалению бога». Эта молитва не может быть названа творением именно Франциска (авторство в современном его значении), так как является компиляцией из Священного писания и литургических текстов. Она, кроме того, тесно связана с известным вкладом францисканцев в развитие изобразительного искусства, и, таким образом, максимальной конкретизации религии. Франциск, при постройке одной из небольших церквей, приказал нарисовать на деревянном щите различные творения Бога и собственноручно под каждым из рисунков соответствующие строки из литургии и Священного писания, что и получило затем название «Призыв к восхвалению Бога». Основная мысль молитвы действительно тождественна с основной мыслью «Гимна творениям» - единство мироздания и его положительная эстетическая оценка. Отсутствуют лишь имеющиеся только в «Гимне» термины родства между стихиями. Текст является почти компиляцией и состоит практически из одних библейских цитат, хотя окончание у него - несколько неожиданное: обращение к св. Михаилу570, культ которого был особо развит в средневековье. 7. «Молитва перед распятием» занимает особое положение, так как принадлежит к раннему периоду деятельности Франциска (как известно, подавляющее большинство текстов Франциска было создано им в последние несколько лет жизни), почти к моменту его обращения. Это единственная молитва, имеющая точную датировку - 1206 год, самое начало христианского пути Франциска, когда он после жесточайшего конфликта с отцом, отказавшись от отцовского богатства ушел из родного дома; тогда у него еще не только не было последователей и единомышленников, напротив - все гнали и унижали его; Франциск, таким образом, оказался в ситуации «один против всего мира»571. Согласно многочисленным и популярным легендам (этот эпизод чрезвычайно известен и любим всеми, имеющими отношение к францисканскому движению), эта молитва - часть диалога с Богом. Именно во время повторения этой молитвы Франциск услышал голос заговорившего распятия из церкви Сан Дамиано - «Иди, Франциск, и восстанови дом мой». Это произошло темной ночью после долгих дней мучительных духовных поисков, сомнений и искушений: «Он терпел внутри невыразимую муку и тревогу, ибо не мог обрести покоя, пока не осуществит своего призвания. Сопротивные помыслы боролись в его уме и их настойчивость смущала его. Но в сердце его уже пылал божественный огонь и он не мог утаить этого пылания»572 573. После того, как распятие заговорило с ним, Франциск начал своими руками восстанавливать маленькую разрушенную церковь, прося у прохожих подаяния на французском (или провансальском?) языке. «Говорящее» распятие Сан Дамиано, являющееся предметом самого искреннего поклонения, в настоящее время хранится в соборе св.Кьяры. Христос изображен на нем в византийской традиции - грозным и беспощадным судией со строгим завораживающим взглядом, обращенным прямо на молящегося: это действительно «Altissimo glorioso Dio”. Вспомним, что так же (Altissimo) Франциск обращается к Богу в самой известной из его лауд - “Гимне творениям”. Тон молитвы лаконичен и торжественен, это почти стихи (ритмическая проза, рифмы, ассонансы, четкий метрический рисунок, чередование длинных и коротких строк). Измученный и сомневающийся Франциск просит о том, чтобы рассеялся мрак его души (очищение и просветление - это первый этап восхождения души к Богу, согласно средневековым мистическим учениям, основанным на трактатах Псевдо - Дионисия Ареопагита ) и о ниспослании ему веры, надежды и любви. 8. Молитва «Onnipotente”. Этой краткой, но чрезвычайно возвышенной молитвой заканчивается «Послание ко всему ордену». Новизна молитвы - прежде всего в провозглашении принципиально новой цели подражания Христу, цели, которая стала основой всего францисканского движения; цель францисканца - следовать по стопам Христа внутренне очищенным, внутренне освещенным и огнем святого Духа зажженным. Сам Франциск прошел по стопам Христа до конца, повторив его крестный путь. В тексте молитвы содержится неожиданный момент - не слишком, казалось бы, сведущий в философии и теологии Франциск дает теологически верное определение существования бога в «простом единстве». 9. «Служба страстям господним». Это самый большой по объему текст Франциска. При изучении этого текста снова возникает вопрос о том, что само понятие авторства в средневековом и в современном представлении - совершенно разные вещи. Текст, безусловно, составлен Франциском, но не является художественным произведением, а представляет собой компиляцию из текстов Священного писания, состоящую в основном из цитат из Псалмов и из Нового Завета. Некоторые фрагменты цитат повторяются в качестве рефрена - вероятно, текст предназначался для музыкального исполнения. Эти молитвы монахи - сподвижники Франциска должны были повторять во время чтения канонических часов. Характерным является частое упоминание девы Марии - следствие культа Марии во францисканском ордене. Датировка составления неизвестна. Упоминание о том, что именно Франциск является ее автором, содержится в «Житии св.Кьяры» Томмазо да Челано. Скорее всего, текст подвергся значительной редакции его секретарей, так как все многочисленные ссылки на Священное писание тщательно выверены. В Ассизском кодексе № 338 после некоторых частей оставлено место для записи музыки. 10. Молитвы, традиционно приписываемые Франциску. Франциску приписываются еще некоторые молитвы без всяких на то веских филологических и исторических доказательств, лишь в силу необыкновенно живучей и устойчивой традиции. Это так называемая Молитва о мире (или «Простая молитва») и Молитва-призыв творить добро. «Простая молитва» является чрезвычайно популярной и в наши дни, и широкие круги не подвергают ни малейшему сомнению ее принадлежность Франциску. Это очень искренний и художественный текст, несмотря на кажущуюся простоту содержания. Приобщи меня, Господи, к воле Твоей, К любви твоей, к миру твоему! Даруй мне заронить любовь в сердца злобствующих, Принести благость прощения ненавидящим, Примирить враждующих. Даруй мне осветить истиной души заблуждающихся, Укрепить верою сомневающихся, Осветить светом Твоего разума пребывающих во тьме. Даруй мне возродить надеждой отчаявшихся, Одарить радостью скорбящих. Соделай меня, Господи, не ищущим утешения для себя, Но жаждущим дать его другим; Не вразумляющим в гордыне своей, Но вразумляемым в смирении духа; Не любимым, но любящим. Об этих милостях молю Тебя, Боже, Ибо отдавая, мы получаем; Забывая о себе - находим себя; Прощая других - прощение обретаем; А умирая - воскресаем к жизни вечной! Еще одна молитва «Призыв творить добро» очень кратка, написана ритмической прозой и напоминает лауду ритмикой, эмоциональной напряженностью и примитивными рифмами. Заканчивается она торжественным призывом с апокалиптическими нотками - «Братья, пока у нас есть время, будем творить добро». О возлюбленные братья и благословенные вовек сыны, услышьте меня, услышьте голос Отца вашего. Мы обещали много: Но нам обещано больше. Послужим на земле, Устремясь к небесному Наслаждение кратко: Наказание вечно. В меру страдание: Слава без предела. Многих призвание: Немногих избрание. Но всем воздаяние. Братья, пока у нас есть время, будем творить добро. Молитва «Да поглотит». К. Эссер не считает эту молитву принадлежащей Франциску, но все же некоторые современники и последователи Франциска (Умберто да Казале и св.Бернардино) сходятся в том, что Франциск неоднократно произносил ее. Да поглотит, молю Тебя, Господи, пламенная и сладостная сила любви Твоей душу мою от всего, что под небом, чтобы я умер от любви к любви Твоей, как Ты решил умереть ради любви к любви моей. Высоко мистический текст этой молитвы сложен для адекватного перевода; еще раз вспомним о трудности, даже о невозможности передачи грамматическими средствами мистического опыта (как в случае “грамматического иррационализма” лауд Якопоне да Тоди). Так, практически невозможно передать средствами русской грамматики многозначность падежных отношений оригинального текста; выражение per amore dell’amor tuo, а также per amore dell’amor mio можно понимать двояко: «ради любви к любви моей» или же «силой (посредством) любви” (многозначность предлога per в особенности проявилась в тексте программного произведения Франциска «Гимне творений», о чем уже шла речь выше). Мечковская полагает, что «мистические переживания связаны с резкой активизацией подсознательных психических сил, всех возможностей чувственной и интеллектуальной интуиции. Общей чертой мистических переживаний является их «неизреченность» - невероятная затрудненность изложения, фактически невозможность передать «обретенные впечатления на обычном посюстороннем языке»574. Характерная особенность фидеистических текстов при их внешней клишированности - это их мистическая неизреченность и сложность для восприятия. Напомним, что эти молитвы, несмотря на их сомнительную атрибуцию, прочно запечатлены в памяти каждого итальянца с детства, действительно выражают некое «францисканское видение мира», связаны исключительно с именем Франциска Ассизского и еще раз подтверждают необыкновенную устойчивость и непрерывность устной традиции фольклора Аппенинского полуострова.