СКЛОНЕНИЕ ИМЕН ПРИЛАГАТЕЛЬНЫХ

Единственное число Падеж Муж р Ср р Жен р И dobr-y dobr-ё dobr-a P dobr-ёко dobr-ёко dob г-е\ д dobr-ёти dobr-ёти dobr-ej в Как им или род пад dobr-e dob г й т dobr-ym dobr-ym dobr-ou п dob г-от dobr-om dobr-ej

Множественное число И

Р Д в

т п

dob г-і dobr-e

(одушевл ) (неодушевл )

dobr-e

dobr-e

dobr-ych dobr-ё

(одушевл ) (неодушевл )

dobr-e

dobr-ych dobr-ym dobr-ё

dobr-ymi dobr-ych Мягкая разновидность

Единственное число Падеж Муж р Cp p * и cudz-i (одушевл ) cudz-ie cu cudz-ie (неодушевл ) cudz-ieho cu р cudz-ieho cudz-ieho cu д cudz-iemu cudz-iemu CUi в cudz-ieho (одушевл ) cudz-ie CUi cudz-ie (неодушевл ) т cudz-im cudz-im cut п cudz-om cudz-om cut

Множественное число

cudz-l (одушевл ) I cudz-ie

cudz-ie (неодушевл )

Р cudz ich

Д cudz-im

В cudz-ich (одушевл ) > cudz-ie

cudz-ie (неодушевл ) I

Т cudz-imi

П cudz-ich

СКЛОНЕНИЕ МЕСТОИМЕНИЙ

Личные местоимения 1-го и 2-го лица и возвратное местоимение ^

Единственное число и р

д в т п

ty

teba, t'a tebe, ti teba, t'a tebou tebe

10

mha, ma mne, mi mha, ma mnou mne

seba sebe, si seba, sa sebou sebe

Множественное число И my vy B nas vas P nas vas Г nami vami д nam vam II nas vas имение 3-го лица ОН иное число Муж р Cp p Жен p on ono ona jeho, ho jeho, ho іе/ jemu, mu jemu, mu KJ jeho, ho jeho, ho mm mm пои nom nom nej

енное число

"чушевл ) I опу I опу

п\шевл ) I |

ich im ich riimi nich

естоимение МОЙ e число *Л}ж p Cp p Жен p или род пад mo/e

mojho

mojmu

moje

mojim

mojom moja

mojej

mo/ej

moju

mojou

mojej 1 о є число евл )

'ШЄВЛ )

іевл ) ушевл ) 1

mojich mojim

\

mojimi mojich mo/e moje j mo/e j moje Указательное местоимение ЭТОТ Единственное число Належ Муж р Ср р Жен р и. ten to la р. tohi> toho tej д torn и torn и tej в Как им или род.

Множественное число И. ti tie (одушевл.) (неодушевл.) 1 tie J tie P. tych д. tych tie turn

1 1 в. (одушевл.) (неодушевл.) tie j tie т.

Указательное местоимение ТОТ Единственное число Падеж Муж р и. опеп опо p. oneho (onoho) oneho д. onemu (onomu) опёти (о пи в. Как им. или род. пад. опо т. otiym опут п. on от опот

Множествен И. ОПІ (одушевл.) I one one (иеодушевл.) 1

і Р. onych д опут В. onych (одушеаі.) 1 one one (неодушевл.) j Т. опуті п. onych Вопросительные местоимения КТО и ЧТО

И. kto to В koho CO р. koho coho Т. kym cim д. komu tomu п. kom con

ОБРАЗЦЫ СПРЯЖЕНИЯ ГЛАГОЛОВ Единственное число

1-е лицо nes-iem padn-em rozum iem rob-im 2-е лицо ties-ies padn-es rozum tes rob-is 3-е лицо nes-ie padn-e rozum ?te rob-i

Множественное число

1-е лицо nes-ieme padn-em rozum-ieme rob-ime 2-е лицо nes-iete padn-ete rozum-iete rob-ite 3-е лицо nes-u padn-u rozum-eju rob-ia

Единственное число

1-е лицо vol-dm ces-em pracuj-em 2-е лицо vol-as tes-es pracuj-es 3-е лицо vol-a ces-e pracuj-e Множественное ч и с л 0 1-е лицо vol-ame teS-eme pracuj-eme 2-е лицо vol-ate tes-ete pracuj-ete 3-е лицо vot-ajii te&-ii pracuj-u

§ 132. Словацкий литературный язык возник, как и мі новые славянские литературные языки, в конце XVIII и пе половине XIX в. Его формирование, как уже отмечалось, р; дается на два этапа. Первый связан с деятельностью А> Бернолака, который в своей грамматике и других работах і фицировал западнословацкий культурный диалект, а вторі с усилиями Людовита Штура и его окружения, создавшими ле 1843 г. литературный язык на базе центрального средне вацкого диалекта. За прошедшие примерно два столетия сл< кие писатели и общественно-культурные деятели широко ИС1 зовали для своих целей лексические богатства русского я: Подсчеты показывают, что в разное время словацкие ав заимствовали около 1500 русских слов. Естественно, что н< заимствования из русского языка были необходимы, многі них в процессе нормализации словацкой литературной лексики были заменены своими лексемами или оказались на периферии словарного состава.

Первые заимствования относятся ко времени Бернолака. Он употребил русские слова letopis, bukvar, а свой пятиязычный словарь назвал русским словом slovar, а не принятым в чехословацкой языковой области slovnik. Однако наибольшее количество русских слов проникло в словацкий язык в первой половине XIX в., во времена деятельности Я. Коллара, П. И. Шафарика и Я. Голого. Это была эпоха национального возрождения и пробуждения самосознания угнетенных славянских народов. Политическое могущество России (после побед над турками и Наполеоном) , обширность территории, независимость (в то время другие славянские народы находились в подчиненном положении у турок, немцев и венгров), стремительный расцвет русской литературы и бурное развитие русского литературного- языка произвели большое воздействие на славянский мир. В среде угнетенного словацкого народа возникает идея славянской взаимности, связанная с именем Я- Коллара. «К русскому литературному языку с его стремительным и пышным развитием обращаются мысли и надежды всех передовых общественных и литературных деятелей славянского мира. Русский литературный язык становится источником освежающих веяний для разных славянских языков в эпоху их национального самоопределения и возрождения» (В. В. Виноградов. Великий русский язык. М., 1945, с. 50). В этот период в словацкий язык (иногда через чешское посредство) вошли такие русские слова, как ataman, beseda (с производными besedovat', besiedka), bohatier («богатырь») (и прилагательное bohatiersky), car (а также carica, carstvo, carevic, carit'), celovat' (словацк. bozkat'), caj, dajstvo (также dejstvo- vat', dejatel'), deva, devica, drzava (иногда derzava), chrabry и chrabrost', inostranny и inostranec, karavana («караван»), kurhan («курган»), mohyla (с производными mohylocka, mohylen- ka, podmohylny), nabeh («набег»), neha («нега») (с производными пеїпу, nezne, neznost'), obrad («обряд»), oruzie (словацк.

Все названные слова, войдя в словацкий словарь, с протяжением времени стали использоваться в нем в стилистических целях, приобретя по преимуществу торжественно-книжный и поэтический оттенок. Ср. примеры: mier len с аг і I v mojej dusi (Я. Есенский); to ani slnka, atti mesiacka jak и tej podzemnej mohyle (Я. Ботто); mate velikanov, mate obrov (С. Гурбан-Ваянский); s Citlost'ou silnou valet n e z n a sila (А. С л а д к о в и ч); па vecny р г е s t о I on р г a v- d и posadt (С. Халупка).

Для обозначения русских реалий в это время укрепились слова типа bojar («боярин»), gubernia, kibitka, knut или knuta, kozak, rubel', stolica («столица»), velitestvo.

161

(, 'ld«a( У 25

§ 133. В штуровскую эпоху (40-е годы XIX в.) русский язык продолжал играть роль источника, из которого словацкие писатели черпали необходимые им лексические средства. М. М. Годжа в 1848 г. писал: «Словак может и должен особенно хорошо усвоить русский язык со всеми его своеобразными звуками и лексическими выражениями. Нет сомнения, что от русского языка каждый получит большее удовлетворение, чем от любого другого иностранного языка. Всенародным органом славянства действительно является русский язык». Подобные соображения поддерживались также и своеобразным представлением романтически настроенной словацкой интеллигенции о месте родного языка в славянской языковой семье. Штуровцы отводили словацкому языку центральное положение среди славянских языков, вследствие чего заимствования из русского языка рассматривались не только как вполне закономерное явление, но даже обязательное, укрепляющее межславянские связи и устраняющее чуждые влияния.

Среди слов, отражающих русские реалии, нужно отметить: aul, azbuka, balalajka, bat'uska, blahorodie, dvoranin («дворянин»), kinzal, matuska, molodec, muzik, obstina или obcina («община»), propoved', roznocinec, samojed, sarafan, sobol', sopka, staresina («старейшина»), sakal.

После поражения революции 1848 г.

§ 134. Только в 60-х годах деятелям словацкой культуры удается создать свой культурный центр «Словацкую Матицу», однако и эта организация через несколько лет была разгромлена господствующими венгерскими кругами. В таких тяжелых условиях обращение словацких писателей и деятелей культурной жизни к русским заимствованиям стало формой оппозиции венгерскому национальному угнетению. Именно в таком контексте можно понять широкое привлечение русских слов Й. Заборским, В. Паулини-Тотом, Св. Гурбаном-Ваянским и другими словацкими писателями. Если ранее заимствования из русского языка не представляли чего-либо единого и замкнутого в семантическом или ином отношении, не имели общих моментов ни в своей функции, ни в причинах, обусловивших их использование, то в 60— 80-е годы XIX в. происходит массовое привлечение в словацкую литературную лексику русизмов.

В связи с многочисленными переводами произведений русских писателей, публицистической и этнографической литературы в словацкий язык проникают названия многих специфических русских реалий: balagan, barin, barza, becmet, bliny, bolni- ca, britka, burlak, cervonec, daca, dengy («деньги»), dubinuska, chutor, ikra, harmon и harmoska, jamsiik («ямщик»), jurta, kar- tuz, katorzny, kavyl', kvas, kolokol, kopejka, kulic, kumys, lapte, nahajka, narodnik, oblomov?ina, о brok, peredviznik, pristav («пристав») (словацк. pristav — «пристань»), pirog, samovar, soslovie, stanovoj, saman, saslyk, suba, tajga, terem, tolstovec, trojka, tundra, utastok, versta.

§ 135. Заимствование русских слов в словацкий литературный язык в прошлом и текущем столетии проходило в специфических условиях: носители обоих литературных языков не были непосредственными соседями в территориальном отношении, не входили они и в состав единого государства. Русские слова в указанное время проникали в словацкий язык в условиях индивидуального контакта, но контакта косвенного — посредством книжной продукции, прежде всего художественной, научной и публицистической литературы. Таким образом, больше всего русизмов в словацкий литературный язык проникло в последней трети XIX в.

Индивидуальный и часто непрямой контакт носителей словацкого языка с русской средой характерен и для более позднего времени — XX в., не только для периода между двумя мировыми войнами, но и для послевоенных лет. Когда же после возникновения Чехословацкой Социалистической Республики контакты между носителями словацкого и чешского литературных языков возросли, словацкий литературный язык в области лексики был уже относительно стабильным. Вследствие этого из русского языка в это время взяты лишь такие слова, которые отражают некоторые стороны социалистического общества, нового способа ?общественного производства, коммунистического мировоззрения и последних научных достижений.

§ 136. В связи со сложными историческими условиями заимствования русизмов и их последующей переоценкой попытаемся сопоставить русизмы конца прошлого века с русизмами, представленными в словацком литературном языке последних десятилетий. В кругу русских слов, заимствованных словацким языком за истекшее столетие, можно выделить несколько групп.

Первую группу составляют русизмы конца прошлого и начала текущего века, которые за указанное время в словацком литературном языке перестали употребляться. Здесь имеются в виду:

названия, обозначающие явления природы, названия мер, временных и пространственных отрезков: strana, cetvert', srok, bezdna\ слова, связанные с познанием, умом, чувством, волей, сознанием, психикой, состоянием и действием, движением человека: obrazec, zadaca, vychodka (от рус. выходить), zreliste («зрелище, представление»), fatalitet, talk, sostav, tocka, apogeja («апогей»), obstojatel'stvo, nacalo, skudnost', jedinstvo, sovest', obrabotka, rozdor, skuka, dobrodusie, europejnicanie, vdochnovenie, vaznicanie, upovanie, iicastie, vozroMenie, rukoplieskanie, blahohovenie, obrusenie («обрусение»), napravlenie, dvizenie, blahotvorenie, vrazda («вражда»); наименования, характеризующие человека на основе его занятий и других признаков: sprievodcik, blahodejatel', pokrovitel', lubitel', kormilec, vol'nodumec, podlec, prislec («пришелец»), chrabrec, gramotnik, palomnik, torgaS, gusar, blahoprijatny, carstvenny, dejstvitelny, modlopoklonnicky («поклоняющийся идолам»), nepohatny, nerukotvorny, okonceny, oruzeny («вооруженный»), ozlobeny, mimoletny, inorodny, inozemny, inotvarny, ino- slaviansky, jevrejsky, vetchozakonnuy, umstvenny, udaly, vselens- ky, vselenna («вселенная»), vrazi, vysokomerny, porfironosny, pridvorny, prvoklasny, razdolny, tutky, hromadny, krepostny, bezobrazny, bezmatezny, bezgramotny, rozdrazitelny, rozsuditelny, grupplrovat', vlastvovat', velet', volnovat', prvenstvovat', rabo- lepstvovat', sipet, slavstvovat', soznavat, parit' («парить, витать»), osienit' sa, mudrstvovat', bohotvorit', cestvovat', podvrh• nCit' sa («подвергнуться»), predstat', beseda posla («беседа пошла, потекла»);

названия родственных и общественных отношений: snacha, detusky, host'a («гостья»), molodez;

названия народов: Amerikanci, Italci, Estlandci, Germanec, Europejec, Arijec, Kitajec, собственное имя Kirili,

слова, связанные с жизненной обстановкой: ploscadka («площадка»), daca, hostinna, palata, balagan, izbuska, divancik, dra- pirovka, fontan\

названия, связанные со средствами передвижения: duha («дуга»), kolesnica, izvozcik;

общественно-политическая лексика, связанная с администрацией, армией, религией и т. п.: vlast', hosudarstvo, medzicarstvo («междуцарствие»), hlavnokomandujuci, povelitel' (о Наполеоне), podpraporcik, karaul, broh, styk, oddelenie, dengy, mecet', kagal, synod, nebylica, skepter («скипетр»), imperia, agenstvo, borba («борьба»), kolpak, karteca («картечь»), vojenstvovat', vojin, vol'nica, ataka, gardijsky, garde jsky («гвардейский»), biskupia, cheruvin, chepuvinsky, zurnal, vystavka, vypusk\

неизменяемые слова (наречия, модальные слова, частицы, предлоги, междометия): interesne, rozrusitel'no, bezuslovne, istinno, otryvisto, vperjod («вперед»), niet, v в значении словацкого do (vsetci, sli v jedalen, Rus vosla v Moskvu), ро в значении словацкого podia (ро umyslu umelca, silnejsi po ume), v teceni в значении словацкого cez (Germania rozdelena v teceni stoletl), dlzno (dlzno hl'adat' vysvetlenie), do svidania.

§ 137. Вторую группу составляют слова, которые в современном словацком литературном языке рассматриваются не как русизмы, а как устаревшие, книжные, поэтические, редкие ит. п. элементы: 164

названия, связанные с явлениями природы: vesna (поэт.), vysota (поэт., устар.), struja (поэт., архаич.), podrostok (устар.);

названия, характеризующие человека по его свойствам и качествам: I'ubimec (книжн., устар.), bratec (поэт.), dvihatel' (ус- г а р.), pokoritel' (редкое), devica (поэт.), korifej (книжн.), heroj (поэт., архаич.,), genij (устар.), bohatier (книжн.), avanturista (немного архаич.), vedma («ведьма») (устар.), hnet («гнет») (книжн.), chorovod (устар.), nabeh (редкое), polet («полет») (книжн.), trud (книжн.), ит, umny, umntk (устар., книжн.), uid (книжн.), smuta (поэт.), sud'ba (книжн., архаич.), krasota (поэт.), hlus («глушь») (поэт.), strojnost' (устар.), pretest' (книжн.), сегп (книжн.), dielo (устар.), svojstvo (несколько устар.), blazenstvo (устар.), umilenie (устар.), velicie (книжн., устар.), vozdusie (книжн., устар.), сита (устар.), vojenny (устар.), uvereny (устар.), ипуіу (книжн., устар.), starinny (устар.), posly («пошлый») (книжн.), nedvizny (устар.), lucezarny (поэт., устар.), korenny («коренной») (устар.), kaleny (книжн.), jutrenny («утренний») (поэт., устар.), junny (поэт., устар.), dvizny (устар.), drievny (архаич.), zakl'u- cit' (книжн.), ubit' (редкое), tuchnut' (книжн., устар.), trudit'sa (редкое, книжн.), sevelit' (книжн.), stradat' (книжн.), ponimat' (книжн.), ponat' (книжн.), pomilovat' (книжн.), nyt' («ныть») (поэт.), dumat' (поэт.), besedovat' (устар.);

слова, связанные с жизненной обстановкой: dvorec (устар.), tampada (книжн.), trapeza (книжн.), trubka (устар.), trojka (лошадей);

общественно-политическая лексика типа prestol (книжн.), dvoranin (устар.), dvornik (истор.), rab (поэт.), plien (редкое), vetrilo (книжн.), tikaz (устар.);

неизменяемые слова (наречия, частицы, междометия): nervno (устар.), druh druha («друг друга») (книжн.), игга («ура») (устар.)

§ 138. Третью группу составляют слова, рассматриваемые в качестве русизмов и в современном литературном языке. Их можно разделить следующим образом: названия явлений природы: ruslo, vozduch (книжн., устар.); наименования человека с различных точек зрения: bat'uska (фамильярн., устар.), matuska, mat'uska, devuska, melodec (книжн.), popouic (устар.), poklonnik (книжн., устар.);

наименования состояний, действий, ситуаций: tihroza (поэт., устар.), obstanovka (книжн., устар.), патегепіе (книжн., устар.), obajanie (книжн., устар.), nastudenie (книжн., устар.), blahodat' (поэт., устар.), carit' (поэт., устар.), busovat' (книжн.), hulat' («гулять»), dejstvouat' (книжн.), zdat' (книжн., устар.);

названия, характеризующие человека или предмет по их свойствам: inostranny (устар.), inoplemenny (устар.), blaho- rodny (поэт., устар.), bezkoristny (книжн., устар.), iskrenny (книжн.), nevynosny («невыносимый») (книжн., редкое), sa- modrzavny, jarky (книжн., устар.), vozduSny (книжн., устар.);

слова, обозначающие жизненные потребности человека и обстановку: obslina, stolova («столовая») (устар.), papiroska, lavra, kurhan, nahajka;

общественно-политическая лексика: car (устар.), hosudar (книжн.), barin, znat' (устар.), dinovnik (книжн.), obrad, sajka (книжн., устар.), sticha (поэт., редкое), skazka, poslovica (устар.);

неизменяемые слова: masinalno (редкое), zdravstvuj (междометие).

Четвертую группу составляют слова, которые по различным причинам уже не рассматриваются в качестве русизмов:

слова, обозначающие явления природы: vesmir, luh («луг»), Oil, buran, priboj, fokus;

наименования человека по его признакам: dedusko, bat'ko, n&slednik, bujan;

названия, связанные с познанием, психикой, состоянием, действием, качеством: buvstvo, bytie, rod, rozkol («раскол»), prihovor, kurz, lekcia, idol, beseda, besednica («фельетон»), chvastun, rozpolozenie, matez, neha, Cidel, chrabrost', tisina, vod- vorit'sa, ubit', sporit', rozlubit'sa, prinalezat', pokorit', obodrit', pohubit', napominat', klonii'sa, celovat', brodit', verny, slavny, rezky, pokojny, kruty, krepky, holubi, cudesny, humanny, drzavny, nepokojny, nedruzny, mnohol'udny, blahodarny\

слова, обозначающие явления и предметы, окружающие человека: vodomet, mohyla, hrobnica, ucha, kotletka, ikra\

общественно-политическая лексика: drzava, duma, vlast', uciliste, konnik, matros (устар.), majak, kormidlo («кормило»), zurnal;

неизменяемые слова: союз no, частица prosto, наречие nastojcivo, предикатив nadobno.

Пятую группу составляют русские слова, связанные с новыми общественными явлениями, возникновением социалистического общества, нового способа производства и жизни вообще. Здесь можно выделить:

названия, связанные с государственным устройством и новыми учреждениями: Soviet («совет»), politbyro («политбюро»);

слова, связанные с борьбой за новое социалистическое общество: krasnoarmejec, krasnogvardejec, bielogvardejec, ЬоГ- sevik, mensevik, automatcik, rozviedcik, rozviedka, komisar, kulak, politruk;

наименования, отражающие новые формы общественного производства: kolchoz, sovchoz, chozrastot, zveno, kolektivizacia, nepman, pdt'rolnica (калька) («пятилетка»), artel (картель»), stachanovec, micurinec, sobotnik («субботник»);

наименования, связанные с пролетарской идеологией, культурой и жизнью: proletkult, robkor («рабкор»), fyzkultixrnik, pionier, komsomolec и komsomol, agitprop, kultprop, кальки nastenne noviny («стенная газета»), bleskovka («молния») (о газете);

лексика, отражающая новейшие достижения советской науки и техники: sputnik, lunik («лунник»), lajka, lunochod.

§ 139. Из распределения русских слов по существу на пять тематических групп (природа, человек, жизненные условия, общественное производство, надстроечные элементы) следует два вывода: 1.

В досоциалистический период развития словацкой нации, когда лексика словацкого литературного языка еще не была в достаточной мере нормализована, из русского языка заимствовались преимущественно слова, связанные с жизнью человека и ее условиями. 2.

При социализме, когда словацкий литературный язык завоевал прочные позиции во всех областях жизни и когда был нормализован его словарный состав, русские слова заимствуются главным образом из области лексики, отражающей формы общественного производства и надстроечные категории.

В последние десятилетия научное изучение словацкого языка продвинулось далеко вперед. Многое сделано в области истории словацкого языка и исторической диалектологии. Однако основное внимание словацких лингвистов было сосредоточено на систематическом, с учетом достижений современного языкознания, исследовании современного словацкого языка (морфологии, словообразования, проблем синтаксиса, вопросов правописания, терминологии, культуры речи, лексикологии и лексикографии).

§ 140. В области исторического изучения словацкого языка наиболее важным событием было появление «Истории словацкого языка» (введение, историческая фонетика, историческая морфология и хрестоматия), принадлежащей профессору университета им. Коменского в Братиславе Я- Станиславу. По фундаментальности, богатству исследуемого материала, извлеченного как из памятников письменности, так и из народных говоров, этот труд является после окончания войны самой крупной работой по истории одного из славянских языков, отражая не только уровень достигнутого в изучении истории словацкого языка, но и обогащая славистику вообще. Прежде история чешского и словацкого языков обычно освещалась недифференцированно. Это относится прежде всего к работам Я. Гебауера и Фр. Травничка. Травничек, привлекая к рассмотрению ценный словацкий диалектный материал, разделял политическую концепцию своего времени, состоявшую в признании существования единого чехословацкого народа и соот- ветственно языка, который якобы выступает лишь в двух литературных вариантах — чешском и словацком.

В русской лингвистической литературе словацкому языку (со времен Бодянского и Срезневского) всегда отводилось самостоятельное место в кругу славянских языков. Так поступил и Т. Д. Флоринский в своих «Лекциях по славянскому языкознанию», встретив энергичные возражения со стороны историков чешского языка (И. Поливка, Ф. Пастрнек, В. Вондрак), указывавших на лингвистическую непрерывность в чехословацкой языковой области и отсутствие четко выраженных границ между территориями распространения обоих языков. Между тем для языкового обособления не столь важны дифференциальные языковые признаки и даже их совокупность. Определяющим моментом при этом выступают общественно-политические факторы, наиболее четко проявляющиеся в национальном самосознании. А. М. Селищев также рассматривал словацкий язык в качестве самостоятельной языковой единицы, хотя по соображениям методического порядка и излагал исторические факты словацкого языка параллельно чешским.

Я. Станислав начал свою научную деятельность подобно большинству словакистов с диалектологии. В 1932 г. появилась его монография «Липтовские говоры». В 1938 г. он издает «Чехословацкую грамматику» с историческим комментарием. Его научные интересы все более сосредоточиваются вокруг вопросов кирилло-мефодиевской традиции в Словакии, славянской древней топонимии в дунайских областях и славяно-венгерских языковых отношений. Своеобразным итогом этих разысканий явилась двухтомная монография «Словацкий юг в средние века» (1948), в которой содержится большой материал топонимического характера, хотя лингвистические критерии отнесения его к той или иной этнической группе не всегда убедительны.

«История словацкого языка» родилась на основе университетских лекций. Автор пишет: «Большой интерес студентов и их постоянные просьбы издать словацкую историческую грамматику привели к тому, что этот труд выходит прежде, чем изучены все возможные письменные памятники. Я поступаю так вполне сознательно, чтобы создать молодым работникам базу, на которую они могли бы опереться в своей последующей работе» (т. I, с. 22). Я. Станислав издал также курс исторического синтаксиса.

Введение содержит обзор источников истории словацкого языка, замечания о различных системах правописания в эпоху раннего средневековья, периодизацию истории языка. Далее следует изложение первых известий о славянах, замечания о происхождении и прародине славян. Несколько разделов посвящено лингвистическим и культурно-историческим доказательствам наличия словацкого этнического элемента в таких областях, как Паннония, верхняя и средняя Тисса, а также характеристике ке культурного языка в древней Словакии. Введение завершается обзором словацких диалектных групп и сведениями об их взаимоотношениях.

Основным источником для суждений о фонетической структуре древнесловацкого языка являются топонимические и личные имена в латинских грамотах, принадлежащих венгерским королям или духовным магнатам. Позднее, с конца XIV в., появляются чешские памятники, указывающие на словацкую языковую среду. Именно с этого периода Я- Станислав тщательно отграничивает словацкие фонетические и грамматические особенности от чешских, опираясь на показания современной диалектологии, и именно это отграничение позволило ему создать свой курс. В периодизации истории словацкого языка автор исходит не из лингвистических, а их общественно-исторических факторов. До XI в., по его мнению, существовал надплеменной союз мо- равско-словацких племен, элементы языка которого и проникали в язык старославянских памятников. Особенности языка велико- моравской народности извлекаются не только из старославянских памятников, но также из венгерской лексики, заимствованной из Моравии, и Цивидальского евангелия, на котором записывали свои имена моравские и паннонские паломники в северо-восточную Италию в VII—IX вв. Эпоха феодализма (XI— XV вв.)— второй этап развития словацкого языка. Период с XVI в. до конца XVIII в.— это третий период, связанный с ростом городов и усилением влияния городского элемента. С конца XVIII в. начинается новый период истории словацкого языка.

В изложении путей расселения славян и взаимоотношений отдельных славянских диалектов Станислав опирается на работы польских языковедов и историков — Лер-Сплавинского, Чека- новского и Мошиньского. Спорным представляется раздел, посвященный средневековой словацкой этнической территории, в частности путям развития среднесловацкой диалектной группы. В изложении чувствуется скрытая полемика с теми венгерскими лингвистами (прежде всего с Шт. Кнежей), которые полагают, что Паннония была заселена южнославянскими племенами. Многие материалы и замечания авторы о западнославянском характере населения Северной Паннонии представляют большой интерес. Что касается Морабской области и особенно территории за Белыми Карпатами, то в западнославянском населении этой области трудно сомневаться, однако позднейшие немецкие поселения, турецкий погром и моравская колонизация резко изменили состав населения и его языковые особенности. Все попытки словацких лингвистов, в том числе и Станислава, доказать средне- словацкий характер языка давнего населения в этой области пока носят гипотетический характер.

Весьма убедительно выглядит раздел о богемизмах в старославянских памятниках. Автор собрал ценный материал лексического и фонетического характера, который позволяет более наглядно представить возникновение моравского культурного языка и судьбы последнего в кирилло-мефодиевскую эпоху.

Раздел исторической фонетики распадается на две части; первая посвящена фонетическим явлениям, относящимся к эпохе диалектного членения праславянского языка, и содержит материал, указывающий на словацкие особенности так называемой доисторической эпохи. Во второй рассматривается исторический период в истории гласных, согласных, ударения и количества. Изложение материала дается в традиционном плане, когда каждый звук разбирается обособленно, показываются происшедшие изменения и конечные рефлексы в разных диалектных группах в своих и заимствованных словах (с субституцией) с конца X в. до современности. Скрупулезно отмечается передача того или иного звука в древнейших записях, дается трактовка орфографических фактов, указываются особые случаи, а также развитие в чешском языке с констатацией эвентуального влияния на словацкий.

Второй том книги целиком посвящен исторической морфологии. Он складывается из разделов о склонении, спряжении и неизменяемых словах. Перед каждым разделом дается обзор общих тенденций словацкого склонения или спряжения.

Третий том содержит тексты. Основным критерием отбора текстов было наличие в них характерных словакизмов. Важно отметить, что 15 текстов из 42 публикуются впервые.

Как видим, славянское языкознание теперь располагает обобщающей работой по истории словацкого языка. После ее появления стала особенно ясна необходимость дальнейшего углубленного изучения словацких памятников как литературного, так и нелитературного характера, а также изучения словарного состава словацкого языка до XVIII в.

§ 141. Вторым важным трудом по истории словацкого языка является монография профессора того же университета Е. Пау- лини «Фонологическое развитие словацкого языка», построенная на иных методологических основах, чем «История словацкого языка» Я. Станислава. Автор опирается на положения Пражской лингвистической школы, во многих случаях новаторски разработанные на словацком языковом материале Л. Новаком. Развитие фонологической структуры прослеживается во временном (отдельные периоды, исторические срезы) и географическом (по отдельным диалектным группам) аспектах. Часты сопоставления с чешским и польским языками. Е. Паулини исходит в основном из показаний современных говоров, данные которых с учетом соотносительной хронологии и неравномерности фонетических изменений в отдельных словацких диалектных группах ретроспективно переносятся в более ранние эпохи. В ряде случаев довольно убедительно вскрываются структурные причины языковых изменений.

Паулини намечает четыре хронологических среза в истории словацкой фонологической системы. Изложение начинается с характеристики словацкого языка до X в. Уже для этой эпохи предполагается членение словацких диалектов на западную, среднюю и восточную группы. Древний среднесловацкий диалект занимал особое положение, обладая рядом специфических особенностей, сближающих его с южнославянскими языками. Эти особенности следующие: 1) изменение *ch>s по второй палатализации; 2) изменение циркумфлексных *ort-, *olt- в rat-, lat-\ 3) изменение *dl, *tl>i, 4) форма 3-го лица множественного числа sa от глагола byti; 5) форма 1-го лица множественного числа настоящего времени глаголов на -то.

По мнению автора, эти факты и некоторые другие словацкие фонетические явления свидетельствуют о членении чехословацкой группы на западную и восточную области еще до X в. Следующий этап охватывает X—XI вв., когда произошло падение слабых и вокализация сильных редуцированных, деназализация, стяжение, отвердение некоторых согласных, ритмическое сокращение долгот и т. д. В XII—XIII вв. происходит изменение g>h, ассимиляция зубных согласных, изменение w>v, а также дифтонгизация долгих гласных. К XV в. были завершены основные фонетические изменения, характеризующие отдельные диалектные группы, и начинается процесс интеграции диалектов.

Ценной стороной этого исследования является последовательный учет системной связи между отдельными фонетическими явлениями и пристальное внимание к причинной обусловленности одних явлений другими.

§ 142. История словацкого литературного языка, общественно-лингвистические условия его возникновения, роль отдельных кодификаторов (А. Бернолака, Л. Штура) его норм всегда привлекали словацких языковедов. Обобщающим трудом по истории словацкого-литературного языка явился вузовский учебник Е. Паулини «Dejiny spisovnej slovenciny. I. Od zaciatkov az po Ludovita Stura» (1966). Концепция этого курса выгодно отличается от книги того же автора «Dejiny spisovnej slovenciny», вышедшей в 1948 г., пристальным обращением к общественно-культурным особенностям изучаемых исторических периодов, более объективной оценкой роли церкви в культурном развитии словацкого общества и использованием марксистских принципов периодизации истории языка. Для периода X—XII вв. отмечается затухание великоморавской традиции и указываются элементы использования родного языка при господстве латыни во всех общественно значимых областях. Для XIII—XIV вв. характерны попытки использования родного языка в городских и феодальных кругах, а для XV в.— проникновение в Словакию чешского языка, становящегося литературным языком словацкой народности. Культурные языки словацкой народности, разви- вающиеся в XVI—XVIII вв. на западе, востоке и в центре словацкой территории, находят закономерное выражение сначала в бернолаковском языке западнословацкого типа и затем в штуровской кодификации среднесловацкого койне, ставшего основой современного словацкого литературного языка.

Языковедческая деятельность А. Бернолака (1762—1813) получила историко-культурное освещение на конференции, организованной Институтом истории Словацкой АН в связи с 200-летием со дня его рождения. В 1964 г. были изданы его филологические труды в латинском оригинале со словацким переводом («Gramaticke dielo Antona Bernolaka»). Свои многочисленные работы по изучению языка Бернолака и его окружения К. Габовштякова завершила обобщающим трудом «Bernolakovo jazykovedne dielo» (1968).

Языку словацких будителей П. Шафарика и Я. Коллара посвятил свою монографию Шт. Тобик — «Safarikov a Kollarov jazyk. Prispevok k vyvinu ceskeho a slovenskego spisovneho jazyka v obdobi narodneho obrodenia» (1966). Многогранная деятельность Л. Штура (1815—1856) получила освещение на конференции Института истории Словацкой АН, проведенной в связи со столетием со дня его смерти в 1956 г.— «Ludovit Stur. 2ivot a dielo. 1815—1856. Sbornik materialov z konferencie Historickeho ustavu Slovenskej akademie vied» (1956). Важными фактами явились также переиздание языковедческих работ Штура («Slovencina nasa», 1957), издание его корреспонденции («Listy Ludovita Stura», I—III, 1954—1960), издание по рукописи полемической брошюры Ц. Зоха «Slovo za slovencinu» (1958), а также фототипическое переиздание первой газеты на словацком языке «Slovenskje narodfije novini» (1845—1948) с литературным приложением «Огої tatranski» (1956) и первого словацкого журнала «Slovenskje pohladi na vedi, umeftja a literaturu» (1846—1852). Конкретной работой о стиле Я. Калин- чака является книга М. Ивановой-Шалинговой «Prispevgk к stylu Sturovskej prozy Styl prozy Jana Kalinciaka» (1964).

Словацкий литературный язык второй половины XIX в. и язык словацких писателей-реалистов изучен недостаточно. Поднимались лишь отдельные вопросы в связи с ролью «Словацкой Матицы» в истории словацкой литературы. Язык и стиль Мартина Кукучина подвергался анализу на специальной конференции, материалы которой опубликованы в сборнике «Jazykovedne studie», V, 1960.

§ 143. Наиболее характерные тенденции развития словацкого литературного языка с 1918 по 1968 г. нашли яркое отражение в кииге Й. Ружички «Spisovna slovencina v Ceskoslovensku» (1970). В развитии словацкого литературного языка после 1918 г. автор различает два этапа. Первый охватывает 20-е и 30-е годы-; второй начинается с 40-х годов и характеризует современный словацкий литературный язык. В период между двумя мировыми войнами литературный язык (в письменной форме) быстро распространяется среди широких слоев населения, приобретая новые общественные функции. Подготовка к функциональному расцвету литературного языка требовала кодификации лексико- синтаксических норм, которые отсутствовали в Мартинский период. Стремление сторонников чехословацкого языкового единства (В. Важный) сознательно поддерживать в словацком языке элементы, сходные с чешскими, и элиминировать традиционные «самобытные» черты, отличающиеся от чешских фактов, приобрело политический резонанс. Ю. Фучик писал в 1932 г. о борьбе вокруг «Правил словацкого правописания», разработанных Важным: «Авторы Правил в этой борьбе сознались, что ими руководило единственное стремление: «объединить» словацкий язык с чешским. Борьба усиливалась и крепла. Сотни тысяч людей, которые говорили по-словацки, не задумываясь о своем языке, вдруг поняли, что его кто-то хочет изменять, исправлять, удалять от живой народной речи и сближать с языком, которым пользуются другие». В 1932 г, возникает пуристически ориентированный журнал «Slovenska гес», а «Словацкая Матица» становится законодательницей языковой практики. Несмотря на отдельные крайности, к 40-м годам словацкий литературный язык получил стабильное правописание, были кодифицированы формальные компоненты языка устранением избыточных дублетов, укрепились основы его лексического состава, были созданы специальные и научный стили, возникла устная форма литературного языка. При социализме словацкие лингвисты получили невиданные прежде возможности для своей работы. Наиболее полным и распространенным описанием грамматического строя словацкого языка является «Словацкая грамматика» Е. Паулини, Й. Ружички и Й. Штольца. В настоящее время действуют правила правописания, установленные в 1953 г.,— «Pravidla slovenskeho pravopisu s pravopisnym a gramatickym slovnikom» (имеется 10 изданий). Словацкая орфоэпия содержится в названных правилах и более подробно изложена в книжке Я. Станислава «Slovenska vyslovnost. Prirucka pre umelcov a inych verejnych pracovnikov» (1953). Фонологическая структура словацкого языка в духе Пражской школы описана Е. Паулини в книге «Fonologia spisovnej slovenciny» (1961, 2-е изд., 1968).

Результатом коллективной работы явился выход в свет в 1966 г. капитального труда «Morfologia slovenskeho jazyka», который отличается цельностью концепции, широтой привлеченных фактов и является едва ли не самым полным описанием частей речи, переходных явлений и инвентаря формальных средств одного из славянских языков.

В настоящее время словацкие лингвисты усиленно работают над проблемами синтаксиса.

§ 144. Огромная работа проделана в области лексикологии, лексикографии и упорядочения терминологии. Здесь следует указать на завершение издания «Большого русско-словацкого словаря» (т. I—V, 1960—1970) и на издание целой серии терминологических словарей по различным областям знания. Принципиальные положения терминологической работы нашли отражение в книжке Я- Горецкого «Zaklady slovenskej terminologie» (1956). Однако самым важным событием для словакистики был выход «Slovnika slovenskeho jazyka» в шести томах (1959—1968) под редакцией Шт. Пециара. Прежде лексика словацкого литературного языка не имела столь подробной лексикографической обработки. Имевшиеся словари были очень неполные, а часто не доводились до конца. Таким образом, «Словарь словацкого языка» явился первым полным толковым словарем словацкой лексики с нормативно-стилистическим уклоном. Создатели его впервые должны были решить многие вопросы — от выработки концепции словаря до отношения к языковой традиции и стилистической оценки слов. Общественно- политическая ситуация 50—60-х годов, связанная с выдвигавшимся тогда постулатом о необходимости сближения словацкого и чешского языков, наложила свой отпечаток на оценку некоторых слоев лексики словацкого литературного языка. Прежде всего бросаются в глаза две его особенности: 1.

Многие слова квалифицируются в качестве народных, диалектных, областных, хотя они являются общенародными и литературными. Ср., например, Amerikan («американский словак»), apateka («аптека») и apatekar («аптекарь»), asentirka («мобилизация») ban («просека»), bantovat' («морочить голову»), barnavy («коричневый»), belcov («колыбель»), bosoracit' («колдовать»), carok («хлев»), clageV («сосулька»), dohan («табак»), duchna («перина»), dill («падеж скота») и др. 2.

Многие чешские по происхождению слова отмечены как книжные устаревшие или просто книжные слова, причем они сопровождаются примерами из произведений классиков словацкой литературы XIX в. Укажем здесь некоторые из них с соответствующим словацким эквивалентом: bezvadny («безукоризненный»), ср. bezchybny; bitva («битва»), ср. boj, bitkaa, zapas; bitevny («боевой»), ср. bojovy; blabolit' («лепетать»), ср. blabotat; blby («идиотский»), ср. slabomysel'ny, idiotsky; bojacny («боязливый»), ср. bojazlivy; cervanky («зори»), ср. zore; ciperny («бойкий, проворный»), ср. bystry; culy, rezky, sikovny; delnik («рабочий»), ср. robotnik, pracovnik.

При разноречивых оценках этого труда были выдвинуты три проблемы, которые нуждаются в исследовании: 1) взаимоотношение лексики литературного языка и диалектной лексики; 2) взаимодействие лексики литературного и разговорного языка и 3) отношение к лексическим элементам отдельных писателей, в особенности XIX и начала XX в.

В декабре 1966 г. состоялась конференция, посвященная проблемам культуры словацкой речи. Конференция приняла «Тезисы о словацком языке», составленные Й. Ружичкой. В них отмечено, что современный словацкий язык охватывает период с 1945 г. по настоящее ввремя; что это самостоятельный славянский язык, используемый словацкой нацией, живущей с чехами в одном государстве на началах равноправия; что недостатки в структуре литературного языка, ощущаемые на практике и устанавливаемые научным анализом, следует устранять в духе внутренних закономерностей развития словацкого языка.

Ведущие словацкие лингвисты анализируют важнейшие проблемы современного языкового развития и стремятся применить результаты научного изучения к решению практических проблем языковой культуры. Многие теоретические статьи предназначены для учителей словацкого языка в средней школе и имеют целью повышение научного кругозора этих последних. Они касаются проблем общего языкознания, характеристики отдельных уровней языка, стилистики, культуры речи и методики обучения родному языку.

В 1973 г. была завершена серия критических заметок о первом томе «Словаря словацкого языка» и подведены итоги обсуждения. В выводах следует выделить два момента, важные для дальнейшей лексикографической практики: 1) в «Словаре словацкого языка» многие слова литературного языка незакономерно снабжены пометами: диалектное, областное, народное, что не соответствует языковой реальности и выводит эти лексемы за пределы литературного языка, 2) в словаре многие богемизмы квалифицировались в качестве устаревших слов, ибо авторы словаря опирались преимущественно на данные беллетристики — произведения словацких писателей XIX — начала XX в. Оценка «устаревшее» в подобных случаях неуместна, она обязана диахронному подходу, эти слова давно стали нелитературными.

Закономерно, что языковеды стали уделять много внимания проблемам орфоэпии, стилистики, соотношению литературного языка с другими- разновидностями общенародного языка, конфронтации лексических систем словацкого и чешского языков, возникновению новых слов, обусловленному развитием общества. Обращение к проблемам орфоэпии вполне актуально, так как вызвано не только выдвижением на первый план устной формы речи, но и сильным влиянием носителей западнословацких и восточнословацких диалектов, которые еще не владеют орфоэпическими нормами литературного языка, базирующимися на среднесловацкой языковой основе. С 1974 г. публикуется серия статей фонетиста А. Краля с целью орфоэпического воспитания говорящих с изложением конкретного материала словацкой фонетики. В этом заметен переход лингвистов от критики ошибок (языковой терапии) к их предупреждению. Наряду со стилистическими нормами и статьями по литературному построению синтаксических конструкций большое внимание отводится проблемам лексикологии, в частности терминологическим системам и статусу заимствованных слов. Подчеркивается роль двух мировых языков — русского и английского, за которыми следуют другие языки, заимствуя новые лексические элементы или калькируя их, в частности русские образцы. В ряде материалов подчеркивается необходимость покончить с пуристическими тенденциями, излишним словотворчеством, боязнью заимствованных слов.

Особенно актуально прозвучала перепечатка статьи Лацо Новомеского, относящаяся к 1935 г., «К проблемам развития словацкого литературного языка», в которой автор выступает против использования в языковой культуре националистических тенденций (чехофильство и чехофобство) и настаивает на научном подходе к словацкому литературному языку. Большое внимание уделяется языку молодежи, а также отношению молодого поколения к родному языку, подчеркивается, что новое поколение редакторов книжных публикаций и периодики в языковых привычках отличается от прежнего, испытавшего влияние пуристов.

§ 145. Словацкий язык составляют три диалекта: западносло- вацкий, многие черты которого близки соседним моравским говорам чешского языка, среднесловацкий — диалектная основа современного литературного языка, восточнословацкий, отдельные говоры которого свидетельствуют о польском или украинском влиянии.

Наиболее характерными признаками обладает среднесловац- кое наречие. Отметим: 1) наличие сочетаний га-, la- (из *ort-, *olt- под нисходящей интонацией), отличающихся от других западнославянских языков, но близких соответствующим южнославянским фактам: например, гагеп, rast'em, laket' при зап.- словацк. rozeh, rostem, loket', польск. rozen, rosng, lokiec и т. п.; 2)

изменение сочетаний sc в st': est'e, st'aslivi, ср. зап.-словацк. и вост.-словацк. esce, scaslivi, польск. jeszcze, szczgsliwy; 3) изменение v в закрытом слоге в неслоговое и: kriuda, stau, ouca, ср. зап.-словацк. и вост.-словацк. krivda, staf, ofca; 4) формы глаголов настоящего времени с дифтонгом ie: vedies, vedie, nesies, nesie, ср. зап.-словацк. vedes, vede и т. д.

Восточнословацкое наречие характеризуется: 1) отсутствием долгих гласных; 2) ударением на предпоследнем слоге; 3) мягким произношением согласных s, z перед гласными е, і: s'eno, s'edlo, z'ima, z'ec; 4) наличием групп ar, er, ir, ol, ul, il в соответствии слоговым I, г в других словацких наречиях: tarhac, zarno, verch, verba, polni, vilk; ср. среднесловацк. trhat', zrno, vrch, vrba, piny, vlk, польск. largac, ziarno, wierzch, wierzba, petny, wilk\ 5) изменением t', d' в с, dz: dzeci, dzevec, dzen, ceski, robic; ср. среднесловацк. deti, devat, den, t'azky, robit'. Большая часть этих особенностей сближает восточнословацкое наречие с польским языком.

Тексты

Jan Botto

SMRT' JANOSIKOVA

(отрывок)

Hon ohni'k, hori' na Kral'ovej Holi.

Ktoze ho nakladol? — dvanasti sokoli.

Dvanasti sokoli, sokolovia bieli,

Akych l'udske осі viacej nevideli!

Dvanasti sokoli, sokolovia Tatier,

Akoby ich bola mala jedna mater;

Jedna rnater mala, v mlieku kupavala,

Zlatym povojnickom bola povijala.

To sa chlapci, to sa ak oltarne sviece,

Ked idu po haji, cely sa trbliece.

Koslel'ky zelene, striebrom obrubene,

Klobucky obite, orlom podperene;

Valaska, karabin a pistoliek dvoje:

To sa chlapci, to sa, poteSenie moje! —

Ked' vatru rozlozia na hronskom pohori:

V dvanastich stoliciach biely den zazori:

A ked' si od zeme chlapci zadupkaju:

Dvanastim stoliciam zilky zaihraju.

Hoj a ked' nad hlavou palosik im blisne:

To az hen v Budine srdce panom stisne!

Hory, sire hory — to ich rodne dvory,

Hole, sive hole — to ich volne pole —

A na torn Krivani zamok murovany:

Ktoze tym pod slnkom volne zit' zabrani?!

Od Tatier k Dunaju l'udia si sepkaju:

Ber, pane, tie dane, v§ak pride ratanie.

Ber, vlcko, vsak ty to zaplatiS raz kozou!

NezvieS z kiad', iba ked' zblisne dvanast' nozov:

«Stoj! tisic hrmenych!» — vyskocia desiati —

«Stoj! — daj Bohu dusu a chlapcom dukaty!»

Nad hlavou palo§e, na prsiach pistole:

«Sem, pane, tie zdrane slovenske mozole».

177

7 і**,! І 42")

1862

Franti§ek Hecko

DREVENA DEDINA (отрывок)

Jurko od Sechnara pretrel si осі a s podivenim zistil, ze sa prebudil prv, nez je sluSne a spravodlive. Izba je e§te plna tmy. Obrysy nabytku ledva z nej vystupuju. A uli?ne obloky su take zabel'mene, ze raz nevedno, со je za nimi. Mozno sa do nich stale este pcha siva nocna temnota, ale bude asi tak, ze sa to uz na ne doryva husta ranajsia hmla.

Chlapec za v duchu zadivi, ze ho nenaduva zlost' na otca. Ten, kedykol'vek ho zobudza, vypusti zo seba vsetko milosrdenstvo. Spomenie si v§ak, ze odiSiel na vojensku furmanku, kam ho vy- duril predseda MNV, nadbajuci na jeho vyhovorky, ze sa od pre- chodu frontu nemoze — hybat'.

Chlapca prekvapi aj to, ze ho nezobudila mat'. Pocuje ju zhlboka oddychovat' v protil'ahlom kute izby, kde v nepritom- nosti otcovej spava s ich Markou. A Marka je Jurkova starSia sestra. Pre nu by mohol spat' v jenom kuse aj tri dni.

(FrantiSek Hecko.

Drevena dedina. Bratislava, 1953, s. 7)

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА I

Kajanova-Schulzova O. Uvod do fonetiky slovenciny.Bratislava, 1970.

KrajSovii R. Nacrt dejin slovenskeho jazyka. Bratislava, 1971.

Kultura spisovnej slovenciny. Bratislava, 1967.

Morfologia spisovnej slovenciny. Bratislava, 1966.

P a u 1 і n у E. Fonologicky vyvin slovenciny. Bratislava, 1963.

P a u 1 і n у E., R U і і С к a J., Stole J. Slovenska gramatika. Martin, 1969.

P a u 1 і n у E. Fonologia spisovnej slovenciny. Bratislava, 1961.

P a u 1 і n у E. Dejiny spisovnej slovenciny. I. Bratislava, 1971.

Pravidla slovenskeho pravopisu. Bratislava, 1971.

Stanislav J. Dejiny slovenskeho jazyka. I—V. Bratislava, 1956—1973. Vazny V. Narefii slovenska. Vlastiveda. III. Praha, 1934. II

Slovnik slovenskeho jazyka. I—VI. Bratislava, 1959—1968. Slovensko-rusky prekladovy slovnik. I — II. Bratislava, 1950—1957. Vel'ky rusko-slovensky slovnik. I—V. Bratislava, 1960—1970.