Многие русские гегельянцы, став профессорами русских университетов, не сделались ни «левыми», ни «правыми», а остались последователями философии истории Гегеля в ее существе. Самыми известными из них были Т. Н. Грановский (1813-1857) и Б. Н. Чичерин (1828-1903). Прежде чем говорить о них, я считаю нужным сказать о тех русских интеллигентах 1840-х годов, которые увлеклись не столько философией, сколько политикой, но в противоположность Бакунину, не левогегельянским революционным социализмом и анархизмом, а одним из видов так называемого утопического социализма — фурьеризмом. Основателем этого течения был француз Шарль Фурье (1772-1837), поглощенный своими планами преобразования человечества не революционными, а мирными путями, человек недисциплинированной мысли и необузданной фантазии. Основная идея Фурье состояла в убеждении, что государство со всеми его формами принуждения — зло и что оно должно быть заменено свободным союзом общественных организаций. Такие организации, или ячейки, Фурье называет фалангами. В каждой такой ячейке должно быть от 1600 до 1800 человек. Таким образом, исключив детей и стариков, в каждой фаланге будет около 810 способных работать мужчин и женщин. Каждая фаланга устроится на своей площади земли в размере приблизительно одной квадратной мили. В отношении друг к другу фаланги находятся в состоянии взаимного притяжения — на подобие как бы планетной системы, двигающейся по законам Ньютона. Постепенно Фурье удалось образовать кружок учеников, достать небольшую сумму денег и купить небольшой кусок земли. Но Фурье, со своим утопическим полетом мысли, был совершенно беспомощен в практических делах. Спас положение бывший военный инженер Виктор Консидеран (1805-1893), человек сильной воли, всецело преданный идее мирового коммунизма. Он и стал вождем фурьеризма. По плану Консидерана, должно быть организовано некое центральное мировое правительство, в распоряжении которого будут бесчисленные армии индустриальных рабочих. Созданы будут огромные предприятия, заселены горные хребты, пустыни превращены в земледельческие плантации, построены пути сообщения. Вокруг этого правительства устанавливается ряд местных администраций для управления отдельными частями земного шара и отдельными областями. Для дальнейшей планировки и обсуждения текущих дел собираются советы сведущих лиц для консультации. При таком устройстве не будет больше войны и раздоров. Консидеран мечтал, что такая всемирная общественная организация может быть введена мирным путем с согласия существующих национальных правительств, так как фурьеристы не требуют насильственного разрушения существующих государств. Он приветствовал поэтому французскую революцию 1848 года, был избран депутатом в национальное собрание и предложил на усмотрение его свой план нового общественного строя. План был отвергнут. 2 декабря 1852 года президент Франции принц Луи Наполеон был провозглашен императором французов под именем Наполеона III. После этого события Консидеран потерял всякую надежду на осуществление своего плана и эмигрировал в Англию (вернулся только после франко-прусской войны 1870 года и падения Наполеона III). Около 1845 года в Петербурге образовалось несколько фурь- еристических кружков. Во главе основного из них стоял литератор Михаил Васильевич Буташевич-Петрашевский (1819-1867), отчего все участники этого движения получили название петрашевцев. Петрашевцы не составляли строго организованного сообщества. Главным проявлением их деятельности были еженедельные беседы у самого Петрашевского. На этих беседах обсуждались идеи Фурье и Консидерана и их планы нового устройства человечества, а также говорилось о необходимости реформ в России — освобождения крестьян, свободы печати и судебной реформы. В числе посетителей этих собраний были беллетрист и критик Н. Д. Ахшарумов, Ф. М. Достоевский (уже тогда известный писатель); Н. Я. Данилевский; И. И. Введенский (преподаватель русской словесности и талантливый писатель, непревзойденный переводчик романов Диккенса на русский язык); поэт Аполлон Майков; писатель М. Е. Салтыков- Щедрин; Н. Г. Чернышевский. Через некоторое время о фурьеристских кружках стало известно правительству. Министр внутренних дел Л. А. Перовский поручил состоявшему при нем чиновнику Ивану Петровичу Ли- пранди (впоследствии известному генералу и военному писателю) «иметь наблюдение» над кружками. 20 апреля 1849 года Липранди представил управляющему III Отделением собственного Его Величества канцелярии четыре списка лиц, прикосновенных к «тайному обществу». Больше ста человек было привлечено к следственному делу. Из них более пятидесяти были арестованы, но большинство их вскоре отпущено. Суду было предано 23 человека, из них 21 (в том числе сам Петрашевский и Ф. М. Достоевский) приговорены к смертной казни. В последнюю минуту, когда их уже привезли на эшафот, казнь была заменена разными видами тяжелых наказаний. Кроме того, более 200 человек были заподозрены и взяты на замечание. Четверть века позже, в своем «Дневнике писателя» за 1873 год Достоевский так вспоминал о деле петрашевцев: «Мы заражены были идеями тогдашнего теоретического социализма... Но тогда понималось дело еще в самом розовом и райско-нравственном смысле. Действительно, правда, что зарождавшийся социализм сравнивался тогда, даже некоторыми из коноводов его, с христианством и принимался лишь за поправку и улучшение последнего, сообразно веку и цивилизации. Все эти тогдашние идеи нам в Петербурге ужасно нравились, казались в высшей степени святыми и нравственными и, главное, общечеловеческими, будущим законом всего без исключения человечества». IX Славянофилы и западники Два течения русской общественной мысли — славянофильство и западничество — проходят через всю первую половину XIX века, то сближаясь, то отталкиваясь друг от друга. В основе их лежит различное отношение интеллигентских кружков к России и к Европе — стремление к самобытности у одних, тяга к западной культуре у других. В 1840 г. вернулся в Москву из ссылки Александр Иванович Герцен (Станкевич умер перед тем в Италии от чахотки) и примкнул к кружку, основанному Станкевичем. Герцен принялся за чтение Гегеля и вынес заключение совершенно обратное пониманию Белинского. Начались жаркие споры, и произошел раскол между западниками (Герцен и Огарев) и славянофилами. Разошлись «со слезами на глазах». У спорящих было общее «чувство безграничной, обхватывающей все существо, любви к русскому народу, к русскому складу ума. Противники, как двуликий Янус, смотрели в разные стороны, в то время как сердце билось одно» (Герцен). Герцен, Огарев и Бакунин перешли в лагерь «левых гегельянцев», к которому принадлежал и Карл Маркс. Бакунин сделался проповедником революционного анархизма. Главари славянофилов принадлежали к кругу богатых и родовитых русских семей, сохранивших основу старой русской культуры — православие. Первенствовал среди них старший по возрасту Алексей Степанович Хомяков (1804-1860), человек блестящих дарований, кипучей энергии и разнообразных интересов. Отец его (умер в 1836 году) был слабовольный человек, член английского клуба и игрок. Он проиграл более миллиона рублей и расшатал свое состояние. Мать тогда отстранила мужа от распоряжения имуществом и понемногу восстановила и даже увеличила средства семьи. У них было трое детей — старший сын Федор (умер в 1828 году), Алексей и дочь Анна. Мать, Мария Алексеевна, рожденная Киреевская, воспитывала детей в строгой преданности основам православной церкви и национальным началам жизни. Детям она дала довольно хорошее, хотя и не систематическое образование. В 1812 году, во время нашествия Наполеона на Россию, семья Хомяковых переехала в свое рязанское имение. Дом их в Москве сгорел. Как большинство русских людей, Хомяковы тяжело переживали нашествие французов, но затем радовались их изгнанию. Мальчики Федор и Алексей мечтали о времени, когда они подрастут и сами смогут воевать. В 1820 г., закончив свое домашнее образование, Алексей выдержал при Московском университете экзамен на степень кандидата математических наук. В 1822 году Хомяков поступил в Кирасирский полк, стоявший тогда в Херсонской губернии, а через год перевелся в 7 Г. В. Вернадский конно-гвардейский полк в Петербург. В 1825 году вышел в отставку и уехал на полтора года в Европу. В 1827 году произошел новый кризис на Ближнем Востоке в связи с греческим восстанием против турецкой власти. Великобритания, Россия и Франция предъявили ультиматум султану, требуя признания независимости Греции. Султан отказался. Началась война. Хомяков поступил на службу в гусарский полк, принимал участие в нескольких сражениях и получил орден св. Анны за храбрость. Последующая жизнь Хомякова была небогата внешними событиями. Он успешно занимался сельским хозяйством. В своих имениях в Рязанской и Тульской губерниях он проводил летние месяцы, а по зимам обыкновенно жил в Москве. В 1836 году он женился за Екатерине Михайловне Языковой, сестре поэта. Брак был счастливым. В 1847 году Хомяков ездил за границу, побывал в Германии, Англии и Праге. Умер он от холеры в 1860 году. Все эти годы Хомяков провел в напряженной умственной и литературной деятельности. Он писал на самые разнообразные темы. Основная его задача была разработка религиозной философии — учения о Церкви (Церковью Хомяков называл только православную церковь). Примечательны также его историософские размышления. Главным источником богословия Хомякова были творения Святых Отцов, в которые Хомяков вчитался и проникся их духом. Внимательно изучил Хомяков и историю церкви. Хомяков может быть по справедливости назван христианским философом. При этом в самой вере своей, просветленной разумом, Хомяков был исключительно свободен. По его мнению, личность, чтобы вполне раскрыть себя, должна быть связана с Церковью. Общее согласие в Церкви Хомяков называл «Соборностью». Хомяков считал, что благодаря рационализму западной культуры и латинство (как он называл католицизм), и протестантизм оттолкнулись от общецерковного согласия. Но он верил, что запад может еще вернуться к православию. Когда англиканский богослов Вильям Пальмер в 1840-х годах выразил интерес к православию и готовность перейти в православие, Хомяков вступил с ним в переписку. Из планов Пальмера ничего не вышло, и сам он в 1855 году перешел в католичество. В своей историософии Хомяков признает естественную закономерность исторического процесса. В истории творится «дело, судьба всего человечества», а не отдельных народов, хотя каждый народ «представляет такое же лицо, как и каждый человек». Хомяков различает два противоположных типа исторического развития. Один представляет начало необходимости, другой — начало свободы. Хомяков называет первый «кушитским». (Куш — древнее название стран к югу от Египта.) Другой тип — благодетельный — Хомяков определяет как «иранский». При всей своей страстности в полемике и спорах Хомяков уважал чужое мнение и относился к нему терпимо. В философском отношении наиболее одаренным из всех славянофилов был Иван Васильевич Киреевский (1806-1856). Киреевский был в постоянном общении с Хомяковым, и иногда трудно решить, кто первый из них высказал те или иные взгляды. Киреевский родился в высококультурной семье. Отец его умер, когда Иван был еще мальчиком. У Ивана был еще младший брат Петр и сестра Анна. Детей воспитывала мать Авдотья Петровна, побочная племянница Жуковского. Авдотья Петровна была женщина замечательная по религиозности и силе характера. Оставшись вдовой, она вышла вторично замуж за А. А. Елагина. Он был поклонником Канта и Шеллинга и даже переводил Шеллинга на русский язык. В такой среде, насыщенной умственными и духовными интересами, рос молодой Киреевский. В молодости Киреевский увлекался философией Шеллинга. Его вообще тянуло к западной культуре, от которой он ожидал благодетельного влияния на Россию. В 1832 году Киреевский приступил к изданию журнала с характерным названием «Европеец». Киреевский поместил там свою нашумевшую статью «XIX век», в которой высказывает мысли о необходимости сближения и взаимодействия русской и западной культур. Статья эта послужила поводом для запрещения журнала. В правительственном постановлении об этом сказано: «Хотя сочинитель заявляет, что он говорит не о политике, а о литературе, но разумеет совсем иное: под словом просвещение он разумеет свободу, деятельность разума у него означает революцию, а искусно отысканная середина — не что иное, как конституция». Пропустивший статью цензор С. Т. Аксаков (отец Константина и Ивана Аксаковых) был подвергнут взысканию и вскоре уволен с должности. Самого Киреевского не постигла кара только 7* благодаря заступничеству Жуковского, который был в это время воспитателем наследника (будущего царя Александра II). Но для Киреевского закрытие журнала было страшным ударом. После того он замолчал на двенадцать лет. За эти двенадцать лет в духовной жизни Киреевского произошел перелом. Он отошел от западников и примкнул и славянофильству. Нужно, впрочем, сказать, что собственно «славянофильский» аспект его совершенно не интересовал. Он оценил — не сразу — только главный корень движения — православие. В своем письме к Хомякову 1844 года Киреевский называет свое направление «православно-русским». Но перелом этот произошел не сразу, а был длительным и довольно мучительным. В 1834 году Киреевский женился на Наталии Петровне Арбе- невой. Она была духовной дочерью Преподобного Серафима Саровского (скончавшегося в 1833 году). Была глубоко религиозна и очень начитана в духовной литературе. Киреевский в это время был все еще шеллингианцем и не считал себя активным членом православной Церкви. Первое время после своей женитьбы между Киреевским и его женой происходили постоянные столкновения по религиозным вопросам. Постепенно однако горячая и сосредоточенная вера жены начала брать верх. Среди бумаг Киреевского сохранилась любопытная запись— «История обращения И. В. Киреевского». Запись эта составлена была его другом А. И. Кошелевым, по-видимому, со слов жены Киреевского. В записи говорится, что в первый период столкновений Киреевский обещал жене, что, по крайней мере при ней, он не будет кощунствовать. Позже они начали вместе читать Шеллинга, и туг жена поразила его указанием, что мысли Шеллинга «давно ей известны из творений св. Отцов». Киреевский сам стал читать эти творения, а затем у него завязались близкие отношения с духовными лицами. Имение его было всего в семи верстах от Оптиной Пустыни, где в это время процветало «старчество». Киреевский стал туда ездить. Обращение Киреевского было полным. Он весь проникся горячей верой и досконально изучил святоотеческую литературу. Центральным понятием Киреевского была цельность духовной жизни. Путь к этому был во внутреннем сосредоточии — «собирании» своей души. Что касается историософии Киреевского, в основе ее лежит мысль о преемстве исторического развития: каждый народ в свое время выступает на первый план.