ТЕОРИЯ ИСТОРИЧЕСКОГО ПОЗНАНИЯ Р. Ю. ВИППЕРА

Популярность Виппера как университетского преподавателя единогласно подтверждают все мемуаристы. «Виппер — светлое явление. Он дал много университетской жизни», — писал о нем В.И. Пичета. И далее продолжал: «Р.Ю. Виппер, живой, необыкновенно вежливый и простой в отношении студентов, был превосходным, блестящим лектором, и притом необыкновенно простой. Ясность, отчетливость и точность составляли основные его качества.

Вся сплошь она была проникнута бодрящим, зовущим к жизни настроением. Она бросала призыв в аудиторию, обвеянную духом реакции, погруженную в рефлексию, в мрачную тоску, в мистические помыслы»*. С.П. Мельгунов уточнял, что Виппер стал играть заметную роль на кафедре всеобщей истории после отъезда заграницу П.Г. Виноградова и «ухода» В.И. Герье. «Я вспоминаю, — писал тот же мемуарист, — с какой отрицательной враждебностью относился к нему Герье А.

Сам Виппер только диссертацию считал чисто историческим исследованием, оценивая остальные свои сочинения как работу истори- ка-философа и историка-повествователя. Б.Г. Софронов, автор обстоятельной монографии, посвященной московскому периоду жизни Виппера (1859—1923), признавал: «Работа Виппера кажется стерильной от историко-философских основі. Однако, рассматривая диссертацию ученого в перспективе его последующих работ, исследователь приходил к выводу, что и в ней присутствует невыраженная явно теоретическая установка на выявление влияния внешних обстоятельств, прежде всего политической жизни, на взгляды Ж. Кальвина и их изменение. «Его диссертации, — заключал Б.Г. Софронов, — органический продукт Виппера — историка-философа. Именно на такой конкретной динамичности базируется вся система его теоретических взглядов, совокупность руководящих идей и понятий 90-х гг. ... Руководящие социологические идеи отчетливо выступают в его диссертации. Это — стирание границ между героем и эпохой, снижение роли корифея, сглаживание различий между эпохами и т. д.>А

Опубликованные в последующие годы произведения Виппера представляют собой, как правило, либо лекционные курсы, либо доклады и публичные выступления. Этим объясняется как их популярный и просветительский характер, так и их стилистические особенности. «Тексты, создававшиеся Виппером на протяжении многих десятилетий, — признается современный исследователь, — дышат необычайной внутренней энергией и обладают огромным психологическим воздействием на читателя»58. Д.М. Володихин отмечает и ряд особенностей подхода Виппера: адогматизм и самостоятельность мышления, афористичность стиля и метафоричность текстов, «пылающую и несколько нервную гениальность», свободу творчества и ориентацию на положительное научное знание, бескомпромиссность, «жесткую непримиримую позицию в дискуссиях»^.

3

рии исторического познания как специальной научной дисциплины» . Задача популяризации известных исторических данных привела Виппера не к упрощению, как можно было бы ожидать, а к обобщению и теоретизированию. «В центре внимания Р.Ю. Виппера, — писал Б.Г. Софронов о лекционных курсах ученого, — уже не поиски в архивах, не восстановление фактической стороны исторического процесса и не всесторонний скрупулезный анализ источника, а общая оценка, та или иная философско-историческая проблема, мировоззренческая значимость освещаемого явления. Меньше было академической осторожности, фундаментальности, больше остроумия, способности замечать, порою гипертрофировать определенный мотив, из немногого делать многозначительные выводы. Эти черты приближали его работы к научной публицистике высокого класса... Виппера преследует идея нового объяснения исторического факта, а не стремление дать добротный и полный материал, проверить и перепроверить источник и правильность его истолкования. Он торопиться с широкими обобщениями, очень редко делает сноски на источник»59. «Основным содержанием исследований Виппера, облеченных в изящную литературную форму, является не столько конкретно-историческое явление, сколько историко-философская и историко-гносеологическая проблема, безразлично при этом, идет ли речь об исторической теории, методике или об отдельном событии»^.

Уже первый прочитанный им в Новороссийском университете спецкурс был посвящен «Главнейшим проблемам исторической науки»^, а вступительная лекция называлась «О современных задачах и приемах исторической науки». Философско-исторические и теоретические курсы Виппер читал и в Москве.

Виппер не скрывал поисковый характер своих теоретических и философско-исторических работ и поэтому не всегда давал ответы на те вопросы, которые в них затрагивал. Он сознательно касался проблем, которые считал актуальными для современного состояния науки и не боялся ставить беспощадные диагнозы как современному обществу, культуре, так и науке. Все это, на первый взгляд, делает его произведения оригинальными. «Вероятно, — полагает Д.М. Володи- хии, — можно говорить о своеобразном "вшшерианстве", включающем в себя следующие элементы: "новый идеализм", теорию войи, понятие об историческом движении человечества ("круговорот" против прогресса), а также осмысление современного состояния культуры»^. Однако актуальность затрагиваемых проблем (даже, порой, при парадоксальности выводов), полемический тон, публицистическая подача материала при метафорической агрессивности, переходящей в стилистическую неряшливость, еще не означает оригинальность.

характерным для своего времени» .

Оригинальность Виппера не выходит за пределы тех философских направлений, в которые вписываются его рассуждения. Здесь Виппер не более, но и не менее оригинален, чем ученые его круга, скажем, В.И. Герье, П.Г. Виноградов, Н.И. Кареев. Их влияние, а также В.О. Ключевского и А.А. Шахова, Виппер испытал еще в студенческие годы. В теоретическом плане он, безусловно, воспринял учение «первого позитивизма» (О. Конт, Э. Литре, Г. Спенсер, Д.С. Милль), а собственные философские построения опирал на последние достижения «второго позитивизма» — эмпириокритицизма, махизма. С оценкой Виппера как сторонника эмпириокритицизма, по крайней мере, в определенный период, соглашаются все исследователи*. Б.Г. Софронов даже писал о «боевом эмпириокритицизме Р.Ю. Виппера»^. «Р.Ю. Виппер, бесспорно, самый яркий и крупный последователь эмпириокритицизма не только из историков России, но и в мировом масштабе»^. Б.Г. Софорнов отмечал следующие «черты махизма» в творчестве ученого: «Это — растворение онтологии в гносеологии, теории — в методе, отождествление гносеологии с психологией, а последней с психической феноменологией, ограничение психологии областью чувств, стирание различий между психическим и физическим при помощи функциональной относительности»^. «Заимствования Виппера из арсенала эмпириокритицизма связаны с общими вопросами мировоззрения, которые он затем дополняет и оценивает их значимость для теории исторического знания», — заключал исследователь^. По мнению С.П. Рамазанова, на философском фундаменте эмпириокритицизма Виппер разработал «релятивистский вариант обоснования специфики исторического познания>А О Виппере как

основоположнике релятивистской методологии писал и А.Н. Хмы-

1

лев61.

Б.Г. Софронов вместе с эмпириокритицизмом указывал и на увлечение Виппера неокантианством, что сближало его исследовательскую позицию с теоретико-методологическими исканиями Д.М. Пет- рушевского, П.Н. Милюкова, А.С. Ааппо-Данилевского^. Влияние баденской школы неокантианства (Э. Мейер, Г. Риккерт) на формирование позиции, выраженной в брошюре Виппера «Кризис исторической науки», подчеркивает и ДМ. Володихин, высказывая при этом сомнение в воздействвн на ученого М. Вебера и В. Дильтея^. В «Очерках теории исторического познания» Виппер раскрывал свое критическое отношение к неокантианскому определению истории. Во- первых, истории нельзя поставить в упрек невозможность предсказания событий и тем самым противопоставить ей науки о природе. Тоже самое можно сказать и о целом ряде естественнонаучных дисциплин. «И окажется, — писал исследователь, — что везде, где дело идет о незаконченных рядах, о развивающихся комбинациях явлений, предвидение в той же мере, как в истории, является крайне ограниченным, предсказание — чрезвычайно обусловленным»^. Наконец, во-вторых, иметь дело с ценностями — не исключительное достояние истории, поскольку везде, где включаются процессы осмысления и восприятия, везде, где задействован человек, обстоятельства получают ценностную, смысловую окраску. Аюбой процесс познания предполагает человека, как субъекта познания, как того, кто познает. Более того, субъект познания не является пассивным, он навязывает свои представления, оценивает и судит познаваемое одновременно с самим процессом познания. А, значит, всякое познание неизбежно включено в ценностную шкалу субъекта, обремененного смыслом. «Человеческое познание, — постулировал Виппер свою гносеологическую позицию, — есть продолженная и утонченная форма приспособления че- ловеческого организма к окружающему. В своем познании человек восприимчив к тому самому, что имеет отношение к его органической жизни; его органы восприятия постольку являются посредниками в усвоении окружающей жизни, поскольку они сами проникнуты, заполнены ее элементами.

Поэтому можно было бы сказать, что весь постижимый мир наполнен ценностями с точки зрения человека; в известном смысле вся- 1

кое познание есть и оценка» .

Земной путь Виппера, охватывающий почти целое столетие, дает возможность проследить его взгляды в разнообразном историко- философском контексте эпохи. И здесь, на философских перекрестках, Д.М. Володихии усматривает сближение идей Виппера, например, с экзистенциализмом К. Ясперса, X. Ортеги-и-Гассета и позднего М. Хайдеггера^, а в его критике теории прогресса и «некоторых методологических категориях» видит перекличку с идеями К.Н. Ле- 3

онтьева .