<<
>>

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ ПРОДОЛЖЕНИЕ ТОЙ ЖЕ ТЕМЫ

§ 102. Невозможно было придумать названия для каждого отдельного предмета; стало быть, с давних пор необходимо было иметь общие термины95. Но с каким искусством нужно было схватывать обстоятельства, чтобы убедиться, что каждый человек образовывал те же абстракции и давал те же названия одним и тем же идеям?! Почитайте сочинения на абстрактные темы и увидите, что даже теперь в этом нелегко добиться успеха.

Чтобы понять, в какой последовательности были придуманы абстрактные термины, достаточно рассмотреть последовательность, присущую общим понятиям.

Возникновение и развитие у них одинаковое. Я хочу сказать, что если обычно наиболее общие понятия происходят из идей, которые мы получаем непосредственно от органов чувств, то равным образом достоверно, что наиболее абстрактные термины происходят от первых названий, которые были даны чувственно воспринимаемым предметам.

Люди, насколько это в ізх власти, соотносят свои позднее приобретенные познания с некоторыми из познаний, приобретенных ими раньше. Благодаря этому идеи менее привычные связываются с идеями более привычными, что очень помогает памяти и воображению. Когда обстоятельства заставили обращать внимание на новые объекты, тогда искали то, что у них было общего с объектами, ранее известными, относили их к тому же классу и пользовались одними и теми же названиями для обозначения тех и других. Таким образом, идеи знаков становились более общими, но это происходило лишь мало-помалу; до самых абстрактных понятий доходили лишь постепенно, и термины сущность, субстанция и бытие появились весьма поздно. Нет сомнения, что есть народы, которые еще совсем не обогатили ими свой язык 107, и если они более невежественны, чем мы, то я не думаю, что причина этого — отсутствие указанных терминов.

§ 103. Чем больше стали употреблять абстрактные термины, тем больше обнаруживалось, до какой степени членораздельные звуки подходят для выражения даже тех мыслей, которые кажутся меньше всего связанными с чувственно воспринимаемыми вещами.

Воображение работало, чтобы найти в предметах, воздействующих на органы чувств, образы того, что происходило в глубине души. Так как люди всегда замечали движение и покой в материи, наблюдали склоны или наклоны тел, видели, что воздух колеблется, небо становится сумрачным и просветляется, что растения развиваются, укрепляются и ослабевают, то они говорили движение, покой, наклонность и склонность души; они говорили, что дух колеблется, становится сумрачным, просветляется, развивается, укрепляется и ослабевает. Наконец, достаточно было найти некоторую связь между действием души и действием тела, чтобы дать одно и то же название тому и другому 108. Откуда происходит сам термин дух, если не из идеи очень тонкой материи, из идеи пара, из идеи дыхания, которое ускользает от взора? Это идея, к которой многие философы столь сильно привыкли, что вообразили, будто субстанция, состоящая из несметного количества частей, способна мыслить. Я опроверг это ошибочное мнение 109.

Можно с очевидностью усмотреть, как все эти названия строились при их возникновении. Некоторые наиболее абстрактные термины могли бы рассматриваться как примеры, где эта истина не столь явственна. Таково слово мысль но нетрудно убедиться, что и оно не представляет исключения.

Именно потребности давали людям первые поводы обратить внимание на то, что происходило в них самих, и выразить это телодвижениями, а затем названиями. Следовательно, эти наблюдения имели место только относительно потребностей, и различали многие вещи лишь постольку, поскольку потребности побуждали делать эти наблюдения. А ведь потребности относятся исключительно к телу. Первые названия, дававшиеся тому, что мы способны испытывать, обозначали лишь чувственную деятельность. В дальнейшем люди постепенно привыкали к абстрактным терминам, стали способны отличать душу от тела и рассматривать отдельно действия этих двух субстанций. Тогда они заметили не только какова деятельность тела, когда говорят, например, я вижу, но еще особо восприятие души и начали рассматривать термин видеть как пригодный для обозначения того и другого.

Вероятно даже, что эта привычка установилась настолько естественно, что люди не заметили, как расширилось значение этого слова. Таким образом, знак, имевший сначала ограниченный смысл — выражавший только деятельность тела, становился названием действия души.

Чем больше люди хотели размышлять о действиях души, идеи которых доставлялись указанным путем, тем больше они чувствовали необходимость отнести их к различным классам. Для этого не придумывали новых терминов — это не было бы самым легким способом дать себя понять,— но сообразно с потребностью постепенно расширяли значение некоторых названий, которые стали знаками действий душй, "так что одно из них оказалось, наконец, столь общим, что стало выражать все эти действия: это действие мышления. Мы сами не ведем себя иначе, когда хотим обозначить абстрактную идею, которая еще не определена привычкой. Итак, все подтверждает то, что я сказал в предшествующем параграфе,— что все самые абстрактные термины происходят от первых названий, которые были даны чувственно воспринимаемым предметам.

§ 104. Происхождение этих знаков было забыто, как только употребление их стало привычным, и люди впали в заблуждение, думая, что эти знаки — самые естественные названия духовных вещей. Им даже казалось, что знаки эти полностью объясняют сущность и природу духовных вещей, хотя они выражали лишь весьма несовершенные аналогии. Это заблуждение явно проявляется у древних философов, оно сохранилось у лучших философов нового времени и является главной причиной медленности наших успехов в способе рассуждения.

§ 105. Так как люди, особенно при возникновении языков, были мало способны размышлять о самих себе или имели для выражения того, что могли в себе заметить, только знаки, до тех пор применявшиеся к совершенно иным вещам, то можно себе представить, какие препятствия они должны были преодолеть, прежде чем дать названия некоторым действиям души. Например, неизменяющиеся частицы, связывающие различные части речи, могли быть придуманы лишь весьма поздно.

Способ, каким предметы на нас воздействуют, и суждения, которые мы о них высказываем, они выраясают с тонкостью, долгое время ускользавшей от грубости умов, что делало людей неспособными к рассуждению. Рассуждать — значит выражать отношения, существующие между различными предложениями; ведь очевидно, что это достигается только посредством союзов. Язык жестов мог лишь слабо восполнять отсутствие этих частиц, и люди были в состоянии выражать при помощи названий отношения, знаками которых эти частицы являются, лишь после того, как они были закреплены приметными обстоятельствами, при которых эти отношения встречались, и их многочисленными повторениями. Ниже мы увидим, что это привело к возникновению нравоучительной басни. § 106. Люди никогда не понимали друг друга лучим?, чем тогда, когда давали названия чувственно воспринимаемым предметам. Но как только они хотели перейти к понятиям-архетипам, они начинали понимать друг друга с большим трудом, так как им обычно недоставало образцов, а также из-за того, что они оказывались в обстоятельствах, беспрестанно изменяющихся, и не все умели одинаково хорошо управлять действиями своей души. Одним и тем же названием обозначали довольно значительное число простых идей, а часто — идеи, совершенно противополояшые друг другу; отсюда — споры о словах. Для понятий-архетипов редко можно было найти в двух различных языках термины, которые полностью соответствовали бы друг другу. Напротив, весьма обычным явлением было наличие в одном и том же языке терминов, смысл которых был определен отнюдь не достаточно и которые можно было употреблять во многих значениях. Эти недостатки проникали даже в сочинения философов и явились причиной множества заблуждений.

Говоря о названиях субстанций, мы видели, что названия сложных идей были придуманы раньше названий простых идей110; совершенно другому порядку люди следовали, когда давали названия понятиям-архетипам. Так как эти понятия были лишь собраниями многих простых идей, которые мы соединили по своему выбору, то очевидно, что мы могли их образовать только после того, как уже определили — при помощи отдельных названий — каждую из простых идей, которые мы хотели туда включить.

Например, название храбрость было дано понятию, знаком которого оно является, лишь после того, как были установлены — при помощи других названий — идеи опасности, знания опасности, обязанности подвергаться ей и твердости в исполнении этой обязанности.

§ 107. Местоимения — слова, которые были придуманы последними, потому что необходимость в них ощутили позже всего; вероятно даже, что прошло долгое время, прежде чем с ними освоились. Привыкнув пробуждать каждый раз одну и ту же идею при помощи одного и того же слова, ум с трудом привыкал к имени, которое заменяло другое имя, а иногда и целую фразу*

241

9 Кондильяк, т. 1

§ 108. Чтобы уменьшить эти трудности, в речи ставили местоимения перед глаголами, ибо этим местоиме- ния сближали с именами существительными, место жм торых они занимали, а их связь с именами существительными становилась более заметной. Во французском языке это даже стало правилом; исключение из него допустимо только для случая, когда глагол стоит в повелительном наклонении и означает требование; говорят: faites-le (сделайте это!). Быть может, такое употребление местоимения было введено только для того, чтобы лучше отличить повелительное наклонение от настоящего времени. Но когда повелительное наклонение означает запрет, местоимение занимает свое естественное место; говорят: не le faites pas (не делайте этого). Причина этого мне кажется ясной. Глагол выражает состояние вещи, а отрицание указывает на утрату этого состояния; таким образом, для большей ясности естественно не отделять его от глагола. Ведь именно pas делает отрицание полным; следовательно, более необходимо ставить рядом с глаголом pas, нежели пе". Мне даже кажется, что эта частица склонна никогда не отделяться от своего глагола; я не знаю, обратили ли на это внимание грамматики.

§ 109. Желая распределить слова по различным классам, люди никогда не сообразовывались с природой этих слов; поэтому к местоимениям были отнесены слова, которые ими не являются. Например, когда говорят: vou- lez-vous me donner cela? (хотите ли вы дать мне это?), vous (вы), те (мне), cela (это) означают лицо, которое говорит, лицо, с которым говорят, и вещь, которую просят.

Таким образом, все они, собственно говоря, имена, которые были известны задолго до местоимений и которые ставились в речи согласно порядку других имен, т. е. перед глаголом, когда они были его дополнением, и после него, когда они им управляли; говорили cela vouloir тої (это хотеть я) вместо того, чтобы сказать je veux cela (я хочу это).

§ 110. Я полагаю, что нам осталось лишь поговорить о различии родов; да, очевидно, что оно обязано свойм происхождением только различию полов и что имена существительные были отнесены к двум или трем родам лишь для того, чтобы внести в язык больше порядка и ясности.

§ 111. Такова последовательность, в какой постепенно были изобретены слова. Языки начинали приобретать определенный слог, собственно говоря, лишь когда в них появились имена существительные всех видов и когда были установлены твердые принципы расположения слов в предложении. До этого словесный язык представлял собой лишь некоторое количество терминов, выражавших вереницу мыслей только с помощью языка жестов. Однако следует отметить, что местоимения стали необходимы лишь для ясности слога.

<< | >>
Источник: ЭТЬЕНН БОННО ДЕ КОНДИЛЬЯК. Сочинения в трех томах. Том 1. Мысль - 338 с.. 1980

Еще по теме ГЛАВА ДЕСЯТАЯ ПРОДОЛЖЕНИЕ ТОЙ ЖЕ ТЕМЫ:

  1. ГЛАВА2. МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКАЯ СУЩНОСТЬ ПРОИЗВЕДЕНИЙ АКЫНОВ XV—XVIII ВЕКОВ
  2. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ ПРОДОЛЖЕНИЕ ТОЙ ЖЕ ТЕМЫ
  3. ЖИЗНЬ И СУДЬБА
  4. ЭДВАРДУ КЛЭРКУ ИЗ ЧИПЛИ, ЭСКВАЙРУ
  5. О СОЧИНЕНИЯХ ГАМАНА
  6. РАСШИРЕНИЕ СОЗНАНИЯ
  7. ГЛАВА 8
  8. I. Проблема языка в свете типологии культуры. Бобров и Макаров как участники языковой полемики
  9. Глава 8 Коммунизм против демократии
  10. ГЛАВА 4 Гитлер