глава восьмая О ПРОИСХОЖДЕНИИ поэзии

§ 67. Слог при своем зарождении был поэтическим, потому что он начал с изображения идей посредством самых ярких чувственных образов и был к тому же крайне размеренным; но когда языки стали более богатыми, язык жестов постепенно упразднялся, голос меньше варьировался, склонность к образным выражениям и метафорам — по причинам, которые я укажу,— незаметно ослаблялась и слог становился ближе к нашей прозе.

§ 68. Рифма в отличие от размера, образных выражений и метафор не обязана своим происхождением возникновению языков. Хладнокровные и флегматичные северяне не могли сохранить интонацию, столь размеренную, как у других народов, когда необходимость в ней перестала быть такой настоятельной. Чтобы возместить почти исчезнувшую интонацию, им пришлось изобрести рифму. § 69. Нетрудно представить себе, благодаря какому прогрессу поэзия стала искусством. Когда люди заметили однообразные и равномерные концовки, случайно попадавшиеся в речи, различные размеры, вызываемые неодинаковостью слогов, и приятное впечатление от некоторых модуляций голоса, они создали для себя образцы гармонии слогов и благозвучия, откуда они постепенно черпали все правила стихосложения. Таким образом, совмест- ное возникновение музыки и поэзии было чем-то естественным.

§ 70. Эти два искусства соединялись более древним, чем они, искусством жеста, которое называлось танцем. Поэтому мы можем предположить, что во все времена и у всех народов можно было обнаружить те или иные виды танца, музыки и поэзии. От римлян мы узнаем, что у галлов и германцев были свои музыканты и свои поэты; в наши дни наблюдается то же самое у негров, караибов и ирокезов. Так среди варваров находят зародыш искусств, которые сложились у просвещенных народов и которые теперь, будучи призваны содействовать роскоши в наших городах, кажутся столь отдаленными от их источника, что его очень трудно распознать.

§ 71.

§ 72. Совершенно ясно, какова была цель первых поэтических произведений. При основании общества люди не могли еще заниматься тем, что представляет собой чистое развлечение; нужда, заставлявшая их объединяться, ограничивала их кругозор тем, что могло быть для них полезно или необходимо. Стало быть, поэзия и музыка развивались для того, чтобы знакомить с религией, законами и чтобы сохранить память о великих людях и об услугах, оказанных ими обществу. Ничто не могло быть более для этого подходящим, чем поэзия и музыка, или, скорее, это были единственные средства, какими можно было пользоваться, так как письменность ЕЄ была еще известна. Поэтому все памятники древности доказывают, что назначением этих искуссти при их зарождении было наставление народа. Галлы и германцы пользовались ими для сохранения своей истории и своих законов, а у египтян и евреев они были до некоторой степени частью религии. Вот почему древние хотели, чтобы в. число важнейших предметов, которым обучали, входила музыка; я беру это понятие во всем том объеме, в каком оно употреблялось. Римляне считали музыку необходимой для всех возрастов, так как полагали, что она обучает и тому, чему должны учиться дети, и тому, что должны знать взрослые. Что касается греков, то незнание музыки казалось им столь постыдным, что музыкант и ученый были для них синонимы и что словом невежда на их языке обозначался человек, который не знает музыку. Этот народ не полагал, что это искусство было придумано людьми, а верил, что боги владеют музыкальными инструментами, которые изумляли его больше всего.

§ 73. Так как иптонация и слог становились все проще, то проза все больше и больше отдалялась от поэзии. С другой стороны, ум развивался, поэзия рисовала ему все более новые образы; благодаря этому она также отдалялась от обычного языка, была менее доступна народу и становилась менее пригодной для его наставления.

К тому же события, законы и все то, о чем следовало знать людям, умножались так быстро, что память была слишком слаба для подобной ноши; общество увеличивалось до такой степени, что обнародование законов могло лишь с трудом доходить до всех граждан. Следовательно, чтобы уведомлять народ, надо было прибегнуть к какому-нибудь новому способу. Именно тогда изобрели письменность; я покажу ниже, как она развивалась 105.

С возникновением этого нового искусства начал изменяться предмет поэзии и музыки; задача доставлять удовольствие все больше отделялась от задачи приносить пользу, и, наконец, эти искусства ставили перед собой почти только чисто развлекательные цели. По мере того как они переставали быть предметом необходимости, они все больше искали случаев сильнее нравиться, и оба искусства достигли значительных успехов. Когда музыка и поэзия, до сих пор нераздельные, стали совершенствоваться, они начали разделяться на два различных искусства; но тех, кто впервые отважился отделить их друг от друга, бранили, обвиняя их в злоупотреблении. Последствия, которые могло вызвать это разделение искусств, лишившихся того содействия, которое до этого одно оказывало другому, не были еще достаточно ясны; никто не предвидел, что должно с ними случиться, и к тому же этот новый опыт весьма противоречил обычаю. По этому поводу обращались к древности, как сделали бы и мы, к древности, которая никогда не пользовалась музыкой без поэзии, и приходили к выводу, что напевы без слов или стихи без всякого пения — слишком странная вещь, чтобы когда-нибудь иметь успех; когда же опыт доказал обратное, философы начали бояться, как бы эти искусства не привели к упадку нравов.

§ 74. Было сильное искушение считать, что предрассудок, согласно которому следует преклоняться перед древностью, начался во втором поколении людей. Чем больше мы невежественны, тем больше нуждаемся в руководителях и тем больше мы склонны думать, что те, кто жил до нас, хорошо делали все, что делали, и что нам остается только подражать им. Многовековой опыт должен был бы заставить нас избавиться от этого предубеждения.

То, что не может сделать разум, совершают время и обстоятельства, но часто это приводит к тому, что мы предаемся совершенно противоположным предрассудкам. Именно это и можно заметить по вопросу о поэзии и музыке. Когда наша интонация стала такой простой, какова она сегодня, эти два искусства были так сильно отделены друг от друга, что намерение объединить их в одном театре всем показалось нелепым, и многим из тех, кто потом одобрял это объединение, оно до этого представлялось диковинным.

§ 75. Цель первых поэтических произведений показывает нам, каков был их характер. Вероятно, они воспевали религию, законы и героев только для того, чтобы пробудить в гражданах чувства любви к ним, восхищения ими и соревнование в следовании им. Это были псалмы, гимны, оды и песни. Что касается эпических и драматических поэм, то они стали известны позже. Изобретением их мы обязаны грекам, и рассказ о нем так часто повторяли, что каждый его знает.

§ 76. О стиле первых поэтических произведений можно судить по духу первых языков.

Во-первых, привычка подразумевать слова встречалась тогда довольно часто. Древнееврейский язык дает этому доказательство; но вот причина этого.

Введенный в силу необходимости обычай смешивать язык жестов и язык членораздельных звуков существовал еще долгое время после того, как необходимость в нем отпала, главным образом у народов, чье воображение было более живым, каковым было воображение восточных народов.

§ 77. Во-вторых, точность и определенность не могли быть присущи первым поэтам. Вот почему для того, чтобы заполнить размер стиха, в него часто вставлялись бесполезные слова или же одно и то же повторялось многими способами — еще одна причина плеоназмов, часто встречающихся в древних языках.

§ 78. Наконец, поэзия была чрезвычайно образна и метафорична, ибо уверяют, что в восточных языках даже проза допускала такие образы, которые латинская поэзия употребляла лишь изредка. Так что именно у восточных поэтов вдохновение порождало самые большие нарушения правил языка; это у них страсти изображались такими красками, которые нам показались бы преувеличенными. Между тем я не знаю, вправе ли мы их порицать. Они понимали вещи не так, как понимаем их мы; поэтому они должны были выражать их иным способом. Чтобы оценить их сочинения, следовало бы принять во внимание характер народов, для которых они написаны. . Много говорится о прекрасной природе; нет даже просвещенного народа, который не ставил бы себе в заслугу подражание ей; но каждый думает, что нашел образец естественности в своей манере чувствовать. Пусть никто не удивляется, насколько трудно ее распознать; она слишком часто меняет свой облик или по крайней мере слишком уж принимает черты каждой страны. Я не знаю даже, не проявляется ли в той манере, в какой я сейчас говорю о естественности, тот характер, который она принимает с некоторого времени во Франции.

§ 79. Между поэтическим стилем и обычным языком, когда они стали отдаляться друг от друга, образовался промежуток, где берег свое начало красноречие и откуда оно удаляется, приближаясь то к стилю поэзии, то к стилю разговора. Красноречие отличается от разговора лишь тем, что отбрасывает все недостаточно изысканные выражения, а от поэзии — тем, что не подчинено одному и тому же размеру; сообразно характеру языков в нем не дозволены некоторые образы и обороты, допустимые в поэзии. Впрочем, эти два искусства иногда смешиваются столь сильно, что невозможно их различить.