ГЛАВА ВТОРАЯ ОБ ОЩУЩЕНИЯХ
Достаточно малейшей степени внимания, чтобы убедиться, что, когда мы воспринимаем свет, цвета, твердость, этих и других подобных ощущений более чем достаточно, чтобы дать нам все идеи, которые обычно имеют о телах. В самом деле, есть ли среди них какая-нибудь идея, которая не была бы заключена в этих первых восприятиях? Разве в них не содержатся идеи протяженности, фигуры, места, движения, покоя и все те идеи, которые зависят от этих последних?
Таким образом, когда отвергают гипотезу о существовании врожденных идей и предполагают, например, что бог дал нам только восприятия света и цвета, не рисуют ли эти восприятия нашим глазам протяженность, линии и фигуры? Но, говорят, нельзя убедиться при помощи органов чувств, что эти вещи таковы, какими они кажутся; следовательно, чувства совсем не дают их идей. Какая последовательность! А разве при помощи врожденных идей можно в этом скорее убедиться? Какое значение имеет, можно ли посредством органов чувств с до- стоверностыо узнать, какова фигура какого-то тела, или нельзя? Вопрос заключается в том, чтобы узнать, дают ли нам органы чувств идею фигуры, даже когда они нас обманывают. Я вижу фигуру, которая, я полагаю, является пятиугольником, хотя одной из своих сторон она образует угол, который мне не виден.
Это заблуждение. Но, в конце концов, разве это мешает ей дать мне идею пятиугольника?§ 10. Между тем картезианцы и мальбраншисты столь сильно бранят чувства и столь часто повторяют, будто они лишь заблуждения и иллюзии, что мы их рассматриваем как препятствие на пути к приобретению каких-либо знаний; и из любви к истине пам хотелось бы, если это возможно, освободиться от этих взглядов. Дело не в том, что упреки этих философов не имеют абсолютно никаких оснований. Они заметили здесь множество заблуждений с такой проницательностью, что нельзя не признать, не совершая несправедливости, нашего долга перед ними. Но разве нельзя избрать нечто среднее? Нельзя ли найти в наших чувствах источник истин, так же как и источник заблуждений, и отличать их друг от друга настолько хорошо, чтобы мояшо было постоянно обращаться к источнику истин? Именно это целесообразно исследовать.
§ 11. Прежде всего совершенно достоверно, что нет ничего более ясного и более отчетливого, чем наше восприятие, когда мы испытываем те или иные ощущения. Что может быть яснее, чем восприятия звука и цвета?! Что может быть отчетливее?! Случалось ли нам когда- нибудь спутать эти две вещи? Но если мы хотим исследовать их природу и узнать, как они возникают в нас, то не нужно говорить, что наши чувства нас обманывают или что они дают пам неясные и смутные идеи; малейшее размышление покапает, что идеи, которые они нам дают, не таковы.
Между тем, какой бы ни была природа этих восприятий и каким бы образом они ни возникали, если мы поищем в них идею протяженности, идею линии, угла и каких-нибудь фигур, то, конечно, весьма ясно и весьма отчетливо обнаружим там эти идеи. Если мы еще поищем в них, к чему мы относим эту протяженность и эти фигуры, мы воспримем столь же ясно и столь Ж8 отчетливог что и протяженность, и фигуры относятся не к нам и не к находящемуся в нас носителю мысли, а к чему-то вне нас.
Но если мы хотим искать там идею абсолютной величины определенных тел или даже идею их относительной величины и их собственной фигуры, то мы найдем там лишь весьма сомнительные суждения, согласно которым один предмет будет ближе или дальше, а его размеры и фигура будут представляться в совершенно различном виде.
Есть три момента, которые нужно различать в наших ощущениях: 1.
Восприятие, которое мы получаем. 2. Отнесение его нами к чему-то вне нас. 3. Суждение о том, что то, что мы относим к вещам, в самом деле им принадлежит.Нет ни заблуждения, ни неясности, ни путаницы в том, что происходит в нас, а также в отнесении этого нами к чему-то вне нас. Если мы размышляем, например, о том, что у нас есть идея определенной величины и определенной фигуры и что мы относим ее к такому-то телу, то здесь нет ничего, что не было бы истинно, ясно и отчетливо; вот эти истины несомненны. Если же возникает заблуждение, то лишь в той мере, в какой мы полагаем, будто такая величина и такая фигура в самом деле принадлежит такому телу. Если, например, я вижу издалека квадратное здание, а оно мне будет казаться круглым. Так что же, неясность и путаница есть в идее круглости или в том, что я отношу его к круг- лости? Я считаю это здание круглым — вот в чем заблуждение.
Значит, когда я говорю, что все наши знания происходят из чувств, не нужно забывать, что это верно лишь в той мере, в какой знания выводят из ясных и отчетливых идей, которые чувства в себе содержат. Что касается сопровождающих их суждений, они могут быть нам полезны лишь после того, как опыт, надлежащим образом опирающийся на размышление, исправил в них ошибки.
§ 12. То, что мы сказали о протяженности и фигурах, можно полностью отнести к другим идеям-ощущениям и может разрешить поставленный картезианцами вопрос: находятся ли цвета, запахи и т. д. в вещах? 16
Несомненно, нет ничего ошибочного в признании, что в телах есть качества, вызывающие впечатления в на- ших органах чувств. Трудность, которая, как указывают, здесь встречается, состоит в том, как узнать, похожи ли эти качества на то, что мы испытываем. Нет сомнения, что нас смущает именно то, что, замечая в себе идею протяженности и не видя никаких препятствий тому, чтобы допустить в телах нечто подобное, воображают, будто в них есть также нечто похожее на восприятия цветов, запахов и т. д. Это поспешное суждение, основанное лишь на этом сравнении, суждение о том, о чем на самом деле у нас нет никакой идеи.
Понятие протяженности, освобожденное от всех связанных с пим затруднений и взятое с самой ясной стороны, есть лишь идея нескольких вещей (efcres), которые нам кажутся находящимися вне друг друга 50.
Поэтому, предполагая вне нас наличие чего-то соответствующего этой идее, мы всегда представляем его себе столь ясно, как если бы мы его рассматривали лишь в самой идее. Совершенно иначе дело обстоит с цветами, запахами и т. п. Пока, размышляя об этих ощущениях, мы рассматриваем их как свои, как присущие нам, мы имеем о них весьма ясные идеи. Но если мы хотим, так сказать, отделить их от нашего существа п приписать их предметам, мы создаем нечто такое, о чем мы уже не имеем идеи. Мы склонны приписывать запахи и цвет вещам только потому, что, с одной стороны, нам приходится предположить в вещах нечто такое, что вызывает эти ощущения, и, с другой, потому, что эта причина от нас полностью скрыта.§ 13. Напрасно стали бы мы говорить, что существуют неясные и смутные идеи или ощущения. Такие обороты могут иметь хождение лишь среди философов, которые не умеют придать большую точность своим выражениям. Если вы находите, что сходство портрета неясное и смутпое, разберитесь в этой мысли, и вы увидите, что в одних отношениях портрет сообразуется с оригиналом, в других — нисколько. Так же обстоит дело и с каждым из наших восприятий: то, что они в себе заключают, ясио и отчетливо; а то, что в них считают неясным и смутным, не относится к ним никоим образом. В отличие от портрета о них нельзя сказать, что они похожи лишь отчасти. Каждое из них столь просто, что все, что йаходится с ними в каком-нибудь отношении равенства, равно им во всем. Именно поэтому я предупреждаю, что на моем языке иметь ясные и отчетливые идеи будет означать, короче говоря, иметь идеи; а иметь неясные и смутные идеи — значит не иметь их вовсе.
§ 14. Думать, что наши идеи могут быть неясными, нас заставляет то, что мы недостаточно отличаем их от обычных выражений. Мы говорим, например, что снег бел, и высказываем множество других суждений, не думая о том, чтобы устранить двусмысленность слов. Поэтому так как наши суждения выражены неясно, то мы йолагаем, что в этой неясности виноваты сами суждения й идеи, которые их составляют; дефиниция исправила бы все. Снег бел, если подразумевать под белизной физическую причину нашего восприятия; он не бел, если под белизной подразумевать нечто такое, что подобно самому восприятию. Таким образом, эти суждения не являются неясными, но они истинны или ложны в зависимости от смысла, в каком употребляются термины.
Еще один мотив побуждает нас допускать неясные и смутные идеи — это наше непреодолимое желание много знать. По-видимому, наше любопытство толкает нас познавать, хотя бы неясно и смутно. Поэтому-то мы иной раз с сожалением замечаем, что нам не хватает идей 51.
Другие доказывали, что цвета, запахи и т. д. не находятся в предметах. Но мне всегда казалось, что их рассуждения недостаточно вели к прояснению ума. Я пошел другим путем и полагал, что в этих вопросах, как и во многих других, достаточно разобраться в наших идеях, чтобы определить, какому именно мнению следует отдать предпочтение.
Еще по теме ГЛАВА ВТОРАЯ ОБ ОЩУЩЕНИЯХ:
- ГЛАВА ВТОРАЯ ОБ ОЩУЩЕНИЯХ
- ГЛАВА ВТОРАЯ О ВООБРАЖЕНИИ, СОЗЕРЦАНИИ И ПАМЯТИ
- глава вторая В КОТОРОЙ ТО, ЧТО БЫЛО ДОКАЗАНО В ПРЕДЫДУЩЕЙ ГЛАВЕ, ПОДТВЕРЖДАЕТСЯ ФАКТАМИ
- ГЛАВА ВТОРАЯ О СПОСОБЕ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ИДЕЙ ИЛИ ИХ НАЗВАНИЙ
- ГЛАВА IV ОБ ИДЕЯХ ЧЕЛОВЕКА, ОБЛАДАЮЩЕГО ТОЛЬКО ОБОНЯНИЕМ
- ГЛАВА XI О ЧЕЛОВЕКЕ, ОБЛАДАЮЩЕМ ТОЛЬКО ЗРЕНИЕМ
- ГЛАВА VIII ОБ ИДЕЯХ, КОТОРЫЕ МОЖЕТ ПРИОБРЕСТИ ЧЕЛОВЕК, ОБЛАДАЮЩИЙ ТОЛЬКО ОСЯЗАНИЕМ
- ТРАКТАТ ОБ ОЩУЩЕНИЯХ ТКА1ТЁ DE SENSATIONS
- Глава вторая О ПРОСТЫХ ИДЕЯХ 1.
- Глава двадцать восьмая О ДРУГИХ ОТНОШЕНИЯХ 1.
- Глава вторая О СТЕПЕНЯХ НАШЕГО ПОЗНАНИЯ
- Глава 3 jjg Краткое описание психологической типологии К.Юнга
- ГЛАВА 1 ЧТО-ТО СЛУЧИЛОСЬ
- Глава 21 НАЦИИ И НАЦИЕСТРОИТЕЛЬСТВО
- Глава 1 Вторая мировая война
- Глава 1 ВВЕДЕНИЕ В ПРОБЛЕМУ
- ГЛАВА 6 Новгород