КУЛЬТУРА РЕЧИ И РЕЧЕВЫЕ ОШИБКИ

Качества грамотной речи — это речевые характеристики, способствующие общению, передаче и усвоению информации: точность, логичность, чистота, уместность, краткость, эстетическая выразительность, ясность, доступность, действенность.

...Вас никогда не оставит чувство неуверенности, пока не будете твердо знать, что ваша речь грамматически правильна. Только полная уверенность в этом отношении даст возможность при произнесении речи сосредоточиться не на словах, а на её содержании... Следует порекомендовать, чтобы каждый серьезно занимающийся студент имел собственное стандартное руководство по грамматике, почаще в него заглядывал и, не теряя времени, учился избегать неправильностей...

(Сопер Поль Л. Основы искусства речи. - М., 1995.-С. 304.)

Эта часть учебника посвящена рассмотрению грамматической правильности речи, реализующейся в соответствии с закономерностями всех уровней языка. Для культуры речи принципиальным и родовым понятием является именно это качество: его нарушение неизбежно влечет речевую ошибку и лишает речь многих из названных качеств. Просторечное езжай, слазь, покажь, профессиональное кулинария, алкоголь, профессионально-жаргонное взвода, драйвера (множ.), двусмысленное «Раскольников, убивая старуху и Лизавету, идет теперь за Соней», — речевые ошибки, возникающие вследствие нарушения грамматической правильности речи.

деляется конкретными'уровнями языка, грамматическими инвариантами, правилами и моделями, а это не всегда присуще остальным качествам.

Сообщение, изобилующее названными формами и подобными им ошибками (не всегда приемлются даже узаконенные отдельными словарями формы, напр., вовнутрь (ОС-97 допускает), брачащиеся (более часто звучит врачующиеся)), не может быть уместным, эстетически выразительным, тем более — действенным. Из воспоминаний учительницы: «Однажды, ведя урок в девятом классе, девушка с последней парты обратилась ко мне...». — Характеризуя действия подлежащего, деепричастный оборот соотносится со сказуемым — следовательно, выходит, что девушка с последней парты вела урок! Нарушение правильности часто влечет деформацию точности, логичности, уместности — и, как следствие, действенности. Учитель, заявляющий: «Семенов вышел к доске!», едва ли окажется однозначно понятым: то ли он констатирует несуществующее, то ли командует, употребляя странную форму изъявительного наклонения (индикатива) вместо повелительного (императива)...

Непростительно искажение рода, числа и других грамматических категорий. Так, учащиеся справедливо поправили учительницу, сообщившую: «У Коли Семенова в воскресенье было день рождения». Как бы интегрированно ни звучали два последних слова фразы, слово день мужского рода — следовательно, все же «был». А вот уже отчет экзаменатора, сообщающего, «сколько девятиклассников писали сочинение, а сколько писало диктант». Учитель записал абсолютно правильно: диктант несколько (множество, пятеро и т. д.) учащихся писало, поскольку они выполняли единое действие, пускай с различной степенью грамотности; сочинение же у каждого своё, да и темы, как правило, различные, поэтому — писали, то есть выполняли абсолютно разную работу. Педагог справедливо требует не играть цепочкой брелока: -ок в последнем слове не суффикс, а часть иноязычной корневой морфемы, поэтому -о- не выпадает в косвенных падежах, как и во множественном числе.

Отсутствие внимания к речевым ошибкам ведет к появлению безграмотных журналистов и дикторов, государственных деятелей, не умеющих выразить мысль, к необходимости, как высказался один из них, «переводить с президентского на русский», наконец, к многочисленным афоризмам, возникающим не как следствие остроумия, а наоборот («Хотели как лучше...»). Однако вопрос о предупреждении либо искоренении речевых ошибок может ставиться лишь при понимании их сущности.

В настоящее время словесники, выделяя исправленную речевую ошибку, ставят на полях знак «Р»; преподаватели других дисциплин обходятся без комментариев, так что учащийся получает слабое представление о природе речевых ошибок. Можно ли отнести к речевым ошибки орфографические? Только в том случае, когда они могут стать причиной неверного произношения и в целом нарушают речевую культуру. Многочисленны полемические выступления по поводу акцентирования частицы «не» на месте «ни» при исполнении песни:

Я отправлюсь за тобой,

Что бы путь мне ни пророчил... (звучит «не пророчил»). 4

Так через факт речевого поведения человека подчас складывается представление о его орфографической культуре — в данном случае это не способствует авторитету исполнителя. Кроме того, у слушателей подсознательно создается искаженная орфографическая модель, а это главный источник последующих орфографических трудностей.

В рассказе «Трудный случай» А. Зорич повествует о некоем писателе, пришедшем к столичному психиатру с жалобой: не расставляются слова. Доктор предлагает принести напечатанные уже произведения писателя, и при следующей встрече, когда профессор уже прочитал творения пациента, диалог между ними происходит такой: Я прочел вашу книгу, — сказал профессор, — и отметил некоторые места. Например, вы пишете: «Смычка — так звали дочь старого политкаторжанина Ерёмина — блистала зубами, ослепительными, как янтарь».

(Зорич А. Трудный случай // Советский юмористический рассказ 20—30-х годов. —

М., 1987. —С. 178.)

Профессор в конечном счете выходит из себя и советует писателю... учиться грамматике. Из процитированных ошибок три носят чисто речевой характер. Следовательно, среди лингвистических дисциплин писателю следовало бы прежде всего обучиться культуре речи. Не менее важно избегать речевых ошибок учителю, а также уметь их классифицировать и предъявлять учащимся как факты неверных языковых моделей, нуждающиеся в исправлении.

Речевая ошибка — нарушение произносительных (орфоэпических) или согласовательных норм литературного языка. Это неверное произношение и синтаксическая ассимиляция словоформ, вызванные отсутствием знаний или произносительных навыков. Это нарушение нормы, которую Л. А. Вербицкая определяет как «совокупность явлений, разрешенных системой языка, отраженных и закрепленных в речи носителей языка и являющихся обязательными для всех владеющих литературным языком в определенный момент времени» [21. С. 11]. Отступлением от нормы являются и элементы социально, исторически и территориально ограниченной лексики (жаргонизмы, архаизмы, окказионализмы, варваризмы, профессионализмы, диалектизмы, вульгаризмы). Но их не всегда можно именовать речевыми ошибками: в ряде случаев это факты сознательного словоупотребления, преследующего определенную стилистическую (риторическую) цель или связанного с наиболее полным выражением экспрессивного смысла высказывания.

Свод правил русского языка 1956 года кодифицировал орфографические и пунктуационные ошибки, оставив

минимальное число вариантов (туннель — тоннель, валерьяновый — валериановый, орангутан — орангутанг, галоша — калоша (фразеологически связанное), брильянт — бриллиант, (контекстуально определяемые случаи написания, авторские знаки). Речевые факты не имеют такой строгой кодификации, а правила распространяются лишь на довольно ограниченные области, сводясь к тенденциям. Одни из этих тенденций уже воплотились в нормы; другие, наоборот, активно претендуют на нормативную кодификацию, но еще не получили её, и оттого воспринимаются как наиболее частые и вследствие этого наиболее опасные речевые ошибки (корневое глагольное ударение в словах типа углубит, облегчит, солит, ср. род слова кофе).

В нарушениях произносительных норм в большей мере очевидно влияние аналогий (заведующий детским садом — директор школы; одержать победу — завоевать приз), а преимущественная ориентация на устную речь активизирует тенденции к демократизации речи и к экономии речевых усилий. Практически не произносят: «Ленинградское шоссе», «зачетная книжка», — а только разговорное: «ленинградка», «зачетка». Ситуации жизни (темп, контекст общения) диктуют выбор коммуникативно оптимальных форм, и таковыми оказываются именно те, что экономят время и достаточно экспрессивно передают информацию и диалогическую установку.

Речевые ошибки нарушают складывающийся процесс общения: «В речевом акте обнаруживается, — пишет М. В. Панов,— что наиболее благоприятны условия для речевого общения тогда, когда у собеседников — общие, одинаковые нормы произношения» [107. С. 195]. Более того, речь говорящего становится непонятной для слушателя, если они, носители одного языка, объективно говорят на разных. Смысл речи значительно медленнее доходит до осознания человеком, не успевающим при этом выстроить для себя конкретные образы и ассоциации, удерживающиеся в памяти.

Речевые ошибки следует классифицировать по нескольким параметрическим характеристикам. Это нужно для того, чтобы видеть истоки ошибки, её характер, сформировать возможные пути преодоления.

Во-первых, различаются ошибки по языковым уровням, определяющим собственно образование и речевое функционирование ошибки. С точки зрения современного русского языка, ошибочна фраза В. А. Гиляровского: «В 1886 году, осенью, было приступлено к работам». Выделенное слово ошибочно морфологически, однако нарушаются синтаксические связи в предложении, что обосновано неверной формой конверсива: теперь сказали бы просто — «приступили к работам». Употребление слова «тубаретка» — ошибка фонетическая, но, присущая определенной группе слов (просторечие), она функционирует как лексическая. Указание в пособии на то, «как держать кисточку в руке, чтобы её не сломать», — ошибка сочетания слов, но в основе её — неверное употребление анафорического местоимения (морфология), в результате — искажение семантики. Логично рассматривать такие ошибки и на морфологическом уровне, ведь каждая часть речи обладает определенной валентностью, способностью вступать в сочетания, поэтому деепричастие уже указывает на те потенциальные структуры, которые оно может формировать.

Конечно, существуют ошибки, в равной мере присущие всем или многим уровням языка. К таковым относится, например, контаминация: вступать в нее могут как звуки и морфемы, так и слова, а иногда — синтагмы. Метатеза звуков — фонетическая контаминация, а в контаминиро- ванном выражении «решить проблему» (решить задачу + преодолеть проблему) меняются слова во фразеологическом контексте, что приводит к синтаксическому сбою. Кстати, у ошибок в сочетаемости слов столь часто первообразным является лексико-грамматический уровень, что большинство таких случаев рассматривается здесь не в синтаксисе, а в других разделах.

Второй ряд классификации — семантический, связанный со значением слова и фразы в потоке речи. В результате неверного употребления языковой единицы значение может а) изменяться; б) контекстуально расподобляться (явление двусмысленности); в) сохраняться. «Асиндетон — это укрощение речи», — гласит студенческая работа: коммуникативное намерение написавшего искажается с изменением смысла, вызванным паронимической контаминацией (заменой схожих по звучанию слов — паронимов) «укоротить» — «укротить». Содержание высказывания деформируется. В первом случае (изменение значения) фраза приобретает иной смысл и совершенно не выражает намерений говорящего; во втором (двусмысленность) создается не предусмотренная говорящим система подтекстов и возможных вариаций смысла; в третьем случае мысль передается, но её искажение может повлечь нежелательные трактовки не столько высказывания, сколько самого человека.

При анализе ошибки, в-третьих, важно показать, какие качества грамотной речи нарушаются: грамматическая правильность, точность, логичность, образность, действенность, чистота и др. Студент в вузовской газете пишет: «Однако, объективно говоря, абстрагируясь от идеальных оценок декана, девушки английского отделения не более красивее наших, несмотря на то, что за обучение они платят немалые деньги...» (1996). Нарушаются грамматическая (морфологическая и синтаксическая) правильность речи при конструировании деепричастного оборота, морфологическая — при контаминировании синтетической и аналитической форм сравнительной степени («более красивее»), точность — нагромождением ничего не значащих конструкций начала фразы, логичность — странной последовательностью рассуждения в её конце (не красивее, хотя платят деньги).

Четвертый ряд анализа ошибки — её причина, которая анализируется исходя из функций языка и цели речевой структуры. Причину речевой ошибки надо пристально исследовать, чтобы сам говорящий в аналогичных ситуациях строил высказывание по-иному. Ведь человек может и не осознавать ошибки. «Пецки», «Холохоленки» вошли в ономастику, стали названиями, а эти слова по сути отражают диалектное произношение, рассматриваемое как ошибка. Едва ли так считали сами жители названных населенных пунктов: они привыкли говорить именно так. Иногда достаточно правильно произнести слово, чтобы собеседник, многократно его искажавший, стал говорить иначе: он просто не был знаком с нормой, проживая в круге носителей определенного диалекта! Следует помнить: то, что дети с их эгоцентрической речевой картиной мира услышали от взрослых и приняли как часть своего поведения в раннем возрасте, подчас не поддается никаким исправлениям. Поэтому надо как можно раньше выявлять причины возникновения речевых ошибок, — и если они идут от родите - лей, то начинать работу по ликвидации ошибочного словоупотребления надлежит с них самих, со взрослых. Второклассник, без зазрения совести назвавший собственный дом хазиной, вовсе не обязательно является членом организованной преступной группировки: возможно, его родители происходят из Воронежского края. И именно они, ставшие авторитетной инстанцией для ребенка и сформировавшие его первые языковые навыки, должны помочь исправить ранее допущенные ошибки: положение «между двух огней» — та педагогическая ситуация, которая наиболее болезненно отражается на формирующейся личности ребенка, на его взаимоотношениях с окружающим миром. А может, ошибка стала следствием дурного произношения у человека, от которого было услышано слово или фраза? Многочисленные «Ага!», «He-а», «Мож-быть», «Здрась!», «Братчик», «Ща!» становятся законом произношения у ребят, и вовремя исправить такие структуры можно лишь зная причину их внедрения в языковое сознание наших подопечных.

Учащийся говорит о «самом лучшем», по его мнению, стихотворении. Исходный уровень его ошибки — морфологический (контаминация синтетической и аналитической форм превосходной степени прилагательных). Функциональный уровень — стилистический. Искажений смысла в данном случае не произошло, поэтому при общении такая ошибка не вызовет трудности, но может создать ошибочную модель словоупотребления. Нарушаются чистота высказывания и грамматическая правильность речи. Названная ошибка — грамматическая форма плеоназма. Причина возникновения — стремление к большей экспрессивности речи, а также социальный фактор речевой адаптации.

Необходимо, если есть соответствующий термин, назвать ошибку: неоправданная контаминация, силлепсис (объединение в один ряд совершенно различных понятий): «Мороженое разных сортов, шоколад, яркая прозрачная упаковка — все это вкусно и питательно!» (реклама); плеоназм (ненормативное повторение слов и структур), искаженное употребление анафорического местоимения, слово ограниченного употребления и др.