Морфологические и синтаксические нормы русского языка

«Нет сомнения, что части речи представляются наиболее определенными и разграниченными между собой категориями», — пишет А. А. Шахматов. Но в употреблении этих важнейших категорий существуют свои закономерности, нарушение которых приводит к речевым ошибкам.

Неизменной и частой речевой ошибкой является неоправданное нагнетание однотипных морфологических структур. Мы уже касались её сущности. Обычно это имена существительные в одном (чаще — родительном или творительном) падеже, причастия или причастные обороты, что наиболее характерно для делового и научного стилей речи. «Она работала учительницей в школе для детей наследников своего отца», — из труда по педагогической психологии (1999). Книга по менеджменту упоминает «разработку концепции процесса реализации функций системы управления». Но идентичные структуры могут выглядеть и иначе. В. Ардов в рассказе «Суконный язык» выводит образ Сугубова, диктующего докладную записку:

— «Согласно имеющимся распоряжениям запятая указывающим точные нормы запятая долженствующие быть задерживаемыми запятая а также регулирующими взаимоотношения с вышестоящими организациями запятая ставящими себе целью происходящую ныне дезориентацию запятая дезориентирующими дисциплинирующие факторы...»

Тут меня позвал непосредственный мой начальник, и я не слышал диктовки Сугубова в течение получаса. Когда же я вновь прислушался к его голосу, диктовались такие слова:

«... охватывающие все посредствующие и соподчиняющиеся пункты запятая регистрирующими озабочивающие нас...».

(Советский юмористический рассказ 20—30-х годов. —

М., 1987.-С. 68.)

Подлинным индикатором культуры речи считают умение человека склонять имена числительные и конструировать деепричастные обороты в соответствии с нормами русского языка.

Но во многих случаях морфология неотделима от синтаксиса, то есть специфики сочетания слов друг с другом в объеме словосочетания, предложения и сверхфразовых структур. Исследователь пишет: «Пушкин отправляет письмо жене в Полотняный Завод, на котором ставят почтовый штемпель». Что здесь важнее — анафорическое место- имение «на котором» или ошибочная связь слов, морфология или синтаксис? «Подходя к дому, на дороге стояло дерево», — типичная ошибка, связанная с субъектно-объектной атрибутированностью деепричастного оборота, но, поскольку он формируется деепричастием как особой формой глагола, его синтаксические закономерности будут рассматриваться в разделе, посвященном преимущественно морфологии. В силу этой тесной взаимосвязи уровней языка здесь не выделяется специальный синтаксический раздел, но большинство морфологических категорий показывается в неразрывной связи с синтаксической валентностью слов, определяемых ими.

Рассмотрим свойства частей речи в соответствии с вопросами, которые наиболее часто возникают при выборе их форм в повседневном словоупотреблении.

Функционирование имени существительного ставит ряд вопросов. Есть учитель и учительница, певец и певица, но как назвать женщину-министра, продавца, бригадира? Если словом мужского рода, то при помощи каких средств подчеркнуть, что действующее лицо — женщина? Как называют жителей Курска, Архангельска, Коломны? Есть ли какой-либо принцип, регулирующий образование таких слов? Всегда ли одно слово может принадлежать к одному роду? Бывали ли какие-либо изменения в этой принадлежности? Как определить род несклоняемых существительных? Как склоняются сложносоставные слова типа ясли-сад? Как определить их род? Как функционируют в языке и как склоняются сложносокращенные слова и аббревиатуры? В чем особенности склонения географических названий, в частности, на -о? Где живет москвич, в Ясеневе или в Ясенево?

Категория рода имеет долгую историю, причем в ней, по мнению ученых, реальные представления подчиняют себе грамматические, влияя на них и отражая в категориях языка социальную действительность.

Слово вуаль относится в настоящее время к женскому роду, но у Н. С. Лескова читаем: «Густой, черный вуаль Флоры, никогда не открывавшийся на улице,., был поднят...» («На ножах»), У него же: «...Посланный босой мальчик сходил в соседнее село к солдату, который мог исправить повреждение, сделанное лешим в моей ботинке» («Пугало»); в настоящее время слово ботинок — существительное мужского рода. Н. А. Некрасов в письме от 9 октября 1842 года сообщает: «Наумов твою портфель еще не отдал...». Сегодня слово портфель употребляется только как существительное мужского рода. У А. И. Герцен встречается выражение «Лучшая комментария на эту умную тему»', сейчас говорят только «комментарий». А. М. Достоевский в своих «Воспоминаниях» пишет об отце, что тот «из Бородинского полка был переведен ординатором в Московскую военную госпиталь в 1818 году»; ныне госпиталь — слово мужского рода. И только надпись на памятнике архитектуры в Лефортове напоминает о былой грамматической принадлежности слова. У Ф. М. Достоевского можно встретить и «занавесь», и «апофеозу» (жен. р.). Употребление последнего слова В.И. Даль допускает в обоих родах (на первом месте все же мужской), но так: «апотеоз(-за)». Греческое происхождение слова подчеркивалось в XIX веке его фонетическим составом. В дневниках Пушкина встречаем «французский кадриль», у Тютчева — «облак тощий», «о, не тревожь меня укорой справедливой». Этимология слов различна, но все изменили родовую принадлежность. В 1910 году делается русский перевод книги Р. Бадена-Пауэлла «Скаутинг для мальчиков», где содержится совет: «Упражняйтесь в... развертывании и свертывании пожарной шланги» [С. 292]. Конечно, современный скаут слово «шланг» употребит лишь в мужском роде.

Непривычно звучит фраза А. Н. Толстого: «В остальные дни он вкушает два бутерброда — с повидлой и с маргарином...», но она отражает морфологические нормы своего времени. Сегодня наблюдаются разногласия при определении родовой принадлежности слова «спазм — спазма».

А вот слово «компонента», считающееся ошибочным (есть только «компонент» — слово мужского рода), продолжает встречаться на страницах современных изданий: «воспитательная компонента», «главная компонента». Слово женского рода «метаморфоза» имеет пару мужского рода — «метаморфоз» — профессионализм, имеющий специфическое значение.

Слова ботинка, кирас, бланка имеют ныне иную родовую принадлежность, чем указывает В.И. Даль, из словаря которого приведены названные формы. У А. Фета читаем:

Вчера — уж солнце рдело низко —

Средь георгин я шел твоих,

И как живая одалиска,

Стояла каждая из них. (1859)

А.              Плещеев, описывая сад ранней весной, сетует:

Правда, нет в нем белых лилий,

Горделивых георгин... (1858)

Слово «георгин» сегодня чаще употребляется в мужском роде (хотя форма женского рода не считается ошибочной).

«Метро» — в настоящее время слово среднего рода: «Метро, метро московское...»-, однако знаменитая песня 30-х годов, отражая влияние слова метрополитен (Metro- politain Railway — «столичная железная дорога»), подверг-' шегося усечению, (аналогично: ландолет — ландо; кинематограф — кино), содержит строки: «А метро сверкнул перилами дубовыми, Сразу всех он седоков околдовал». Слово такси, конечно, среднего рода, как большинство несклоняемых заимствований, однако у А.Н. Толстого встречается исходная форма: «Он был зол и нарочно заставил Семенова подождать в таксомоторе». Таксомотор — таксе — такси — цепь трансформаций, начавшихся также усечением производящей основы.

В целом же характеристики частей речи логичнее строить на основании тех вопросов, что наиболее часто возникают у говорящих на русском языке, а также тех, что порождены наиболее типичными ошибками.

Как обозначаются лица женского пола по профессиональному признаку, если соответствующих слов нет в словаре? Сегодня наблюдается стремительное увеличение количества существительных женского рода, обозначающих профессиональную принадлежность и образованных аф- фиксально.

А ткачиха с поварихой,

С сватьей бабой Бабарихой...

По прошествии времени, однако, появляется: «А у Левы мама — повар», и для современного русского языка эта форма единственно приемлема; слово «ткачиха» по-прежнему вполне употребительно. Ненормативны многочисленные образования с суффиксом -ис(а) (-есс(а)): директриса, инспектриса, критикесса и подобные. Давно функционирует слово «метресса», однако «ше- фесса» — новое понятие, связанное с эмансипацией, и для русского языка это слово пока неприемлемо (по чисто языковым причинам). Конечно, узуально закрепились актриса, поэтесса. Но в целом моделью следует пользоваться осмотрительно; её очевидная продуктивность нс говорит о безоговорочном принятии.

В просторечии многочисленны речевые словообразовательные ошибки суффиксального происхождения. «МК» за июнь 1998 года сообщает: «Министерша Дементьева бьётся над реанимацией трупа конкурса Чайковского...». Есть слово министр, а министерша — разговорно-просторечное обозначение его жены. Слова генеральша, директорша, профессорша — также разговорное сниженное обозначение жены генерала, директора и профессора; слово кондукторша некогда обозначало жену кондуктора, ибо это была сугубо мужская железнодорожная профессия, в интерпретации «гробовых дел мастера» Бс- зенчука это даже «из начальства кто». Сегодня, с изменением семантики слова «кондуктор» (преимущественно женщины, работающие в автотранспорте), кондукторша — просторечное, а следовательно, неприемлемое с точки зрения нормы слово. Такие новообразования следует заменять или аналитическими выражениями (жена профессора, генерала), или словами мужского рода, включенными в глагольный контекст прошедшего времени, уточняющий признаки субъекта: продавец работала, инженер составила график, повар подошла и т.

Нередко слова, обозначающие представителей той или иной профессии, не имеют родового соответствия в силу семантического расподобления (машинист — машинистка, солдат — солдатка — нет прямого соответствия по профессии), возникновения нежелательной омонимии (водолаз — водолазка; слесарь — слесарка; кочегар — кочегарка; пилот — пилотка — второе слово каждой пары обозначает неодушевленный предмет, а не напарника по профессии) или из-за того, что называемая профессия предусматривает занятых лиц лишь одного пола (грузчик, офицер, борец, медсестра, фотомодель). Знаменитое «Ты морячка — я моряк» далеко не всегда обозначает мужчину и женщину одной профессии. Так, теперь уже слово «рыбачка», популярное некогда у сентименталистов («прекрасная рыбачка»), практически неупотребимо; во всяком случае, его значение существенно изменилось. Конечно, невозможно женское соответствие к словам на -вод (оленевод (олене- водка?!), счетовод, свекловод, картофелевод), -вед и им подобными. Пары проводник — проводница, плиточник — пли- точница не продолжаются разговорно-просторечным «продавщица», в паре с которой по законам словообразования должен бы иметься «продавщик». Такое разрушение словообразовательного соответствия — причина выпадения этого слова из нормативной среды.

Слова мужского рода, обозначающие профессии женщин (бухгалтер, врач, агроном, искусствовед и т. д.) при соответствии их сказуемому, выраженному глаголом в прошедшем времени (пришел-пришла, сказал-сказала) логично рассмотреть в статье о глаголе. Но есть слова «глава», «коллега», «судья», «староста» и подобные им, имеющие тенденцию употребления в качестве слов общего рода: «мой коллега» — «моя коллега». Правильно ли это? «Грамматика-80» отмечает сочетаемость таких слов с формами женского рода (мой-моя, новый-новая, молодой-молодая), в том числе и глаголов, «в непринужденный речи». Вместе с тем автор относят эти слова к мужскому роду; следовательно, согласуемые с ними прилагательные тоже должны быть в форме мужского рода. Вместе с тем в словарях зафиксирована возможность употребления таких слов, как существительных общего рода: молодой коллега — молодая коллега, деревенский староста — деревенская староста. Из тенденции разговорной «непринужденной» речи за последние 2 десятилетия это переместилось в область нормы. И сегодня двуродовое употребление таких слов приемлемо для любой речи.

Множество проблем связано со словами, обозначающими жителей различных населенных пунктов. Есть москвичи (уничижительное — москали, устарелое — московиты, москвитяне), куряне, коломичи, обнинцы, тверичи, костромичи, архангелогородцы (для избежания омонимии с «архангелами»), зарайчане, каширяне. Но русские воины XIX века, не озадаченные названием жительниц армянского города Ихдыра, провозгласили тост «за здоровье прекрасныхэрива- нок и ихдырок», чем немало смутили даже присутствующих горцев (см. В. Пикуль). Поэтому каждый из нас должен знать, как следует именовать жителей тех населенных пунктов, где мы находимся и о которых говорим, чтобы «пен- зюки» и «пензючки» остались лишь достоянием комической репризы.

Женщины, проживающие в Корее, Китае, Индии, зовутся соответственно кореянками, китаянками, индианками. «Американка» — название старого детского развлечения; финкой называется нож с особым лезвием, поэтому слова «американка» и «финка» применительно к женщинам хоть и нормативны, должны использоваться с осмотрительностью, при случае их можно заменять сочетаниями «жительница Америки» и «гражданка Финляндии». Г. Хазанов пытался преподнести каламбурное переосмысление слова «финки». Это название и представительниц финской национальности, и лыжных брюк финского покроя. Но зал остался безучастен: второе, производное значение слова, обычное несколько десятилетий назад, сегодня мало кто помнит.

Иногда встречаются предложения с различными видами намечающейся предикативной связи. Вот пример. «Программу подготовила российский дизайнер. Он был учеником известного кутюрье...» «Он» — это указание на слово мужского рода «дизайнер». Но в то же время речь идет о женщине — не случайно она «подготовила». Поэтому все же следует продолжить согласовывать слова не по формально-грамматическому, а по смысловому признаку: «Она была ученицей...». «Эта ваша товарищ Коллонтай», — произносит герой М. Алданова, тут же спохватываясь: «Или этот ?». По закону согласования прилагательных и аналогичных им местоимений следовало бы сказать «этот»; но согласующееся слово относится не к понятию «товарищ», а к фамилии; поэтому правильный вариант — «эта ваша», то есть словй в женском, роде.

Несклоняемые существительные как правило являются словами иноязычного происхождения; обозначая неодушевленные предметы, имея на конце гласную, эти слова в большинстве своем относятся к среднему роду: бюро, портмоне, жюри (в этом слове [ж] смягчается), варьете, шапито, либретто, ателье, кашне, коммюнике. Есть исключения. Так, слова кофе (в XIX веке и какао), пенальти, сирокко, торнадо относятся к мужскому роду по семантическому стержню: напиток, удар, ветер; слова авеню, салями, кольраби, медресе относятся к женскому роду в силу стержневого понятия, соответственно улица, колбаса, капуста, школа. Слово жалюзи преимущественно употребляется как существительное множественного числа. При обозначении одушевленных предметов к мужскому роду относятся слова, обозначающие лиц мужского пола и животных, к женскому роду — наименования лиц женского пола. Существительные мужского рода: идальго, портье, какаду, шимпанзе. Существительные женского рода: миссис, мадам, фрау, леди. Семантически связанными являются антропонимы (собственные имена людей): Кюри (Пьер) сделал доклад — Кюри (Мария) завершила научную разработку.

Культуру речи интересует не столько собственно родовая принадлежность несклоняемых слов, сколько возможности их контекстуального употребления: зеленела новая авеню; говорящий какаду; на сцену вышел конферансье. Значительное количество заимствованных ещё в начале XX века слов составили усечения, которые также относятся к несклоняемым словам среднего рода: кино, фото, авто, бордо, беж, метро.

Как склонять географические названия? Можно идти по Арбату, но «по улице Арбат»; по Рождественке, но — «по улице — ?» Есть ли какие-либо правила, регулирующие такие падежные формы, в том числе с родовыми понятиями город, село, река, станция и подобными?

При словах город, река, определяющих топонимы, простые (состоящие из одного слова) географические названия склоняются: в городе Москве, «Рассвет на Москве-ре- ке». Современный писатель сообщает о «чистой реке Раз- водне, впадающей в Москва-реку». Неверно: надо «в Моск- ву-реку». При словах село, деревня название должно склоняться, если его родовые показатели (окончание, смысловые признаки) совпадают с родом обозначения населенного пункта: история села Горюхина (ср.р.), но если бы так называлась деревня, то могла бы быть только история деревни Горюхино', у села Крюкова (ср.р.) — у деревни Крюково; в деревне Ольховке (жен.р.) — в селе Ольховка. При слове поселок парадигма отсутствует. Не имеют форм склонения также названия портов и станций (в городе Москве — на реке Москве — от станции Москва — в порту Москва), озер, островов и полуостровов (у озера Байкал, на острове Валаам, но: на Чудском озере — название-определение, совпадающее в роде с определяемым словом), гор, планет, заливов и т.д. при употреблении родовых наименований (у Эльбруса —у горы Эльбрус).

Откуда идет поезд — из Чудово или из Чудова? Прозвучало название города, и оно должно склоняться. Но утверждается противоположная тенденция, обусловленная тем, что поезда идут не из городов, а от станций (не случайно их названия зачастую не совпадают с наименованиями населенных пунктов: Наро-Фоминск — станция Нара). Поэтому вариант из Чудово, до Нахабино применительно к названиям станций на -о сейчас побеждает, как более употреби- мым становится ранее профессиональный предлог «от»: от Монино, от Крюково: речь идет о станции, а значит, предлог «из» неуместен. Применительно к дальним поездам, которые соединяют именно города, эта закономерность не действует.

В устной речи тяготея к нулевому склонению, названия на -ово, -ево, -ино, -ыно имеют парадигму: в Пенькове, в Косицыне и т.д. Неправильно поэтому: «ВДорогомилово за гостиницей «Украина» на глубине десяти метров Першин отыскал старые катакомбы...». Следует склонять - «в Дорогомилове». Обратим внимание на два случая несклоняемости.

Во-первых, это связано с нежелательной омонимией в косвенных падежах различных названий: название Серово не склоняется, поскольку есть город Серов, название которого склоняется, отличаясь от антропонима при написании творительного падежа: с городом Серовом, в Серове. «В Царицыне, — говорил чиновник, теперь имеются три школы...» — читаем у В.В. Набокова. Московское (ко времени написания - подмосковное) Царицыно или Царицын, ныне Волгоград? Набоков продолжает: «...Так, по крайней мере, уверяет мой зять, ездивший туда строить тракторы». Становится очевидным, что речь все же идет о Волгограде, где есть тракторный завод. Но пока город назывался Царицыном, название подмосковного (московского) Царицына склонять не следовало: могла возникнуть недопустимая омонимия, и понять, о каком месте идет речь, было бы сложно.

Во-вторых, несклоняемыми являются названия населенных пунктов на -о, производные от фамилий известных лиц: жить в Пушкино (но в Пушкине под Ленинградом — в соответствии с вышеизложенным); ехать из Голицыне, в Лермонтове. Почему?

Названия, связанные с памятью выдающихся людей, называются мемориальными — можно жить в Чертанове,

но — в Тучковек второе название происходит не от фамилии владельца, а от фамилии героев Отечественной войны 1812 года, принимавших участие в Бородинском сражении. В Шеремьтьеве — ив Шереметьево (по фамилии владельца; ср.: в аэропорту «Шереметьево») — но только в Репино (мемориальное название). Названия на -о, производные от известных фамилий или имеющие аналоги без этой финали, не склоняются: в городе Чапаево, в поселке Кали- нино. Если обе части составного названия, пишущиеся через дефис, оканчиваются на -о, склоняется только вторая: в Орехово-Зуеве, в Одинцово-Вахрамееве. В путеводителе: «В трех километрах от Рождествено-Суворова лежит деревня Долгиниха». В названии сохраняется первый компонент — Рождествено, но склоняется второй — Суворове. Аналогично изменяются названия Орехово-Борисово, Хим- ки-Ховрино, Ликино-Дулево: в Орехово-Борисове, из Хим- ки-Ховрина, за Ликино-Дулевом. При словах город, поселок, село такие названия склонять не принято.

Следует обратить внимание на составные названия; в том числе со словами город, река, которые имеют нулевое склонение: в городе Белая Церковь, на реке Подкаменная Тунгуска; иноязычные, оканчивающиеся на —о, -е, -и: в городе Хельсинки, в Гумри, на реке Шпрее, в городе Плоешти. Так, можно побывать в Хельсинки, в Бордо, на Сикоко, в Талле; но в Барселоне, в Генуе, в Афинах. Иноязычные географические названия (топонимы) не склоняются, если оканчиваются на -о, -е, -у, -и; но имеют падежную парадигму, если оканчиваются на -а, -я, -ы (в последнем случае создается аналогия существительным pluralia tantum). Специфически склоняются и русскоязычные географические названия. Л.К. Граудина, однако, делает оговорку: «В сложносоставных топонимах и топонимах, выраженных сочетаниями слов, части наименования должны склоняться: в городе Петропавловске-Камчатском, в городе Вышнем Волочке» [Ономастика и грамматика. - М., 1981. -

С.              144]. Это замечание противоречит сложившейся традиции и может быть принято как индивидуальная позиция ученого, но не как директива (традиционные академические издания подчеркивают несклоняемость составных наименований). Более того, официальные документы сохраняют консервативную традицию несклоняемости названий населенных пунктов при их родовом обозначении: «городом Берлин», «в городе Грозный», «в столице Чехослова

кии городе Прага» (теперь нулевое склонение встречается редко; оно является также элементом делового этикета — например, военной или дипломатической речи).

В парах Львовым — Львовом; Пушкиным — Пушкином соответственно представлены фамилии и названия населенных пунктов. Названия населенных пунктов на -о, склоняясь как имена существительные, имеют в творительном падеже флексию — ом, в то время как фамилии, соотносимые с притяжательными прилагательными,              ым. Для

устной речи это было бы несущественно, если бы не названия вроде Трубино, Копнино, Строгино, имеющие финальное (наконечное) ударение, отчетливо звучащее при произношении как дифференцирующий фактор. Склонение таких названий показано в книге М. Торбаневского «Тайны московских улиц» при упоминании рода Ховри- ных-Головиных: «Они же владели селом Головином, находившимся поблизости, и еще одним селом — Ховрином». Первое название отчетливо иллюстрирует норму произношения, отличающуюся от нормы склонения фамилий. Так, представитель рода Головиных оказался бы Головиным, и окончание творительного падежа соответствовало бы флексии притяжательного прилагательного.

Парадигму склонения должны иметь и названия населенных пунктов типа Косово, Корделево (в Косове, в Валеве и др.), образование названий которых осуществляется по славянской модели.

О традиционных вариантах падежных окончаний существительных (нет меда — бочка меду; вышел из народа — много народу) отдельно говорить не будем, поскольку эти формы достаточно подробно освещены в существующих учебниках и пособиях. Но родительный падеж с окончаниями -ей, -ов, -ев или нулевыми — постоянный камень преткновения для всех изучающих язык. В переводе Стендаля читаем:« — Нет здесь больше никаких полковников!» — воскликнул один из гусаров и пришпорил лошадь» («Парм- ский монастырь»), Гусаров или гусар? Есть ведь «эскадрон гусар летучих»! Нулевое окончание в родительном падеже множественного числа имеют существительные, обычно употребляющиеся при обозначении групп предметов и действующих лиц (собирательное значение). Такие слова обозначают лиц по характеру воинских соединений: полки гусар, драгун, кирасир, гардемарин, улан, кадет, а также солдат. Конечно, есть и такие слова из этой группы, где окончание —ов прочно закрепилось: саперов, десантников, танкистов - очевидно, что это обозначение относительно новых воинских специальностей (но многосложное: кавалергардов). Нулевое окончание присуще обычно словам в родительном падеже множественного числа, обозначающим парные предметы: глаз, губ, ног, сапог, погон, эполет, ботинок. С нулевой флексией в родительном падеже употребляются и слова, обозначающие единицы измерения {вольт, ампер, ватт, рентген)', но: килограммов, гектаров. При назывании овощей и фруктов сохраняется окончание -ов, практически ушедшее из устной речи, но тем не менее нормативное: помидоров, апельсинов, бананов, абрикосов.

Сложносоставные слова типа ясли-сад, вагон-ресторан, диско-жокей могут иметь как один, так и два изменяемых компонента, что зависит от семантической и грамматической доминанты. Если доминирующая семантика присуща первому компоненту (обозначение более широкого или хронологически более раннего понятия), он определяет родовую принадлежность сложного слова и имеет два изменяющихся элемента: вагона-ресторана, новых яслей-сада, недавно возникшей фирмы-изготовителя, шерстяное платье-костюм, прежнему заводу-производителю. Такие слова в типологии Н. М. Шанского называются составными. Путеводитель по Подмосковью отмечает: «Вавгусте 1970 года здесь открыт музей-усадьба Ф. И. Тютчева». Действительно, «музей-усадьба» — составное слово мужского рода со склонением обоих компонентов: «музей» — стержневое понятие, оно и определяет грамматическую модель.

Доминирующая информативность второго компонента (по той же типологии это слитные слова) вызывает несклоняемость первого, и определяет родовую принадлежность сложносоставного слова в этом случае также второй компонент. Возможность такого доминирования подтверждается семантически - слова этого типа имеют значение государственных и придворных должностей и званий {премьер-министр, капитан-лейтенант, камер-юнкер, флигель-адъютант, приват-доцент), физических субстанций и величин {альфа-лучи, грамм-метр, сантиметр-секунда, грамм-масса). Им может быть присущ первый неизменяемый иноязычный компонент, самостоятельно в русском языке не употребляющийся: экспо-центр, лейб-гвардия, хард-диск, дизель-мотор, пресс-секретарь. Второй компонент семантически важнее и в том случае, когда обозначает более широкие и самодостаточные понятия: диск-жокей, салон-вагон, вакуум-камера, плащ-палатка, дизель-электроход, президент-отель, бизнес-центр. В одном из писем П. Когана: «Лежу под плащ-палаткой, слушаю ветер».

Обратим внимание на то, что при произнесении большинства слов этой группы основное ударение падает на второй компонент, а на первом нс. всегда четко делается даже побочное. Первый в таких словах выступает как несогласованное определение, к которому от доминирующего элемента можно задать вопрос имени прилагательного. Так, анализируя слово меч-рыба, можно увидеть, что доминирующим является второй элемент: он обозначает родовое понятие (рыбы разные бывают, и одна характеризуется первым элементом), к первому можно задать вопрос прилагательного (какая именно?), — следовательно, падежная парадигма изменяет лишь второй компонент, а все слово относится к женскому роду.

Помимо названных семантических групп, «Граммати- ка-80» выделяет слова, которые можно считать слитными с их грамматической атрибутикой. Это наименования с компонентами -рыба, -птица, -трава, -гора (Жар-птица; Гром-гора); с первыми элементами царь-, марш-, дизель-, вакуум-, флаг-, шеф-, плащ-, пресс-, стоп-, штаб-, яхт- (Царь-пушка, вакуум-камера, флаг-капитан).

Аббревиатуры - слова, отразившие настоятельную социальную потребность в ускорении речи, вместе с тем вносящие некоторую неясность в наиболее традиционные в употреблении лексемы. В русском языке существуют аббревиатуры инициальные (буквенные, звуковые, буквенно-звуковые) и состоящие из отдельных частей слов, причем не всегда начальных. Стали привычными в языке слова самбо, лавсан, эсминец, загс, лазер, и не все видят в них аббревиатуры самооборона без оружия, лаборатория высокомолекулярных соединений Академии наук, эскадренный миноносец, запись актов гражданского состояния (мы не нарушим культуры речи, если будем употреблять полное отдел загс, в результате этого сама аббревиатура приобрела мужской род и парадигму склонения: загса, загсу и т.д.). Слово лазер — аббревиатура англоязычная, переводящаяся буквально «световое усиление стимулированным выделением радиации». За исключением исконно русского, но структурой и звучанием напоминающим заимствованное слова самбо (самооборона без оружия) все названные аббревиатуры настолько адаптировались к русскоязычным словарям, что приобрели все грамматические категории существительного: род, число (у большинства), падежную парадигму. Именно как русское слово формировалось существительное мужского рода лавсан (лаборатория высокомолекулярных соединений Академии наук). Но прежде чем говорить об этих категориях среди аббревиатур различного типа и вида, обратимся к исключительно интересной истории этих существительных.

Их активное употребление началось в начале XX столетия, с финансово-промышленной революцией и своего рода «американизацией» русского языка, стремлением говорить как можно более быстро и ясно лишь для ограниченной группы коммуникантов. В американском варианте английского языка к этому времени существовали и апострофы — варианты сокращения, — и многочисленные USA, USD, Ltd, К*, $, amp;. Появляются такие слова, как Продамет, Продуголь, Продвагон, Продаруд, Лензолото (ленское золото), Ростоп, Юротат, ПОК— планово-организационная комиссия. В политике возникают аббревиа- ционные названия партий: РСДРП, КД (конституционные демократы), СР (социалисты-революционеры), СД (социал-демократы), НС (народники-социалисты), ЧС («Черная сотня»).

В годы Первой мировой войны помимо промышленной буржуазии и политиков аббревиатуры усвоила армия, скомпоновав на основе словосочетаний такие слова: воен- мин, командарм, штабад (адъютант штаба), ГАУ (Главное артиллерийское управление), корвет (корпусный ветеринар). Л. Я.Боровой так пишет об этом: «Уже тогда появились и начштаб, и генмор, и каперанги, и главком, и главковерх (хотя и «августейший»)» [32. С. 164]. Многие из этих сокращений были зафиксированы в Академическом словаре русского языка в 1906—1907 гг. Итак, сокращенные слова — деловой код бизнесменов, политиков и военных, часто пользующихся телеграфом и компрессирующих передачу сложной информации. Но аббревиатуры стали своего рода речевым символом Великой Октябрьской революции, отражающим своеобразие и боевой настрой стремительной и неоднозначной эпохи героев и бандитов, подвигов и неслыханных потрясений.

Но увлечение аббревиацией, ставшее одним из элементов «усовершенствования» русского языка, привело и к словам-каламбурам и словам-уродцам, неоднократно высмеивавшимся писателями. Так, А. Неверов и А. Аверченко создают рассказы, названия которых — аббревиатуры. Вслушаемся в разговор двух крестьян Неверова, нашедших на разоренной барской усадьбе «дырдоску» (название по аналогии с «новыми» словами, которое один из них дал крашеной клозетной доске) и мучительно раздумывающих о возможности запоминать новые слова:

Когда поднялись на бугорок, Кутанай сказал: Ре-Се-Фе. Знаешь это?

Молек покачал головой. Где же я знаю? А еще Экосо. Тоже не знаешь? Ну, скажи. Сразу ты ничего не поймешь. Надо с точки зрения посмотреть.

Например, губэвак, зампредгуб, начпур, хозмер, ВЦИК. Откуда ты все знаешь? - перебил Молек, разглядывая Яшку. Все никто не знает. Почему? Потому что башку здоровую надо.

{Неверов А.С. Собр. соч., т.З - Куйбышев,1958. - С.98.)

Такие слова оказывались необходимыми для сугубо производственной и военной сферы употребления, но, поскольку применять их приходилось и обычным крестьянам, эта лексика оказалась засоряющей русский язык. Кроме того, её создатели, как правило, не заботились о благозвучии и русскоязычных национальных традициях. Примером тому — трамот, которого, как пишет К. Чуковский в знаменитой книге «От двух до пяти», могли бояться дети, ассоциируя его с «толстым, жирным», хоть транспортно-механический отдел едва ли таким являлся. Появились аббревиатуры совхоз (совместное хозяйство, советское хозяйство), всевобуч (всеобщее военное обучение), шкраб. Против третьей, обозначающей школьного работника, прежде всего учителя, выступил Ленин, подчеркнув «крабовую» ассоциацию. А. Вертинский вспоминает о своем пребывании в Шанхае — некогда центре русской эмиграции:

Раз в неделю, по средам, в «Ренессансе» проходили вечера ХЛАМа.

Слово «ХЛАМ» означало: «Художники, Литераторы, Артисты, Музыканты». Конечно, ни художников, ни артистов, ни литераторов там

не бывало по той простой причине, что таковых в Шанхае просто не

было.

{Вертинский А.Н. Дорогой длинною... — М., 1990. - С.381.)

Такого рода аббревиатуры и образовали нечто вроде лексического «хлама», который быстро стал восприниматься как языковой курьез. Но для многих с этими курьезами была связана часть жизни. Она воплотилась, например, в строках Маяковского на одном из первых «небоскребов» двадцатых годов: «Нигде, кроме как в Моссельпроме!». В таких сокращениях — отзвук эпохи, памятником которой они могут считаться. Но различать подлинные языковые находки и сорняки нужно и сегодня.

И. Эрснбург стремился ввести в обиход слово «уском- чел» — усовершенствованный коммунистический человек, против которого резко выступил Сталин (см. данные Л. Я. Борового). Действительно, погоня за скоростным бегом слов нередко уводила от их благозвучия, формируя прямо противоположную истинной семантике ассоциативную сферу. Руководители страны вынуждены были одергивать наиболее ретивых «языковых революционеров», чтобы доставшийся в наследство от предыдущих эпох русский язык не был засорен никому не нужными нововведениями.

Мучительные размышления Луначарского о том, кто такие пришедшие к нему в кабинет представители Перпе- туна и Трепетуна, — показывает А. Аверченко в рассказе «Петербургский бред». Оказывается, что Перпетун — Первый петроградский университет, Трепетун — Третий. Именно такого рода аббревиатуры, уводящие от истинного смысла слов, показывает В- Войнович, в романе-антиутопии изображая Москву 2042 года. Там в ходу слова: Мо- скореп (московская коммунистическая республика), ме- обскоп (места общественного скопления, иначе — площади), безбумлит (безбумажная литература), кабесот (кабинет естественных отправлений, иначе — туалет), главком- пис (главный коммунистический писатель), предкомоб (предприятие коммунистического обучения) и целый ряд других аналогичных сокращений. Процесс образования авторских слов (окказионализмов) коснулся и аббревиации - в устах журналиста А. Невзорова возникли «ебелдос» и «собдзик», косвенно относящиеся к Ельцину, защитникам Белого Дома и Советам.

Встречаются затруднения в толковании аббревиатур. Например, происхождению названия Акри (железнодорожная платформа под Москвой) давались самые разнообразные толкования. Учитывалось, что рядом древняя Кашира, что здесь проходила граница финно-угорских поселений... Но не сразу вспомнили, что мост через Оку

возле этой платформы возводило общество «Акционеры Российской империи»; сокращенно - Акри... Так что это аббревиатура, не имеющая отношения к предшественникам славян на юге Подмосковья (Е. М. Поспелов).

А в другом городе — Волоколамске — есть улица с названием «Горвал». Приезжие не сразу догадываются, что это «городской вал»: слишком далеко отстоят друг от друга эпохи сооружения земляных защитных укреплений и аббревиации. Странно звучит «чедомос» — «четвертый дом Моссовета»; но были и первый, и второй, и третий, и их названия были нисколько не благозвучнее.

Итак, аббревиация стала символом динамичности нового времени, но не всегда понятно истинное (денотативное) значение нынешних сокращений ООО, АООТ, ОЗТ, ЗАО, НПО, ПРИУ, СРСП, ТОО, ОПТ, тем более компилятивно внедряемых англоязычных IBM, CNN, CD-ROM, YHS, далеко не всегда они благозвучны. И все же телевидение многие предпочитают именовать «ти-ви», главный диск компьютера (два слова уже заимствованы) - «аш-ди-ди». Аббревиация, таким образом, — процесс необратимый и интернациональный, порождаемый стремлением к более лаконичному и корпоративно точному изложению мысли. Безусловно, аббревиатуры — абсолютные синонимы уже существующим в языке и пришедшие из другого, не следует поощрять в речевом процессе. Дело в том, что точность и ясность речи исключают различное наименование одного предмета. Так, существовало слово ГАИ, понятное всем. В настоящее время его сменили сразу несколько аббревиатур, референт которых - та же ГАИ.

Иногда наблюдается возникновение производного смысла — так, абборевиатура на основе фамилий Явлинского, Болдырева и Лукина трансформировалась в «Яблоко», которое стало эмблемой политического объединения. В журналистике получило развитие употребление аббревиатур, составленных из инициалов известных людей: БГ (Борис Гребенщиков), БАБ {Борис Абрамович Березовский), ЕБН {Ельцин Борис Николаевич). Правда, такие образования относятся скорее к лингвистическим курьезам.

Одной из примет наших дней является интенсивное создание аббревиатур в новых областях науки, культуры и хозяйственно-промышленной жизнедеятельности человека. Помимо ВВП (валового внутреннего продукта), появились ВВ (валовая выручка), НДС (налог на добавленную стоимость), ГКО (государственные краткосрочные облигации). Телевидение все чаще называют TV, известных людей - У1Р’ами (VIP-персона - ошибка плеонастического характера: в аббревиатуре уже содержится понятие «персона»). В таких образованиях проявляется не только тенденция к экономии речевых усилий, но и стремление деловой речи к максимальной краткости и терминологической информативности. При этом важнейшее качество термина — его однозначность — может быть нарушено появлением аббревиатур-близнецов.

Неизменно возникали вопросы о роде аббревиатур и о возможности их склонения. Род определялся в соответствии с узусом, характеризующим то или иное слово. В свою очередь узус формировался двояко: семантически — по значению стержневого слова, или формально — по характеру финальной буквы (согласная — аналогия нулевой флексии существительных мужского рода, гласная — женского, гласная «о» — указание на аналогию флексии среднего рода). Аббревиатуры буквенного характера имеют родовую принадлежность по стержневому слову: ОТК (отдел) — мужского рода; ВДНХ (выставка) — женского рода; ВВЦ (центр) — мужского рода; НТР (революция) — женского. Буквенные аббревиатуры, при произнесении получающие «флексию», не склоняются. Если аббревиатуры и на письме завершаются гласной (райпо, ЗАО, РОЭ), — они, как правило, получают принадлежность среднего рода. Это «как правило» распространяется на все сокращения звукового типа, в определении которых играет преимущественную роль стержневое слово: гороно (отдел) — слово мужского рода, загс (запись) — слово мужского рода, по отсутствующему в разговорной речи слову «отдел», ВАК — слово традиционно мужского рода, хоть стержневое слово вместо комитета стало комиссией. Звуковые аббревиатуры мужского рода склоняются. И все же, сколько бы теорий ни существовало по поводу склонения и родовой маркированности аббревиатур, в наиболее редких случаях словоупотребления необходимо заглядывать в словари.

Имя прилагательное имеет свои особенности употребления, отражающиеся на культурноречевых характеристиках текста. Применительно к нему возникают такие вопросы.

• В чем особенности образования и употребления в речи кратких прилагательных?

• Как образуются степени сравнения имен прилагательных?

Речь, в которой часты имена прилагательные, наиболее полно реализует описательную функцию: её предмету присуща некоторая статичность, он может рассматриваться в многообразии своих оттенков и образных ассоциаций. Прилагательные могут украшать речь, останавливать развитие сюжета, фокусируя внимание на деталях предмета. Поэтому в деловой речи прилагательных мало, а при общении, скажем, по мобильному телефону их практически нет вообще.

Краткие формы образуют, как известно, лишь качественные прилагательные, при этом семантическая особенность кратких форм — их указание на признак, которым предмет обладает в ограниченный момент времени: весел, бодр, опасен, быстр, светел — или в определенное время проявления качества, или в момент наблюдения. В фильме «Укол зонтиком»: «Она не слепая, бедняжка, она слепа» (то есть не постоянное, а только нынешнее качество, существующее в данный момент). Так сопоставление разных форм прилагательного приводит к возникновению антонимии. Краткие формы всегда носят более книжный характер, поэтому в повседневном словоупотреблении их можно встретить редко.

Кроме того, краткие формы стилистически имеют большие, чем у полных, книжный оттенок и категоричность. Краткие формы по сути лишены падежной парадигмы, за исключением фольклорных, паремических контекстов: у синя моря, черну думу, темпу ночку и др. Не образуются краткие прилагательные от некоторых имеющих семантику высокого признака качества: здоровенный, большущий, преосторожный, расчудесный; от ряда прилагательных, называющих цвета и масть животных: гнедой, пегий; красный (краткая форма, как и у слов велик и мал, не соответствует семантике полного), золотой, кирпичный, небесный. Вместе с тем в языке художественной литературы некоторые относительные прилагательные в значении качественных получают и краткие формы, и степени сравнения.

Не имеют полных форм такие слова, как горазд, должен, люб, рад; аналогичные прилагательным местоимения каков, таков в полной форме меняют лексическое значение. После фильма «Бриллиантовая рука» стало знаменитым: «Не виноватая я!», — полной формы которой нет в грамматике современного русского литературного языка без дополнения, в то время как в фильме она является значительным средством социальной характеристики персонажа. Полная форма имени прилагательного почти всегда лишена возможности управлять зависимым словом: способен к занятиям (не: способный), счастлив видеть друга (не: счастливый), готов к применению (не: готовый). Употребление полной формы вносит в этих и подобных случаях значительные смысловые изменения, разрушая логику фразы, и точность высказывания в находится под угрозой.

Прилагательные мужского рода с основами на -енн- и безударное -анн- (-янн-) подвергаются в краткой форме усечению: блажен, могуществен, мужествен, действен, ответствен, искусствен, естествен (существует и форма «естественен»), легкомыслен, болезнен, сдержан, отчаян, подкован (в значении прилагательного и причастия). Формы на -енен принято считать разговорными; вместе с тем отмечается тенденция все более частого употребления усеченной краткой формы: ветрен, убийствен, естествен, свойствен, торжествен. Вариантность в употреблении кратких форм отмечается (Современный русский язык. — Учебник под ред. П. А. Леканта. — М., 1982) у слов безнравственный, ответственный, своевременный, свойственный; вместе с тем уже сегодня можно говорить о победе сокращенного, усеченного варианта и в названных словах. Прилагательное «болезненный» имеет лишь усеченную краткую форму («болезнен»), поскольку иначе возникло бы труднопроизносимое сочетание согласных. Имена прилагательные на -ственный должны иметь обе разновидности краткой формы: таинствен — таинственен, посредствен — посредственен. Но в последнее время и в этих словах становится предпочтительным усеченный вариант: наследствен, невежествен. Так выражается тенденция к экономии речевых усилий.

В именах прилагательных с основой на ударное -анн- (-янн-) краткая форма мужского рода приобретает беглую гласную: постоянен, странен, предлагается даже форма первозданен., что едва ли приемлемо в силу сохраняющейся связи с архаическим глаголом «здати» (строить, возводить), а причастия и отглагольные прилагательные имеют лишь усеченную основу краткой формы: узнан, создан, написан, решен, изгнан, разыгран, унесен. Слова «нечаянный», «отчаянный» также связаны с глаголом («чаяти» — желать, хотеть), их краткая форма образуется посредством усечения: отчаян, нечаян.

Качественные прилагательные, обозначающие признак, способный проявляться в большей или меньшей степени, образуют компаратив — сравнительную степень. Традиционно считается, что она имеет две формы — синтетическую, состоящую из одного слова, и аналитическую, создаваемую использованием слов более и менее. «Грамматика-80», исходя из признания того, что слова эти сохраняют лексическое значение при сравнении, отрицает аналитическую форму как проявление степени сравнения. Традиционной речевой ошибкой при образовании как компаратива, так и суперлятива (превосходной степени, указывающей на исключительную степень признака), является плеонастическое объединение показателей синтетической и аналитической форм: более глубже, менее длиннее; самый красивейший, наиболее ближайший. Это нарушение норм русского языка, которого мы не должны допускать в своей речи, что в особенности касается учителя, говорящего для аудитории и воспитывающего на примере своего речевого поведения как форме педагогической деятельности. Особо следует запомнить редко употребляемые формы сравнительной степени, являющиеся нормативными: бойче, вязче, горче, жальче, жарче, звонче, площе, робче, хлёстче, хрупче, уже. Супплетивную форму компаратива (сравнительной степени) имеют прилагательные плохой, хороший, маленький (хуже, лучше, меньше).

Простая форма сравнительной степени имеет нейтральный характер, составная вносит оттенок книжности: более смелый в разговорной речи употребляется реже, чем смелее, что соответствует тенденции к экономии речевых усилий. В превосходной степени, однако, суффикс -айш- и аналогичные стилистически маркированы как книжные, как и элемент наиболее, в отличие от традиционной для разговорной речи формы самый, не вносящей каких-либо специфических ассоциативных характеристик.

Как известно, степени сравнения и уровни качества присущи только качественным прилагательным. А терми- нологизировавшиеся младший (лейтенант), высочайший (рескрипт), светлейший (князь), святейший (патриарх), нижайшая (просьба) - это отнюдь не степени качества и нс элятивные характеристики, а атрибуты, лишившиеся изначальной смысловой связи с производящими словами.

Поэтому выражения вроде «совсем младший инструктор», «самый новый русский», «самый белый гриб» ошибочны: такие прилагательные не имеют степеней сравнения и не сопоставляются; они стали относительными. Могут быть в дипломатическом протоколе Высокие Договаривающиеся Стороны, но не может быть более или менее высоких. Может быть совсем молодой лейтенант, но не совсем младший: второе слово не характеристика, а часть терминологизированного сочетания, обозначающего конкретное воинское звание.

Для прилагательных характерны паронимические соотношения качественных, имеющих степени сравнения, и относительных, этих степеней лишенных. Предмет и действие может быть более или менее техничным, педагогичным, артистичным, архаичным, сценичным, историчным, но возможность оказаться техническим, педагогическим, артистическим, архаическим, сценическим, историческим не предполагает форм сравнения. Артистичный — такой, которому Присущ артистизм, а значит, в той или иной мере. Артистический — характерный (или предназначенный) для артиста, то есть это относительное прилагательное, не имеющее степеней сравнения. Может быть «самый человечный человек», но слово «человеческий» не вступает в отношения сравнения-превосходства. Бывает «наиболее звучный» (качественное; напр., голос), но не «наиболее звуковой» (относительное).

Местоимения и ошибки, связанные с их употреблением

Местоимения делятся на дейктические (указывающие на что-либо, в большинстве случаев — собственно указательные) и анафорические, т.е. выступающие вместо слова, сублимирующие его подлинное название. В. В. Виноградов выделяет лишь «грамматические пережитки местоимений» как особой (реликтовой) части речи. «Грамматика-80» выделяет в самостоятельную часть речи лишь местоимения-существительные, поскольку остальные формы не обладают морфологической спецификой. А. А. Шахматов видит аналогию между местоимением и существительным, указывая на потенциальный переход имен в местоимения: «друг друга» (он его), «этот человек» (он) и т.д. Для А. А. Потебни важнейшее в местоимении - указательная способность; ученый вместе с тем видит в местоимениях «настоящие древние имена».

Первичное указание (дейксис) многие лингвисты считают началом языка, ставя таким образом местоимение в основу всего последующего процесса речи и общения. М. Хайдеггер осуществляет свой «путь к языку» начиная с мысли о языке как среде обитания человека, части духовного его состояния. Характеризуя исторический процесс, философ замечает об эпохе эллинизма: «Обозначение уже не есть указывание в смысле приведения к явленности. Превращение знака из указания в обозначение покоится в изменении существа истины» [148. С. 261]. Очевидна неслучайность обращения к указанию как одной из исконных языковых функций. Наряду с обозначением конкретных предметов дейксис — важнейший этап, позволяющий осуществить разделение мира на «здесь-теперь-я» (К. Бю- лер) и «оно» на грани, означенной языком. «Я» и «оно» соединяются, синтезируются в мире первобытного человека, который еще не разделяет «я» и «не-я». Так происходит и в процессе личностного становления человека — пока он наконец не окажется существом, способным сказать «я», — по

Э.              Фромму. Это важнейший определитель человека. В то же время «я» и «ты» — указания, породившие собственно и процесс общения, и язык как систему знаков «я» (субъекта), которые он должен донести до «ты»(собеседника). Наличие «я» и «ты» — необходимая предпосылка общения, диалога, из потребностей которого, как известно, возник язык. Развивая известные положения Шеллинга, К. Ясперс пишет: «Разум требует беспредельной коммуникации, он сам — тотальная воля к коммуникации... Экзистенция постигает себя лишь в сообществе с другой экзистенцией, коммуникация являет собой образ открытия истины во времени»] 162. С. 442].

Первичным в коммуникативном процессе можно считать привлечение внимания, указание на себя самого. В этом акте — источник будущего разделения мира на объективный и мир-для-субъекта. Первичным может считаться указание, проходящее через некий прообраз местоимения третьего лица и вызвавшее к жизни как местоимения, так и сам комплекс языковых знаков, возникший из единого «оно», обобщающего мир и разделяющего его на множество аналогичных категорий, явлений и понятий.

Итак, местоимение — совершенно особая часть речи, и есть серьезные основания считать, что указание — первичный языковой импульс, реализующий потребности общения.

Местоимения предполагают некоторые нюансы в употреблении. Так, местоимения третьего лица («он», «она») не произносят применительно к человеку, находящемуся рядом: следует назвать его по имени. А «он», «она» — отголоски древних табу: так называли злую силу, опасаясь именем вызвать её сущность. Местоимение «Вы» в применении к одному лицу имеет смысловое согласование при полной форме прилагательного: «Вы интересный», «Вы добрая»; грамматическое — при краткой форме, которая ставится во множественном числе: «Как Вы добры!», «Вы ленивы». При указании на множество субъектов действия и слове «что» глагол ставится во множественном числе: «Те, что сегодня приходят сюда...». Если наличествует слово «кто», — необходимо единственное число глагола: «Те, кто сегодня приходит сюда...». У М. Алданова читаем: «Он был из тех, кто не волнуются ни чуточки». С позиций современного русского языка это ошибка: нашему современнику следует употребить глагол в единственном числе. В повести начала девяностых годов: «Все, кто обитал в поселке, не знал житейских забот». В первом случае действительно «обитал», потому что слово «кто» предполагает глагол в единственном числе. А вот второй глагол относится не к этому слову (обособление части сложного предложения), а к подлежащему «все» (все не знали), поэтому должна быть употреблена форма множественного числа. «Те, кто записал, могут быть свободны», — верно завершает урок учитель. Альтернатива: «Те, что записали», — здесь и первый глагол стоит во множественном числе.

Есть определенные различия в смысловой наполненности неопределенных местоимений. «Что-то» — предмет, о котором практически неизвестно обоим говорящим, однако он небезразличен. Напротив, «что-нибудь» предполагает полное безразличие разговаривающих к нему. «Кое-что» — обозначение известного, но по некоторым причинам скрываемого понятия, о котором хотел бы сообщить говорящий.

О ком и о чем идет речь во фразе: «Да, обе дочери с ними общаются. Когда старшая порой в полтора раза оказывается старше моей подруги, она её начинает воспитывать»? А это не сочинение школьника, этот перл приводит «Московский комсомолец» за июнь 1998 года. Анафорическое местоимение — такое, которое предполагает, что название предмета уже было употреблено; причем местоимение [8]

указывает сразу на несколько предметов, обозначенных словами одного рода («он», «она»), числа («они») и т. д. Грамматически это местоимение указывает на ближайшее слово той же принадлежности. Во фразе «Дилер приближался к киллеру; он стал предметом триллера» местоимение «он» соотнесено со словом «киллер»; но необходимость подобной расшифровки значительно осложняет воздействие и ясность речи. Употребление анафорического местоимения чревато контаминациями: не всегда понятно, к какому слову оно относится в авторском тексте, если по роду оно соответствует сразу нескольким.

Анафорическое местоимение относится к последнему из грамматически однотипных слов, что не снижает трудности в восприятии текста, изобилующего такими местоимениями. Из сочинений: «Многие люди мечтали о подвигах, и многие из них совершали их»; «Пушкин сравнивается Лермонтовым с воспетым им самим поэтом-романтиком Владимиром Ленским»; «Печорин был знаком с Грушницким; он был ранен в ногу». Последнее «он» относится к Грушницкому, и все же, даже при непосредственной близости местоимения к фамилии, оно должно быть заменено другим словом, не препятствующим семантически точному чтению текста. А вот уже не сочинения, а центральные газеты: «Самый правильный способ собирать налоги — это брать с богатых больше, а с бедных меньше, а еще лучше — совсем оставить их в покое». Последнее относится к налогам, богатым или бедным? «Олимпиадам на ближайшие лет 10—15 уготованы счастливые судьбы. Их (олимпиады или судьбы?) все добиваются». Специфическая исповедь: «Вобщем, я еще держался, а у Таньки чуть крыша не поехала, слава Богу, она учится в Москве». В данном случае «она», относящееся по закону к последней из аналогичных форм (существительные женского рода), должно соотноситься со словом «крыша», но крыша лишена возможности учиться в Москве. «Лапы его параллельны крыльям и головам, между ними помещена зубчатая корона», — это из статьи по геральдике; речь идет о двуглавом орле. Ошибки нет: «между ними» соответствует ближайшему существительному во множественном числе «головам», и все же двусмысленность очевидна, а это препятствует пониманию фразы.

Анафорическую роль может играть не только личное местоимение. Школьник пишет: «На картине изображена девочка с книгой, которая имеет довольно потрепанный вид».

Слова «девочка» и «книга» женского рода, поэтому вопросительно-относительное слово «которая» может определять как книгу, так и... девочку! Согласно правилу, место- имение относится к тому из грамматически однотипных понятий, которое ближе к нему. И все же для преодоления двусмысленности необходимо изменить текст, например, введением причастного оборота, который подчеркнет падежное различие существительных: «На картине изображена девочка с книгой, имеющей (творительный падеж, как и у слова «книга») довольно потрепанный вид». Начинающий автор детектива создает типичную зарисовку не вполне типичным языком: «Вошел неизвестный с зонтом, набалдашник которого напоминал крючок». Набалдашник в форме крючка, конечно же, у зонта, однако и здесь необходимо развести существительные по разным грамматическим категориям; в данном случае логично полностью перестроить синтаксическую структуру — например: «Вошел неизвестный; набалдашник его зонта напоминал крючок».

Притяжательное местоимение «свой» тоже может осмысляться в речевом потоке по-разному. Выступает железнодорожный начальник: «Мы должны подготовиться и вывезти наших пассажиров на свои дачные участки». Местоимение «свой» относится к производителю действия, а значит, к тому, кто должен «подготовиться и вывезти». Логика фразы затруднительна: железная дорога собирается вывезти пассажиров... на свои дачные участки? Но именно так следовало бы понимать высказывание в соответствии с нормами. Если же выступавший имел в виду другое, он должен был бы сказать: «...на их участки».

Если в каждом подобном случае восстановить контекст, словесный, пара-, экстралингвистический, ситуативный, смысл станет ясен* однако анафорическое место- имение приводит именно к затруднениям при восприятии, что само по себе не соответствует представлению о точности речи. Фраза должна строиться так, чтобы значение её, если нет специально реализуемой цели «скрывать свои мысли», было понятно и вне контекста; тем более такое требование очевидно применительно к речи учителя.

Конечно, местоимение должно согласовываться с конкретным словом в предложении, а не с понятием, оставшимся на уровне подтекста. «Ботинки» и «обувь» — синонимы, но грамматически они различны. Педагог пишет в работе о туристическом походе: «Обувь закрепляют на ногах, чтобы они не соскочили в вязком грунте». Такие ошибки указывают направление работы авторской мысли, но для читателя, не обремененного анализом творческих мук, подобные откровения предстанут лишь как повод для иронии, причем вполне естественной.