Гераклит (фр. 95)

Сначала - несколько тезисов (в жанре <Ц^У НА ВЫ>).

1, Проблема касается Целого. Оно постижимо лишь

совместными усилиями рассудочного и образного мыш-

ления, и потому работа здесь идет <мыслеобразами>.

2.

нализма и равноправия: в оркестре мировой культуры

каждая национальная целостность дорога всем другим

и своим уникальным тембром, и гармонией со всеми.

3. Каждый народ видит Единое устроение Бытия

(интернациональное) в особой проекции, которую я на-

зыванию <национальным образом мира>. Это - вариант

инварианта (единой мировой цивилизации, единого ис-

торического процесса).

4. Всякая национальная целостность есть Космо-

Психо-Логос, то есть единство национальной природы,

склада психики и мышления.

5. Природа каждой страны есть текст, исполнена

смыслов, сокрытых в Матери-и. Народ = супруг При-

родины (Природы + Родины). В ходе труда за время

Истории он разгадывает зов и завет Природы и создает

Культуру, которая есть чадородие их семейной жизни.

6. Природа и Культура находятся в диалоге: и в

тождестве, и в дополнительности: Общество и История

призваны восполнить то, чего не даровано стране от

природы^. С этой точки зрения национальное - и по-

зади и впереди и Пушкин более разветвленно и со-

вершенно русский, чем князь Игорь.

^Одни и те же слова (космос, природа, история, культура...)

выступают то как имена нарицательные, то как собственные (в

роли символа, олицетворения, как субъекты) и потому пишутся

то со строчной, то с прописной буквы.

7. Национальное (как и этнос, и язык) подвержено

социальным, классовым дифференциям, растяжениям и

расколам (<две культуры в каждой национальной куль-

туре>), но это - проблема второго этапа и высшего

пилотажа; сперва же нужно выяснить, чтб может стать

раскалываемо.

8. Национальный образ мира сказывается в панте-

онах, космогониях, просвечивает в наборе основных

архетипов-символов в искусстве. Ближайший к нам

путь - анализ национальной образности литературы и

рассмотрение чрез нее всей толщи культуры, включая

и естествознание - как тексты научной литературы.

О национальных <особенностях>, о национальном

<своеобразии> давно и много мыслилось во человечест-

ве. Для первобытных народов <люди> - это их племя,

остальные же племена - это <нелюди>, <природа>. Че-

ловек, с одной стороны, отличает себя от природы, жи-

вотных, а с другой - от себе подобных. У других -

<все не как у людей>. Для эллинов остальные народы -

<варвары>. <Немец> = <немой>, <не мы> тут слышится.

<Мы> - всегда ближайшая мерка и эталон <человека>

вообще.

С развитием народонаселения Земли и учащением

контактов начинается работа сравнивания. В ее ходе

вытесывается как образ других народов, так и свой

собственный. Национальное самосознание неотделимо

от работы познания других народов. Своя мерка ума-

ляется, видится уже не как всеобщая, а особенная,

подобно тому как герой Горького, попав на <дно>,

убеждается: <все - люди, все - человеки>. Познание

учит терпимости, расширяет кругозор.

Особенно остро задача национального понимания

встала в XX веке.

роды мира максимально сближаются по образу жизни,

быту, производству, культуре, а с другой - обостря-

ется национальная чувствительность. Странно? Но уж

по истории развития национальных чувств видно, что

дело не в резкости различий, а в частоте контактов:

будь одни о трех ногах, а другие - как лунно-машин-

ные марсиане, если они ни разу не встречались, то и

не знают о других и о своих особенностях. Но даже

близнецы в семье - как резко различные индивиду-

альности чувствуются.

Так что единый диалектический процесс ассимиля-

ции-диссимиляции народов и национальных культур

идет и в наше время.

Задача познания национальных особенностей трояко

важна: и практически, для взаимопонимания народов

при контактах: для самопознания народа: что есть <я>

в отличие от <другого>; наконец, теоретически: что есть

<мы>, человек вообще, по истине и существу, и что

ему подлинно нужно, то есть через варианты - по-

знать Инвариант. Он не дан нам в прямом опыте, а

даны конкретные народы, так что добираться до него

приходится косвенным путем.

И человечество - целостность, и народ - целост-

ность. Каждый видит всю Вселенную, материальные и

духовные в ней явления, но в особом аспекте, пово-

роте. Возникает спектр национальных пониманий мира

и представлений о <человеке вообще>. Логика, фило-

софия исходят из точки О и дедуцируют части Единого

Целого, <атрибуты> <субстанции>. Но эта точка О нам

не дана. Она невольно сдвигается и сливается у каж-

дого народа со своим центром. Уразумение этого факта

и было для меня исходным - я наткнулся на проблему

национальных логик: что даже великая немецкая клас-

сическая философия, претендующая на универсаль-

ность мирообъяснения, локальна и носит отпечаток гер-

манского образа мира.

его.

Итак, начал я с утонченнейших духовных явлений:

стал сравнивать философские и художественные сис-

темы, национальные стили в поэзии - и ничего досто-

верно уловить не мог: чувствуется некий <русский

дух>, <немецкий дух> - пахнет, а уловить ясные от-

личия, тем более выразить в словах и терминах - не

удается.

И тут стало ясно, что нельзя понять национальные

отличия в линейном ряду: сравнивая поэзию - с поэ-

зией, язык - с языком. Наблюдения отличий добыва-

ются, но каждый раз встает вопрос: <ну и что из то-

го?>, <а смысл-то каков тут?>. И вот когда о смысле

наблюденного встает вопрос, то уж никуда не деться,

один путь: на выход к целостности национальной Все-

ленной. Ибо от нее свечение в каждой детали: в позе,

в жесте при <да> или <нет>, в космогонической гипо-

тезе, в музыке, в изображении времен года в поэзии...

Как же схватить национальную целостность?

Когда в науке исследуются национальные особен-

ности чего-то одного - например, славянского роман-

тизма в литературе, - всегда совершается выход к

не-литературе: привлекаются обычаи старины, психики,

картины природы: горы, леса, степи... - отсюда чер-

пают материал для <особенностей>. Но такие частичные

соображения раздражают случайностью утверждений,

необязательностью. Ум ищет, домогается до перво-

источника. Ион-в национальной целостности, кото-

рую составляют: природа, этнос, язык, история, быт и

т.д. Ее надо понять как особую систему взаимоотно-

шений элементов. Элементы бывают разные, а если

сходные с другими народами, то все равно выступают

в особых сочетаниях.

Целое - это по крайней мере объем.

это линейность последовательного движения, блюдет

строгость уровней и плоскостей анализа, требует со-

поставлять однородное с однородным. И вот ее инст-

рументарий, оказывается, проскакивает через целост-

ность, не зачерпывая ее. И в ходе многих попыток

прорисовалось: нарушение рядности - как принцип по-

знания целостности, объема; что логика типа <в огороде

бузина, а в Киеве дядька> тут лучше работает. Надо

выскакивать из монотонии как можно к более отда-

ленным друг от друга проявлениям национальной жиз-

ни - тогда дыхание целостности сильнее проявляется

и улавливается.

Танец вальс и система Коперника однажды ослепи-

тельно просветили мне друг друга - как конгениаль-

ные образования в культуре Нового времени: двойное

вращение особи (Земли, <плоти единой>) - вокруг

своей оси (= <я>) и в поле-зале социума вокруг его

центра (Солнца) - наиболее адекватно соответствовало

мироощущению <доброго старого> Нового времени Ев-

ропы от Ренессанса до XIX века включительно. И не-

даром в XX веке с появлением теории относительности

и вальс отошел в старомодность, уступив место кван-

тово-волновым, фазовым биениям современных танцев.

Наш принцип: всё - во всём! Каждая деталь нацио-

нальной целостности соотнесена с другой, далекой, и

они объясняют друг друга. Потому здесь, в познании

целостности, не могут действовать запреты сравнивать

разноуровневые вещи, как это принято в строго тек-

тоническом структурализме. Именно перескок с этажа

на этаж (как электрона с орбиты на орбиту) и дает

силовое поле Целого испытать-измерить. Все же пе-

ребрать нельзя, потому и приходится прыгать с отсека

на кусок.

пнуть национальные отличия, дать их строгое описание

(именно потому, что она не в силах работать с разно-

родным и разнорядным материалом), а вот анекдот -

пожалуйста, берет курьез, а из него Целое просвечи-

вает.

Образ, способный связывать разнородное, оказыва-

ется адекватной гносеологической формой для позна-

ния национальной целостности. Но тогда исследователь

сам в первую голову должен снять с себя строго ло-

гические заклятия и запреты - и позволить себе са-

мому прибегать к образному мышлению.

Но тогда он теряет логическую обязательность,

формальную принудительность выводов своих и поло-

жений.

Да - но зато выигрывает в содержании. Он пока-

зывает, а не доказывает, и убеждает не <де-юре>, а

<де-факто>: тем, что как можно в более разнородных

элементах национальной целостности обнаруживает

связь и взаимное лицезрение. Тем больше полнота и

резче глубина изображения, чем смелее проложенные

там просеки и борозды.

И главный элемент, и фокус, и инструмент такой

работы - это мгновенный перенос (= мета-фора) от

субтильно-духовных явлений к грубо материальным ве-

щам, минуя опосредствующие звенья, в которых велит

увязнуть логика. Хлоп бабочку духа - сачком климата!

Приведение к Природе. Материализм.

Например, чтобы понять Эрос и Психею, любовные

сюжеты в русской литературе, к русскому Космосу

надобен привод: <Здесь, где так вяло свод небесный

// На землю тощую глядит...> - вертикальный Эрос

между Небом и Землей тут ослаблен, зато усилены

горизонтальные напряжения (простор, пути-дороги, раз-

луки). Целостность России слагается в ходе историче-

ского диалога (или полилога) действующих в ней сил:

Мать-сыра земля (таков тут тип матерински-женского

начала) имеет на арене своего тела, протяженного во

Времени и Пространстве, поединок двух главных сил,

ее любящих: Народ-СВЕТЕР (Свет + Ветер - мой не-

ологизм), шальной, удалой возлюбленный, привольный

дух Востока; и Кесарь - Государство, строй, порядок,

форма - принцип Запада. Меж ними и распялена душа

(Психея) русской женщины. Онегин и Гремин - при

Татьяне, Обломов и Штольц - при Ольге, Вронский

и Каренин - при Анне и т.д. Но более полный вариант

являет, так сказать, <комплекс Марии> из <Гавриилиа-

ды>: чтобы в трех ипостасях выступало мужское нача-

ло: <лукавый>, <архангел> и <Бог>, то есть демонское,

человеческое и ангельское. Таковы при Настасье Фи-

липповне: Рогожин, Ганя Иволгин и князь Мышкин. Да

еще кесарево начало - Тоцкий (высокий сановник).

При Грушеньке: демонски-хтонический, инфернальный

Федор Павлович, человечный Митя, ангельский Алеша -

главные. А на втором плане - как в музыке <втора>

и тень - несколько пародийно-комические: байрони-

ческий поляк первой любви (передразнивается демон-

ское начало им), порядочный купец Самсонов, содер-

жащий ее ныне (кесарево, <в законе>), и мелкая ум-

ненькая человечинка всякая, вроде рассудочного Раки-

тина (передразнивающего Разум Ивана). В русской ли-

тературе восхитительно расцвела поэзия НЕОСУЩЕ-

СТВЛЕННОЙ ЛЮБВИ: <в разлуке есть высокое зна-

ченье>, - разводя влюбленных в разные точки рос-

сийского пространства-времени, она препоясывает кос-

мос России путями-дорогами любовных тяготений и со-

здает животворящее силовое поле русской Психеи,

русской душевности. Отсюда и провоцирующее: при-

тягательно-отталкивающее держание русской женщины

в любви... Тут жертвоприношение не только русскому

Космосу, но Всецелости русского бытия, включая и

будущее, и Культуру.

Что самое стабильное в национальной целостности?

Этнос? Язык? Психика? Обычаи?.. Все подвержено из-

менениям. Главное же, что постоянно питает и расши-

ренно воспроизводит национальную целостность, - это

природа, где совершается история данного народа. Она -

Прародина ему. На-род ей и сын и супруг (как Уран-

Небо для Геи-Земли). Народ и страна при-сущи друг

другу, составляют <плоть едину>, меж ними взаимно

однозначное соответствие. Природа - это не <геогра-

фическая среда>. Это - Матерь(я). Было и есть такое

направление <географизм> - в описании народов и их

свойств. Этот подход плосок, потому что сами элемен-

ты природы трактуются в нем плоско - в рядности

науки географии, и объяснение получалось механично.

Но если Природу понимать так, как ее толкуют народ,

и фольклор, и поэзия, тогда она - Великая Матерь (я)

и, как мать-кормилица и заботница, излучает душу -

Психею, ее явления сочатся смыслом. Природе - это за-

поведи, скрижали и письмена самого Бытия, в которые

надо вникнуть и расшифровать данному народу. При-

рода источает волю быть -и на то идет история на-

рода. Так мы выходим на решающий узел проблем:

соотношение в национальном - природы, народа, ис-

тории, культуры. И начнем тут лучше с примера.

В повести Чингиза Айтматова <Прощай, Гульсары!>

герой вспоминает, как <раскулачили> юрту и предло-

жили взамен брезентовую палатку... <Но что это за

жилье? Ни встать, ни сесть, ни огня развести. Летом

невозможная жарища, зимой собаку не удержишь от

холода. Ни тебе вещи расставить, ни кухню устроить,

ни убрать покрасивей. А гости появятся - не знаешь,

куда их приткнуть.

- Нет-нет! - отказывалась Джайдар. - Как хо-

чешь, а в палатку я жить не пойду. Палатка для бес-

семейных разве, и то на время, а мы с семьей, у нас

дети. Купать их надо, воспитывать, нет, не пойду>.

Тут полный дан анализ юрты как явления Культуры

- и в хозяйственно-экономическом (<а потом оказа-

лось, что отгонное животноводство немыслимо без

юрт>), и в семейно-бытовом (как очаг), и в нравственном

аспектах (детей воспитывать). <Как он мог не видеть в

юрте удивительное изобретение своего народа, где каж-

дая мельчайшая деталь была точно выверена вековым

опытом поколений?> Брезентовая ж палатка - элемент

другой культуры, не на этот космос рассчитанный.

Ведь что есть Культура? Это - совершенство в

своем роде. Янки при дворе короля Артура бескульту-

рен, как и Ахиллес в эпоху пороха и свинца: здесь

оба они попадают в чужой род-огород, и каждый из

них, который есть совершенство в своем роде, в своем

отечестве пророк, - в чужом оказывается нелепостью.

Жизнь долгой работой естественного отбора созда-

ет высокую культуру животных и растений, идеально

прилаженных к данному космосу: саксаул = аксакал

пустыни, карликовая береза = мастер Севера и т.п. Но

подобно и люди-племена, поселившиеся на тех или

иных пупырях или вмятинах Земли, средь лесов или

среди снегов, в ходе труда-производства из здешних

материалов развивают совершенную по данному месту

породу культуры.

Культура есть прилаженность - человека, народа,

всего натворенного ими, выплетенного из себя за срок

жизни и историю - к тому варианту природы, который

ему дан (к которому он придан, человек и народ, как

соответствующая ему порода существ) на любовно-суп-

ружескую жизнь и на взаимопроникновение в произ-

водстве, которое тоже род Эроса (недаром в <произ-

водственных> романах 30-х годов сцены трудового по-

двига структурно аналогичны кульминациям страсти в

классическом любовном романе). И как жена - не

перчатка, не скинешь, так и природа - народу: нельзя

ее произвольно сменить без потери народом своей суб-

станциальной сути. Труд есть возделывание своей при-

роды. Техника производства, орудия труда - это и

инструментарий любви, объятий Народом Природины

своей. Народ - сверху, как и небо. В нем - духов-

ность. В мифологиях Небо - Отец, Народ - Сын,

Природа - Мать. Вещи и произведения культуры в

этом контексте все читаются.

К. Маркс усматривал в вещах материализованную

психологию народа: <Мы видим, что история промыш-

ленности и сложившееся предметное бытие промыш-

ленности являются раскрытой книгой человеческих

сущностных сил, чувственно представшей перед нами

человеческой психологией>^, в том числе и националь-

ной, добавим.

А история - что есть? Уход или приход к нацио-

нальной сути? Если по горизонтали-плоскости смотреть,

то - уход: возникает единая мировая цивилизация. Ее

эпицентр - в сердце человечества, в заводе всемирной

истории: оттуда распространяются волны и импульсы

на периферию разных культур = семей народов с при-

родами. Прилетает вертолет, звучит транзистор в кир-

гизском аиле Куркуреу, на плато Аксае - и это уже

руки другого супруга протягиваются обнимать и ласкать

Природину, данную в жены именно данному народу,

киргизскому. Миграции народов, обмен вещей и идей,

разрушение экологической среды обитания.

Если ж на историю по вертикали смотреть, то она

- приход народа к тождеству с природой своей. За

1Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 42. - С. 123.

время истории народ всю землю свою вылюбливает,

внедряется шахтами в недра ее, постигает и низ, и

небо: особый календарь свой по звездам составляет;

приноравливается к Природе и в одежде, и в вещах

быта, и в красках живописи, в песнях; телодвижени-

ями в танце очерчивает структуру национального про-

странства-времени... История - в утробе националь-

ного Космоса, меж небом и землей, силами народа

совершается.

Так получает свое разрешение антиномия нацио-

нального и исторического. История - реализация по-

тенций национального Космоса в браке с Социумом

народа, в порождении-творчестве материальной и ду-

ховной Культуры. Значит, предметы быта тоже сочатся

содержанием национального бытия, суть тело-идеи, яв-

ляют духовенство вещества, и из этой материи тоже

надо научиться вычитывать смыслы.

Национальный мир растет сразу с разных концов:

и из земли и из неба, из прошлого (происхождения)

и спереди - из цели-призвания, что чуется в мечте,

идеалах, в зове-тяге вперед. Так что нами ищется эн-

телехия (<целевая причина> - термин Аристотеля), или

идея-призвание каждой национальной целостности.

Занимаясь Грузией, Космосом гор, я был поражен

обычаем, о котором рассказывает Акакий Церетели.

Обычай <отдавать детей на воспитание в семью кре-

стьянки-кормилицы [не просто на грудь: это и русские

баре делали. - Г.Г.] издавна повелся в Грузии: царские

дети и дети владетельных князей воспитывались в

семьях эриставов>, эриставы - в семьях дворян и т.д.

Возникали молочно-побратимские узы...

Тут мне видится некий закон обратной связи. Гора

(князь) добровольно идет вниз на поклон в долину,

склоняется на смирение-отождествление-породнение

с ней, с низами общества, с народом простым - тем,

что самое свое дорогое, наследника, доверяет долине,

народу, женщине-кормилице, Матери-Земле - на на-

полнение соками и смыслами вещими. И потом, когда

воздымается вверх княжич и становится властителем,

он уже никогда не будет жесток к народу, ибо там

его молочные братья и сестры, побратимы, и узы эти

сильнее даже родственных в Грузии. И грузин-просто-

людин от этого же обычая так гордо смотрит аристок-

ратом, высокое самочувствие имеет, и нет в нем уни-

женного чинопочитания и челобития (<Ведь я - червяк

в сравненьи с Ним! ... Лицом таким!>) и той изумитель-

но тонкой шкалы заискивающих улыбок и поклонов,

многократно превышающей 14-классную этажность та-

бели о рангах, которую отмечал Гоголь в психике чи-

новничества. В равнинном же космосе, например в Рос-

сии, действует естественная тяга к поравнению и сгла-

живанию разного и отличного. И для того, чтобы воз-

никло здесь творчество культуры, истории пришлось

искусственно создавать разность потенциалов, сослов-

ные перегородки, барьеры. Тут история воздвигала ка-

скады, на равнине космоса строила горы социальные,

духовные: чтобы возникла напряженность магнитно-си-

лового поля в духе, надобно было вызвать искусствен-

ный динамизм страстей, яростей, что утепляет космос

матери-сырой земли... <Уровни энергетических состоя-

ний> (термин физика-атомщика Ферми) пришлось на

Руси искусственно воздвигать... В Грузии ж совсем

иное: самой природой, естественными условиями хреб-

тов все партикуляризовано в ее космосе. И противо-

весное природе движение истории должно было быть

направлено на склеивание сословий в общей жизни.

И тут важный закон всеобщей истории обнаружи-

вается: вектор Социума (тип граждански-общественно-

го устройства), его строительства и склада, не просто

гармоничен и в резонансе с национальной Природиной,

но направлен и дополнительно к ней: противоположно

к складу местной Природы образуется,

Самое трудное - понять логику мышления другого

народа, национальный Логос. Некий ключ к сему мне

подкинула болгарская народная притча <Уделы разных

народов>. <Когда делил Господь участи людям, первыми

пришли к нему турки. По своей воле Бог дал им ГОС-

ПОДСТВО (<агалък>). Прослышали болгары, что Гос-

подь одаряет народы. <Так чего же хотите в дар?> -

спросил их Господь. <Хотим господства>, - ответили

болгары. <Господство я дал туркам, пожелайте что-ни-

будь другое!> - сказал им Господь. <Ах, что же ты

НАДЕЛАЛ, Господи?> (<Каква РАБОТА си направил?>)

<Благословение мое на вас, болгары, - сказал Господь, -

я своих слов назад не беру. А как раз вам я и дам в

дар РАБОТУ. Ступайте и будьте здоровы>. Прослышали

евреи: <Господства хотим>. - <Господство взяли дру-

гие>. - <Как же ты проСЧИТался, Господи!> - <Так

пускай СЧЕТЫ будут вашими>. Прослышали французы

- и те запросили господства. <Господство взяли дру-

гие>. - <Ну же и ИСКУСНИК ты, Господи!> - <Так

пусть тогда ИСКУССТВО будет за вами>. Пришли цы-

гане и так посетовали, узнав, что господство отдано

другим: <Эх, что за БЕДНЯГИ мы! ЧУЖИМ, что ли,

нам пробавляться?> <Так будьте БЕДНЯКАМИ и ищите

ЧУЖОЕ!> - сказал Господь>.

Эта притча обнажает механизм выхода коллектив-

ного бессознательного в сознание. Все народы хотят

одного: власти, богатства, - но, получив отказ, выра-

жают досаду разными словами, в которых невольно

проговаривается сама суть данного народа: что у него

на душе - проникает в ум. Эту подсказку сразу схва-

тывает Владыка в сфере Логоса и возвращает собствен-

ное волеизъявление данного народа ему уже как свой

дар. (О, тут еще один историко-культурный сюжет -

Предопределение и Свобода воли - просвечивает!) И

каждый получает именно свое - не то, чего бы он

хотел по зависти: чтобы быть <как все> (<интернацио-

нальное>), - но ту ценность, что ему присуща специ-

фично: себе в у-часть получает ту часть Бытия, которой

он - заведующий (уже не завидующий).

Значит, обиняк, оговорка, косвенное - оказывается

для нас прямее путь, чем сшибка Логоса с Логосом; и

начал я упражнять некое боковое зрение: вслушиваться

не в сказ, а в под-сказ. Это помогло мне снять и чары

немецкой классической философии. Помню, как, грызя

ее - Канта и Фихте, Шеллинга и Гегеля - и чувствуя,

как скрежещет все мое существо, когда я эту систему

и язык мышления, как протез на живые зубы, всажи-

ваю в себя, и боль, и уныние, и неверие в свою спо-

собность разумения стали охватывать, - вскипел мой

ум, и в нем бунт и мятежное сомнение зародились. А

так ли уж обязательно по таким колеям-рельсам уму

ходить? Так ли уж всеобща и универсально-обязатель-

на эта претендующая быть таковою логика и система-

тика? Не лежит ли на ней отпечаток именно герман-

ского склада ума, языка и типа мышления, так что мне,

выросшему в России, совсем не обязательно по таким

же орбитам двигаться, чтобы миропонимать?.. А так ли

уж чист Чистый Разум?.. И в качестве гипотезы воз-

никло предположение, что у каждого народа, культур-

ной целостности, есть свой склад мышления, который

и предопределяет картину мира, что здесь строится, и

сообразуясь с которою и развивается история, и ведет

себя человек, и слагает мысли в ряд, который для него

доказателен, а для другого народа - нет.

Но как обнаружить-проникнуть в эти особенности?

Когда ринулся в лоб и принялся сравнивать логику с

логикой: систему Канта - с построениями Платона, Юма

- с Дидро, Декарта - с Ньютоном, Вундта - с Джем-

сом... - ничего не вышло, никакой убедительности, ибо

все вроде однотипной формальной логикой работают,

доказывают свои положения и строят систему: отличия

ж могут быть объясняемы разностью и исторических

эпох, и индивидуальных миросозерцаний и т.п. Тогда

я стал выискивать образы и интуиции, наглядные при-

меры, к каким прибегают философы, поясняя свои ло-

гические построения. Этот путь уже кое-что дал. Рас-

слышал я, что две <субстанции> в философии Декарта,

которые у нас переводят как <протяжение> и <мыш-

ление>, по-французски - от одного корня tendre (=

<тянуть>): extension (== <вытяжение>) и entendement

(= <втяжение>) - так просто, как выдох и вдох, - и

вот где интуитивная основа их единства! Дом выступает

как модель мира у Канта (он закладывает фундамент

и строит здание Разума - постоянны эти образы у

него), Шар-Сферос - у эллинов (Платон, Плотин, Ар-

химед...), Путь-Дорога, Даль - у русских мыслителей,

Крест декартовых координат, Корабль и ковчег - у

англосаксов (Бэкон, <Моби Дик>...) - все эти архетипы

многое сказуют... Значит, есть некий образный априо-

ризм, что залегает под рассудочным и понуждает в

своем силовом поле опилки рассудочных выкладок так

или иначе располагать. Но это силовое поле - уже

сверх или под логикой: оно истекает из всего бытия

данного народа, включая и особый склад природы (ма-

терию, вещество), быт, язык и историю (культуру) и

этнос и характер (психику). Так я вышел к понятию:

КОСМО-ПСИХО-ЛОГОС как единства тела (местной

природы), души (национального характера) и духа (язы-

ка, логики). Следовательно, чтобы проступила особая

логика, надо целостность бытия одного народа сравни-

вать с аналогичной целостностью другого. На этом фо-

не и национальные логики, как верхушки сих айсбер-

гов, отличимы и понятны станут.

И вот начались мои интеллектуальные путешествия

(моя кругосветка), что вылилось за четверть века работы

в серию художественно-научных сравнительных описа-

ний духа разных народов в связи с природой, историей

и культурой. Да, это мой способ путешествовать: умом и

воображением. На несколько лет я погружаюсь в изуче-

ние той или иной страны (Германии, Индии, Эллады,

Италии, Франции, Англии, Америки, Болгарии, Кирги-

зии, Эстонии, Грузии и проч. и всегда - России), прони-

каюсь всеми ее особенностями: от кухни, игр и языка до

картин мира у писателей и ученых, до национальных ва-

риантов религиозного чувства, просвечиваю одно другим

и обнаруживаю соответствия элементов из разных уров-

ней внутри каждого образа мира^ При этом размывают-

ся рубрики и не в привычных своих рядах рассматрива-

ется поэзия с поэзией, механика с механикой, а все гля-

дится во все: нисходящие дифтонги итальянского язы-

ка - в теорию свободного падения Галилея; круги Данте

аукаются в уровнях Ферми: немецкое блюдо <шницель>

(от schnitzen - резать, кромсать) откликается в пред-

ставлении германских ученых о дискретности вещества

(квант Планка) и т.п.

Предпосылка всего исследования такова: всем оче-

видно, что в ходе истории, и особенно в XX веке,

сблизились и унифицировались все народы по быту (у

всех телевизоры и авто...) и мышлению (интернациона-

лизм и математизация наук), и тем не менее в ядре

своем каждый народ остается самим собой до тех пор,

пока сохраняются особенный климат, времена года,

пейзаж, пища, этнический тип, язык и проч., ибо они

непрерывно питают и воспроизводят национальные

склады бытия и мышления. Соответственно и о Едином

материальной Вселенной (Космос) или Духа (Логос) у

каждого народа складывается свой образ. Инвариант

бытия видится каждым в своем варианте, в особой про-

^ См, мои книги: Ускоренное развитие литературы (На ма-

териале болгарской литературы первой половины XIX века). -

М., 1964; Образ в русской художественной культуре, - М.,

1981; Чингиз Айтматов и мировая литература. - Фрунзе, 1982;

а также статьи: О национальных картинах мира // Народы Азии

и Африки. - 1967. - №1; О русском и болгарском образах

пространства и движения // Поэтика и стилистика русской ли-

тературы. -Л., 1971; Космос Достоевского // Проблемы поэ-

тики и истории литературы (сборник к 75-летию М.М. Бахти-

на). - Саранск, 1973: Гроздь и Гранат. Грузия и Армения (О

национальной символике в кино) // Литературная Грузия, -

1979. - №7 и др.

екции, как единое небо сквозь атмосферу, определяе-

мую разнообразием поверхности Земли. Эпиграфом ко

всей работе взято изречение Гераклита: <Для бодрст-

вующих существует единый и всеобщий космос (из

спящих же каждый отвращается в свой собственный)>

(фр. 95), - так что национальные образы мира - это

как бы сны народов о Едином. Зачем же заниматься

снами? А чтобы не принимать их за действительность,

отдавать себе отчет в ограниченности и локальности

наших даже самых общих представлений. В то же вре-

мя через сопоставление и взаимную критику разных

<снов> есть надежда и до образа истинной реальности

докопаться... Так что национальная особенность - это

и подмога, и помеха, плодородящая почва для творче-

ства и миропонимания, и сбивающий <шум>, как в эфи-

ре...

Наши опыты - в ряду тех построений, что делали

Монтескье, Гердер, Гегель, А. и В. Гумбольдты, Шпен-

глер, Тойнби; у нас - Н.Я, Данилевский и Л.Н. Гумилев

(см. также работы Д.С. Лихачева, В.В. Иванова, В.Н.

Топорова, С.С. Аверинцева, А.Я. Гуревича и др.). Под-

ход к национальной логике со стороны языка намечен

в гипотезе Сепира-Уорфа. Но у нас сам язык опущен

в целостность национального бытия, выступает как ее

глагол - Логос, Мысль нашего века узрела резкое

различие между цивилизацией, которая едина и уни-

версальна и есть механизм, и культурой, которая не-

пременно натуральна и есть живой организм. И если

в будущем культуры могут быть залиты и снивелиро-

ваны цивилизацией, то пока они в высшем цвету, и

наша задача: описать их в том состоянии, когда народы

и культуры, быть может, поют свою лебединую песнь...

Национальный образ мира есть диктат национальной

Природы в Культуре. Только ее вливание в дух, своего

рода космософию, надо суметь прочитать. Для этого

разработана тут своя методика и метаязык. В качестве

такового принимается древний натурфилософский язык

четырех стихий. <Земля>, <вода>, <воз-дух>, <огонь>,

понимаемые расширительно и символически, суть слова

этого языка, его <морфология>, а его <синтаксис> -

это Эрос (<Любовь-Вражда> Эмпедокла, <притяже-

ние-отталкивание> Науки). Сам акт наложения древне-

го языка четырех стихий через головы двух-трех ты-

сячелетий на современность, заарканивая и отождест-

вляя концы и начала духовной истории человечества,

есть фундаментальная метафора (= пере-нос) и обра-

зует метафорическое поле, с которого посредством де-

дукции воображения и воображением (иль <имагина-

тивной дедукции> - означим это дело так для люби-

телей иностранных терминов: тогда оно пребудет в <на-

учном законе>) снимается богатый урожай образов и

ассоциаций. Очень емким оказался этот метаязык: на

него переводима и поэзия, и естествознание (4 стихии

= 4 агрегатных состояния вещества, например), и ду-

ховные и бытовые явления, и можно Природу читать

духовно, а духовные явления осмыслять в контексте

Природы, материально. В свете обострения в XX веке

проблемы экологии такая работа имеет особо актуаль-

ное значение - расширяется этика человечества: в ее

диапазон включаются взаимоотношения с природными

существами и стихиями. Да, для развертывающегося во

всем мире движения защитников окружающей среды,

для Green Peace Movement, развиваемое здесь миро-

созерцание - вполне родное.

Неожиданные подходы к национальной логике дает

фонетика стихий. Естественные национальные языки

трактуются как голоса местной Природы в человеке.

У звуков языка - прямая связь с пространством ес-

тественной акустики, которая в горах иная, чем в лесах

иль степи. И как тела людей разных рас и народов

адекватны местной природе, как этнос - по космосу,

так и звуки, что образуют плоть языка, в резонансе

находятся со складом национальной Природины. Рот и

есть везде такой резонатор, микрокосм - по Космосу.

В нем нёбо = небо; язык = человек, индивид, единица,

стихия огня: губы = мягкое, женское, влажное, волно-

образное, Двоица, стихия воды: зубы == кость, твердь,

горы, множество, стихия земли; дыхание = воз-дух.

Гласные = координаты пространственно-временного

континуума: <а> = вертикаль, верх-низ, открытое про-

странство; <е> = ширь; <и> = даль: <о> = центр; <у> =

глубь, внутреннее. Согласные заполняют чистый космос

разнообразием, причем глухие смычные = мужское на-

чало огнеземли: звонкие и сонорные носовые = жен-

ское, вода; фрикативные = воз-дух и т.д. Выясняя

удельный вес всех этих элементов в фонетике языка

(есть еще и передне-, задне-, верхне- и нижне-язычные

звуки), удается в лаборатории рта прочитать иерархию

ценностей в данном пространственно-временном конти-

нууме, чтб здесь важнее: верх/низ, даль/ширь, пе-

ред/зад, зенит/надир, мужское/женское и т.п.

Во рту совершается таинство перетекания Космоса

в Логос, материи в дух: язык еще веществен (звуки),

но уже и спиритуален (смыслы). В фонетике каждого

языка имеем портативный Космос в миниатюре: имен-

но - переносимый, так что можно и не ездить в

чужую страну (<ума искать и ездить так далеко!>), чтоб

постичь ее менталитет, а вслушиваться в язык... Вот,

например, берусь я выяснять польский Космос. Потря-

сающее преобладание шипящих - мне подсказ: зага-

шение стихии огня - влаговоздухом, драма человече-

ского факела. Проверяю - Шопеном. Клубление вол-

нующегося вокруг мелодии, темы - пространства: фи-

гурации, пассажи, овевания, мелизмы, дух, дышащий в

<аккомпанементе>, - это тоже активность посредни-

ческих стихий: ВОДЫ и ВОЗДУХА. Пассажи Шопена,

фактура трепещущая его, рокотание и дрожь - это

аналог шипящим в фонетике. Даже <р> превращается

в Польше в <ж>: то - оженствление мужского, ур-

гийно-гордынного начала огнеземли... Еще и носовые

гласные польского, как и французского, языка соот-

ветствуют роли женщины: дамы и пани там. Ибо но-

совые - это влага + воздух = пена (состав Афродиты,

<пенорожденной>, хотя там т& еще пена...).

Или возьмем феномен Мирового Древа. Везде вроде

оно есть как модель. Но важны акценты. Например,

во германстве - это Stammbaum - мы переводим:

<родословное древо>, но тут <ствол> - <штамм> задает

смысл: сила осевой опоры, голая вертикаль и ее этажи,

откуда сучья: уровни, балки и перекрытия. Само Древо

читается по модели Дома. Stammbaum - что Haus. Да

и само Baum от bauen - <строить>, <созидать>, так

что <крестьянин>, во германском сознании, - это не

земледелец, а тоже <строитель>: -ургийность подчерк-

нута и в том человеке, что среди -гонии матери-при-

роды вроде живет.

А в польскости в той же модели Древа ЛИСТВА

важнейша ствола. Вон знаменитая <Липа> Кохановско-

го: от листвы - и шелест-звук, и пенье птиц, и тень,

и цвет-мед, и прохлада от собираемых листвою веяний

с поля. То же и у Шопена: вертикали аккордов (ство-

лы), хоральность - в диалоге с волнующимся виением

фигураций, в чем Логос влаго-воздуха волит и глаголет.

Липа округла, романска, как и галльский Дуб (друидов).

А между ними - готическое древо Fichtenbaum - Ель.

И философ в Германии Фихте - Логос Ели, тогда как

во Франции поэт Шенье - от Дуба. В Польше же

Липе такое почтение, что даже месяц целый в году

поименован ею: <липец> (июль).

В России же не одиночное древо, но Лес будет

моделирующим. Артель и собор дерев. Если липа Ко-

хановского - это Дерево как Лес: в Дереве - богат-

ство Леса, - то одиночное дерево, в русском созна-

нии, - это сиротство, как и личность отдельная -

малозначимость, и потому Кольцов, когда ему надо ана-

лог Пушкину взвидеть, рисует - <Лес>.

Исследуются национальные варианты Пространства

и Времени. Под латинским spatium (откуда английское

space и французское l'espace) лежит интуиция шагания:

глагол spatior - шагать, ср. немецкое spazieren, то есть

пространство мыслится рубленым, дискретным. Немец-

кое же Raum (от raumen - очищать) есть <чистое>,

<пустое>. В картине мира здесь приемлема пустота, тог-

да как романский гений преследуем <страхом пустоты>

(horror vacui), и здесь внятны континуум и полнота (та-

кова космогония по Декарту и Лапласу). В русском же

<проСТРАНство> явно слышится <страна> - ширь, бок,

край, родимая сторонка...

Чувствую, начинает несколько озадачиваться чита-

тель шибко вольными ассоциациями. И верно: ничто,

ни одно утверждение здесь нельзя принимать в полный

и однозначный серьез и каждая мысль здесь - на

правах образа: присваивает себе его <пиитические

вольности> - так что без чувства юмора, без игры

ума и даже некоторого легкомыслия не сдвинешься в

постижении главных сутей: оцепеней будешь. Да вы

что, Платона не читали? А как там морочит-дурачит

всех Сократ - и не поймешь, всерьез или шутит? -

и это при самом глубокопании мыслью!..

Итак, работа идет прямыми отождествлениями эле-

ментов и явлений из разных сфер и уровней внутри

данного Космо-Психо-Логоса, и в этих бесчисленных

ассоциациях и уравнениях всего со всем - главный

азарт и вкус этих исследований. Тут смешение рубрик

и чехарда рядов. Дифференцировка же производится

путем сравнения Космоса с Космосом, когда сходный

феномен: романтизм в литературе, космогоническая ги-

потеза, тип жилища и проч. - в его вариациях по

разным странам проявляется. Вся серия непрерывно-

сравнительная: каждый уже описанный образ мира ста-

новится далее зеркалом и орудием для просвечивания

другого, очередного (при этом и сам еще уточняется),

так что именно как панорама национальных образов

мира этот труд имеет свой полный смысл. Но возмож-

ны, конечно, и относительно самостоятельные выпуски-

портреты.

Вот, например, набор основных элементов, по ко-

торым французский образ мира отличается от герман-

ского, причем в каждой оппозиции (в духе пифагорей-

ских пар) французский акцент подчеркнут. Иерархия

четырех стихий: вода, огонь, земля, воз-дух (герман-

ский вариант: огонь, земля, воз-дух, вода), причем

огонь - как свет или жар; мужское или женское;

-ургия (трудом сотворенность) или -гония (рожденность

естеством) всего в бытии; прямая или кривая; вертикаль

или горизонталь; даль или ширь; зенит (высь, полдень)

или надир (глубь, полночь): иерархия времен года -

лето, весна, осень, зима; иерархия чувств - осязание,

вкус, обоняние, зрение, слух (германский вариант:

слух, зрение, осязание, обоняние, вкус); музыка или

живопись; рисунок или цвет; свет и вещество - это

частица или волна; время или пространство; дом или

среда; форма или материя; Труд или Жизнь; происхож-

дение или назначение: история или эволюция; причина

или цель: лекция или беседа; система или афоризм;

мысль как здание или мысль-пробег (discours): доказа-

тельство или очевидность; рефлексия или авторитет;

опосредствование или достоверность; внутреннее или

связи-отношения; индивид или социум; необходимость

и свобода или судьба (предопределение) и случай; пу-

стота или полнота: дальнодействие или близкодействие;

интравертность (психики) или экстравертность: внут-

реннее или внешнее; объем или поверхность, <тяни>

или <толкай> - как причина движения и т.п. Для фран-

цузского Логоса характерна фигура баланса, или сим-

метрия (а не антиномия),..

Конечно, все эти и другие параметры (в частности,

важно еще соотношение животной и растительной сим-

волики, и какой именно...) наличествуют во всех нацио-

нальных образах мира. Но при том, что везде все есть,

есть оно - в разных пропорциях и акцентах. Это и

надо выявлять.

Все исследование написано в научно-лично-художе-

ственном жанре, методом привлеченного мышления.

Наблюдая за собой, я давно заметил, что те ходы, ко-

торые проделывает на уровне абстракции моя теорети-

ческая мысль, связаны с ситуациями и переживаниями

моей текущей личной жизни. Так что, <у кого что бо-

лит, тот о том и говорит> - и даже на наисублими-

рованнейшем уровне логико-научных конструкций. Сле-

довательно, имеет смысл сделать рефлексию на это и

привлечь свое отвлеченное мышление, так сказать, к

ответственности перед собой как человеком живущим.

Это не только для честности мысли полезно, но и для

ее глубины, ибо такая, отчетная мысль проницает вещи,

которых не зрит мысль безотчетная. Как в экспери-

ментальной науке надо учитывать прибор, его устрой-

ство и возможные помехи, так и в теоретическом мыш-

лении, где <прибором> является вот этот живой чело-

век с особой траекторией жизни и складом души и

характером, - субъект должен быть внесен и учтено

его присутствие в объекте исследования. Тогда одно-

временно совершаются: познание предмета и Сократо-

во познание самого себя. Возникает жанр жизнемысли,

мышления-исповеди, просто как честно эксперимен-

тального репортажа. А то в науке хорошим тоном счи-

тается безличное мышление-поучение других: пишут

так, чтобы втолковать другим то, что ясно им самим;

я же принялся писать как бы внутрь: пытаясь понять-

воживить по-своему то, что дано в виде готового от-

влеченно-безличного знания, информации, и фиксирую

эти опыты уразумения своего. Мой текст - <всебяти-

на>. Описания национальных образов мира включены

в дневник жизни, и эти пласты перекрещиваются в

повествовании. Вот, например, как я понял, отчего Ан-

глия - страна техники:

<Вчера, когда надвигаться стало время тамаса (суме-

рек), душа начала испытывать стеснение, муку, тоску,

бесприютность и <что делать буду я? > (как возопил смя-

тенно Странник Бэньяна в переводе Пушкина), - чем

же я спасся? А тем, что принялся домашние дела делать,

мастерить - и так перемог опасную полосу: меж 6 и 8

вечера... И вот утром сегодня, это воспомня, как я вчера

справился с тамасом: <Ба! - воскликнул. - Да ведь это ж

тебе явилась модель Англии: почему в ее космосе пре-

имущественного тамаса (тьмы, тумана), где фог и смог,

так развилась техника>. Ну да, именно мелкое рукоде-

лие спасительно отводит душу от безнадеги созерцания

и задачи разрешения мировых отвлеченных проблем: это

в Элладе, в ее свете чистом на море лазурном естествен-

на теория = созерцание идей. Здесь же не идеи (= ви-

ды!), а хмари, тени, призраки, кошмары, туманности -

вот что только увидишь, если положишь ум на зрение

как на ставку ва-банк. Нет, здесь, в невидали-то окруж-

ной, божественно задвигаться рукам под лампой ума =

своего солнца на столе = торшере головы.

Ум отвернут от небосвета и повернут на выделку:

как что делается, понять... Ну да: вот абстракция, к

которой призвана Англия: отвлечение от открытого про-

странства океана и неба, и, следовательно, техника

есть именно абстрактное мышление Англии... Потому

смог Ньютон напасть именно на абстракцию Всемир-

ного тяготения, что небо sub specie terrae рассматривать

стал... И недаром англоамериканец Франклин определил

человека как существо (животное), изготовляющее ору-

дия труда...> (11.Х11.70).

Таким образом, в век разделения труда и узкой

специализации наша мысль - о Целом, стремление -

жить как целостный человек, а жанр - тоже целост-

ный: научно-художественно-личный. Конечно, взявшись

за такую большую задачу с малыми силами краткосроч-

ного человека и ограниченным запасом знаний, жиз-

ненных опытов и внешних впечатлений, и погрешаешь

иногда против фактов: отсутствие прямых сведений пы-

таешься восполнить на путях воображения и домыслов

и, бывает, попадаешь впросак. Но я и не претендую

дать абсолютно точные характеристики национальных

образов мира (да это и невозможно), но живописать

как бы свои образы об образах - и такой опыт, без-

условно, поучителен, как в своих удачах, так и в про-

валах. А как чтение это в любом случае интересно.

Азарт и пафос тут в Эросе угадывания: не зная мно-

гого, не видя, но по некоторым известным деталям про-

никнуть в суть и реконструировать, как палеонтолог

по одной челюстной кости весь скелет, - такая задача

увлекает. В этой работе как бы платоново припомина-

ешь из себя и Индию, и Италию, и Америку... Наше

видение - научно-художественное, с той особенно-

стью, что материалом образного мышления служат не

люди и случаи из жизни (как в собственно художест-

венной литературе), а страны, народы, эпохи, культуры,

идеи, научные теории и проч. - в них художественным

образом вживаешься, они тут - персонажи, и меж

ними разыгрываются разные сюжеты и перипетии. Это -

художественная философия культуры, веселая наука,

Или интеллектуальный детектив - так бы можно обоз-

начить этот жанр художественного исследования. Тогда

те моменты, что мне обычно инкриминируются: что я

на основании малых фактов делаю большие выводы (а

это является минусом для строго научного исследова-

ния), - могут раскрыться как достоинства. Специалист

- как участковый инспектор: знает все о людях и

делах своего околотка-поселка, но, не имея обзора и

перспективы, не усматривает ту связь, что очевидна

для принципиального дилетанта, странствующего детек-

тива-космографа.