Комментарий
«Происшествие в царстве теней, или Судьбина Российского языка» Семена Боброва публикуется по рукописи (парадный подносной экземпляр писарским почерком), хранящейся в библиотеке Московского университета под шифром: 9Ео8.
При воспроизведении сохраняется орфография и пунктуация оригинала. Курсив в издании соответствует подчеркиванию в подлиннике. Квадратные скобки в издании не обозначают зачеркнутый текст, как это принято в литературоведческих публикациях, но соответствуют квадратным скобкам в воспроизводимой рукописи. Авторы благодарят О. Я. Лейбман за помощь в работе над рукописью и М. П. Алексеева, Л. И. Воль- перт, А. А. Зализняка, Ю. Д. Левина, к которым они обращались в связи с комментированием некоторых выражений текста. 1[К ссылке на Татищева в э п и г р а ф е]. Татищев был едва ли не первым деятелем русского просвещения, активно выступавшим против иностранного влияния на русский язык [см., в частности, его письмо В. К. Тредиаковскому от 18 февраля 1736 г. из Екатеринбурга — Архив АН, разр. 11, on. 1, № 206, л. 94—97 (неполную и не всегда точную публикацию этого письма см.: Обнорский С. П., Бархударов С. Г. Хрестоматия по истории русского языка. М., 1948. Ч. II. Вып. 2. С. 86—92) или «Разговор двух приятелей о пользе науки и училищ» (М., 1887, с. 12, 80, 93, 95, 96)]. Ссылка на Татищева подчеркивает преемственность культурно-языковой позиции Боброва. 2
коренной и существенной образ нашего слова. Ср. внимание Боброва и близких по направлению авторов к «коренным» (или «первообразным») словам, к «коренному основанию русского языка» (откуда понятна, между прочим, и высокая оценка народной поэзии — см. ниже, примеч. 147). См. подробнее во вступительной статье к данной публикации (с. 490—492 наст, изд.); ср. также ниже, примеч. 70, 149.
-’запрещение или амбарго — любопытно, что сам Бобров в авторском тексте считает необходимым привести иноязычный эквивалент русского слова, видимо, как более точный или более привычный в данном контексте.
4Вельшския поговорки (ср. в дальнейшем: велыиские ведьмы, велыиские фурии, см. примеч. 54, 66, 242, 245) — эпитет велыиские означает здесь «гальские» или «кельтские», от velche — племенного названия, которое в исторической литературе эпохи Просвещения XVIII в. употреблялось для определения дофранкского населения Галлии. Ближайшим источником Боброва, видимо, был Вольтер, автор «Discours aux Velches», опубликованного под псевдонимом Antoine Vade (см.: Voltaire, Oeuvres completes, t. 67, 1792), и «Supplement du discours aux Velches» (ibidem), где, в частности, говорится: «Le resultat de cette savante conversation fut qu’on devait donner le nom dс francs au pillards, le nom de velches aux pilles et aux sots, et celui defran<;ais a tous les gens aimables» (с. 236). Упоминание velches неоднократно встречается в произведениях позднего Вольтера, в основном в его квазиисторических памфлетах. Ср.: Люблинский В. С. Неизвестный автограф Вольтера в бумагах Пушкина // Пушкин. Временник пушкинской комиссии. Т. 2. М.; Л.. 1936. С. 264. У Вольтера Бобров мог заимствовать и иронический тон по отношению к velches, грубость и невежество которых автор статьи о Галлии в «Философском словаре» подчеркнул чрезвычайно резко. Идея Вольтера: противопоставление диких и провинциальных галлов (vetches) и цивилизующего воздействия римской культуры в контексте Боброва получала новый смысл: антитезы галломании и традиции античной культуры. Напомним, что в культурных кругах, близких Боброву (Гнедич, Востоков, Мерзляков, Галенковский), античная традиция воспринималась как органически близкая к русской национальной культуре. Замечательно, что Батюшков в письме к Гнсдичу от апреля 1811 г. может, напротив, называть вельхами (ср. velches) членов «Беседы любителей русского слова»: «О Велхи! О Варяги-Славяне! О скоты!» (см.: Батюшков К. В. Соч. СПб., 1886. Т. III. С. 117). Надо полагать, что слово вельхи у Батюшкова восходит к тому же литературному источнику, но при этом на первый план выступает не этническая их принадлежность, а грубость и дикость.
5Галлоруссы — слово галлорусс образовано, несомненно, по аналогии со славе- нороес\ ср. анонимную сатиру Галлоруссия 1813 г. (см.: Поэты 1790—1810-х годов. Л., 1971. С. 781—790). Ср. в этой связи слово галломан (см. о нем ниже, примеч. 95), а также слово галлицизм, отмечаемое в русском языке с 50-х гг. и входящее в широкое употребление с 90-х гг. XVIII в. (подбор материала, относящегося к этому последнему слову, см. в кн.: Биржакова Е. Э., Воинова Л. А., Кутина Л. Л. Очерки по исторической лексикологии русского языка XVIII века. Языковые контакты и заимствования. Л., 1972. С. 162). 6
преселился на другой берег Стикса — Петр Иванович Макаров скончался в октябре 1804 г., т. е. примерно за год до окончания «Происшествия в царстве теней». 7
изумляется от настоящаго. Показательно, что слово изумляться и производные от него (изумление, изумленный) употребляются в памфлете Боброва исключительно при описании состояния Галлорусса; ср. ниже, примеч. 98. 246. Надо полагать, что в этих словах еще чувствуется отрицательный оттенок, связанный с их первичным значением («лишаться ума»), которое сохраняется в церковнославянском языке. Ср. дефиниции в «Словаре Академии Российской»: изумляться — 1) приходить в крайнее удивление, недоумение, 2) В слав.: лишаться ума, рассудка. 8
[К речи Галлорусса]. Речевая манера Галлорусса как здесь, так и в дальнейшем по своей синтаксической организации пародирует художественную манеру представителей «нового слога». Ср. в этой связи, например, заявление В. Подшивалова в «Сокращенном курсе российского слога» (М., 1796. С. 29): «В старину употребляемы были в речи периоды долгие, и потому союзы были необходимы; но ныне опущение их, т. е. союзов соединительных, особливую составляет приятность; а особливо стиль французской, от всех ныне принимаемой, не мало заимствует от сего красы своей». Ср., с другой стороны, характеристику речевой манеры щеголей второй половины XVIII
в.: им свойственно «говорить живо, — например, начинать речь и не оканчивать, перебивать слова других» и т.
п. (см.: Чулков М. Русские сказки. IV. С. 95—96; ср.: Сиповский В. В. Очерки из истории русского романа. СПб., 1909. Т. 1. Вып. 1. С. 203—204; ср. еще: Николев Н. П. Сатира на обычаи и нравы развращенных людей нынешнего века. М., 1777 — где также говорится о том, что для петиметров характерно «не конча одну речь, другую начинать»). Как та, так и другая характеристика в общем приложима к речи бобровского Галлорусса. 9на хорошей ноге (аналогичное выражение встречается в речи Галлорусса и ниже, ср. примеч. 11, 164, 231) — калька с фр. sur un bon pied (или sur le bon pied). Во второй пол. XVIII в. это выражение было очень характерно для жаргона петимет ров, ср., например, речь щеголихи Безстыды в «Почте духов» (1789, 1, с. 276—282): «Я сама будучи постановлена на тикай ноге моею надзирательницею, с тсрпеливостию сносила скучные годы моего девичества» (ср.: Покровский В. Щеголихи в сатирической литературе XVIII века. М., 1903. Прилож. С. 47) или щеголя Ветромаха в комедии Княжнина «Чудаки»: «На дружеской ноге с Сибулем быть стараюсь и очень poliment всегда я с ним встречаюсь» (см.: Княжнин Я. Б. Избр. произведения. JL, 1961. С. 475); ср. еще в числе образцов петиметрской речи в сумароковской сатире «О французском языке», написанной между 1771 и 1774 гг.: «Не на такой ноге я вижу это дело» (см.: Сумароков А. П. Избр. произведения. JL, 1957. С. 192). Соответственно, и Моисей (Гумилевский), осуждая в своем пурификаторском «Рассуждении о вычищении, удобрении в обогащении Российского языка» (М., 1786, с. 27) различные «в словах нелепости», в качестве иллюстрации приводит пример: «на такой ноге, вместо в таком состоянии, или степени». Замечательно между тем, что данное выражение дважды встречается у Пушкина (в письмах и в «Исторических анекдотах» — см.: Словарь языка Пушкина. М., 1957. Т. II. С. 879). Ср. также обсуждение фразеологизма обходиться на короткой ноге в письме, опубликованном в «Трудах Общества любителей российской словесности при имп. Московском университете» (ч.
17, М.. 1820, с. 153): показательно. что этот оборот уже не воспринимается здесь как галлицизм. 10сквозными гуслями — так Галлорусс называет арфу (ср. ниже, примеч. 97). Ср. в «Лексисе» Лаврентия Зизания соответствие: гусли — арфа, причем первое слово трактуется как «словенское», а второе как «простое русское» (см.: Лексис Лаврентія Зизанія. Синоніма славеноросская. Київ, 1964. С. 40). Выражение это вряд ли может считаться типичным для «галлорусского» жаргона; то, что оно встречается в речи Галлорусса, свидетельствует, скорее, о малой употребительности слова арфа в разговорном языке (ср. словарный материал, относящийся к употреблению слова арфа в кн.: Htittl-Worth С. Foreign words in Russian. Berkeley; Los Angeles, 1963. P. 60). Соответственно, данное выражение может быть, видимо, отнесено к числу коллоквиализмов, которые вообще характерны для Галлорусса (ср. ниже, примеч. 19, а также 16). 11
на какой ты здесь ноге? — см. выше, примеч. 9. 12
ретушируешь — ср. фр. retoucher (букв.: «подновлять»), 13
ах! — употребление этого междометия характерно для речи Галлорусса (см. еще на с. 544—545, 549, 556 наст, изд.) и отличает ее от речи всех остальных действующих лиц. Надо полагать, что при этом пародируется стиль Карамзина и вообще карамзинистов: не случайно литературные противники Карамзина именовали его «Ахалки- ным» (например, Марин, см.: Марии С. Н. Полн. собр. соч. М., 1948. С. 119, 179; ср. цитату ниже, примеч. 197). В свою очередь, употребление междометия ах в литературе «нового слога» сближает ее с «щегольским наречием» второй пол. XVIII в., для которого данное восклицание в высшей степени характерно: в «Опыте модного словаря Щегольского наречия», помещенном в «Живописце» Н. И. Новикова (1772, ч. I, л. 10), междометию ах посвящена специальная словарная статья (см.: Сатирические журналы Н. И. Новикова. М.; Л., 1951. С. 315—317); ср. употребление этого слова в образцах разговора петиметров, как они представлены в сатирической публицистике или в комедиях (см., например.
Сатирические журналы Н. И. Новикова. С. 226, Покровский В. С. Щеголи в сатирической литературе XVIII века. М., 1903, прилож., с. 11. 79; и т. п.). Следует иметь в виду, что именно в салонном языке второй пол. XVIII в., т. е. в «щегольском наречии», расширилась семантика данного междометия, которое ранее употреблялось исключительно для обозначения отрицательных эмоций — прежде всего таких, как печаль, ужас и т. п. (ср. в «Рукописном лексиконе первой половины XVIII века». Л., 1964. С. 33: «аг — междометие ужаса ах, р<усское> баа»\ см. также противопоставление старого и нового значения этого слова в вышеупомянутой статье «Опыта модного словаря Щегольского наречия»). Это расширение значения обусловлено, конечно, влиянием со стороны французского языка (ср. семантику фр. ah). Именно в новом — широком — значении и выступает данное междометие в речи Галлорусса (см., например, на с. 549, 556 наст. изд.).Отмеченное влияние со стороны французского языка могло быть непосредственным или же осуществляться через немецкое посредничество. В немецком языке могут различаться — как по значению, так и по произношению — междометная форма ach [ах], выражающая боль, горе, жалобу, сожаление, тоску и т. п., и форма ah [а:], выражающая приятные ощущения, ср.: Worterbuch der deutschen Aussprache, Leipxig, 1964, s. v., Der groBe Duden Grammatik der deutschen Gegenwartsprache, Bd 4, Mannheim, 1959, S. 325; поскольку можно полагать, что последняя форма заимствована из французского в «эпоху модников», постольку не исключено, в принципе, что русские петиметры фактически исходили в данном случае из немецкой языковой ситуации, ср. в этой связи с. 479 наст. изд. Характерно в этом плане, что «Трутень» (1769, л. Ill, IV, XVII) высмеивает В. И. Лукина, который употребляет галлизированную форму а! вместо ах!, констатируя, в частности, что «А! на месте Ах! успеха не имело», см.: «Сатирические журналы Н. И. Новикова», с. 60, 54, 55 (следует ах!, констатируя, в частности, что «А! на месте Ах! успеха не имело», как петиметр). При этом междометие а/, опять-таки, могло быть заимствовано как из французского, так и из немецкого.
Старое, исконное значение русского ах сохранилось в народном ахти, выражающем исключительно отрицательные эмоции. Любопытны в то же время формы ахти- тсльный «очень хороший, прекрасный», ахтителъпо «восхитительно» (см.: Словарь русских народных говоров. I. М.; Л., 1965. С. 298; Даль В. Толковый словарь... I. 1880. С. 31), которые можно объяснить как результат контаминации ах и восхитительный в новом значении как того, так и другого слова (о изменении значения слова восхитительный см. ниже, примеч. 98), иначе говоря, как своеобразную имитацию новых литературных форм в народной речи. 14
пахнет стариной — калька с фр. оборота: il sent de... Любопытно отметить, что этот галлицизм мог вызывать возражения даже у Вяземского. Критикуя стихотворение Полевого «Поэтический анахронизм или стихи вроде Василия Львовича Пушкина и Ивана Ивановича Дмитриева», где, между прочим, имеются строки:
Паркет и зала с позолотой
Так пахнут скукой и зевотой, —
Вяземский замечает в «Старой записной книжке»: «Паркет пахнет зевотой*. Что за галиматья! А какое отсутствие вкуса и приличия, литературное бесстыдство в глумлении подобными стихами над изящными образцовыми стихами Дмитриева!» (см.: Вяземский П. Старая записная книжка. Л., 1929. С. 136). Между тем данное выражение у Полевого, может быть, пародирует стиль карамзинистов, тогда как то обстоятельство, что Вяземский не замечает пародийного смысла в употреблении этого выражения, может объясняться тем, что Вяземский сам принадлежит к карамзинистам. 15
всё — характерно, что при передаче речи Галлорусса может участвовать, хотя бы и непоследовательно, буква ё (практически эта буква появляется в воспроизводимом списке только в случае местоимения всё: ср. соответствующее написание этой местоименной формы еще на с. 544—545 — всего шесть случаев; ср., однако, написание этой же формы через е на с. 541—542, 545 наст. изд.). Между тем при передаче речи других персонажей, как и в авторской речи, буква ё не фигурирует (см., в частности, написание местоимения всё как все на с. 541, 549—550 — всего девять случаев; единственное исключение представляет форма всё в речи Ломоносова на с. 551). Как известно, буква ё была введена Карамзиным (впервые в изд.: «Аониды». Кн. 2. М., 1797. С. 176) и могла вызывать резко отрицательную реакцию со стороны его литературных противников; показательно, что эта буква настолько раздражала Шишкова, что он выскабливал точки над ней в принадлежащих ему книгах (см. письмо Шишкова к Дмитриеву от 13 сентября 1821 г. в изд.: «Письма разных лиц к Ивану Ивановичу
Дмитриеву. 1816—1837». М., 1867. С. 5—10, 12—13, 16, а также: Шишков А. С. Разговоры о словесности... СПб., 1811. С. 24—28). 16
ныне у нас все переменившись — подобные выражения выделяются здесь и далее так типично «галлорусские» (см. ниже, примеч. 26, 29. 167, ср. также примеч. 41а, 77; соответственно, Ломоносов у Боброва высмеивает ниже обороты такого рода, см. примеч. 169а). Специфические коллоквиализмы использованы в речи Галлорусса для выражения перфектности — иными словами, соответствующие фразы, используя русские средства, построены по модели французской грамматики и предстают как буквальный перевод с французского (chez nous tout s’est change). Возможно, цитата — перевод реплики Сганареля из «Лекаря поневоле» Мольера (II, 6): «Nous avons change tout cela». Относительно просторечных элементов в галлорусском жаргоне см. специально ниже, примеч. 19. 17
прическа... славная. Эпитет славный характерен для речи Галлорусса (ср. ниже, примеч. 49 и 81). Не исключено, что в подобном контексте он мог ассоциироваться с жаргоном петиметров. Ср. в новиковском «Живописце» (1772, ч. I, л. 4. 9, 10) в образцах «щегольского наречия»: «наука твоя беспримерно славна», «все у тебя славно», «беспримерно как славна» и т. п., где слово славный каждый раз подчеркнуто в тексте как «щегольское» (см.: Сатирические журналы Н. И. Новикова. С. 292, 294, 311, 312. 317); здесь же регулярно трактуется таким же образом и наречие славна. Аналогичные примеры можно найти и в речи щеголей в комедии Екатерины «Именины госпожи Варчалкиной»; ср. здесь, например: «Как славен безпримерно» (акт I, явл. 1), «Ха, ха, ха! куда как ты славен!..», «Нельзя статься, чтоб я безприкладно не был славен для вас», «...будто я не славен», «Очень смешон и не славен» (акт IV, явл. 4, 5) (ср. выдержки у Покровского. Щеголихи... Прилож., с. 31—34). Ср. в комедии Екатерины «О время!» (акт I, явл. 12) реплику служанки Мавры: «...барышня моя <...> не новосветская госпожа; <...> а по тому и языка Рускаго не портит: но, говоря по Руски, брата называет братцем, а не mon frere, сестру сестрицею, а не та sceure; не знает и других вытверженных, подобно попугаю, слов, ни кривлянья, ни презрения к людям, почтения достойным. Не кстате не хохочет, похабства не имеет; кушанья за столом не называет блюдом славным', словом, она не знает того языка, котораго и я, когда моло- дыя боярыни говорят, не разумею, хотя я и весьма долго в доме новомодной Француженки служила»; показательно, что употребление слова славный в новом значении входит здесь в перечень признаков «щегольской речи». Соответственно и в стихах И. И. Дмитриева («Ответ Филлидс <А. Г. Севериной>...», 1794 г.):
Наши нимфы, зная плавность
И красу лишь Гальских Муз,
Фи, картавят, что за славность
Une chanson eerite en russe.
(«И мои безделки». М., 1795. С. 158; курсив оригинала). Между тем слово славный еще совсем недавно могло вообще не иметь оценочного смысла. Так, в анонимном ответе И. П. Елагину — «Эпистоле к творцу сатиры на петиметров» (1750-х гг.) — Елагин именуется: «творец нреслабыя и славныя сатиры» (см.: Поэты XVIII века. Л., 1972. Т. II. С. 380). Употребление прилагательного славный в значении «отличный, превосходный», а не «известный, пользующийся славою» относительно редко еще даже у Пушкина, причем встречается у него преимущественно в прямой речи (см.: Словарь языка Пушкина. М., 1961. Т. 4. С. 168). Вместе с тем новое значение данного слова санкционировано уже в «Словаре Академии Российской», но только применительно к характеристике лица (ср. дефиницию: «славный — 1) знаменитый; 2) в отношении к лицу: отличившийся от других каким изяществом»). Не исключено, что на семантическое развитие слова славный («известный» > «отличный») оказали влияние его иноязычные корреляты (типа польск. znakomity и т. п. — если не непосредственно фр. celebre). 18
прическа... a la Tite — прическа a la Titus, запрещенная при Павле, была модной новостью в начале XIX в. и связывалась с французской модой эпохи Директории. Ср. в «Московском Меркурии»: «Волосы a la Titus, завитые и поднятые наперед назади очень короткие» (1803, ч. I, январь, с. 75). «Вышла новая стрижка вместо называемой a la Titus: оставляют длинные волосы на верхушке головы вершка на два, или на два с половиною, остальные за ушами и над затылком стригут почти до корня. Выходит из того на верхушке головы очень приметной хохол или грива» (там же, с. 76, курсив оригинала). «В среднем классе щеголей из 50 человек молодых людей увидишь по крайней мере 48 с остриженными головами. — Даже к полному наряду, и при шпаге, не употребляют пудры» (там же. ч. I, февраль, с. 173). 19
ихныя... ихная... ихная — эти слова подчеркнуты в тексте как типичные коллоквиализмы. Ср. замечание Ф. И. Буслаева: «Притяжательное ихиый, столь употребительное в речи разговорной и столь необходимое, еще довольно туго входит в язык книжный» (Буслаев Ф. И. Историческая грамматика русского языка. М., 1959. С. 118). Между тем соответствующие нормы были, видимо, свойственны жаргону большого света (beau monde'a), ср. любопытное свидетельство И. И. Дмитриева в письме Жуковскому от 13 марта 1835 г.: «Я право иногда боюсь, чтобы мужики наши не заговорили по-французски, а мы по ихному»\ последнее слово выделено в тексте и сопровождается следующим примечанием: «Это выражение употребляется не только в большом свете, но уже найдено мною в двух книгах: в Нориковом коране и в Путешествии академика Зуева» (см.: Дмитриев И. И. Соч. СПб., 1893. Т. II. С. 315, ср. еще об этом слове на с. 308). Ср. употребление коллоквиализмов разного рода в жаргоне петиметров второй пол. XVIII в.; ср. в этой связи наблюдения П. Бицилли (К вопросу о характере русского языкового и литературного развития в новое время, «Годишникъ на Софийския университетъ», Историко-филологичсски факультетъ, кн. XXXII. 4, София, 1936, с. 6) о близости «щегольского» языка к народному просторечию: «в сущности, оба эти <...> языка были одним и тем же языком: «щегольской» отличался от «деревенского» только примесью «варваризмов» (ср. еще аналогичные наблюдения: Виноградов В. В. Язык Пушкина. М.; JL, 1935. С. 382—383; Левин В. Д. Очерк стилистики русского литературного языка конца XVIII — начала XIX в. М., 1964. С. 367). Вместе с тем употребление соответствующих лексических элементов (коллоквиализмов, вульгаризмов и т. п.) было, по-видимому, характерно для стиля прототипа бобровского Галлорусса — П. И. Макарова. Критикуя одну из рецензий последнего, И. Мартынов писал: «Как здесь, так и в других местах реценции, можно заметить весьма низкия слова. На пример: чепуха, волочиться, любиться, девки, площадная мораль и проч.» (см.: <Мартынов И> Рассмотрение всех рецензий, помещенных в ежемесячном издании под названием: «Московский Меркурий», издаваемый на 1803 год // Северный вестник. 1804. Ч. III. № 9. С. 299). 20
с е р ьи о з и о с т ь или по вашему ст е п е н н ост ь. Слово серьёзность противопоставляется как новое — «галлорусское» — слово слову степенность. Прилагательное серьёзный входит в обиход лишь во второй пол. XVIII в. (см.: Биржако- ва Е. Э., Впйнова Л. А., /Сутина Л. Л. Очерки... С. 170). В словари оно попадает лишь в XIX в. (см. там же); есть основание думать, что это слово было первоначально свойственно прежде всего разговорному языку столичных дворян, в частности «щегольскому иаречию» (показательно, например, что это слово дважды встречается в речи щеголихи Советницы в фонвизинском «Бригадире» (см.: Тихоиравов Н. С. Материалы для полного собрания сочинения Д. И. Фонвизина. СПб., 1894. С. 135, 163). Курганов (Письмовник... 4-е изд. СПб., 1790. Ч. II. С. 275), перечисляя слова, которых в словаре его нет. ибо «какая нужда их употреблять», упоминает и слово сурїозно (приравнивая его к постоянно). В начале XIX в. слово сер'юзпо могло выделяться в тексте курсивом, что подчеркивало его стилистическую гетерогенность (см., например: Северный вестник. 1804. Ч. I. № 1. С. 27: «скажу серїозпо»). Еще в 20-е гг. XIX в. слово это могло обыгрываться Н. И. Гречем (см. на этот счет: Левин В. Д. Очерк стилистики... С. 317). «Частое употребление исковерканнаго французскаго слова — серьезно и даже, пресерьезно» составляло предмет возмущения И. И. Дмитриева, см. его письмо к П. П. Свиньину от 11 февраля 1834 г. (Дмитриев И. И. Соч. СПб., 1893. Т. 2. С. 308); точно так же в письме Жуковскому от 13 марта 1835 г. Дмитриев сетовал на то, что «большая часть наших писателей», забыв слог Карамзина, «украшают вялые и запутанные периоды свои площадными словами... с примесью французских: серьезно и наивно» (там же, с. 315); ср. в этой связи более позднее замечание Вяземского в «Старой записной книжке»: «Как... выразить по-русски понятия, которые возбуждают в нас слова naif и serieux, un homme naif, un esprit serieux? Чистосердечный, просто сердечный, откровенный, все это не выражает значения первого слова; важный, степенный не выражают понятия свойственного другому; а потому и должны мы поневоле говорить наивный, серьозный. Последнее слово вошло в общее употребление» (Вяземский П. А. Полн. собр. соч. СПб., 1883. Т. 8. С. 38). Тем более необычным должно было казаться производное слово серьёзность, ср. возражения Шишкова (Собр. соч. и переводов. Т. 5. СПб.. 1825. С. 29—31) против новообразований с суффиксом -ость, распространившихся в конце XVIII — начале XIX в.; ср.: Виноградов В. В. Язык Пушкина. С. 279. 21
чувства утонченнее — выражение утонченные чувства (равно как и тонкий вкус и т. п.) типично для «нового слога» (ср. ниже, примеч. 45); ср. ниже иронический призыв бобровского Ломоносова: «Ступайте, Галлоруссы, ступайте далее! утон- чевайте чувства» (см. примеч. 207). Прилагательные тонкий, утонченный в подобном употреблении представляют собой кальку с фр. fin, raffine (ср. контексты, относящиеся к употреблению этих слов: Веселитский В. В. Отвлеченная лексика в русском литературном языке XVIII — начала XIX в. М., 1972. С. 151; ср. также: Мальцев И. М. Из наблюдений над словообразованием в языке XVIII в.. «Процессы формирования лексики русского литературного языка (от Кантемира до Карамзина)». М.: Л., 1966. С. 279— 281). О слове утонченный как о семантической кальке писал А. С. Шишков в своем «Рассуждении о старом и новом слоге Российского языка» (СПб., 1818, с. 25, 27); между тем П. И. Макаров в своем критическом рассмотрении книги Шишкова защищал слова утонченный и трогательно как слова, которые «включены в Словарь Академии, приняты всеми, и употребительны равно в слоге высоком и в обыкновенном разговоре» (Московский Меркурий. 1803. Ч. 4. Дек. С. 168). 22
о с ее ж е инее... утонченнее... о чище н н е е (ср. ниже еще форму развязаи- нее, см. примеч. 42). Можно полагать, что формы сравнительной степени от причастий фигурируют здесь как грамматические галлицизмы (ср. фр. конструкции: plus rafraichi, plus raffine, plus ёригё). Ср. замечания H. И. Греча: «Имеют ли причастия степени сравнения, то есть: можно ли сказать: любящее, влюбленнее, живущее? Нет! Имея значение времени, они не могут в то же время означать степень качества» (Греч Н. И. Чтения о русском языке. II. СПб., 1840. С. 43). Ср. между тем подобную форму у П. А. Вяземского в письме к А. И. Тургеневу от 13 августа 1824 г.: по словам Вяземского, Карамзин «всех живущее у нас» (Остафьевский архив. III. СПб., 1899. С. 73). Отметим также возражения Шишкова (Рассуждение... С. 350) против слишком свободного образования форм сравнительной степени в карамзинских переводах. Относительно выражения очищенный язык ср. примеч. 37а, 122, 217, 223. 23
кисть наших Авторов. Слово автор может, по-видимому, считаться характерным для Галлорусса: он употребляет его и ниже (см. с. 544, 547 наст, изд.: автора первой половины осьмнатцатаго века, судьи всех русских авторов, выписки из лучших авторов), тогда как в речи Ломоносова соответствующее понятие, как правило, передается словами сочинитель (см. с. 547, 549, 552—555) и писатель (с. 552, 554) (но, однако, автор на с. 552, 554), а Бонн говорит о «ветиях, списателях и певцах» (с. 258). Слово автор в значении «писатель, сочинитель» — относительно недавнее приобретение в русском языке, которое, соответственно, и могло расцениваться как европеизм. (В XVI—XVII вв. это слово преимущественно употреблялось, в соответствии с этимологией, в значении «творец», «деятель», «работник», см. материал у Hiittl- Worth, Foreign Words... С. 55; показательно вместе с тем, что это слово вообще не значится в «Словаре Академии Российской».) Неслучайно Щеголиха в новиковском «Живописце» (1772, I, л. 9) начинает свое письмо словами: «Ты, радость, беспримерной автор...»; впрочем, это слово встречается и у самого Новикова, в ряде случаев, может быть, иронически (см.: Сатирические журналы Н. И. Новикова, с. 311, 284— 288). Для оценки того, как могло восприниматься данное слово в последней четверти XVIII
в., показательно следующее примечание переводчика (А. Мейера) к выражению «степенные писатели», в изд.: Иерузалемово творение о немецком языке и учености... СПб., 1783, с. 14: «Издателям Санктпетербургскаго Вестника, в известии о новых книгах, в последнем месяце, не полюбилось, не знаю для чего, переведенное мною слово Классических Авторов, то я в удовлетворение онаго переменил их в степенные писатели, умалчивая о безосновательном опорчивании сих слов и обнаруживании при том имяни переводчика». В книгах конца XVIII в. это слово могло выделяться в тексте курсивом (см., например: Николев Н. П. Творении. Ч. 4. М., 1797. С. 170). Это слово было окончательно канонизировано карамзинистами, что могло придавать ему особый оттенок в глазах их литературных противников. Ср., в частности, характерное употребление прилагательного авторский, например, в письмах Дмитриева: «не привыкши писать о таких расчетах, чувствую сам, что написал все письмо не по-авторски, а по- подьячески» (письмо к Жуковскому от 30 мая 1806 г.), «перечитывая письмо, я сам почувствовал, как оно писано нескладно и вяло; словом, совсем не по-авторски» (письмо к А. И. Тургеневу от 17 октября 1818 г.), см.: Дмитриев М. И. Соч. СПб., 1893. Т. 2. С. 205, 235; или в письме Карамзина к Дмитриеву от 12 октября 1798 г.: «Умирая авторски, восклицаю: да здравствует, Российская Литтература!» (Письма Н. М. Карамзина к И. И. Дмитриеву. СПб., 1866. С. 104). ср. также реплику в его письме от 27 июля 1798 г.: «Я умею по крайней мере соблюдать Decorum автора» (там же, с. 97). Ср. возражение Шишкова: «Вольно нам... называть... писателя автором» («Рассуждение...», с. 309, ср. также с. 57); знаменательно, что сам Шишков фактически может пользоваться данным словом. Слово автор входит и в «Новый словотолкователь... содержащий разныя в Российском языке встречающиеся иностранные речения и технические термины» Н. М. Яновского (СПб., 1803—1806), что свидетельствует о его ограниченном употреблении. Достойно внимания, что еще в 1804 г. в «Северном вестнике» высказывается предложение устранить из русского языка слово автор (вместе с рядом других иностранных слов), заменив его словами сочинитель, творец (см.: Виноградов В. В. Язык Пушкина. М.; Л., 1935. С. 246). 24
сентиментальнее — ср. фр. sentimental. Ср. определение слова сантиман- тальность у Я. Галинковского: «сантимантальность значит: тонкая, нежная и подлинная чувствительность» (см. <Галинковский Я.>. Красоты Стерна... М., 1801. С. II. Примеч.). 25
р е ф о р м и р о в к а — рус. образование от заимствованного слова, ср. фр. reformer, нем. reformieren. Ср. ниже у Галлорусса другое отглагольное существительное от того же глагола: реформироваиье (см. примеч. 237). 26
была... покрывшись — см. выше, примеч. 16. Ср.: Russie s’dtait veritablement couverte. 27
было... заблудительио. Слово заблудительно здесь калька с фр. egarant. Суффикс -тельн- становится особенно продуктивным во второй пол. XVIII в. (см. Ве- селитский В. В. Отвлеченная лексика в русском литературном языке XVIII — начала XIX
в. М., 1972. С. 90—91); в этот период появляется масса новых слов, образованных при помощи этого суффикса, которые и становятся характерными для «нового слога». Следует при этом иметь в виду, что семантика слов на -тельп- первоначально имеет процессуальный, причастный характер, в дальнейшем постепенно утрачиваемый (см.: Ильинская И. С. К истории словарного состава русского литературного языка XIX
в. // Материалы и исследования по истории русского литературного языка. М., 1953. Т. III. С. 166—175); знаменательно в этой связи, что в «Грамматике» Мелетия Смотрицкого (М., 1648, л. 312—312 об.) прилагательные на -тельп- определяются как «причастодетия» и рассматриваются в отделе, посвященном глагольному спряжению. Поскольку вместе с тем на образование причастий в русском языке могли накладываться определенные стилистические ограничения (см. об этом, например, в ломоносовской «Российской грамматике» 1755 г., § 343, 440, 444, 453), отглагольные прилагательные на -тельп- могли выступать в качестве закономерного субститута причастных форм при калькировании французских причастий — что и способствует активизации суффикса -тельп-. Ср. в этой связи характерное для второй пол. XVIII в. вытеснение причастной формы блестящий прилагательным блистательный (в соответствии с фр. brillant), причастной формы трогающий прилагательным трогательный (в соответствии с фр. touchant) и т. п.; см. ниже, примеч. 46 и 152, а также примеч. 134, 150. 28
ие развязано (ср. еще ниже у Галлорусса форму развязанпее, см. примеч. 42). Слово развязано — семантическая калька с фр. delie, ср.: etre delie, а также avoir Fesprit delie. Это слово очень характерно для «щегольского наречия» второй пол. XVIII в.; ср. выражения быть совсем развязапу, развязан в уме, которые специально отмечаются в «Живописце» Н. И. Новикова (1772, ч. I, л. 4, 9, 10) как характерные для речи петиметров (ср.: Сатирические журналы Н. И. Новикова. С. 293, 313, 319); ср. вместе с тем реплику щеголихи Советницы в фонвизинском «Бригадире»: «Для меня нет ничево ко- моднее свободы. Я знаю, что всё равно, иметь ли мужа, или быть связанной» (см. цит изд., с. 149) — или фразу Щеголихи у Новикова: «Сказать ли чем я отвязываюсь от этого несносного человека?» («Живописец», ч. I, л. 9, см. изд.: Сатирические журналы Н. И. Новикова, с. 313; подчеркнуто в оригинале). Не исключено, что соответствующее употребление отразилось и в следующем месте из «Фелицы» Державина:
Развязывая ум и руки,
Велит любить торги, науки
И счастье дома находить.
К форме развязанный, как кальке с фр. с1ёНё, восходит, видимо, и прилагательное развязный, которое входит в литературное употребление, кажется, начиная с Пушкина (относительно употребления данного слова в пушкинских текстах см. данные в «Словаре языка Пушкина», т. III, М., 1959, с. 929), и впервые фиксируется только в «Словаре церковнославянского и русского языка» 1847 г. Для этимологии слова развязный, так же как и для понимания происхождения цитированных оборотов петиметрского жаргона, существенно иметь в виду, что во французском языке имеются два слова (омонима) delie разного происхождения — прилагательное, восходящее к лат. delicatus, и причастие от глагола delier (ср. лат. причастную форму deligatus от deligo). На русской почве эти два слова были осмыслены как одно; при этом «щегольское наречие» XVIII в. калькирует форму французского причастия, но отражает семантику соответствующего прилагательного. В свою очередь, форма развязный выступает, можно думать, как вторичное образование от развязанный в этом специфическом значении, обусловленное стремлением обособить форму прилагательного от формы причастия, то есть воссоздать специальную форму прилагательного в соответствии с французским прилагательным delie. 29
в е з д с уж разевета в ш и — ср. выше, примеч. 16. Можно предположить, что здесь калькируется фр. И a point; то обстоятельство, что деепричастная форма в данном случае образована от глагола несовершенного вида, может быть обусловлено иевоз- можностыо образовать соответствующую форму от параллельного глагола совершенного вида. 30
в своей тар ел ке — калька с фр. dans son assiette. Соответствующее выражение (я не в своей сижу тарелке) отмечается в «Живописце» (1772, ч. I, л. 4) как типичное для «щегольского наречия» (см.: Сатирические журналы Н. И. Новикова. С. 294); ср. еще в речи щеголихи Жеманихи в комедии Хвостова «Русский парижанец»: «Ах! как я не в своей тарелке!..» (Российский феатр. Ч. XV. СПб., 1787. С. 170; цит. по: Биржакова Е. Э. Описание фразеологического состава русского литературного языка XVIII века в «Словаре Академии Российской» 1789—1794 гг. // Материалы и исследования по лексике русского языка XVIII века. М.; Л., 1965. С. 268). Против этого выражения протестовал Шишков, который писал в своем «Прибавлении к сочинению, называемому Разсуждение о старом и новом слоге...» (СПб., 1804. С. 62) «Часто хотя не в книгах, однако в разговорах. Французскую речь: il n’est pas dans son assiette, переводят у нас: on не в своей тарелке, не зная того, что ежели бы Французы под словом assiette разумели здесь тарелку, так никогда бы речь сия им в голову не пришла, потому что оная не составляла бы никакой мысли» (далее автор поясняет, что assiette — положение морских судов, от которого зависит успешность плавания). Ср. еще специальное замечание Пушкина относительно данного фразеологизма в заметке «Множество слов и выражений...». 31
употребленные им выражения против свойства истиннаго языка или по с в о е н р а в и ю. В публикуемом списке — вероятно, по вине переписчика — подчеркивания проведены не вполне последовательно: целый ряд явных галлицизмов (функционирующих как таковые) и вообще характерных элементов «галлорусского наречия» остается неподчеркнутым. Поэтому настоящий комментарий в своей лингвостилистической части относится как к подчеркнутым, так и к специально не выделенным в тексте выражениям. 32
Праведное небо! (ср. ниже такое же восклицание в устах бобровского Ломоносова, см. примеч. 205). Можно полагать, что это восклицание, как и вообще обращение к небу, отражает западноевропейское влияние (ср. фр. о ciel! и т. п.), хотя и не воспринимается уже как европеизм; праведное небо может рассматриваться как прямой перевод французского восклицания: juste ciel! (которое можно встретить, например, у Расина). Ср. вместе с тем обычное в литургических текстах выражение праведное солнце, выступающее как наименование Иисуса Христа; восклицание О. праведное солнце!, по свидетельству Г. Теплова, было свойственно речи Тредиаковского (см.: Пекарский П. История имп. Академии наук в Петербурге. СПб., 1873. Т. II. С. 190). Если усматривать какую-либо связь между рассматриваемым восклицанием Бояна и этим последним выражением, следует констатировать отражение в речи Бояна специфической христианской фразеологии (ср. в этой связи библеизмы у Бояна, см. ниже, примеч. 91 и 102). 33
Богомилом — ср. специальное примечание автора о Богомиле иа с. 280 наст. изд. 35
Ту пт ал ом — так именуется Димитрий Ростовский. 36
без преступления пределов... основания древняго слова. Ср. ниже высказываемое от лица Ломоносова рассуждение о пределах изменения языка, не нарушающего его органических оснований. См. примеч. 221 и 222, а также примеч. 2, 149. 37
н а д о б н о , что б... — здесь и далее (см. примеч. 37а, 39, 47, 68, 78, 86, 88, 105, 108, 111) отмечаются новые синтаксические конструкции с союзом чтоб(ы), появление которых в русском языке отмечается главным образом с конца XVIII в. и обусловлено прямым влиянием западноевропейских языков. См. о конструкциях такого рода специально у Ф. И. Буслаева (Историческая грамматика... С. 533—534) и В. В. Виноградова (Очерки по истории русского литературного языка XVII—XIX вв. М., 1938. С. 172).
В отношении того, как воспринимались подобные конструкции в конце XVIII в., показательны, между прочим, слова Павла (в бытность его еще великим князем), зафиксированные в записках Семена Порошина. Возражая вообще против употребления французских слов в русских разговорах, Павел замечал, в частности, что «иные столь малосильны в своем языке, что все с чужестраннаго от слова до слова переводят и в речах и в письме, например: „Vous avez trop de penetration pour ne pas l’entrevoir — вы очень много имеете проницания, чтоб этова не видеть"» (см.: Порошин С. Записки... СПб., 1881. С. 13). Подобные конструкции очень характерны для «щегольского» разговора второй пол. XVIII в. и, соответственно, нередко обыгрываются в сатирической литературе этого времени. См., например, в речи Деламиды в комедии Сумарокова «Пустая ссора» (явл. 17): «Я етой пансе не имею, чтоб я и впрям в ваших глазах емабль была», «Я б не чаяла, чтоб вы так не резонабельны были»; в речи Олимпиады в комедии Екатерины «Именины госпожи Варчалкиной» (акт IV, явл. 4): «Уж подлинно беспримерно б это было, чтоб я пошла за такого дурака»; или в записках щеголихи в «Сатирическом вестнике» (1790, XI, с. 74—85): «Девица М. a saute par dessus une mu- raille штоп s’enfuir съафицерам и aller с ним se marier» и т. д. и т. п. (см.: Покровский В. Щеголи... Прилож. С. 17; Покровский В. Щеголихи... Прилож. С. 33, 109—110). Соответственно конструкции с чтобы могут расцениваться как коллоквиализмы: разбирая язык трагедии Озерова «Димитрий Донской», Шишков писал по поводу фразы «Чтоб битву возвестил воинский трубный глас»: «Сие чтоб, чтобы хорошо в простых выражениях, но в возвышенных не годится» (см.: Сидорова Л. П. Рукописные замечания современника на первом издании трагедии В. А. Озерова «Димитрий Донской» // Записки Отдела рукописей <ГБЛ>. Вып. 18. М., 1956. С. 167). Для оценки последующей судьбы конструкций такого рода представляется любопытной следующая характеристика речевой манеры А. Блока, которую приводит в своих воспоминаниях Андрей Белый: «короткая фраза; построена просто, но с частыми „чтоб" и „чтобы", опускаемыми в просторечии; так: „Я пойду, чтоб купить" — не „пойду купить“, или: „несу пиво, чтоб выпить"» (Андрей Белый. Начало века. М.; Л., 1933. С. 293, ср. также с. 297).
37а перечистил себя, чтоб —-ср. выше, примеч. 37. Выражение перечистить себя соотносится с характерными для галлорусской речи выражениями чистый вкус, очищенный язык и т. п. (ср. примеч. 22, 122, 217, 223) и восходит в конечном счете к употреблению фр. epurer, purifier и т. п. 38
галиматью (ср. фр. galimatias) — это слово еще ощущалось как новое в русском языке. По данным Биржаковой, Войновой, Кутиной (Очерки... С. 352) первая фиксация данного слова относится к 1788 г.; это не вполне точно, так как оно встречается уже у Сумарокова (в статьях «Некоторые строфы двух авторов» 1774 г. и «О стопосложении», см.: Сумароков А. П. Полн. собр. всех сочинений... 2-е изд. М., 1787. Ч. IX. С. 219; Ч. X. С. 76); ср. также «Галиматью пиндарическую» Д. И. Хвостова (перевод из Вольтера), написанную в 1786 г. (см.: Поэты 1790—1810-х годов. Л., 1971. С. 877). Любопытно отметить, что И. Мартынов в цитированной выше рецензии (см. примеч. 19) специально критиковал П. И. Макарова за употребление слова «галиматья вместо вздору, безсмыслия» (см.: Северный вестник. 1804. Ч. III. № 9. С. 306). Ср. популярность слова галиматья в кругах «Арзамаса» (этим словом Жуковский определял жанр своих шуточных стихотворений). Об отношении к «галиматье» как определенному идейно-поэтическому водоразделу писал Жуковскому Милонов, разрывая прежние приятельские отношения:
...начал чепуху ты врать уж не путем.
Итак, останемся мы каждый при своем —
С галиматьею ты, а я с парнасским жалом...
(Поэты 1790—1810-х годов. Л., 1971. С. 537) Подробнее о «галиматье» как полемическом определении некоторого типа текстов в культуре начала XIX в. см.: Поэты 1790—1810-х годов. С. 24—26. 39
ты бы весьма ні а с тли в был, чтоб — см. выше, примеч. 37. 40
пансионах — ср. фр. pension. Ср. примеч. 57, 65. 41
эти кеты — ср. фр. etiquete. По данным Биржаковой, Войновой, Кутиной (Очерки... С. 408), первая фиксация этого слова в русском языке относится к 1745 г.
41а был нарядясь — ср. выше аналогичные конструкции в речи Галлорусса (см. примеч. 16). Ср. фр. tu t’etais pare. 42
развязаннее — см. выше, примеч. 28, 22. Ср. фр. plus delie. 43
естли б... то бы... были — синтаксическая конструкция с союзом если... то в сочетании с глаголами в сослагательном наклонении воспринимается как галлицизм. 44
были тобою пленяющиеся — синтаксический галлицизм. Ср. близкую синтаксическую конструкцию (употребление причастной формы в предикативной конструкции) в письме Щеголихи в «Живописце» (1772, ч. I, л. 9), специально отмеченную как характерную для «щегольского наречия»: «Как все у тебя славно: слог растеган, мысли прыгающие (см.: Сатирические журналы Н. И. Новикова. С. 312; подчеркнуто в оригинале). Все предложение Галлорусса построено по модели французской грамматики и представляет собой буквальный перевод с фр.: Si tu t’etais pare comme nous... beaucoup de monde se seraient captive de toi. Что касается переносного употребления глагола плетіть, то оно не чуждо и самому Боброву (см. его перевод французской песни в «Северном вестнике», 1805, ч. VIII, № 10, с. 75). 45
у т о н чеп наг о в к у с а. Относительно влияния на значение этих слов со стороны западноевропейских языков см.: Веселитский В. В. Отвлеченная лексика... С. 148— 151; Huttl-Worth G. Die Bereicherung des russischen Wortschatzes im XVI11. Jahrhundert, Wien, 1956. S. 86, 212: оба слова представляют собой кальки с французского, причем слово вкус как семантическая калька с французского было введено в русский литературный язык, как полагают, Тредиаковским (ср. H Необходимо подчеркнуть, что апелляция к вкусу, вызвавшая резкие нападки Шишкова — что дало повод Воейкову называть шишковистов вкусоборцами (Вестник Евро пы, 1806, ч. 36. № 6, с. 118), — не чужда Боброву, так же как и некоторым другим «архаистам» (например, Е. Станевичу — см. его «Способ рассматривать книги и судить о них». СПб., 1808. С. 19; ср.: Виноградов В. В. Очерки... С. 161); слово вкус в дальнейшем фигурирует не только в речи Галлорусса, но и в речи таких персонажей «Происшествия в царстве теней», как Боян или Ломоносов. Позиции Боброва и Шишкова не тождественны в этом отношении. Ср. в этой связи ниже, примеч. 60. 46 бл и с т а т ь — в данном употреблении, по-видимому, семантическая калька с фр. briller, нем. brillieren. Ср. в бытовой речи Карамзина по записи Г. П. Каменева 1800 г.: «Этот автор... ничем не брильирует» (запись речи Карамзина приведена в письме Г. П. Каменева к С. А. Москотильникову от 10 октября 1800 г., см.: Бобров Е. Литература и просвещение в России XIX в.: Материалы, исследования и заметки. Казань, 1902. Т. III. С. 130); ср. затем у П. И. Макарова в рецензии на Шишкова «Ныне уже не льзя блистать одним набором громких слов, гиперболами, или периодами циркулем размеренными» (Московский Меркурий. 1803. Ч. IV. Декабрь. С. 180); подобное употребление достаточно обычно, между прочим, у Пушкина (см.: Словарь языка Пушкина. М., 1956. Т. I. С. 136). Ср. в этой связи полемику по поводу глагола блистать между Г. Р. Державиным и П. С. Батуриным (выступающим под именем Невежды) на страницах «Собеседника любителей Российского слова», 1783, ч. IV, с. 12—15 (см.: Белоруссов И. М. Зачатки русской литературной критики. Вып. I. Воронеж, 1890. С. 58; псевдоним Батурина раскрывается у П. Н. Беркова, История русской журналистики XVIII века. М.; Л., 1952. С. 333, примеч. 1). Словари второй пол. XVIII в. сообщают, как правило, только буквальное значение слова блистать (см.: «Словарь Академии Российской» или «Российской с немецким и французским переводами словарь» И. Нордстета 1780 г.); ср. ниже выражения блестящее перо, блестящее имя, относящиеся к фразеологии карамзинистов (см. примеч. 223 и 228), где эпитет блестящий представляет собой кальку с фр. brillant. Вместе с тем слова блистательный, блистательность в переносном употреблении встречаются затем в речах Бояна (см. примеч. 63) и Ломоносова (см. примеч. 129, 229); отметим в этой связи, что в «Словаре Академии Российской» зафиксированы лишь прямые, но не переносные значения данных слов. Показательно, что даже «архаист» Евстафий Станевич оправдывает переносное употребление слова блистательный, сопоставляя его с фр. brillant (Станевич Е. Способ рассматривать книги и судить о них. СПб., 1808. С. 22; цит. у Виноградова. Очерки... С. 171). Ср.. однако, нападки на выражение «блистательный слог» у Шишкова. Рассуждение... С. 69, примеч. Надо полагать, что прилагательное блистательный как эквивалент фр. brillant вытесняет причастие блестящий, первоначально выступающее в этом значении и формально соответствующее исходному французскому слову (ср. ниже об аналогичном процессе в случае форм трогающий — трогательный в соответствии с фр. touchant, см. примеч. 152; ср. в этой связи также примеч. 27). В результате этого процесса (замены причастных форм формами прилагательных) соотношение слов блистательный и brillant может восприниматься не как калька, а как простое лексическое соответствие; это обстоятельство, в свою очередь, может объяснить относительно терпимое отношение к употреблению слов блистательный, блистательность и т. п. в переносном значении у таких авторов, как Бобров или Станевич. 47 льзя было, что б — ср. выше, примеч. 37. 48 застал играть (ср. еще аналогичный оборот ниже у Галлорусса, см. примеч. 89). Ср. у Шишкова (Рассуждение... с. 171 —172): «...многие ныне, вместо я виділь какъ вы шли или я виділь васъ идущихъ, говорят и пишут: я виділь васъ идти, переводя сие с Францускаго: je vous ai vu passer, или я слышалъ его играть, j’ai 1'entendu jouer». В. Ф. Одоевский (Вестник Европы, 1823, июнь, № 11) и Н. А. Полевой (Новый живописец общества и литературы, ч. II, 1832) приводят выражения слышал ее петь и я его слышал говорить как примеры галлицизмов, характерных для светской речи (см.: Вино градов. Очерки... С. 190; Язык Пушкина. С. 330). Возражение против подобных синтаксических конструкций (с некоторыми оговорками) можно встретить уже в «Российской грамматике» А. А. Барсова, 80-х гг. XVIII в. (см.: Буслаев Ф. И. Историческая грамматика русского языка. М.. 1959. С. 538). 49 играть славную роль — ср. фр. jouer un role. В отношении эпитета славный см. выше, примеч. 17. Форма роль представляет собой заимствование непосредственно из французского, однако женский род здесь обусловлен контаминацией с более ранним заимствованием роля из немецкого (ср. нем. die Rolle): по данным Биржаковой, Войновой, Кутиной (Очерки... С. 392) роль в женском роде отмечается с 1784 г., в мужском роде — с 1764 г., роля — с 1727—1729 гг. Выражение играть роль встречается в «Письмах русского путешественника» Карамзина, ср. здесь (под 2 июля 1789 г.): «Г. Флек играет ролю мужа...» (см.: Карамзин Н. М. Соч. М., 1803. Т. II. С. 130). 50 поэты поют браво (ср. еще аналогичный оборот ниже у Галлорусса, см. примеч. 233). Наречие браво, образованное от прилагательного бравый (из фр. brave) употреблено здесь не в значении, соотносящемся с исходной атрибутивной формой, а в ином значении — соотносящемся с возгласом одобрения bravo. Ср. в этой связи ниже восклицание очень браво! в речи Галлорусса (см. примеч. 185). 51 твоих времен виршесплетател и похожие... на слепых стар- цов бродящих по Украинским ярмаркам. С этим пренебрежительным мнением Галлорусса о народной поэзии следует сопоставить высокий отзыв о ней Ломоносова, явно выражающего точку зрения самого Боброва. См. ниже, примеч. 147. 52 паи более (ср. эту форму у Галлорусса и ниже, см. примеч. 232). В этом слове специально подчеркнут префикс паи-, который в XVIII в. воспринимался как иноязычный элемент (полонизм). В «Российской грамматике» Ломоносова (СПб., 1755, § 215) говорится, что «новые превосходные, с польского языка взятые, с приложением паи <...> российскому слуху неприятиы», ср. в «Кратких правилах российской грамматики» А. А. Барсова (М., 1773, с. 25, § 63): «...с Польскаго языка новые принятые превосходные с приложением паи, Российскому слуху весьма досадны: наилучшїй, наи- чистЬйшїй». См. еше аналогичное замечание некоего Любослова в «Собеседнике любителей российского слова» 1783, ч. II, с. 111; критикуя встретившиеся ему в поэтических текстах слова наиприятпейший, наисладчайший, Любослов писал: «Наи взято из Польскаго языка, а у нас для соделания степени превосходительной прилагается вместо наи, самый»; ср., однако, возражение издателей «Собеседника»: «Наи хотя употребляется в Польском языке, но из Рускаго не исключается» (там же, с. 104). С другой стороны, подобные образования были, по-видимому, возможны в жаргоне петиметров XVIII в.; ср. в этой связи эпитет наисовершеппый среди типичных эпитетов «щегольского наречия», перечисляемых в письме Боттин (т. е. Ботинок) в «Переписке моды» Н. И. Страхова (М., 1791, с. 64—71): «нас называют (петиметры. — Ю. Л., Б. У.) без- подобными, безпримериыми, редкими, прекрасными, милыми и шисовершепными» (ср.: Покровский В. Щеголи... Прилож., с. 102); необходимо подчеркнуть, что и прочие эпитеты в этом перечне могут считаться в большей или меньшей степени характерными для «щегольского наречия» (ср. в этой связи специально об эпитетах бесподобный и милый в примеч. 67 и 197). 53 чуху городить. Чуха — просторечн. «вздор, чепуха». Для речи Меркурия характерны вообще специфические коллоквиализмы. 54 В е л ыи с к и м красавицам, ведьмам — см. выше, примеч. 4. 55 Там наслушаешься песней — форма песней род. падежа мн. числа (ср. еще такую же форму на с. 547, 550) не может считаться коллоквиализмом: она достаточно обычна в литературном языке XVIII — начала XIX в.; см. материал у С. П. Обнорского (Именное склонение в современном русском языке. Вып. 2. Л., 1931. С. 186—187). 56 с ы н Перуна. Боян отождествляет Перуна и Зевса по функции громовержца, присущей как тому, так и другому. Ср. затем обращение его к Тору, выполняющему соответствующую роль в скандинавской мифологии (с. 543). 57 пансионе в. Боян заимствует это слово из языка Галлорусса (ср. выше, примеч. 40), употребляя его как «чужое слово». 558 Секванских — «сенских» (от Секвана — «Сена»), 59 преизящныя тайны. Слово изящный, по-видимому, употреблено Бояном в новом смысле, относящемся специально к интеллектуальной и эстетической сфере (ср.: изящные искусства, науки и т. п.); ср. подобное употребление и ниже (см. примеч. 187 и 211). Ранее это слово обозначало вообще: «превосходный, отличный, изрядный, отменно хороший» (только такое значение показано в «Словаре Академии Российской»), См.: Виноградов В. В. История слова изящный (в связи с образованием выражения изящная словесность, изящные искусства) // Роль и значение литературы XVIII века в истории русской культуры (= «XVIII век», сб. 7). М.; Л., 1966; Huttl-Worth. Die Bereicherung... S. 109—111; Веселитский. Отвлеченная лексика... С. 164—165. Новое значение слова изящный связано прежде всего с Карамзиным и соответствующим литературным направлением (Виноградов В. В. Указ. соч. С. 440—442); не исключено влияние фр. elegant (см.: Веселитский В. В. Указ. соч. С. 165—166). Ср. в этой связи примечание Н. Струйского: «Слово Изьящность или Изящность от многихъ приемлется; но у Г. Петиметеров, оно есть самое модное и любимое их речение» (авторское примеч. к строке: «Какая пышность в них; изьящность! высота», стих. «Наставление хотящим быти петиметрами» в изд.: Струйский Н. Соч. Ч. I. СПб., 1790. С. 187). Вместе с тем то обстоятельство, что соответствующее значение данного слова выступает в специально архаизированной речи Бояна. с очевидностью указывает на то, что Бобров не воспринимает уже это значение как новое; это, в свою очередь, может служить косвенным подтверждением вывода Биржаковой, Войновой и Кутиной (Очерки... С. 307. примеч. 178), что употребление такого рода было принято еще и в нови- ковском кругу. 60 любезная простота вдыхаемая природою была... управляющею душею; — вот был наш вкус, и кажется, довел нашему песнопению — ср. ниже упоминание «вкуса» в призыве бобровского Ломоносова: «Докажи же мне... вкус и доброту своей словесности!» (ср. примеч. 114). В отличие от Шишкова (см. выше, примеч. 45), Бобров не отвергает понятие «вкуса», но противопоставляет «новому вкусу» (ср. это выражение ниже, см. примеч. 191) — подлинный вкус, зиждущийся на «коренных основаниях языка» и на осознании органических законов его развития (ср. в этой связи примеч. 2, 36, 149, 221, 222). Термин вкус, таким образом, хотя и соответствует фразеологии карамзинистов, понимается существенно отличным от них образом, а именно как дух языка. Соответственно, в предисловии к «Херсониде» Бобров ратует за «точный национальный вкус» и упрекает тех, кто пренебрегает «драгоценным вкусом нашей древности, по крайней мере вырывающимся из под развалин старобытных песен, или народных повестей и особенных поговорок» (см.: Бобров С. Херсонида. СПб., 1804. С. 12); закономерным следствием отсюда является пристальное внимание и интерес Боброва к народной позиции (ср. в этой связи примеч. 147). Тем самым «вкус» выступает у Боброва как явление Природы, а не Культуры: если Карамзин, говоря о вкусе, ориентируется на просвещенное употребление, то Бобров ориентируется на проникновение в Гений языка и ниции (ср. упоминание «гениев России» в полном заглавии его собрания: «Рассвет полночи...». СПб., 1804), т. е. на нечто идеальное и по существу своему противостоящее реальному употреблению (в том же предисловии к «Херсониде» Бобров писал, что «употребление, равно как и приученый к чему нибудь слух, подобен тирану», см. с. 10 цит. изд.). Позиция Боброва, таким образом, хорошо выражается словами поэта из «Санкт-Петербург- ского Меркурия» (1793, IV, с. 45) (А. И. Бухарского): Вкус древний — ближе быть к природе; Вкус новый — дале быть от ней. 61 к большому свету — «галлорусское» выражение, калька с фр. le grand monde. 62 д и в н ы м и и очаровательными. Замечательно, что слово очаровательный Боян употребляет в новом — положительном — смысле. Так же затем будет употреблять его и Ломоносов (см. ниже, примеч. 101). Ранее это слово имело безусловно отрицательное значение и связывалось со злым, колдовским началом. Новое значение появляется во второй пол. XVIII в. и отражает, видимо, связь значений фр. charmer; 1) колдовать, 2) пленить, обольстить. См.: Хютль-Ворт Г. Проблема межславян- ских и славяно-неславянских лексических, отношений // American contributions to the Fifth International Congress of Slavists. The Hague, 1963, c. 145; Hiill-Worih C. Die Bereichenmg... S. 144—145. Ср. ниже, примеч. 103. 63 ложная блистательность — ср. выше, примеч. 46. 64 п а т е т и ч е с к и — ср. фр. pathetiquement. Выражение писать патетически в «галлорусском наречии» соответствует выражению писать страстным слогом в языке Бояна. Любопытно, что и Тредиаковский передавал в своих переводах фр. pathetique через пристрастное [но также и сладостное, умилительное — см. переведенное им: «Сокращение философии канцлера Бакона» (СПб., 1760), ср.: Виноградов. Очерки... С. 151]. Слово патетический проникает в русский язык лишь во второй пол. XVIII в.: см. в «Собрании новостей» за ноябрь 1775 г. «Артикулы из Енциклопедии кои предлагаются для перевода на российский язык», где предлагается соответствие «Pathdtique — Пафетичный» (с. 99); ср. в «Корифее» Галинковского (1803, ч. I, кн. 2): «pathetique — патетический, страстный, нежный, умильный, привлекающий, трогающий, чувствительный» (ср. в этой связи название сборника Стерна в переводе Галинковского: «Красоты Стерна, или Собрание лучших его патетических повестей <...> Для чувствительных сердец. М., 1801). Точно так же М. Н. Муравьев в «Рассуждении о различии слогов...» («Опыт трудов Вольного Российского собрания», ч. VI, М., 1783, с. 17) говорит о «трогающем или патетическом слоге». Следует иметь в виду, что эпитет патетический ассоциировался с карамзинизмом: Карамзина называли «патетическим» писателем и П. Шаликов писал в статье «О слоге г-на Карамзина» («Аглая», 1808, ч. II, кн. 2) о «трогательной, неизъяснимой, очаровательной прелести слога, называемого патетическим, прелести, которая царствует в сочинениях г-па Карамзина» (см.: Левин. Очерк... С. 239—240, примеч. 267). 65 п а н си о н а х... этикетах... в большом свете — «галлорусские» выражения, см. о них выше, примеч. 40, 41, 61. 66 В ел ь ш с к и х фурий — см. выше, примеч. 4. 67 до безконечності! — это выражение, представляющее собой кальку с фр. а I’infini, по всей вероятности, ассоциировалось с жаргоном петиметров; характерно, что Галлорусс употребляет его и ниже (см. примеч. 104). Ср. в новиковском «Живописце» (1772, ч. I, л. 4, 9, 10) последовательное обыгрывание слов беспримерный (беспримерно), бесподобный (бесподобно) как типичных слов «щегольского наречия» (см.: Сатирические журналы Н. И. Новикова, с. 292, 294, 311—313, 315—319); аналогичные формы (беспримерно, бесприкладно) постоянно употребляют и щеголихи в комедии Екатерины «Именины госпожи Варчалкиной» (см.: Покровский. Щеголихи... Прилож., с. 31—35); ср. цитированное выше заявление Боттин в «Переписке моды» Н. И. Страхова, что петиметры называют их безподобными, безпримерными (см. полную цитату выше, в примеч. 52): наконец, и Н. П. Николев в предисловии к пьесе «Розана и Любим» (М., 1781) заявляет, что его герои «не говоря: увы, безподобно, безнримерно, обожаю и пр., говорят обыкновенно, но просто». Вместе с тем в «Живописце» аналогичным образом трактуются и выражения типа до безумия, до смерти и т. п. (см.: Са тирические журналы Н. И. Новикова, с. 294, 312—313, 317). Весьма показательна реакция Тредиаковского на употребление выражений такого рода в применении к простым, а не сакральным материям. Г. Теплов писал о Тредиаковском. что «по его мозгу никакого из сих слов прилагательных употребить нельзя: совершенный, безконечный, безпредельный, безчиелеиный, безмерный, хотя бы такия слова к хлебу, к пище, к народу, ко вкусу и пр. приложены были. Тотчас скажет, когда безчиелеиный, тогда неограничае- мый, а когда неограничаемый. то безначальный, а когда безначальный, то всесовершенный, а когда всесовершенный, то самобытный и пр. И после таковых глупостей софистических восклицает как бешенный: О, безбожное утверждение!» (см.: Пекарский П. История имп. Академии наук в Петербурге. СПб., 1873. Т. 2. С. 190). 68 очень у п р ям, ч т об — ср. выше, примеч. 37. 69 оставить — этот глагол выступает здесь как семантическая калька с фр. laisser. 70 закоренелы я — этот эпитет у Галлорусса соотносится, по всей видимости, с характерной для Боброва (как и для ряда других авторов второй пол. XVIII — нач. XIX в.) апелляцией к «коренному основанию языка» — «коренному, матернему сла- венскому языку» н т. п. См. примеч. 2. 149, а также вступительную статью к данной публикации (с. 491—493 наст. изд.). 71 пустяки — в этом контексте, по-видимому, семантическая калька с фр. futilites или, возможно, bagatelles; соответственно выражение оставить пустяки может рассматриваться как калька с фр. laisser futilites или laisser bagatelles. Ср. в этой связи примеры употребления слов futilite, futilites в русских текстах сер. XIX в., приводимые в «Словаре иноязычных выражений и слов» А. М. Бабкина и В. В. Шендецова (т. 1. М.; JL, 1966, с. 543). Что касается слова bagatelle, то оно, видимо, было характерно для «щегольского наречия» второй пол. XVIII в. См., например, речь Ветромаха в комедии Княжнина «Чудаки», см.: Княжнин Я. Б. Избр. произведения. Л.. 1961, С. 476, 551; речь Минодоры в комедии Сумарокова «Мать совместница дочери», см.: Покровский. Щеголихи... прилож., с. 3; ср. еще в речи щеголей слово безделица как семантическую кальку с bagatelle, например, в макаронической манерной речи, воспроизводимой в «Русских сказках» М. Чулкова (IV, с. 112; ср.: Синовский В. В. Очерки по истории русского романа, т. 1, вып. 1, СПб., 1909, с. 203—204): «Мафуа! Диабль! Аманта моя сделала мне энфедилитацию. Безделица! Бон есперанс у меня в кармане...», а также упоминание «безделок моих» в стилизованном монологе Щеголихи в «Живописце» (1772, ч. I, л. 4, ср.: Сатирические журналы Н. И. Новикова, с. 292); ср. в этой же связи и названия сборников Карамзина и Дмитриева 90-х гг. — «Мои безделки» и «И мои безделки». 72 н о в о в ер о в. Слово нововер — окказионализм, образованный Бояном по аналогии со словом старовер, непосредственно перед тем употребленным Галлоруссом. 73 галлизированных несекомых. Слово галлизированный — явный европеизм. Вместе с тем и форма несекомое, как и насекомое, представляет собой кальку с insectum. Дублетные формы обусловлены разной трактовкой префикса in-, который может иметь негативное значение (не сечь) и значение места (сечь па, ср. насечка, насекать), ср.: Uubegaun В. О. La caique dans les langues slaves // Unbegaun В. O. Selected papers on Russian and Slavonic philology. Oxford, 1969. C. 47. Иногда утверждают, что форму несекомое изобрел Бобров (см.: [Мазаев М.] Бобров // Венгеров С. А. Кри- тико-биографический словарь. Т. IV. Отд. 1. СПб., 1895. С. 61). Это неверно, поскольку данная форма встречается уже с 20-х гг. XVIII в., см. примеры у Биржаковой, Войновой, Кутиной, Очерки... с. 309—310, а также у В. И. Чернышева, Несколько словарных разысканий, «Статьи по славянской и русской филологии. Сборник статей в честь академика Алексея Ивановича Соболевского» (Сб. ОРЯС, т. СІ. № 3). Л., 1928, с. 26. Как бы то ни было, Боян явно использует калькированную форму (что, впрочем, в принципе может быть истолковано как специальный с его стороны прием: ср. цел. гады). 74изчадий отечества. Выражение изчадье отечества явно противостоит хорошо известному выражению сын отечества (выступающего как синоним к слову патриот), представляя собой, собственно, перефразировку этого выражения в устах Бояна. (Относительно выражения сын отечества см., например, у Веселитского, Отвлеченная лексика... с, 137—139; добавим, что по своему происхождению оно восходит к выражению Отец отечества как наименованию русских императоров.) 75 славянирует — морфологический германизм (ср. siavonieren). Ср. примеч. 219. а также примеч. 73. 75а Прокоповича... Кантемира... Ломоносова. Ср. у Макарова в его критике на книгу Шишкова: «Должно ли винить Феофана, Кантемира и Ломоносова, что они первые удалились от своих предшественников» («Московский Меркурий». 1803, ч. IV, декабрь, с. 163). Эти имена упоминает выше и Боян, перечисляя авторов, в языке которых он ощутил «многую перемену». 76 феномен — типичный европеизм. Регулярным русским соответствием к этому слову выступает явление. См. материал по употреблению данного слова у Биржаковой, Войновой, Кутиной (Очерки... с. 152, также с. 225, 294). Ср. ниже ироническое обыгрывание этого слова в речи Меркурия (см. примеч. 244). 77 Он много начитан — Эта фраза, по всей видимости, не что иное, как точная калька с фр. il a beaucoup lu, т. е. слово начитан выступает здесь не как прилагательное (адъективация соответствующего причастия вообще происходит позже), а как причастная форма, которая не имеет при этом значения страдательного залога, но используется для выражения перфектности. Таким образом, и в этом случае Галло- русс передает русскими языковыми средствами грамматическое значение фр. перфекта (ср. выше, примеч. 16), но если обычно он использует для этого деепричастные формы, то здесь он пользуется формой страдательного причастия. 78 довольно силен, чтоб — ср. выше, примеч. 37. 79 в нем... найдешь — глагол находить довольно регулярно выступает у Галлорусса как семантическая калька с фр. trouver (ср. ниже, примеч. 117, 134, 201). 80 на средней точке — т. е. посреди, в центре. Вероятно, это калька с нем. Mittelpunkt, которая отмечается уже в первой пол. XVIII в. Ср. слово средоточие — впервые у Кантемира, который и явился, возможно, его создателем, определив это слово как «средняя точка, центр». Ср. также глагол сосредоточить, созданный, по-видимому, Карамзиным. См.: Веселитский, Отвлеченная лексика... С. 141; Hiittl- Worth. Die Bereicherung... С. 195; Г. Хютль-Ворт, Проблемы межславянских и славянонеславянских лексических отношений. «American contributions to the Fifth International Congress of Slavists». The Hague, 1963, c. 135—136. Характеристика промежуточной позиции Ломоносова как арбитра, «стоящего на средней точке» между Бояном и Галлоруссом. обусловлена, видимо, тем обстоятельством, что к авторитету Ломоносова могли апеллировать как «архаисты», так и «новаторы»: так, например, на Ломоносова ссылается как Шишков, так и Макаров, который считает его предшественником Карамзина (см. с. 468 наст. изд.). Точно так же если Катенин видел в деятельности Ломоносова «приближение русского языка к славянскому», то А. А. Бестужев усматривал в ней, напротив, ограничение славянской стихии в русском литературном языке, и т. п. (см.: Левин. Очерк... С. 118). 81 славной человек. Это выражение двусмысленно, так как эпитет славной может означать как «известный», «знаменитый», так и «милый», как это свойственно прежде всего «щегольской» речи (см. примеч. 17, а также примеч. 94). 82 при мне еще Музы унесли его в Елисейския беседки — Макаров родился в 1765 г., Ломоносов умер в 1766 г. 83 з делал и постель — калька с фр. faire le lit. Обороты с глаголом сделать, калькирующим фр. faire, характерны для «галлорусского наречия» (ср. ниже, примеч. 133); ср. в разговорах петиметров второй пол. XVIII в.: «сделала дистракцию и <...> грусть», «сделает ей грубость палкою» и т. п. (из письма Щеголихи в «Живописце», 1772, ч. I, л. 9, см.: «Сатирические журналы Н. И. Новикова», с. 312), «сделает компанию», «зделать партию» (из разговора Советницы в «Бригадире» Фонвизина, см. цит. изд., с. 139—140, 192) и т. п. 84 опрокинуться на меня — вероятно, калька с фр. tomber sur (ср. современный оборот: накинуться на...). Ср. пример, приводимый под этим словом в «Словаре Академии Российской»: На всіхь былъ сердить, а на меня одного опрокинулся. Ср. вместе с тем опровергать — «возражать» (это значение фигурирует в «Словаре Академии Российской»). 85 біотах — ср. фр. le but. 86 з делай, чтоб — см. о подобных оборотах выше, примеч. 37. Характерно, что Меркурий оценивает это выражение как повеление, данное «французским манером». 87 французским манером — европеизм в речи Меркурия (ср.: a la maniere fran^aise). 88 з дел ай... чтоб — см. выше, примеч. 37 и 86. 89 положили его быть — см. выше, примеч. 48. 90 странное Галлобесие. Компонент -бесие выступает как продуктивный словообразовательный элемент в языке XIX в. (показателен, между прочим, окказионализм чтеньебесие в письме Пушкина к брату от 27 марта 1825 г.). Активизации его способствовали французские слова на -manie'. формы на -бесие представляют собой результат каламбурного перевода фр. -manie, ср. греч. -mania (см.: Виноградов В. В. Из истории русской литературной лексики. 1. Мракобесие, мракобес. «Доклады и сообщения Института русского языка <АН СССР>». Вып. 2. М.; Л., 1948, с. 3—18; Виноградов полагает, что этот процесс начинается с 10—20-х гг. XIX в., но памфлет Боброва позволяет отодвинуть его к самому началу XIX в., если не к концу XVIII; перед нами, видимо, одно из первых образований такого рода). Таким образом, галлобесие представляет собой своеобразную кальку с gallomania ~ gallomanie (ср. более позднюю кальку с этого слова — термин франкобсеие у М. М. Стасюлевича, ср. еще шпальяно- бесие у М. И. Глинки, см.: В. В. Виноградов, указ. соч., с. 17, 11). Между тем слово галломания появляется, кажется, позже (см. ниже, примеч. 95). Ср. в этой связи слово славянобесие в дневнике Герцена (Виноградов В. В. Указ. соч. С. 11) и, с другой стороны, славеномания в письме Евгения Болховитинова Д. И. Хвостову от января 1815 г. (Сб. ОРЯС, т. V. вып. 1. СПб., 1868, с. 159). Любопытно отметить, что задолго до того, как стали возможны галлицизмы этого типа, могли иметь место аналогичные грецизмы. Так, Юрий Крижаним в главе «Ob czuzebesiu» своего трактата «Политика» писал: «Ksenomanija Grekom, nam Czuzebesie, iest beszenaia lyubovv cziizich wecey і narodow» (Крижатіч JO. Политика, М., 1965, с. 146), прямо указывая на греческую модель образованного им неологизма чужебесис. Эпитет странный в выражении Бояна странное галлобесие объединяет старое и новое значение данного прилагательного: «чужой, иностранный» и «чудной», «необычный». 91 поставил его одесную — это выражение в речи Бояна представляет собой явный библеизм (см., например, Псалтырь, XLIV, 10, CVIH, 6, 31. Деяния, VII, 55 и др. примеры). Ср. другие библеизмы у Бояна (см. ниже, примеч. 102, ср. также примеч. 32). 92 О.и и р а. Не и ода — показательно, что имена Гомера и Гесиода даются Бонном в восточном (рейхлиновом) произношении (ср. еще форму Омир на с. 542). Соответствующее произношение грецизмов ассоциировалось (начиная со второй четверти XVIII в.) по преимуществу с церковнославянским языком, см. об этом: Успенский Б. А. Доломоносовский период отечественной русистики: Адодуров и Тредиаковский // ВЯ. 1974. № 2. С. 19—20. Между тем имя Демосфен Боян произносит менее последовательно (ожидалось бы Димосфен, ср. греч. Ai)|,toCTuevr|Q. 93 Пиндара... Гинтер. Имена Пиндара, Малерба, Гюнтера могли ассоциироваться в сознании читателя с именем Ломоносова. Ср. известные стихи Сумарокова о Ломоносове (в «Эпистоле о стихотворстве» 1747 г.): «Он наших стран Мальгсрб, он Пиндару подобен», ср. также в «Послании к Привете» А. А. Палицына. 1807 г.: «Есть Пиндар свой у нас, бессмертный Ломоносов» (Поэты 1790—1810-х годов. Л., 1971. С. 747). Влияние Гюнтера на Ломоносова хорошо известно. 94 с е г о з н а м е н и т а г о мужа. Выражение сей знаменитый муж применительно к Ломоносову противостоит в речи Бояна выражению этот славной человек, употребленному Галлоруссом (см. выше, примеч. 81). Ср. в этой связи ремарку Батюшкова в письме к Гнедичу от 28—29 октября 1816 г. «В прозе исправь эпитет: славный Мерзляков; напиши знаменитый, если хочешь, пли добрый» (см.: Батюшков К. Н. Соч. СПб., 1886. Т. 3. С. 408). 95 Галлобеса. Слово галлобее представляет собой вторичное образование от гал- лобееие (ср. выше, примеч. 90) и вместе с тем соотносится со словом галломан, ср. фр. gallomane, которое входит в широкое употребление, по-видимому, в 1812 г. [см. последнее слово в очерке Батюшкова «Прогулка по Москве», 1812 г., ср. также «пагубная галломания» в статье Каченовского того же времени («Вестник Европы», 1812, № 7, с. 217); пуристически настроенные противники галломании, как свидетельствует Вяземский в «Старой записной книжке», с легкой руки Сергея Глинки могли называть галломанов — французолюбцами, ср. между тем у самого Вяземского: «галлолюбие или французомания» (Вяземский П. А. Полн. собр. соч. СПб., 1883, Т. 8. С. 163, 487); ср. вместе с тем выражение славян омины в послании П. И. Шаликова «К В. Л. Пушкину» того же 1812 г. (см.: Поэты 1790—1810-х годов. Л, 1971, с. 643), явно образованное под влиянием слова галломан]. Употребление слова галлобее в рассматриваемой сатире Боброва вносит некоторые коррективы в точку зрения В. В. Виноградова, который полагал, что слово мракобес представляет собой единственное вторичное образование от сложных слов на бееие, и делал отсюда вывод об относительно позднем (по сравнению с мракобесие) возникновении этого слова: «очевидно, оно возникло тогда, когда все другие сложные слова на -бееие уже были утрачены, вымерли, или, во всяком случае, уже выветривались. Иначе естественно было бы ожидать таких образований, как етихобее, кнутобее, елаияиобее, моеквооес и т. п. Только к слову мракобесие... было создано соответствующее обозначение лица» (Виноградов В. В. Указ. соч. С. 17). 96 н с и р о р о н и т. что и а д о б и о. Употребление глагола проронить соответствует следующей дефиниции в «Словаре Академии Российской»: «пропустить, не досмотреть, не воспользоваться чем: проронить в іцеті... пророиилъ случай». Возможно. это коллоквиализм, что, как уже говорилось, вообще характерно для речи Меркурия. 97 в з я в арфу. Слово арфа в авторской речи соответствует выражению сквозные гусли в речи Галлорусса, см. выше, примеч. 10. 98 Галлорусс приходит в... изумление. Это выражение противостоит выражению приходит в восхищение, употребленному непосредственно перед тем при описании состояния Ломоносова. В отношении слова изумление ср. выше, примеч. 7. Что же касается слова восхищение, то любопытно отметить, что представленное здесь новое — собственно русское, а не церковнославянское — значение этого церковнославянизма («восторг» — ср. цел. восхищение «похищение, кража»), возможно, отражает в конечном счете влияние европейских языков (ср. фр. ravissement: 1) «кража с насилием»; 2) перен. «энтузиазм»; см.: Хютль-Ворт Г. Роль церковнославянского языка в развитии русского литературного языка, отд. оттиск, из: «American contributions to the Sixth International Congress of Slavists», vol. I, The Hague, 1968, c. 15); характерно в этом плане употребление слов восхищение, восхищаться и т. п. в соответствующем значении в стилистически обыгранной речи петиметров в комедиях XVIII в. (например, в фонвизинском «Бригадире», см.: Тихонравова Н. С. Материалы... С. 146, 177, 178). "Он еще замысловат; изрядно выигрывает — по-видимому, это не специфические «галлорусские», а нормальные для рассматриваемой эпохи обороты. См. определения в «Словаре Академии Российской»: «замысловатой — о лице: способный на выдумки или изобретения», «выиграть — выражать песни или другое что на каком-либо мусикийеком орудии <например> выигрывают иа рожкахъ разным нісші». 100 Какое слышу божественное согласие — слово согласие у Ломоносова выступает как эквивалент слова гармония, непосредственно перед тем употребленного в авторской речи. Здесь, возможно, присутствует некоторый стилистический нюанс, причем слово гармония выступает, по-видимому, как нейтральное. Позиция Боброва отличается в данном случае от позиции других пуристов, так как в начале XIX в. нередко слышатся протесты против слова гармония (см. прежде всего у Шишкова в «Рассуждении...», с. 173, а также в «Послании к Привете» А. А. Палицыиа. ср. цитату, приводимую ниже, в примеч. 116), причем в ряде случаев предлагается заменить слово гармония на согласие (см., например, в «Журнале российской словесности», 1805, № 3, с. 141 —142); М. И. Попов в предисловии к переводу (с французского) поэмы Тассо «Освобожденный Иерусалим» (ч. I, СПб., 1772, с. 12) указывает соответствие «harmonic — доброгласие». Отметим, что слово гармония регулярно передается через согласие уже в переводах Тредиаковского (см.: Hiittl-Worth. Die Bereicherung... С. 192; Виноградов В. В. Очерки... с. 151—152). 101 очаровательная песнь. Эпитет очаровательный употребляется Ломоносовым так же. как и Бояном, — в новом значении. См., выше, примеч. 62. 102 суди праведно. Это выражение в речи Бояна может быть расценено как библеизм (ср., в частности, Псалтырь. LXVI, 5; LXXI, 2; XCVII, 9: Деяния, XVII, 31; Апокалипсис, XIX, 11). Ср. выше, примеч. 91. 103 прелести нов а г о. Слово прелесть в положительном значении было введено в литературный язык лишь во второй пол. XVIII в., главным образом карамзинистами (ср. старое значение этого слова, сохраняющееся в церковнославянском языке: «обман, заблуждение, соблазн»). Не исключено, что соответствующее употребление восходит к галлорусскому «щегольскому наречию» второй пол. XVIII в., поскольку изменение значений в словах прелесть — прелестный, очарование — очаровательный, обаяние — обаятельный и т. п. отражает, видимо, аналогичный семантический процесс в соответствующих французских лексемах (ср.: «французские ряды charme, charmer, charmant, enchanter, enchantement и т. д. подвергались тем же самым семантическим изменениям, как и русские слова, только значительно раньше, и в XVIII веке переносные значения заимствовались из французского в русский литературный язык» — Хютль-Ворт Г. Проблемы межславянских и славяно-неславянских лексических отношений // American contributions to the Fifth International Congress of Slavists. The Hague, 1963. C. 145, здесь же и об аналогичных семантических процессах в других европейских языках, которые объясняются из того же источника; см. также: Хютль-Ворт Г. Роль церковнославянского языка в развитии русского литературного языка, отд. оттиск из изд.: «American contributions to the Sixth International Congress of Slavists», vol. I, The Hague, 1968, c. 14—15). Ср. в письме Щеголихи в «Живописце» (1772 г., ч. I, л. 9): «Твои листы вечно меня прельщают», где слово прельщают выделено в тексте как петиметрское (см.: «Сатирические журналы Н. И. Новикова», с. 312); ср., с другой стороны, у Карамзина в посвящении к «Аглае» (1795, кн. II, с. 1): «Ничто не прельщает меня в свете» или в стихотворении «Прости» 1792 г.: «Не знатен я, не славен. — Могу ль кого прельстить» и т. п. (см.: Карамзин Н. М. Полн. собр. стихотворений. М.; Л., 1966. С. 135, 113). Ср. еще слово прелестный в стилизованном разговоре петиметров в «Чудаках» Княжнина (Княжнин Я. Б. Избр. произведения. Л., 1961. С. 456, 459). Характерно между тем, что Шишков в своем «Рассуждении...» (с. 277—278, ср. еще с. 193), различая два значения данного слова — старое и новое, — считает уже основным значением новое, т. е. собственно русское, а не церковнославянское. Точно так же и в «Происше ствии в царстве теней» Боброва употребление слова прелесть в положительном значении свойственно не только Галлоруссу, но и другим персонажам. Ср. ниже, примеч. 158, а также примеч. 62. Ср. еще с. 531 наст. изд. 104 до безконечности — см. выше, примеч. 67. 105 Не думайте, чтоб я хотел — см. выше, примеч. 37. 106 же не роз — ср. фр. genereux. Заимствование петровского времени, ср. в письме А. П. Волынского П. П. Шафирову около 1718 г.: «к чему он<и> на словах все жене- розы» (Петровский сборник. СПб.. 1872. С. 155; ср. встречающееся в этот же период женерозите, см. о нем: Смирнов Н. А. Западное влияние на русский язык в Петровскую эпоху. СПб., 1910. С. 114). В XVIII в. это слово характерно прежде всего для «щегольской» речи. Соответственно. Курганов упоминает женероз в числе тех слов, которые он сознательно не включил в словарь, поскольку нет нужды их употреблять (см.: Курганов Н. Г. Письмовник... 4-е изд. СПб., 1790. Ч. II. С. 276); тем не менее в словаре «Письмовника» находим: «женероз, податлив, щедр, великодушен» (там же, с. 233). 107 далек от — калька с фр. loin de. Ср. ниже, примеч. 117. 108 с л и ш к о м дал е к... чтоб — см. выше, примеч. 37. Еще в середине XIX в. подобные конструкции могут восприниматься как чуждые русскому языку (см.: Булахов- ский Л. А. Русский литературный язык первой половины XIX века. М., 1954. С. 271). Так именно и расценивает их бобровский Ломоносов, который высмеивает соответствующее выражение (см. примеч. 113 и 130). 1°8а заниматься — в этом контексте, по-видимому, семантическая калька с фр. s’occuper. 109 берет место — калька с фр. prendre place. 110 Ветошка, — всё ветошка. Ветошка — «ветхое, изношенное белье». Это слово достаточно обычно в разговорной речи как XVIII, так и XIX в. и, таким образом, не может считаться специфическим для речи Галлорусса. 111 без того... что б — см. выше, примеч. 37. |,|асказано добраго. Первоначально стояло: добраго сказано. Писавший переставил слова, обозначив их порядок проставленными над ними цифрами. 112 у Адама А д амыча — имеется в виду Вральман, персонаж фонвизинского «Недоросля». 113 без того не решился, чтоб; — очень далек от того, чтоб — см. примеч. 108, 111. 114 Докажи же мне... вкус и доброту своей словесности — ср. выше, примеч. 60. 115 разтрогал — глаголы тронуть, растрогать и т. п. в значении «привести в чувство» представляют собой семантическую кальку с фр. toucher, как это отмечал еще Тредиаковский в своем памфлете на Сумарокова 1750 г. («Тронуть вместо при- весть в жалость за французское toucher толь странно и смешно...» и т. п.); однако Сумароков, отвечая Тредиаковскому, уже тогда утверждал, что «тронуть сердце вместо привесть в жалость говорит весь свет» (см.: Веселитский. Отвлеченная лексика... С. 146—147; ср. еще: Hiittl-Worth G. Die Bereicherung... С. 201—202). Полемику, относящуюся к словам тронуть, трогательно, трогательный возобновил Шишков («Рассуждение...», с. 200—202, 143); ему возражал в своей рецензии Макаров, который находил обсуждаемые Шишковым примеры неуместными. Вполне закономерно поэтому, что Галлорусс употребляет этот глагол в соответствующем значении. Ср. в этой связи примеч. 152 относительно слова трогательный. 116 жени — одно из типичных «галлорусских» слов (ср. фр. genie). Галлорусс употребляет его и в дальнейшем (ср. примеч. 166, 197, 214), что высмеивается Ломоносовым (см. примеч. 169а). Слово жени в «галлорусском наречии» противостоит слову гений, неоднократно употребляемому бобровским Ломоносовым (см. примеч. 127, 173, 179, 186, 192, 226). Таким образом, гений фактически признается русским словом, то есть элементом русского литературного языка (это слово фигурирует и в полном названии сборника Боброва «Рассвет полночи» 1804 г. и вообще может считаться достаточно характерным для Боброва; ср., однако, протест Шишкова против данного слова в «Рассуждении...», с. 160); противопоставление правильного и неправильного строится в данном случае не по принципу «исконное русское — заимствованное», а по принципу «французское — нейтральное». Иначе говоря, несмотря на декларативные заявления о борьбе с иноязычным влиянием, некоторые европеизмы фактически не воспринимаются как таковые: более важно на самом деле не происхождение слова, а его функционирование. Не исключено, что это отражает немецкую языковую ситуацию (ср. с. 479 наст, работы) и что само противопоставление соответствующих форм пришло из немецкого языка. Для характеристики семантики слова жени ср., между прочим, следующие слова Вольтера, опубликованные в «Северном вестнике» (1804, ч. I, № 3, с. 307—308): «Римляне, к выражению редких дарований, употребляли не слово genius, так как Французы сие делают, но ingenium. Французы без разбору употребляют слово Гений (genie), говорят ли о духе, имевшем под своим охранением какой-нибудь древний город, или о машинисте, либо музыканте». Следует отметить, однако, что и слово гений фактически может отражать семантику именно genie, а не genius; соответственно, и жени, и гений могут употребляться как применительно к обозначению духа или абстрактного свойства, так и при обозначении конкретного лица. В «Новом словотолковатсле, расположенном по алфавиту, содержащем разные в российском языке встречающиеся иностранные речения и технические термины» Н. Яновского указывается, что слово жеии соответствует слову гений в его значении: «природное остроумие, высочайший дар природы, дающий разуму самую величайшую проницательность и деятельность; талант соображать идеи новым, великим и поражающим образом, от коего душа получает способность чувствовать и изображать живо силу различных предметов». Яновский отмечает, что гений в этом значении «у Французов называется жент, при том что гений может иметь еще и другое значение, отличное от жеии, а именно обозначать духа-охранителя (ч. I, СПб., 1803, с. 566, 779). Значение слов жени и гений в известной степени отразилось, видимо, на употреблении слова дух, которое соотносится прежде всего с фр. esprit, но вместе с тем и с genie. Во второй пол. XVIII в. слово жеии может проникать в русский литературный язык двумя путями — из разговорного языка салонов и вместе с тем под влиянием языка штюрмеров. Первое упоминание о данном слове дается у Сумарокова в статье «О истреблении чужих слов из русского языка» («Трудолюбивая пчела», 1759, январь): Сумароков высмеивает здесь тех, кто употребляет, наряду с другими варваризмами, ясени вместо остроумие (следует иметь в виду, что слово остроумие могло означать тогда «проницательный ум», «талант» и т. п.); по-видимому, это было характерно для «щегольского наречия» того времени. Позднее слово жени становится очень характерным для Карамзина и его окружения, причем здесь может быть усмотрена прямая связь с языком и идеологией штгормерства (слово genie в языке немецких штюрмеров приобрело специфическое значение «гения» в предромантическом смысле; ср. здесь, в частности, Kraftgenie — «бурный гений», Originalgenie — «истинный поэт», Geniezeit —• «период бури и натиска» и т. п.). См. в письмах А. А. Петрова к Карамзину: «Будучи великой Жеии (подчеркнуто Петровым. — Ю. Л., Б. У.), ты столько превознесся над малостями, что в трех строках сделал пять ошибок против немецкого языка» (письмо от 11 июня 1785 г.); если здесь можно усмотреть ироническое обыгрывание данного слова, то оно относится не к самому слову, как таковому, а к его написанию: в других случаях Петров пишет это слово непосредственно по-французски. Ср.: «Грешно сравнивать натуру Genie с педантскими подражаниями, с натянутыми подделками низких умов <...> Говорят, что Шакеспер (Карамзин исправил эту форму на Шакеспир. — Ю. М., Б. У.) был величайший Genie; но я не знаю, для чего его трагедии не так мне нравятся, как Эмилия Галлоти» (письмо от 1 августа 1787 г.). (См. архив бр. Тургеневых в Пушкинском доме, ед. хр. № 124, л. 288. 292, 292 об., ср. не вполне исправную публикацию этих писем в «Русском архиве». 1863. № 5—6; следует отметить, что письма Петрова после его смерти были подвергнуты Карамзиным в рукописи как смысловой, так отчасти и стилистической правке, однако слова жени - genie исправлены при этом не были). Аналогично в письме Карамзина к Дмитриеву от 14 июня 1792 г. можно встретить следующий отзыв (о Коцебу): «он имеет жени, дух и силу» (см.: Письма Н. М. Карамзина к И. И. Дмитриеву. СПб., 1866. С. 26); в письмах этого времени Карамзин употребляет и слово гений, но в другом значении (ср. «поручаю тебя твоему Гению», «сколько часов в день посвящаешь Гению поэзии» в письмах к Дмитриеву от 17 февраля 1793 г. и 6 августа 1796 г., цит. изд., с. 34, 68). Ср. еще в «Опыте о стихотворстве», написанном, возможно, В. Подшиваловым: «Тщетно будут употребляемы все сии наружныя части к строению целаго, когда недостает врожденной способности (genie), ибо сие-то есть душа, дух, которой оживляет целое творение» («Чтение для вкуса, разума и чувствований». М., 1791, ч. IV, с. 299). Ср. между тем ироническое использование этого слова у Н. А. Львова в примечаниях к «богатырской песни» «Добрыне» (1796): говоря о инородном происхождении таких произведений, ассоциируемых с русским языком и русской народной культурой, как «Бова» и т. п., Львов пишет здесь: «„Франц и королевна Ренцывена" — венецианский роман, при царе Алексее Михайловиче переведенный; после складов и я его переписывал и помню, что в нем есть Жеии-дух и Старец Пилигрим» (см.: Поэты XVIII века. Л., 1972. Т. 2. С. 230); сам Львов взывает в «Добрыне» к «русскому духу». Показательно, что именно Карамзин попытался ввести слово жени в литературный язык: см., в частности, в первом издании «Писем русского путешественника» (Московский журнал. 1791, ч. II, кн. 3, с. 312): «Он говорил о великом духе или о жени. Жени, сказал он, не может заниматься ничем, кроме важнаго и великаго — кроме натуры и человека в целом». Не менее примечательно вместе с тем, что уже в следующем издании «Писем...» в 1797 г. Карамзин заменяет эту форму на гений (см. изд. 1797 г., ч. II, с. 41). Тем не менее слово жени оставалось в обиходе карамзинистов. Оно неоднократно встречается, между прочим, и в «Корифее» Я. Галинковского, причем в одном случае это слово сопровождается объяснением: «Genie — жени, гений, лично- особениое-дарование. дух великий, недостигаемый, творец оригинальный <...> Оставляю знатокам и любителям языка своего придумать на русском сие слово, и сообщить оное, когда угодно будет в журнал» («Корифей, или Ключ литературы», ч. I, кн. 2, СПб., 1803, с. 15; ср.: Левин. Очерк..., с. 284); здесь же (ч. I, кн. 4, СПб., 1803, с. 58—59) помещена и специальная статья: «Анализ слова жени, Г-на Зульцера». Ср. его же характеристику Стерна: «Он стоит на ряду с Почем, Свифтом, Юмом, Томсоном и другими — как жены, как превосходный писатель; но как сантиманталист, как филантроп (человеколюбивый) — он первой, или лучше начальник своей секты» (<Галинков- ский Я > Красоты Стерна. М., 1801. С. II). В «Послании к Привете» А. А. Палицына (1807) жени названо среди тех слов, которые «вползли в российски письмена» (см.: Поэты 1790—1810-х годов. Л., 1971. С. 747): Когда в российски письмена Вползло премножество (как черви или гады) Моралей, Энергий, Фантомов, Гармоний, Сцен, Форм, Идей и Фраз, Жени, Монотонйй, Меланхолий и всех подобных им Маний, И портят наш язык прекрасный без пощады. 117 вы найдете нас очень далекими в новой методе изливать красноречие чувств — эта фраза Галлорусса представляет собой неуклюжую комбинацию из разного рода фразеологических и синтаксических галлицизмов. Выражение вы найдете нас... далекими калькирует употребление глагола trouver в сочетании с прилагательным (ср. выше, примеч. 79); вместе с тем выражение быть далеким, представляя собой буквальную кальку с фр. etre loin de... (это выражение уже употреблялось Галлоруссом выше, см. примеч. 107, а также 113). в данном контексте соответствует по смыслу скорее выражению etre avance dans...; можно полагать, таким образом, что оба выражения объединились в речи Галлорусса. Метода изливать калькирует сочетания типа la methode d’exprimer. 118 мудрагелей — слово мудрагель (как и мудрогель) в словарях не обнаружено. 119 Возьмите терпение — калька с фр. prendre patience. 120 в духе петь — ср. фр. etre en humeur a fairc qch. Ср. фразеологизм быть не в духе в современном языке (фр. etre et mauvaise humeur). 121 нарядно — это слово может означать здесь «красиво», «кудряво»), но может отчасти сохранять и старое значение: «фальшиво». 121а импровизатор — из ит. improvisatore. Это слово зафиксировано в «Новом словотолкователе...» Н. Яновского (ч. I. СПб.. 1803, с. 820—821) со следующим определением: «Импровизаторы или импровизаиты. В Италии называется так род площадных стихотворцев, которые одарены способностию говорить стихами, наскоро выдуманными обо всех предметах важных, смешных, героических». 122 откроете печать чистого вкуса — буквальный перевод с французского. Ср.: «Vous у decouvrirez l’emprcinte du pur gout». В статье «Сравнение Сумарокова с Лафонтенем...» Шишков специально протестовал против употребления слов печать и отпечаток как семантической кальки с empreinte, в частности против выражения носить отпечаток в соответствии с porter l'empreinte (см.: Шишков. Собр. соч. и переводов. Ч. XII. СПб., 1828. С. 194—195). Относительно выражения чистый вк\’с ср. примеч. 22. 37а. 217, 223. 123 Мы ликуем славы звуки и т.д. — отрывок из стихотворения Г. Р. Державина «Гром победы раздавайся» (Две кадрили из двадцати четырех пар состоявшей) (Московский журнал. 1791. Июнь. С. 284). 124 приятнее — эпитет приятный как средство выражения эстетической оценки характерен, вообще говоря, для карамзинистов, где он выступает как синоним к слову изящный (см., напр.: Левин. Очерк... С. 122—123; Всселитский. Отвлеченная лексика... С. 165—166). Ср. известную карамзинскую характеристику новой русской литературы в «Пантеоне российских авторов» 1801 г.: «приятность слога, называемая французами elegance». Для этого подобное употребление было характерно для Сумарокова и его последователей и одновременно для петиметров XVIII в. (см. об этом на с. 507—511 наст. изд. В устах бобровского Ломоносова эпитет приятный звучит несколько неожиданно (он встречается здесь и в дальнейшем, ср. примеч. 129 и 203): соответствующее употребление может свидетельствовать в общем об освоении лексики «нового слога» в русском литературном языке. Ср. в этой связи примеч. 46 и 152, а также примеч. 60, 62, 103. ^ пежа, те ж а, достоеп, спокоен... достоин, спокоин, строии. Бобров вкладывает здесь в уста Ломоносова протест против заударного диссонанса; о развитии этого явления в русской рифме второй пол. XVIII в. см.: Западов В. А. Державин и русская рифма XVIII в. // Державин и Карамзин в литературном движении XVIII — начала XIX века (= «XVIII век», кн. 8). Л., 1969. Что касается формы достоеп. то еще Сумароков в свое время критиковал Ломоносова за употребление этой и тому подобных форм («О правописании» в изд.: Сумароков А. П. Полн. собр. всех сочинений в стихах и прозе. 2-е изд. Ч. X. М., 1787. С. 6). С позицией Боброва любопытно сопоставить противоположную позицию Н. П. Николева, который заявлял в своем «Рассуждении о стихотворстве российском» (см.: Новые ежемесячные сочинения. 1787. Ч. X. С. 39): «Я переменял иногда е в и и ставил в рифму хочнт с порочит, достоїш с покоии; что Г. Ломоносов и Г. Сумароков делывали, не смотря на осуждения некоторых критиков, или лутче сказать самопроизвольных стражей имения для них безпо- лезнаго». 126 лучше писать без р и ф м. Ср. выступление против рифмы и обоснование необходимости писать белыми стихами в предисловии Боброва к «Херсониде» (см.: Бобров С. Херсонида. СПб., 1804. С. 7). Ср. ниже, примеч. 155. 127 сохранить пользу Гения — слово гений в лексиконе Ломоносова противостоит слову жени в языке Галлорусса. См. выше, примеч. 116. 128 Внушить, — значит точно, внимать, слушать, а не объявить или возвестить, как здесь употреблено. Здесь противопоставлены два значения глагола внушить — церковнославянское и собственно русское. В церковнославянском языке этот глагол означает «внимать, слышать» (ср.: «Глаголы моя внуши, Господи», Псалтырь, V, 2). Это значение достаточно обычно и в русских поэтических текстах XV111 в., например в поэзии Ломоносова [см.: Трунев Н. В. Из истории значений слов (Светские оды Ломоносова), Уч. зап. Омского пед. ин-та. Вып. 4. 1949], ср. у Дмитриева в «Духовной песни, извлеченной из 48 псалма»: «Внуши, земля!»; его можно встретить еще у Жуков- ского (см.: Винокур Г. О. Русский литературный язык во второй половине XVIII века // Избр. работы по русскому языку. М., 1959. С. 145). Ср. замечание Кюхельбекера по поводу критики А. А. Бестужева на катенинский перевод трагедии Расина «Эсфирь»: «Бестужев не знает или не хочет знать, что внуши на славянском синоним глаголу внемли» (Дневник В. К. Кюхельбекера. Л., 1929. С. 129). Вместе с тем в русском языке развилось особое — каузативное — значение данного слова; оба значения показаны в «Словаре Академии Российской», причем первое значение не трактуется здесь как специфическое «славянское». Любопытно, что Бобров вообще не считает правомерным употребление данного глагола во втором значении в поэтических текстах, хотя и признает, что фактически он «в таком... ложном понятии у многих употребляется»; между тем уже у Пушкина рассматриваемый глагол встречается исключительно в этом втором значении (см.: Словарь языка Пушкина. М., 1956. Т. I. С. 310—311). |21) блистательна и п р и я т н а (о .мысли) — эти эпитеты отражают, по-видимому, фразеологию «нового слога», свидетельствуя, в общем, об усвоении карамзи- нистской лексики в русском литературном языке. Ср. выше, примеч. 46 и 124, а также примеч. 203, 152. 1311 Слова: Дух век будет спокоен его лишь обожать, — похожи почти на твою, Г а л л о р у с с, милую п о г о в о р к у, н а п р. очень далеко от того, чтоб заниматься и пр. Бобровский Ломоносов усматривает в разбираемом стихе синтаксический галлицизм, имея в виду сочетание прилагательного с инфинитивом. Относительно цитируемого им выражения Галлорусса см. примеч. 108 и 108а. В отношении слова милый ср. примеч. 197. 131 Душу, что во мне питало — отрывок из «Песни» Ю. Нелединского-Мелецкого (Московский журнал. 1792. Декабрь. С. 235). 132 дельное напряжение мысли. О «напряжении ума и вообразительной силы» как эстетическом критерии бобровский Ломоносов говорит и ниже (ср. примеч. 196 и 148). Ср. следующее место у Тредиаковского в цитате из Лукана, приводимой в «Мнении о начале поэзии и стихов вообще»: «Священный и великий всех пиитов труд. И поистинне, нет труда, который бы большею ума силою и сильнейшим духа напряжением и стремительством был производим, коль оные высокие пиитов размышления!» (см: Тредиаковский. Стихотворения. Л., 1935. С. 407). Слово напряжение в подобном употреблении, возможно, отражает семантику фр. tension (см.: Huttl-Worth. Die Bereicherung... С. 122). «Напряжение мысли» у Боброва — это творческая энергия, осмысляемая в руссоистском ключе, и вместе с тем в плане эстетики Лессинга. Апелляция к «напряжению мысли», в свою очередь, открывает возможность рационалистической эстетики, которая находится в прямой связи с языковым пуризмом Боброва (ср. рассуждения Ломоносова у Боброва на с. 547, 549, 552, 554, 556—557 наст, изд.; ср. ниже, примеч. 208). Вместе с тем Бобров специально подчеркивает далее, что и «напряжение ума и вообразительной силы» должно иметь свои пределы и что «лишнее напряжение» способно приводить к «чужеземному щегольству и грубым погрешностям» (ср. примеч. 148 и 196). Иначе говоря. Бобров протестует против искусственного напряжения мысли; критерий естественности (понимаемой в свете антитезы: Природа — Культура) остается для него на первом месте. 133 3 де лайте честь — ср. фр. faire honneur. Ср. выше, примеч. 83. 134 много найдете пленительнаго. Слово пленительный здесь, вероятно, семантическая калька с фр. captivant или ravissant; ср. выше у Галлорусса причастную форму пленяющиеся (см. примеч. 44). Относительно употребления глагола находить см. выше, примеч. 79. Выше уже говорилось о том, что семантика слов на -тельп- первоначально имела процессуальный, причастный характер, в силу чего соответствующие прилагательные более или менее регулярно выступали при передаче французских причастных форм (см. примеч. 27, 46, ср. также примеч. 152); в этом смысле пленительный представляет вполне закономерное соответствие к captivant и т. п. Ср. в примерах «нового слога», фигурирующих в «Рассуждении...» Шишкова (с. 347): «Поэт сопровождает мораль свою пленительными образами». 135 ты только и замешан на ариях — слово замешан употреблено, видимо, в значении совр.: «помешан». 136 О д н а ты мне мила и т. п. — отрывок из песни «Одна ты мне мила» кн. П. Гагарина (Приятное и полезное препровождение времени. Ч. I. М., 1794. С. 211). 137 Он <Галлорусс> еще доказывает, что сердце вмещавшее образ любовницы, или дышавшее сим тленным Божеством не пременно будет безсмертно. — Новый довод беземертия <...> Что подлинно приличнее одной вечности, то смело также идет и к смертной милой. Позиция Боброва очень напоминает здесь пуристические выступления Тредиаковского. Критикуя стих Сумарокова Отверзлась вечность, все герои предстали во уме моем, Тредиаковский писал, например: «Автор прорицает о прошедшем... и говорит неправо, что ему отверзлась вечность: ибо ему отверзлась вместо ея древность, для того что все оный Герои, коих Автор упоминает, были в древности в рассуждении нас, а не в вечности. Вечность единому токмо Богу свойственна, а не Героям» (см.: Письмо... писанное от приятеля к приятелю // Куник А. Сборник материалов для истории имп. Академии наук в XVIII веке. Ч. 2. СПб., 1865. С. 461). - - 138 Начну то петь с зарею и т. п. — отрывок из той же песни. П. С. Гагарина (цит. изд., с. 211). 139 Тогда лишь позабуду и т. п. — отрывок из той же песни П. С. Гагарина. У Боброва неточная цитата — в оригинале (см. цит. изд., с. 212): Когда в обьятьях буду Тебя своих иметь. Наличие такой (искажающей смысл) описки, возможно, свидетельствует, что Бобров в самом деле пользовался каким-то реальным рукописным сборником. В этом случае подбор текстов приобретает дополнительный интерес. Ср. в этой связи ниже, примеч. 142, 175а, 189. 140 в объятьях себя иметь. — И смешно, и не по-руски. Бобров, возможно, усматривает здесь неудачное отражение западноевропейской синтаксической конструкции с возвратным глаголом (типа фр. se trouver и т. п.). Между тем в действительности автор разбираемого произведения (П. С. Гагарин) не заслужил этого упрека (см. примеч. 139). 141 еще что то начинается г р о м к о. Эпитет громкий в литературе второй пол. XVIII в. — нач. XIX в. может употребляться для обозначения славянизмов. См., например, выражение громкие слова в этом значении у Сумарокова в «Наставлении хотящим быти писателями» (1774) или у П. И. Макарова в его рецензии на книгу Шишкова («Московский Меркурий», 1803, ч. IV, декабрь, с. 180), точно так же Карамзин в предисловии к «Аонидам» (кн. II, М., 1797. с. V) упоминает «гром слов не у места», а Пушкину выражение неги глас в стихотворении Батюшкова «Вакханка» кажется «слишком громким словом» («Заметки на полях второй части „Опытов в стихах и прозе" К. Н. Батюшкова»; это специфическое значение слова громкий не учитывается B. Комаровичем в статье «Пометки Пушкина в „Опытах" Батюшкова», что обусловило неверную интерпретацию пушкинской ремарки, см. Литературное наследство. Т. 16—18. М., 1934. С. 900). Ср. у В. Л. Пушкина в послании «К В. А. Жуковскому» 1810 г.: Славянские слова таланта не дают, И на Парнас они поэта не ведут <...> Поэма громкая, в которой плана нет, Не песнопение, но сущий только бред. 142 Д р О ж а щ е ю рукою и т. п. — отрывок из стихотворения И. И. Дмитриева «К Хлое». Бобров цитирует эту песню по публикации в «Московском журнале», 1792, VIII, с. 195. Любопытно, что при перепечатке этой песни в сборнике «И мои безделки» (М., 1796, с. 124) Дмитриев устраняет отмечаемые здесь Бобровым славянизмы, и текст читается так: За лиру я берусь, Хочу, хочу петь Хлою. См.: Виноградов В. В. Из наблюдений над языком и стилем И. И. Дмитриева // Материалы и исследования по истории русского литературного языка. М.; Л., 1949. Т. I. C. 235. Ср. аналогичную ситуацию выше (примеч. 139) и ниже (примеч. 175а и 189). 143 Смесь Славенскаго с Новоруским. Слово новоруский не относится здесь к «новому слогу». Приблизительно с 70-х гг. XVIII в. соответствующий эпитет широко употребляется для обозначения русского литературного языка. См., например, у В. П. Светова в статье «Некоторые общие примечания о языке Российском» («Академические известия», ч. III, 1779, сентябрь, с. 80—81) разграничение «Славенского», «Славеноросского» и «Новороссийского» языков, где «Славенской» понимается как этнический термин и соотносится с славянами, «Славеноросской» соответствует церковнославянскому языку русской редакции, «Новороссийским же... почитается тот <язык>, коим ныне говорят и пишут грамотные Россияне, и которой возымел свое начало от времен Обновителя Российскаго слова». Ср. в этой связи еще замечание о «строителях новороссийского языка» в «Живописце» (1772, ч. II, л. 8; см.: «Сатирические журналы Н. И. Новикова», с. 405) и, с другой стороны, возражения Сумарокова в статье «Примечание о правописании» (1771 —1773) против термина «новороссийской язык» (см.: Сумароков А. П. Полн. собр. ... Ч. 10. М., 1787. С. 39). К содержащемуся здесь и далее протесту против жанрово неоправданного употребления славянизмов ср. ниже, примеч. 146, 161 и 190. Относительно сходных высказываний Шишкова см.: Левин. Очерк... С. 134. 144 воспеты — это слово отнесено к славянизмам только благодаря окончанию инфинитива, но не из-за приставки вое-. 145 Один из моих современников даже в идиллиях, эклогах и драммах любил также употреблять подобные сим слова — вероятно, имеется в виду Сумароков. 146мя, между простыми словами, как жемчуг между голышем... Опять, тя... — В связи с протестом против употребления местоименных форм мя, тя в разбираемых поэтических текстах ср. следующее заявление Н. П. Николева в «Рассуждении о стихотворстве российском» (см.: «Новые ежемесячные сочинения», 1787. ч. X, с. 90): «мя, тя и ся обезображивают стихотворство <...> по мнению моему (а может быть я в том и ошибаюсь) мя, тя и ся столько противны слуху и такие непростительные в стихотворстве «нужняки», что и тот, кто и с посредственным слухом, от них обезпокоивается» (ср. еще выше у Николева среди примеров исправления стихов замену формы мя на меня — нарушающую стихотворный размер! — в строке: «Твои ли в верности мя речи уверяли»). Подобные протесты начинаются уже в 30-е гг. XV1I1 в.: так, Ломоносов между 1736 и 1739 гг. подчеркивает в книге Тредиаковского «Новый и краткий способ к сложению российских стихов» (СПб., 1735) форму мя (в стихе «В преглубокую за что вводишь мя унылость» на с. 54) и помечает: «Socordia» (т. е. «оплошность»), см.: Берков П. Н. Ломоносов и литературная полемика его времени. 1750—1765. Л., 1936. С. 62). Между тем Шишков, напротив, защищал данную форму, считая употребление ее в стихах вполне возможным (см.: Шишков А. С. Сравнение Сумарокова с Лафонтенем... // Шишков А. С. Собр. соч. и переводов. Ч. XII. СПб., 1828. С. 184, примеч.). Что касается Боброва, то он выступает здесь не столько против форм такого рода, сколько против стилистической неоднородности текста. 147 Простота и естественность древних наших общенародных песней всегда пленяла меня — это заявление Ломоносова противостоит пренебрежительному отношению Галлорусса к народной поэзии (см. выше, примеч. 51). Ср. в этой связи упоминание Боброва о «драгоценном вкусе нашей древности, <...> вырывающемся из под развалин старобытных песен, или народных повестей и особенных поговорок» в предисловии к «Херсониде» (СПб., 1804, с. 12). 148 л и ш н я г о напряжения — см. выше, примеч. 132, а также примеч. 196. 149 с коренным основанием языка — см. выше, примеч. 2, 70, а также примеч. 36. 150 интересное. Слова интерес, интересный и т. п. отмечаются в русском языке с Петровской эпохи, будучи первоначально связаны с общим значением пользы, выгоды, прибыли, дохода; «к концу века в слове интерес появляется совсем новый круг значений, источником которого является фр. interet — в 70-е годы значение: внимание, участие по отношению к кому-, чему-либо (заинтересованность), а с 90-х годов — значение: занимательность, увлекательность чего-либо. Прилагательное интересный отмечается в русских источниках со второго десятилетия XVIII в. в значении: относящийся к казенным доходам, составляющий прибыль, рост; к 70-м годам относится начало его употребления в значении: занимательный, увлекательный, возбуждающий внимание, любопытство, а в конце 90-х годов формируется значение: приятный, привлекательный» (см.: Биржакова, Войнова, Кутина. Очерки..., с. 261—262; ср. также с. 243—244). Важно подчеркнуть, что употребление слов данного круга в новом значении связано с влиянием французского языка и, соответственно, получает широкое распространение в «галлорусском наречии». Ср. замечание М. Чулкова об усвоении подобных слов на псевдофранцузский манер: «есть такие у нас сочинители, которые Рускими буквами изображают Французские слова: а малознающие люди, которые учатся только одной грамоте, да и то на медные деньги, увидев их напечатанными, думают, что ето красота нашему языку; и так вписывают их в записныя книжки, и после затверживают. И я слыхал часто сам, как они говорят: вместо пора мне итти домой — время мне интересоваться на квартиру» (см.: [Чулков М.] Пересмешник, или Славонские сказки, ч. I. М., 1766, из предисловия; к слову интересоваться Чулков делает при этом следующее примечание: «вместо ретироваться, однако и ето не хорошо: да нужда не в том; что бы был смысл, а нужда только во Французском слове»). Слово интересоваться употребляет щеголиха Советница в фонвизинском «Бригадире» (см. цит. изд., с. 214). Харак терно вместе с тем, что в словарике иностранных слов, опубликованном в 1791 г. Матвеем Комаровым, слово интерес встречается дважды (см.: «Речи иностранных языков, употребляемые в разговорах и писаниях: толк оных на российском языке» // Комаров М. Разные письменные материи, собранные для удовольствия любопытных читателей. М.. 1791) — но только в своем старом значении: «интерес — иногда дела, иногда пользу и корысть значит, или просто сказать: прибыток, барыш» (с. 127); «интерес — прибыль, польза» (с. 129); это свидетельствует, по всей видимости, о специальной социолингвистической окраске данного слова в его галлизированном значении. Действительно. в мещанском просторечии устойчиво сохраняется старое значение рассматриваемой группы слов, ср. характерный контекст в «Воительнице» Лескова: «Да с молодым нетто у нес интерес был какой! С молодым у нее, как это говорится так, — пур-амур любовь шла» (Лесков Н. С. Собр. соч.: В 11 т. М.. 1956. Т. 1. С. 189); соответствующее значение сохраняется и в языке карточного гадания (ср. такие выражения, как казенный интерес и т. п.). Напротив, в разговорном языке дворянского общества новое (галлизированное) значение слова интерес и производных от него вытесняет старое. Показательно в этом смысле выражение интересное положение, которое, будучи связано по своему происхождению со старым значением слова интерес, а именно со значением прибыли (ср. в письме Батюшкова к Вяземскому от 9 марта 1817 г.: «Поздравляю тебя, милый друг с прибылью, с новорожденной», см.: Батюшков К. Н. Соч. СПб., 1886. Т. 3. С. 435). начинает восприниматься в соответствии с новым значением данного слова. Знаменательна реакция на это выражение Пушкина, засвидетельствованная в рассказе А. Данилевского: «<Е. А> Карамзина выразилась о ком-то: „Она в интересном положении'1. Пушкин стал горячо восставать против этого выражения, утверждая с жаром, что его напрасно употребляют вместо коренного, чисто русского выражения: „Она брюхата4', что последнее выражение совершенно прилично, а напротив неприлично говорить: „Она в интересном положении"» (см.: Шенрок В. И. Материалы для биографии Гоголя. М., 1892. Т. 1. С. 362—363). Пушкин, очевидно, воспринимает уже слово интересный только как галлицизм — в новом значении, то есть понимает интересное положение как «пикантное положение». В конце XVIII в. употребление слов интерес, интересный, интересовать(ся) как семантических галлицизмов, будучи присуще «щегольскому наречию» (ср. выше), очень характерно вместе с тем и для Карамзина (см.: Hiittl-Worth. Foreign Words... С. 73), причем Карамзин может выделять эти слова в тексте курсивом (см.: Левин. Очерк... С. 275, ср. то же явление в письме Батюшкова к Жуковскому от 3 ноября 1814 г., см.: Батюшков К. Н. Соч. СПб., 1886. Т. 3. С. 305). Тем более знаменательно, что, заменяя в позднейших редакциях «Писем русского путешественника» иностранные слова их русскими эквивалентами, Карамзин заменяет, между прочим, интересный — на занимательный (см. В. В. Сиповский, Н. М. Карамзин, автор «Писем русского путешественника», СПб., 1899, с. 174—176); в свою очередь, слово занимательный, впервые употребленное, по-видимому, в предисловии Карамзина к «Юлию Цезарю» (М., 1787), может рассматриваться как калька с фр. interessant (см.: Hiittl-Worth. Die Bereicherung... С. 106, ср. также выше, примеч. 21: Шишков трактует это слово как карамзинизм и, соответственно, нападет на него в «Рассуждении...», с, 25, 22; ср. защиту его в «Северном вестнике», 1804, ч. I, №> 3, с. 26). Слова интересный, интересовать и т. п. в соответствии с фр. interessant, interesser неоднократно встречаются в письмах Карамзина (см., напр.: Письма Н. М. Карамзина к И. И. Дмитриеву, СПб., 1866, с. 11, 35, 39, 98) и. видимо, были свойственны его бытовой речи. Соответственно, употребление слова интересный пародируется в комедии Шаховского «Новый Стерн» (1805), представляющей собой драматургический памфлет на карамзинизм (см.: Шаховской А. А. Комедии. Стихотворения. Л., 1961. С. 736—740, passim). Протест против слова интерес, наряду с протестом против других заимствованных слов, можно встретить в «Цветнике», ч. VII, 1810, с. 157 (ср.: Виноградов В. В. Очерки.,. С. 203), а также в «Рассуждении...» Шишкова, с. 342. Применительно к комментируемому сочинению можно отметить, что П. И. Макаров подвергся специальной критике со стороны И. И. Мартынова (см.: «Северный вестник», 1804, ч. III, с. 307) за выражение много интереса (критик рекомендует много занимательного). 151 Кто рукой бело-атласной и т. п. — отрывок из стихотворения Д. И. Вельяшева-Волыицева «Приношение Г-же X...» («Приятное и полезное препровождение времени». Ч. 3. М., 1794. С. 13). 152 трогательной музыки. Слово трогательный, соответствующее по смыслу фр. touchant. в подобном значении — один нз наиболее заметных признаков «нового слога» (ср. выше о глаголе тронуть как семантической кальке с фр. toucher, см. примеч. 115). Прилагательное трогательный отмечается вообще в русском языке с 80-х гг. XVIII в. (впервые — у Новикова, Фонвизина, ср. в 70-е гг. у гсх же авторов причастие трогающий в соответствии с фр. touchant: см.: Huttl-Worth. Die Bereicherung... С. 201 — 202) и получает широкое распространение в карамзинистской литературе (см. об этом, в частности, у Веселитского. Отвлеченная лексика... с. 147). вытесняя в этом значении первоначальную кальку трогающий (ср. в этой связи выше, примеч. 27). Соответственно, это слово выступает постоянным объектом возражений со стороны представителен противоположного литературного направления — таких, как Шишков (Рассуждение... с. 22, 25, 27, 200; ср. между тем возражения П. И. Макарова в его рецензии на книгу Шишкова — см.: «Московский Меркурии», ч. IV. 1803, декабрь, с. 168), Е. Станевич (Рассуждение о русском языке, ч. II, с. 5); ср. позднее у Пушкина в заметке «Множество слов и выражений...»: «Множество слов и выражений, насильственным образом введенных в употребление, остались и укоренились в нашем языке. Например, трогательный от слова touchant (смотри справедливое о том рассуждение г. Шишкова)». То обстоятельство, что слово трогательный оказывается помешенным в публикуемой сатире Боброва в уста Ломоносова, — с очевидностью свидетельствует об освоении лексики «нового слога» в русском литературном языке. Ср. в этой связи выше замечания, относящиеся к усвоению слова блистательный как семантической кальки с brillant (см. примеч. 46). 153 отрывок из какой-то Хер... — имеется в виду «Херсонида» С. Боброва. Название Херсонида первоначально было написано в рукописи полностью, затем последняя часть слова была стерта и заменена многоточием. 154 Кто там сидит на белом камне и т. п. — отрывок из бобровской «Хсрсониды». 15:1 Писано без рифм; — но все лучше, нежели безобразить слова — ср. выше, примеч. 126. 156 Д ос то ен, спокоен. — румяность, приятность. — или зреть, п р о с т ер т ь, — н е ж а, т е ж а. Ломоносов ссылается на разобранные выше примеры неудачных рифм (см. с. 547—548 наст. изд.). Что касается рифмы румяность — приятность, то этот пример рассматривается ниже в тексте «Происшествия в царстве теней» (см. с. 557 наст. изд.). 157 выписка из 5 7 страницы — имеется в виду изд.: Бобров С. Херсонида, СПб., 1804. 158 прелестями природы. Ломоносов употребляет здесь слово прелесть в новом значении этого слова (см. выше, примеч. 103; ср. несколько менее явный случай на с. 551: женским прелести), что можно опять-таки отнести насчет влияния «нового слога» на русский литературный язык. 159 довольно разноцветно — с этой оценкой бобровского Ломоносова можно сопоставить критику Шишковым выражений: слог блистателен... повествование живо; портреты цветны, сильны («Рассуждение... С. 69, примеч.). 1Ы) с лишком видным подражанием — т. е. «очевидным». Неясно, почему слово видный подчеркнуто. 161 он иногда выражает высокими словами то, что можно по приличию слога изъяснить просто. Ср. выше протест против неоправданного употребления славянизмов (см. примеч. 143, 146, ср. также примеч. 190). Это замечание, которое имеет, по существу, характер самокритического признания, представляется чрезвычайно важным для характеристики литературно-языковой программы Боброва: позиция Боброва довольно существенно отличается в данном случае от позиции Шишкова. 162 это сочинение... было уже под судом раза три — речь идет о трех рецензиях на поэму Боброва в «Северном вестнике» (см. вступительную статью, с. 464 наст. изд.). 163 JI а г а р п о в ы м и глазами. Франсуа Лагарп считался непогрешимым авторитетом в кругу сторонников классицизма. В русской литературе начала XIX в. Лагарп как защитник разума и просвещения высоко ценился карамзинистами — его противопоставляли «бессмысленным певцам» из лагеря шишковистов: Хоть страшно стихоткачу Лагарпа видеть вкус. Но часто, признаюсь. Над ним я время трачу (А. С. Пушкин. ««Городок») За что ж мы на костер с тобой осуждены?.. ..За то, что мы с тобой Лагарпа понимаем... (В. Л. Пушкин. «К Д. В. Дашкову») Об отношении карамзинистов к разуму и «поэтической бессмыслице» см.: Лот- маи Ю. Поэзия 1790—1810-х годов // Поэты 1790—1810-х годов. Л., 1971. С. 16—21. Одновременно и Шишков обращался к авторитету Лагарпа (см. вышедшую с его предисловием брошюру «Перевод двух статей из Лагарпа», 1808). опираясь на его поздние высказывания против французской революции п на противопоставление богатого и гибкого латинского языка бедному французскому. Шишков, приравнивая латинский церковнославянскому, трактовал Лагарпа как своего единомышленника. Об этом см.: Мейлих Б. С. Шишков и «Беседа любителей русского слова» // История русской литературы. М.; Л., 1941. Т. V. С. 187—188. Однако обращение Шишкова к Лагарпу имело явно вторичный и оборонительный характер. Высказывание Боброва интересно как свидетельство полемического отождествления карамзинской культуры не только с галломанией, но и с классицизмом и выделение в собственной позиции предромантиче- ских тенденций. 164 на д р у г ой но г е — см. выше, примеч. 9. 165 исправить свое произведение — эта фраза свидетельствует, может быть, о намерении Боброва продолжать работу над своей поэмой. 166 жени — см. выше, примеч. 116. Это слово вызывает насмешки Ломоносова (см. примеч. 169а). 167 он не давно прославившись — см. о подобных конструкциях выше, примеч. 16. Ср. фр. il s’est illustrc. Ср. ниже в тексте отношение Ломоносова к этому обороту (см. примеч. 169а). 168 щ е г о л ь с к о й драмматист — эпитет щегольской соотносится с фр. elegant и одновременно с петиметрской культурой второй пол. XVIII в. (ср.: «щегольское наречие» и т. п.); ср. выше у Ломоносова выражение: «чужеземнаго щегольства» (с. 550 наст. изд.). Драмматист — заимствование из англ. dramatist. Данная характеристика относится, как явствует из дальнейшего, к В. А. Озерову. Ср. в этой связи отрицательное отношение к Озерову «беседчиков», в частности Державина и Шишкова, и, напротив, апологетическую его оценку старшими карамзинистами. Для отношения «архаистов» к Озерову показательны, между прочим, критические замечания Шишкова на его трагедию «Димитрий Донской». 1807 г. (см.: Сидорова Л. П. Рукописные замечания современника на первом издании трагедии В. А. Озерова «Димитрий Донской», «Записки Отдела рукописей <ГБЛ>. вып. 18, М., 1956, с. 164—170, passim); критикуя стиль Озерова. Шишков пишет: «Поверьте мне, господа писатели, что ненавистники славенского языка вас совсем с пути сбили. Нельзя важные сочинения писать таким слогом, как мы говорим дома с приятелями» (цит. изд.. с. 171). 169 х о т я Северный вестник и р а з с м а т р и в а л — речь идет о рецензии Бутырского на драму Озерова «Эдип в Афинах» в «Северном вестнике» (1805, ч. VII, июль, с. 17—50). Произведение Озерова получило здесь очень высокую оценку. 169а о й! т ы ж е н и! п р о с л а в и в ш и с ь! — Ломоносов выделяет здесь наиболее характерные «галлорусские» выражения. 170 На них власы ит. п. — неточная цитата из «Эдипа в Афинах» Озерова, см.: Озеров В. А. Эдип в Афинах. СПб., 1805. С. 33. В подлинном тексте вместо е их факелов — из факел их. 171 лучше сказать: от пламенников искры сыпались — пересказывая разбираемый стих, бобровский Ломоносов употребляет не заимствованное слово факелы, а исконное («коренное») русское слово пламенники. 172 и страх, и лесть, и смерть и т. п. — неточная цитата из «Эдипа в Афинах» Озерова, см. цит. изд., с. 33. У Озерова вместо лесть — месть, вместо косу свою — свою косу. тв хвалимых ваших Гениях — Ломоносов здесь явно переводит на свой язык употребленное выше Галлоруссом слово жени. Ср. примеч. 127, а также примеч. 179, 192 и 226. 17;,а п р о ст у п о к ... в с л о в о уд а р е н и и... косу — Бобров настаивает на ударении: косу — Бобров настаивает на ударении: косу. Ср. материал по истории ударения данного слова, представленный в кн.: Колесов В. В. История русского ударения. Л.. 1972. С. 45. 174 своенравную перемену в окончаниях падежей, как напр.: чувствы, искуствы... вместо чувства, искусства... определеннее, и амере ние в вместо о пред е л е н и й, и а м е р е ний. Совершенно аналогичные замечания высказывал в свое время Тредиаковский в своей критике произведений Сумарокова (1750), обвиняя последнего в том, что тот «не исправно кончит средня- го рода имена во множественном числе, так то... достоинствы за достоинства, воздыхании за воздмхаиія, братіевь за братій, подозріпіевь за падозріній... слідствіевь за слідствій... dtiwmeiu за дійствія, пещастіевь за неіцастій, посольствы за посольства, отсутствіевь за отсутствий» (см.: Тредиаковский В. К. Письмо... от приятеля к приятелю // Куник А. Сборник материалов... с. 476, а также с. 470—471); соответствующие требования излагаются у Тредиаковского и в «Разговоре об ортографии 1748 г. (см.: Тредиаковский. Соч. СПб., 1849. Т. 3. С. 223). Между тем Сумароков, отвечая на критику Тредиаковского, признает, что эти формы не вполне правильны, но ссылается на общее употребление, которое он считает не менее важным, чем правила; в другом месте Сумароков утверждает, что в каких-то случаях, хотя бы и редких, формы «основании, желании, вместо основания, желания» могут употреблены быть для красоты («Ответ на критику» и «Примечание о Правописании» в изд.: Сумароков А. П. Полн. собр. ... М., 1787. Ч. 10. С. 97—98, 46). Сумарокову следует Н. П. Николев, который замечает в своем «Рассуждении о стихотворстве российском» («Новые ежемесячные сочинения», 1787, ч. X, с. 39): «Не почитал я так же за непростительную вольность окон- чавать существительныя имена средняго рода во множественном числе на и вместо я\ ибо все такия вольности в стихотворстве извинительны тем, что мы употребляем их обыкновенно в разговоре; как то, мы говорим: мои желанїи, а не мои жвланїя\ на чтож имея в такой вольности нужду делать себе насилие, и ради единой буквы я наставить несколько слов никуда негодных» (соответственно и собрание сочинений Николева носит название: Твореній). Подобные формы (блаженствы, от молниев, раапениев) можно встретить, например, в «Россияде» Хераскова, а также у Державина и др. авторов (см.: Обнорский С. П. Именное склонение в современном русском языке. Вып. 2. Л., 1931. С. 122 сл., 250 сл.; Винокур Г. О. Избранные работы по русскому языку. М.. 1959. С. 157). Между тем они категорически запрещаются нормативными грамматиками, см., например, у П. И. Соколова в «Начальных основаниях российской грамматики (СПб., 1788, с. 24): «...неправильно пишут Мучен'ш вм. мучения, странствовании вм. стрчнствованїя. мучеиїевь вм. мученій и проч. Равным образом против Грамматических правил пишут: Облики вм. облака; сокровища вм. сокровища’, свойствы вм. свойства и пр.». Аналогичные предупреждения можно найти в грамматиках Ломоносова, Барсова, Светова, Аполлоса Байбакова (см.: Грешнее А. Просторечные и диалектные элементы в языке русской комедии XVIII века. Bergen; Oslo: Tromso, [1974]. С. 176—187); члены «Беседы любителей русского языка» могли находить предосудительным употребление подобных форм даже в комедиях (см. замечания беседчиков на «Расхищенные шубы» Шаховского в изд.: «Литературное наследство», 9—10, М., 1933, с. 390—391, ср. между тем материал по употреблению этих форм в комедии XVIII в., собранный в книге Граннеса, с. 175—190). 174а В своем объяснении данного явления Бобров следует «Российской грамматике» Ломоносова, где говорится, что «сие употребление буквы и вместо я (в формах мн. числа. — Ю. Л., Б. У.) произошло от безрассудного старания, чтобы разделить родительный единственный от именительного множественного, напр., моего иміпія от мои имінія (§ 119). 175 От крови царе кия и т. п. — неточная цитата из «Эдипа в Афинах» Озерова, см. цит. изд., с. 34. В подлинном тексте у Озерова: Тогда по бедствиях наступит тишина <...> По страшных сих словах умолкли Евмениды, Сомкнулась ада дверь. 175а В словах, по бедствиям, — по страшным сим словам, по смыслу требовался предложной падеж... Умей только склонить таким образом: по бедств иях, по страшных сих словах! — тогда и мысль яснее, и язык ч и щ е. Эти замечания обусловлены неисправностью той копии, которая была в распоряжении Боброва: действительно, в оригинале у Озерова соответствующие строки читаются именно так, как того хочет Бобров (см. примеч. 175). Ср. аналогичную ситуацию выше (см. примеч. 139, 142), а также ниже (см. примеч. 189). 176 рецензируете — ср. фр. recenser, нем. rezensieren. По данным Биржаковой, Войновой, Кутиной (Очерки..., с. 392) это слово отмечается в русском языке с 1797 г. Слова этого корня часто встречаются в произведениях Карамзина (см.: Huttl-Worth. Foreign Words... с. 102). Ср. в этой связи нападки Шишкова («Рассуждение...», с. 343) против тех, кто употребляет слово рецензия (вместо рассматривание книг). 177 пышной эложь — ср. фр. ?loge. Варваризм еложь отмечает уже Сумароков в статье «О истреблении чужих слов из русского языка» («Трудолюбивая пчела», 1759, январь), очевидно, он был в обиходе петиметров второй пол. XVIII в. Ср. у Пушкина в письме к Вяземскому от 2 января 1831 г.: «Он написал красноречивый Eloge Раевского». 178 стихи, которым не могу удивляться — Ломоносов перефразирует здесь цитированное перед тем место из рецензии «Северного вестника»: «нет ни одного стиха, которому можно было не удивляться». 179 образцовым Гениям — см. выше, примеч. 127. 180 сего Лукана чуть помню... — Державин, о котором здесь идет речь, родился в 1743 г., Ломоносов умер в 1765 г. 181 О не [н и ф м ы] кружась, резвясь летали и т. п. — неточная цитата из стихотворения Державина «Развалины» (1797), см.: Державин Г, Р. Анакреонтическим песни. Пг., 1804. С. 32. В подлинном тексте вместо one — они, вместо в зеркалы — в зерцале, вместо караводы — хороводы, вместо конях — коньках, вместо митр — мирт. 182 В сем тереме Олимпу равном и т. п. — цитата из того же стихотворения Г. Р. Державина. 183 Молчит пустыня изумленна и т. п. — неточная цитата из стихотворения Державина «Соловей», см.: Приятное и полезное препровождение времени. Ч. 6. М., 1795. С. 381. В подлинном тексте вместо .nv’ — дол. 184 Каково же это выказано — ср. фр. comment c’est exprime. 185 браво, очень бравої — ср. ит. bravo, фр. bravo, нем. bravo. Ср. восклицание браво как характерную черту в речи щеголя Ветромаха в комедии Княжнина «Чудаки» (см.: Княжнин Я. Б. Избр. произведения. Л., 1961. С. 457—458). Ср. примеч. 50. 186 в сем сочинителе виден Гений — ср. выше, примеч. 127. 187 картины его отмен ны и изящны — для оценки слова изящный в этом контексте см. примеч. 59. 188 слова, зеркалы и себя казали, — похожи на вышесказанные, косу будет; или — в объятиях себя иметь — Ломоносов ссылается здесь на разобранные им уже выше примеры: см. в этой связи замечания на с. 548—549. 552—553 наст. изд. 189зеркалы... — по руски так не г о в о р я т. Бобров протестует здесь против ударения зеркалы в разбираемом державинском стихе. Однако в подлинном тексте у Державина имеем не в зеркалы вод, но в зерцале вод, где ударение (зерцале) соответствует как акцентуационной норме, так и стихотворному размеру. Таким образом, Бобров и на этот раз оказался жертвой текстологически неисправного варианта; ср. выше, примеч. 139, 142 и 175а. 190 глядя, — возклицающих смотрела, — странная смесь низких слов с высокими. Ср. протест против стилистической неоднородности в художественном тексте выше (см. примеч. 143, 146, 161). Что касается формы глядя. то следует иметь в виду, что деепричастия на -а (-я), в отличие от форм на -в (-вши), могли относиться к просторечию: так считали, например. Тредиаковский. Сумароков, Карамзин (иначе, однако, у Ломоносова), см.: Очерки по исторической грамматике русского литературного языка XIX века. Глагол, наречие, предлоги и союзы в русском литературном языке XIX века. М., 1964. С. 179—181. 191 Не новой ли это вкус? — намек на стилистическую пестроту лексики «нового слога». 192 хотя б и обезпечено было... именем Ге н и я. Здесь опять-таки достаточно наглядно проявляется словарное соответствие слова жени в «галлорусском наречии» слову гений в языке бобровского Ломоносова и, очевидно, самого Боброва. См. выше, примеч. 173, а также примеч. 226. 193 монополией — заимствование еще Петровской эпохи (ср. нем.-польск. пюпо- polia, фр. monopole — из лат, monopolium. греч, цоуолсоаюу). 195 страсть к тронологическим пересолам и э мф а с тиче с к и м изречениям. Ср. выше (с. 551) замечание Ломоносова об особенностях стиля «нынешних метафористов». 196 Н а и р я ж е н и е ума и вообразите л ьной силы.,, должны иметь свои пределы — см. выше, примеч. 132 и 148. 197 Вы увидите прекраснаго .жени, мила г о писателя в новом вкусе, уважаемаго в чужих землях, любимаго в отечестве всеми людьми с чувством, дамами, нимфами и учеными со вкусом — эта характеристика, как видно из дальнейшего, относится к Карамзину. Относительно слова жеии см. специально выше, примеч. 116; показательно, в частности. что в 1780-х гг. Карамзина могут полуиронически именовать таким образом (см. цитированное выше письмо Петрова к Карамзину). Прилагательное милый в подобном контексте ассоциируется со слогом карамзинистов; для стилистической оценки данного сочетания существенно, например, следующее замечание Шишкова в «Рассуждении...» (в частности, по поводу сочетания милые богини в «Приношении грациям» Карамзина 1793 г.): «Можно <...> сказать: милые глазки, милой ротик', но весьма не хорошо: милые нежные глаза! милой нежной рот!» (с. 129); там же Шишков указывает, что прилагательное милый «употребляется в любовных и дружеских объяснениях, и сколько свойственно среднему или простому, столько неприлично высокому и пышному слогу. Весьма пристойно говорить: милой друг, милое личико; напротив того весьма странно и дико слышать: милая богиня, милая надежда беземертия! Сколь бы какое слово ни было прекрасно и знаменательно, однако естьли оное безпрестанно повторять и ставить без всякаго разбора, где штопало, как то в нынешних книгах употребляют слово милая, то не будет оно украшением слога, а токмо одним модным словцом, каковыя по временам проявляются иногда в столицах...» (с. 176). Соответственно, в том же сочинении Шишков неоднократно употребляет это слово, пародируя стиль карамзинистов: «Возможно ли, скажут они [карамзинисты] с насмешкою и презрением, возможно ли трогательную Заиру, занимательного Кандида, милую Орлеанскую девку, променять на скучный Пролог, на непонятный Несторов Летописец?» (с. 22; о характерности эпитетов занимательный и трогательный для «нового слога» см. выше, примеч. 150 и 152); ср. еще выражение милая богиня в стилистически обыгранной элегии, «написанной нынешним просвещенным слогом в котором сохранен весь Французский элеганс», которой заканчивается книга Шишкова (см. с. 434). Точно так же, разбирая в другом месте трагедию Озерова «Димитрий Донской», Шишков критикует фразу «О мила Ксения», замечая: «Худое выражение. Не только мила Ксения, но и милая Ксения в трагедии не годится» (см.: Сидорова Л. П. Рукописные замечания современника на первом издании трагедии В. А. Озерова... // Записки Отдела рукописей <ГБЛ>. Вып. 18. М., 1956. С. 166). Ср. у А. Кайсарова в предисловии к «Сравнительному словарю славянских наречий»: «„Но наш язык не так приятен, не так силен, как французский", — скажет мне какая- нибудь милая девушка. Чем докажете вы ей противное? <...> Сколько вредило нашему языку несчастное предубеждение молодых людей из так называемого большого света всякому русскому довольно известно» (цит. по: Л опию н Ю. М. Рукопись А. Кайсарова... // Учен. зап. Тартуского гос. ун-та. Вып. 65. 1958. С. 200); слово милая фигурирует в этом контексте как типичное выражение великосветского жаргона. Аналогично и А. П. Брежинский в «Стихах на сочиненные Карамзиным, Захаровым и Храповицким похвальные слова императрице Екатерине Второй» (1802) высмеивал Карамзина за то, что тот в своем «Историческом похвальном слове императрице Екатерине Второй» (М., 1802) К романам, к пасторальну слогу Имея страсть, скроил эклогу, И слово милая вклеил (см.: Поэты 1790—1810-х годов. С. 490); так же писал о Карамзине и Марин в послании к Мнлонову 1811 г.: Пускай наш «Ахалкин» стремится в новый путь, И, вздохами свою наполнив томну грудь, Опишет свойства плакс, дав Игорю и Кию И добреньких славян и милую Россию (см.: Марин С. И. Полн. собр. соч. М., 1948. С. 179; ср. варианты на с. 405). Ср. еще в «Записках» Ф. Ф. Вигеля (т. I. М., 1928. с. 358): «В Твери <...> Карамзин читал императору Александру несколько глав своей истории, этой истории, где, но словам их [шишковистов] должны были встречаться все одни милые Святополки и нежные Мстиславы». Между тем П. И. Шаликов, отзываясь на перевод Пиндара, выполненный П. Голенишевым-Кутузовым, напротив, замечал: «С каким удовольствием находим слово мила в Пиндаре, или Переводчике его — нет нужды! Ненавистники милаго, вопреки всему тому, что они говорят и пишут против сего слова, признаются, может быть, что дозволено употребить его во всяком роде сочинениях» (Шаликов П. И. О творениях Пиндара, переведенных Павлом Голенищевым-Кутузовым // Шаликов П. И. Соч. М., 1819. Ч. I. С. 98). Ср. также «Журнал для милых», издававшийся эпигоном Карамзина М. Н. Макаровым в 1804 г. Относительно выражения писатель в новом вкусе ср. возражение Шишкова («Рассуждение...», с. 197—198) против фразеологизма (кальки с французского) писать во вкусе. людьми с чувством... учеными со вкусом — типичные для карамзинистов обороты. любим а г о... дамами, нимфами — намек на характерную для Карамзина и его последователей апелляцию ко вкусу светских да. См. выше, с. 514—515 наст. изд. 198 Коронуйте им (т. е. Карамзиным) — глагол короновать употреблен здесь Галлоруссом в значении «завершать, заканчивать» в соответствии с известным выражением La fin couronne l’oeuvre — нем. Das Ende kront das Werk (ср. русское соответствие: Конец венчает дело или Конец — делу венец). Ср. непосредственно ниже в тексте отношение к этому обороту бобровского Ломоносова: в речи Ломоносова данному глаголу соответствует глагол увенчивать (см. ниже, примеч. 209). 149 отрывками милаго пера — Ломоносов пародирует стиль Галлорусса, ср. примеч. 197. 199;‘ я ж е л а ю, чтоб к о р и повить, как ты говоришь, с а м ы м лучшим — здесь пародируется, по-видимому, не только употребление глагола короновать (см. примеч. 198), но и синтаксическая конструкция с чтобы, характерная для речи Галлорусса (см. примеч. 37). 200 Законы осуждают и т. п. — песня пз повести Карамзина «Остров Борн- гольм». См.: «Аглая», кн. I, М., 1794, с. 92. Эта песня приобрела большую популярность в начале XIX в. и, можно сказать, вошла в русский музыкальный быт. Так, например, ее исполняли в 1827 г. на народных гуляньях в Твери, наряду с такими песнями, как «Молчите, струйки чисты» и «Стонет сизый голубочек». Показательна реакция на этот выбор А. Е. Измайлова, бывшего тогда тверским вице-губернатором: «Ну уж и певцы! С каким чувством пели то, чего вовсе не понимали, как коверкали слова! Смех да и только. Стыдятся петь простые национальные песни, а поют так называемые модные» (см.: Кубасов И. А. Вицегубернаторство баснописца Измайлова в Твери и Архангельске// Памяти Леонида Николаевича Майкова. СПб., 1902. С. 241). Другие указания насчет популярности данной песни см.: Карамзин Н. М. Полн. собр. стихотворений. М.; Л., 1966. С. 388. 201 Как вы это находите? — ср. выше, примеч. 79. 202 сияющия мысли — возможно, калька с фр. idees rayonnatues (или brillantcs). 203 приятность — см. выше, примеч. 124. 204 ж и в о п и с а т ел я. Ср. нападки Шишкова («Рассуждение...», с. 68—69, примеч.) на употребление соответствующих эпитетов применительно к характеристике слога — в сочетаниях типа: живописательная история, живописное выражение (также живое повествование). Ср. в этой связи: Hiittl-Worth G. Die Bereicherung... С. 103—104 (здесь же и о эпитете живой в значении «выразительный»» как кальке с фр. vif). Ср. вместе с тем слова Карамзина о необходимости «писать чище и живее», цитируемые ниже, примеч. 224. 205 П р а в е д н о е небо! — см. выше, примеч. 32. гоб дот утонченной вкус! — см. выше, примеч. 45. В устах Ломоносова это типичное для карамзинистов сочетание звучит пароднйно. 207 у т о н ч е в а й т е чувства! — ср. выше, примеч. 21. 208 Ей! для меня сноснее бы было видеть ошибки в слоге, нежели в красоте онаго кроющиеся ложные правила и опасные умствования. Ср. декларативное заявление Шишкова в его «Рассуждении о крас- норечии Священного Писания...»: «Мы последовали употреблению там, где разеудок одобрял его, или по крайней мере не противился оному. Употребление и вкус должны зависеть от ума, а не ум от них» (см.: Шишков. Собр. соч. и переводов. Ч. 4. СПб., 1825. С. 86); ср. еще с. 469 наст. изд. об аналогичных высказываниях Андрея Тургенева. Эта позиция, оправдывающая языковой пуризм, базирующийся на рационалистической эстетике (ср. выше, примеч. 132), прямо противостоит позиции карамзинистов, которые провозглашают, напротив, критерий «вкуса, неизъяснимого для ума» (см.: Карамзин Н. М. Речь, произнесенная в Торжественном собрании имп. Российской Академии 5 декабря 1818 года // Карамзин. Соч. СПб., 1848. Т. 3. С. 646). Позиция карамзинистов, в свою очередь, соответствует эстетической программе Сумарокова, который желал, «чтобы более говорило во стихотворстве чувствие, нежели умствование» [см. примечание к переводу оды Пиндара (1774) в изд.: Сумароков А. П. Полн. собр. ... Ч. 2. М., 1787. С. 195]; ср. в письме А. А. Петрова к Карамзину от 1 августа 1787 г.: «Простота чувствования — превыше всякого умничанья» («Русский архив», 1863, № 5—6, с. 482), 209 Вот, Г а л л о р у с с, чем ты увенчаваешь — глагол увенчивать у Ломоносова соответствует здесь глаголу короновать, употребленгюму ранее Галлоруссом (см. выше, примеч. 198). 210 румяность — в рукописи ошибка, должно быть: приятность. 2Юа Вот Аглая! — взор небесной и т. п. — Бобров ошибается, приписывая эти стихи Карамзину. 211 изящными плодами — см. выше, примеч. 59. 212 Упусти мне. Г. Ломоносов! — глагол упустить выступает здесь как калька фр. laisser (ср. в современном языке: оставь.1). Ср. отношение Ломоносова к этому выражению ниже в тексте (см. примеч. 218а). 213 Упусти... как вы. Представляет интерес чередование местоименных форм ты и вы в речи Галлорусса. До сих пор Галлорусс обращался к Ломоносову на вы, тогда как Ломоносов говорил ему ты (при обращении к остальным действующим лицам — Бояну и Меркурию — Галлорусс последовательно употребляет местоимение ты). Ср. между тем обращение к Ломоносову на ты в следующей ниже — заключительной — реплике Галлорусса. Во второй пол. XVIII в. обращение на вы могло осмысляться, видимо, как один из признаков щегольского наречия (ср. протесты Сумарокова, Курганова, Фонвизина). Вместе с тем употребление местоимений ты и вы при обращении еще недостаточно стабилизовалось в разговорном языке; ср., между прочим, обыгрывание этого различия в фонвизинском «Бригадире» (цит. изд., с. 140—141, 180), а также в «Трутне» (1769, л. IV, 1770, л. XI, XII, ср.: «Сатирические журналы Н. И. Новикова», с. 55, 224—225). Следует отметить, что такое же смешение наблюдается и в ранних письмах Карамзина (см. его письмо к Дмитриеву от 1787 г. в изд.: Письма Н. М. Карамзина к И. И. Дмитриеву. СПб., 1866. С. 1). Ср в связи со сказанным: Черных П. Я. Заметки об употреблении местоимения вы вместо ты в качестве формы вежливости в русском литературном языке XVIII—XIX веков // Учен. зап. Московского гос. ун-та. Вып. 137 (Труды кафедры русского языка, кн. 2). М., 1948. 214 же пи ям — см. выше, примеч. 116. 215 у л у цшиа и ю т — данный глагол в этом контексте, видимо, воспринимается как калька с фр. ameliorer. 216 г ер о и ли 7)7 7)7 е р а туры. Слово лит(т)ература в значении «(изящная) словесность» — соответствующем фр. (belles) lettres — появляется в русском языке в 80-х гг. XVIII в. Полагают, что наиболее ранний пример употребления слова литература в этом значении представлен в эпиграмме Хвостова «Послание к творцу посланий» 1781 г., где автор (А. С. Хвостов) так обращается к Фонвизину: Не надобно на перелом натуре Считать за старосту себя в литературе (см.: Берков П. Изучение русской литературы иностранцами в XVIII веке // Язык и литература. V. Л., 1930. С. 108, примеч. 1); ср. уже и у Моисея Гумилевского в «Рассуждении о вычищении, удобрении и обогащении Российского языка» (М., 1786, с. 10): «Литтература или Чистословие». Под влиянием карамзинистов постепенно вытесняется старое значение данного слова, когда «литература» не противопоставляется «науке», а понимается вообще как «образованность», «ученость», «письменность» в широком смысле, сохраняя связь с littera (ср. homo litteratus — «грамотный, образованный человек»); одновременно слово литература, оказываясь равнозначным слову словесность, вытесняет у карамзинистов это последнее (ср. попытки передачи на русском языке фр. belles-lettres в докарамзинский период: красные Словесности у Тредиа- ковского в «Тилемахиде», изящные письмена в «Академических Известиях», 1779 г. — см.: Huttl-Worth. Die Bereicherung... С. 110). Соответственно слово литература начинает восприниматься как галлицизм (ср. фр. litterature <лат. litteratura) и вызывает нападки литературных противников Карамзина. См., например, у Шишкова в «Рассуждении...» (с. 296—297, примеч.): «Французское с Латинскаго языка взятое ими слово литтература, происходящее от имени littere вкус подлинно новой, чистой — типичные карамзинистские выражения. Ср. ниже у Ломоносова: «вы... изказили язык, и сему изкажеиию дали еще имя: новой вкус, чистое... перо» (см. ниже, примеч. 223), Ср. примеч. 122, а также примеч. 22 и 37а. 218 стариннаго духа — слово дух в подобном контексте выступает как семантическая калька с фр. esprit; подобное употребление характерно прежде всего для карамзинистов (см. материал, относящийся к этому слову; Hiirtl-Worrh. Die Bereicherung... С. 99; Веселитский. Отвлеченная лексика... С. 160—162). Ср. далее реакцию Ломоносова на это выражение (см. примеч. 218а). 218а уПуспіи! без стариннаго духа — характерно, что эти выражения Галлорусса вызывают особенное негодование Ломоносова. 219 англизировали — ср. нем. anglisieren. Ср. примеч. 75. 220 офранцузили — вероятно, калька с фр. franciser. 221 оснований Славенскаго языка... положил пределы — см. выше, примеч. 2, 36, 149. в ы перелезли сии пределы — глагол перелезть, по-видимому, выступает здесь как экспрессивный вариант к нейтральному в данном контексте слову пре ступить. Ср. выше выражение преступление пределов (см. примеч. 36) или в современном языке фразеологизм преступать границы. Специфический русизм, поскольку он противостоит нейтральной книжной форме, используется для создания экспрессии. 223 повой вкус, чистое, блестящее, сладкое перо, утонченная кисть — о соответствующих эпитетах см. выше, примеч. 217, 46, 21. 224 важный язык его для тебя кажется диким, и как бы грубым телом мыслей. Эпитет грубый по отношению к «славенскому» языку и «старому слогу» противостоит у карамзинистов и их последователей эпитету приятный применительно к характеристике «нового слога». См. специально об этом на с. 507— 519 наст. изд. Что касается эпитета дикий, то можно сослаться на употребление его в аналогичном значении в анонимном памфлете («Разговор в царстве мертвых») на «славянофилов» Геракова и П. Львова, где о Львове говорится, что он Писал похвальные слова мужам великим, Высоким слогом, но — надутым, пухлым, диким, Предлинные слова в шесть, седмь слогов ковал, И в Академию Российскую попал (цит. по: Батюшков К. И. Соч. М.; Л.. 1934. С. 588). Так же и Карамзин мог расценивать в свое время стиль Ломоносова как «дикий» и «варварский»: «...отдавая всю справедливость красноречию Ломоносова, не упустил я заметить штиль его дикой варварской, во вес не свойственной нынешнему вкусу; и старался писать чище и живее» (см. письмо Г. П. Каменева к С. А. Москотильникову от ноября 1800 г. с цитированием этих слов Карамзина, в изд.: Бобров Е. Литература и просвещение в России XIX в. Казань, 1902. Т. 3. С. 142—143). 225 по руководству моему. Имеются в виду филологические труды Ломоносова — в первую очередь такие, как «Российская грамматика», «Риторика», «Предисловие о пользе книг церковных в российском языке». 226 м н и м ы е твои Гении — здесь, так же как и выше (см. примеч. 173), слово гений выступает как результат перевода галлорусского слова жени на язык Ломоносова (и самого Боброва). Ср. примеч. 192. 227 органических правил языка — см. выше, примеч. 221. 228 п о х и щ а ю т блестящее имя — эпитет блестящий, может быть, употреблен Ломоносовым иронически — как «чужое» слово, заимствованное из обихода представителей «нового слога». Ср. выше, примеч. 46 и 223. 225 твоя и тебе подобных блистательность — ср. выше, примеч. 46. 230 к о л к а г о приговора — может быть, калька с фр. sentence piquantc (пли jugement piquant), Ср. у Кантемира в примечаниях к VII сатире описательное выражение острый судия, соответствующее понятию «критик» (фр. un critique). См.: Кантемир А. Д. Сочинения, письма и избранные переводы. СПб., 1867. Т. 1. С. 167. 231 на своей ноге — см. зыше, примеч. 9. 232 и а и более — см. выше, примеч. 52. 233 п и ш у т... браво — см. выше, примеч. 50. 234 любезность — о характерности этого слова для Карамзина см.: Hiittl-Worth. Die Bereicherung... С. 117. 235 угрюмая и старообразная степенность. Ср. выше у Галлорусса: «серьиозность или по вашему степенность» (см. примеч. 20). Галлорусс, возможно, специально прибегает в данном случае к лексике «старого слога», употребляя ее как средство отрицательной характеристики. 236 Д а ж е звук иностранных слов многим нравится больше, нежели согласие отечественных. Ср. свидетельство о социолингвистической функции и об особом престиже иностранного акцепта в «Разговоре об ортографии» Тредиаковского: «Чужестранный человек» здесь отказывается от возможности научиться правильному русскому выговору именно с тем, чтобы не потерять престиж иноземца («Ибо ежели найдутся известныя правила на ваши ударения; то мы все хорошо научимся выговаривать ваши слова: ио сим совершенством потеряем право чуже- странства, которое поистине мне лучше правильнаго вашего выговора» — см.: Сочи- негшя Тредьяковского. СПб.. 1849. Т. 3. С. 164). Ср. свидетельства о специальном щегольском произношении на иноязычный манер (грассировании и манерном прншеп- тывании) в «Живописце». 1772. ч. II, л. 12. в «Сатирическом вестнике», 1790, IV, с. 101 —102 (см.: «Сатирические журналы Н. И. Новикова», с. 418; Покровский. Щеголихи.... прилож., с. 60). К «щегольскому языку» и к «галлорусскому наречию» восходит, можно думать, дошедшее почти до наших дней манерное произношение иностранных слов с элементами иностранной фонетики, например к[о]курс, фнп[а]сы, ш[а]сы с носовыми гласными и т. п. 23' р с ф о р м ир о в а и ь ю языка — ср. выше, примеч. 25. 238 ты и сам ныне под с у д о м. В своей рецензии на шишковское «Рассуждение...» Макаров, высоко оценив Ломоносова как новатора, который «предал имя свое бессмертию», реформировав русский язык, замечал, однако: «язык Ломоносова так же сделался недостаточным», «языком Ломоносова мы не можем и не должны говорить, хотя бы умели: вышсдшия из употребления слова покажутся странными: ни у кого не станет терпения дослушать период до конца» («Московский Меркурий», 1803, ч. IV, декабрь, с. 160, 162, 181). Те отрывки из Ломоносова, которые были с похвалой процитированы Шишковым, Макаров осудил: «Имеем почтение к отцу российского стихотворства, но почтение беспристрастное: И в солнце, и в луне есть темные места! сказал бессмертный творец „Россиады"». Здесь Макаров совпал с критиком «Северного вестника», который по поводу тех же цитат Шишкова из Ломоносова писал: «Я имею уважение к великому нашему Лирику; он признаюсь, никогда не думал, чтобы стихи сип были слишком хороши: они всегда казались мне слишком посредственными, н я не узнавал в них Ломоносова» («Северный вестник», 1804. ч. I, № 1, с. 22). Для оценки Ломоносова Карамзиным ср.. между прочим, запись Г. П. Каменева 1800 г., цитируемую выше, примеч. 224. 2-’9 трогаюсь — здесь: гневаюсь, сержусь. 240 о о й к и х ум о в — ср. фр. esprits hardis. 241 С е г юр о а — имя Ж. А. дс Сепора было значимо для П. И. Макарова: в одном из номеров «Московского Меркурия» (1803, ч. III. июль) была помещена переведенная им «Критика на Сегюрову книгу о женщинах». 242 В е л ьш с к и я ведьмы — см. выше, примеч. 4. 243 без перемежки читать Тилемахиду. Чтение «Тилемахиды», как известно, было введено в качестве шуточного наказания при дворе Екатерины Второй. Об отношении к Тредиаковскому в литературе конца XVIII — начала XIX в. см. Орлов А. С. «Тилемахида» В. К. Тредиаковского // «XVIII век». М.; Л., 1935. С. 22 и след., а также стихотворение В. Г. Анастасевича «О ,.Телемахиде"» и примеч. к нему в кн.: «Поэты 1790-х—1810-х годов», с. 566 и 858. Насмешки над Тредиаковским в устах Боброва звучат неожиданно. В. П. Семенников в кн. «Радищев. Очерки и исследования», М.; Пг., 1923, с. 304, высказал предположение, что в статье Радищева «Памятник дактилохореическому витязю» под видом одного из собеседников (обозначенного инициалом Б) изображен Бобров. Поскольку Б— апологет Тредиаковского, комментируемый текст противоречит этому предположению. 244 Г а л с к о й феномен — ироническое употребление «галлорусского» слова в речи Меркурия. Ср. выше, примеч. 76. -4з В е л ш е к и х фур и й — см. выше, примеч. 4. 246 Изумленный Галлорусс — ср. выше, примеч. 7.
Еще по теме Комментарий:
- Комментарий 1.1.
- Комментарий 1.1.
- Соблазны комментария
- Комментарий к статье 186
- КОММЕНТАРИИ К ТЕЗИСАМ
- 3. Греческие комментарии и комментаторы Аристотеля
- Т. Ю. БОРОДАЙ СИМПЛИКИЙ И ЕГО КОММЕНТАРИЙ
- М. С. ПЕТРОВА ПРИРОДА МИРА В КОММЕНТАРИИ НА «СОН СЦИПИОНА» МАКРОБИЯ
- КОММЕНТАРИИ
- эпоха комментариев
- КОММЕНТАРИЙ ИЗБРАННЫХ МЕСТ КОДЕКСА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ОБ АДМИНИСТРАТИВНЫХ ПРАВОНАРУШЕНИЯХ
- КОММЕНТАРИЙ
- Комментарий
- Комментарии
- Глава 8. Комментарий
- 1.2.2. Метаязыковой комментарий и его базовые характеристики
- 1.3.2. Метаязыковой комментарий в англоязычном художественном дискурсе как проявление естественной метаязыковой рефлексии