Особенности эволюции социокультурных систем.

Итак, в первичном сообщении (идее), послужившем основанием для образования новой культуры, фактически содержится вся информация о её дальнейшем развитии, её структуре и специфике форм на весь период её существования.

знают и которых желают; они добиваются удовлетворения своих интересов, но благодаря этому осуществляется и еще нечто дальнейшее, нечто такое, что скрыто содержится в них, но не осознавалось и не входило в их намерения»¹⁹³. Классическое высказывание А. Смита о невидимой руке, направляющей экономические процессы, — из того же ряда [146]. Указывая на связь целенаправленной человеческой деятельности и реальных исторических событий, Э. Гидденс отмечал: «Человеческая история создается целенаправленной

деятельностью, но не является заранее продуманным проектом; она постоянно уклоняется от попыток направить ее в нужное русло»¹⁹⁴.

После того, как идея оформляется вербально, текстуально и получает хотя бы незначительное распространение, она обретает возможность стать информационным основанием новой культуры и причиной новой культурной волны в эволюции социума. Новая идея включается в состав информационного ядра общества, и заключённая в ней информация начинает интенсивно распространяться с максимально возможной скоростью, которую могут обеспечить способы коммуникации прежней культуры, завоёвывая новых сторонников и захватывая всё новые территории. Начинается центробежное движение потока информации, которое происходит в направлении от информационного ядра к отдельным людям или группам людей. Со временем возникает обратная связь - встречный поток - идущий снизу, т.е.

Оценим с естественнонаучной позиции, что происходит в это время, чтобы убедиться в отсутствии нарушений фундаментального Второго закона термодинамики в нашей модели. В состоянии зарождения новой культуры информационное ядро обладает максимальной информацией и, следовательно, минимальной энтропией, которая неизбежно начинает расти в ходе распространения информации из ядра. Как и положено, при этом его структура ^{[187] [188] ослабевает и, в результате неизбежного процесса возрастания энтропии, оно со временем постепенно превращается из живого учения или концепции, производящей совершенно новую информацию, в застывшую и омертвевшую догму, неспособную дать какое-то новое знание, новую форму или новое содержание. В результате количество сторонников этой идеологии уменьшается до критического уровня, и она перестаёт оказывать управляющее воздействие на членов социума. Что и наблюдается на практике.}

Общество, которое опирается на такую информационную базу, может существовать некоторое время лишь при условии сохранения постоянных внешних условий, но любое незначительное событие, например, изменение внешней конъюнктуры на его экономическую продукцию, локальный военный конфликт или природные катаклизмы меняет ситуацию и запускает лавинообразный процесс разрушения прежней культуры. Возможны и иные сценарии при других внутренних и внешних условиях, которые мы рассмотрим позже.

Таким образом, можно констатировать, что нарушения фундаментального естественного закона не происходит и в этой части наша модель справедлива.

Рождение новой культуры занимает очень немного времени - обычно всего лишь несколько лет, но после своего появления новая культурная система стремится утвердить и закрепить факт своего существования, для чего требует немедленного расширения в пространстве с целью охватить как можно большее количество людей и получить как можно больше иных ресурсов, чтобы обеспечить максимально возможную коммуникацию.

В крайнем случае скачкообразного революционного развития социума, когда речь идёт о полном отказе от предыдущих культурных ценностей и императивов, это событие всегда сопровождается революцией и гражданской войной, в более ранние времена именовавшейся междоусобной. При этом все признаки старой культуры, в первую очередь носитель прежней культуры и её символ - культурная и властная элита, а также материальные и идеологические знаки, маркирующие принадлежность к ней, включая художественные произведения, считавшиеся ценными в прежней социокультурной парадигме. должны быть полностью ликвидированы, а то, как это происходит, какими средствами и способами, с точки зрения процесса значения не имеет. Вместе с ними полностью отрицается весь набор прежних культурных императивов, ценностей и знаков - идеологических, экономических, политических и художественных, как это было, например, во время Великой французской революции или Октябрьской революции 1917 г. в России и в других подобных случаях.

Поэтому освобождение от прежней культуры и захват её пространства новой социокультурной системой проходят именно в форме гражданской войны, которая для простого человека, свидетеля таких событий, выглядит неоправданно и нерационально жестокой. Для неё самой и для её сторонников такие действия представляются совершенно логичными, поскольку эти люди всего лишь транслируют новую информацию и реализуют в своём поведении инстинктивное стремление вновь появившейся культурной системы к расширению.

На рисунке 1 Приложения А показан общий вид единичной культурной волны в идеальном виде, то есть без учёта возможных локальных социокультурных всплесков. По осям абсцисс и ординат отложены, соответственно, время t и удельный информационный параметр I в условных единицах.

Под удельным информационным параметром мы понимаем удельное количество информации на одного члена сообщества. Этот параметр введён по аналогии с удельным количеством энергии, предложенным для характеристики уровня развития общества и его культуры Л. Уайтом^[189]. Используемый нами информационный параметр является более общим и точным, поскольку позволяет сравнивать не только текущее состояние одной или разных культур, но и оценивать динамику этого состояния. Помимо собственно энергетической обеспеченности, как параметр Уайта, он показывает уровень упорядоченности социокультурной системы, то есть обозначает её устойчивость в каждый данный момент времени.

Значение удельного информационного параметра определяется отношением общего количества информации, создаваемой и циркулирующей в обществе, к количеству членов общества, а количество информации, в свою очередь, определяется как сумма двух слагаемых - транспортной и связи. Их определение основано на статистических данных об информационных источниках: о тиражах газет, журналов и книг, количестве радио- и телестанций и объёмах их вещания, количестве индивидуальных средств связи и количестве минут разговоров, численностью сетевых устройств у населения и количеством трафика в мегабайтах, протяжённости путей сообщения разных типов, плотности транспортных потоков и количестве транспортных средств, количестве пассажиров всех видов транспорта и т.д. Эти параметры группируются в несколько интегральных показателей, сумма которых и составляет искомую величину. Методика расчёта интегрального транспортного показателя основана, в частности, на статистике г. Санкт- Петербурга, но принцип отбора данных вполне применим и к более крупным социальным системам^[190]. Информационный параметр связи определяется аналогично.

Общее количество информации I состоит из двух составляющих: постоянной Io и переменной I(t). Первая имеет смысл содержания информационного ядра, на котором строится данная культура, а вторая - той общественной полезной информации, которая создаётся в социуме в единицу времени.

Более мягкий вариант контактов новой и старой культур реализуется в том случае, когда отвергается какая-то одна, устаревшая форма социокультурных отношений, например, художественная или техническая. При этом отмирают прежние связи и прекращаются соответствующие коммуникации, то есть из социального обращения изымается некая часть специфической информации.

Происходит то, что людьми воспринимается и интерпретируется в дальнейшем как культурная или художественная революция стиля в искусстве и, во втором случае, технический прогресс или техническая революция. В этом случае речь идёт о возникновении субкультуры, существующей в рамках прежней идеологемы, поскольку здесь речь идёт о перерождении или возрождении прежнего коллективного сознания с сохранением его принципиальной мифологии. Такой процесс появления нового имеет частный характер, но может дать импульс развития всей социокультурной системе, как бы добавляя ей внутренней энергии за счёт расширения диапазона её допустимых значений и роста количества связей внутри системы. Такой процесс мы в дальнейшем будем называть локальным культурным всплеском или локальной социокультурной волной (Приложение А, рисунок 2). На рисунке видно, как локальный культурный всплеск в условный момент времени t = 105 продлевает длительность существования системы со 160 до 200 условных единиц.

При этом происходят лишь незначительные изменения внутренней структуры социокультурной системы, не изменяющие её видовое культурное своеобразие. Например, последовательность технических революций в сфере коммуникаций (появление радио, телевидения, электронных коммуникаций) позволила существенно продлить время существования современных цивилизаций западноевропейского типа за счёт позитивного влияния на состояние экономики через добавление нового производственно-потребительского сектора. Можно полагать, что создание новых способов генерирования и передачи информации повысило устойчивость всей западноевропейской социокультурной системы в целом, а не только её экономики.

Необходимо отметить одно обстоятельство, связанное со свободой воли человека, находящегося от рождения в конкретном культурном пространстве. Речь о социальной и культурной рефлексии, вызванной давлением на индивидуальную психику и сознание человека со стороны общественных групп разной величины и сложности организации. Частично эти вопросы относятся к компетенции психоанализа и на индивидуальном уровне более-менее успешно решаются в этих рамках. Нам же важно рассмотреть их с точки зрения оперирования коллективного сознания.

Каждый человек ведёт себя так, как вынуждает его поступать индивидуальный, социокультурно обусловленный комплекс поведенческих императивов, но при этом индивидуум сохраняет некую, пусть и ограниченную, индивидуальную свободу принятия решения и совершения действий вопреки такому давлению. Эта свобода зависит, с одной стороны, от субъективного фактора - силы воли и характера и, с другой, от степени понимания происходящего, т.е. от объективного фактора - уровня личной культуры и образования, или количества личной информации об окружающем мире и степени её адекватности. Собственно, задачей современного психоанализа и психотерапии, как их формулировал, например, Э. Фромм, является сознательное снятие этой индивидуальной зависимости, ликвидация или ослабление внешних ограничений, запретов и связей и расширение поля возможностей для относительно свободного самостоятельного принятия решений.

Иная ситуация возникает при изменении структуры социокультурной системы и культурных процессов в социуме, то есть при резком изменении целого набора групповых идентичностей, которые определяют социокультурный статус человека. При этом должна происходить, по сути, смена прежней доминантной персональной идентичности на новую, что требует ломки привычных представлений и, что самое главное и сложное, смены личных ценностей. Именно поэтому в такой ситуации большинство людей со сложно организованной психикой и многоуровневой структурой самоидентификации, т.е. людей образованных и начитанных, не могут воспринять новую культурную реальность интуитивно и относительно легко, как это происходит с большинством населения, а вынуждены много и тяжело рефлексировать по этому поводу. Такие процессы

составляют излюбленный сюжет многих писателей-романистов, например, в «Хождении по мукам» А. Толстого, «Тихом Доне» М. Шолохова, «Прощай, оружие» Э. Хемингуэя, «Над пропастью во ржи» Дж. Селинджера и др.

Полученная индивидуумом новая культурная информация и влияние вновь появившейся культуры на него может быть настолько сильным, что в корне меняет поведение и устоявшийся образ жизни, создавая совершенно нового человека. Так простые бухгалтеры или заурядные унтер-офицеры, которые оставались бы ими в прежних условиях, т.е. в рамках старой культуры, до конца своих дней, в новой культурной ситуации за несколько месяцев, максимум лет, внезапно превращаются в пламенных трибунов, признанных вождей или непобедимых полководцев, обнаруживая в себе такие возможности, о которых ни они сами, ни окружающие и не подозревали в прежней жизни.

Поведение, как отдельных людей, так и разной величины групп и объединений полностью подчиняется новым правилам, зафиксированным как бессознательные архетипы поведения Юнга или же типы социальных характеров Фромма. Механизм возникновения и действия коллективного бессознательного до сих пор так и не ясен, хотя ещё сам К. Юнг писал, что «в конечном счете, в чем заключается судьба великих народов, как не в суммарном результате индивидуальных психических перемен?»¹⁹⁷.

Вряд ли в коллективном сознании общества или группы запечатлеваются такие модели поведения, которые соответствуют ситуациям, многократно повторявшимся в прошлом, поскольку речь идёт о динамических процессах, которые состоят в появлении совершенно новых форм коллективного сознания.

Поток информации, который создаётся сторонниками нового социума для наполнения социума новым содержанием, транслируется через новообращённых адептов молодой культуры в общество и создаёт необходимую среду для её утверждения, поскольку неявным образом содержит инструкции по построению нового социокультурного пространства и правилах социального поведения, нормах

и запретах в новых условиях. Эти инструкции закодированы в новоязе, в новой символике и прочем семиотическом обеспечении новой культуры. Раскодирование такой новой информации индивидом - глубокий внутренний процесс, также связанный с персональными ассоциациями и интерпретациями на основании личного опыта и знаний. В свою очередь, недостаток новой информации в начале культурной революции порождает многочисленные толкования и ревизии исходной идеи. Всё вместе, это создаёт высокую информационную неопределённость для отдельного индивида для принятия решения о своей новой идентичности.

Новые инструкции вовсе не обязательно являются чем-то совершенно никогда не бывшим в истории человечества, а скорее и чаще всего это повторение, трактовка или вариация прежних представлений, иногда до поры не востребованных или забытых в массовом сознании, но сохранившихся в памяти отдельных людей. Вероятно, именно такое возрождение каких-то древних символов или правил и норм поведения привело К. Юнга к парадоксальной мысли о наследовании архетипов в коллективном сознании.

Но возможно ли говорить об инициации одного из множества архетипов в сознании массы людей в ситуации, когда эти люди получают совершенно новую для них информацию? Смысл архетипа состоит в побуждении к совершенно одинаковому поведению в определённой ситуации больших групп людей, иногда даже вопреки биологическим инстинктам.

С информационно-энтропийной точки зрения это означает, что под воздействием потока энергии, сопровождающего поступление новой информации, происходит такая перестройка структуры общества, которая, с одной стороны, усложняет эту структуру, а, с другой, делает её более устойчивой по сравнению с предшествующей. Иначе говоря, возникают новые связи между людьми, которые вынуждают этих людей в аналогичных ситуациях поступать совершенно по иному, нежели раньше. Обратим внимание на то, что с ростом сложности понимаемой таким образом структуры социума растёт и количество возможных коммуникаций каждого человека, что, в обычных терминах, означает рост удельной личной свободы индивидуума по ходу исторического развития, что известно из теории и наблюдается на практике. Это же свойство, как это ни парадоксально, относится даже к тоталитарным обществам, которые, на практике ограничивая индивидуальные свободы, в собственной идеологии декларируют расширение прав и свобод людей.

Поскольку информация такого содержания включена в описание и понимание той начальной идеи, которая формирует информационное ядро новой культуры, постольку в теории не возникает противоречия с положением о постоянном историческом росте индивидуальной свободы^[191]. Отметим также, что совпадение увеличения сложности информационной структуры социума в ходе исторического времени и роста индивидуальной и общественной свободы отражает известный гегельянский подход к представлению о свободе. В результате, приобретают конкретный смысл такие обычно недостаточно определённые понятия как прогресс и регресс социальной эволюции. А именно, становится обоснованным называть прогрессом такое развитие, которое приводит к усложнению структуры общества, увеличению количества связей среди элементов этой структуры и той информации, которая транслируется и циркулирует по этим каналам. Проще говоря, движение к прогрессу совпадает с движением к большей свободе каждого индивида и наоборот, социокультурным регрессом можно назвать такое изменение в структуре культурных отношений, которое приводит к уменьшению индивидуальных и общественных свобод. При этом появляется вполне определённый критерий свободы - это количество индивидуальных коммуникаций.

Наличие у отдельного человека или группы людей большего или меньшего количества коммуникаций (и, следовательно, информации) является, таким образом, абсолютным критерием их свободы - большей или меньшей. Это универсальное по своей природе положение наглядно проявилось в современном обществе.

С социальной точки зрения у любого процесса имеется и обратная сторона. Так, своеобразной платой за прогресс современного информационного общества является постепенно углубляющееся расслоение, которое теперь происходит не только по уровню материальных богатств, условиям жизни, положению в обществе и образованию, но и по степени информированности. Более того, оказалось, что, чем более свобода и равенство людей декларируются в обществе и определяются по формальным условиям и признакам, тем больше будет расслоение такого общества по способностям и возможностям каждого его члена. В итоге, свобода не является одинаковой для всех членов социума, а зависит от их степени информированности, поскольку, чем больше человеку предоставлено информации, тем он имеет больше вариантов выбора своего поведения, т.е. обладает большим количеством степеней свободы.

Здесь возникает вопрос о правильных и неправильных принятых решениях и ответственности за их принятие, но мы не будем на этом останавливаться, т.к. исследование морально-нравственных и этических проблем не входит в круг задач нашего исследования. Отметим лишь, что новый принцип расслоения общества неизбежно порождает новую этику, что обосновано перераспределением прав и обязанностей людей в соответствии с их новыми возможностями, которые базируются на непосредственном использовании информационных технологий. В свою очередь, на основе этой новой этики образуются новые персональные и групповые связи, создающие собственные типы идентификации, которые начинают вносить свои коррективы или даже пытаются вырабатывать собственную новую идеологию. Так постепенно возникает отрицательная обратная связь второго порядка вначале внутри культурных подсистем, затем между ними и т.д., которая служит внутренним регулятором изменений сложных систем.

В зависимости от степени сложности структуры социума, или, иными словами, от его степени зрелости, следом за первоначальным идеологическим информационным импульсом неизбежно происходят радикальные перемены в экономике и социально-политическом устройстве, прорывы в науке и технике, обязательным элементом является также появление нового художественного стиля в искусстве. Вначале, одним из основных способов демонстрации победы нового над старым и закрепления новых культурных стандартов является использование художественных средств, носящих массовый характер, таких как, в первую очередь, монументальное и массовое искусство - скульптура и архитектура, а также кино, театр, цирк и иные зрелища, собирающие значительные зрительские аудитории, что не раз отмечалось многими исследователями культуры.

Вопрос о степени сложности очень важен, поскольку показано, что в процессе упорядоченного развития система достигает зрелой и стабильной стадии, где стабильность понимается как свойство реагировать на внешние воздействия незначительным изменением одного из параметров системы и быстро возвращаться к исходному состоянию после окончания воздействия. Таким образом, временное состояние системы неизбежно ассоциируется со сложностью её структуры и наоборот, что позволяет проводить оценку возраста культурных систем на основании сравнения степени сложности их структуры, а также искать структурные связи, исходя из известного возраста системы.

Это свойство даёт возможность идентифицировать социокультурные системы с точки зрения теории систем как системы с бинарной структурой. Таким образом, возникают основания для исследования взаимодействия культурных систем как подобных элементов с одинаковой структурой, но различных по сложности внутренней организации. Кроме того, это даёт возможность проследить распространение информационного возмущения по подсистемам, образующим культурное единство, и отметить их реакцию на взаимные изменения.

На смену прежней структуре уровней и отношений приходит новая форма, содержащая в себе иные по направлениям и количеству связей коммуникации и верхние, управляющие уровни структуры. Теперь, исходя из положения о бинарной структуре социокультурного комплекса, становятся понятными те изменения, которые происходят с отдельными людьми, имеющими свою сложную индивидуальную личную и общественную персональную идентичность.

В условиях социального или культурного кризиса, когда отменены все предыдущие социокультурные коммуникации, разрушается общественная идентичность самых верхних уровней структуры информационного ядра системы и соответствующие им социальные институты. Эти организации определяли повседневную жизнь большинства людей, и поэтому они должны спешно искать и занимать вновь возникшие вакансии во вновь образующихся социальных группах. Как следствие такой поспешности и в условиях недостаточности информации, люди попадают, как правило, на новые и непривычные для себя места в обновившейся системе отношений. Можно провести аналогию структуры идеальной культурной формы со структурой кристаллической решётки. Тогда оказывается, что каждый отдельный человек занимает место в отдельном узле этой решётки, оказываясь связанным жёсткими и заданными связями с другими, но, в отличие от кристалла, не только с соседними её узлами.

Выбор того или иного места осуществляется либо совершенно случайным образом, либо на основании хотя бы частичного совпадения спектра индивидуальных особенностей - персональной идентификации, личных предпочтений, убеждений, навыков и знаний - с набором потенциальных коммуникаций, заложенных в данной ячейке. Причём, что важно, не имеют значения ни прошлые заслуги или должности, поскольку разрушены прежние связи и отменены прежние ценности, ни уровни новой социальной организации, поскольку вновь созданная структура отношений ещё не заполнена, многие её ячейки свободны.

Те же, чья личная идентификация не совпадает со свойствами ни одного узла новой социокультурной формы, сразу или постепенно отторгаются системой. К таким людям, как правило, относится подавляющее большинство бывшей властной и культурной элиты - политической, экономической, научно-технической, художественной. На практике они обычно имеют несколько, по сути, не очень различающихся между собой возможностей: маргинализация, эмиграция, либо уничтожение, поскольку новому культурному комплексу они не просто не нужны, но даже вредны, ибо потребляют необходимые полезным членам общества ресурсы и самим своим существованием пропагандируют уже устаревшие и ненужные культурные нормы.

В самом общем случае этот механизм описывает адаптацию индивида к меняющимся культурным условиям, причём включая в себя одновременно и пассивную, и активную адаптацию по Э. Фромму^[192]. Исследуя индивидуальные психические особенности, Фромм при этом отмечал, что «когда было открыто, что инстинкты являются движущей силой, основой поведения человека и когда бессознательное стало рассматриваться как источник идеологических установок и поведенческих паттернов человека, теоретики психоанализа не могли не сделать попытку перейти с изучения личности к изучению общества, от психологии индивида к психологии социума»^[193].

Здесь имеет смысл остановиться на философских разработках, связанных с культурно-цивилизационным развитием общества. В поисках критериев социокультурного развития философы предлагали различные схемы, из числа которых выделим концепт открытых и закрытых обществ А. Бергсона, которые представляют собой крайние полюса возможных состояний социума [11]. Закрытое общество - это маленький, замкнутый и сплочённый коллектив людей, управляемых природными инстинктами, а открытое общество основано на открытой морали, динамической религии и состоит из людей, которые озабочены благом всего человечества, а не только сиюминутными примитивными заботами о поддержании и продолжении рода. Но наибольшую известность эти воззрения получили после выхода труда К. Поппера, где ещё более конкретизируются, усиливаются и противопоставляются черты обоих типов противоположных социальных структур [132].

Примерно тот же смысл имеет концепт холодных и горячих культур К. Леви- Стросса (1957 г.), который полагал, что структура общества отражает структуру разума, состоящего из бинарных оппозиций^[194]. Холодные (традиционные) общества стремятся с помощью специально созданных институтов уничтожить влияние исторических фактов на их устойчивость и равновесие. При этом холод не является исходным состоянием культуры, его нужно создать, поэтому вопрос состоит в том, с помощью каких социальных механизмов общество заморозило изменения. Важное свойство холодных культур в том, что они живут не в забвении чего-то, что помнят горячие культуры, а в иной памяти, требующей ограничить вторжение истории. Отсюда, холод является положительным качеством, так как подразумевает наличие особой мудрости и специальных установлений. С другой стороны, горячие общества характеризуются острой потребностью к изменениям, пытаясь превратить историю в движущую силу своего развития и источник информационного генерирования. В итоге, холодное и горячее означают идеально­типические полюса процесса цивилизации, который с необходимостью ведет от холодного к горячему.

Существование холода обеспечивают социальные институты, успокаивающие и замораживающие изменения, например, военное сословие или церковь. При этом смысл, который помнится и сохраняется в холодных культурах, лежит в повторяющемся, регулярном, а не в необычном и уникальном, а также в преемственности, а не в разрыве. Для горячих обществ, напротив, характерно вспоминание уникального и особенного, а также состояние перелома и изменения, которое может происходить в обе стороны - к становлению и росту, или к деградации и разложению.

Несмотря на то, что авторы этих теорий полагали, что есть все основания считать закрытые-холодные-традиционные общества примитивными, отсталыми и регрессивными в противоположность динамичным и современным прогрессивным открытым-горячим культурам, к которым они относили культуры Запада, они соглашались с тем, что в действительности общество и его культура в большей или меньшей степени имеют свойства обоих полюсов. Кроме того, в разные периоды его развития могут преобладать те или иные особенности, присущие одному из них, и проблема состоит именно в том, почему и как это происходит, начиная с самого начального этапа возникновения социокультурной системы. На эти вопросы рассмотренные теории ответа не дают.

Более того, проблема выбора направления развития информационной системы в критической точке относительно проста только для неживых объектов, когда же речь идёт о социокультурных системах, то ситуация осложняется участием некоторого множества отдельных индивидуумов. Атрибут необратимости, вступающий в силу после осуществления выбора дальнейшей траектории эволюции, отражается на обстоятельствах жизни индивидуумов самым радикальным образом в том случае, если они пытаются изменить это направление. Иначе говоря, в своём целенаправленном движении по выбранному направлению развития социокультурная система сама регулирует внутреннюю структуру, её отдельные компоненты и связи между ними так, чтобы ничто не препятствовало этому движению.

Эти соображения заставляют глубже взглянуть на место, роль и функцию отдельного человека в системе коммуникаций, образующей внутренние связи социокультурной системы.

Закрепившись на своих местах в ячейках новой общественной формы, люди актуализируют потенциальные коммуникации, образуя пять главных культурных подсистем и их субструктуры первого, второго и более высоких порядков на основании единства социальных, профессиональных, политических и иных интересов, которые впоследствии проявляются как субкультуры. Поэтому всё вышесказанное в полной мере относится и применимо не только к крупным этносоциальным культурным комплексам, но и к субкультурам разной величины и сложности организации - политическим партиям, молодёжным движениям или субкультурам, тенденциям моды и т.д.

Как уже отмечалось, одним из главных направлений развития культурных комплексов является интенция к постоянному усложнению структуры культурной формы и количества связей внутри неё. Роста культурной системы и повышения её устойчивости и упорядоченности, или повышения её информационного насыщения, можно добиться, по крайней мере, тремя способами:

- постоянным увеличением количества внутренней информации, т.е. её производством или получением извне от иных подобных культур;

- количественным и качественным расширением коммуникационных возможностей, а также частотой внутренних и внешних коммуникаций;

- увеличением количества коммуникантов (отдельных людей и социальных групп), участвующих в создании и передаче информации.

Таким образом, те культуры, которые ориентированы на создание новой информации и расширение собственных коммуникативных возможностей, имеют существенно большие перспективы развития и роста, чем общества, основанные на ограничениях в создании и получении информации или коммуникации.

Творчество, понимаемое как создание новых смыслов, или производство новой информации является основным, но не всегда возможным и всегда не простым способом по многим причинам, в первую очередь, экономического и политического свойства. Поэтому создание новой информации таким способом происходит относительно редко, имеет обычно взрывной характер в виде культурных революций и маркируется, как уже отмечалось, появлением нового художественного стиля. Причём появление новой информации вовсе не обязательно всегда приводит к значительным культурным возмущениям, которые вызывают к жизни новую культуру. Это происходит только при условии превышения порога системной информации. В противном случае, вновь созданная информация просто включается в социальную коммуникацию, снижая уровень информационной неопределённости всей системы и повышая её динамическую устойчивость.

Можно сказать, что социокультурные системы существуют как устойчивые информационные объекты, структура которых формируется потоками дискретной информации разной интенсивности, поступающей не непрерывно, а порциями. Ведь источниками этой информации являются отдельные люди или группы людей, живущие на территории, покрываемой данной культурной традицией, и передающие свою информацию через каналы коммуникации, которые сами имеют ограниченную пропускную способность и неполно развитую сеть охвата.

Поэтому гораздо более простым способом повышения жизнеспособности и роста культуры является расширение коммуникативных возможностей тех материальных структур, которые она создаёт и поддерживает в ходе своей эволюции. Внутри культурной системы это может быть достигнуто экстенсивными и интенсивными способами. К интенсивным относятся хорошо известные, простые, но обычно очень эффективные меры в области:

- образования - через повышение образовательного уровня населения, ориентацию общества на поиск новых идей, развитие науки и техники, изобретательства, вообще любого новаторства;

- транспорта - путём увеличения количества и качества путей сообщения - шоссейных и железных дорог, портов и аэропортов, повышения их пропускной способности, увеличения количества средств передвижения и их доступности большему числу граждан;

- науки и техники связи - через увеличение территории охвата и доступности технических возможностей связи, способов и средств коммуникации: телевидения, радио, телефонии и интернета;

- социальных отношений - управлением миграцией с помощью экономической стимуляции населения к перемене места проживания, например, созданием новых рабочих мест на прежде неосвоенных территориях и т.п.

То же самое относится и к внешним культурным контактам, которые, впрочем, имеют свои особенности, среди которых отметим, что:

- они являются в существенной степени объектом политического управления и регулирования, и поэтому зависят от политических и исторических отношений между контактирующими культурами;

- внешние коммуникации всегда носят вторичный характер по отношению к внутренним, и потому они могут быть принесены в жертву внутренним потребностям;

- возможности внешних контактов обычно ограничены естественными природными, географическими и прочими факторами, например, если речь идёт об островной культуре, а также культурными - религиозными, этническими или историческими причинами.

К экстенсивным способам сохранения или инициации культурного роста относится присоединение новых территорий в виде их добровольного или насильственного захвата, при этом население этих земель или ассимилируется новой культурой, или изгоняется (уничтожается), либо, в редких случаях, сохраняет основы своей культуры, признавая её подчинённое положение. Кроме того, известно, что война является одной из самых распространённых, если не единственной, формой внешней культурной коммуникации, ведь как однажды заметила Ю. Кристева: «Ссора - тоже беседа». Поэтому можно полагать, что война в течение всего периода существования любой культуры представляет собой наиболее универсальный способ её развития, поскольку объединяет в себе и интенсивные, и экстенсивные возможности этого процесса. Способ её ведения зависит только от того, какие именно социокультурные субструктуры при этом взаимодействуют - военные, экономические, политические или иные. А это, в свою очередь, зависит от взаимного соотношения состояний коммуницирующих культур.

Поскольку культурная информация существует не сама по себе, а обращается по каналам коммуникации между отдельными людьми и их группами, то основным ресурсом роста и развития культуры оказываются отдельные люди и их сообщества, которые являются производителями и конечными потребителями информации. Для повышения устойчивости социокультурной системы при переменных внешних условиях необходим постоянный опережающий рост её сложности, что приводит к появлению требования постоянного увеличения основного ресурса, то есть требование постоянного увеличения численности населения становится главным условием устойчивого существования социокультурных систем. Тогда становится понятным, почему рост и развитие культуры неизбежно вызывают агрессию по отношению к соседним социокультурным системам, а стремление к внешней экспансии, как расширение сферы своего влияния, имманентно любой культуре в течение всего периода её существования.

Успешная реализация этого стремления позволяет такой культуре существовать неограниченно долго, иногда даже сопровождаясь изменением её географического местоположения. При этом сохраняется её базовый культурный стереотип или информационное ядро, если сохраняются язык и поддерживающие его материальные артефакты (памятники искусства, литература, архитектура и т.п.). Но обычно такое стремление к расширению наталкивается на сопротивление соседних культурных систем, которые сами испытывают точно такие же потребности, особенно в том случае, когда по каким-либо причинам исчерпаны их собственные внутренние возможности увеличения степени коммуникации и количества создаваемой информации, а внутренний культурный потенциал обеих сторон примерно сопоставим.

Также следует отметить, что наличие естественных ограничений ландшафтного характера, например, морских или горных границ, не является условием, достаточным для ограничения или остановки географического распространения. Набравшая силу культура не обращает на это никакого внимания, даже тогда, когда у такого движения нет никаких перспектив, она продолжает неограниченно расширять свою территорию влияния, как это было, например, с освоением Россией не охваченного ещё в то время европейской культурой бассейна Тихого океана (Аляски, Калифорнии и Гавайев). В таких случаях единственным ограничителем служит только прямое столкновение с иной культурой, обладающей сравнимыми ресурсами и мощностью.

Рассмотрим актуальный пример из современной геополитической истории недавнего и настоящего времени. Развитие панъевропейской культурной системы продолжается уже достаточно долго для того, чтобы достичь такого состояния, когда ведение военных действий между культурными системами, ассоциированными с государствами, которые обладают высокотехнологическими вооружениями, не всегда возможно, поскольку грозит глобальными катастрофическими последствиями для всех. Поэтому традиционный, проверенный веками способ увеличения территории расположения культуры - захватническая горячая война - в рамках европейской культурной традиции уступил место более щадящему, но не менее эффективному методу - холодной экономической экспансии^[195].

Однако, в последние несколько лет неожиданно обнаружилось, что возможности западноевропейской экономической системы, основанной на финансово-кредитной модели экономики, исчерпаны, что показали события, названные кризисом, по-видимому, в надежде, что они скоро закончатся. Оказалось, однако, что это не временное состояние, а попадание в зону фазового перехода из одного социокультурного состояния в другое, причём, пока совершенно непонятно, в каком направлении пойдёт дальнейшее развитие процесса. Учитывая огромный культурный потенциал Западной Европы в целом, вряд ли следует ожидать катастрофического варианта развития событий. Проблема, скорее, в том, что послужит культурообразующей идеей для следующей социокультурной волны в эволюции европейской культуры.

Нынешнее состояние европейской модели имеет общекультурный системный характер, что подтверждается хотя бы беспрецедентной длительностью и глубиной нынешнего почти повсеместного экономического спада и ещё целым рядом факторов, о которых будет сказано ниже. Одно из объяснений этого состоит в обращении к упоминавшимся уже большим волнам Кондратьева и одновременном совпадении их нижнего пика с отрицательными экстремумами коротких (около 3 лет) и средних (10-11 лет) волн. И это действительно так, и, хотя сам автор этой теории в своей статье «Большие циклы конъюнктуры» (1925 г.) отмечал, что считать доказанным наличие таких циклов нельзя, но вероятность их существования велика. Время доказало справедливость идеи Н. Кондратьева и сегодня так называемые К-волны регулярно используются при проведении экономического анализа и составлении экономических прогнозов.

Кроме того, имеются обстоятельства, дополняющие эту картину. Европейская экономическая интеграция настолько усложнила структуру соответствующей социокультурной системы, что возможность сохранения потенциала роста для европейской культуры заключается ныне:

- либо в привлечении новых иммигрантов, что и наблюдается в последние годы, но имеет свои естественные социальные, культурные, демографические и прочие ограничения;

- либо в попытке убедить соседние культуры в преимуществе и достоинствах западноевропейской культурной традиции и таким образом мирным ненасильственным путём перенести свои традиции и порядки на новые территории в качестве доминирующих.

В социальных, экономических и демографических условиях конца ХХ века принятие специальных мер культурного и социального порядка стало неизбежным. Какие это могли бы быть меры? Такие, которые позволили бы внести изменения в традиционную европейскую идентичность, основанную на странном для нас симбиозе римско-католической и иудео-протестантской религиозной идеологии, который выглядит как «гедонистическая версия либерализма, парадоксально основанная на англосаксонском пуританизме и ветхозаветном мессианизме» [69, С. 62]. Эти меры не должны ею отторгаться и при этом вписываться в семиотику нового экономического порядка. Так в европейском культурном дискурсе появились понятия толерантности, политкорректности, прав человека и др.

На решение этой проблемы была направлена и обширная дискуссия о необходимости и пользе культурного диалога, начавшаяся относительно недавно. Сегодня мы видим результаты второй попытки со стороны европейского социума продвинуться на восток с помощью переговоров и уговоров. Первая такая попытка известна сегодня как разрядка 70-ых, когда был достигнут военный и экономический паритет между противостоящими блоками и казалось, что нет иного пути, кроме переговоров. Второй раунд происходил на рубеже 80-90-ых годов и закончился переходом стран Восточной Европы под социальный, культурный и экономический контроль Запада. А это прямо говорит об установлении идеологического примата над культурами этих народов. Эти процессы носят очевидный идеологический характер и потому могли бы в ближайшее время стать причиной новой социокультурной волны в европейской истории. Однако этого не происходит, видимо, в силу искусственности и надуманности такого решения, смысл которого не согласуется с коллективным бессознательным европейцев и потому постоянно отторгается. Подтверждением этому служат постоянные нынешние проблемы экономического свойства, поскольку именно на такие трудности массы реагируют в первую очередь и острее всего.

Как отмечал Я. Ассман [7], ни одному нормальному человеку никогда не придет в голову утверждать, что он единственный на планете, а все остальные существа - не люди, в то время как любой здоровой культуре свойственно считать себя исключительной, лучшей и уникальной, подразумевая тем самым, что соседние культуры - либо не культуры вовсе, либо представляют собой недоразвитые образования, проще говоря, явления низшего порядка. Однако представление о самоценности любой культуры вошло в европейскую традицию не так давно - вместе с пониманием самоценности каждой человеческой жизни, т.е. только во второй половине прошлого века, хотя эта идеология ведёт своё происхождение ещё от гуманистов эпохи Просвещения. Но сегодня она вызвало к жизни принудительное насаждение терпимости к инокультурам - пресловутой толерантности, которая часто принимает крайние уродливые формы и оттого вызывает неприятие со стороны коренного европейского населения.

Протест против административного принижения собственной культуры в угоду политическим мотивам абсолютно бессознателен, а потому стихиен. Это

движение проявляется в самых разных формах: в повсеместном увлечении европейцев фольклором, в пресловутом всеобщем футбольном патриотизме как форме альтернативного, неказённого нетолерантного патриотизма и изменении культуры спортивного боления вообще, приобретающей всё более ярко выраженный национальный характер, в росте авторитета националистических движений, особенно там, где количество и поведение представителей инородных культур, которые поддерживаются политической властью, вызывает временами бурное недовольство коренного населения и т.д.

Эти и другие подобные события привели французского политолога и антрополога М. Оже к выводу о том, что в Европе изменилось понимание другого, поскольку исчезла способность терпеть различия²⁰³. И эта нетерпимость порождает увлечение чуждостью и различием, выражающуюся в национализме, регионализме, фундаментализме и этнических чистках, которые также свидетельствуют о кризисе нынешней европейской культурной идентичности в целом, а не только каких-то её отдельных составляющих. В результате усиливается необходимость в поиске источников и форм создания новой идентичности. Это говорит о том, что сегодня практически исчерпаны внутренние ресурсы европейской социокультурной системы для дальнейшего развития в условиях прежней социокультурной волны. Для того, чтобы продлить это состояние требуется пополнение ресурсов, которые, очевидно, можно получить только извне. Либо следует согласиться с тем, что наступила фаза перехода к новому социокультурному состоянию всей системы. Но это неприемлемо для нынешних европейских элит, которые, как мы показали выше, автоматически теряют всё при таком переходе.

Рассмотренный пример подводит нас к выводу о главной проблеме и сложности межкультурной коммуникации, которое состоит в том, что, являясь одним из необходимых способов культурной активизации, она остаётся всего лишь латентной формой внешней культурной агрессии, к которой прибегают тогда,

когда уже невозможно или не эффективно применение иных способов - военных или экономических. Эта функция межкультурного диалога особенно усиливается и проявляется в условиях дефицита новых территорий и ресурсов, что характерно для современной сверхплотно заселённой Европы.

Когда разговор двух людей не получается, не находится общий язык и не хватает аргументов или, наконец, люди просто не понравились друг другу, любой из них может встать и уйти, чтобы больше никогда не встречаться. В современных условиях в ситуации межкультурного диалога в Европе такое действие невозможно, уходить некуда, надо продолжать разговаривать и о чём-то договариваться, хотя заранее понятно, что результаты этих переговоров не смогут удовлетворить всех участников разговора и всегда кто-то будет вынужден уступить просто потому, что слабее. Это означает проиграть, что означает, в конечном счёте, принятие одной из сторон таких переговоров примата инокультурной традиции победителя. Иначе говоря, помимо войны горячей и холодной (экономической и политической) в наши дни проявился третий тип войны - культурный, или информационный.

В истории известны примеры таких межкультурных коммуникаций. К подобным уговорам в своё время прибегали в древнем Риме, когда переговорами и дарами убеждали варваров не нападать на город и не разрушать его, так же поступали в Византии на закате империи, попросту откупаясь от агрессивных варваров-иноземцев. Такая политика позволяла на некоторое время отсрочить катастрофу, сохранить привычные ценности и удобный образ жизни, но, тем не менее, в обоих этих случаях всё закончилось гибелью великих культур.

Существует, однако, альтернативный вариант развития социокультурных систем, который имеет место не всегда, а только, начиная с некоторого довольно сложного уровня развития системы, предполагающего появление развитых научно­технических, экономических и образовательных институтов. Это те структуры, о которых говорилось ранее - такие, которые способствуют повышению количества информации в обществе через радикальную модернизацию и обновление. В этом случае, экстенсивное развитие общества заменяется на интенсивное. Примерами такого выбора развития может служить, например, Россия Петра I и Сталина, Япония эпохи революции Мейдзи, Германия после Второй мировой войны и др. Этот путь требует колоссального социокультурного напряжения, мобилизации всех ресурсов и нередко сопровождается большими жертвами. Потому таких примеров немного.

Вспомним теперь, что в рамках нашей концепции гибель культуры означает не окончательное исчезновение породившего её коллективного сознания, а только разрушение или трансформацию некоторых его уровней, как правило, самых сложных и занимающих верхние позиции в иерархии всей структуры. В редких случаях разрушения информационного ядра структуры коллективного сознания это событие однозначно идентифицируется как гибель культуры или цивилизации. В остальных ситуациях происходит синтез остатков прежней идеологемы и новой идеи, которая теперь доминирует при организации нового или реорганизации старого социума через построение новых уровней его структуры, отвечающих вновь возникшим связям в новой культуре. Впоследствии, некоторые элементы новой идеи (и новой культуры) навсегда сохраняются в ядре всей системы коллективного сознания цивилизации и оказывают влияние на общественный и индивидуальный менталитет, поведение людей.

Такая культурная наследственность ламаркианского генетического типа направлена на отбор и усвоение только той информации или, иначе, только тех идей, которые обеспечивают, по крайней мере, не ослабление системы. То есть закрепляются только те связи, признаки или свойства, которые не увеличивают энтропию всей системы.

Вновь образованные уровни и связи являются наиболее сложными структурными элементами и потому впоследствии оказываются наименее устойчивыми и слабыми звеньями всей структуры социокультурной системы и её коллективного сознания. Поэтому при ослаблении её вследствие каких-либо внутренних или внешних воздействий именно эти компоненты, связи и соответствующие им социальные группы разрушаются в первую очередь. Причиной ослабления и разрыва связей в системе, а затем угасания, упадка и гибели культуры является снижение количества циркулирующей в обществе информации до значений ниже порогового уровня. Это может происходить из-за:

- падения количества создаваемой новой информации;

- сокращения количества или закупорки существующих внутренних каналов коммуникации вследствие их физического или морального износа, что приводит к сокращению или невозможности поступления информации и снижению скорости её циркуляции;

- увеличения количества информации, поступающей извне от других социокультурных систем и вытесняющей из оборота внутреннюю информацию, поддерживающую существование потока собственной культурной традиции.

Вопрос о том, являются ли эти или иные подобные причины случайными или же закономерными событиями в истории культуры, автоматически возникает всякий раз при попытках моделирования социокультурных событий. Ещё Л. Троцкий, оппонируя Н. Кондратьеву, утверждал случайность экономических спадов и подъёмов на великом пути к коммунизму. Представляется, однако, что такая постановка вопроса не совсем точна, поскольку, похоже, не имеет решения в терминах стационарных систем. Но с позиций неравновесной термодинамики и теории множеств оказывается, что процесс, аналогичный гибели культуры, можно рассматривать как закономерно случайный или, иными словами, обязанный закономерно возникающей случайности.

Случаев полной и окончательной гибели той или иной культуры известно немного: к ним можно отнести, пожалуй, культуру Древнего Египта, Иудейского царства, Византии, империй инков и майя. При этом, как писал Я. Ассман, чаще всего, за редкими исключениями, как в случае с южноамериканскими индейцами, это был «результат не физического уничтожения, а коллективного культурного забвения».

Термин «культурное забвение» имеет при этом вполне определённый физический смысл. При снижении значения количества новой информации, создаваемой в социуме в единицу времени (которую в дальнейшем будем называть информационным потенциалом), ниже порогового значения начинается экспоненциальный рост энтропии в социуме, сопровождающийся разрушением информационной структуры информационного ядра, которое лежит в основе данной культуры. На практике это означает вначале размывание, а затем исчезновение моральных и этических принципов, поведенческих императивов и прочих идеальных установок, выработанных данной культурой и скреплявших социум в единое целое. Общество в буквальном смысле забывает те принципы, факты и идеи, которые лежали в основе образования системообразующих связей.

Эта интерпретация следует из так называемой теоремы Гиббса, согласно которой требование максимума обобщенной энтропии при ограниченном запасе некоторых ресурсов равносильно требованию минимума потребления системой этих ресурсов при соблюдении ограничения, что степень структурированности системы (выраженная значением обобщенной энтропии) должна быть не ниже некоторого порога. Проще говоря, это означает, что для информационных систем, которые по самой своей природе имеют иерархическую структуру, существует нижний предел прочности и сложности организации, определяемый количеством связей внутри системы и ресурсами окружающей среды.

Пока количество ресурсов способно удовлетворить рост и усложнение системы (количественное и качественное), она способна расти. В противном случае система спонтанно переходит в новое, более простое состояние, для которого потребление ограничивающих рост ресурсов минимально в пределах, задаваемых степенью структурированности системы. Это означает, что поскольку, например, при отсутствии роста населения невозможно дальнейшее усложнение структуры системы, а другие способы роста почему-либо оказываются неэффективны, в какой-то момент происходит её лавинообразное разрушение как следствие воздействия незначительного случайного фактора.

Частное подтверждение применимости предельной теоремы Гиббса к культурным процессам предложено С. Г омаюновым, где автор на примере истории культуры России приходит к выводу, что для крупных территориальных структур существует предел культурного дробления, ограниченный традиционными культурными центрами, имеющими смысл исторически стабильных региональных образований^[196]. В том случае, когда этот предел не переходится, т.е., заметим мы, региональные культурные центры, содержащие базовую информацию исходной культурообразующей идеи, не разрушаются, исходный культурный комплекс сохраняется и имеет возможности для возобновления дальнейшего роста и расширения.

В случае плавного снижения информационного потенциала системы возможно возникновение более благоприятной для большинства населения ситуации гомеостаза. Она обычно описывается в антропологических исследованиях небольших по численности (порядка нескольких тысяч человек) сообществ, обладающих минимально устойчивой сложностью структуры - в большинстве своём близких по своему устройству к первобытным. Система социальных связей и ролей в таких сообществах стабильна, а социальные функции на всех уровнях общественной организации заморожены.

При равенстве между восполняемыми естественными природными ресурсами и их потреблением такое положение теоретически может длиться сколь угодно долго, нарушаясь только существенным внешним воздействием - природного (катастрофическим изменением климата или ландшафта, нарушением или обрывом пищевых цепочек, эпидемией и т.п.), либо культурного типа (появлением по соседству или вторжением иного, более мощного инокультурного сообщества, претендующего на новые территории и ресурсы). Такое состояние в определённом смысле сравнимо с состоянием упадка, поскольку творчество и созидание в этих условиях социально опасны, а потому находятся под запретом.

Период увядания культуры фактически длится с момента перелома после достижения максимума развития (инерционная и обскурационная фаза, или фаза цивилизации по Л. Н. Г умилёву) и до достижения ею нижнего порогового значения информационного потенциала. Это самая длительная фаза в истории общества. Приближение к нижнему порогу устойчивости системы ощущается и осознаётся в обществе как социальный, политический, культурный и экономический кризис.

Именно в это время становится возможным рождение новой культуры при соблюдении тех условий, о которых говорилось выше.

Состояние ниже порогового уровня информационного потенциала социокультурной системы является необратимым. Переход через нижний структурный предел приводит к лавинообразному разрушению всей системы и её информационного ядра, включая базовую идеологему, исчезновению соответствующей духовной культурной среды и, как следствие, титульного этноса. Поэтому достижение ею этой фазы фактически означает, что территория, занимаемая такой социокультурной системой, является свободной для перемещения сюда или зарождения здесь совершенно новой или иной культурной системы и создания обновлённой культурной среды. Асимптотой, то есть предельным значением, нижнего порога является величина Io - постоянная составляющая общего количества информации.

На практике это означает, что система совершает необратимый переход в более низкое функциональное состояние или разрушается в том случае, когда прежний информационный базис не в состоянии обеспечить создание новой информации в обществе. Такая точка перехода в иное качественное состояние на кривой эволюции состояний системы обычно называется точкой фазового перехода, или точкой сингулярности, или точкой не-вероятности. Последний термин означает, что состояния системы в области фазового перехода имеют ничтожную вероятность. Кроме того, надо понимать, что под точкой перехода на самом деле подразумевается некий промежуток времени, порядок которого обычно сравним со средней продолжительностью человеческой жизни.

В случае достижения точки сингулярности единственным энергетическим ресурсом, который система может направить на поддержание своего существования, является её внутренняя энергия, то есть исходная информация Io. Система начинает «поедать» сама себя и гибнет.

В случае, когда система достигает такого более низкого уровня строения социокультурной системы и социальной организации общества, который обеспечивает её существование в окружающей среде, разрушение может остановиться^[197].

Наличие нижнего предела существования социокультурных систем наводит на предположение о верхнем пределе, так же ограничивающем сложность всей структуры, но сверху. Таким образом, существует два типа пределов состояния по уровням сложности и взаимосвязанности социокультурной системы - верхний и нижний. Расстояние между ними можно определить как диапазон устойчивости системы.

Достижение верхнего уровня приводит к фазовому переходу в более высокое качественное состояние или, в синергетических терминах - к бифуркационному (качественному) переходу и дальнейшему развитию и росту, или, иными словами, появлению новой социокультурной волны на основе достижений всех предыдущих культурных волн. Такой переход может быть вызван инновациями самого разного рода в любое время при условии, что создаваемый ими информационный поток превышает верхний порог устойчивости системы. В этом случае культура сохраняет в своей культурной памяти все предыдущие достижения в виде структурных уровней строения и коммуникационных связей, наполняя их новым идеологическим содержанием.

Затем достигается фаза максимального развития информационного потенциала и начинается постепенный спад. Графически эта цепочка эволюционных фаз отображается волнообразной кривой. Из последовательности таких культурных волн образуется структура, которую мы предлагаем именовать цивилизацией (Приложение А, рисунок 3). Представляется, что такая интерпретация и такое соотношение понятий культура, как общественная единица, и цивилизация выглядит естественным и понятным.

Тогда, например, последовательно сменявшие друг друга культуры Киевской и Московской Руси, императорской России и СССР составляют единую русскую цивилизацию, основанную на единых культурных параметрах, содержащихся в информационном ядре, общем для всей этой последовательности.

Вероятно, можно было бы порассуждать о том, что такая эволюция социокультурных систем в рамках одной цивилизации должна носить предельный характер. Это предположение основано на известном тезисе, утверждающем, что для любых информационных систем имеется предел сложности строения. Да и некоторые социокультурные явления подводят к справедливости этого соображения. Например, очевидный тренд к сокращению длительности и амплитуды социокультурных волн, который отчётливо наблюдается в последнее столетие. Однако иных теоретических и практических подтверждений у нас не имеется, а потому спекуляции на эту тему пока преждевременны.

Существует другое важное положение, которое нужно иметь в виду. Постоянное усложнение культурных систем приводит к тому, что оба ограничивающих предела тоже имеют динамический характер (Приложение А, рисунок 4). Это выражается в переменчивости двух факторов - ширины диапазона устойчивости системы и скорости его изменения. Сужение диапазона возможных состояний социокультурной системы со временем происходит за счёт того, что нижний порог постепенно растёт, а верхний снижается, и происходит это с постоянно возрастающей скоростью. Это заставляет саму систему предпринимать всё более значительные усилия для самосохранения и самовозобновления, накладывая определённые особенности на их поведение и коммуникации.

Экстраполируя процесс сужения динамического диапазона социокультурной системы до логического завершения, обнаружим, что теоретически возможно такое её состояние, при котором любое, самое незначительное изменение приводит к выходу за пределы диапазона устойчивости и дальнейшему немедленному разрушению. В действительности такое состояние вряд ли когда-либо достижимо, поскольку для этого требуется, чтобы период существования этой социокультурной системы существенно превышал все известные примеры.

Кроме того, диапазон состояний системы вновь расширяется при наступлении новой культурной волны. Таким образом, становится возможным длительное существование цивилизационных систем, вопреки мнению некоторых историков и социологов об ограниченности этого периода длительностью от одной до нескольких тысяч лет.

Обращает на себя внимание и сокращение длительности периода каждого последующего социокультурного цикла с ходом исторического времени, которое А. Ф. Лосев назвал сгущением времени. То есть то, на что ранее требовалось нескольких веков, сегодня происходит за несколько десятилетий, а то и лет. Сокращение абсолютной длительности социального времени при сохранении его относительного внутреннего времени приводит к росту психической и эмоциональной напряжённости в обществе, которая выражается в увеличении социокультурной нагрузки на индивида, вынужденного менять собственную идентичность иногда даже несколько раз в течение своей жизни.

Кроме того, сгущение времени оказывает влияние и на ход социокультурных процессов в обществе, создавая физическую нехватку времени на естественное протекание процессов, например, связанных со сменой поколений. Так, уже в ХХ веке стало невозможным ожидать плавного развития процессов смены социокультурных ценностей вместе со сменой поколений. Новые элиты, пришедшие к власти в ходе смены общественной идеологемы, не имеют времени ожидать, пока прежние поколения естественным путём уступят место молодым, и вынуждены устранять их физическими методами. Иными словами, то, что воспринимается людьми как массовый террор власти, на самом деле - объективная необходимость. Иначе та власть, которая будет терять время на ожидание пусть даже из гуманистических побуждений, потеряет и управление, и саму власть. Поэтому неудивительно, что резкие смены идеологем в ХХ веке неоднократно сопровождались массовым террором.

Подведём итоги, для чего коротко обобщим результаты предыдущих рассуждений.

Вне социального бытия человек как индивидуум ведёт существование, близкое к животному. Только тотальная социализация выделяет человеческий вид из животного мира. Любая форма социализации основана на функционировании коллективного сознания, усложняющего свою структуру по мере роста численности группы, её фрагментации и организации. Повышение сложности коллективного сознания сопровождается усложнением социальной организации человеческих объединений, когда каждому следующему уровню коллективного сознания соотносится определённый социокультурный институт. Наивысшей известной на сегодня формой такой организации является многонациональное государство, объединяющее разные этнические, культурные и иные группы на основе политико-территориального единства.

Структура коллективного сознания социума такова. В основе лежит базовый идеологический комплекс, или идеологема, которая включает в себя:

- исходную идеационную установку (в наших терминах - информационное ядро), послужившую основой для первичного элементарного объединения и развития новой социокультурной системы;

- композицию позднейших идеационных приобретений, освоенных и усвоенных в ходе эволюции, т.е. оцененных как полезные с точки зрения развития данной системы, а также временные текущие идеационные инновации.

На основании тех идеологических постулатов, которые содержатся в общественной идеологеме развивается вся дальнейшая эволюция социокультурной системы: экономика, политика, художественная культура и искусство, наука и техника. Все вместе они образуют культурную среду общества и при определённых благоприятных условиях с ходом исторического времени создают цивилизацию. Эта конструкция имеет иерархическую структуру, уровни которой соответствуют различным этапам эволюции общества.

Каждая иерархическая ступень глобальной структуры коллективного сознания образовывалась в ходе эволюции и конгломерации групповых сознаний более низкого организационного уровня социума. Сами эти групповые сознания сохраняются при объединении и образовании нового качества, которое не является простой их суммой, но новым образованием с эмерджентными, качественно иными свойствами .

Эволюция коллективного сознания проходит как несколько параллельных процессов:

1. эволюция элементарных групповых сознаний, которая продолжается и после их объединения в конгломераты.

2. образование коллективного сознания нового качества на основе этих объединений;

3. дальнейшее развитие состояния наивысшей достигнутой формы.

Иными словами, развитие коллективного сознания во времени происходит не

только как единого целого, но и как развитие его отдельных составляющих частей.

Базовая идеационная установка складывается в зависимости от начальных условий возникновения: времени, места и обстоятельств происхождения, и затем определяет всю дальнейшую судьбу общества, связанного с данным коллективным сознанием. Образование каждого следующего уровня является процессом необратимым, то есть изменить или отменить что-либо после возникновения и образования следующего уровня уже невозможно.

Новая информация, создаваемая за время существования очередной социокультурной формации, транслируется в информационное ядро, адаптируется и частично сохраняется там в течение всего срока существования цивилизации. Однажды возникнув, коллективное сознание проходит полный цикл своего существования, который может составлять, судя по всему, по меньшей мере, несколько тысяч лет. При этом те основные признаки, которые были положены в основу организации социума, сохраняются постоянными в течение всего времени существования, приобретая со временем свойства бессознательных императивов. Некоторые составляющие, в основном под воздействием элементов культурной диффузии вследствие контактов с соседними структурами, могут время от времени развиваться в направлениях, отличных от генерального. Но затем происходит неизбежное возвращение в ранее обусловленные рамки развития с соответствующей негативной реакцией целого.

Так, для России характерно перманентное устройство государства в основе своей политического, а не рационального экономического типа, которое характерно для стран Запада. Однако, в зависимости от конкретных исторических, экономических и политических внутренних или внешних кризисных условий коллективное сознание одного из высших уровней принимает решение о корректировке этого состояния в ту или иную сторону для исправления сложившейся ситуации. Подобное решение имеет общественный характер, а в реальности оно может быть принято на высшем политическом или организационном уровне (политической элитой) или уровнем ниже, например, группой интеллигенции и разночинцев.

Подобное происходило, например, в России периода НЭПа или в конце 90­ых годов 20 века, когда, как пишут историки «общество требовало» возврата к капиталистической экономике. Однако затем следовал неизбежный возврат к прежнему типу политического устройства российского общества. Выражение «общество требовало» в явном виде не говорит ни о чём и ничего не обозначает. Но в рамках концепта коллективного сознания становится понятно, почему и как это происходило.

Но, как справедливо отметил А. Медушевский, на российской почве «рационализация приводит к парадоксальной ситуации: последовательное

проведение принципа разделения властей и создание соответствующих политических институтов демократического общества (парламента, президентской власти, независимого суда) способствует не установлению западной либеральной демократии, а наоборот — ревитализации отживших политических структур и слоев. Элементы системы разделения властей становятся формой институционализации консервативных сил, выступающих против радикальных социальных преобразований, а борьба властей часто является не чем иным, как столкновением различных традиций»^[198].

По той же причине политические эксперименты середины 20 века в традиционно экономических рациональных обществах Запада (в странах т.н. Восточного блока) закончились провалом и возвращением к прежним социально­политическим устоям и экономическим формам. И потому, скорее всего, точно так же закончатся попытки восточно-европейских стран модернизироваться по западному экономическому образцу, отказавшись от своего собственного неизбежного пути существования и развития, обусловленного гораздо более глубокими и мощными механизмами, нежели сиюминутные интересы конкретных личностей или даже социальных групп.

В этой предопределённости развития нет ничего мистического или метафизического, телеология эволюции имеет вполне научное объяснение. Ещё Э. Янч обосновывал детерминизм эволюции природы, исходя из представлений о глобальном эволюционизме, основанном на спонтанном развитии самоорганизующихся диссипативных систем. В таких системах филогенез элемента системы проходит все стадии онтогенеза целого, что определяет детерминизм развития элемента, и наоборот. Самоорганизация у Э. Янча рассматривается как динамический принцип, порождающий богатое разнообразие форм во всей окружающей природе: биологии, геологии, социальной и культурной структурах. Поэтому жизнь в концепте Янча является самозарождающимся, самоорганизующимся процессом, детерминированным всем предшествующим развитием природы, а разум - это всего лишь новое качество самого процесса эволюции, возникающее в ходе гиперпроцесса - эволюции эволюции. Коллективное сознание при этом может рассматриваться как следующий, более высокий иерархический уровень в эволюции природы, но не в значении стоящий над, а в значении охватывающий все предыдущие уровни.

Интересный и важная особенность концепта Янча также и в том, что главную роль в эволюции, по его мнению, играет случайность и нарушение симметрии. Именно эти два эффекта ответственны за возникновение элементарных образований, из которых далее развиваются глобальные системы, начиная с образования звёздных систем и заканчивая социокультурными процессами. Траектории эволюции диссипативных систем у Янча описываются в виде сходящихся спиралей, или, в терминах синергетики, - аттракторов, характерным свойством которых является имманентность и необратимость движения к конечной цели.

Такое универсальное представление об эволюции окружающего мира основано на коэволюции объектов и форм самой различной природы. Именно опора на совместную эволюцию всего и вся, подтверждённую не только умозрительными построениями, но и фактами и теориями естественных наук, позволила Янчу замахнуться на универсальный концепт развития Вселенной. Развивая положение о единой Вселенной, эволюционирующей как целое, следует ожидать подобия эволюции её частных подсистем - в нашем случае, социокультурных.