Примеры развития социокультурных систем

Классические примеры разнообразного образования, развития и поведения социокультурных систем, основанных на разных исходных идеологических посылках. подробно исследованы в аспекте культурной памяти в ранее упомянутой работе Я.

История Древнего Египта, его жизнь и падение дают один из немногих известных нам образцов полного цикла развития квазиизолированной цивилизации - от рождения, через возвышение к долгой и медленной гибели. Разумеется, считать Древний Египет полностью изолированным от иных культур и сообществ невозможно. Изолированность здесь следует понимать как отсутствие в течение более полутора тысяч лет в непосредственной близости сравнимых по сложности социокультурных систем, которые могли бы существенно повлиять на его эволюцию извне. В этом смысле пример Древнего Египта можно считать достаточно чистым.

Очень своеобразная и богатая культура Древнего Египта просуществовала примерно со второй половины IV тысячелетия до н. э. и до XVI в. н.э., т.е. в течение всего около 5 тысяч лет. Из них собственно на время появления, расцвета и существования специфической египетской культуры приходится около 4000 лет и примерно 1000 лет - это время разрушения и окончательной гибели египетской культуры.

По мнению Ассмана, решающую роль в падении Египетского царства и гибели египетской культуры в целом сыграла привязанность культурной памяти народа и египетской культурной идентичности к собственной государственности, которая не могла обеспечить сохранение потока традиции при изменении формы и принципов построения государства. Это привело к тому, что в результате чужеземного (а именно персидского) господства, т.е. из-за утраты

государственности произошел разрыв культурной традиции на политическом уровне. Начало этому положило завоевание Египта персами в VI в. до н.э., а в дальнейшем - включение Египетского царства в состав Римской империи.

Все эти события в понятиях коллективного сознания в культуре означают следующее. Системообразующей идеей при построении Древнеегипетского социума и царства послужило представление о тождественности окружающего мира и государства, которое представлялось египтянам как универсум, включающий в себя всё сущее от истоков Нила и звёзд на небе до загробного существования. Иноземное завоевание разрушило эту идею, что привело к разрушению информационного ядра всей системы. На личностном уровне это выразилось в крушении привычной картины мира для жителя Древнего Египта, независимо от его социальной принадлежности.

Разрушение информационного ядра социокультурной системы не приводит к моментальной гибели соответствующих ему организационных форм и институтов. Ведь сопутствующие и производные от исходной идеи идеологемы и отвечающие им организационные, социальные и политические формы накапливаются и образуют обширный и прочный фундамент социума и культуры. В случае Древнего Египта этот процесс накопления и укрепления длился веками и потому разрушение древнеегипетского коллективного сознания и его среды обитания - культуры тоже заняло не одно столетие.

Окончательная утрата египетской государственности, с которой связана полная и окончательная потеря культурной памяти египетского народа, произошла в VII веке н.э. вследствие сначала вновь персидской, а затем арабской агрессии. В 706 г. арабский язык стал государственным в Египте, а все государственные должности - оказались в руках мусульман. Таким образом, естественное разрушение древнеегипетского коллективного сознания, лишённого собственного исходного информационного содержания, продолжалось около 1000 лет.

В дальнейшем еще 800 лет вокруг этой благодатной земли шли бесконечные войны, сменяли друг друга разные пришлые народы и династии, строились и разрушались новые города. Пока в начале XVI в. Египет надолго, уже до нашего времени, не вошел в состав Османской империи. Сегодня, в наши дни можно уверенно говорить, что нынешнее население Египта не имеет ничего общего с Древним Египтом ни в этническом, ни в культурном отношении.

Другой пример относится к истории Западной Европы. Все дальнейшие рассуждения построены на безусловном принятии доминирующего в современной истории мнения о событиях этого периода без обсуждения их истинности.

Сегодня в западноевропейской истории существуют, по меньшей мере, три нерешённых проблемы, о которых историки предпочитают не говорить:

1. откуда пришли все те народы, названные впоследствии общим именем варвары, которые участвовали в Великом переселении. Обычно, их коренная принадлежность не прослеживается дальше Средней Азии, как, например, у скифов и сарматов. А иногда её просто невозможно установить, как, например, у готов, которых совершенно волюнтаристски пришлось разделить на два племени - вестготов и остготов - по местам их точно известного проживания в Скандинавии и Северном Причерноморье.

2. что заставило их покинуть родину и отправиться в утомительный, долгий и кровавый путь.

3. неопределённости с датировкой многих событий.

Мы также не будем останавливаться на последнем пункте и далее будем считать, что все события происходили именно так и в то время, как об этом полагают историки.

Как известно, в период примерно со II по VI века проходило Великое переселение народов, когда на территорию Западной Европы мигрировали кочевые племена готов и гуннов, пришедшие с востока, а также германские племена, переселявшиеся с севера из Скандинавии. Варвары раз за разом громили считавшуюся прежде непобедимой армию Рима и, наконец, поражение при Адрианополе (9 августа 378 г.) было воспринято общественным мнением Рима как окончательная катастрофа в череде неудач IV столетия. Как писал Франко Кардини^[207]: «В связи с Адрианополем римляне вспоминают злополучный день битвы при Каннах, от кровавого призрака которого тщетно пыталась избавиться их коллективная память». Под битвой при Каннах (02 августа 216 г. до н.э.) подразумевается крупнейшее поражение римлян от Г аннибала на юге Италии во время Второй Пунической войны.

Конечно, разорение и опустошение территорий империи не было связано с нашествиями, так называемых, варваров, а только с внутренними причинами упадка, а затем и гибели Римской империи.

Сегодня пресловутые варварские нашествия в том смысле, какой вкладывали в это выражение историографы прошлого, уже давно никого не убеждают. Более точной представляется позиция Кардини, согласно которой «Римские рубежи ... не удержали в римских землях и слово господне. Границы рухнули не потому, что потерпели поражение римляне, а потому, что победу одержал Христос. Любые границы были бы для него слишком узки. Таким образом, границы были взломаны не извне, а изнутри. Христос двинулся в поход на завоевание племен»^[208].

Иными словами, когда на смену прежней идеологии пришла новая в виде христианской религии, никакие социально-политические и культурные усилия не смогли помешать ни её распространению, ни распаду коллективного сознания и соответствующих социальных групп. Но, в отличие от истории Древнего Египта, в этом случае речь идет о длительном и изнурительном процессе культурной инфильтрации и ассимиляции, процессе взаимного притяжения и отталкивания. Особенно с учётом огромной разницы в численности населения империи и варварских племён и их культурного уровня.

Вполне достоверно известно, что в самом Риме в I - II в. н.э. проживало от 1 до 1.5 миллионов человек, а на территории только Г аллии было не менее 20 городов с населением свыше 40 тысяч жителей. Но состояние упадка, в котором, начиная примерно со II в. находилась вся римская социокультурная система, породило целый ряд экономических кризисов. Это закономерно привело к демографическому спаду, и к V веку в Риме оставалось уже не более 20 тысяч жителей. Ещё хуже обстояли дела в провинциях: многие города империи опустели, а некоторые деревни просто исчезли. Причины распада римского коллективного сознания и крушения империи в рамки этого примера не умещаются, поэтому просто зафиксируем, что коллективное сознание римского социума времён империи полностью погибло вместе с ней примерно к IV-V вв.

С другой стороны, численность всего народа вандалов, захвативших в середине V в. африканские провинции, Сицилию, Сардинию и разграбивших Рим, причём, даже включая присоединившихся к ним аланов, составляла всего 80 тыс. человек, вместе с женщинами и детьми, а их армия не превышала 20 тысяч человек. Так же народ остготов, захвативший в конце V в. всю Италию, был столь малочисленным, что, как указывает Ф. Лот, во время своего передвижения смог целиком разместиться в маленьком (в то время) городке Павия на севере Италии, располагая всего только 20 тыс. мужчин, способных держать оружие. А численность всех готов, включая как остготов, так и вестготов, установивших в V в. свой контроль над Италией, Испанией и почти всей нынешней территорией Франции, по данным античного автора Евнапия, составляла порядка 200 тыс. чел. Состав войска вестготов и остготов также был около 25 тысяч бойцов.

Так что, если учесть остальные племена франков, бургундов, свевов, англов и саксов, захвативших другие территории, то общее число варваров, поселившихся в пределах империи в течение V в., едва ли намного превышало полмиллиона человек.

Так или иначе, но огромная освоенная римлянами территория на пространствах Средиземноморья и центральной Европы стала свободной от единого коллективного сознания римского типа и не могла оставаться таковой и далее. Несмотря на значительное сокращение населения, эти земли всё же были и оставались освоенными, и там всё же проживало население, которое продолжало жить и трудиться. Это означает, что вся инфраструктура, коммуникационные каналы, знания, техника и пр. хотя бы частично, но сохранились. Все эти достижения прежней культуры могли и должны были быть использованы для возникновения и развития новой ментальности.

Коллективное сознание населения империи носило характер многонационального централизованного государства и потому структура, оставшаяся после его гибели, отвечала такому же типу. Те малочисленные народы, которые пришли на эти земли, имели гораздо более низкоорганизованную родоплеменную ментальность.

Так в Европе начался процесс зарождения нового коллективного сознания, которое со временем охватило весь континент, а его базовой идеей стала новая для всех этих племён и народов религия - христианство. Сегодня этот процесс принято связывать с так называемой христианизацией варварских народов.

Христианизацию варварских племён можно условно разделить на два этапа: крещение, зачастую насильственное, проходившее в период со II по 1Х век и евангелизация.

Строго говоря, всё должно быть наоборот, как это происходит с верующим человеком - обряд крещения должен завершать процесс приобщения к христианской вере и постижения учения, т.е. следовать за евангелизацией. Поэтому, конечно, переход варваров в новую веру, обозначенный только массовым крещением, был в существенной степени формальным, причём с новообращёнными не очень-то церемонились. Поэтому неудивительно, что неофиты из числа варваров сохраняли прежние языческие обычаи и принимали Христа в свой языческий Пантеон как ещё одного бога в ряду многих. Понятно, что новая вера, принятая в таком виде, практически никак не отражалась на изменении их ментальности.

Так, Роллон, вождь викингов, принявший крещение и ставший герцогом норманнов, будучи на смертном одре, конечно, надеялся попасть в христианский рай, но не забывал он и о Вальхалле. Поэтому он подарил сто золотых ливров христианским священникам и одновременно принес в жертву древним богам сто военнопленных.

Каноническими датами в европейской истории считаются официальная дата окончательного падения Рима в 476 году, когда последний римский император малолетний Ромул Августул был свергнут германским вождём Одоакром, и 481 г., когда король франков Хлодвиг принял крещение по католическому обряду, с чего и началась, как считается, христианизация варваров. Разумеется, значение этих дат по большей части символическое, но считать случайным такое совпадение дат конца римской империи и начала христианизации варварских племён никак нельзя. В нём отражается подсознательное, а иногда и сознательное восприятие летописцами прошлого и современными историками границы между двумя эпохами - античной и средневековой.

Небольшие по численности племена варваров вели кочевой образ жизни, и до тех пор, пока они не осели на каких-то землях, их коллективное сознание сохраняло свой родоплеменной статус. Культура этих племён была относительно неразвитой: например, отсутствовала собственная письменность, а их главными искусствами были верховая езда и обработка металлов.

Центром притяжения для многих восточногерманских, азиатских и степных племён людей-всадников - скифо-сарматов, фракийцев и др. - стали готы. Вокруг них концентрировались и спаивались воедино элементы разных по происхождению культур: северо-европейских, азиатских и иранских. Хотя многое наводит на мысль, что готы были не особым племенем, которое по каким-то непонятным причинам стояло и почиталось намного выше остальных, а германскими язычниками военачальниками, образовавшими особую группу военспецов.

В целом, можно говорить о культурной тюрко-монгольско-ирано-германской общности, сложившейся в среде народов-всадников. Эта общность возникла как следствие первоначальной гуннской волны, но предпосылки ее существовали еще задолго до того, как на горизонте появились гунны.

Немецкий искусствовед Ян Буркхардт ещё в XIX веке отмечал поразительное внешнее сходство в облачении и во всём облике персидского воина и средневекового европейского рыцаря. Общие черты приобрели не только вооружение и способ ведения военных действий, но и шаманские обряды и мифы, связанные с культом двух стихий: огня и металла, или, иначе говоря, с оружием. В центре этих мифов стоял человек-всадник в доспехах и с оружием. Этот образ сохранялся в культурной памяти кочевников и впоследствии перешёл в европейское коллективное сознание, где закрепился как социальная доминанта.

Сакрализация образа лошади и человека на коне в эпоху христианства отразилась в фигурах арх. Г авриила, св. Мартина и конного Христа, убивающего Антихриста.

Ещё одной заметной социокультурной чертой, которая была позаимствована у германцев и иных варваров включена в средневековое коллективное сознание европейцев, стала так называемая культура доблести. Важно отметить, что германская доблесть, так же как и кельтская, подразумевала такие ценности и отношения, которые римлянами считались варварскими и извращенными.

Кардини писал: «Странно было бы предполагать, что готы, заимствовав оружие и коня у скифо-сарматов, смешавшись затем с гуннами, не переняли хотя бы отчасти их духовные ценности, содержательную сторону их культуры. Их влияние прослеживается в самой ткани готского языка и, прежде всего, в заимствованиях, относящихся к области военного искусства вообще и коневодству, и оружию в частности, тем более оно распространяется на сферу мифологии и концептуальной религиозности»^[209].

Особенности готской религиозной ритуальности, начиная с III века, стали появляться у западных германцев (скандинавов). А как уже отмечалось, именно религиозная форма является главной составляющей информационного (идеологического) ядра коллективного сознания.

Огромная роль в подлинной евангелизации германских племён и, прежде всего, готов принадлежит епископу Ульфиле, сделавшему перевод Библии на готский язык и создавшим для этого письменность готов на основе греческого языка (известную сегодня как готическая письменность). Сложность этой работы заключалась в нескольких моментах. Во-первых, Ульфиле, который сам был готом, пришлось фактически строить новый язык, ведь многих понятий и образов, предназначенных для передачи тонкостей христианской системы ценностей, в его родном языке просто не было. И, во-вторых, его задачей был поиск некоего компромисса между привычными языческими обрядами и обычаями и христианскими правилами. При этом Ульфила сумел сохранить самобытность облика готской культуры, превратив ее в одну из составных частей христианства.

Одной из главных проблем евангелизации германцев был их военизированный менталитет. Можно представить, насколько трудно было проповедовать отказ от войны тем, кто, следуя за своим вождем, избранным воинской общиной, не видел никаких различий между военным походом, целью которого был грабеж, и своими возвышенными чувствами, такими, как верность, чувство долга, дружба, личное достоинство. Христианские проповедники вряд ли рассчитывали, что заповедь прощать своего обидчика немедленно войдет в обиход общественной системы, где солидарность по крови и кровная месть пользовались широчайшим общественным уважением.

Иначе говоря, воин, воспринимающий насилие, связанное с определенным мировоззрением, в качестве единственно возможной формы существования, должен был превратиться в такого человека, который может подчинить собственные принципы поведения в целом и ведения войны в частности системе новых религиозно-этических ценностей. Поэтому неизбежным было довольно длительное сосуществование древних военных ценностей с новыми христианскими ценностями, которое носило характер ожесточенной борьбы, приведшей в конечном итоге не к победе одной из сторон, а к их синтезу. Конечно, первоначальное содержание христианской проповеди от этого существенно пострадало. Однако только благодаря столкновению и взаимодействию этой проповеди с новыми народами и новыми культурами и появилось на свет то, что мы сегодня именуем католическим христианством.

Но, как ни парадоксально, проповедовать германцам новую веру было довольно легко. Дело в том, что обширная германская мифология не создала своего связного религиозного мировоззрения, требующего от верующего его личного отношения к богам, которое у германцев проявлялось только при совершении обрядов. Г ораздо более важной была социальная функция германской мифологии. Можно даже сказать, что она имела характер языковой структуры. Мифы и обряды были положены в основу связи семьи и племени, которые были необходимы как канал коммуникации между ними. Поэтому самое сложное было объяснить варварам, не зачем им нужен новый бог, а почему они должны отказаться от своих обычаев, благодаря которым поддерживалось социальное равновесие внутри их общества.

Итак, лишь с прекращением кочевой жизни, сознательным принятием христианства и началом использования латыни в качестве письменного языка запустился процесс развития нового средневекового европейского коллективного сознания. Вначале его информационную (идеологическую) основу составлял синтез, с одной стороны, восточных мифологем, принесённых гуннами и готами, и скандинаво-германского милитаризированного менталитета и, с другой стороны, средиземноморской греко-латинской культурной парадигмы в её материальных воплощениях (города и посёлки, отдельные здания, книги и знания и пр.). Затем, по мере роста нового коллективного сознания, синтез нескольких культур стал поначалу сопровождаться, а затем замещаться культурным генерированием. Стали возникать новые культурные сущности и смыслы, образовывавшие новые формы, которые и составили впоследствии средневековую западноевропейскую культуру в рамках римско-христианской цивилизации.

Ф. Кардини показал, что одним из результатов этого процесса стало такое социокультурное явление, характерное исключительно для средневековой Европы, как рыцарство с его величием всадника, особенным кодексом чести, культом дамы и религиозным подвижничеством. Причём корни этого движения прослеживаются далеко на Восток.

«Возникновением средневекового рыцарства Запад обязан не только парфянам, но, прежде всего иранским народам, находившимся к северу от Кавказа — скифо-сарматам. Благодаря их влиянию, распространявшемуся по всем уровням, которое они оказали на восточных германцев, в особенности на готов, средневековая военная структура запечатлела в себе только им одним свойственный оригинальный облик. Нет сомнений, что это особенно проявилось на техническом уровне. Однако представляется, что это утверждение применимо и к сфере духовного влияния»^[210]. Тем самым, Ф. Кардини прямо подтверждает наш тезис о системном влиянии разных культур друг на друга - и в материальной сфере, и в духовной. Схожую в целом позицию по этому вопросу излагал в своей книге один из ведущих религиоведов и культурологов современности М. Элиаде^[211].

Итак, к окончанию крещения варварских племён в целом ситуация в Европе начала стабилизироваться. Окончательно сформировавшаяся идеологическая основа нового коллективного сознания, состоящая из сложным образом переплетённых между собой христианства и готско-германского язычества, стала создавать и развивать специфические структурные составляющие культуры - науку, экономику, социально-политическое устройство и искусство.

Как и должно было быть, вначале была сформирована и зафиксирована научная картина мира в том виде, который был понятен и который вытекал из доступных знаний и научных источников того времени. Эта картина была изложена в «Этимологиях» Исидора Севильского (VII век), первого энциклопедиста, епископа Севильи, по совместительству признанного ныне покровителем программистов и интернета. Его капитальный всеобъемлющий труд, ставший первой Энциклопедией и состоявший из 20 томов, был написан с опорой на античные и частично арабские источники. В «Этимологии» были изложены сведения по грамматике, риторике, праву, медицине, истории, агрономии, зоологии и пр. При этом Исидор подробно описывал и вполне фантастические на современный взгляд вещи: жизнь драконов, способы размножения василисков и т.д. География ограничивалась известными на то время территориями в пределах бывшей Римской империи, расположенными на совершенно плоской Земле и пр.

Тем не менее, эта титаническая работа пользовалась успехом и авторитетом на протяжении нескольких веков потому, что предоставляла вполне достаточную информацию для ориентации в тех социальных, производственных, экономических и культурных отношениях, которые уже в полной мере стабилизировались и к середине Х века образовали систему строго регламентированных духовных и социальных отношений, названную впоследствии феодализмом.

Точную характеристику этой системы дал Ф. Кардини, поддержанную и М. Элиаде: «Из горнила испытаний поздней империи и романо-германского мира на всем христианском Западе вышла самобытная военная культура (Kriegerkultur - Ф.

К.) — цивилизация, средоточием которой был воин; он управлял, судил, распределял блага»^[212].

Доминирование в обществе бывших варваров и воинов, ставших королями, ландграфами или придворными, естественным путём привело к упрощению всей системы социальных отношений. В германских племенах общество имело простое устройство и делилось только на свободных и рабов, что отвечало низкому уровню развития их коллективного сознания. Римский социум, напротив, обладал сложной социальной структурой, отвечавшей длительному развитию античного коллективного сознания. Ни та, ни другая схема общественных отношений, разумеется, никак не подходила для средневекового общества христианской военизированной культуры. Необходимость установить новое понятное и естественное социальное устройство и разделение в обществе была усвоена элитой довольно быстро. Для этого епископом Адальбертом Лаонским на рубеже X и XI веков была специально разработана социальная структура нового общества, которая и была принята обществом как руководство.

В своём подходе Адальберт исходил из трёх основных видов человеческой деятельности европейцев того времени: молиться, воевать и трудиться. Этим видам деятельности соответствовали три социальных разряда: клирики, воины и трудящиеся, или, в более общем виде, - молящиеся, воины и безоружный народ. Эта схема имела ещё и символический характер, отвечающей всей системе мироздания: «Трёхчастный организм, на самом деле, един; так торжествует Божественный закон».

Новому коллективному сознанию и социальному устройству должна была соответствовать и новая экономика, такая же простая по структуре отношений. Поэтому, когда не привыкшие к жизни в городе, новые аристократы повсеместно стали перебираться в свои поместья - латифундии, откуда и руководили жизнью подданных, - города стали приходить в упадок, зачатки промышленности и ремёсел захирели. Экономика в целом стала возвращаться к аграрному производству и обмену. Небольшие по размерам хозяйства практически не были связаны друг с другом и рассчитывали полностью на свои силы и доходы. Начало новой социокультурной волны всегда сопровождается ростом населения, что вызывает рост экономики, особенно, в простых, аграрных системах. И действительно: «В этот период сельскохозяйственное производство развивалось повсюду: как в новых странах Северной Европы, ... так и в странах Южной Европы... Рост производства связан с демографическим ростом... »^[213].

И затем, наконец, рождение нового коллективного сознания отразилось и в области художественной культуры. Период с X по XIII век в истории искусств принято обозначать как время появления и расцвета романского стиля, который отличался простотой, граничащей с грубоватостью. Это вполне отвечало вкусам варварской знати, любившей, по свидетельству античных и средневековых авторов, щеголять огромными и толстыми золотыми цепями и другими украшениями и драгоценностями, надетыми в невероятных количествах.

Однако, в области словесности романское искусство представляло собой уникальный образец утончённой мистико-аскетической культуры. Особенно это относится к творчеству трубадуров, создавших в XII веке культ Прекрасной Дамы и открывших особое отношение к женщине - так называемую истинную любовь. Эта традиция развивалась в Пуатье при дворе Алиеноры Аквитанской, внучки первого известного трубадура Гийома де Пуатье (1071-1127) и королевы Франции, а затем Англии. Второй особенностью романской литературы стало обилие многочисленных загадочных, романтических и легендарных персонажей и их фантастических приключений. Самый известный и популярный пример - цикл из 5 романов в стихах о рыцарях Круглого стола и короле Артуре (1170), написанный Кретьеном де Труа, и затем история о Граале (1200-1210), автором которой был немецкий рыцарь Вольфрам фон Эшенбах.

Эти произведения зафиксировали в окончательной форме мифологию нового коллективного сознания: нормы поведения, которыми должны руководствоваться рыцари и влюблённые, кодекс чести рыцаря и отношение к Прекрасной Даме сердца. Об этом М. Элиаде писал так: «Рыцарская мифология оказала на культуру влияние большее, чем собственно история рыцарства»^[214].

Итак, ко второй половине Х века христианская романо-германская цивилизация воинского типа окончательно сформировалась и окрепла, отразив тем самым завершение формирования структуры нового коллективного сознания. Вероятно, это обстоятельство неким образом почувствовали остальные, нехристианские варвары и иные народы, в течение нескольких столетий перед тем терроризировавшие христианский мир. Но примерно с середины Х века их активность резко падает. В итоге, большинство из этих племён было ассимилировано и включено в ткань нового мира, а остальные, как, например, аварцы, были просто физически уничтожены как народ.

Норманны, получив по договору 911 г. в своё владение территорию нынешней Нормандии, перешли к оседлому образу жизни. Они очень быстро усвоили обычаи, политическую и экономическую жизнь и язык Западной Франции. Венгры, потерпев поражение от императора Оттона I, осели в Паннонии и со временем превратились в один из передовых постов римского католицизма. Даже давление мусульман в Испании и сарацинов Средиземноморье внезапно ослабело, что до сих пор с изумлением отмечают историки.

Эти события наталкивают на следующее умозаключение. Вспомним, что набеги варваров на Рим и позже на варварские христианские королевства начались внезапно и так же внезапно закончились. Причём, как мы установили, начало и конец миграции языческих племён совпадают с периодом зарождения и стабилизации успешного развития нового коллективного сознания на территории Западной Европы. В таком случае, эти до сих пор необъяснимые события получают простое объяснение. Сам процесс зарождения, роста и формирования нового коллективного сознания требует участия большого количества людей. Но на территории западного Римского Средиземноморья в это время был затяжной общесистемный кризис римского имперского коллективного сознания, одной из форм которого стал глубокий демографический кризис. Количество местного населения было недостаточно даже для поддержания существования прежней культуры. Поэтому для участия в создании нового коллективного сознания потребовалось привлечение дополнительных людских ресурсов извне - в виде соседних языческих племён.

Таким образом, получают объяснение и внезапные варварские нашествия и Великое переселение народов, считающиеся сегодня явлениями спонтанными и необъяснимыми. С точки зрения теории коллективного сознания перемещение значительного количества людей из их прежних мест обитания было вызвано необходимостью восполнения людских ресурсов на территории погибающего коллективного сознания греко-римского типа. Целью этого перемещения было создание необходимых ресурсов для зарождающейся новой коллективной ментальности, основанной на принципах ассимилированного христианства.

Мы не будем обсуждать тот механизм, который привёл в движение сотни тысяч людей, до того времени спокойно живших в своих землях. Ясно, что ни мифическое перенаселение, ни внезапный голод, ни ухудшение климата или иные подобные факторы, которые предлагаются в качестве объяснения историками, никак не отражают сути явления, не подтверждены достаточным количеством фактов, а потому откровенно притянуты. Так же, как и объяснения крестовых походов более позднего времени, для которых даже такие авторитеты как Г иббон,

Юм и Вольтер не придумали ничего интереснее и убедительнее, чем «болезненный всплеск ярости и религиозного фанатизма»^[215] [58, с. 63].

На самом деле, не было в крестовых походах никакой мистики или болезненной эмоциональности, а только естественная самоорганизация социокультурных систем. Окончательно сформировавшись и набравшись сил и ресурсов, новое феодальное коллективное сознание стало в явном виде проявлять свою имманентную тягу к внешней экспансии. Это стремление к постоянному расширению, как и положено, проявлялось с самого его рождения и реализовалось в постепенном и постоянном расширении ареала распространения христианства.

Ассимиляция и насильственная христианизация языческих племён были только первой фазой этого движения. Появление милитаризованного социума с его военной культурой было не случайным стечением обстоятельств, а единственно возможным решением, позволявшим сохранить вновь возникшее коллективное сознание и его адептов в окружении агрессивных племён. О справедливости такого подхода говорит и то, что по совершенно аналогичному сценарию, примерно в то же самое время и с похожим результатом происходило рождение и становление коллективного сознания народов арабского Востока, основанное на религии Ислама.

Следующим этапом расширения зоны влияния христианского коллективного сознания стала политика дальнейшего распространения: сначала в пределах прежней Римской империи, а затем и далее. Там, где это было возможно, местные народы обращались в католическую веру, в противном случае они изгонялись, рассеивались или уничтожались. На юго-западе Европы с начала XI века с новой силой разгорелось движение Реконкисты по освобождению Иберии вначале от арабов, а затем морисков. Когда в 1031 г. распался Кордовский халифат, а в 1085 г. был освобождён Толедо, стало очевидно, что мусульманам уже не удержаться в Испании, это лишь вопрос времени. Правда, последним уже только в 1492 г. пал небольшой Г ранадский халифат на юге полуострова.

В конце XI века крестоносцы отправились на Восток - в Малую Азию и Палестину. Все шесть (или восемь, по разной датировке) крестовых походов продолжались с 1096 по 1270 годы и, как принято считать, не принесли желаемых результатов. Несмотря на неоднократный захват Иерусалима и основание христианских королевств на Ближнем Востоке, христианам, в конце концов, пришлось покинуть эти земли., Видимо, дело было в том, что на Ближнем Востоке христианское коллективное сознание столкнулось с другим коллективным сознанием, равным ему по размерам, организации и структуре, но основанном на иных, хоть и близких ценностях. К тому же, здесь находились основные людские ресурсы и главные идеологические реликвии, ценности и памятные места. Видимо, в том числе и по этой причине мусульмане, уступившие христианам Испанию, сумели отстоять свои восточные земли - Палестину и Сирию.

Напротив, северные крестовые походы XIII века - в Пруссию, Прибалтику, Финляндию и северную Русь - оказались более удачными для европейцев. Коллективное сознание местного населения, языческого или православного не смогло сразу противостоять их натиску. Языческая ментальность была слаба в силу своей дряхлости, а православная, наоборот, ещё слишком молода и некрепка. Поэтому в Прибалтике крестоносцы довольно быстро добились успеха. Датчане захватили Эстонию, германские крестоносцы (тевтонский орден) с 1210 по 1283 годы вели успешную борьбу за Пруссию, Курляндия была захвачена ими в 40-ые годы, тогда же шведы завладели Финляндией и северной Русью (Юрьев-Тарту, Выборг). Были крещены в католическую веру, т.е. фактически тоже захвачены, Литва (вместе с Польшей) и земли нынешней Западной Украины и Белоруссии.

Однако, дальше на восток, в Псков и Новгород крестоносцам пройти не удалось. В 1242 г. на Чудском озере они были разбиты и остановлены Александром Невским. И вновь крестоносцы столкнулись с зарождающимся новым коллективным сознанием, которое условно можно обозначить как синкретизм славяно-угорского язычества, православия и целого комплекса восточных мифологий и религий, включая мусульманство, известного в русской истории под обобщающим названием татаро-монголы. В то время (в период с X по XIII век) на

территории Киевской Руси ещё только формировалось новое коллективное сознание на основе славяно-угорских племён, принудительно

христианизированных сверху по византийскому образцу.

Скорее всего, у этой формации не было практически никаких шансов выжить и развиться в самостоятельную культурную и, тем более, цивилизационную форму. Причиной тому были более мощные уже сформировавшиеся соседние ментальности на Востоке и Западе, которые тоже требовали пространства и ресурсов для своего развития.

Целый ряд неизвестных ныне обстоятельств, которые в большинстве своём останутся для нас непонятными, привёл к тому, что остатки коллективного сознания населения разгромленной татарами Киевской Руси приняли решение вступить в культурный симбиоз с захватчиками с Востока, нежели подчиниться захвату с Запада. Современная версия полагает, что, несмотря на то, что и в этом случае риск культурной ассимиляции тоже был велик, в отличие от европейского католицизма, татаро-монгольская яса предоставляла свободу вероисповедания и не требовала перехода в свою веру, то есть сохраняла неизменной исходную культурную идеологему народа. В результате, произошло не растворение ещё совсем молодой русской православной культуры, а слияние и синтез восточного языческого, а впоследствии, исламского и христианского типов коллективного сознания. То есть на территории Московии случилось ровно то же самое, что ранее произошло в Западной Европе с готско-германскими языческими племенами, чья культура смешалась с остатками римской культуры и проповедным христианством. Следствием этого выбора через несколько сотен лет стало господство новой коллективной ментальности на огромном пространстве от Буга до Тихого океана.

В противном случае, т.е. в случае принятия римского христианского менталитета, скорее всего, Русь или Россия, как единое государство имперского типа не существовала бы вовсе, а представляла бы собой ряд мелких вассальных королевств и графств на территории, ограниченной с Востока реками Ока и Днепр. Иными словами, примерно на этом рубеже заканчивалась бы Европа, а восточнее начиналась бы мусульманская и буддистская Азия.

Ещё один пример полного цикла развития коллективного сознания показывает история развития и упадка культуры Византийской империи. Основой здешней ментальности тоже стал идеологический синтез первоначального христианства и греко-римской культуры, но с акцентом в первую очередь на её греческую составляющую.

Дальнейший ход исторических событий показал, что ортодоксальное христианство даже в комплексе с развитой культурой создаёт довольно слабое основание для развития. Византийское государство относительно безбедно существовало фактически только до тех пор, пока по соседству не было иных государств, основанных на сравнимых по размерам и численности коллективных ментальностях. Как только на Востоке к IX веку и на Западе к Х веку развились и окрепли подобные новые системы, спокойная жизнь для Византии закончилась, и начались проблемы, закончившиеся крушением империи в XIII веке и окончательным распадом её коллективного сознания в веке XV.

Оказалось, что за время своего существования в течение более чем 1000 лет, византийская культура не накопила достаточного потенциала, чтобы сопротивляться более молодым конкурентам. Она так и не смогла стать цивилизацией и аннигилировала полностью, включая и её информационное ядро. Причём, эта аннигиляция настолько глубока, что сегодня история Византии не интересует никого, кроме только очень узких специалистов. Ни художественных фильмов, ни книг, ни картин или пьес о тысячелетней жизни страны, которая долгое время была культурным центром Европы просто нет.

Отметим также, что этнический состав Византийской империи был настолько пёстрым, что невозможно выделить то, что сегодня называют титульной нацией. Этот факт лишний раз подтверждает, что главным при образовании таких крупных социальных структур как империя или национальное государство является не этническая или национальная общность, а единая ментальность.

Итак, к середине XIV века развитие западноевропейского коллективного сознания достигло своего пика и вошло в его инерционную фазу. Византийская империя распалась и уже не представляла угрозы, на востоке славянские княжества были порабощены и даже нашествие татар в 1240 г. захлебнулось вблизи Польши и Адриатики. Распространение коллективного сознания воинско-христианского типа достигло небывалых масштабов - им была занята вся территория Европы с населением не менее 75 миллионов человек, которое к тому же продолжало быстро расти. Впереди европейцев ожидали многие века спокойного существования в состоянии постепенного социокультурного угасания и медленное, долгое достижение кризисной фазы. Вновь можно провести аналогию с мусульманским миром, где этот процесс развивался закономерно и достиг кризисного состояния только к концу ХХ века.

Однако, в Европе кризис случился гораздо раньше, став результатом эпидемии чумы, скорее всего, завезённой в 1347 году генуэзскими кораблями в Италию из Крыма. Неизлечимая тогда болезнь унесла более трети населения христианского мира, чем и прервала закономерный ход его эволюции. Оказалась разрушена сама материальная основа коллективного сознания европейцев, которое неожиданно ослабло до критического состояния. Возникла угроза самому его существованию.

С учётом этого важного факта становится понятна та лёгкость и быстрота, с которой реформаторское учение Мартина Лютера, Ульриха Цвингля и Жана Кальвина к середине XVI века одержало верх над римским католицизмом в центральной и северной Европе. Разумеется, свою роль сыграли и такие важные обстоятельства как изобретение книгопечатания или поддержка Лютера немецкими светскими властями в собственных политических целях. Но никакой печатный станок или политические интересы не смогли бы сами по себе переломить ментальность миллионов людей и заставить их внезапно и массово отказаться от своих прежних убеждений, которые они и их предки разделяли долгое время. Разнообразные критики и реформаторы церкви и воплощаемой ею идеологемы европейского католического социума постоянно появлялись и ранее и предлагали свои идеологические концепты, но у них не было никакого шанса до тех пор, пока господствующий коллективный менталитет не оказался ослаблен до критического состояния.

Когда Лютер в 1517 году написал свои 95 тезисов и начал борьбу против католической церкви, Европа всё ещё не восстановилась после эпидемии чумы и только начала выходить из состояния глубокого упадка и депрессии. Отражением этого процесса стало появление идеологии гуманизма и эпохи Возрождения, которая фактически закончила своё существование в прежнем виде с победой протестантизма в середине XVI века.

Возникновение нового коллективного сознания это вопрос только времени и исполнителей. Одна из составляющих этого процесса - идея. Но в этом-то в Европе никогда не было недостатка. Роль основной парадигмы нового коллективного сознания, ставшего затем основой всей современной западноевропейской культуры, сыграл комплекс идей, изложенных в Лютеровских реформаторских тезисах, в свою очередь во многом опиравшихся на идеи Августина об «искуплении по вере». То, что сам Лютер и его последователи Цвингль, Кальвин, Гус и другие представляли собой типичных фанатиков идеи, и послужило тем дополнительным случайным аргументом, благодаря которому произошёл выбор новой идеологии, которая стала стремительно приобретать популярность. Ведь ко времени появления М. Лютера и его учения, реформаторские и гуманистические идеи уже имели хождение в европейских интеллектуальных кругах. И вовсе не обязательно, как об этом сегодня задним числом пишут историки, они должны были привести к значительным социокультурным переменам. Широкое распространение идеи реформаторства получили, по-видимому, только благодаря тому, что, во-первых, из-за эпидемии чумы европейское ментальное пространство освободилось и было готово принять нечто новое, а, во-вторых, первичными носителями новой идеологии были харизматичные фанатики, готовые пойти на смерть ради неё.

Процесс рождения нового коллективного сознания шёл естественным ненасильственным путём и потому потребовал времени значительно больше, чем, например, в Советской России 20 века - всего около ста лет. И уже в конце XV века многие страны Западной Европы были охвачены движением Реформации.

Как бы развивалось европейское общество в том случае, если бы естественный ход событий не был прерван эпидемией чумы? Скорее всего, Европу ожидал сценарий современного арабского Востока: квазирелигиозные государства со слабой наукой, опирающейся, в основном, на религиозные догматы и трактовку античных знаний. Экономика феодального типа, близкая к натуральной, низкий уровень жизни и прочие факторы культурного застоя, которые мы наблюдаем сегодня на Востоке.

Итак, подведём итоги. Современное западноевропейское коллективное сознание, несмотря на большое количество стран и народов, поддерживающих его, представляет собой единую культурную форму в виде западноевропейской цивилизации. Эту цивилизацию образуют, по меньшей мере, 3 социокультурных волны, включая последнюю - капиталистическую. Коллективное сознание западноевропейской цивилизации основано на синкретизме идеологем двух типов: более древней, выросшей из католического христианства, и более молодой, построенной на его протестантской модели.

Вначале, в результате синтеза трёх ментальных систем: германо-готской, римско-греческой и христианской возникло военизированное коллективное сознание, поставившее в центр своей идеологии христианского воина - руководителя, защитника и судью. На языческие мифы, обычаи и традиции семейных и племенных коммуникаций сознательно были наложены и взаимно адаптированы христианские этические и моральные принципы. Кодекс чести германского воина члена воинского братства (комитуса) получил новую интерпретацию как христианского борца и защитника веры, поднявшегося до аристократических высот. Поэтому его основная деятельность - война - получила статус справедливой и необходимой человеческой коммуникации в случае контакта с иноверцами или противниками истинной веры.

Информационное ядро ментальности этого типа образовалось в основном из объединения элементов германской мифологии, впитавшей в себя, в том числе, некоторые восточные, прежде всего, иранские, верования и обряды, а также христианскую проповедную традицию эпохи раннего христианства. В результате этого симбиоза сложилась совершенно новая христианская религия, во многом отличная от первоначальной христианской веры.

Романские корни нового коллективного сознания напрямую связаны, скорее всего, лишь с материальным наследством средиземноморской греко-римской цивилизации, включавшим в себя знания, производственные навыки, дороги, города и посёлки, дома, письменность, художественные произведения и пр. Это наследство позволило не тратить время на построение материального базиса и сравнительно быстро сформировать структуру нового коллективного сознания, что обеспечило высокий потенциал развития всей системе новой коллективной ментальности.

Такая форма организации коллективного сознания привела к закономерным изменениям в остальных его областях: науке, экономике, социально-политической организации и искусстве, о которых мы уже говорили.

Вновь появившееся в XVI веке коллективное сознание протестантского типа поставило в центр своей идеологемы не отношения человека с богом, а самого человека, провозгласив его доминирование в природе и равенство в общении с богом, тем самым фактически приравняв человека богу. Культивирование индивидуального начала, примат индивидуального над коллективным и сакральность частной собственности закономерно вызвали к жизни такие идеологические концепты как стремление к прибыли любой ценой, интенция к постоянному повышению уровня жизни и пр., а уже в наши дни - права человека, общечеловеческие ценности, гуманизм, толерантность и т.д. Что и определило весь ход дальнейшего развития социума, основанного на базе этой ментальности, в том числе и в Новое время. Не случайно Ю. Хабермас указывал, что «проект модерна, сформулированный в XVIII в. философами Просвещения, состоит ведь в том, чтобы неуклонно развивать объективирующие науки, универсальные основы морали и права и автономное искусство с сохранением их своевольной природы, но одновременно и в том, чтобы высвобождать накопившиеся таким образом когнитивные потенциалы из их высших эзотерических форм и использовать их для практики, т. е. для разумной организации жизненных условий»^[216].

Равенство с богом означало, в конечном счёте, что человек может постичь прежде непознаваемые священные законы творения и, более того, может сам выступать в роли творца. Отсюда снятие моральных и социальных ограничений и запретов на изучение, освоение и, главное, безоглядное и неограниченное использование природы в своих целях и небывалый ни в одной культуре взлёт науки и техники.

Со второй половины XVII века получила развитие новая экономика, целиком основанная на рыночных отношениях, когда цену на товар устанавливает не власть, а потребительский спрос. В соответствии со словами К. Маркса «общество не может перестать производить, так же как оно не может перестать потреблять», именно в это время впервые установились такие отношения, которые в начале ХХ века были названы капитализмом.

Соответственно изменилась и социальная структура общества. На смену простой феодальной системе из трёх социальных страт пришло разделение на классы по имущественному и властному статусу - аристократия, буржуазия, мещанство, рабочие и крестьяне. Необходимым политическим элементом в таком социуме со свободной капиталистической экономикой становится демократия, как отражение формальной политической свободы, равенства и удовлетворения права разных групп граждан на участие в управлении государством.

Некоторое время оба типа коллективного сознания сосуществовали на территории Западной Европы практически независимо друг от друга, но, поначалу, не всегда мирно. Чтобы избежать репрессий, в своё время значительная часть населения, которое исповедовало протестантство, предпочли покинуть историческую родину и обосновать в Северной Америке своё собственное государство, основанное исключительно на протестантской морали.

Сегодня Германия, Франция и некоторые другие центрально европейские страны представляют собой новый проект, основанный на синкретизме католического и протестантского менталитетов с участием неотомических и, в последнее время, очевидно мистических взглядов. Не случайной известный французский социолог Мишель Маффесоли обращает внимание на ту значимость, которая в настоящее время придается воображаемому, символическому, всему тому, что «заставляет пытливые умы отмечать как возвращение

225

иррационального» , которое проявилось, например, в современном литературном

творчестве и кинематографе - как расцвет стиля фэнтези, появление вампирских саг, фантастических сериалов и пр.

Под воздействием протестантизма прежний милитаристский окрас католичества существенно поблек и принял иной облик, но характерная агрессивность всё же сохранилась и развилась, и выражается теперь чаще в иных, более современных и изощрённых формах, например, социальных,

организационных, экономических и культурных. ^[217]