<<
>>

§ 1.2. Исследования политической коммуникации в период развитого индустриального общества

Американский политолог Д. Истон, основываясь на достижениях функционализма, создал общую модель политической системы. Согласно данному Д. Истоном определению, политическая система представляет собой «комплекс взаимодействий, с помощью которых достигается и осуществляется властное размещение ресурсов в обществе» [Цит.

по: Гаджиев, с. 99]. Основной целью политической системы является эффективное реагирование на импульсы внешней среды, компонентами которой выступают природа, экономика, общество и культура. Модель Д. Истона стала самым максимальным упрощением политической жизни и сделала возможным воплощение в практику политологических исследований принципа функциональной эквивалентности, то есть позволила проводить сравнительный анализ между самыми разными политическими системами [Доган, Пеласси, c. 61].

Еще дальше в деле «кибернетизации» политической коммуникации пошел другой американский политолог, считающийся основоположником общей теории политической коммуникации - К. Дойч [Гаджиев, c. 100; Вершинин, 2001, с. 54; Посикера, с. 3]. Он рассматривал политическую систему исключительно сквозь призму производства и обмена информацией, поскольку политическое управление основывается на имеющейся информации, опыте руководства и прогнозе дальнейшего развития событий. К. Дойч опровергал распространенное представление о том, что сила или насилие (англ. - power) - это сущность политики. Кроме силы, власть может иметь в своем основании такие источники, как деньги, организация, традиция и т. п. Однако особенное значение он придавал политической информации.

По мнению К. Дойча, сущность политики определяется комплексом вопросов, связанных с политическим управлением. Политическое управление К. Дойч уподоблял процессу управления транспортным сред

ством. Как штурман корабля определяет курс на основе информации о пройденном расстоянии, местонахождении и положению к намеченной цели, точно так же государственные лидеры, основываясь на имеющейся политической информации, управляют своими организациями.

Таким образом, функционирование всей политической системы зависит от качества и постоянства потока политической информации, а ценность политических лидеров сводится к качествам политического менеджера [Deutsch, 1966].

К. Дойч одним из первых указал на важнейшее свойство диахронической политической коммуникации, имеющей место во время передачи политической информации от поколения к поколению. Формируя социальную память, диахроническая политическая коммуникация сохраняет этническую и национальную общность, политическую культуру и традиции общества. Тем самым, политическая система общества обретает устойчивость и набирает определенную инерцию. Заметим, что синхроническая политическая коммуникация реализуется посредством общения между современниками в целях решения текущих общественных задач, координации действий разных социальных групп, для обеспечения политической жизнедеятельности общества в настоящем времени [Deutsch, 1953].

Американские политологи Г. Алмонд и Дж. Коулман продолжили исследования концепции политической системы в русле функционализма и одними из первых представили политическую коммуникацию в качестве функции политической системы [The Politics of the Developing Areas]. По мнению Г. Алмонда и Дж. Коулмана, в любой политической системе можно выделить следующие функции «ввода»: 1) политическая социализация и привлечение к участию; 2) артикуляция интересов; 3) агрегирование интересов; 4) политическая коммуникация; и функции «выхода»: 1) разработка норм-законов; 2) применение норм; 3) контроль над соблюдением норм. Функции «ввода» осуществляются преимущественно неправительственными учреждениями, функции «выхода» - прерогатива правительства.

Политическая коммуникация вообще имеет место, как на «входе»,

w              n              w

так и на «выходе» политической системы. В предисловии к коллективной монографии Г. Алмонд и Дж. Коулман указывают: «Все выполняемые политической системой функции... осуществляются посредством политической коммуникации» [Ibid., p.

45]. Тем не менее, теоретики структурного функционализма сочли необходимым выделить политическую коммуни

кацию в особую функцию. Дело в том, что функция политической коммуникации обеспечивает политическую систему входящей информацией в виде требований и поддержки. Политические партии и лоббистские группировки производят похожие процедуры, однако, стремясь навязать свою волю обществу, не учитывают и не выражают неорганизованные интересы. Поэтому роль независимых средств массовой информации, часто называемых «четвертой властью», в демократических системах не сводится исключительно к выражению интересов различных социальных групп. По образному выражению указанных авторов: «автономная система коммуникации «регулирует других регуляторов» и тем самым сохраняет права и свободы демократической политики» [Ibid., p. 47]. Видимо, что-то подобное заметил один из отцов-основателей американской демократии Томас Джефферсон, который по этому поводу выразился следующим образом: «Если бы мне предстояло выбирать между правительством без газет и газетами без правительства, я бы предпочел последнее» [Цит. по: Политическое управление: Курс лекций, с. 184]. Именно успешное функционирование политической коммуникации позволяет четко выделить остальные политические функции и обеспечить прозрачность всего политического процесса.

Функционализм стал методологической основой для проведения целого ряда исследований в сфере политических коммуникаций в развивающихся странах. В этом плане исследования политической коммуникации внесли большой вклад в развитие теории модернизации, а ряд теоретических обобщений, разработанных в рамках этих исследований, имеют большое теоретическое и практическое значение и в наши дни.

Неразвитость политической коммуникации, по мнению представителей функционализма, является одной из причин низкой адаптивности политической системы, приводит к утрате поддержки со стороны населения и политической нестабильности. Однако кроме развитости каналов массовой информации, большое значение имеет их независимость.

Уровень развития политической коммуникации в обществе может быть измерен по нескольким направлениям. С точки зрения структурного функционализма, к критериям оценки политической коммуникации можно отнести гомогенность политической информации, передаваемой по каналам коммуникации, мобильность передачи политической информации, объем передаваемой политической информации и направленность передачи политической информации [Вершинин, 2001, с. 56].

Большую известность в научных кругах получило исследование под

руководством уже упоминавшегося американского политолога Л. Пая [Communications and Political Development]. Оценивая роль политической коммуникации в традиционных обществах, он пишет: «Наиболее важная характеристика коммуникационного процесса в традиционных обществах заключалась в том, что они не были организованы в отдельную систему отношений, резко отличимых от других социальных процессов. Традиционные системы испытывали недостаток в профессиональных коммуникаторах, а те, кто принимали участие в политической коммуникации, делали это на основе занимаемой ими в обществе социальной или политической позиции. Информация обычно распространялась вдоль иерархических линий или в соответствии с традиционными для каждого отдельного общества представлениями. Таким образом, процесс политической коммуникации в традиционных обществах полностью зависел от структуры социальных отношений в обществе и от содержания политических сообщений» [Ibid., p. 24].

Современные коммуникационные системы, по мнению Л. Пая и других участников этой коллективной монографии, включают в себя два необходимых компонента. Во-первых, это наличие современных средств массовой коммуникации и достаточно большой социальной группы профессионалов, занятых в этой сфере. Во-вторых, это наличие обратной связи, которая осуществляется посредством двухступенчатой коммуникации. Как пишет Л. Пай, политические коммуникации «не опираются исключительно на средства массовой информации, поскольку существует ощутимое взаимодействие между профессиональными коммуникаторами и теми, кто занимает влиятельные позиции в сфере профессиональных и личных отношений» [Ibid., p.

25].

Коммуникационные системы переходного типа характеризуются не только слабой технологической развитостью средств массовой коммуникации или неравномерностью их проникновения в масштабах страны. Наиболее важной характеристикой является именно отсутствие механизма обратной связи между средствами массовой информации и общественностью. Более того, обычно в развивающихся странах имеет место резкая регионализация информационных систем и отсутствие горизонтальных связей между ними. Таким образом, развитие политических коммуникаций включает в себя как проникновение современных средств массовой информации во все уголки страны, так и увеличение возможности взаимодействия масс-медиа и общества.

У. Шрамм, анализируя необходимые для успешной модернизации

традиционных обществ изменения в области политической коммуникации, указывал, что они в основном сводятся к трем направлениям: увеличение информационных потоков, вызванное расширением политического горизонта от событий локального уровня до событий национального и глобального характера; более широкое участие граждан в политических событиях и принятии решений, требующее в свою очередь дополнительных каналов коммуникации; постоянное обучение новым формам социально-политической и профессиональной активности, основанное на использовании новых каналов коммуникации, дистанционных и опосредованных форм обучения [Schramm].

Политическая информация передается в обществе в самых разных направлениях и пронизывает все общество [Вершинин, с. 56]. Горизонтальная политическая коммуникация осуществляется между равноправными и независимыми друг от друга политическими субъектами (например, между политическими партиями). Вертикальная политическая коммуникация затрагивает отношения между зависимыми и неравноправными политическими субъектами (например, между центральным правительством и государственными учреждениями на местах). При вертикальной политической коммуникации информация передается как сверху вниз в виде распоряжений, законов, приказов и т.п., так и снизу вверх в виде общественного мнения, заявлений, жалоб и т.п.

Об этом же пишет Л. Пай: «политическая коммуникация подразумевает не одностороннюю направленность сигналов от элит к массе, а весь диапазон неформальных коммуникационных процессов в обществе, которые оказывают самое разное влияние на политику» [Цит. по: Грачев, 1999, с. 123].

Таким образом, для успешной модернизации общества требуется постоянное увеличение количества каналов коммуникации, их пропускной способности и умелого использования в качестве инструмента мобилизации и социализации масс. У. Шрамм резюмирует: «Нет никаких сомнений, что современные коммуникации являются влиятельнейшим рычагом воздействия в развивающихся странах» [Schramm, p. 20]. Сделанные теоретиками концепции модернизации выводы, на наш взгляд, звучат весьма актуально и в наши дни, и особенно для такой страны как Россия.

Системный подход к массовым коммуникациям, несомненно, позволяет проводить масштабные сравнительные исследования на макро

уровне. Современная системная теория ярко представлена в работах Н. Лумана [Луман, 2001; Луман, 2005; Луман 2007]. Однако, системный подход сталкивается с серьезными трудностями при объяснении динамики социальных систем вообще и коммуникационной подсистемы в частности. Такой объяснительной парадигмой стала теория двухступенчатой (многоступенчатой) коммуникации, сформулированная американскими социологами П. Лазарсфельдом, Б. Берельсоном, Е. Кацем, Г. Годэ, У. Шраммом, Р Мертоном и др. [Berelson, Lazarsfeld, McPhee; Lazarsfeld, Berelson, Gaudet; Katz, Lazarsfeld]. Впервые она была высказана в 1940 г., а подробное обоснование было получено в 1955 г. при изучении формирования мнений в городе Декатуре, штат Иллинойс. При разработке и верификации концепции двухступенчатой коммуникации применялись обширные и разнообразные социологические исследования.

Согласно мнению теоретиков концепции двухступенчатой коммуникации, общество не настолько однородно, как это пытались представить теоретики массового общества. В нем существуют так называемые лидеры мнений, то есть лица, мнение которых очень важно для окружающих. Во время политических кампаний, по утверждению сторонников данной концепции, увеличение количества политической информации, передаваемой по каналам коммуникации, приводит не к формированию широких слоев просвещенных граждан, но к усиленному дозированию новой информацией тех же самых лидеров мнений, которые интересовались политическими проблемами и до начала политической кампании [Lazarsfeld, Berelson, Gaudet, p. 123-124].

Идеи, распространяемые средствами массовой информации, не просто отпечатываются в сознании всех представителей массовой аудитории, как считал Г. Лассуэлл, а подвергаются осмыслению и интерпретации. Если та или иная идея получает вердикт одобрения со стороны лидеров мнений, то они становятся ее активными пропагандистами. Следовательно, целью пропагандистской кампании является не просто массовое тиражирование информации, но попытка достижения взаимопонимания с ключевыми фигурами данного общества.

Другим важнейшим открытием, кроме нового открытия значения малой группы и лидеров мнения в них, стала переоценка роли различных средств массовой коммуникации. Сравнению подвергались такие каналы коммуникации, как газеты, журналы и радио. Напомним, что в 40-50-е гг. в США доминирующими каналами коммуникации считались газеты и радио, поскольку они поглощали большинство массовой аудитории. Од

нако исследования показали, что, несмотря на то, что журналы проигрывают в абсолютных цифрах по количеству пользователей, они выигрывают по качеству аудитории: «Лидеры мнений в два раза больше, чем обычные граждане, читают газеты и слушают радио, и в три раза больше журналы» [Ibid., p. 134]. Таким образом, авторы теории двухступенчатой коммуникации опровергали распространенное заблуждение о прямой зависимости между количеством массовой информации и результатами поведения граждан.

Необходимо отметить, что теория двухступенчатой коммуникации в последующие годы подверглась серьезной доработке и усилиями многих ученых постепенно эволюционировала. В качестве доработки двухступенчатой коммуникации появилась концепция трехступенчатой, а затем и многоступенчатой коммуникации [Лазарсфельд, Мертон, c. 138-149]. Тем не менее, основа данной концепции, заключающейся в том, что информация в обществе распространяется неравномерно и проходит сквозь фильтры лидеров общественного мнения, осталась неизменной, и данная концепция до сих пор находится на вооружении практикующих политических консультантов, рекламистов и специалистов по связям с общественностью. Поскольку журналистов принято считать лидерами мнений, относящихся к типу поставщиков новых идей, постольку многие информационные кампании рассчитаны в первую очередь на них [Сайт- эл; Уилкокс].

Любопытным преломлением концепции двухступенчатой коммуникации в свете развития глобальной сети Интернет стала точка зрения, высказанная известным итальянским философом и писателем У. Эко [Эко]. По мнению У. Эко, в «ближайшем будущем наше общество расщепится - или уже расщепилось - на два класса: тех, кто смотрит только телевидение, то есть получает готовые образы и готовое суждение о мире, без права критического отбора получаемой информации, и тех, кто смотрит на экран компьютера, то есть тех, кто способен отбирать и обрабатывать информацию. Тем самым начинается разделение культур, существовавшее во времена Средневековья: между теми, кто способен был читать рукописи и, значит, критически осмыслять религиозные, философские и научные вопросы, и теми, кто воспитывался исключительно посредством образов в соборе - отобранных и обработанных их творцами. Тема для фантаста! Будущий век, в котором пролетарское большинство пользуется только зрительной коммуникацией, а планируется эта коммуникация компьютерной литературной элитой» [Там же, c. 12].

Несомненно, важный вклад в дело исследований политических коммуникаций внесли представители неомарксизма в лице Т. Адорно, М. Хоркхаймера, Г. Маркузе, Г. Шиллера и др. Эти деятели особенно активизировались во время известных студенческих волнений на Западе в 60-е гг. В соответствие с марксистским подходом средства массовой информации, с одной стороны, выступают в качестве средств производства и источника обогащения буржуазии, а с другой стороны в качестве инструмента идеологического контроля над трудящимися [Голосов, с. 165].

Именно по этому пути пошли представители франкфуртской школы Т. Адорно и М. Хоркхаймер, в 1947 г. опубликовавшие одну из самых влиятельных в XX столетии работ по массовой коммуникации [Adorno, Horkheimer]. В своем исследовании они отталкивались от вопроса, до сих пор мучающего последователей К. Маркса и Ф. Энгельса: почему, несмотря на растущие противоречия и продолжающуюся бесконечную дифференциацию общества, капитализм выживает и демонстрирует удивительную способность к развитию? По их мнению, секрет живучести капитализма связан с тем, что рабочий класс находится под идеологическим контролем. Главную роль при этом играют средства массовой информации, которые становятся не только средствами производства и извлечения прибыли, но и способом ассимиляции рабочего класса. Объединение средств массовой информации на почве общего идеологического содержания и ценностях массовой культуры приводят к формированию так называемой индустрии культуры, которая является «преднамеренным объединением ее потребителей сверху» [Голосов, с. 165].

При этом профессионалы культуры - философы, искусствоведы, историки и другие гуманитарии «используются в качестве своего рода инструмента самокритики индустрии культуры, что позволяет ей функционировать более гибко и оперативно» [Терин, с. 50]. Суммарным результатом производственной деятельности индустрии культуры является антипросвещение. Привыкшие к развлечениям обыватели не стремятся к приобретению новых знаний, их интересует только развлечения и отдых.

Практически с тех же позиций вели критику западных средств массовой информации советские ученые [Андрунас]. Так, например, известный советский ученый О. А. Феофанов подвергал остракизму западный феномен «престижного потребления»: «Система «запланированного расто

чительства» представляет собой такую организацию рынка, при которой приобретенные товары подлежат быстрой замене не потому, что они вышли из строя, износились, утратили возможность нормально функционировать, а только в силу того, что они утратили свой «имидж», свой символ «статуса», «морально устарели», потому что на рынок выброшены такие же товары, но либо в обновленной форме, либо снабженные более привлекательными «имиджами» [Там же, с. 50]. При этом решающая роль в управлении поведением потребителей отводится средствам массовой информации, стимулирующим сбыт новой продукции взамен вполне еще функционально годной старой.

Г. Маркузе, в целом продолжая линию Т. Адорно и М. Хоркхаймера, обогатил ее за счет достижений психоанализа. Г. Маркузе указывал, что современные средства массовой информации являются «посредником между хозяевами и теми, кто от них зависит» [Маркузе, с. 110]. Анализируя современную массовую культуру, он обнаруживает ее глубинную связь с бизнесом и политикой: «Продажа оборудования для развлечений и отдыха в бомбоубежищах, телешоу с участием кандидатов, соревнующихся за национальное лидерство, демонстрируют полное единение между политикой, бизнесом и развлечением. Однако это единство бесчестно и фатальным образом преждевременно - бизнес и развлечение помогают осуществлять политику господства» [Там же, с. 136]. В этих условиях только «отключение телевидения и подобных ему средств информации могло бы... дать толчок к началу того, к чему не смогли привести коренные противоречия капитализма - к полному разрушению системы» [Там же., с. 322-323]. Таким образом, по мнению неомарксистов, средства массовой коммуникации являются конституирующим элементом современной капиталистической системы, распространяющей свое влияние на политику, экономику и культуру.

Одним из наиболее выдающихся представителей неомарксизма до недавнего времени был американский профессор Г. Шиллер, который уделял огромное внимание процессам информатизации современной капиталистической системы [Шиллер]. По мнению Г. Шиллера, информация и коммуникации имеют решающее значение для поддержания стабильности в современном обществе, поскольку присущие капитализму конфликты остаются и в наши дни. При этом на современном этапе развития капитализма классовое неравенство сохраняется, что проявляется в первую очередь в информационном неравенстве. Другими словами, классовая принадлежность определяет возможность получения опреде

ленного рода информации. Также появление такой новой технологии, как глобальная информационно-коммуникационная сеть Интернет, было продиктовано в первую очередь потребностями глобальных корпораций, заинтересованных в значительном снижении издержек на информационные транзакции в масштабе всей планеты [Уэбстер, с. 198].

Заканчивая анализ неомарксистских исследований в области политических коммуникаций необходимо остановиться на Ю. Хабермасе, который осуществил плодотворную попытку дополнить основные положения критической теории своих учителей, Хоркхаймера и Адорно, теорией демократии. По мнению Ю. Хабермаса, следует различать власть, рождающуюся в процессе коммуникации, и административно применяемую власть. В политической сфере «встречаются и перекрещиваются два противоположных процесса: с одной стороны, коммуникативное формирование легитимной власти, которая рождается в свободном от всякой репрессивности процессе коммуникаций политической общественности, а с другой — такое обеспечение легитимности через политическую систему, с помощью которой административная власть пытается управлять политическими коммуникациями» [Хабермас, 1999, c. 35]. Таким образом, социальная коммуникация оказывается центральным понятием политики, так как она создает властные отношения. Использование исключительно административной власти неизбежно приводит к кризису легитимности и потребности новой коммуникации между субъектами политической жизни [Habermas, 1992].

Осмысляя структурную трансформацию, переживаемую обществом, Ю. Хабермас еще в начале 1960-х годов доказывал, что для демократии жизненно необходимым элементом является публичная сфера, которая включает в себя общедоступные средства массовой информации, демократическую дискуссию и принятие публичных политических решений [Habermas, 1989]. В качестве необходимых средств создания публичной сферы Хабермас выделял, кроме средств массовой информации, такие публичные институты распространения общедоступной политической информации, как публичные библиотеки, бесплатную политическую агитацию, публичный контроль судебных и законодательных процессов. В этом плане общественно-публичная сфера находится в состоянии напряженной борьбы с капиталистической системой, которая в принципе не заинтересована в трате ресурсов на обеспечение публичной политики. Таким образом, современные западные демократии предстают компромиссной формой государственного управления, в которой средства

коммуникации играют системообразующую роль (Любопытный анализ становления политической сферы в Великобритании, а также наметившимся в связи с сокращением государственного финансирования приводится в книге Ф. Уэбстера «Теории информационного общества» [Уэбстер]). В демократических политических системах поддерживается свободная от принуждения коммуникация. По Ю. Хабермасу, она должна включать в себя следующие компоненты: во-первых, соблюдается равенство участников коммуникации и свобода от давления, во-вторых, темой дебатов являются общие проблемы, которые значимы для всех, и, в-третьих, запрещаются любые ограничения дискурса и существует возможность его возобновления по требованию участников [Марков, 1999; Марков, 2000]. Зачастую, для характеристики властной модели Ю. Хабермаса, используют термин «делиберальной» (Deliberate означает свойство взвешенности, продуманности, рассудительности, неторопливости и осмотрительности, и может относится к таким понятиям, как принятие решения, достижение договоренности, или политический процесс в целом - И.Б.) демократии, призванный подчеркнуть значение политического дискурса в таких обществах [Barber, 1999].

§1.3. Политическая коммуникация в условиях глобального информационного общества

Возможно, наиболее известной и популярной социологической концепцией современности является концепция «информационного общества» (Некоторые исследователи говорят даже о возникновении «идеологии информационного общества» [Алексеева]. Считается, что термин «информационное общество» (Information Society) впервые начал использовать японский социолог Т. Умесао в 1963 г. [Иноземцев, 1999]. По мнению Т. П. Ворониной, концепция «информационного общества» стала вторым этапом развития теории «постиндустриального общества, появившейся в 60-70-е годы. Второй этап связывают с концепциями, в которых постиндустриальное общество рассматривают как информационное общество. Эти концепции появились в 80-х годах и связаны в основном с именами Э. Тоффлера, И. Масуды, Дж. Несбита и другими» [Воронина, с. 27].

Представляется, что термин «постиндустриальное общество» носит

более широкий, общесоциологический характер. Как пишет В. Л. Иноземцев, он «акцентирует внимание на той основной черте, которая преодолевается в формирующемся новом обществе, а именно на индустриальной природе прежнего способа производства; при этом совершенно справедливо предполагается, что отдельные признаки нового строя не могут быть четко названы и описаны, пока не будет завершено хотя бы в основном его формирование» [Иноземцев, Предисловие, 1999].

В данном исследовании предпочтение отдается термину «информационное общество» (Точно также поступает известный исследователь теорий информационного общества Ф. Уэбстер [Уэбстер]), поскольку в основе этой теории находится такое ключевое понятие политической коммуникации, как информация. Считается, что постиндустриальный подход делает основной акцент на экономических и социальных аспектах нового общества, а информационный, по преимуществу, на коммуникационных аспектах. Тем не менее, очевидно, что отказ от изучения работ, в которых предпочтение отдается одному из терминов («постиндустриальное общество» или «информационное общество»), выглядел бы совершенно абсурдно. Тем более, что одни и те же авторы свободно оперируют и тем, и другим понятиями [Белл, 1999].

Д. Белл, признанный основатель концепции постиндустриального общества, основное внимание в своих работах уделял социально-экономическим аспектам трансформации современного общества. В соответствие с его наблюдениями, подкрепленными обширными статистическими данными, к концу 60-х годов двадцатого столетия в развитых странах был заложен фундамент новой технологической цивилизации, в экономике которой «приоритет перешел от преимущественного производства товаров к производству услуг, проведению исследований, организации системы образования и повышению качества жизни; в котором класс технических специалистов стал основной профессиональной группой и, что самое важное, в котором внедрение нововведений. во все большей степени стало зависеть от достижений теоретического знания.» [Иноземцев, Предисловие, 1999, с. XIII]. При этом, если в индустриальном обществе труд и капитал были центральными переменными, то в постиндустриальном обществе «информация и знания становятся решающими переменными» [Белл, 1986, с. 332]. Обладающий информацией и знаниями класс специалистов, таким образом, превращается в основного игрока на политической арене, какими были пролетариат и буржуазия в индустриальную эпоху.

Д. Белл говорит об образовании новой элиты знающих людей, которая «обладает властью в пределах институтов, связанных с интеллектуальной деятельностью - исследовательских организаций, университетов и т.п.» [Там же, с. 332]. По мнению Д. Белла, политическое влияние новой элиты знающих людей по мере ее количественного роста будет только увеличиваться. Но он решительно выступал против передачи власти в ее руки: «Постольку, поскольку политические вопросы Афанасьеввсе теснее переплетаются с техническими проблемами (в широких пределах от военной технологии до экономической политики), «элита знания» может ставить проблемы, инициировать новые вопросы и предлагать технические решения для возможных ответов, но она не обладает властью сказать «да» или «нет». Последнее является прерогативой полити-

n              W              W              w

ков, но не ученых или экономистов. В этой связи крайне преувеличенной представляется идея о том, что «элита знания» может стать новой элитой власти» [Там же, с. 341].

Несмотря на очевидный крен в сторону анализа фундаментальных социально-экономических тенденций, в работах Д. Белла можно найти достаточно много ценных наблюдений относительно каналов коммуникации и их влияния на политические процессы. Так, например, он был одним из первых, кто отметил перспективы применения компьютеров и компьютерных сетей в качестве канала коммуникации. Вот что он пишет по этому поводу: «По мере того как компьютеры все шире используются в коммуникационных сетях в качестве коммутирующих систем, а средства электронной коммуникации становятся неотъемлемыми элементами в компьютерной обработке данных, различия между обработкой информации и коммуникацией исчезают» [Там же, с. 335].

Основная политическая опасность в развитии информационных технологий, по мнению Д. Белла, заключается либо в том, что политическая элита может скрывать важную информацию от граждан, либо в незаконном обнародовании информации, имеющей отношение к области частной жизни. В любом случае достигается эффект манипулирования общественным мнением. Таким образом, Д. Белл скорее негативно, чем позитивно оценивал перспективы влияния новых информационных технологий на политические процессы. В то же самое время, по его мнению, «технология не задает социальные изменения, она лишь представляет для этого возможности и инструменты» [Белл, 1999, с. CIX]. Значит, сопутствующие новым информационным технологиям негативные тенденции могут быть нивелированы при помощи грамотной государственной

политики, направленной на достижение равного доступа граждан к политической информации и защите персональной информации.

Возможно, одним из наиболее известных авторов, сыгравших значительную роль не только в развитии концепции информационного общества, но и ее популяризации в массах, является Э. Тоффлер. Его взгляды на современное общество представлены в многочисленных работах [Тоффлер, 1997; Тоффле, 2001; Тоффлер, 2004].

Центральной работой в плане анализа политических аспектов постиндустриальной цивилизации является книга Тоффлера «Смещение власти: знание, богатство и насилие накануне 21 века», развивающая мысль о том, что современное общество переживает процесс изменения значения различных ресурсов власти. Если в доиндустриальную эпоху основным ресурсом власти являлось насилие, в индустриальную - богатство, то в постиндустриальную эпоху на первое место выходит знание. Благосостояние нации в наше время все меньше и меньше зависит от военной мощи и богатства, и все больше - от развития науки, искусства, культуры, моральных ценностей, информации и образования. Отсюда возникает новая система власти, отмеченная переходом от работы мышц к работе ума. Власть теперь - это не вопрос количества (денег, силы), но качества. Даже в военном деле принято говорить об «умном оружии», «высокоточных ракетах» и т.п. При этом, по мнению Э. Тоф- флера, «знания как источник власти «высокого качества» получают все большее влияние с каждой прошедшей наносекундой» [Toffler, p. 470].

Различные аспекты влияния новых информационных технологий на социально-экономические аспекты отражены в книге «Третья волна». Несмотря на то, что Тоффлер нигде в своей книге, написанной в 1980 г., не употребляет термина «Интернет», тем не менее, в ней постоянно возникают сюжеты, где «описываются технологии в настоящее время успешно реализованные в рамках инфраструктуры и сервисов Интернета» [Чугунов, 2000, с. 16].

При общей характеристике различных сетей коммуникации Э. Тоф- флер выступал за внедрение децентрализованных компьютерных сетей, поскольку в таком случае контроль со стороны государственных органов будет сильно затруднен [Тоффлер, 2004, с. 287]. С другой стороны, наблюдая процессы внедрения новых технологий, в другой своей книге Тоффлер пришел к выводу, что психика людей зачастую не выдерживает скорости нововведений. Он даже изобрел новый термин - «футурошок», который означает «стресс и дезорганизацию, которые возникают у лю

дей, подверженных слишком большому количеству перемен за слишком короткий срок» [Тоффлер, 1997, с. 5]. Для того, чтобы избежать массового проявления футурошока, Э. Тоффлер выступал за избирательное внедрение новых информационных технологий. По его мнению, очень скоро возникнут «принципиальные различия между обществами, которые подходят к технологическому развитию избирательно, и теми, которые хватаются за первую попавшуюся возможность» [Там же, с. 356]. Следовательно, любому обществу просто необходимы политические институты, способные контролировать технический прогресс и обеспечивать стабильное развитие.

Большой интерес с точки зрения влияния новых информационных технологий на политику представляет концепция технотронной эры признанного авторитета в политической науке З. Бжезинского, которую он выразил в своей книге «Между двух веков. Роль Америки в технотронную эру» [Brzezinski]. Согласно З. Бжезинскому, современное общество «в культурном, психологическом, социальном и экономическом отношениях формируется под воздействием техники и электроники, особенно развитой в области компьютеров и коммуникаций» [Ibid., p. 9].

Влияние компьютеров и коммуникаций проявляется в возникновении странного парадокса: с одной стороны, разрушаются традиционные отношения, жизнь индивидов фрагментируется, с другой стороны, формируется глобальное, целостное мировоззрение. По мнению З. Бжезинского, основной причиной сложившегося парадокса является развитие современных электронных коммуникаций: «Изменения, вызванные коммуникациями и компьютерами, чрезвычайно содействуют связанности общества, члены которого пребывают в непрерывных и тесных слуховизуальных контактах, постоянно взаимодействуя, соучаствуя в наиболее напряженных социальных испытаниях, и их легко можно подтолкнуть к усилению личного подключения к решению даже весьма отдаленных проблем. Новое поколение не занимается более определением мира, опираясь исключительно на чтение;. оно испытывает мир и ощущает его компенсаторно с помощью слуховизуальных коммуникаций» [Ibid., p. 18].

Оценивая позиции Соединенных Штатов на международной арене в новых условиях, З. Бжезинский указывает, что разворачивающаяся технотронная революция носит глобальный характер, а транслируемая электронными средствами коммуникации массовая культура становится важнейшим рычагом внешнеполитического влияния. Закономерным

следствием экспансии массовой культуры при помощи слуховизуальных средств коммуникации является создание новой картины мира, созданной на основе упрощенных и доступных массовому потребителю образов. Вместо сложных идеологических доктрин современному избирателю предлагается деидеологизированный стиль жизни, равномерно включающий в себя элементы разных культур. По мнению З. Бжезинско- го, Соединенным Штатам следует удерживать лидерство как в области развития новых средств коммуникации, так и в области производства образцов массовой культуры.

Взгляды Бжезинского во многом близки к подходу другого теоретика информационного общества М. Маклюэна, относящегося к торонтской школе коммуникативистики и опубликовавшего большое количество работ, посвященных различным аспектам процесса коммуникации в современном обществе [Маклюэн, Галактика Гутенберга; Маклюэн, Понимание медиа; McLuhan, Fiore]. Концепция Маклюэна остается одной из самых влиятельных и по сегодняшний день, вызывая самые различные интерпретации в научном сообществе. Во многом такая ситуация вызвана тем, как он излагал свои мысли. По мнению современного представителя торонтской школы Р. Дейберта, противоречивые интерпретации «медийной теории» получили широкое распространение в связи с тем, что «отец» Торонтской школы Г. Иннис, из-за относительно ранней смерти, оставил свой грандиозный проект исследований неоконченным, а М. Ма- клюэн писал свои книги в специфическом «мозаичном» стиле [Deibert, p.

6].

М. Маклюэн утверждал, что средство коммуникации как технология передачи информации несет в себе сообщение об изменении «масштаба, скорости или формы, которое привносится им в человеческие дела» [Маклюэн, Понимание медиа, с. 10]. Таким образом, средства коммуникации оказывают огромное влияние на поведение как частных индивидов, так и социальных групп. Более того, средства коммуникации влияют на развитие человеческой цивилизации в целом. Об этом писал еще основатель «медийной теории» Г. Иннис, который в своей работе «Империи и коммуникация» впервые предложил проводить периодизацию человеческой истории в соответствии с фундаментальными коммуникационными изобретениями: «Мы можем совершенно четко разделить историю Запада на письменный и печатный периоды» [Innis, p. 7]. М. Маклюэн, развивая замысел своего учителя, выделил три этапа в развитии цивилизации:

первобытная дописьменная культура с устными формами связи и передачи информации; письменно-печатная культура («галактика Гуттенберга»), заменившая естественность и коллективизм - индивидуализмом; современный этап («глобальная деревня»), возрождающий естественное слуховизуальное многомерное восприятие мира и коллективность, но на новой электронной основе через замещение письменнопечатных языков общения радиотелевизионными и сетевыми средствами массовых коммуникаций [Маклюэн, Галактика Гутенберга].

Суть «медийной теории» хорошо изложил один из самых известных американских теоретиков коммуникации П. Хейер: «В кратком изложении «медийная теория» исходит из убеждения, что трансформация базовой информации в знания - это структурированный процесс. На него очень сильно влияет средство материального воплощения информации. Другими словами, средства хранения и передачи информации не являются нейтральными. Способ организации и передачи наших знаний о мире сильнейшим образом влияет на природу восприятия мира и то, каким образом мы познаем мир» [Heyer, p. XIV].

Современное преломление «медийной теории» представлено в книге Р. Дейберета «Пергамент, печать и гипермедиа: Коммуникации в процессе трансформации мирового порядка» [Deibert]. Согласно Р. Дейбер- ту, «медийную теорию» нельзя трактовать в русле технического детерминизма: «различные способы коммуникации имеют определенную логику или природу, но не в смысле технического детерминизма, а в смысле того, что они делают использование определенных способов коммуникации легче или труднее. Поскольку коммуникации являются жизненно важной частью человеческого существования, постольку любые изменения в способах коммуникации имеют существенные последствия для распределения власти внутри общества, для изменения индивидуального и социального сознания, а также для пересмотра общественных ценностей» [Ibid., p. 6].

Таким образом, Интернет и новые информационные технологии оказывают значительное влияние на политику. Однако, это влияние не является жестко детерминированным. Они способствуют усилению политического влияния некоторых социальных групп. По утверждению Р. Дей- берта, именно глобальные компьютерные сети - и особенно Интернет - серьезно изменили возможности и силу транснациональных общественных движений. Они позволили сформировать глобальное гражданское

общество, типичными проявлениями которого стали, например, движения «Антиглобалистов» или «Гринпис» [Ibid., p. 159].

Несомненно, большой вклад в развитие концепции информационного общества внесли американские футурологи Дж. Нэсбитт и П. Эбурдин [Нэсбитт, Эбурдин]. Среди описанных Дж. Нэсбиттом и П. Эбурдин «мегатенденций» рассмотрим только те аспекты, которые имеют непосредственное отношение к Интернету как каналу политической коммуникации. Дж. Нэсбитт и П. Эбурдин убедительно показывают, что в постиндустриальном обществе новые информационные технологии играют ведущую роль в экономическом развитии и делают возможным «процесс создания единого мирового хозяйства» [Там же, с. 22]. Процесс глобализации мировой экономики, сопряженный с процессом опережающего роста новых информационных технологий, становится самой важной тенденцией постиндустриального общества.

Более того, глобальная экономика требует от национальных государственных органов власти либеральной экономической политики, заботы о благосостоянии граждан, учета различных интересов и в конечном итоге установления демократического режима. По мнению Дж. Нэсбитт и П. Эбурдин, «в условиях, когда компьютер расширил могущество личности, граждане могут более эффективно следить за действиями своих правительств, нежели правительства могут следить за действиями граждан» [Там же, с. 347]. Далее следует еще более категоричное заявление: «компьютеры, спутниковая телефонная связь, телефаксы наделяют человека властью, а не угнетают его, как этого боялись раньше» [Там же, с. 348]. В качестве аргументов, подкрепляющих эти выводы, Дж. Нэсбитт и П. Эбурдин приводят примеры падения шахского режима в Ираке или победы «Солидарности» в Польше, которые произошли после того, как «подпольно широко распространялись запрещенные кассеты в поддержку этих движений» [Там же, с. 347]. Таким образом, они считают, что новые информационные технологии и, в частности, Интернет способствуют демократическим процессам и препятствуют авторитарным.

М. Кастельс, ведущий современный теоретик информационного общества, в своей трилогии «Информационная эра: экономика, общество, культура» (1996-1998 гг.) также уделил большое внимание средствам коммуникации [Кастельс, 2000; Кастельс, 2004; Кастельс, Кисилева, 2000; Кастельс, Химанен, 2002]. Вслед за классиками «медийной теории» Кастельс большое значение отводит прогрессу средств комму

никации, начиная с изобретения алфавита и заканчивая Интернетом. Он пишет: «Поскольку культура вводится и передается посредством коммуникации, сами культуры, то есть наши исторически построенные системы верований и кодов под влиянием новой технологической системы подвергаются фундаментальному преобразованию» [Кастельс, 2000, с. 315].

М. Кастельс анализирует современное общество сквозь призму влияния формирующейся глобальной экономики и международных финансовых рынков. В отличие от П. Дракера [Дракер], М. Кастельс говорит не о закате капитализма, а, наоборот, о его дальнейшем развитии. Только теперь «.в условиях информационной эры историческая тенденция приводит к тому, что доминирующие функции и процессы все больше оказываются организованными по принципу сетей» [Кастельс, 1999, с. 494]. Типичным примером сетевой структуры в политике является структура Европейского союза. Сеть - это «комплекс взаимосвязанных узлов» [Там же, с. 494]. Сети способны к динамичному расширению. Как пишет Кастельс, «.сети представляют собой открытые структуры, которые могут неограниченно расширяться путем включения новых узлов, если те способны к коммуникации в рамках данной сети, то есть используют аналогичные коммуникационные коды (например, ценности или производственные задачи). Социальная структура, имеющая сетевую основу, характеризуется высокой динамичностью и открыта для инноваций, не рискуя при этом потерять свою сбалансированность» [Там же, с. 495-496]. Именно по такому принципу, принципу однородности, происходит расширение Европейского союза, НАТО или включение в ВТО.

М. Кастельс особенно отмечает роль информационных технологий в новом социальном укладе. Он пишет: «Чтобы финансовый капитал мог работать и конкурировать, он должен опираться на знания и информацию, получающие обеспечение и распространение благодаря информационной технологии» [Там же, с. 498]. В этом плане особенное значение приобретает тенденция перемещения капитала в сферу высоких технологий и телекоммуникаций, а также основанных на них информационных технологий в самом широком смысле этого слова: от корпоративных баз данных и до голливудских блокбастеров. Усиление сети электронных средств информации приводит к тому, что «лидерство становится персонализированным, а путь к власти лежит через создание имиджа» [Там же, с. 503]. Таким образом, современные информационные технологии создают необходимые предпосылки не только для создания глобальной финансовой системы, но и приводят к бурному развитию новых форм по

литической коммуникации, в том числе опирающихся на Интернет.

В качестве примера новых политических процессов М. Кастельс говорит о различных группах социального протеста. Как мы уже отмечали, развитие электронных средств коммуникации самым непосредственным образом отражается и на сфере культуры. При этом, по замечанию М. Кастельса, «проявления культурного творчества абстрагируется от исторических и географических факторов. Их обуславливают скорее сети электронных коммуникаций, взаимодействующие с аудиторией и, в конечном счете, формирующие оцифрованный, аудиовизуальный гипертекст» [Там же, с. 503]. Распространение массовой электронной культуры, влияние безличностного международного финансового капитала, международное расслоение трудовой деятельности приводит к возникновению социальных движений протеста. По мнению М. Кастельса, основным противоречием нового общества станет противостояние процессов глобализации и самобытности конкретного общества. Это сопротивление направлено против основной тенденции развития современного общества - глобализации. При этом Интернет, призванный служить в качестве основного инструмента глобализации, парадоксальным образом становится одним из самых удачных средств, объединяющих представителей, недовольных этим процессом.

Резюмируя политические последствия становления информационного общества, следует сказать, в первую очередь об углублении процесса медиатизации политики [Schultz]. Именно основоположники теории информационного общества были одними из первых, кто обратил на это внимание [Тоффлер, 2004]. Представление о том, что СМИ начинают подменять собой политические партии, лоббистские и общественнополитические организации, а также концепция формирования медиаполитических систем стали широко использоваться не только для теоретического анализа политических процессов, но и для непосредственного осуществления политики [Киселев; Кретов; Лебедева; Шампань]. Во вторую очередь теория информационного общества оказала заметное влияние на анализ изменений, происходящих в сфере политической культуры, и появление, так называемых, постиндустриальных ценностей [Ингл- харт].

ГЛАВА 2

СЕТЕВЫЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ КОММУНИКАЦИИ В НАЧАЛЕ XXI В.

<< | >>
Источник: Быков, И. А.. Сетевая               политическая               коммуникация:              Теория, практика и методы исследования: монография. - СПб.: ФГБОУ ВПО «СПГУТД». - 200 с.. 2013

Еще по теме § 1.2. Исследования политической коммуникации в период развитого индустриального общества:

  1. Глава 4 Япония в период развитых феодальных отношений (XV—XVII вв.)
  2. СОЦИАЛЬНАЯ КОММУНИКАЦИЯ ПРАЖУРНАЛИСТСКОГО ПЕРИОДА В КОНТЕКСТЕ РАЗЛИЧНЫХ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИХ ТРАДИЦИЙ Т. В. Казакова Харьковский национальный университет
  3. 8.1. Теоретические подходы к исследованию политической культуры
  4. Глава III «Византизм и славянство». Натуралистический характер мышления. Философия истории и общества. Три периода развития. Либерально-эгалитарный процесс. Аристократическая мораль. Эстетическое учение о жизни
  5. Глава 6. ПОЛИТИЧЕСКИЕ КОММУНИКАЦИИ И ИХ ПСИХИОЛОГИЧЕСКОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ
  6. 1.3.4. Поздний период развития речи (7-12 лет)
  7. Симптоматология среднегои позднего периодов развития речи
  8. Пути развития Древнего общества. Полис и возникновение античного пути развития.
  9. Римское общество в период развитой республики.
  10. ФОРМИРОВАНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ В УСЛОВИЯХ СТАНОВЛЕНИЯ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА В РЕСПУБЛИКЕ БЕЛАРУСЬ С.В. Рыбчак
  11. Глава 34 ТРАНСПОРТНЫЕ КОММУНИКАЦИИ В ПЕРИОД ОБОРОНЫ ЛЕНИНГРАДА
  12. ФИЛОСОФСКИЙ ВЗГЛЯД НА ФОРМИРОВАНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ В УСЛОВИЯХ СТАНОВЛЕНИЯ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА В БЕЛАРУСИ С.В. Рыбчак
  13. ГЛАВА 1 ПОЛИТИЧЕСКАЯ КОММУНИКАЦИЯ В НАЧАЛЕ XXI В.: ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ И МЕТОДОЛОГИИ ИССЛЕДОВАНИЙ
  14. § 1.1. Зарождение научных исследований политической коммуникации
  15. § 1.2. Исследования политической коммуникации в период развитого индустриального общества
  16. § 2.1. Сетевая инфраструктура современных политических коммуникаций
  17. § 3.3. Сетевой анализ политики и политических коммуникаций
  18. § 5.2. Избирательные технологии и сетевая политическая коммуникация в России
  19. § 5.3. Сетевая политическая коммуникация в российской политике