§ 1. Пограничная безопасность: проблема формирования концептуальных основ
Как теоретическая проблема пограничная безопасность является относительно молодой и малоразработанной субдисциплиной, лежащей на пересечении исследований границ (Border studies) и исследований безопасности (Security studies) .
Возникнув как дисциплины после Второй мировой войны, последние, имея бесспорное прикладное значение, оказались в серьезном затруднении уже по вопросу формирования своих самых фундаментальных концептуальных основ. Такие затруднения заключались, в первую очередь, в определении круга наиболее важных референтных объектов безопасности 1, разграничении между объективными проблемами и их субъективным восприятием, а также в выработке методологии исследования. Во многом сходные проблемы (в частности, определение объекта и формирование методологии) стоят и перед Border studies, что еще более усложняет проведение теоретических изысканий в области пограничной безопасности. Неудивительно, что количество исследований в области пограничной безопасности пока невелико, и они не претендуют на полный теоретический охват проблемы 2. Работы, в которых представлены попытки осмыслить эту задачу, чаще всего принадлежат аналитикам, связанным с властными структурами, в которых разрабатываются и исполняются решения по вопросам пограничной политики 3. Такие работы, как правило, строятся на эмпирическом материале одной страны, исходят из объективности характера вызовов пограничной безопасности, то есть объективности интерпретации рассматриваемых проблем как относящихся именно к сфере безопасности и, чаще всего, как угроз безопасности национальной. Значительное место в подобных трудах уделено эмпирическому описанию проблем и сложившихся механизмов их решения, субъективная сторона функционирования которых практически не подвергается анализу. Таким образом, исследования в области пограничной безопасности пока находятся, в основном, на эмпирическом уровне; теоретические же обобщения, в большинстве случаев, касаются лишь частных аспектов вопроса. Принципиально не отрицая продуктивность упомянутых выше подходов к изучению проблемы, автор, разумеется, не претендует на ее концептуальное решение; его цель — в анализе трудностей и альтернативных подходов, которые, по его мнению, должны быть учтены в научных работах, ставящих своей задачей комплексное и объективное изучение рассматриваемой проблематики.По своей сути, пограничная безопасность — это обеспечение (или защита) национальных интересов, связанных с трансграничным взаимодействием или ситуацией в пограничном пространстве. Такая формулировка предполагает определение референтных объектов, зоны, рамок пограничного пространства, круга основных угроз и вызовов, стратегий и методов обеспечения пограничной безопасности. В круг главных референтных объектов национальной безопасности чаще всего включаются личность, общество и государство . Защита интересов этой триады часто провозглашается главной целью в концептуальных документах о национальной безопасности, в том числе российских и казахстанских 4. На основе референтного объекта выделяется безопасность человека (human security), общества, или социетальная (societal security), государственная (state security) и т. п. Референтные объекты имеют не всегда совпадающие и даже в некоторых случаях противоречащие друг другу интересы: усиление государства способно стать вызовом правам личности, абсолютизация последних — интересам общества, а некоторые требования его отдельных групп — стабильности в государстве. Согласование этих интересов может осуществляться разными способами: на основе общепризнанных моральных принципов или законодательства (международного и «внутреннего» права), консенсуса, игнорирования одних интере- сов в пользу других и т. п. Как будет показано далее, интересы безопасности референтных объектов часто становятся предметом манипулирования, что отражается на содержании соответствующих концепций, также как и на их выполнении.
Проблемы безопасности обозначаются посредством несколь - ких терминов, консенсуса по поводу употребления которых пока не достигнуто.
Наибольшие разночтения вызывает понятие «угроза», которое в расширенном толковании интерпретируется как «совокупность условий и факторов, создающих опасность жизненно важным интересам личности, общества и государства»5, то есть, по сути дела, как любая крупная проблема в рассматриваемой сфере. Более узкое определение трактует угрозу как «сознательное намерение и возможность нанесения ущерба»6, что подразумевает наличие противника, заинтересованного в подрыве безопасности референтного объекта. Ввиду указанных разночтений многие исследователи предпочитают оперировать понятием «вызов», которое, по своей сути, означает складывание некоторых обстоятельств (сознательно спровоцированного либо стихийного характера), настоятельно требующих реакции (ответа) с точки зрения безопасности 7. В отличие от практически однозначно негативного термина «угроза», вызов может нести в себе и позитивный смысл, выступая в качестве раздражителя, стимулирующего развитие, совершенствование референтного объекта. Еще один ключевой (но, по вполне понятным субъективным соображениям, не самый популярный у авторов концептуальных документов) термин «риск» обозначает негативные в плане безопасности последствия, которые могут быть вызваны действиями самого объекта или актора, обеспечивающего его безопасность.Однако проблема заключается не только в классификации угрожающих факторов, но и в определении соотношения между их объективной основой и субъективным восприятием. Практически любое, даже нейтральное, явление может быть объявлено значимым в контексте безопасности и, наоборот, даже, казалось бы, явная угроза — получить смысл феномена, не имеющего отношения к данной сфере.
В этом контексте ключевым является понятие «секуритиза- ция», один из вариантов определения которого трактует его как «рассмотрение проблемы как угрозы в своей сущности, требующей принятия экстренных мер и оправдывающей действия (на- пример, повышение уровня секретности, размеры собираемых налогов, воинский призыв, ограничения прав и свобод человека, мобилизацию ресурсов на данном направлении и т.
п.), выходящие из нормальных рамок политической процедуры»8. Данная формулировка служит иллюстрацией того, что феномен чаще всего рассматривается на уровне национальной безопасности с тенденцией к повышению значимости интересов государства за счет интересов личности и общества. Кроме того, речь может идти о попытке представить общественному мнению предпринимаемые в сфере безопасности меры в качестве вызванных исключительно объективными обстоятельствами и, зачастую, безальтернативных.В то же время секуритизация — это закономерное и практически неизбежное явление, учитывая, что почти любая проблема, принимаемая общественностью как значимая в сфере безопасности, имеет и объективную основу (что ограничивает возможности для манипуляции), и субъективную сторону. Авторитетные специалисты в рассматриваемой области Б. Бузан, О. Уэвер и Й. де Вильде различают такие релевантные понятия, как «шаг к секуритиза- ции» (попытка навязать общественности понимание вопроса в контексте безопасности), собственно «секуритизация» (когда такая постановка вопроса принята общественностью), «секуритизирую- щие акторы» (акторы, которые секуритизируют проблемы, объявляя референтный объект сущностно угрожаемым) и «функциональные акторы» (акторы, которые, не будучи референтными объектами, влияют на решения в сфере безопасности) 9. Кроме того, современными исследователями безопасности ставится проблема десекуритизации, то есть вывод вопроса за пределы сферы безопасности, что, как правило, подразумевает его решение обычными (а не чрезвычайными) способами.
Рассмотрение субъективной стороны феномена национальной безопасности (которая, по вполне понятным причинам, практически не находит отражения в принимаемых на государственном уровне концепциях, стратегиях, доктринах и т. п.) заостряет проблемы границ сферы национальной безопасности, многовариантности возможных стратегий ее обеспечения, учета интересов, относящихся к негосударственной сфере референтных объектов. К сожалению, применительно к области пограничной безопасности большинство этих проблем остается почти неисследованным.
Граница обозначает начало и конец территории, в пределах которой государство осуществляет свою власть, в том числе и применительно к области безопасности.
Обеспечение последней подразумевает прямое или косвенное взаимодействие с сопредельной территорией, решение связанных с ней проблем: в каких пространственных рамках проблемы безопасности можно отнести к пограничной сфере? Что входит в круг главных референтных объектов пограничной безопасности? Какие проблемы можно отнести к этой области, а какие оставить за ее бортом? Каким образом в рассматриваемом случае возможно учесть влияние феномена секуритизации в теоретическом и прикладном планах?Территориальные рамки пограничной безопасности не во всех случаях подлежат четкой локализации. Они (определяемые в некоторых работах как «пограничное пространство») могут включать пограничную линию (пересечение которой должно осуществляться с соблюдением законов страны) , пограничную зону (на которую распространяется особый режим) , пограничные административно-территориальные единицы низового уровня (некоторые правила особого режима, принятие специальных мер для поддержания правопорядка и стабильности ситуации) , пограничные регионы (поддержка инфраструктуры и функционирования отделений пограничной службы, регулирования трансграничной миграции 10; обеспечение правопорядка, связанного с трансграничными процессами и ситуацией в приграничье) и даже выходить за пределы последних (например, в вопросах военно- стратегической безопасности) .
Такая «расплывчатость» зоны действия затрудняет определение круга проблем пограничной безопасности с исключением из него вопросов, лежащих за пределами данной сферы. Наиболее обоснованным выглядит включение в последнюю вызовов, связанных с нарушением правил пересечения границы, ввоза через нее товаров, других предметов, животных и растений, а также несоблюдением режима пограничной (или карантинной) зоны. Все эти проблемы имеют юридическую сторону, регулиру- ясь действующим национальным, а в некоторых случаях и международным законодательством. Достаточно оправданным выглядит и включение в рассматриваемую сферу некоторых социальных проблем, таких как сохранение стабильности ситуации и предупреждение конфликтов в пограничном пространстве (которое в данном случае может доходить до рамок приграничного региона), предотвращение опасных последствий усиления сепаратистских и ирредентистских настроений.
Большинство же других связанных с границей вопросов (включая предотвращение военной агрессии, регулирование трансграничной миграции за пределами самой границы и пунктов пропуска и, тем более, геополитические интересы страны в приграничье) в расширительной трактовке может быть включено в сферу безопасности, а в суженной— исключено из нее, также как, впрочем, и все остальные проблемы, прямо не связанные с контролем над соблюдением правового режима границы и пограничной зоны. Количество акторов и их агентов, так или иначе действующих в сфере пограничной безопасности, достаточно велико. Доминирующее место занимают структуры, занятые обеспечением различных сторон пограничного режима, система которых в РФ и Казахстане уже частично рассматривалась во втором и четвертом параграфах второй главы настоящей работы. В числе таких структур внешнеполитические ведомства, пограничные службы и пограничные представители, войска противовоздушной обороны, военно-морской флот, службы безопасности, армейские и полицейские структуры, таможенники, миграционные и карантинные службы, власти приграничных регионов и районов, органы ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций, учреждения, в которых расположены пункты пропуска и т.д. На другом полюсе находятся акторы и агенты, создающие проблемы в сфере пограничной безопасности: потенциальные и реальные агрессоры, контрабандисты, нелегальные мигранты, трансграничные скотокрады, нарушители порядка в приграничной зоне и другие. Третью группу составляют индивидуумы и структуры, интересы которых могут быть связаны с различными аспектами пограничной безопасности даже лишь косвенно: люди, пересекающие границу без нарушений; предприятия, осуществляющие трансграничную коммерческую деятельность; население пограничной зоны (включая имеющие постоянные трансграничные связи этнические и конфессиональные общины) и т. п. Для этой группы проблемой безопасности могут стать действия акторов, относящихся не только ко второй, но и к первой категории: ужесточение пограничного режима, коррупция и вымогательство, другие противоправные действия со стороны властных структур. Наконец, в некоторых случаях вызовом пограничной безопасности могут считаться и аналогичные действия (превышение полномочий, немотивированное применение физического насилия, вымогательство) представителей власти в отношении нарушителей.Данная классификация, разумеется, не исчерпывает всех возможных вариантов взаимодействия между тремя упомянутыми группами акторов. Системная попытка рассмотрения конфликтных форм такого взаимодействия предпринимается в таблице 3.1.
Таблица 3.1
Типичные кооперационные/симбиотические и конфликтные взаимоотношения между основными группами акторов в сфере пограничной безопасности (ПБ) 11 № Акторы, создающие Акторы, испытывающие легальную проблему стб. легальную Структуры, Нарушители Индивидуумы проблему обеспечивающие пограничный режим и структуры гражданского общества, имеющие легальные интересы, связанные с границей 1 2 3 1 Структуры, обес С: горизонтальные и С: существование С: привлечение ме печивающие по вертикальные связи границ и налагаемых стного населения граничный режим в системе обеспече режимом их пересе- приграничных рай- ния ПБ; чения ограничений онов к мероприяти- К: нарушение коор придает смысл неко ям по обеспечению динации между дей торым формам неле пограничного ре- ствиями различных гальной деятельности жима и набор кад- структур, дублиро (в частности, контра ров в пограничную вание функций, банде). В свою оче службу; помощь со конфликт полномо- редь, характер по стороны погранич- чий, конкуренция за следней формирует ников и других получение финансо- пограничный режим, структур местному вой и другой под- давая ему смысл существования 2); К: борьба с нарушениями границы и пограничного режима населению (напри- держки мер, в чрезвычайных ситуациях). Сотрудничество между властными структурами и трансграничным бизнесом в информационной сфере; К: конфликтное поведение по отношению к представителям структур, обеспечивающих пограничный режим
Окончание табл. 3.1 № Акторы, создающие Акторы, испытывающие легальную проблему стб. легальную Структуры, Нарушители Индивидуумы проблему обеспечивающие и структуры пограничный режим гражданского общества, имеющие легальные интересы, связанные с границей 1 2 3 2 Нарушители С: значение строки 1, С: кооперация между С: осуществляемая столбца 2; нарушителями без явного К: превышение (например, нарушения закона полномочий и информирование о поддержка местным противоправные слабых сторонах населением действия в пограничного приграничных отношении режима, районов нарушителей изготовление нелегальной фальшивых трансграничной документов и т. п.); деятельности как К.: борьба за раздел одного из главных сфер влияния между источников доходов; соперничающими К: противоправные трансграничными действия в преступными отношении группировками нарушителей со стороны населения приграничных районов 3 Индивидуумы С: значение С: значение строки 2, С: трансграничные и структуры строки 1, столбца 3; абзаца 3; связи и гражданского К: ужесточение К: трансграничный приграничное общества, пограничного бандитизм, сотрудничество, имеющие режима, скотокрадство, совместное легальные вымогательство, вымогательство, отстаивание прав в интересы, другие мошенничество и сфере ПБ; связанные с противоправные другие виды К: конфликты границей действия со преступности в между стороны властных приграничной зоне, различными структур косвенно - социальными ужесточение (например, пограничного режима этническими) как средство борьбы группами в против нарушителей приграничной зоне 1 Следствия взаимоотношений различных групп акторов обозначаются в данной таблице следующим образом: С — сотрудничество или симбиоз, К — конфликт. 2
См., например: Andreas P.R. Sovereigns and Smugglers. Enforcing the U.S.— Mexico Border in the Age of Economic Integration. Cornell University, 1999. Приведенная таблица отчасти иллюстрирует многообразие отношений в сфере пограничной безопасности, так же как и односторонность большинства официально принятых подходов к ее обеспечению, сводящих проблему, по большей части, к противодействию различным нарушениям пограничного режима, осуществляемому официальными структурами при вспомогательной поддержке со стороны отдельных законопослушных граждан и общественных структур. Довольно острой и до сих пор не находящей полного решения остается проблема контроля за действиями государственных органов со стороны гражданского общества и других акторов (например, пересекающих границу законопослушных граждан иностранных государств) , интересы которых ущемляются такими действиями.
Преобладание подходов с жестко заданной схемой иерархии вызовов, акторов и отношений между ними остро ставит проблему секуритизации. Ее последствия могут проявляться в стремлении расширить территориальные и проблемные рамки пограничной безопасности, количество или полномочия участвующих в ее обеспечении структур. Как отметил американский политолог П. Андреас, «.. .государство имеет власть определять что- либо в качестве социальной проблемы и уточнять какого сорта эта социальная проблема. Например, определение незаконной мексиканской миграции в качестве, прежде всего, полицейской проблемы, нежели проблемы регулирования рынка труда, имеет далеко идущие последствия не только в плане того, как этот вопрос решается, но и в плане того, как воспринимается мигра- ция»11. Аналогична ситуация с определением проблемы наркомании и наркоторговли, которая, в отличие от не менее острой проблемы алкоголизма (в сочетании с вполне легальным ввозом алкогольных напитков из-за рубежа), воспринимается как относящаяся прежде всего к сфере безопасности и даже геополитики и лишь во вторую очередь — к области здравоохранения.
При этом сама идея пограничной безопасности может иметь инструментальный характер, используясь правящим режимом для получения внутренней (например, создание «имиджа эффективного государства внутри страны»12) или международной («имидж кооперации с сопредельной стороной»13) поддержки, для национальной консолидации. По замечанию американского политолога Тимоти Митчелла, «устанавливая территориальную границу и осуществ- ляя абсолютный контроль над ее пересечением, государство... помогает создать национальную общность. Установление и охрана границы включает многообразие явно современных социальных практик: протяженное заграждение из колючей проволоки, паспорта, иммиграционные законы, инспекции, валютный контроль и так далее. Эти земные механизмы, большинство из которых было неизвестно двести или даже одну сотню лет назад, помогают создать почти трансцендентальную общность — национальное государство»14.
Целостное концептуально-теоретическое объяснение рассмотренных выше проблем возможно с помощью теорий, которые предлагают свою интерпретацию феноменов национальной и международной безопасности. Некоторые из этих интерпретаций отражены в таблице 3.2.
Рассматривая развитие концептуальных подходов к исследованию безопасности, можно отметить тенденцию переноса акцента на анализ субъективных факторов, а также нетрадиционных проблем, которые выходят на первый план с окончанием межблокового противостояния. Как отмечают современные исследователи, на нынешнем этапе военная компонента функции защиты территории ослабляется, тогда как полицейская, напротив, усиливается. Меняется и характер вызовов, которые стирают грань между внешней и внутренней безопасностью и, не угрожая самому существованию государства, обозначают те слабости системы охраны его границ, которые прежде казались несущественными.
По мнению П. Андреаса, успешность контрабандистских операций далеко не означает уменьшение способности государства противостоять современным вызовам, ибо на современном этапе пограничный контроль эффективнее, чем в прошлом. Однако «за редкими исключениями границы всегда были и остаются очевидно проницаемыми», а эффективный пограничный контроль «долго был более мифом, чем реальностью, политическим конструктом, обеспечивающим видимость контроля, который помогал поддерживать территориальную легитимность государства»15. Проблема заключается в том, что в новых условиях последнее нередко пытается использовать старые (в духе реализма) концепции, методы и институты применительно к новым, нетрадиционным вызовам (в частности, к контрабанде), источники которых не вступают в «лобовую» конфронтацию с государством, а стремятся (причем довольно успешно) обойти его систему защиты территории16.
Таблица 3.2
Сравнительный анализ концепций международной безопасности применительно к пограничной сфере 11 Концепция Референтный объект безопасности Вызовы пограничной безопасности (ПБ) Подходы к обеспечению ПБ Позитивистская традиция: четкое выделение референтного объекта (как правило, государство, которое в данном смысле может отождествляться с обществом) базируется на эмпирике, познании объективной реальности Реализм Государство В основном являются внешними и носят военный либо силовой характер. В центре внимания - военное соперничество или пограничный конфликт такого же рода Цели - зашита или приобретение территории с использованием принуждения, сдерживания, стратегических альянсов и военной силы. Границы - стратегические линии обороны, которые надо защищать или разрушать. Жизнеспособность государства зависит от эффективности сдерживающей функции границ в отношении военных вторжений со стороны других государств, а не невоенных / негосударственных акторов Неореализм Государство Пограничные конфликты между государствами, соперничество за влияние в зонах соприкосновения в различных сферах. Вызовы и угрозы могут носить военный, политический, экономический, социетальный и экологический характер Укрепление границы, повышение силового потенциала государства и приграничных территорий Либерализм Государство, личность Препятствия реализации базовых интересов личности (в частности, как следствие ужесточения пограничного режима) Сужение сферы ПБ до правового регулирования, сокращение полномочий властных структур в данной сфере, контроль со стороны гражданского общества Исследования мира Государство, личность Конфликты в приграничье Урегулирование конфликтов, развитие разнообразных форм трансграничной кооперации Транс- национализм Государство, общество Ослабление значения межгосударственных границ и способности государства обеспечивать их надежную охрану; усиление структур, осуществляющих нелегальную трансграничную деятельность Развитие международного сотрудничества в области борьбы с трансграничной преступностью и других сферах Феминизм (позитивист- ский) Глобальная система, государство, индивидуумы Патриархальные системы в международных отношениях и сфере обеспечения безопасности создают условия для военных (в том числе, пограничных) конфликтов, насилия Справедливая структура общественных отношений и организации власти, исключающая доминацию и насилие; прекращение угнетающих патриархальных практик
Продолжение табл. 3.2 Концепция Референтный объект безопасности Вызовы пограничной безопасности (ПБ) Подходы к обеспечению ПБ Постпозитивизм: отсутствие строгого предпочтения одного референтного объекта другому. Объективная реальность не может быть исследована через причинно- следственные зависимости, она является функцией наших знаний о мире, которые социально сконструированы Критическая теория Ни один референтный объект не может быть предпочитаем другому В центре внимания определение угроз безопасности, которые относятся к различным сферам (военная, социеталь- ная, политическая, экономическая и экологическая безопасность). Особый упор на исследование нетрадиционных, то есть невоенных проблем Конструкт ивизм Так как действительность сконструирована социально, для предпочтения того или иного референтного объекта либо исключения другого нет оснований. Предпочитаемый референтный объект - социальная конструкция Все угрозы субъективны, сконструированы политиками, массовым сознанием и т. п. Критика секурити- зации проблем ПБ Постмодернизм Ни один из референтных объектов не может быть предпочитаем другому Размывание территориальной идентичности Феминизм (постпозитивистский) Глобальная система, государство, индивидуумы в конкретном контексте (период, социальное устройство) Патриархальные системы в международных отношениях и сфере обеспечения безопасности создают условия для военных (в том числе пограничных) конфликтов, насилия Универсальных рецептов безопасности нет, они применимы к определенным социальным группам в определенное время 1 Составлено по: Прозрачные границы. Безопасность и международное сотрудничество в поясе новых границ России / Под ред. Л.Б. Вардомского, С.В. Го- лунова. М.; Волгоград, 2002; Andreas P.R. Sovereigns and Smugglers. Enforcing the U.S. — Mexico Border in the Age of Economic Integration. Cornell University, 1999; Security Studies Today / T. Terriff, S. Croft, L. James, P.M. Morgan. Cambridge, 1999.
Принимая во внимание то, что пограничная безопасность пока является малоизученной с теоретической точки зрения областью, проблема трактовки новых вызовов с учетом их субъективной интерпретации властными структурами и общественностью является одной из наиболее серьезных. Большинство попыток концептуального объяснения современной ситуации в рассматриваемой сфере могут быть классифицированы как находящиеся в русле неореализма или транснационализма. В первом случае наиболее серьезные вызовы усматриваются в силовом (включая не только военные, но также экономические, социальные и другие аспекты) давлении на пограничье со стороны соседних стран или блоков, во втором — в разрастании транснациональной преступности (наркоторговля, терроризм, незаконный трафик мигрантов и т.п.). Ив томі, и в другом случае новые вызовы, как правило, рассматриваются в качестве объективной реальности, требующей принятия обусловленных ей мер. Проблема секуритизации в подавляющем большинстве случаев остается за пределами рассмотрения.
По нашему мнению, решению данной проблемы мог бы способствовать анализ того значения, которое вызовы пограничной безопасности имеют для различных референтных объектов; при таком анализе следует избегать явного дисбаланса в пользу государства. Для более адекватного и детального учета упомянутого значения представляется обоснованным введение двух дополнительных референтных объектов: пограничного региона и политического режима. Выбор первого объясняется выраженной специфичностью его интересов по сравнению с аналогичными интересами олицетворяющего государство центра: с одной стороны, пограничный регион часто занимает периферийное (в экономическом, политическом, культурном планах) положение в государстве, с другой — находится на передовой в плане трансграничного взаимодействия и далеко не всегда охотно готов пожертвовать его выгодами ради интересов национальной пограничной безопасности. Второй дополнительно вводимый референтный объект, политический режим, по определению российского политолога П. Цыганкова, представляет собой «совокупность определенных структур власти, которые функционируют в общих (структурных и временных) рамках политической системы общества и преследуют цели ее стабилизации, опираясь в этом на сложившиеся (или же складывающиеся) социальные интересы и используя специфические методы»; то есть «своего рода жизнь, "дыхание" политической системы, ее упорядоченную динамику»17 . Введение политического режима в качестве дополнительного референтного объекта призвано отразить динамику, конкретность, субъективную составляющую и даже противоречивость политической системы в отличие от ее статических элементов (институтов власти), сохранение, успешное функционирование и легитимность которых в контексте пограничной безопасности понимается нами под интересами государства. Безопасность же режима — это стабильность создавшегося порядка, функционирующей в данный момент системы власти, ее взаимоотношений с обществом и внешнеполитическим окружением. Ввиду динамичности режима и неполного совпадения интересов его составляющих такая безопасность является наиболее субъективной категорией, которая может включать опять-таки противоречивые представления о значимости, характере, иерархии угроз и предпочтительных мерах ответа.
На основании приведенных соображений попытаемся систематизировать интересы основных референтных объектов пограничной безопасности в связи с наиболее актуальными вызовами современного периода (см. табл. 3.3) .
Таким образом, значимость рассмотренных вызовов для пяти выделенных референтных объектов пограничной безопасности в некоторых случаях существенно различается. К подобным проблемам наиболее «чувствителен» пограничный регион, на котором серьезно отражаются разноплановые последствия связанных с границей негативных изменений. Вместе с тем почти половина перечисленных вызовов прямо не затрагивает базовые интересы личности или режима: в первом случае сказывается объективно «нейтральное» и даже индифферентное отношение индивидуумов к некоторым официально установленным нормам порядка, а во втором — восприятие режимом ряда пограничных проблем как периферийных и «мелкомасштабных». Консенсус между интересами рассматриваемых референтных объектов с наибольшей степенью вероятности достижим по проблемам, создающим опасность эскалации насилия. Значительная часть других вопросов пограничной безопасности допускает более широкий диапазон оценок и, как следствие, возможных стратегий их решения. Значение современных вызовов пограничной безопасности в контексте концептуальных интересов
ее ключевых референтных объектов Референтный объект
Личность
Общество
Государство
По
Пограничный регион Угроза циони в рамк ритор] нередк альной жима
Угроза жизни и другим базовым интересам
Угроза разрушения, дефор- мщии. Военная опасность со стороны сопредельного гос у- дарства трансформирует о б- щественные отношения в приграничье в соответствии с потребностями обороны
Затраты больших ресурсов на нужды обороны, военные действия наносят наибольший ущерб именно пригр а- ничным террит о- риям
Военная угроза
Посягательство на сувер е- нитет или территориал ь- ную целостность Зависи блемы важно мнени
Сами по себе не угр о- жают, но косвенные последствия в случае успеха (конфликты, насилие и т. п.) могут вести к нарушениям о с- новных прав личн ости
Сами по себе в большинстве случаев не угрожают. Ко с- венные последствия зависят от конкретных обстоятельств
В случае успеха - экономический ущерб, возможна дестабилизация социальной и политической ситуации
Территориальные претензии
Отрицание сув еренитета государства над опред е- ленной территорией. Эскалация насилия
Дезорг вующе гранич
Угроза основным пр а- вам личности
Дестабилизация ситуации
Приграничные конфликты
Нарушения законности, дезорганизация функционирования государстве н- ных институтов Рост конфликтности
Отриц режим террит
Сами по себе не угр о- жают, но косвенные последствия (конфликты, насилие и т. п.) могут повлечь за собо й нарушение основных прав личности
Возникновение и обострение ко н- фликтов (этноп о- литических и т.п.)
Сепаратизм, ирредентизм
Отрицание суверенитета государства над опред е- ленной территорией. Ст е- пень угрозы зависит от масштабов и характера действий (находящиеся в рамках закона или нелег и- тимные, насильственные) сепаратистов или ирреде н- тистов Вызов Референтный объект > Личность Общество Пограничный регион Государство п. Трансгра Угроза жизни Эскалация насилия Дестабилизация Деструктивная деятель Нелег ы ничный экс ситуации ность направлена против ет цел тремизм государственных институтов сущес ГО О Усиление Непосредственно не Непосредственно не угро Непосредственно Непосредственно не уг Завис Я пз о влияния со угрожает жает, но косвенно может не угрожает рожает, если осуществ жима предельного спровоцировать этносоци ляется законными мето чески о Е государства в альные и этнополитические дами ШЄНИ1 пограничном конфликты стран W пространстве приш
ЦИОНІ
погра и со о я Наркотор Приобретение и по Разрушение общественных Обострение соци Нарушение законов Зависі >
о к говля требление наркотиков устоев, рост преступности альных проблем и ма, пр (также как алкоголя или табачных изде криминогенной обстановки И BHeL
офищ о о
1-3 лий) является свобод ваннО' S ным выбором правя]
ДОХОД Контрабанда Угроза жизни Рост уровня преступности Ухудшение кри Усиление противозакон Деста оружия и и насилия миногенной об ной активности, связан шегос взрывчатых становки ной с применением ору веществ жия (в том числе направленной против государственных институтов)
Референтный объект Личность Общество Пограничный регион Государство П( Контрабанда В большинстве случа В большинстве случаев на Подрыв конкурен Нарушение закона, подрыв В болі товаров на ев напрямую не угро прямую не угрожает, но мо тоспособности ре национальной экономики пряму родного по жает жет косвенно создавать со гиональной эко и упущенная выгода от жет пр требления и циальные проблемы, снижая номики сбора налогов димои сырья конкурентоспособность социально ваясных предприятий и отраслей. В то же время контрабанда может быть ваясным источником дохода для части населения приграничных районов скоип Неконтроли Напрямую не угрожает Повышает уровень соци Рост социальной Нарушение законов. Воз Напря руемая ми альной конфликтности напряженности, но растание нагрузки на косвеї грация может стать источником дешевой рабочей силы и экономического роста правоохранительную и социальную системы. В то же время может способствовать усилению экономического потенциала во ваті ществ повыг фликт Преступления Угроза основным Рост уровня преступности Ухудшение кри Нарушение законов при Напря с использова правам личности миногенной об затрудненности эффек может нием сопре становки тивного использования полит дельной тер легитимного насилия фуНКЕ ритории в ка против преступников ШЄНИ5 честве укрытия (банди судар( тизм, ското крадство и т. п.)
Вызов Референтный объект Личность Общество Пограничный регион Государство П( Препятствия Ограничение свободы Нарушение гуманитар Деградация эконо Зависит от масштабов Непос нормальному передвижения. Ущерб ных, экономических и мики приграничных проблемы. Возможен жает. трансгранич гуманитарным и эко других трансгр аничных регионов крупный ущерб экон 0- вия за ному сооб номическим интер е- связей мическому потенциалу режиіу щению сам Коррупция и Нарушение законных Прямо не угрожают, но Стагнация транс Нарушение законности Непос вымогатель прав, произвол. В ряде могут привести к нег а- граничной активно жает. < ство в служ ситуаций коррупция тивным косвенным П 0- сти мелкого и сред крупн бах, занятых может выступать в ка следствиям (взрывы н е- него уровня вол М( обеспечени честве механизма, по довольства и т. п.) зиться ем зволяющего преодоле ритете пограничного режима вать чрезмерные огр а- ничения свободы передвижения, экономической и гуманитарной активности репуп Санитарно- Угроза жизни, здоро Угроза здоровью населе Серьезная нагрузка на Необходимость принятия Прямо эпидемиоло вью; ущерб экономи ния системы здравоохр а- чрезвычайных мер, свя гические про ческим интересам нения и социального занных с финансовыми блемы, нару обеспечения. Болезни затратами шение каран людей, животных и тинного ре растений могут н а- жима несги существенный ущерб экономике и продовольственной безопасности р егиона Экологиче Угроза здоровью Угроза здоровью, ухуд Ухудшение соци Непосредственно не уг Пряме ские пробле шение условий жизни альной ситуации, рожают, если не связаны МОЖНІ мы экономический ущерб с нарушением закона или международных обяз а- тельств следст ного t шенш
ДЄЛЬН( Подобные стратегии, как правило, вписываются в рамки нескольких концептуальных подходов, которые в той или иной мере применяются современными государствами для решения проблем пограничной политики, включая безопасность. С оговоркой, что такие подходы представляют собой лишь идеальные конструкции (в реальности элементы различных упомянутых подходов встречаются в сочетании), обозначенные сформулированными нами терминами для удобства классификации, можно условно выделить три следующих концептуальных варианта политики в сфере пограничной безопасности. 1.
Секуритизаторский подход исходит из принципа «чем больше безопасности, тем лучше». Это подразумевает включение широкого спектра проблем в сферу первоочередных задач обеспечения безопасности, а также вовлечение в их решение широкого круга официальных структур, наделенных обширными и нередко дублирующими друг друга полномочиями. Несколько курьезной, но при этом меткой иллюстрацией отношения к развитию трансграничных связей в данном случае может служить заголовок статьи в одной из российских региональных газет, объявляющий, что «Казахстан нам друг, но граница дороже»18. Рассматриваемый подход в той или иной мере находит отражение в политике большинства стран, располагающих обширной территорией и хотя бы относительно мощным аппаратом силовых структур (Иран, Китай, Россия, Узбекистан и т. д.), а также государств, вовлеченных в серьезные конфликты, которые имеют выраженное трансграничное измерение (Израиль, Индия и т. п.) . 2. Оптимизаторский подход предусматривает как можно более рациональное и «экономичное» распределение ресурсов, необходимых для обеспечения пограничной безопасности, сфера которой, в свою очередь, сужается до четко обоснованных размеров . Решение части вопросов в целом или на определенной стадии их развития выносится за пределы пограничной безопасности и передается в компетенцию других структур. Так, в США, в отличие от РФ, проблема миграционного контроля имеет более автономное значение по отношению к контролю пограничному или полицейскому; успешно же пересекшие границу нелегалы представляют собой проблему уже не столько безопасности, сколько социального и, в частности, трудового регулирования. Возможности применения оптимизаторского (в отличие от секуритизаторского) подхода шире у государства с благоприятным в интересующем нас плане географическим положением (например, островного) или небольшим количеством «проблемных» с точки зрения безопасности границ.
3. Кооперативный подход предполагает рассмотрение проблем пограничной безопасности как общих для сопредельных государств и, соответственно, осуществление совместной, взаимодополняющей системы мер с четким распределением функций и ресурсов между структурами упомянутых стран. Такая схема реализуется внутри интеграционных объединений или соглашений (ЕС, США и Канада, СНГ на начальном этапе), «внутренние» межгосударственные границы между которыми являются прозрачными, что компенсируется барьерностью границ внешних.
Следует еще раз подчеркнуть, что рассмотренные подходы представляют собою идеальные модели, которые на практике, как правило, сочетаются друг с другом в тех или иных пропорциях. Последние определяются широким кругом факторов, включая географическое и внешнеполитическое положение страны, ее ресурсный потенциал и характер политического режима, субъективные предпочтения принимающих решения лиц и т. п. Разница в общих подходах далеко не означает кардинального различия в конкретных методах ответа на вызовы пограничной безопасности; однако приоритеты, распределение ресурсов и функциональные роли используемых для решения проблемы структур и механизмов, а также правовой режим их действия могут разниться очень существенно. Эти и другие аспекты пограничной безопасности, рассмотренные в данном параграфе, хорошо иллюстрируются конкретным примером ситуации в зоне российско-казахстанской границы.
§ 2. Вызовы В контексте пограничной безопасности российско-казахстанская граница является одним из самых проблемных в мире участков. Как уже отмечалось ранее, при огромной протяженности она выполняет роль разделителя между Россией и центрально- азиатским регионом. В свою очередь, последний выполняет для некоторых нелегальных трансграничных потоков (контрабанда и т.п.) роль буфера между Китаем и РФ, а вместе с РФ — между азиатскими странами дальнего зарубежья и ЕС. Полноценный контроль над столь протяженной границей и над идущими через нее в РФ и страны Евросоюза криминальными потоками (значительная часть которых поддерживается очень мощными экономическими стимулами) представлял бы серьезную проблему для любой страны мира, в том числе и располагающей значительно большими финансовыми ресурсами, чем Россия и тем более Казахстан. В дополнение к этому, разнообразие природно -ландшафтных, социальных и других условий, влияющих на ситуацию на различных участках границы, заставляет решать значительное число проблем (социально-экономических, этносоциальных, экологических и т. п.) , имеющих выраженную субрегиональную специфику.
Многообразием таких проблем во многом объясняется неоднозначность и даже противоречивость их восприятия, которое — с российской стороны — парадоксально: в то время как Казахстан рассматривается как дружественное (по крайней мере заинтересованное в хороших отношениях с РФ) государство, граница с ним видится барьером против наступления на Россию неких враждебных сил, будь то стихийных или сознательно направляемых. В свою очередь, с казахстанской стороны одна из главных проблем усматривается как раз в таком восприятии и вызванных им односторонних мерах. Анализ восприятия (на официальном уровне и в массовом сознании) вызовов пограничной безопасности на российском участке и предлагаемых вариантов ответа на них является одним из приоритетных направлений исследования в рамках настоящей главы. С некоторыми оговорками упомянутые вызовы можно разделить на три большие взаимосвязанные группы: первая из них исходит от нелегальных или неуправляемых трансграничных потоков, вторая — от неблагоприятной обстановки вокруг границы и ухудшения ситуации в приграничье, третья хотя бы отчасти является порождением самого пограничного режима и политики в сфере пограничной безопасности. В пределах такой классификации известную трудность представляет рассмотрение этносоциальных проблем («условий»), которые тесно взаимосвязаны с миграционными процессами («потоками») и таким образом находятся на стыке упомянутых групп. Основанная на при- веденной классификации структура в сочетании с иерархией проблем безопасности по признаку их остроты и масштабности и определяет порядок рассмотрения вызовов.
Нелегальные и неконтролируемые трансграничные потоки.
Основными проблемами, включенными в эту группу, являются наркотрафик и другие виды контрабанды, а также трансграничная активность экстремистов.
1. Наркотрафик. Контрабанда наркотиков представляет собой наиболее масштабную и социально опасную разновидность нелегальной трансграничной активности между Казахстаном и Россией. Масштабность вызова определяется стоимостью незаконно ввозимого в РФ груза, а также количеством людей, которые становятся потерянными для общества в результате употребления опиатов и других наркотических веществ. Ввиду особой важности проблемы в контексте безопасности российско-казахстанской граниты именно ей будет отведено наибольшее место в рамках настоящего параграфа.
К началу XXI в. комплекс проблем, связанных с производством, потреблением и распространением наркотиков, стал одним из наиболее серьезных вызовов глобального масштаба. В настоящее время по оценкам экспертов ООН в мире насчитывается более 200 млн человек, употребляющих наркотики 19. Из-за нынешней политической конъюнктуры в восприятии элиты ведущих стран мира и глобальных СМИ проблема незаслуженно отодвигается на второй план по сравнению с угрозой международного терроризма, однако ее разрушительный эффект представляется несравнимо большим. Наркомания способна катастрофически подорвать потенциал тех обществ и государств, в которых она распространяется; ее разрушительное воздействие способно далеко превзойти по своим последствиям территориальные потери, результаты войн, экономические кризисы и те же террористические атаки.
Распространение наркотиков, потребление которых приводит к столь негативным последствиям, является, как правило, запрещенным, криминальным бизнесом, сверхдоходность которого делает, однако, задачу его искоренения вряд ли выполнимой в ближайшем будущем. Считается, что продажа наркотиков приносит прибыль в размере до 1 000 %, а годовой оборот наркоиндустрии по оценке ООН составляет от 55 до 400 млрд долл., что эквивалентно, по крайней мере, 8 % от объема мировой торговли. Еще более впечатляющей выглядит информация Международного валютного фонда, согласно которой в мире ежегодно отмывается до 1,5 трлн долл., полученных от продажи наркотиков, что равно 5 % мирового ВВП20. Используя огромные финансовые ресурсы, наркобизнес прекрасно приспособляется к изменяющимся обстоятельствам и оперативно реагирует на изменения в тактике борьбы с ним, активно участвует в процессе глобализации, представляя собою его своеобразную изнанку.
В настоящее время структура наркоторговли определяется многими факторами: спросом, специализацией и географией производства, спецификой маршрутов наркотрафика, реакцией наркобизнеса на меры со стороны противостоящих национальных и международных органов и т.д. В структуре спроса первое место в мире занимает марихуана, которую употребляет примерно 140 млн чел., далее следуют стимуляторы амфетаминового ряда (30 млн) , кокаин (13 млн) , героин — 8 млн 21. География производства и трафика во многих случаях типична: производство осуществляется в азиатских (Южная и Юго-Восточная Азия) и латиноамериканских странах третьего мира, в первую очередь в районах, где выращивание наркокультур является ключевой статьей дохода местного населения; наиболее мощные наркопотоки направлены по возрастанию покупательной способности населения транзитных стран, частично заканчиваясь в последних (разумеется, уменьшение протяженности маршрутов сокращает и риск), а частично достигая наиболее богатых рынков стран ЕС и Северной Америки.
Проблема наркоторговли в зоне российско-казахстанской границы в первую очередь связана с производством наркотиков в Центральной и Южной Азии, в особенности в Афганистане. В 1990-е гг. эта страна стала одним из главных центров мирового наркопроизводства и безусловным лидером в качестве источника поставок одного из самых опасных наркотиков — героина. К настоящему времени на афганские плантации приходится почти 75—80 % мирового производства опиатов 22. Согласно оценке ООН, с 1980 по 2003 г. производство сырья для последнего — опия — увеличилось почти в 20 раз (с 200 до 3 600 т), а оценочная его стоимость в период с 1994 по 2003 г. возросла в 10 раз (со 102 до 1 020 млн долл.) 23. Достигнув к 1999 г. рекордного уровня (4 600 т), в 2001 г. производство резко упало (190 т против 3 300 т в году предшествовавшем) из-за сильной засухи и проведенной талибами кампании по искоренению посевов. Однако уже в следующем 2002 г. объем данного производства был полностью восстановлен (3 400 т) . В итоге выращивание наркотических культур и торговля наркотиками (в результате постигших страну в последние десятилетия войн, локальных вооруженных конфликтов и разрухи) фактически стали главной отраслью национальной экономики. По оценке ООН в 2003 г. доход производителей опиума составлял 23 % ВВП Афганистана, а транспортировка — 29 %; в совокупности — 52 %, или 2,3 млрд долл.; выращиванием опийного мака занимались 264 тыс. фермеров, семьи которых составляли 1, 7 млн чел., или 7 % от всего населения страны 24.
Существует несколько маршрутов транспортировки произведенного опия, который по пути (в Афганистане или за его пределами) в специальных лабораториях превращается в героин. Из этих маршрутов главными являются балканский [через Иран (вариант — в Пакистан к порту Карачи и далее — морским путем) , Турцию, балканские страны и далее — в Южную и Центральную Европу по направлению к Нидерландам] и северный (или «шелковый путь») . В последнем случае главным магистральным направлением считается совокупность маршрутов, проходящих через Таджикистан, Кыргызстан (или узбекистанскую часть Ферганской долины), Казахстан, Россию и далее через Украину, Белоруссию либо страны Прибалтики в Восточную Европу, Германию и Нидерланды. Различные ответвления маршрута идут через афганско-узбекистанскую границу и Казахстан (в середине 1990-х гг. один из главных северных путей проходил через г. Термез, оттуда — в Карши, Бухару, Ургенч, Нукус и далее через плато Устюрт в Казахстан и Россию) 25, через афганско- туркменскую границу — в Казахстан или Азербайджан, в большинстве случаев выходя после этого к российской территории 26, однако иногда направляясь в обход ее, в частности через Турцию. Если преимуществами «балканского маршрута» являются более короткое на пути в страны ЕС расстояние и меньшее число государственных границ, которые надо пересекать во время трафика, то «шелковый путь» привлекает внимание наркобизнеса прозрачностью границ между странами СНГ и, вероятно, несколько более широкими возможностями наладить трансгранич- ные связи на кланово-этнической основе (например, между представителями этнических групп, проживающих в Северном Афганистане, соседних странах СНГ — Таджикистане, Узбекистане и Туркмении — и других государствах бывшего СССР). Сказываются также и последствия охватившего постсоветские государства экономического кризиса, приведшего к натурализации экономики, росту теневого сектора; и обнищание населения, все более возрастающая часть которого так или иначе ориентируется на обслуживание наркотрафика. Растет коррупция в различных сферах, включая госаппарат: по многим оценкам степень срастания наркобизнеса с коррумпированным чиновничеством наиболее высока в Киргизии, Таджикистане и Туркмении. По мнению координатора гуманитарной помощи ООН в Таджикистане Мэтью Кахейна, от 30 до 50 % экономики этой страны в той или иной степени связано с наркобизнесом27. Все более возрастающее значение «северного маршрута» в настоящее время с тревогой отмечается экспертами и представителями официальных структур как России и стран Центральной Азии, так и других государств. Показательны не только количественный рост задержаний опиатов и отчетливая тенденция падения цен на них на этом пути (о чем еще будет упомянуто ниже), но и качественная структура данных задержаний: если на «балканском пути» арестовывается, в основном, опий и морфин, то на северном — уже готовый героин. Другой тревожной тенденцией называется увеличение объема перехвата поставок в Афганистан (из стран как ЕС, так и СНГ), используемых для производства героина прекурсоров 28. Что касается средних цен на героин, то, по данным 2002 г., за один грамм этого наркотика в странах «северного маршрута» они составляли: в Таджикистане — менее 10 долл.; Киргизии — 21 долл. (следует оговориться, что по данным Агентства Кыргызской Республики по контролю наркотиков в 2003 г. в южных районах страны стоимость составляла 3—5 долл., а в Бишкеке — 6—8 долл.29); Узбекистане — 7,5 долл.; Туркмении — 13,5 долл.; Казахстане — 18,5 долл. ; России — 42 долл. (при разбросе от 13 до 95 долл.); Украине — 57, 5 долл.; Белоруссии — 35 долл.; Литве — 51,3 долл.; Латвии — 56, 2 долл.; Эстонии — 45, 3 долл.; Финляндии — 188,4 доллара. «Балканский» и «северный» потоки перекрещиваются в Центральной Европе и замыкаются на Нидерландах, где количество задержаний резко возрастало (Германия — 525 кг, Нидерланды — 1 122 кг), а цена героина существенно падала (Германия — 38,2 долл., Нидерланды — 24,5 долл.) 30.
Глобальная конъюнктура оборота наиболее популярных в мире каннабисных наркотиков совсем иная. Ввиду относительной дешевизны соответствующей продукции (так, в странах СНГ ее стоимость колеблется от 0, 3 до 4 долл. за грамм) 31, вытекающей из этого целесообразности перевозки через границу более значительных партий (что увеличивает риск) и наличия условий для широкомасштабного выращивания конопли (а также ее произрастания в диком виде) в гораздо более обширной географической зоне (не исключая территорию самой России) многие маршруты трафика гораздо короче, чем в случае с опиатами. Средний Восток и Центральная Азия в этом случае не оказывают определяющее влияние на ситуацию в мировом масштабе, обеспечивая лишь небольшую долю поставок. При этом близлежащие по отношению к России страны, в частности Казахстан и Кыргызстан, сами являются крупным источником поставок кан- набисных наркотиков [особенно выделяется в этом отношении долина р. Чу (Шу) ] . Согласно проведенному ООН исследованию, производство гашиша в казахстанской части долины в 1998 г. составляло 53 т на 2 500 га, в Киргизии — 24 т на 770 га 32. Не случайно, что основные маршруты трафика каннабисной продукции в Россию начинаются именно в упомянутых странах. В 2002 г. масса задержанной в РФ травы конопли составляла 30 т, в Казахстане — 17, Кыргызстане — 2,5; Таджикистане — 1, Узбекистане — 0,4 т 33. Число потребителей каннабисных наркотиков в России и центрально-азиатских странах (за исключением Узбекистана), согласно официальной статистике, остается стабильным, заметно превышая численность злоупотребляющих опиатами (в России по данным 1999 г. — 3, 9 %) 34.
Конъюнктура распространения наркотиков амфетаминово- го ряда не оказывает определяющего влияния на наркотическую ситуацию в российско-казахстанском пограничье. В отличие от предыдущих случаев, основные потоки направлены в обратном направлении — из Европы в Азию. В Казахстане по данным на март 2003 г. насчитывалось 4 8 тыс. лиц, злоупотребляющих наркотическими средствами и психотропными веществами; в неофициальных оценках экспер- тов называлась цифра 250 тыс. человек 35. По данным Министерства здравоохранения Казахстана, около 70 % лиц с диагнозом «наркоман» зависимы от потребления героина36. Согласно оценкам казахстанских экспертов, в стране оседает до 30 % ввозимых наркотиков 37, тогда как 70 % транспортируется дальше; из них явно преобладающая доля — в Россию.
Официально количество состоящих на учете наркоманов в РФ составляет всего 400 тыс. чел., но экспертные оценки численности наркозависимых колеблются от 3 до 4 млн чел., причем две трети потребителей — молодежь в возрасте до 30 лет38. Из них около 1 млн чел. потребляют героин, что далеко превосходит аналогичные показатели Великобритании и Италии (260 тыс. чел.), Германии (170 тыс.), Франции (165 тыс.), Испании (145 тыс.) и т. д.39 За последние 10 лет количество наркоманов в РФ увеличилось в 9 раз, а годовые доходы наркомафии по разным оценкам составляют от 8 до 18 млрд долларов 40. Значительная доля наркопотребления приходится на федеральные округа и регионы, непосредственно примыкающие к границе с Казахстаном. По числу наркозависимых лидирует Сибирский федеральный округ: по данным на 2004 г. это число превышало 85 тыс. человек 41. В то время как в среднем по России на 100 тыс. населения приходится 226 чел., состоящих на наркологическом учете, в Сибирском федеральном округе доля таких лиц достигает 437; что превышает соответствующие среднероссийские показатели почти в 2 раза 42. При этом в одной Тюменской области на учете наркологических учреждений и органов внутренних дел в 2003 г. находилось 26 тыс. чел., согласно экспертным оценкам число наркозависимых превышало 50 тысяч 43. В Уральском Федеральном округе по официальным данным на 2002 г. на учете находилось около 49,5 тыс. наркоманов (10,7 % от состоящих на учете в целом по России), однако по экспертным оценкам такая численность может достигать около 235 тыс. человек 44. В приграничных регионах Приволжского федерального округа — Саратовской и Оренбургской областях — число наркозависимых по официальным данным на 2004 г. примерно равнялось, соответственно, 8 и 9 тыс. человек 45. Если принять методику подсчета, предложенную в интервью начальником отдела по борьбе с контрабандой наркотиков Сибирской оперативной таможни подполковником таможенной службы В.В. Калининым (количество зарегистрированных наркоманов следует умножить на полтора, чтобы получить примерную суточную дозу наркотиков в граммах 46) , беря в расчет наиболее типичную на 2003— 2004 г. цену в 1 000 долл. за грамм и при допущении, что в 70 % случаев наркозависимые потребляют героин, то можно предположить, что годовой оборот этого наркотика в двух приграничных округах (Приволжском и Сибирском) составляет, как минимум, не менее 1, 8 млрд долл., ас добавлением оборота на рынке каннабисных наркотиков и рынка Южного федерального округа достигает, по крайней мере, 2,5 млрд долларов. Значительная доля упомянутого оборота приходится именно на приграничные регионы: в одной Саратовской области по экспертным оценкам он превышает 24 млн долл. 47, а в Тюменской области — 200 млн долл. (треть регионального бюджета) 48.
Граница Казахстана с Россией является одним из ключевых рубежей для наркотрафика и с точки зрения борьбы с ним. Ее пересечение в рассматриваемом контексте означает попадание в другой регион и качественно иной «ценовой пояс», крупнейший транзитный узел на пути в страны ЕС и на один из наиболее емких мировых рынков наркопотребления. О масштабах наркоторговли через российско-казахстанскую границу в какой-то мере свидетельствует статистика задержаний. За всю историю существования ЮВРУ (с 1997 по 2004 г.) была пресечена контрабанда более 3,5 т наркотиков, в том числе 1 т героина. В 2004 г. на том же участке пограничники задержали 416 кг наркотиков, включая 100 кг героина 49. К сожалению, суммарная статистика задержаний пограничниками и таможенниками ведется далеко не всегда. Также учитывая, что, согласно экспертным оценкам, даже в США пограничники и таможенники выявляют лишь 5—10 % такой контрабанды, данные цифры можно умножить примерно на 2 0. При определенных успехах и росте международной помощи со стороны заинтересованных стран и организаций пограничные и таможенные службы РФ и РК, по большинству экспертных оценок (которые основываются на аналогичном американском опыте) , в состоянии выявить не более 10 % контрабанды. Масштабы транзита наркотиков через территорию Казахстана в 2002—2003 гг. экспертами оценивались в 100—150 т ежегодно, при этом в 2002 г. было выявлено лишь 168 кг героина50.
Возможности и объемы транспортировки наркотиков через границу зависят от различных факторов: пограничного режима, ландшафтных условий, наличия путей сообщения, отчасти от степени вовлеченности местного населения и т. п.
В ландшафтно-коммуникационном плане российско-казахстанская граница является достаточно контактной, что создает широкие возможности перевозки наркотиков по существующим транспортным путям через имеющиеся на них пункты контроля. Не случайно, что географические закономерности наркотрафика во многом связаны с расположением транспортной инфраструктуры. Использование магистральных путей существенно укорачивает время доставки; а наличие на маршруте пунктов пограничного и таможенного досмотра не рассматривается контрабандистами в качестве непреодолимого препятствия, так как при существующих техниках сокрытия наркотиков в сочетании с высокой интенсивностью транспортных потоков и недостаточной оснащенностью постов для адекватного контроля над ними, вероятность обнаружения запрещенных к ввозу грузов, в целом, невелика. Вместе с тем, как отметил, в частности, начальник отдела по борьбе с контрабандой наркотиков Сибирской оперативной таможни, подполковник таможенной службы В.В. Калинин, перевозить крупные партии наркотиков в обход таможенных постов невыгодно, ибо это создает серьезный риск задержания и полного досмотра 51. Согласно известным автору экспертным оценкам, по крайней мере 70 % контрабанды провозится через действующие пропускные пункты, а не в обход их. В ряде случаев наркокурьеры сочетают использование главных авто- и железнодорожных магистралей с обходом пунктов контроля пешком или на автотранспорте в приграничной зоне. Через российско-казахстанскую границу наркотики ввозятся практически на всем ее протяжении. Почти через каждый регион (за исключением, быть может, Республики Алтай, граница которой с Казахстаном проходит по горной местности при отсутствии используемых для регулярного сообщения дорог) пролегают свои пути наркотрафика. Как уже отмечалось выше, маршруты транспортировки героина в среднем значительно длиннее, чем каннабисных наркотиков; судя по всему, они являются и более диверсифицированными. Если каннабисные наркотики поступают из Чуйской (Шуйской) долины Южного Казахста- на, то опиаты завозятся в Казахстан из Афганистана через Таджикистан, Киргизию, Узбекистан и Туркмению. По мнению заместителя начальника Управления организации работы по выявлению преступлений, связанных с наркотиками, Департамента борьбы с наркотиками МВД РК Н.Р. Кадырова, перевалочными пунктами транспортировки героина в Казахстане являются: в случае использования железнодорожного транспорта — Бейнеу и Атырау (на западном направлении) , Тараз, Алматы и Астана с дальнейшей переправкой в Екатеринбург (на северном и восточном); при использовании автомобильного транспорта — Чимкент, Караганда и Астана 52. На тех же участках, где происходит непосредственное пересечение границы, маршруты транспортировки опиатов и каннабисных наркотиков практически совпадают. Ив том, и в другом случае можно выделить несколько магистральных направлений, во многом ориентированных на существующие в РФ подпольные оптовые наркорынки 53: 1.
Нижневолжское. Идет из Западного Казахстана в Нижнее Поволжье с дальнейшими ответвлениями на Украину и в страны ЕС, в центральные и поволжские регионы РФ, на Северный Кавказ. Пересечение осуществляется, в первую очередь, на участке , разделяющем Атыраускую и Астраханскую области. 2.
Северо-западное. Проходит из Западно-Казахстанской, Актюбинской, Кустанайской, Карагандинской и Северо-Казах- станской областей Казахстана через участки Саратовской, Самарской, Оренбургской, Челябинской и Курганской областей и далее в неграничащие с Казахстаном регионы Уральского федерального округа (Свердловскую область, Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий автономные округа) , Поволжье и центральные районы РФ, главным образом — в Москву и Санкт-Петербург, из которых часть партий переправляется далее — в страны Восточной Европы. 3.
Северо-восточное. Проходит из Северо-Казахстанской, Карагандинской, Павлодарской и Восточно-Казахстанской областей через Курганскую, Омскую, Тюменскую, Новосибирскую области и Алтайский край в нефтегазодобывающие регионы Сибири.
Анализируя информацию о задержании переправлявшихся через российско-казахстанскую границу наркотиков, можно предположить, что в последние годы главные трансграничные маршруты наркотрафика постепенно смещаются на восток при общем возрастании объема контрабанды практически на всех направлениях и участках. К такому выводу пришел, в частности, руководимый автором настоящей работы международный исследовательский коллектив, выполнявший в 2004 г. проект «Наркоторговля как вызов пограничной безопасности России и Казахстана». Упомянутая тенденция может говорить о том, что нефтегазодобывающие регионы РФ, население которых заметно выделяется на общенациональном уровне по своей покупательной способности, становятся для наркоторговцев все более привлекательным рынком, учитывая продолжающееся повышение мировых цен на нефть. О растущей роли Сибири (также как и Дальнего Востока) как региональных наркорынков свидетельствуют статистические данные, в соответствии с которыми по количеству изъятого героина Сибирский федеральный округ занимает ведущее место в России (21 % конфискованного в РФ объема) 54.
Учитывая, что трансграничная автомобильная сеть путей сообщения по своей густоте явно превосходит железнодорожную (соответствующие характеристики приведены в гл. 1, § 1) и что при использовании первой можно более свободно варьировать время доставки контрабанды, неудивительно, что автомобильный (в особенности грузовой) транспорт используется наркокурьерами более часто. Этот вывод иллюстрируется и оценкой В.В. Калинина, отметившего, что такой способ повышает мобильность, также как и возможность сокрытия наркотиков среди крупных партий груза 55. Согласно официальной статистике, в Сибирском федеральном округе главным средством доставки наркотиков выступает (в убывающей последовательности по степени значимости) автомобильный (75 % зафиксированных случаев ), железнодорожный (20%) и авиационный (5 %) транспорт 56. Сопоставимые статистические пропорции имеют место в масштабе Казахстана, где, по данным Комитета по борьбе с наркоманией и наркобизнесом Министерства юстиции, в 2003 г. в 60 % случаев задерживались наркокурьеры, пользовавшиеся автотранспортом и в 33 % — железнодорожным транспортом 57. С другой стороны, использование поездов и отчасти пассажирских автобусов повышает шансы избежать тщательного контроля благодаря тому, что пограничные и таможенные службы имеют лишь относительно небольшое количество времени для проверки пассажиров и грузов. Неудивительно, что, по оценкам представите- лей региональных силовых структур, на участке Саратовской области переориентация наркокурьеров на использование автомобильного транспорта произошла лишь после отмены поезда Ташкент — Москва 58. На некоторых участках (в частности, Волгоградской и Астраханской областей) наркотики чаще перевозятся поездами ввиду слабой развитости автодорожной сети.
В видовой структуре ввозимых наркотиков по всем данным доминируют каннабисные (марихуана, гашиш, конопля) и опи- атные (героин, опий-сырец) . В целом, каннабисные наркотики провозятся в большем объеме, что во многом объясняется их относительно низкой ценой и более коротким маршрутом транспортировки, во время которой требуется пересекать лишь одну межгосударственную границу, а именно с Россией. Однако доля «тяжелых» наркотиков по сравнению с «легкими» в наркопотреблении приграничных регионов и в среднем по России неуклонно растет, что практически единодушно отметили и интервьюированные в ходе упомянутого проекта региональные представители таможенной, пограничной служб и Госнаркоконтроля. Помимо гораздо большей рентабельности перевозок героина свою роль играет и возможность ограничиться транспортировкой относительно небольших партий, которые значительно легче сокрыть от контроля (в том числе и примененяющего служебных собак) .
Дальнейшее развитие ситуации, очевидно, будет, как и прежде, определяться изменением платежеспособного спроса наркопотребителей и уровнем рентабельности наркобизнеса: с одной стороны, значительный приток героина на приграничные наркорынки будет способствовать (и уже способствует) снижению его (героина) розничной цены 59; с другой — снижение цены и, следовательно, размера доходов наркодельцов при исключительно высоком риске подобного рода предприниматель - ства побуждает помещать вырученный капитал в более дешевые, но и доступные виды наркотиков, в частности, опий, что обеспечивает более быстрый оборот финансовых ресурсов наркобизнеса. Закономерно, что число случаев задержания крупных партий опия в последнее время существенно растет. При том, что наркоманы пытаются изготавливать из него героин кустарным способом, имеется предположение о существовании на территории РФ лабораторий, где и происходит процесс переработки опия.
Нелегальная переправка наркотиков через границу требует от курьеров применения все более изощренных приемов сокрытия груза. Способы такого сокрытия весьма разнообразны. По большей части, их можно разделить на следующие разновидности: 1) маскировка в крупных партиях перевозимых овощей или фруктов (в том числе внутри плодов), промышленных товаров и сырья; 2) сокрытие внутри тела (заглатывание и т. п.) ; 3) сокрытие в личных вещах, под одеждой или обувью; 4) оборудование тайников в автотранспорте или использование потайных мест в вагонах поезда; 5) сокрытие в упакованных партиях продовольствия и промышленных товаров (в том числе в фабричной упаковке и вмонтированных при ее производстве тайниках); 6) сброс наркотиков на участках перед пропускными пунктами с последующим подбором груза сообщниками.
Согласно собранной в рамках упомянутого проекта информации, заметно чаще, чем в других случаях, задерживались нарушители, использовавшие четвертый способ, что может свидетельствовать не только о его наибольшей популярности, но и об относительно меньшей (по сравнению с другими) надежности. Отчеты, фиксирующие задержание нарушителей, пытавшихся сокрыть наркотики путем глотания, становятся все более редкими после 2001 г., что по самым разным данным связано с успехами правоохранительных органов, научившихся выявлять контрабандистов и фактически перекрывших каналы нелегальной транспортировки с использованием данного метода. Наркокурьеры, его применяющие, выявляются путем визуального наблюдения (выдают себя неадекватным поведением) и другими способами 60. Довольно часто для провозки мелких или средних партий использовался третий способ: подавляющее большинство задержанных в таких случаях — пассажиры поездов или автобусов.
Для маскировки особо крупных партий, которые когда- либо задерживались на границе, как правило, применялся первый способ: помимо трудностей поиска контрабанды среди огромного объема плодоовощной продукции, свою роль играет и то, что последняя (чаще всего используется лук) отбивает запах наркотика, дезориентируя служебных собак. Контрабандисты умышленно прячут наркотики среди продукции плохого качества, упакованной в рвущихся мешках и т. п.61 Таким способом в товарных вагонах пассажирского поезда Душанбе — Москва маскировалась рекордная партия героина в 322 кг, задержанная казахстанскими таможенниками на станции Никель тау Актю- бинской области в октябре 2003 года. Этим же приемом пытались воспользоваться 3 узбекистанских контрабандиста, задержанные 4 сентября 2003 г. на КПП «Бугристый» Челябинской области при попытке перевозки 144 кг героина в грузовой автомашине КамАЗ под грушами. Незадолго до этого, 23 сентября, на КПП «Союзный» Оренбургской области сотрудники ФСБ РФ выявили 100 кг героина, скрываемого среди мешков с луком. Гораздо более объемной оказалась рекордная партия марихуаны, когда- либо задерживавшаяся на границе: ее общий вес составил 800 кг. Данная партия, следовавшая в Башкирию под мешками со свеклой и баклажанами, была обнаружена на таможенном посту «Троицк» Челябинской области еще 5 октября 1999 года.
Пятый способ маскировки, который все чаще обнаруживается в последние годы, судя по опыту других регионов (в частности, наркотрафика из Латинской Америки в США), по-видимому, является одним из наиболее «перспективных». Такой способ заключается не только в попытках сокрытия наркотиков в бидонах с медом, мешках муки и т. п., но и в использовании заводской упаковки. В таких случаях применение данного способа может свидетельствовать о наличии у наркодельцов своей агентуры или коррупционных связей на производственных предприятиях. Например, 1 мая 2001 г. томские таможенники изъяли у возвращавшегося из Кыргызстана гражданина России 291,5 г героина, находившегося в консервной банке заводской упаковки с этикеткой «Тушенка говяжья»62. Подобный способ применялся и для перевозки особо крупных партий, в частности, рекордной из когда-либо задержанных в российской части приграничья партий героина. 19 июля 2004 г. в Новосибирске сотрудники таможни и Регионального управления ФСБ обнаружили 230 кг героина, перевозившегося в пакетах с абрикосовым и томатным соком в товарных вагонах поезда. Согласно одному из источников, контрабанду выдал различный вес пакетов 63.
Закономерно, что способ транспортировки наркотиков во многом связан с особенностями организации трансграничной наркоторговли. Беря за основу классификацию, предложенную российским политологом Э. Паиным 64, в сочетании с полученной в ходе исследования информацией (интервью с представителями погра- ничных и правоохранительных служб и органов и база данных), можно выделить следующие разновидности структурной организации наркотрафика через российско-казахстанскую границу. 1.
Независимые от организованных группировок контрабандисты-одиночки. В этих случаях чаще перевозятся небольшие партии наркотика (особенно героина), который либо сбывается на «оптовых рынках», либо продается самостоятельно. По информации правоохранительных органов, подобной деятельностью могут заниматься и выходцы из стран Центральной Азии, и жители других регионов, совершающие челночные рейды, часто маскируя свои истинные намерения закупкой или реализацией различных товаров широкого потребления 65.
По утверждению Э. Паина, деятельность контрабандистов- одиночек была особенно активна до середины 1990-х гг. в условиях гражданской войны в Таджикистане (когда наркоторговля служила единственным источником пропитания для целых районов) и прозрачности афганско-таджикской границы. Однако ужесточение полицейского и антинаркотического контроля в стране и за ее пределами создало серьезные препятствия для единичных наркоторговцев 66. Проблемы аналогичного свойства встали перед последними и в других центрально-азиатских странах. Тем не менее некоторым из индивидуально действовавших контрабандистов удавалось организовать относительно крупномасштабные перевозки. Показателен произошедший в мае 2000 г. случай задержания уже судимого ранее гражданина Казахстана Александра Коваленко, при обыске у которого было найдено 23 кг марихуаны. Как выя снилось в ходе следствия, Коваленко перевозил наркотики, пересекая границу пешим ходом и с использованием автотранспорта на участке между Кустанайской и Челябинской областями 67. Для некоторых из контрабандистов- одиночек наркоторговля является профессиональной деятельностью, для других — разовым способом пополнения материального благосостояния. 2. Мелкие независимые группы, распространяющие наркотики самостоятельно или снабжающие ими на «оптовые рынки», откуда контрабанда поставляется потребителям. Таким образом может обеспечиваться доставка более крупных, нежели в предыдущем случае, партий (например, при сокрытии в личных вещах или заглатывании) и взаимная подстраховка в случае перегона автомобильным транспортом. Подобные криминальные группы, называемые «командами», как правило, существуют относительно недолго, состоя из 3—5 чел. (реже достигая 10—15 чел.) и перевозя ограниченные партии наркотиков (например, грузы героина в большинстве случаев не превышают 10 кг) 68.
3. Крупные группы либо объединения групп, обеспечивающие все или ключевые (по крайней мере, от закупки до поставки на «оптовые рынки») стадии наркотрафика. По оценке Гос- наркоконтроля, наркобизнес в РФ контролируют примерно 950 организованных преступных группировок, ежегодные доходы которых составляют от 8 до 18 млрд долл.69, однако трансграничным трафиком занимается только часть из них. При доставке наркотиков через границу возможно разделение между группами функций на отдельных этапах (перевозка на отдельных участках, подкуп, шантаж, продажа и т. п.). Информация о степени организованности осуществляемой через российско-казахстанскую границу наркоторговли достаточно скупа: по большей части, она носит оперативный характер и подается компетентными органами в дозированном размере.
Одной из главных тенденций трансграничной наркоторговли постсоветского периода стало увеличение доли более организованных, разветвленных группировок по сравнению с одиночками и мелкими группами, часто объединенными на семейной и родственной основе; разрастание структур, стремящихся контролировать не только контрабанду, но и внутренний сбыт. Как отметил В.В. Калинин, еще в конце 1990-х гг., приезжая в Новосибирскую область, контрабандисты, как правило, продавали наркотики местным сбытчикам по оптовой цене; впоследствии они стали ориентироваться на поставки уже розничным сбытчикам 70.
Значительная часть, если не большинство, хорошо организованных групп являются многопрофильными, то есть специализирующимися на нескольких видах преступной деятельности, включая контрабанду различных наркотиков и других предметов, трафик нелегальных мигрантов. Например, по словам Председателя Госнаркоконтроля по Оренбургской области В.С. Кучина, в его регионе не существует группировок, специализирующихся лишь на героине 71. Основываясь на полученных в ходе упомянутого проекта результатах, можно согласиться с мнением Е. Степановой и не- мецких экспертов о том, что в рассматриваемой сфере доминируют «сравнительно небольшие преступные группы, часто укрепленные этническими и семейно-клановыми связями» и при этом «пока не возникло крупных картелей-монополистов с иерархической организацией, контролирующих экономические операции на незаконном рынке оборота наркотиков»72. Аналогично и мнение Э. Паина, по словам которого «преступные сообщества с такой жесткой взаимосвязью, с таким уровнем монополизации бизнеса, как у "Медельинского картеля", пока не сложились ни в России, ни в государствах Центральной Азии»73. Показательно, что, согласно экспертным оценкам, жесткой централизации наркобизнеса не наблюдается даже на более освоенном и дольше действующем «балканском маршруте», который контролируется «множеством соперничающих наркокартелей»74. В этом свете точка зрения некоторых экспертов и политиков (в частности, ее выразил в одной из публикаций заместитель председателя Комитета по безопасности Государственной думы Николай Ковалев) о том, что «отмечается постепенная монополизация наркорынка наиболее крупными и агрессивными группировками, во многих случаях возглавляемыми "ворами в законе", "авторитетами" преступной среды»75 представляется довольно спорной. При том, что образование более мощных наркогруппировок, по-видимому, имеет место, ни нынешняя ситуация на постсоветском пространстве, ни уже рассмотренные тенденции развития наркобизнеса в других регионах мира не позволяют заключить, что наркорынок движется по направлению к монополизации. По мнению В.В. Калинина, во многих случаях сказывается и неписанное правило уголовного мира, в соответствии с которым распространение наркотиков является занятием неодоб- ряемым, осуждаемым 76, что ограничивает вовлеченность в наркобизнес организованной уголовной среды.
Осуществляя поставки, крупные группировки дробят наркотрафик в Россию на отдельные участки, на которых работают разные перевозчики, осуществляющие перекупку. При такой схеме груз, довезенный до условленного места, передается следующему наркокурьеру, который выдает предыдущему оплату за проделанную работу. Как отметил В.В. Калинин, контрабандисты из Новосибирской области порою получают наркотики в Казахстане, «причем люди, которые там отдают наркотики, не знают деталей доставки, а знает очень узкий, вплоть до двух-трех человек, круг лиц»77. Существование такой схемы подтвердил в беседе с одним из участников упомянутого проекта официальный представитель УВД Северо-Казахстанской области, по словам которого, маленькие партии доставляются на территорию Казахстана (узбекистанские номера меняются на киргизские, затем — на казахстанские) и далее — в Россию.
Серьезной и по многим оценкам главной проблемой в рамках «административно-силового варианта» является трудность раскрытия преступных сетей. Нередко признается, что в большинстве случаев задерживаются лишь наркодилеры и даже потребители; они же являются фигурантами преобладающего количества заводимых уголовных дел (в РФ по данным на 2000 г. — около 60 % 78) . Выявление же верхушки организованного наркобизнеса не наносит ему существенного ущерба: найм новых перевозчиков не составляет особого труда, а тактические успехи силовых структур оказываются временными, после того как организованная наркопреступность перестраивает свою стратегию и тактику. Вышеупомянутая проблема характерна и для России, и для Казахстана.
К преступному бизнесу привлекаются жители приграничных районов (по оценкам интервьюированных нами представителей официальных структур Астраханской области, в некоторых районах на контрабандистов работает до 80 % местного населения; подобное же явление было отмечено и в Волгоградской области), которые не только прекрасно ориентируются на местности, но и достаточно хорошо информированы о распорядке и других особенностях работы пограничной и таможенной служб. Некоторые из местных жителей, например, чабаны, помогают следить за пограничными нарядами. Для немалой части населения приграничных районов незаконные трансграничные операции являются едва ли не единственным источником сколько- нибудь значительного дохода, а получаемое за содействие нелегальным операциям вознаграждение может в десятки раз превышать официальную зарплату.
Одной из форм содействия наркобизнесу является подбор груза, сбрасываемого в приграничной зоне пассажирами поездов. Как отметили в интервью участнику проекта «Наркоторговля как угроза пограничной безопасности России и Казахстана» сотрудники пограничной и таможенной служб Астраханской области, не- которые из действовавших на упомянутом участке контрабандистов прибегали к сбросу груза, пользуясь темі, что пункты контроля расположены на станции Аксарайская в 50 километрах от границы 79 • Постоянное использование помощи местных жителей имеет место на тех участках железной дороги, где ведомственная принадлежность территории не совпадает с государственной. К примеру, проходящие по Оренбургской области и Алтайскому краю участки железной дороги, включая станции Илецк и Локоть соответственно, принадлежат казахстанскому предприятию «Темір жолы», что долгое время не позволяло осуществлять полноценный пограничный и таможенный контроль. Аналогична ситуация в приграничье Волгоградской области, где пути, принадлежащие Приволжской железной дороге, несколько раз пересекают границу. Таким образом создаются «окна», через которые наркотики и прочая контрабанда транспортируются на территорию РФ.
Рассматривая деятельность организованных наркогруппировок, доставляющих контрабанду через российско-казахстанскую границу, официальные лица (в том числе интервьюированные нами представители таможенных, пограничных структур и Гос- наркоконтроля в Астраханской, Новосибирской областях и Алтайском крае, а также выступавшие в прессе работники соответствующих структур других приграничных регионов) зачастую особо подчеркивают этнический характер наркопреступности, отмечая, что трансграничной перевозкой занимаются в основном среднеазиатские, в первую очередь таджикистанские (в некоторых случаях говорится о таджико-афганских группировках), криминальные сообщества, спаянные клановыми и семейными связями 80. Активное участие в контрабанде наркотиков организованных на этнической основе групп находит отражение в многочисленных сообщениях средств массовой информации.
Формирование преступных сообществ из граждан Таджикистана происходит, в первую очередь, по социально-экономическим причинам: наркокурьерами становятся из-за крайне низких зарплат в стране, и потому предлагаемые за перевозку наркотиков суммы (чаще всего это 100—200 долл.) являются для многих весьма заманчивыми. По не лишенному оснований мнению российского исследователя А.А. Куртова, организованные преступные группировки не заинтересованы в улучшении социально-экономической ситуации в регионе, что сократит рынок предложения услуг 81. Для вовлечения в наркоторговлю используются и другие мотивы, например, шантаж в отношении родственников и т. п.
Созданные на этнической и земляческой основе преступные сообщества являются довольно замкнутыми, хорошо конспирируя свою деятельность (их представители меняют место жительства и т. п.) . Для перевозки наркотиков через границу используются женщины и дети, в таких случаях мужчины могут выполнять охранные функции. Наркотики доставляются в места компактного проживания представителей таких этнических общин и далее на перевалочные базы и «оптовые рынки», официально выполняющие функции рынков плодоовощной продукции. Внутри этнических организованных преступных группировок существует жесткая иерархия и круговая порука, причем страх наказания представителями группировок нередко превышает боязнь уголовной ответственности 82.
Наряду со среднеазиатскими преступными группами, в том же контексте упоминаются криминальные сообщества из среды кавказских (в первую очередь, азербайджанских) и цыганских общин, представители которых проживают по обе стороны границы 83. В выпущенном в 2004 г. пресс-релизе Госнаркоконтроля упоминается о формировании в Казахстане ориентированных на поставки наркотиков в Россию этнических группировок, наиболее крупные из которых, как утверждается, включают представителей цыганской, таджикской и чеченской национальностей84.
Особое внимание в таких случаях акцентируется на роли криминальных сообществ, состоящих из представителей цыганской национальности. Например, в Новосибирской области за последнее время было выявлено 15 преступных групп такого рода, причастных к контрабанде и незаконному обороту наркотиков. Преступный бизнес организуется на семейно-родовой основе, причем сотрудниками правоохранительных органов отмечается специализация: семьи с высоким уровнем дохода занимаются оптовыми закупками и перевозками крупных партий наркотиков, семьи со средним уровнем дохода — оптовым распространением, семьи с низким уровнем дохода — розничной продажей 85.
В ряде информационных сообщений и выступлений официальных лиц отмечается и особая роль представителей чеченских общин, некоторые из которых, как утверждается, используют наркоторговлю для финансирования боевиков в Чечне. Тезис о связи наркоторговли с организованным экстремизмом очень часто фигурирует в отчетах официальных структур. Однако подобные утверждения находят очень мало фактических подтверждений на основе открытых источников: по информации официального органа таможенной службы РФ, впервые такая связь была установлена лишь в 2001 г. после задержания сотрудниками Срен- бургской таможни 2 июня в пассажирском поезде двух гражданок Казахстана чеченской национальности, у которых было изъято 446,5 г героина 86.
В собранной в рамках проекта «Наркоторговля как угроза пограничной безопасности России и Казахстана» базе данных также содержится довольно мало фактов о причастности к наркоторговле членов упомянутых общин. Так, не отмечено ни одного случая транспортировки наркотиков через границу гражданами Азербайджана или представителями цыганской этнической группы 87.
С учетом этих фактов и обстоятельств вполне обоснованным представляется мнение начальника Управления ФСБ РФ по Саратовской области В. Кулишова, в соответствии с которым армянские, азербайджанские, чеченские и другие этнические группировки в большинстве случаев приобретают наркотики уже в России 88. В Новосибирской области отмечается, например, усиление взаимодействия между представителями наркогруппировок, состоящих из лиц таджикской и цыганской национальностей, причем первые выступают в роли поставщиков, а вторые — распространителей.
К сожалению, и в материалах некоторых средств массовой информации, и даже в выступлениях представителей борющихся с наркоторговлей официальных структур, состоящие из представителей одного этноса преступные группировки порою отождествляются с этническими общинами в целом. По утверждению одного из представителей упомянутых структур в Саратовской области, «обстановку в области накаляют некоторые этнические диаспоры, являющиеся основными поставщиками наркотиков через границу и организаторами их незаконного оборота... для некоторых диаспор наркобизнес фактически является источником существования»89. Подобные заявления некорректны и не подкреплены убедительными статистическими данными. Основанный же на последних подсчет приводит к заключениям, не соответствующим утверждению о том, что наркоторговля в России является преимущественно этническим бизнесом. Так, выступая на расширенном заседании Коллегии Федеральной службы по контролю за оборотом наркотических средств и психотропных веществ 30 марта 2004 г., ее директор Виктор Черкесов заявил, что из 950 преступных группировок, контролирующих наркобизнес, по этническому признаку сформировано 330 90, то есть чуть более третиі.
Попытка основанного на статистических данных анализа роли этнических группировок в трансграничной наркоторговле была предпринята в вышеупомянутой работе Э. Паина. По мнению автора, широко тиражируемые прессой заявления официальных лиц о том, что этнические меньшинства (в первую очередь, центрально-азиатские и кавказские) являются главным поставщиком наркотиков в Россию, не основываются на статистических доказательствах. Опираясь на статистику по некоторым приграничным регионам и их населенным пунктам (в частности, города Сургута и Самарской области), автор доказывает, что подавляющее большинство лиц, привлеченных к уголовной ответственности за распространение наркотиков, является гражданами России и, в их числе, как правило, представителями именно титульной национальности 91. В качестве дополнительного подтверждения данного тезиса мы можем привести высказывание начальника Государственного управления Федеральной службы РФ по контролю за оборотом наркотиков Сибирского федерального округа генерал- лейтенанта полиции А.П. Ведерникова, согласно которому в своем большинстве именно граждане России являются наркокурьерами и нарко дилерами, задержанными в округе 92.
В русле такого утверждения находится и вывод, сделанный таджикистанскими исследователи Музаффаром Олимовым и Са- одат Олимовой. По их мнению, «трудовые и криминальные миграции» из Таджикистана «не совпадают друг с другом... различаются их маршруты, организация, половая, возрастная, образовательная структуры» и, таким образом, видеть во всех таджикских мигрантах потенциальных наркоторговцев было бы явно некорректно. Как отмечают исследователи, наркокурьеры, которыми чаще всего являются безработные, очень редко образуют группы из-за требований конспирации: например, за 1-й квартал 2004 г. за переправку наркотиков в РФ было арестовано 2 92 гражданина Таджикистана, из которых 60 % — безработные, 9
% — коммерсанты, 31 % — люди, связанные с перевозками. Все они были задержаны по одному, либо вдвоем. Трудовые же мигранты обычно образуют группы во главе со старшими или бригадирами: так, согласно материалам исследования, 77 % неорганизованных трудовых мигрантов из Таджикистана выезжают на работу семейными группами или бригадами численностью от 4— 5 до 11—12 человек. При этом все трудовые мигранты, которые выезжают из Таджикистана в Россию на работу автотранспортом — автобусами, формируют группы в 50—55 человек во главе с руководителем — «корвонбаши». По мнению авторов, провоз наркотиков такими группами невозможен, тогда как использование наркокурьером поездки в составе родственной или земляческой группы маловероятно, ибо это подвергло бы опасности 5— 10
родственников и знакомых. Кроме того, стремись сохранить рабочее место и испытывая страх перед возможной депортацией, трудовые мигранты идут на криминальные действия редко 93.
Отчасти соглашаясь с мнением авторов, следует, однако, отметить, что трудовые и криминальные миграционные потоки, по крайней мере в некоторых случаях, перекрещиваются. В ходе проведенного в рамках проекта «Наркоторговля как вызов пограничной безопасности России и Казахстана» ивент-анализа за период с 1999 по 2004 гг. было отмечено 11 случаев задержаний наркокурьеров-пассажиров рейсовых автобусов, хотя последний из таких примеров относится к январю 2003 года. В любом случае, большинство экспертов (в том числе, фактически, иЭ. Паин) признает, что именно центрально-азиатские преступные группировки, включающие, в первую очередь, граждан Таджикистана, играют ключевую роль на стадии доставки наркотиков в Россию. Однако, как отметил Паин, во многих случаях таджи- кистанские или афганские наркокурьеры занимают подчиненное положение в многонациональных группировках, руководимых российскими наркоторговцами, в том числе и криминальными авторитетами. По мнению Паина, в связи с возможной переориентацией крупных группировок на использование курьеров из числа представителей «европейских» национальностей и растущей популярностью транспортировки больших партий по железной дороге в контейнерах грузовых автомобилей роль тад- жикистанских перевозчиков может сократиться 94.
Как представляется, не вполне удачная формулировка названия статьи (речь в нем идет именно о контрабанде наркотиков, а не об их последующем распространении в России и организации «внутренней» сети наркоторговли) лишила автора возможности убедительно доказать свою (в своей основе, на наш взгляд, верную) идею о том, что этнический фактор не является доминирующим в наркоторговле как процессе, включающем в себя несколько стадий — от выращивания мака до розничного распространения «товара». Кроме того, в исследовании Паина основное внимание уделялось механизмам наркотрафика на «западном направлении» с поставками в Москву, тогда как приобретающее все большую значимость направление восточное имеет свою специфику. Можно предположить, что по ряду причин (несколько более «молодая», чем в случае с западным направлением, история развития организованного наркобизнеса; отсутствие или, по крайней мере, гораздо меньшее значение транзитных маршрутов в другие страны и т.п.) упомянутая организация является несколько иной, и этнический фактор играет в ней несколько большую, но также не доминирующую роль. Помимо уже отмеченных структур, созданных на этнической или межэтнической основе, в транспортировке героина в России принимают участие наркоторговцы и группировки из Кыргызстана, Узбекистана и Казахстана, а также группы, объединяющие граждан нескольких стран. Их состав (особенно групп из Кыргызстана и Казахстана) во многих случаях более интернационален (нередко задерживаются представители «европейских» национальностей, активное участие которых в наркоторговле, с учетом менее подозрительного отношения к ним на пограничном контроле, вполне объяснимо) , нежели аналогичный состав таджикистанских группировок. Опять-таки, казахстанские и кыргызстанские наркокурьеры и группы играют главную роль в контрабанде марихуаны, основная часть которой выращивается в Чуйской долине. По данным многочисленных источников информации, наркобароны, стоящие за распространением собранной в этом районе марихуаны, являются представителями разных национальностей: казахами, киргизами, чеченцами, цыганами и т. д. Места произрастания конопли в долине поделены на участки, вторжение в которые жестко пресекается. Собранный урожай прода- ется перевозчикам (за которыми стоит заказчик), а затем транспортируется, в том числе и в Россию 95.
При отмеченных выше факторах и тенденциях роль иностранных граждан в трансграничном наркотрафике не следует абсолютизировать. Как уже частично отмечалось выше, во многих случаях считается, что именно россияне находятся в «верхушке пирамиды» наиболее мощных группировок, контролирующих наркоторговлю в РФ и транзит в страны ЕС. Показательно мнение опрошенных в рамках упомянутого проекта представителей пограничных, таможенных структур и Госнаркоконтроля в Астраханской области, согласно которому роль российских преступных группировок в трансграничной наркоторговле в последнее время заметно усиливается (в том числе и на астраханском участке) , а координационный центр торговли наркотиками центрально-азиатского происхождения перемещается в Москву 96.
По упомянутым ранее причинам граждане России используются и в качестве наркокурьеров, в том числе и при перевозке крупных партий наркотиков. Из случаев такого рода можно упомянуть арест 9 июня 2001 г. на участке Омской области 10 кг героина (провозился одним человеком в грузовом автомобиле); 13 января 2003 г. — более 100 кг героина (участок Оренбургской области, перевозили 2 человека в тайниках маршрутного такси); 27 сентября 2003 г. — 47 кг героина (участок Челябинской области, в тайнике легкового автомобиля, 1 чел.); 17 октября 2003 г. — 32 кг марихуаны (участок Челябинской области, в тайниках грузового автомобиля, 1 чел.); 20 октября 2003 г. — 4 кг героина (участок Алтайского края, в автомашине, 2 чел.) ; 9 декабря 2003г. — 29 кг героина [оренбургский участок, наркотик перевозился россиянкой в багажнике (!) легкового автомобиля]; 22 марта 2004 г. — 35 кг героина (оренбургский участок, в тайниках легковой автомашины) 97. Обращает на себя внимание то, что большинство из этих случаев приходится на последние годы, и это во многом подтверждает вышеупомянутое мнение Э. Паина о частичной переориентации наркогруппировок на использование в качестве наркокурьеров лиц из «менее подозрительных» этносов и стран. Кроме того, в довольно большом количестве случаев задержаний фигурируют группы из граждан разных государств: наряду с россиянами, в них участвовали жители Казахстана, Узбекистана, Таджикистана. Например, 5 октября 1999 г. на та- моженном посту «Троицк» Челябинской области за транспортировку рекордной (800 кг) партии марихуаны (провозившейся под овощами в грузовой автомашине) вместе с россиянином были арестованы 3 гражданина Казахстана 98.
Учитывая огромный объем и стоимость нелегально ввозимых в РФ наркотиков, а также наносимый ими ущерб, именно наркотрафик в большинстве случаев оценивается официальными структурами и независимыми экспертами как наиболее серьезный вызов пограничной безопасности России на казахстанском участке. Хотя вопрос о том, насколько эта проблема должна определять характер пограничной политики РФ на данном направлении, является спорным (он будет рассмотрен в третьем параграфе настоящей главы), сложившаяся ситуация настоятельно требует возведения эффективных барьеров для наркопотоков, стоимость которых сопоставима с товарооборотом России со странами СНГ, а наносимый ущерб вряд ли подлежит хотя бы приблизительной оценке.
В мировой практике существуют три основных пути борьбы с наркотрафиком: 1) административно-силовые меры, включая ужесточение пограничного и таможенного контроля; 2) программы по сокращению спроса на наркотики среди местного населения (социальная реклама, поощрение здорового образа жизни и т. п.); 3) легализация некоторых видов наркотиков (как показывает опыт Нидерландов, уровень потребления «тяжелых» наркотиков при этом отнюдь не снижается) . Вряд ли с учетом вышеприведенных обстоятельств и многолетнего опыта США по борьбе с трансграничной наркоторговлей имеются серьезные основания полагать, что административно-силовые меры могут кардинально изменить упомянутое соотношение контрабанды раскрываемой и нераскрываемой. Даже в Иране, который достиг наиболее впечатляющих успехов в области пресечения контрабанды наркотиков, в последнее время все больший акцент делается на программы по сокращению спроса. Данный путь получает все более заметное и систематическое выражение в национальных антинаркотических программах России и Казахстана, а также их приграничных регионов.
Вместе с тем финансирование обеспечивающих пограничный режим силовых структур за последние годы существенно возрастает и в России, и в Казахстане; это позволило данным структурам не только резко увеличить объем изымаемой контрабанды, но и, в некоторых случаях, временно повлиять на конъюнктуру региональных рынков наркотиков: в Оренбургской области цены на героин в 2004 г. возросли примерно вдвое и составили 1 000 руб. за грамм. Все это усиливает аргументацию приверженцев «силового пути» борьбы с наркотрафиком как приоритетного, в числе сторонников данной точки зрения немало и опытных специалистов-практиков. Так, о своем предпочтении мер, направленных именно на пресечение наркотрафика, а не снижение спроса (соответствующие мероприятия были оценены как неэффективные), в интервью нам заявил начальник управления Госнаркоконтроля по Оренбургской области, генерал-майор полиции В.С. Кучин 99. Вместе с тем упомянутый выше международный опыт (прежде всего таких стран, как США и Иран) , в рамках которого успехи силовых структур в борьбе с наркоторговлей не смогли предотвратить дальнейшее ухудшение ситуации, вынудив уделить большее внимание совершенствованию политики по сокращению спроса, ставят упомянутую выше аргументацию под вопрос.
2. Другие виды контрабанды. Наркотики являются лишь одной из многочисленных разновидностей контрабанды, провозимой через российско-казахстанскую границу. На большинстве участков попытки такой контрабанды совершаются практически ежедневно (например, в 2002 г. на участке Барнаульского погра- нотряда было зафиксировано 355 случаев 100), причем, по всем экспертным оценкам, лишь значительное меньшинство фактов такого рода выявляется пограничниками, таможениками и другими структурами, задействованными в обеспечении пограничного режима.
Помимо наркотических веществ наиболее опасными видами контрабандного груза являются оружие и боеприпасы, переправляемые в «горячие точки», включая Чечню, и преступным группировкам, осуществляющим свою деятельность в России или же в Казахстане. Всего с 1997 по 2004 г. сотрудники ЮВРУ пресекли незаконное перемещение через границу 169 единиц оружия и 3 т взрывчатых веществ 101. Однако казахстанское направление транспортировки оружия и боеприпасов по своему значению заметно уступает кавказскому 102, и при этом центрально-азиатский черный рынок объективно нуждается во ввозимом из России ору- жии по крайней мере не меньше, чем российский — в центрально-азиатском.
Зафиксированы и отдельные случаи попыток контрабанды ядерных материалов и в российском, и в казахстанском направлении. В 2002 г. в дорожной сумке одного из пассажиров рейсового автобуса Усть-Каменогорск — Барнаул российские таможенники обнаружили 15 кг порошкообразного природного изотопа тория-232. По одной из версий, перевозчик действовал не на свой страх и риск, а работал на транснациональную криминальную группу, намеревавшуюся получить чистый изотоп тория на одной из имевшихся в России установок 103.
Прозрачность границы и недостаточная определенность ее правового статуса в сочетании с серьезными различиями экономической конъюнктуры сопредельных территорий и социальными проблемами последних создают весьма благоприятные условия для операций с контрабандой готовой продукции и сырья. Как и в других случаях, за истекшее десятилетие сложились отлаженные каналы для такой контрабанды на межрегиональном, региональном и локальном уровнях, сформировались устойчивые трансграничные преступные группировки 104. Контрабандисты умело пользуются изъянами пограничного и таможенного режима, такими как дефицит времени и недостаточные технические возможности для качественного досмотра людей и грузов, перегруженность следующих в Россию из стран Центральной Азии поездов (железнодорожные ведомства соответствующих государств зачастую не соблюдают действующие соглашения о международных пассажирских перевозках), расположенность ряда пунктов досмотра на большом удалении от границы 105, наличие никем не контролируемых сезонных дорог, принадлежность сопредельной стороне проходящей по территории другого государства железной дороги и прилегающей инфраструктуры. Вокруг таких объектов, в частности станций, образуется разветвленная теневая экономическая система, предназначенная для транспортировки и перепродажи контрабандного товара. Примером может служить расположенная в Алтайском крае станция Локоть (с 1998 г. подведомственная Алма-Атинской железной дороге Казахстана) , через которую долгое время переправлялись огромные объемы контрабанды. Недекларируемые коммерческие партии товара часто провозятся в пассажирских поездах (что запрещено правилами перевозок по железным дорогам РФ) , и это влечет за собой необходимость проверки всех вагонов поезда на предмет выявления таких товаров с последующей выгрузкой и декларированием.
В своей деятельности контрабандисты используют современные технические средства (скоростные автомобили высокой проходимости, приборы ночного видения и т.п.) и различные приемы сокрытия своих действий (предварительная разведка деятельности пограничников, изощренные тайники и т.п.). Тактика контрабандистов в противостоянии с пограничниками и таможенниками постоянно совершенствуется. Например, большие партии провозимого ширпотреба часто делятся на мелкие (перевозимые специально нанимаемыми для этого «челноками»), что затрудняет их выявление и, даже с учетом возможных штрафов, существенно уменьшает издержки 106.
Когда в Казахстан переправляются крупные объемы контрабанды, в качестве последней чаще всего фигурируют лом черных и цветных металлов, лес и продукция деревообработки, стройматериалы, сельхозпродукты и продукты питания, спирт и алкогольные напитки, ширпотреб, горюче-смазочные материалы, автозапчасти и запчасти к бытовой технике, аудио- и видеокассеты, лекарства. В обратном направлении идет контрабанда спирта и алкогольных напитков 107, табачных изделий, стройматериалов, ширпотреба, продуктов питания (мяса, зерна, плодоовощной продукции 108 и т. п.). В числе прочего через астраханский участок границы контрабандисты пытаются нелегально провезти в РФ крупные партии рыбы, включая осетровых, что объясняется слабым контролем над рыболовством на сопредельной территории Казахстана и трансграничной активностью казахстанских и российских браконьеров 109.
Большинство контрабандных операций обусловлены ценовым диспаритетом: например, цены на бензин в Казахстане существенно выше российских, тогда как с продуктами питания ситуация часто противоположна 110. При изменении ценовой конъюнктуры и структуры спроса направление контрабанды может меняться: например, известны случаи задержания довольно крупных партий мяса и рыбы, ввозимых из Казахстана в Россию и в обратном направлении.
В сравнении с прочими видами контрабанды особо крупные масштабы приобрел нелегальный ввоз китайского ширпотреба (в первую очередь, одежды, обуви и канцтоваров), который, в силу дешевизны товара по сравнению с конкурирующей продукцией, является весьма прибыльным даже с учетом таких издержек, как оплата труда контрабандистов, взяток и штрафов. Например, по экспертным оценкам доход от контрабанды обуви составляет 500 % 111. С другой стороны, согласно обнародованному в 2000 г. расчету Уральского таможенного управления, только на одном загруженном китайской контрабандой вагоне пассажирского поезда бюджет может потерять до 1 млн рублей 112.
По всем оценкам, уже существуют хорошо организованные структуры, занимающиеся нелегальной переправкой крупных оптовых партий китайского ширпотреба через российско-казахстанскую границу. На пути движения контрабандных товаров сложилась своя инфраструктура теневых услуг, включая перевалочные базы и склады в приграничных районах, сопровождение партий груза, растаможивание товара по заниженной оценке, подготовку поддельных справок, свидетельствующих о российском происхождении товара и т.п. За контроль над контрабандой конкурируют мощные организованные группировки (в некоторых случаях имеющие транснациональный характер), соперничество между которыми иногда переходит в вооруженные столкновения 113. Ввиду своей дешевизны и огромных объемов предложения нелегально ввозимые из Китая товары представляют серьезную опасность для ряда отраслей российской легкой промышленности, которые не выдерживают конкуренцию с такой продукцией.
Предпринятые российскими властями меры, в частности изданный еще в 1999 г. Государственным таможенным комитетом приказ, в соответствии с которым ввоз таких товаров был разрешен лишь через 18 пунктов автомобильного пропуска 114 (впоследствии их число было несколько увеличено 115), не всегда способствовали решению проблемы контрабанды: чрезмерная жесткость и неудобство таможенного режима объективно является фактором, подталкивающим нарушителей к поиску более легких и наиболее рентабельных путей, вне зависимости от их законности. Главный путь контрабанды проходит из столицы Синь- цзяно-Уйгурского АО Китая г. Урумчи (где товар продается на огромных оптовых базах российским и казахстанским коммерсантам) в Семипалатинск и далее через участок Алтайского края на оптовые рынки приграничных регионов Сибири, примерно 70 % оборота которых, по оценкам компетентных органов, составляет контрабанда 116. Вместе с тем отмечены случаи задержания китайских товаров и на других участках, в том числе и астраханском: в апреле 2003 г. пограничники совместно с сотрудниками ФСБ арестовали там троих граждан России, Казахстана и Киргизии, сбросивших с поезда 60 тюков с товаром и затем сошедших с него 117; а в июле 2003 г. с использованием вертолета пограничники задержали колонну из 4 автомобилей, в которой находилась группа граждан России, Казахстана, Киргизии и Узбекистана, пытавшаяся нелегально провезти груз оценочной стоимостью в 1, 5 млн рублей 118.
Раскрываемость контрабанды долгое время оставалась явно неадекватной ее объему: так, в Алтайском крае в 2000—2001 гг. было задокументировано 150 случаев, причем привлекаемые к ответственности лица в основном понесли условное наказание 119. Тем не менее предпринятые таможенниками и пограничниками меры произвели ощутимый эффект, позволив резко увеличить количество задержаний и, возможно, сократить объемы китайских товаров, переправляемых через границу нелегально. В 2004 г. на участке ЮВРУ было пресечено более 1, 3 тыс. случаев контрабанды на сумму более 170 млн руб., 67 тыс. долл. США и 8 тыс. евро. Всего за 8 лет существования ЮВРУ (1997—2004 гг.) его сотрудниками было задержано контрабандных грузов на общую сумму более 600 млн рублей 120. В июле 2003 г. начальник Сибирского таможенного управления Григорий Шаповалов оценил объем китайской контрабанды как небольшой, отметив при этом, что подсчитать его точное количество невозможно 121. Однако месяц спустя на рабочей встрече представителей органов Сибирского таможенного управления и Агентства таможенного контроля РК Г. Шаповалов уже высказал мнение о том, что около трети поступающих из Казахстана в Россию товаров ввозится контрабандным путем 122.
В рамках борьбы с китайской контрабандой российские таможенники и пограничники предприняли серьезные шаги по взятию под контроль ситуации на расположенных на российской территории, но принадлежащих Казахстану железнодорожных участках и станциях. Также была усилена проверка пассажирских поездов, включая таможенное оформление товаров сразу после пересечения границы еще до пункта таможенного контроля в тех случаях, когда такие пункты сильно удалены от пограничной линии 123. В уже упомянутой ситуации со станцией Локоть Россия потребовала ужесточения таможенного контроля со стороны казахстанских органов; на самой станции была сначала запрещена посадка и высадка пассажиров, а место стоянки поездов оцеплялось 124. В 2003 г. на основании решений министерств иностранных дел РФ и РК казахстанский таможенный пост был перенесен на приграничную станцию Аул, а на станцию Локоть перебазировались российские структуры 125.
Менее крупными партиями через границу нелегально пытаются провезти валюту, драгоценности, культурные ценности, объекты флоры и фауны. В числе последних неоднократно задерживались черепахи, ввозимые из Центральной Азии для расположенных в РФ ресторанов экзотической кухни. Отмечены случаи изъятия у нарушителей перевозимых в государства Средней Азии медикаментов и выпускаемых российской промышленностью товаров широкого потребления. Так, на атырауском участке сотрудники казахстанских органов внутренних дел не раз задерживали партии... резиновых галош, которые предназначались для продажи в соседних с Казахстаном государствах 126.
В отличие от деятельности крупных транснациональных группировок «теневых коммерсантов», контрабандная активность локального масштаба является для населения приграничных районов одним из немногих возможных способов решения социальных и экономических проблем. Так, продажа товаров на другой стороне границы является для местных жителей одним из важных источников существования. К попыткам избежать пограничный контроль представителей населения приграничных районов толкает необходимость уплаты обременительных пошлин или других сборов, а в некоторых случаях и административный произвол при досмотре. На первый взгляд, курьезной иллюстрацией степени бедности населения приграничных районов и ограниченности возможностей для сколько-нибудь существенных заработков могут служить отмеченные на оренбургском, курганском и других участках случаи задержания алкогольной продукции (в том числе и самодельной), перевозимой в обоих направлениях...
на гужевых повозках 127. Многие приграничные хозяйства остро нуждаются в запчастях для сельхозтехники и горючем, потребности в которых в некоторых случаях восполняются путем бартерных операций с зарубежными соседями. Этот и многие другие примеры демонстрируют, что трансграничная контрабанда является порождением не только «теневой» экономической конъюнктуры, но и административно-правовых издержек ужесточения пограничного режима, пробелов в правовой базе трансграничных взаимоотношений, особенно на локальном и региональном уровнях. С учетом тяжелой социально-экономической ситуации во многих приграничных районах также неудивительно, что местное население довольно часто оказывает контрабандистам и значительную косвенную помощь (сбор информации о работе пограничников и таможенников; подбор груза, сбрасываемого с поездов перед контрольными пунктами; предоставление транспорта повышенной проходимости; прокладка путей к границе по проселочной местности и т.п.128).
Ввиду большого материального риска, на который идут контрабандисты (чаще всего из приграничных регионов), вкладывающие значительную часть своей выручки в нелегальную деятельность и приобретение соответствующих средств (например, в покупку транспорта повышенной проходимости, который за контрабанду может быть конфискован) или использующие товар и транспорт, им не принадлежащие (нередко собственником являются криминальные структуры); закономерно возникновение инцидентов, в отдельных случаях заканчивающихся применением оружия. В октябре 2002 г. в Кувандыкском районе Оренбургской области при попытке задержания везшей контрабанду колонны из 7 легких грузовых и 2 легковых автомобилей контрабандисты попытались завладеть оружием пограничников. В результате схватки один нарушитель был ранен, двое других (а также три транспортных средства) были задержаны, однако остальным удалось уйти в Казахстан 129. 19 августа 2003 г. в зоне ответственности Челябинской таможни сотрудники специального отряда быстрого реагирования были вынуждены произвести несколько выстрелов по колесам автомобиля «Нива», за рулем которого находился 21-летний гражданин Казахстана, провозивший посуду общей стоимостью 33 000 рублей 130. На оренбургском участке первый аналогичный инцидент имел место в октябре того же года, когда недалеко от г. Орска стрельбой по колесам пограничники задержали везший контрабанду грузовой автомобиль КамАЗ 131. Однако наиболее серьезным происшествием такого рода стала гибель 63-летнего казахстанского контрабандиста Владимира Кия, который 20 мая 2001 г. пытался нелегально перевезти партию китайского ширпотреба из Кустанайской области через участок Магнитогорской таможни и получил смертельное ранение в ходе погони. К тому времени нарушитель уже дважды (по другим данным — даже 6 раз 132) арестовывался за контрабанду, и очередное задержание грозило бы ему конфискацией грузовой машины УАЗ 133.
По своей сути, контрабанда товаров широкого потребления и сырья является порождением проводимой государством экономической политики, а борьба с ней — защитой этой политики, во многих случаях не являющейся единственным возможным вариантом. Имеется широкое поле для секуритизации проблемы, которая в рассматриваемом нами случае, в частности, заключается в попытке объявить ее ключевым вопросом, детерминирующим характер пограничной политики. Рассматриваемая проблема оказалась в центре внимания не только официальных, но и неформальных структур, лоббирующих, в числе прочего, принятие мер по ужесточению режима российско-казахстанской границы.
Среди этих структур особую активность проявили представители легкой промышленности Сибири, которая, в связи с конкуренцией со стороны китайских товаров, оказалась (особенно в Алтайском крае) на грани серьезнейшего кризиса 134. В апреле 2002 г. работники легкой и текстильной промышленности двадцати трех регионов РФ провели акцию протеста против контрабандного ввоза товаров широкого потребления. В Новосибирске, где в акции участвовали 8 тыс. чел., активисты предъявили властям требования, включавшие инициативу создания в Сибирском федеральном округе специального мобильного подразделения по борьбе с контрабандой и ужесточения правил оптовой торговли. Значительная часть инициатив исходила от Союза обувщиков Сибири, неоднократно обращавшегося к Президенту и Правительству РФ, в Государственную думу, Совет безопасности и сибирские региональные администрации с просьбой на межгосударственном уровне решить проблему железнодорожных пунктов пропуска, установить на них жесткий таможенный и пограничный контроль. Помимо этого, для защиты отечественного товаропроизводителя ре- комендовалось закрыть все вещевые рынки в стране 135. Представлявшие интересы Союза публикации (в своем большинстве принадлежащие перу председателя Союза, генерального директора обувной компании «Вестфалика» Михаила Титова) появились в центральной прессе (в таких изданиях, как «Красная звезда», «Парламентская газета»136, «Советская Россия»137) и на официальном сайте Коммунистической партии РФ. При администрации Алтайского края, во многом по инициативе М. Титова, в 2002 г. было проведено совещание с участием представителей силовых структур, посвященное борьбе с контрабандой.
Отстаивая необходимость принятия жестких мер, в том числе и в области пограничной безопасности, представители такого рода лоббистских структур порою драматизируют ситуацию, которая изображается не только чрезвычайной, но даже катастрофической. По утверждению Союза обувщиков Сибири, суммарный теневой оборот вещевых рынков Новосибирска, формируемый, в основном, за счет китайских товаров (80 % которых провозится нелегально), якобы почти достигает 400 млрд руб., что составляет более 2 0 областных бюджетов 138. Однако несложный расчет показывает: чтобы купить на такую сумму продаваемых на рынках контрабандных товаров, каждый без исключения (!) житель миллионного Новосибирска должен был бы тратить в среднем 400 000 руб. в год. Неадекватным современным реалиям выглядит предложение перевести контрабанду из сферы экономических преступлений в разряд преступлений против основ конституционного строя и безопасности государства, внесенное в июне 2001 г. в Государственную думу РФ депутатами Новосибирского областного совета в порядке законодательной инициативы с подачи все того же Союза обувщиков Сибири 139.
Представляется, что даже при принятии жестких протекционистских мер значительная часть российской легкой промышленности останется неконкурентоспособной, особенно учитывая перспективу вступления РФ во Всемирную торговую организацию. Поэтому доводы о необходимости ужесточения пограничного режима в целях повышения борьбы с контрабандой в рассматриваемом и других случаях должны тщательно сопоставляться не только с возможными потерями, но также с реалистичной сравнительной оценкой последствий предлагаемого и других возможных вариантов пограничной политики.
Трансграничная активность экстремистов. Угроза «экспорта» в РФ идеологий и методов международного экстремизма в контексте пограничной безопасности связывается, в первую очередь, с проникновением на территорию РФ лиц, собирающихся присоединиться к чеченским сепаратистам или совершить террористические акты. Во второй половине 1990-х гг. в новых государствах Центральной Азии и особенно соседнем Афганистане сформировалась международная сеть исламистских группировок, получавшая щедрое финансирование от спонсоров в мусульманских странах дальнего зарубежья. Сложилась система поддержки самых экстремистских разновидностей «дела ислама» в конфликтных зонах — Палестине, Узбекистане и Киргизии, Чечне, — включая доставку одних и тех же моджахедов из одной «горячей точки» в другую. Разгром движения «Талибан» в конце 2001 г. можно считать, по-видимому, лишь временным и частичным решением проблемы, ибо при наличии очевидных социальных и политических предпосылок для формирования подобных группировок их реорганизация представляется лишь вопросом времени.
Маршрут через страны Центральной Азии и казахстанско- российскую границу стал, помимо азербайджанского и грузинского «каналов», распространенным путем проникновения боевиков в Чечню. По данным ЮВРУ, в 2 000 г. пограничниками совместно с органами ФСБ и МВД в ходе фильтрации было выявлено 300 человек, которые намеревались присоединиться к чеченским сепаратистам 140. Периодически появляется информация о возможности перехода через российско-казахстанскую границу террористов-смертников, прошедших предварительную подготовку на зарубежных базах 141.
В западной и отчасти северной приграничных зонах проблема имеет и локальное измерение. По неофициальной информации, в районах компактного проживания чеченцев на территории Волгоградской и Астраханской областей существуют реабилитационные центры и даже якобы лагеря подготовки для боевиков, в числе которых будто бы тренируются не только чеченцы, но и выходцы из Центральной Азии. Эта информация получила частичное подтверждение в ходе проведенной в ноябре 2001 г. на территории Волгоградской области операции «Граница», уже за первых два дня которой было задержано 12 лиц, подозреваемых в причастности к незаконным вооруженным формировани- ям 142. Еще раньше, в марте 2000 г., в одном из приграничных районов Западно-Казахстанской области был обнаружен тайник с кумулятивными зарядами общим весом в 100 кг. По мнению правоохранительных органов, эти снаряды готовились боевиками для переправки в Чечню 143. Очевидно, что полумаргинальное по отношению к социальному окружению положение численно растущих локальных этнических сообществ являет собой питательную почву для усиления межэтнических противоречий, проявлений экстремизма, в том числе и мотивированного идеологиями на религиозной основе. Вместе с тем неоднократно появлявшаяся в прессе информация о наличии в западных и северных регионах Казахстана баз боевиков не получила подтверждение в ходе проводившихся Комитетом национальной безопасности Казахстана проверок, одна из которых была осуществлена в 2003 г. по просьбе российской стороны 144.
Наряду с проблемами наркоторговли, других видов контрабандистской деятельности и массовой нелегальной миграции, идея о необходимости борьбы с проникновением на территорию РФ трансграничных экстремистов используется в качестве одного из главных аргументов при секуритизации пограничной политики на российско-казахстанском участке. При этом как взаимосвязанное с трансграничным экстремизмом явление порой априори воспринимается наличие многочисленных чеченских общин в ряде приграничных районов России и Казахстана, а также нелегальная миграция из традиционно мусульманских стран дальнего зарубежья. К сожалению, нередки случаи публикаций, выходящих за рамки элементарной корректности, в которых живущие в приграничных районах чеченцы или нелегальные мигранты-мусульмане представлены как потенциальные экстремисты. Эти категории в таких случаях почти открыто объявляются «нежелательными». Показательное «логическое обоснование» идее о необходимости предотвращения миграции афганского происхождения дал один из журналистов. «В последнее время, пользуясь документами, сфальсифицированными на территории Пакистана, в Новосибирск активно проникают афганцы, чтобы отсюда отправиться в Москву, — сообщается в одной из подобных статей. — Учитывая нынешнюю обстановку на Кавказе и сведения о более чем дружеских отношениях между афганскими моджахедами и чеченскими террористами (значит, основная часть афганс- ких мигрантов — моджахеды, проделавшие столь длительный и замысловатый путь из-за дружеских чувств к чеченским террористам?! — С. Г.), эти незваные гости нам здесь не нужны. На Карасукском контрольно-пропускном пункте каждый день бывает примерно 20 непропусков из-за того, что документы желающих въехать в Россию оказываются либо явно поддельными, либо вызывают у пограничников подозрение (судя по контексту, подавляющая часть этих ежедневных инцидентов на локальном участке вызвана именно афганцами?! — С. Г.) »145. К сожалению, данная публикация является далеко не единственным в своем роде примером.
Неконтролируемые трансграничные потоки в сочетании с ухудшением условий в приграничье. В данном случае группы рассматриваемых проблем оказываются настолько тесно связанными между собой, что их затруднительно однозначно классифицировать как «потоки» или «условия». Речь идет, главным образом, о межэтнических и межконфессиональных конфликтах в сочетании с миграционными проблемами.
Конфликтность в межэтнических и межконфессиональных отношениях. Проблемы, связанные с миграционными процессами. Межэтнические отношения и миграционные процессы играют неоднозначную роль в контексте безопасности российско- казахстанского пограничья. Сами по себе этнические или конфессиональные различия, также как и изменение этнодемогра- фического баланса в результате миграционных процессов, не могут рассматриваться в качестве проблемы безопасности, ибо противное было бы грубым нарушением закрепленного в конституциях РФ и РК принципа равенства людей вне зависимости от их национальности и вероисповедания. Напротив, в рамках нацеленной на развитие трансграничного сотрудничества политики этнокультурные связи с сопредельной страной могут оказаться важным позитивным ресурсом. В то же время вышеупомянутые различия способны стать катализатором противоречий, вызванных социальными или политическими причинами; основой для кон- фронтационных лозунгов, мобилизующих поддержку конфликтующих групп, которые могут быть созданы на этносоциальной базе. Близость границы с государством, в котором этническое или конфессиональное меньшинство является титульной группой, в неблагоприятных условиях может стать стимулом роста сепаратистских или ирредентистских настроений и, с другой стороны, причиной подозрительного отношения к такому меньшинству (которое на локальном уровне приграничного района нередко составляет большинство) со стороны этнического или конфессионального большинства (в масштабе страны или приграничного региона), рассмотрения ситуации в духе пресловутой «теории заговора».
Представляется, что оценка межэтнических и межконфессиональных отношений в приграничье является одним из наиболее сложных и неоднозначных вопросов пограничной безопасности. Многие проблемы из данной области легко могут стать материалом для различного рода алармистских интерпретаций, конструирования угроз. Принимая во внимание это обстоятельство, учет разных мнений квалифицированных экспертов в сфере межэтнических отношений представляется особенно важным для определения адекватных приоритетов пограничной политики.
Этнический состав населения примыкающих к российско- казахстанской границе регионов и районов довольно разнообразен (см. табл. 1.3). Определяющим показателем является соотношение численности титульных для соседних стран этносов — русских и казахов, причем в большинстве случаев резкого различия в этническом составе между сопредельными приграничными районами не прослеживается. При этом доля казахов в таких районах особенно велика на участке, разделяющем Астраханскую и Волгоградскую области с Атырауской и Западно-Казахстанской областями, русских — на некоторых северных и северо-восточных участках границы. Проблемы межэтнических отношений в российско-казахстанском приграничье тесно взаимосвязаны с происходящими здесь миграционными процессами, этническая составляющая которых приобретает все более важную и заметную роль. Имеющие ныне место этносоциальные тенденции упомянутых процессов наметились еще в советский период. В числе таковых — вызванное социальными причинами (разница в уровне жизни, перспективы трудоустройства и т. п.) увеличение численности казахов в прилегающих к административной границе с КазССР районах РСФСР наряду с начавшимся в 1970-е гг. по аналогичным причинам (включая определенные трудности карьерного роста для представителей этнических меньшинств, не вписывавшихся в негласно действовавшую при распределении должностей клановую систему) оттоком русскоязычного населения из Казахстана 146. В Западно-Казахстанской области с 1979 по 1989 г. численность русских уменьшилась, в частности, на 20,1 %, а в Аты- рауской — на 44,1 % (!) ; причем в обоих случаях эта убыль в процентном соотношении превзошла миграционные потери регионов в постсоветский период (19,6%и40,3% соответственно) 147. Опять-таки в связи с ощущением мигрантами отсутствия социальных перспектив особенно серьезный масштаб в тот период приобрела этническая миграция из сельской местности: в первом случае убыль русских составила 33,7 % (в постсоветский период — 18,6%), а во втором —58,8% (!) (55,3%). Аналогичные тенденции в отмеченный период наблюдались и в других группах русскоязычного населения. Таким образом, в 1980-е гг. в западных приграничных районах Казахстана закрепилось явное численное преобладание титульного этноса.
В постсоветский период вышеупомянутые этномиграцион- ные тенденции 2-й половины 1970-х — 1980-х гг. продолжили развиваться. Стимулирующие миграцию социальные причины, включая разницу в уровне жизни и отсутствие удовлетворяющих социальных перспектив (в сферах образования, карьерного роста, пенсионного обеспечения и т. п.), дополнялись острым социально-экономическим кризисом, последствиями политической дезинтеграции постсоветского пространства и фактической легитимизацией этнонационализма в политической жизни Казахстана и отчасти России. Результатом стал отток русскоязычного населения из Казахстана, причем, как уже упоминалось выше, миграционные потери западных регионов РК оказались примерно такими же, как и в 1980-х годах. Вследствие эмиграции «европейского» населения в ряде районов российско-казахстанского приграничья (особенно в западной зоне) эт- нодемографический баланс существенно изменился в пользу казахов 148, в то время как некоторые пограничные районы Казахстана понесли ощутимые демографические потери. Так, численность населения граничащего с Волгоградской областью Джаныбекского района (где явно преобладающую долю составляют казахи), несмотря на традиционно высокий прирост рождаемости, с 1989 г. по 1999 г. уменьшилась с 21 187 до 19 511 чел., или на 7,9%.
При мощности потока казахской миграции в российское приграничье явно преобладающую часть направляющихся в Россию мигрантов из Казахстана составляют русские. За период с 1989 по 1999 г. их убыль в РК составила почти 1,6 млн чел., или 2 6,4 %. К этому можно добавить резкое уменьшение количества проживающих в стране украинцев (на 329 тыс., или 38 %) и особенно немцев (на 593 тыс., или 63 %) и значительное (на 71,8 тыс., или 22 %) — живущих в Казахстане татар. Показатели сокращения численности вышеуказанных этносов в граничащих с РФ районах Казахстана в целом аналогичны: убыль русских составила за десятилетний период более 25 % (650 тыс. из 2, 6 млн) , украинцев — более 34 % (154 из 44 9 тыс.) , немцев — 55 % (170 из 311 тыс.), белорусов — 43 % (26 из 60 тыс.), татар — 21 % (24 из 116 тыс.) 149.
Значительное большинство выезжающих из Казахстана мигрантов, в том числе и казахов, направляется в Россию, включая ее сопредельные регионы, для которых именно Казахстан в большинстве случаев является главным источником внешней миграции. Доля казахстанских мигрантов, официально регистрируемых в граничащих с республикой регионах РФ, как правило, составляет от 60 до 80 %. Среди них явно преобладают русские, тогда как казахи в большинстве случаев занимают по численности даже не второе, а третье или четвертое место в этническом составе переселенцев 150. Согласно официальной статистике, из 90—100 тыс. мигрировавших в Астраханскую область за 1990-е гг. число прибывших в регион из Казахстана (явно преобладающее большинство которых составляют «русскоязычные европейцы») достигало 20—25 тыс. чел., уступая по численности мигрантам из Чечни, Дагестана и Таджикистана 151. Русскоязычные иммигранты из Казахстана традиционно составляют наибольшую долю и в числе этнических мигрантов, прибывающих в Волгоградскую область. Так, в 1998 г. из 2,7 тыс. вынужденных переселенцев эта категория составила 57,5 % 152.
Наблюдается и обратная, хотя и менее выраженная, тенденция выезда граждан России в Казахстан. За период с 1989 по 1999 г. таких переселенцев было зарегистрировано 105 074 человека. Любопытно, что среди переселившихся (в расчет в данном случае принимается вся внешняя миграция Казахстана) русские оказались на втором (78 632 чел.) , а украинцы! — на третьем месте (9 373 чел.) после казахов (165 331 чел.) 153. Причины, побудившие часть русских, как правило, тех же мигрантов из Казахстана, реэмигрировать на прежнее место жительства, будут рассмотрены ниже.
Следует обратить внимание на факторы наличия и динамики численности других этнических групп, подчеркивающих свою этнокультурную самобытность. В российской части приграничья довольно существенную роль играет наличие общин татар и немцев, а в Волгоградской и частично Астраханской области — чеченцев . Это усложняет функционирование системы межнациональных отношений на микроуровне: «третья этническая группа» на уровне массового восприятия может выполнять функцию амортизатора (в ряде случаев проблемы отношений с этими группами переключают внимание русских и казахов с проблем взаимоотношений между ними) или же создавать новые проблемы в рамках таких системі.
Фактор «третьих» этнических групп в казахстанском случае играет несколько иную роль, чем в российском. Неказахское «европейское» население объединяется определением «русскоязычное», представляя собой довольно сильно сплоченную межэтническую общность, имеющую свои интересы не только в этнокультурной, но также и социальной сфере, не исключая и сферу политическую.
Разумеется, временная миграция, мотивированная, главным образом, торгово-коммерческими интересами, поиском работы, поддержанием контактов между родственниками и т.п., по своим масштабам далеко превосходит постоянную. Такая миграция также имеет свое этническое измерение, опять-таки временно изменяя этнодемографический баланс и в ряде ситуаций придавая «этнический оттенок» отношениям между местным населением и иноэтничными приезжими. При этом происходящий между приграничными территориями миграционный обмен временного характера по всем оценкам имеет многократно больший объем, нежели фиксируется официально. Такой учет становится более адекватным по мере становления пограничного режима, позволяющего реально контролировать значительную часть трансграничных потоков. Так, в 1999 г. через контрольно-пропускные пункты Волгоградской области прошло 72 тыс. чел. 154, за I квартал 2002 г. — 13 тыс. чел., из которых 10 тыс. чел. были идентифицированы как этнические казахи 155. Однако и эти цифры, почти сопоставимые с численностью всего населения приграничных районов области и сопредельных территорий Казахстана, возможно, являются не вполне репрезентативными, поскольку, согласно оценке, прозвучавшей из уст официального представителя Федеральной пограничной службы еще в марте 2001 г., астраханский участок границы ежегодно пересекали 650 тыс. человек156. Еще выше интенсивность сообщения на участке Уральского таможенного управления, где в сутки через приграничные пункты пропуска проходят и оформляются в таможенных органах до десяти тысяч автомобилей и десятки тысяч граждан 157.
Учитывая как стабилизацию социально-экономической ситуации в приграничных районах РФ и РК, так и социально- экономическое и инфраструктурное тяготение населенных пунктов казахстанского приграничья к сопредельным российским территориям, можно предположить, что временный трансграничный миграционный обмен в достаточно длительной перспективе сохранится на устойчивом уровне.
С этнической миграцией тесно связана проблема адаптации прибывающих в принимающее общество. От успешности такой адаптации зависит характер взаимодействия мигрантов с много- этничным местным населением. Эта проблема имеет экономическое, социальное, политическое, правовое и, разумеется, этнокультурное измерения.
Распад СССР и резкое ухудшение социально-экономической ситуации весьма болезненно отразились на приграничных районах России и Казахстана. В советский период эти районы в значительной степени являлись дотационными; их экономическое развитие сильно зависело от инвестиций, стабильного рынка сбыта и, помимо прочего, связей с территориями соседней союзной республики. Существовавшая в данный период система социальной адаптации мигрантов (трудоустройство, образование, предупреждение правонарушений, идеологическая работа и т. п.) существенно сокращала потенциальную сферу актуализации межэтнических противоречий, которые, однако, сохранялись в латентной форме. Разрушение такой системы обострило проблемы занятости, социального расслоения, распределения престижных статусных позиций, этнокультурной замкнутости и т. п. Распределение прибывающих в российский регион мигрантов во многом зависит от специфики данного региона и от особенностей проводимой на региональном и федеральном уровнях миграционной политики. Хотя горожане в таких миграционных потоках составляют наибольшую долю, в России прибывшим часто предлагается новое место жительства и работа в сельской местности, в том числе и в приграничных районах. Поэтому в менее урбанизированных регионах большинство мигрантов расселяется именно вне крупных городских центров 158. Обустраиваться в сельской местности предпочитают прежде всего люди, ранее жившие в сходных условиях, а также мигранты с низким уровнем достатка, которые не могут себе позволить приобретение жилья в крупных городах. В данном случае экономические проблемы (которые иногда оказываются еще более серьезными, чем в Казахстане) накладываются на проблемы межэтнических отношений, катализатором которых становятся процессы этнокультурного и религиозного возрождения, а также многоэтнич- ная миграция.
Несмотря на последствия проводившейся в советский период политики радикальной модернизации, между представителями различных этнокультурных традиций по-прежнему существует заметное различие в области профессиональных предпочтений. Так, русскоязычное население российско-казахстанской приграничной зоны (в особенности, живущее в Казахстане) имеет довольно прочные позиции в сферах мелкого и среднего бизнеса. Живущие же в российских приграничных районах казахи во многих случаях ориентированы на сферу сельского хозяйства, часто связанную с ней мелкую торговлю, а также работу в государственных учреждениях. Как представляется, такой традиционный набор социальных предпочтений, «сельское происхождение» мигрантов и их ориентация на поддержку живущих на месте нового поселения родственников обусловливают локальный характер казахской миграции, ее направленность не в крупные городские центры, а в сельские населенные пункты граничащих с Казахстаном районов РФ. Адаптируясь, во многом благодаря родственным связям, к социальной среде принимающего общества, такие мигранты обладают низкой социальной мобильностью и, как правило, связывают свои устремления с деятельностью или карьерой в рамках приграничных районов.
В отличие от казахских мигрантов, проживающие в приграничной зоне азербайджанцы и чеченцы в своей массе более мобильны в социальном плане, активно заполняя ниши, образовавшиеся в условиях рыночной экономики. Если азербайджанцы занимают достаточно прочные позиции в мелком и среднем бизнесе приграничных территорий, то чеченцы, помимо этого, занимаются сельским хозяйством, образуя довольно замкнутые и малопроницаемые для взаимодействия с внешней средой сообщества. Обособленность и (особенно в азербайджанском случае) «профессиональная конфликтность» занимаемых ими социально-экономических ниш придают азербайджанским и чеченским общинам приграничных районов полумаргинальный статус, что в условиях недостаточной социально-правовой отрегулированности отношений в данной сфере является фактором, в определенной степени усиливающим социальную напряженность. Полумаргинальное положение (в сочетании с тесными кланово-территориальными связями) и разноплановые последствия чеченского конфликта являются питательной средой для деятельности криминальных групп. По мнению казахстанских правоохранительных органов, состоящие из чеченцев преступные группировки имеют особенно мощные трансграничные криминальные связи в районе между Тюменской, Курганской и Кустанайской областями 159.
Наличие преступных элементов в среде «третьих этнических групп» весьма болезненно воспринимается принимающим обществом, в глазах части которого «криминальный облик» иногда приобретает вся этническая группа. Положение усугубляют некоторые публикации в СМИ, которые, опираясь на единичные факты, подпитывают подобные настроения, что, в первую очередь, имеет место в отношении кавказских (особенно чеченских) мигрантов160.
Большое значение для гармонизации межэтнических отношений в приграничье имеет культурная адаптация мигрантов в поли- этничное социальное окружение. Данный процесс включает получение полноценного образования, удовлетворение этнокультурных и религиозных потребностей, осознанную самоидентификацию в качестве представителя определенного этноса (вовлеченного в интенсивные межэтнические контакты) и, вместе с тем, гражданина государства и жителя определенной местности. Все это помогает преодолеть маргинальность и обособленность на этнической или конфессиональной основе, уменьшить потенциал использования радикальных националистических или религиозных лозунгов для мобилизации поддержки в среде этнических мигрантов.
Культурной адаптации мигрантов способствует проводимая региональными и районными властями национальная политика, а также трансграничные контакты между властями сопредельных областей и районов. Следует особо отметить активную политику Астраханской области в сферах межнациональных отношений и развития международных контактов (в том числе и культурных) с Казахстаном. В рамках такой политики оказывается поддержка изучению казахского языка (включая издание учебников для младших классов средней школы) , развитию национальных средств массовой информации, проведению национальных праздников с участием представителей Казахстана, охране культурно-исторических объектов (таких, как мавзолей композитора Курмангазы Сагырбаева 161 в приграничном селе Алтынжар) .
При наличии позитивных тенденций интенсификация миграционных процессов в сочетании с проблемами адаптации представителей различных этнических общин и субэтнических групп к социальному окружению часто осложняет межэтнические отношения в российско-казахстанском приграничье. Под воздействием вышеуказанных и некоторых других факторов уровень конфликтности межэтнических отношений имеет общую тенденцию к медленному увеличению. Социальные проблемы приграничной зоны легко могут приобрести этническую окраску и получить выражение в конфликтных проявлениях этнического и религиозного возрождения.
В последнем случае противоречия возникают не только между русскими и казахами, а внутри этих этнических общин по социальному или субэтническому признаку. Можно отметить тенденцию пополнения казахской общины приграничной зоны полумаргинальными и маргинальными элементами, мигрантами из внутренних сельских районов Казахстана, надеющимися найти себе источник существования в контактных приграничных зонах. Учитывая сложность этнической ситуации в таких зонах и направленность части подобных миграционных потоков в районы с преобладанием русского населения (в том числе таких, как Шемонаихский район Восточно-Казахстанской области, где русские традиционно составляют около 90 %) , такая миграция создает благодатную почву для перерастания социальных противоречий в межэтнические. Подобные противоречия могут со временем приобретать заметный политический оттенок, если принимать во внимание, что немалая часть представителей такой потенциально криминализированной среды находит работу на малооплачиваемых низших должностях в казахстанских силовых структурах.
Не является однородной и русская (в более широком смысле «европейская русскоязычная») община, которая, по российскую сторону границы, в 1990-е гг. в значительной степени формировалась за счет мигрантов из Казахстана. Помимо уже отмеченных социально-статусных различий между последними и коренным русским населением приграничья существует довольно значительная разница в ментальности, сформировавшаяся под влиянием как относительно краткосрочных (ожидания мигрантов по поводу изменения своего социального и этносоциального статуса), так и более долгосрочных факторов, таких как долговременное и устойчивое влияние других этнокультурных традиций.
Как отмечают многие наблюдатели, «казахстанские русские» фактически являются особым субэтносом, отличным от русских, проживающих в России. Отчасти противоречивые характеристики, применяемые по отношению к данному субэтносу, включают такие отличительные качества и ценности, как более четкое восприятие социальной иерархии, прагматичность и расчетливость, больший по сравнению с основной массой русских индивидуализм (или, напротив, коллективизм) и т. п.162Следует учитывать , что русские мигранты из Казахстана являются далеко не однородной в этнокультурном плане массой: существуют довольно значительные различия между представителями казачества 163, потомками переселенцев советского периода (в частности, времени освоения целины) и живущими в Восточном Казахстане старообрядцами-кержаками. Каждая из этих групп является носителем определенных ментальных установок: от традиционализма и, возможно, наиболее сильной в рассматриваемом плане этнокультурной резистентности кержаков до наложенной на «защитное» этническое возрождение типично советской системы ценностей переселенцев периода освоения целины 164.
Проблема совместимости между «казахстанскими» и «российскими» русскими в некоторых случаях приобретает едва ли не столь же серьезный характер, как и межэтнические противоречия. Наряду с трудностями обустройства на новом месте, наличие такой проблемы во многом объясняет вышеприведенные статистические данные, согласно которым в постсоветский период в Казахстан переехало 78, 6 тыс. русских, значительную часть которых составляли мигранты из России. Известны случаи, когда «казахстанцы», пытавшиеся вести на новом месте фермерское хозяйство с использованием наемной рабочей силы, сталкивались с открытой враждебностью социального окружения, что вынуждало их возвращаться в Казахстан, в среду, где восприятие такого рода деятельности и социального неравенства оказывалось гораздо более терпимым165.
В постсоветский период в массовом сознании населения приграничных районов произошел заметный сдвиг в сторону более четкого восприятия обособленности своей этнической общности от других, заметно отличных в культурном и религиозном планах. Так, проведенные в Оренбургской области в 1998 и 2000 г. социологические опросы зафиксировали, что лишь 9,8 % русских и 17,1 % казахов готовы принять человека другой национальности в качестве близкого родственника (при этом, соответственно, 65,6 % всех опрошенных отметили, что национальность и вероисповедание влияют на выбор брачного партнера); что для 60 % респондентов (70,8 % русских и 51,5 % казахов) национальность и вероисповедание играют важную роль при голосовании на выборах в местные органы власти. Довольно показательно, что лишь 28,1% русских и 18,3% казахов сочли желательной формой контакты с представителями другой национальности в рабочем коллективе 166. Проведенный в 2003 г. опрос зафиксировал противоречивые изменения в восприятии возможности тесных контактов с представителями других национальностей: так, по сравнению с 2001 г. число русских, терпимо (положительно или индифферентно) отнесшихся бы к браку близкого родственника с представителем другой национальности, увеличилось на 6% (с 68% до 74%), а аналогичное число казахов, напротив, уменьшилось на 4 % (с 68 % до 64 %) 167.
О несколько возросшем за последние годы конфликтном потенциале межэтнических отношений в регионе, имеющем наиболее протяженный участок границы с Казахстаном, свидетельствует значительное увеличение доли респондентов, готовых бе- зусловно принять «участие в акциях людей своей национальности» (24, 6 % в 2000 г. по сравнению с 10,8 % в 1998 г. у русских и 24,8 % по сравнению с 12,5 % у казахов 168), и более чем двукратный рост числа респондентов-казахов, часто сталкивающихся с проявлениями неприязни к ним на национальной почве (13,1 % в 2000 г. против 5,7% в 1998 г.) 169. Такая неприязнь во многом связывалась экспертами с информацией о дискриминационной политике по отношению к русским в Казахстане 170. Вышеприведенные и некоторые другие данные свидетельствуют о том, что уровень конфликтности в сознании русских часто оказывается более высоким, чем у представителей других этносов, включая казахов. Возможно, это объясняется ощущением тревожности по поводу «наступления» иноэтничной и инокультурной среды, которая, по сути, является «односторонне проницаемой», будучи способной адаптироваться к российским условиям, но оставаясь при этом довольно закрытой для «внешнего» этносоциального окружения.
Следует учитывать, что данный мониторинг проводится в регионе, который (наряду с Астраханской областью) заметно выделяется на фоне других приграничных субъектов РФ квалифицированностью и уровнем поддержки (в том числе финансовой) со стороны властей местной этнической политики. В данных случаях применяются достаточно последовательные социальные и административные меры, направленные на гармонизацию межэтнических отношений и пресечение негативных тенденций.
Об уровне конфликтности таких отношений в других регионах пока известно мало, хотя довольно серьезные латентные противоречия отмечаются и в этих случаях. Одно из таких противоречий связано с перераспределением статусных позиций в контексте изменения этнодемографического баланса. В регионах, подобных Волгоградской области (где соотношение русских и казахов в приграничных районах является сопоставимым), в среде русскоязычного населения отмечается озабоченность перспективой перераспределения упомянутых позиций в пользу казахов, которые, благодаря кланово-этнической солидарности, существенно усилили свое представительство во власти и в тех секторах, где должности распределяются административным путем (сферы образования, государственной медицины и т. п.) . Создается, вместе с тем, впечатление, что секторы малого и среднего бизнеса и в российской, и в казахстанской части приграничья в некоторых случаях (особенно в Казахстане) служат своего рода «социально- экономическим оплотом» для «европейского» населения.
В казахстанской части приграничья проблема социальных перспектив нетитульного населения имеет особую остроту. При официально декларируемом равноправии представителей всех национальностей языковая политика (применение казахского языка в качестве ключевого критерия при отборе на ряд государственных должностей и поступлении в некоторые вузы в сочетании со слабой системой языкового образования) и негласно функционирующая клановая система на практике вели (особенно в 1-й половине 1990-х гг.) к дискриминации «нетитульных» этнических групп, потере многими представителями последних ощущения возможности занять достойное положение в казахстанской социальной системе.
Накладываясь на тяжелые социально-экономические условия, эти проблемы создают серьезную почву не только для дальнейшей эмиграции русскоязычного населения в Россию, но и для роста межэтнических противоречий в Северном Казахстане вплоть до дальнейшего усиления ирредентистских настроений. При этом в этнонациональной политике Казахстана в его северных районах пока преобладают, скорее, охранительные меры, направленные на негласное закрепление приоритета титульного этноса в социальной системе. Так, явно преобладающее большинство акимов в приграничных регионах являются казахами, последние (вне зависимости от этнического состава региона), как правило, доминируют в силовых структурах, в том числе и занятых обеспечением пограничного режима 171.
Ощущение маргинальности по отношению к российской социальной системе и даже дискриминации по этническому признаку в некоторых случаях может создаваться и у российских казахов, которым выраженно периферийное расположение приграничных районов препятствует делать выходящую за локальный уровень карьеру. Это суждение подтверждается результатами социологического опроса, проведенного российскими исследователями А.Ю. Быковым и О.В. Борониным в казахской средней школе пос. Кирей Алтайского края. Согласно данным результатам, 16 из 20 респондентов-старшеклассников хотели бы остаться на постоянное место жительства не в России, а в Казахстане (в Павлодаре, Астане или Алматы), что небезосновательно объяс- няется авторами исследования именно отсутствием перспектив для опрашиваемых в российской социальной структуре, прежде всего в структуре российского города 172. Хотя, в отличие от ситуации с европейским русскоязычным населением Северного Казахстана, подобная проблема пока не создает опасность возникновения ирредентистских движений, в неблагоприятных условиях она также может осложнить межэтнические отношения.
Дополнительные проблемы этнокультурного характера в приграничной зоне создает религиозное возрождение. И православие, и ислам в постсоветский период стали ключевыми компонентами идентичности традиционно исповедующих эти религии этнических общностей, нередко подчеркивая обособленность последних от «доминирующего иноэтничного окружения». На локально-бытовом уровне больший акцент на религиозных различиях объективно способствует усилению замкнутости тяготеющих к различным религиозным традициям этнокультурных общностей. Согласно данным уже упомянутых опросов в Оренбургской области, религиозная принадлежность имела важное значение при выборе брачного партнера для 51 % и при голосовании в местные органы власти — для 54 % опрошенных 173.
Положение усугубляется проникновением в приграничные районы радикальных течений с религиозной окраской, таких как «ваххабизм»174 либо национал-экстремизм, использующий православие в качестве идеологического обоснования 175. В определенной степени ситуацию дестабилизирует и раскол в официальном российском исламе, иногда выливающийся в конфликты, которым неосознанно, а иногда и сознательно, придается этнорелигиозный оттенок. Так, в Омской области конфликт между Духовным управлением мусульман Сибири и Высшим координационным центром духовных управлений мусульман России на определенной стадии (в 1997 г.) приобрел этнический подтекст, выражавшийся в попытке противопоставить татарскую и казахскую части исламского истеблишмента 176. В Палласовском районе Волгоградской области аналогичный конфликт между двумя группировками «официального ислама» был преподнесен одной из сторон как «наступление ваххабизма», якобы представленного группой из 20 молодых казахов и чеченцев, строго придерживавшихся идеологии «чистого ислама» саудовского толка 177.
При всех проблемах в сферах межэтнических и межконфессиональных отношений следует отметить и наличие достаточно мощных стабилизирующих факторов, придающих данным отношениям значительный запас прочности. В числе таковых следует особо отметить сохранение общего культурного пространства с преобладающим российским влиянием, включая по-прежнему ведущую роль русского языка в казахской среде. Лояльное отношение к России как к носителю этой культуры, стране с несколько более привлекательными социально-экономическими условиями и главному экономическому партнеру в Казахстане заметно преобладает над негативным и враждебным.
Важнейшую роль в сохранении определенного уровня стабильности межэтнических отношений в российской части приграничья играет приоритетное значение гражданской самоидентификации и для русских, и для казахов. Опрос в Оренбургской области показал, что 78,7 % русских и 68,3 % казахов чувствуют себя прежде всего гражданами России и лишь 6,8 и 15,3 % соответственно — представителями своей национальности 178. Показательно, что предпочтения электората приграничных районов РФ в ходе последних избирательных кампаний регионального и федерального уровней оказывались относительно мало связанными с этнической принадлежностью голосовавших. Например, в Пал- ласовском районе на президентских выборах 2000 г. за казаха по национальности А. Тулеева проголосовало лишь чуть более 5 % избирателей, тогда как его соратник по партии и потому наиболее принципиальный соперник Г. Зюганов одержал в районе убедительную победу, получив поддержку более 57 % проголосовавших. Возможно, меньшая (чем в данном случае) значимость гражданской идентичности как для русских, так и для казахов, отрицательно сказывается на стабильности ситуации в казахстанской части приграничья.
В сфере религиозной стабилизирующую роль играет традиционно высокая степень толерантности и русских, и казахов. В обоих случаях терпимость называется в качестве одной из важнейших черт национального менталитета. Сказывается также поверхностность религиозности преобладающей части русских и казахов, что объясняется влиянием советского периода, поверхностностью исламизации казахов и периферийностью казахского ислама по отношению к мусульманскому миру. Таким образом, в сфере межэтнических и межконфессиональных отношений в зоне российско-казахстанской границы имеются определенные проблемы, однако в явном большинстве случаев они не несут в себе серьезной опасности дестабилизации ситуации. Однако в субъективном восприятии элит и части местного населения приграничья данные проблемы секуритизиру- ются, и элемент «геополитического алармизма» в рассматриваемом контексте проявляется как на официальном, так и на неофициальном уровнях. Как уже отмечалось, казахстанские власти озабочены ирредентистским потенциалом «русскоязычного севера», осуществляя в постсоветский период политику, фактически направленную на изменение этнодемографического баланса этих территорий, ослабление их экономической зависимости от России. Вместе с тем обеспокоенность «казахской демографической экспансией» в западной части российской пограничной зоны выражают (пока по большей части полуофициально) некоторые представители власти приграничных регионов РФ 179. Создающаяся в результате этномиграционных процессов ситуация воспринимается частью представителей преобладающей этнокультурной общности — русским (русскоязычным, «европейским») населением— как демографическая экспансия, сопровождающаяся расширением сферы влияния чужеродной (и часто наделяемой таким качеством, как агрессивность) «исламской» этнокультурной среды, захватом «чужаками» ключевых социальных позиций в административных структурах, сфере обслуживания и т.п. В рамках такого восприятия укоренено стереотипное представление о том, что этномиграционные потоки казахстанского (прежде всего) и кавказского происхождения имеют устойчивую тенденцию к нарастанию и в обозримой перспективе не иссякнут, что может привести к коренному изменению этнодемографического баланса. О преувеличенности такого рода опасений свидетельствуют приводимые российским исследователем Н. Мкртчяном данные Госкомстата РФ, согласно которым в 1992—1997 гг. численность прибывших в граничащие с Казахстаном регионы РФ представителей титульных народов Центральной Азии достигала лишь 0,8 % от общего миграционного потока; а в период с 1997 по 2000 г. в числе мигрантов в приграничные регионы РФ 63,5 % (316,4 тыс. чел.) составили русские, 4,4% (22 тыс. чел.) — казахи, 1,9% (8,6 тыс.) — представители других народов Центральной Азии и 6,1 % (30,5 тыс. чел.) — представители народов Закавказья 180. В рассматриваемом контексте показателен, например, и тот факт, что в совокупности население граничащих с Волгоградской областью Джаныбекского и Урдинского районов составляет всего 38,8 тыс. чел., что почти в 2 раза меньше демографического потенциала сопредельных районов Волгоградской области, в приграничье которой упомянутые алармистские представления довольно распространены.
Озабоченность сложившейся ситуацией уже неоднократно проявлялась в высказываниях высокопоставленных представителей власти регионального и районного уровней (проводивших притом весьма толерантную национальную политику и являвшихся последовательными сторонниками развития трансграничного сотрудничества) 181, представителей региональных силовых структур, иерархов православной церкви. Смысл такого рода высказываний сводится к тому, что при существующих этномигра- ционных тенденциях Россия может, в конце концов, лишиться заволжских и некоторых других приграничных территорий.
В своем крайнем выражении алармистская точка зрения предполагает, что этническая миграция в приграничные районы является следствием политики, целенаправленно проводимой сопредельной стороной или некоей третьей силой. Довольно курьезным примером такого рода позиции является опубликованная в волгоградской газете крайне националистической ориентации «Колокол» статья, где утверждалось, что в волгоградском Заволжье якобы идет целенаправленное вытеснение русского населения, численность которого оценивалась всего в 25—33 % (как было показано ранее, такая оценка существенно занижена) . Это вытеснение, согласно автору публикации, осуществляется с помощью спаивания, приучения к употреблению наркотиков. Данный процесс, по мнению автора, направляется спецслужбами Чечни, ближнего и дальнего зарубежья; последнее, разумеется, представлено США и НАТО, мечтающими превратить Нижнее Поволжье в новое Косово 182. При всей своей одиозности данная точка зрения является далеко не единственным проявлением настроений геополитического алармизма в контексте проблем этнической миграции в приграничные районы Волгоградской и Астраханской областей.
В ряде случаев сложившаяся в постсоветский период ситуация рассматривается сквозь призму цивилизационного противостояния и «наступления ислама», ведущегося, в числе прочего, и с территории Казахстана. При взгляде на данную ситуацию сквозь призму «цивилизационно-геополитического алармизма» обращает на себя внимание неблагоприятное положение Астраханской и Оренбургской областей, которые при таком подходе представляются своего рода «геополитическими горлышками», будучи зажатыми с двух сторон национальными образованиями (в астраханском случае Казахстаном и Калмыкией, а в оренбургском — Татарстаном, Башкирией и Казахстаном), представляющими иные этноконфессиональные традиции и полуофициально имеющими к тому же территориальные претензии по отношению к своим соседям.
Идеей цивилизационной солидарности с Казахстаном уже неоднократно пытались манипулировать политические элиты Татарстана и Башкирии для оказания давления на центр. Действительные цели такого давления заключались, по-видимому, в достижении конкретных практических целей экономического и политического характера, а не в создании «исламского блока» против «христианского центра». Именно в таком свете, по нашему мнению, следует интерпретировать относящееся к концу 1997 г. высказывание главы Башкортостана М. Рахимова. «Вообще-то, — заметил Президент, — границы Оренбургской области созданы искусственно. Эту преграду сделали, чтобы у нас не было прямых контактов — тут не надо ничего скрывать. Это сделано специально для того, чтобы ни Башкирия, ни Татария не могли стать союзными республиками»183.
Вряд ли можно согласиться с алармистской точкой зрения, видящей в исламском мире единое целое, не принимая во внимание поверхностность исламизации казахов и то сильнейшее культурное влияние, которое по-прежнему продолжает оказываться на Казахстан из России. При некорректности рассмотрения миграционной проблемы в контексте пограничной безопасности как фактора, вызывающего изменение этнодемографического или этноконфессио- нального баланса (с точки зрения государства все его граждане, вне зависимости от национальности и вероисповедания, равны, и никакая стратегия, даже косвенно дискриминирующая по этим признакам, не может лежать в основе проводимой государством политики) , вполне уместно рассмотрение проблемы с социально-экономической (нежелательность увеличения прослойки маргиналов и возникновения почвы для социальных конфликтов) и правовой точек зрения. В первом случае на повестке дня стоит регулирование трансграничной миграции (соответственно вызовом является миграция неконтролируемая), во втором — предотвращение массового нелегального проникновения на территорию страны.
Количество зафиксированных случаев нарушений пограничного режима и нелегального перехода через российско-казахстанскую границу дает некоторое, хотя и довольно условное, представление о масштабах таких нарушений. Если в 2001 г. их было отмечено 544 (из них 422 нарушения режима на границе РФ; далее это значение приводится в скобках), в том числе 302 случая незаконного перехода границы (180), то в 2002 г. — уже 1 595 (1 111), включая 1 268 нелегальных пересечений (884) . Для пресечения противоправной деятельности в отношении нарушителей российскими пограничными нарядами в 2001 г. оружие применялось 5 раз, а в 2001 — уже 40 раз 184. В том же 2002 г. на территории одной Астраханской области пограничниками СКРУ было задержано более 370 185, а в 2003 г. их коллегами из ЮВРУ — более 6 0 0 186 нарушителей, в том числе 205 — на самом протяженном в зоне его ответственности оренбургском участке 187. За 2004 г. сотрудниками ЮВРУ было задержано более 600 нарушителей и около 30 незаконных мигрантов, а всего за 7 лет деятельности регионального управления было зафиксировано почти 2 300 нарушений 188.
Следует учитывать, что значительную часть «нелегалов» составляют не занимающиеся криминальной деятельностью жители приграничных территорий, которые вынуждены нарушать закон из-за неоправданной жесткости пограничного режима. Хорошо ориентируясь на местности, такие люди пытаются использовать уязвимые места пограничного контроля; в некоторых случаях (в частности, казахи при въезде на территорию РФ, когда личные документы оказываются просроченными) — чужие документы 189.
Однако граждане РФ и РК пользуются правом безвизового въезда, и нелегальные пересечения границы, как правило, совершаются ими с целью решения краткосрочных задач с после- дующим возвращением на свою территорию. Поэтому (учитывая направленность большинства миграционных потоков в сторону России, а не Казахстана) наиболее серьезным вызовом является нелегальная трансграничная миграция через РК из стран дальнего зарубежья. Благоприятные условия для этого создает наличие у Казахстана почти 20 соглашений о безвизовом режиме со странами, которые такого режима с РФ не имеют 190. Нелегальная трансграничная миграция такого рода направлена не только в приграничные области, но и в другие регионы России, а также страны ЕС и некоторые другие государства. О роли границы как «ворот» для проникновения нелегальных мигрантов на территорию РФ свидетельствует оценка ФПС, согласно которой до 90 % таких мигрантов попадают в РФ именно этим путем 191. По утверждению экспертов из Пограничной службы, на российско- казахстанской границе предпринимается 35 % попыток незаконного пересечения по всем границам России, тогда как выявляется лишь от 2 до 10 % нарушителей и контрабандных грузов 192.
Нелегальные мигранты и их пособники используют самые разные незаконные способы пересечения границы и преодоления контроля: подделку документов, пеший переход границы, укрытия в поездах и грузовом автотранспорте и даже попытки выдать себя за лиц, статус которых вызывает мало подозрений (например, переодевание в проводников) и т. п. В постсоветский период сложились трансграничные преступные группировки, которые за определенную мзду помогают гражданам Афганистана, Пакистана, Шри-Ланки и других стран переправляться в Россию и далее — в страны ЕС. Такого рода нелегальный бизнес в некоторых случаях хорошо организован и приносит доходы, сопоставимые даже с прибылью от наркобизнеса и торговли оружием 193. По утверждениям некоторых источников, последнее обстоятельство привело к переходу некоторых наркодельцов в сферу переправки нелегалов, что позволяет получать почти те же доходы при меньших риске и наказаниях за незаконную деятельность; часть наблюдателей полагает, что маршруты движения незаконных мигрантов совпадают с маршрутами контрабанды оружия, боеприпасов и наркотических средств и что это свидетельствует о тесной координации деятельности криминальных группировок 194. Далеко не всегда организаторы нелегального трафика мигрантов выполняют свои обязательства перед «клиен- тами», которые во многих случаях вводятся в заблуждение и оказываются брошенными на полпути. Один из самых ранних известных случаев такого рода произошел в 1994 г., когда на российско- казахстанской границе были обнаружены почти 150 мигрантов из Пакистана, оставшихся без всяких средств к существованию 195. В 2 0 01 г. аналогичный случай на участке Павлодарской области произошел с мигрантами из Шри-Ланки 196.
Соотношение по гражданству прибывших из стран дальнего зарубежья нарушителей российско-казахстанской границы отчасти отражает статистика произведенных пограничниками задержаний. В 1997—1999 гг. было выявлено около 2 тыс. нелегалов из не входящих в СНГ государств, из которых 1,5 тыс. оказались гражданами Афганистана 197. За 2001 г. в зоне ответственности ЮВРУ пограничники задержали 111 нелегальных мигрантов, в основном из Шри-Ланки, Китая и Афганистана 198. Один из каналов переправки ланкийцев был раскрыт в 2001 г. на омском участке: нелегалы переправлялись через ОАЭ и Киргизию, далее — автотранспортом в Павлодарскую область и затем, при посредничестве казахстанских и российских проводников, — в Омск. В 2 001 г. на этом участке пограничниками был задержан грузовой автомобиль КамАЗ, в котором под грузом болгарского перца скрывались 37 ланкийских мигрантов, включая 4 женщин и 2 детей 199. В тот же период несколько задержаний граждан Шри-Ланки были осуществлены казахстанскими силовыми структурами в Павлодарской области 200, а в 2002 г. на кустанайском участке сотрудники МВД обнаружили 16 сомалийцев, способных изъясняться лишь на своем родном диалекте 201. В большинстве случаев задержанных нарушителей ждало относительно небольшое наказание: штраф в размере пяти минимальных размеров оплаты труда и выдворение на территорию Казахстана.
Неблагоприятная обстановка вокруг границы. В данную группу включаются различного рода претензии на территорию сопредельных стран, проблемы в военной сфере, локальная преступность и экологические проблемы. 1. Территориальные претензии. Сепаратизм. Ирредентизм. На официальном уровне Россия и Казахстан не имеют друг к другу сколько-нибудь существенных территориальных претензий; локальные же проблемы, как было рассмотрено в первой главе, нашли свое решение в ходе проходивших в 1999—2005 гг. переговоров о делимитации границы.
Из неофициальных территориальных претензий наиболее известными и часто тиражируемыми являются выдвигаемые рядом общественных организаций и политических деятелей России и Казахстана требования к РК уступить РФ северные области, в которых проживает преимущественно русское и «европейское» население. По мнению сторонников такой точки зрения, решение о передаче Киргизской АССР упомянутых территорий было необоснованным не только с этнической, но и с хозяйственной точки зрения; в период же после распада СССР власть Казахстана объявляется нелегитимной из-за проводимой им дискриминационной социальной политики в отношении «европейского» русскоязычного населения. Соответственно к РК предъявляются требования «добиваться приведения государственных границ между Россией и Казахстаном в соответствие с этническими границами русского и казахского народов» путем «проведения в ряде областей Казахстана референдума по вопросам возвращения русских земель»202 . Безответственные высказывания по данному вопросу позволяют себе даже ведущие российские политики. Так, 17 января 2005 г. вице-спикер Государственной думы и лидер Либерально-демократической партии РФ Владимир Жириновский, выступив против подписания договора о делимитации российско- казахстанской границы, заявил, что «исконная территория Казахстана гораздо меньше, поэтому если и ставить границы, то там, где были исконные границы, а российские земли нужно вернуть России»203 .
Казахстанские власти болезненно реагируют на требования и деятельность не только тех организаций, которые выдвигают откровенно сепаратистские идеи, но и общественных движений, ограничивающихся лишь автономистскими лозунгами (например, некоторых казачьих организаций, объединения «Лад» и т. п.) . Почти любая выходящая за жесткие формальные рамки активность пресекается законными и подзаконными путями, а против лидеров возбуждается административное и уголовное преследование. Без последствий не остаются и провокационные заявления российских политиков: в частности, в ответ на уже упомянутые высказывания Жириновского Казахстан запретил ему въезд в страну и потребовал от РФ привлечь его к ответственности 204 . В числе казахстанских регионов, где сепаратистские и ирредентистские настроения имеют наибольшую (относительно других областей РК) поддержку в общественном мнении, особое место занимает Восточно-Казахстанская область, чему автор имел возможность получить определенное подтверждение на основе своих личных наблюдений в декабре 2001 года. Несмотря на то, что происходящее с конца 1990-х гг. улучшение экономической ситуации в этом и других северных регионах РК позволило представителям этнических меньшинств адаптироваться и в какой-то мере занять приемлемые социально-экономические ниши (например, в сферах малого и среднего бизнеса), негативное восприятие политики казахстанских властей и, отчасти, казахстанского государства в целом еще довольно сильно. Особенно это касается той же Восточно-Казахстанской области, в которой произошел экономический кризис, весьма болезненно ударивший по преимущественно русскоязычному сектору крупной промышленности 205 . Упомянутое восприятие в начале 2000-х гг. подогревалось неправдоподобными, но довольно упорно распространявшимися слухами. Согласно одному из них, Восточно-Казахстанская область (по одной из версий — только ее часть) была отдана Казахстану в аренду, срок которой якобы заканчивался в 2 002 или 2004 году. Одна из разновидностей такого слуха утверждала, что в Алтайском крае Российской армией проводятся маневры для подготовки ввода войск в Восточный Казахстан 206 .
Хотя серьезной социальной базы для организованного сепаратистского движения в Северном Казахстане, также как и силы, способной его возглавить, по всей видимости, не сложилось, попытки организации ирредентистских выступлений предпринимались. В середине 1990-х гг. представители полулегально действовавших в Казахстане и России казачьих обществ пытались осуществить набор добровольцев для организации восстания. Наиболее известным эпизодом, связанным с деятельностью сепаратистов, стал инцидент, произошедший в ночь с 18 на 19 ноября в Усть-Каменогорске (в нем принимали участие 22 чел., в том числе 11 граждан России и 1 — Молдавии) . По утверждению следственных органов, группировка планировала захват зданий ряда административных структур, организацию восстания русского населения и образование независимой республики «Рус- ская Земля». При явной малочисленности вооруженной группы потенциальных мятежников данная попытка вызвала в Казахстане бурную реакцию, а все участники были приговорены к длительным срокам заключения за попытку организации мятежа русского населения. Вместе с тем, по утверждению жившего и работавшего в тот период в регионе казахстанского социолога А.Н. Алексеенко, «этнической реакции на "путч" у населения не было... В целом народ просто проигнорировал это событие»207 .
Своего рода теоретическое обоснование попытке организации восстания в Северном Казахстане было дано Национал-боль - шевистской партией России, возглавляемой писателем Эдуардом Лимоновым. В соответствии с его планом, изложенным самим Э. Лимоновым в работе «Теория второй России», территория Казахстана должна использоваться в качестве плацдарма для осуществления большевистской революции на севере. Подчеркивается необходимость сохранения на время легальной организации в самой России для подготовки к партизанской войне в духе Че Гевары. По утверждению Лимонова, победа в РФ на первых порах невозможна, следовательно, необходимо добиться успеха в одной из республик СНГ с высоким процентом русского населения, чтобы создать из нее «вторую Россию» и затем использовать ее как базу для партизанской войны против России «первой». Лишь Казахстан виделся автору идеально подходящим для этой роли. Умело организованная пропаганда («восставших русских уничтожают») с целью привлечения на свою сторону общественности и СМИ могла бы предотвратить вмешательство России в конфликт «на стороне атакованной республики». Начать наступление против казахстанских властей автором предлагалось из стратегически важных промышленных районов, расположенных у границы с Россией 208 .
Для реализации плана по организации восстания в Восточно-Казахстанской области в 2000 г. были начаты закупка оружия и вербовка добровольцев, в числе которых фигурировал и известный французский наемник, подполковник Боб Денар. Однако в апреле 2001 г. представители руководства партии во главе с самим Лимоновым были арестованы и впоследствии приговорены в России к тюремному заключению. В целом, авантюрные планы экстремистских группировок пока не оказали серьезного дестабилизирующего влияния на обстановку в Северном Казахстане.
Еще по теме § 1. Пограничная безопасность: проблема формирования концептуальных основ:
- § 2 . Регионообразующая роль границы между Россией и Казахстаном
- § 1. Пограничные процессы на постсоветском пространстве
- § 2 . Пограничные проблемы Российской Федерации. Фактор «новых границ»
- § 1. Пограничная безопасность: проблема формирования концептуальных основ
- СОВРЕМЕННАЯ ЗАПАДНАЯ ФИЛОСОФИЯ: ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ
- МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЙ СТАТУС СОВРЕМЕННЫХ СОЦИАЛЬНОГУМАНИТАРНЫХ ТЕХНОЛОГИЙ Я.С. Яскевич
- Отражение современной действительности в нравственно-духовной сфере и психическом состоянии педагогов
- КОММЕНТАРИЙ ИЗБРАННЫХ МЕСТ КОДЕКСА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ОБ АДМИНИСТРАТИВНЫХ ПРАВОНАРУШЕНИЯХ
- Введение. Что такое кейс и каковы отличительные черты «хорошего» кейса?
- Глава 23 ГУМАНИТАРНАЯ ГЕОГРАФИЯ И ОБРАЗОВАНИЕ