Сходные представления можно обнаружить в буддизме. Устами самого Будды в «Дигха-никае»1* сказано, что знак, предшествующий манифестации Брахмы, — «льющийся свет и сияющая слава»34. В одной из китайских сутр утверждается, что в рупалоке2* боги благодаря практике созерцания и отсутствию нечистых желаний достигают состояния самадхи3*, известного как «вспышка пламени», когда их тела источают свет, который ярче света Солнца и Луны. Это необычайно яркое сияние проистекает от совершенной чистоты сердца35. Согласно «Абхидхармакоше»4*, божества, соотносимые с Брахмой, белы как серебро, тогда как те, что соотносятся с рупадхату5\ — желты и белы30. В других буддистских текстах говорится, что боги всех восемнадцати классов имеют тела, сияющие как серебро, и живут в дворцах, желтых как золото37. A fortiori («тем паче») изображают в сиянии Будду. В Амаравати он представлен в виде колонны пламени. В конце повествования Будда замечает: «Я стал пламенем и поднялся в воздух на высоту семи пальмовых деревьев» («Дигха-никая», Ш, 27). Два образа, выражающие преодоление человеческого уровня — огненная яркость и вознесение на небо, — здесь использованы рядом. Упоминания о сиянии Будды — своего рода клише, переходящие из текста в текст («Дивьявадана», XLVI—УП, 75; «Дхаммапада», XXVI, 51 и др.). Статуэтки школы Гандхары6* отличаются тем, что изображают языки пламени, исходящие от тела Будды, особенно — от его плеч656. Иногда Будда изображается парящим в воздухе, и тогда трудно дать однозначный ответ на вопрос, видим ли мы за его спиной языки пламени или крылья657. То, что этот свет имеет йогическую природу, т. е. является результатом практической реализации трансцендентного состояния, свободного от всяких ограничений, подтверждается рядом текстов. Так, «Лалитавистара»8* говорит, что, когда Будда пребывает в самад- хи, «луч, называемый Украшение Света Знания (джнаналокаланак- раж нама расмих), поднимается от его черепного шва (усниса) и сияет над головой»658. Поэтому в иконографии Будду принято изображать с нимбом пламени, окружающим его голову. А. К. Кумарасвами цитирует вопрос из «Саддхармапундарики»9* (р. 467): «Ради какого знания сияет нимб над головой Татхагаты?»10* — и находит ответ в строке из «Бхагавадгиты» (XIV, 11): «Там, где знание, свет сияет сквозь отверстия тела»659. Тем самым сияние тела есть признак преодоления всех обусловленных состояний: боги, люди и Будды сияют, когда они погружены в самадхи, то есть когда они составляют одно с абсолютной реальностью, Бытием. Традиция, связанная с чань-буддизмом11*, утверждает, при рождении каждого Будды он осиян пятью огнями, а от тела его исходит пламя660. Точно так же любой Будда может озарить всю Вселенную светом, что исходит от нескольких волосков, растущих между его бровями661. Характерно, в амидизме13* — мистическом течении, которое придает опыту люминофании гораздо большее значение, чем другие школы буддизма, — именно Амида, Будда Бесконечного света, играет главную роль662. Другая мистическая тема, важная для нашего исследования, — посещение Будды, медитирующего в пещере, Индрой (Индра- шайлагуха). Согласно этому мифу, Индра в сопровождении сонма богов сошел с неба в Магадху14*, где в пещере на горе Ведийяка медитировал Татхагата. Пробужденный пением Гандхарвы15* от медитации, Будда волшебным образом раздвинул пещеру, так что все гости смогли войти в нее, а он — принять их подобающим образом. Пещеру освещал яркий свет. В «Дигха-никае» (Сакка Панха Сутта) говорится, что свет исходил от богов, однако другие источники («Диргханана-сутра», X и далее) приписывают причину этого света «пламенеющему экстазу» Будды. В классических биографиях Будды, написанных на пали и санскрите, это посещение Индры не упоминается. Однако данный эпизод занимает важное место в искусстве Гандхары и Центральной Азии663. Параллель с пещерой Рождества и поклонением волхвов напрашивается сама собой. Монере Виллар заметил, что обе легенды повествуют о том, как Царь богов (Индра) или «Цари, сыновья царей» посещают пещеру, чтобы поклониться Спасителю, при этом пещера чудесным образом озарена сиянием664. Несомненно, сам этот мотив старше, чем индо-ирано-эллинистический синкретизм; он неотделим от мифа о победном появлении Бога Сына из изначальной пещеры16*. Следует сказать несколько слов о связи космогонии с метафизикой света. Мы видели, что махаяна отождествляет татхагат с космическими стихиями (смерти. Тебе достаточно знать, что это — твои собственные мысли. Помни, что все это — бардо»669. Но, подобно большинству людей, умерший не может осуществить этот совет на практике. Отягощенный кармой, он дает вовлечь себя в цикл манифестаций, характеризующих состояние бардо. На четвертый день после смерти, предупреждает текст, он увидит сияние и божеств. «Все Небо станет темно-синим». Покойному предстанет Бхагаван Вай- рочана4* — цвет его белый, — и из сердца его появится Мудрость Дхарма-Дату5*, «голубая, сияющая, великолепная, ослепительная, и поразит тебя столь лучезарным светом, что ты не в силах будешь смотреть на него». «Вместе с ним возгорится тусклый белый свет из мира дэвов; он поразит тебя прямо в лицо»670. Ибо душа, влекомая дурной кармой, испугается яркого света Дхарма-Дату и прельстится тусклым белым светом дэвов *. Однако текст советует умершему не привязываться к свету дэвов, чтобы его не увлек вихрь шести миров — лок7\ а обратить все свои мысли к Вайрочане. Тогда, в конце концов, он в ореоле радужного света соединится с сердцем Вайрочаны и станет Буддой в Самбхога Кайе8* — Центральной Всеобильной Области671. Еще в течение шести дней умершему предоставлен выбор между Чистым Светом, олицетворяющим освобождение и идентификацию с сущностным Буддой, и огнями, символизирующими различные формы последующей жизни, — иными словами, возвращение на Землю. Вслед за белым и голубым умершему предстанут желтый, красный и зеленый огни, и в самом конце — все они вместе50. Здесь нет возможности в нужной мере прокомментировать этот чрезвычайно важный текст. Поэтому ограничимся лишь замечаниями, непосредственно связанными с темой нашего исследования. Мы видели, что в момент смерти каждый человек имеет шанс достичь освобождения; для этого необходимо отождествиться с Чистым Светом, который предстает ему после смерти. Принимая во внимание важность понятия кармы для мышления мудрецов Индии, настаивающих на том, что человек пожинает плоды своих поступков, на первый взгляд это выглядит парадоксально. Действия прожившего свою жизнь вне истины образуют кармические последствия, которые невозможно разрушить в момент смерти. Но на самом деле все происходит в соответствии с законом кармы: душа человека неподготовленного отвергнет призыв Чистого Света и позволит увлечь себя тусклым огням, олицетворяющим более низкие уровни существования. С другой стороны, те, кто при жизни практиковали йогу, смогут узнать в Чистом Свете свое «Я» и тем самым достигнуть слияния с сущностью Будды. Свет, с которым человек встречается в момент смерти, — тот же внутренний свет, который упанишады отождествляют с атаманом: в земном существовании он достижим лишь для духовно подготовленных адептов, практикующих йогу или обладающих гнози- сом9\ Вдумавшись, мы обнаружим, что переход через смерть лишь повторяет на ином уровне ситуацию земного существования: хотя Свет является всем и каждому, только посвященные могут распознать его и слиться с ним. Верно и то, что хотя в момент смерти и ю* г- несколько дней после нее лама ради олага покойного читает над ним «Книгу мертвых», — это чтение является последним призывом к освобождению, — тем не менее умерший сам определяет свою дальнейшую судьбу. У него должно достать воли и сил выбрать Чистый Свет, так же как он должен со всей непреклонностью противостоять искушениям посмертия. Иными словами, смерть — лишь еще одна возможность принять и пройти инициацию, однако, как и многие другие церемонии инициации, она предполагает серию испытаний, которые неофит должен преодолеть. И встреча со Светом post mortem («после смерти») является последним и, возможно, самым сложным из них.