ГЛАВА IV. Империализм и низшие расы. I.

Часто утверждают, что процесс территориального расширения фактически уже закончен. Это совершенно неверно. Правда, большинство «отсталых» рас поставлено в некоторую зависимость от той или иной «цивилизованной» державы: созданы колонии, протектораты, < Hinterland», или сферы влияния.

Знаменитая фраза, приписываемая Наполеону, о том, что «великие империи умирают от несварения желудка», указывает нам на значение империалистических процессов, происходящих и после того, как «формальное» расширение закончилось. В течение последних двадцати лет Великобритания, Германия, Франция и Россия отхватили огромные куски от Африки и Азии, которые они все еще не разжевали, не переварили и не усвоили. Мало того: имеются обширные пространства, независимости которых, правда, грозит опасность, но которые еще по сей день остались неприкосновенны.

Огромные страны в Азии, как Персия, Тибет, Сиам, Афганистан, быстро продвигаются на политическую авансцену в качестве возможных об'ектов вооруженных столкновений европейских держав, стремящихся к их подчинению. Турецкие владения в Малой Азии, а может быть и в Европе, ждет медленный, но верный процесс поглощения; раздел на бумаге Центральной Африки чреват возможностью конфликтов. Вступление Соединенных Штатов в империалистическую борьбу фактически ставит на карту всю Южную Америку. Трудно думать, что европейские народы, имеющие на южном материке ряд своих поселений и связанные с ними широкие экономические интересы, добровольно отдадут всю эту территорию под особое покровительство Соединенных Штатов или позволят захватить их окончательно, когда Америка, покинув путь своей исконной изолированности, окончательно погрузится в борьбу за владычество на Тихом Океане.

Вдали над всеми вырисовывается туманный Китай.

Я не собираюсь выяснять здесь всю сложность политических и экономических задач, которые встают перед нами в каждом отдельном случае; я просто хочу иллюстрировать положение, что процесс империализации не закончен, а только начинается, и что политика современного империализма всецело строится на соперничестве различных держав за власть над «низшими расами» в тропических и подтропических странах или в странах, заселенных племенами, явно не поддающимися ассимиляции.

Задав себе вопрос—каковы должны быть основные принципы здоровой мировой и национальной политики в этой области, мы можем пока не делать различия между нашим поведением по отношению к странам, заселенным определенно низшими, некультурными расами, и нашим отношением к странам, население которых при всей своей первобытности проявляет способности к быстрому развитию, или к странам, подобным Индии и Китаю, где существует древняя цивилизация высокого типа, резко отличающаяся от цивилизации европейских народов.

Раньше чем устанавливать признаки политики, соответствующей этим условиям, постараемся определить, существуют ли общие руководящие принципы поведения по отношению к странам, занятым «низшими» пли «некультурными» расами.

Нельзя считать общим принципом такой политики laissez faire. Это было бы не только непрактично с точки зрения тех сил, которые руководят политикой, но, в конце концов, не находило бы себе и этического оправдания.

Если бы мы признали, что абсолютную силу имеет закон «неприкосновенности автономии каждого народа», то мы не ушли бы очень далеко. Абсолютный национализм в обществе народов так же невозможен сейчас, как абсолютный индивидуализм каждого отдельного народа.

Даже самый ярый защитник национальных прав вряд ли станет утверждать, что народ, фактически оккупирующий данную территорию или политически ею управляющий, в праве делать все, что он захочет, «со своей собственностью», совершенно не считаясь с прямыми и косвенными последствиями своих поступков для других стран.

Мы не станем брать крайних случаев проявления национальной политики, которые непосредственно затрагивают благополучие соседнего государства: есуіи бы, например, народ, живущий на верхнем течении реки, вроде Нила или Нигера, так изменил или направил ее течение, что вызвал бы болезни и голод в землях, находящихся на нижнем течении, принадлежащих другому народу, то, конечно, очень многие, если не все, стали бы настаивать на праве вмешательства. Или возьмем другой пример, не затрагивающий непосредственно интересов других. Предположим, что голод, наводнение или другое бедствие лишает население средств к существованию, в то время как рядом, в другой стране, имеется в изобилии свободная земля. Спрашивается: в праве ли правители последней не разрешить в'езд в эту страну или необходимое поселение в ней? Как в частных случаях, так и у народов всегда будет признаваться, что крайняя необходимость не может считаться с законами: при правильном толковании это положение означает, что право самосохранения превалирует над всеми другими правами, так как является основой их возникновения и применения.

Это положение ведет нас по логической наклонной плоскости к тем выводам, которые так талантливо представлены м-ром Киддом, профессором Гиддингсом и «фабианскими» империалистами. Расширенное толкование понятия/материальной необходимости является первым и основным моментом в требовании контроля над тропическими странами со стороны «цивилизованных» народов.

«Если мы посмотрим на туземный социальный строй тропического Востока, на первобытное варварство Центральной Африки, на Вест- Индские острова в прошлом, которым Англия помогла постепенно подняться до положения современных государств, или на черную республику Гаити в настоящее время, или на современную Либерию в будущем, — повсюду мы получим один и тот же урок: богатства тропических стран не будут расти под туземной властью» К

Конечно, мы не можем оставить эти земли бесплодными; наш долг позаботиться, чтобы они разрабатывались ради всеобщего блага.

Совершенно ясно, что подобное утверждение очень убедительно не только по материальным, но и по моральным соображениям; и его нельзя отбросить в сторону, несмотря на то, что оно ведет к некоторым явным и крупным злоупотреблениям. Прежде всего, таким образом устанавливается необходимость вмешательства и притом двоякого рода: то и другое требует известного оправдания. Прийти в страну и использовать ее естественные богатства, лежащие нетронутыми—это одно, а насильственно принуждать туземцев к их разработке—нечто совершенно другое. Первое легко оправдать, применяя в более широких масштабах тот принцип справедливости и целесообразности, который признается большинством цивилизованных народов. Второй вид вмешательства, который людей, предпочитающих жить в более скромных условиях и не желающих затрачивать своего труда, будет принуждать к тяжелой и длительной работе, оправдать уже гораздо труднее.

Я поставил экономическое принуждение на первый план потому, что с исторической точки зрения это causa causans империализма: оно либо ему сопутствует, либо следует за ним.

При оценке этической и политической стороны этого вмешательства нас не должны ни поражать, ни ослеплять своими утверждениями те критики, которые проповедывают явно бесчестную практику, ссылаясь на «облагораживающую роль труда» и на «культурную миссию» западных народов. Нам важно решить, можно ли оправдать, и при каких именно обстоятельствах можно оправдать, принудительную власть западных народов над тропическими странами, устанавливаемую в целях контроля над ними и развития промышленных знаний и политической культуры у туземцев и других так называемых «низших» рас.

В том, что народы, живущие в более благоприятной обстановке, лучше развившие некоторые отрасли промышленности, достигшие лучших результатов в области политики и морали, передают свои навыки другим народам, которые по разным причинам оказались более отсталыми, что они помогают им использовать материальные ресурсы их стран и рабочую силу их населения,—нет решительно ничего предосудительного, скорее даже наоборот. Точно также далеко не ясно, действительно ли так дурно пользоваться при этом некоторым воздействием, Стимулом или давлением—одним словом, «принуждением». Насилие само по себе не есть конечно, целебное средство; принуждение не есть воспитательный метод, но оно может создать необходимые условия для дальнейших воспитательных меро- приятии. Во всяком случае, те, кто допускают применение насилия в области воспитания или политического правления собственной страны, вряд ли могут оспаривать правомерность того же средства для цивилизации отсталых народов народами более культурными.

Раз достижения, раз «прогресс», хотя бы в известной степени, могут передаваться,—факт едва ли оспоримый,—мы должны признать, что у народа нет права возражать против тех мер принудительного воспитания, которые могут вывести его из состояния детства, привести к полной возмужалости и поставить его на одну доску с другими. Аналогия, представляемая воспитанием ребенка, prima facie очень поучительна и не грозит, казалось бы, злоупотреблениями, которым она подвергается на практике.

Действительное значение той или иной политики познается из гарантий, которые она дает населению, из побуждений, которыми она руководится, из методов, которые она применяет. При каких условиях может один народ способствовать развитию ресурсов другого народа и даже применять с этой целью некоторое принуждение? Хотя этот вопрос звучит очень отвлеченно, но он является самым существенным для разрешения всех практических задач, стоящих перед нашим поколением. Ибо не подлежит сомнению, что этим путем пойдут народы и через все двадцатое столетие,во многих частях земного шара так будет развиваться «прогресс», сопровождаясь всюду законным или незаконным принуждением. Великая практическая задача нашего века—исследовать и развить всеми способами, указанными наукой, сокрытые сокровища природы и человеческой энергии.

Вряд ли стоит говорить, что белые народы Запада не оставят того пути, на котором они уже столь многого достигли. Но этот процесс развития можно осуществить так, чтобы принести наибольшую пользу мировой цивилизации, а не вызвать ужасного «разгрома», восстания порабощенных племен, которые попрут ногами своих паразитирующих и дегенерирующих белых владык. Все усилия дальновидной государственной политики должны быть направлены к тому, чтобы избежать такого результата.