ЧЕЛОВЕК И МЕГАТЕНДЕНЦИИ ГЛОБАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ В XXI ВЕКЕ
Термином "мегатенденция" (megatrend) в футурологии обозначается направленность в глобальном разбитии. В этой связи целесообразно рассмотреть такие часто употребляемые термины, как глобализация и глобализм.
Оба они производим от англ. the globe - земной шар, но смысл их различается. Сущность глобализации усматривается в резком ускорении процессов формирования планетарного (т. е. в масштабах земного шара) информационного пространства, мирового рынка капиталов, товаров и рабочей силы. При этом главной предпосылкой считается стремительный прорыв в компьютерных технологиях, в развитии всемирных информационных сетей. Таким образом, глобализация - это складывающаяся после окончания "холодной войны" система, основанная на беспрепятственном перемещении капитала, на информационной открытости с использованием телекоммуникационных технологий, на быстром технологическом обновлении вследствие революционных научных открытий, на интернациональном коммуникационном сбчижении, в том числе в сфере образования и общественных движений. Как мы видим, этот процесс глобализации вполне объективен и имеет свои корни в тех интеграционных процессах, которые имели место в европейских государствах и их колониях за пределами Европы в начале и в продолжение всего Нового времени. Государства преодолевали провинциализм, консолидировались как национальные, затем наступил черед национальной и политической консолидации в колониальных владениях, нынче же интеграционные процессы вышли за национальные рамки и охватили крупные регионы (например, Западная Европа) и мир в целом.
Глобализм, напротив, представляет собой явление субъективного порядка (т. е. имеет своего субъективного носителя); этим термином, как правило, обозначают политико-идеологическую доктрину и политическую практику, конечная цель которой - контролирование земного шара со всеми его трудовыми, интеллектуальными и природными ресурсами.
Часто в публицистике утверждается, что политика глобализма осуществляется в интересах так называемого "золотого миллиарда", т. е. населения ведущих промышленно развитых стран. Это неточно. Во-первых, глобалистская политика может исходить не только от этих стран, а во- вторых, определенная часть указанного населения придерживается идеологии антиглобализма.Под антиглобализмом понимается комплекс идей (социальных, экономических, экологических, религиозных, философских и т. п.) и разнообразных политических акций (в том числе и воинствующих манифестаций), выражающих протест против учреждения глобального мирового порядка в его западной интерпретации.
Из различных сочетаний многообразных объективных и субъективных факторов формируются мегатенденции мирового развития. Представляется интересной и обоснованной следующая классификация основных векторов возможного развития современного мирового сообщества[26]:
- Мегатенденция-1. Глобальная политико-культурная вестернизация.
- Мегатенденция-II. Культурный изоляционизм.
- Мегатенденция-III. Технико-экономическая переориентация в соответствии с реалиями многополюсного мира.
Рассмотрим возможные эффекты этих трех мегатенденций в аспекте заявленного выше методологического совмещения двух временных порядков, т. е. и в проекции на человека.
Мегатенденция-П (начнем с нее) характеризуется такими чертами, как политико-культурное отчуждение в международных отношениях, сдерживание экономической интеграции, рост религиозного и национального фундаментализма, усиление иррационализма в культурной жизни и т. п.
Последовательным футурологическим выражением данной мегатенденции может служить концепция "войны цивилизаций" американского профессора С. Хантингтона[27]. По его мнению, в грядущем мире экономика и идеология более не будут главными источниками конфликтов. Основные трения будут иметь место между странами и группами стран различной цивилизационной принадлежности.
Различия между цивилизациями глубинны и проявляются в истории, языке, традициях, религии. В разных цивилизациях существенно различаются взгляды на отношения между Богом и человеком, гражданином и государством, родителями и детьми, свободой и властью, равенством и подчинением. Экономический и идеологический статус личности может меняться, но культурная принадлежность неизменна. Богатый может стать бедным и наоборот, коммунист - антикоммунистом, но русский не может стать, например, эстонцем. Цивилизационные различия - итог столетий, и в обозримом будущем они сохранятся.
Вследствие роста коммуникаций и численности населения "мир становится меньше". Усиливаются контакты и трения между цивилизациями, в обостренной форме проявляются различия между ними. Во многих цивилизациях происходит "возврат к истокам", десекуляризация (т. е. возрождение церковного влияния) в духовной жизни.
Хантингтон выделяет восемь главных цивилизаций, взаимодействие которых будет формировать облик грядущего мира. Это западная, конфуцианская, японская, индуистская, исламская, славянско-православная, латиноамериканская и африканская. Основные столкновения предполагаются вдоль линий цивилизационных разломов. Следует признать, что в некоторых пограничных в культурологическом отношении регионах (Балканы, Кавказ, Прибалтика, Южная и Средняя Азия, граница Северной и Центральной Америк и др.), действительно, имеют место конфликты разной степени интенсивности. Это свидетельствует о несомненной обоснованности данной футурологической модели. Следует только добавить, что указанные конфликты зачастую выходят за рамки региональной локализации. Взрыв небоскребов в Нью-Йорке и захват заложников в московском театральном комплексе - тому подтверждение. В обеих террористических акциях содержится зловещая символика. В первом случае пародировались постановочные "катастрофы" из голливудских блокбастеров; во втором захватом заложников - зрителей мюзикла "Норд- Ост", возможно, демонстрировалась направленность исламистской агрессии - на "Север" с "Востока"...
Международный терроризм, очевидно, имеет свои глобалистские цели.Несомненна бесперспективность рассматриваемой мегатенденции ввиду нарастающей глобализации экологической, демографической, энергетической и прочих проблем современности. Как отмечалось в одном из докладов Римского клуба (престижной международной организации, занимающейся проблемами мирового развития), будущей чертой геополитической сцены станет признание глобальной природы многих современных проблем, которые не могут быть решены отдельными странами.
Очевидно, что цивилизационная "война" взамен глобального сотрудничества оставляет мало шансов на выживание человечества. Спасение, по Хантингтону, заключается в конечной победе Запада, поэтому его концепцию можно назвать "отложенной" вестернизацией. На графической иллюстрации к нашумевшей статье Хантингтона в газете "Нью- Йорк Таймс" изображены пожирающие друг друга чудовища, которые обряжены в символические головные уборы (арабская феска, китайская шляпа и т. п.). Самый мощный монстр, очевидный фаворит, носит европейский цилиндр.
Итак, если оценивать перспективы мегатенденции-И с позиций единства двух временных порядков, то она отличается определенной действенностью в плане конструирования духовного образа будущего (это подобно тому, как всякий воюющий уповает на будущую победу), однако последовательное осуществление данной тенденции объективно ведет к глобальной катастрофе, если не военной, то экологической.
Обратимся к мегатенденции-1. Она характеризуется следующим: мировой экономической интеграцией, захватом ключевых позиций западными странами и компаниями; перемещением антропогенной нагрузки на природную среду из богатых стран в бедные, ростом экологической конфронтации в международном плане; ассимиляцией, растворением культурного своеобразия в плавильном котле "массовой культуры", развлекательной направленностью большинства учреждений культуры и СМИ; господством идей либерализма и прагматизма в мировоззрении и т. п.
Последствия реализации данной мегатенденции являются предметом серьезных дискуссий.
Одни высказывают убеждение, что стихийные процессы в развитии современного общества, основанного на товарно- денежных отношениях и извлечении прибыли, автоматически обеспечат решение глобальных проблем, стоящих перед человечеством. Другие считают, что при всех своих достоинствах западная модель рыночной экономики и соответствующие ей институты и механизмы управления ориентированы не на долгосрочные, а на текущие задачи. Загадывать надолго вперед прагматичный Запад не обучен. Вопиющим примером такой прогностической близорукости может служить всемерная поддержка Соединенными Штатами Америки афганского радикально-исламистского движения "Талибан". Щедро напичканные деньгами и оружием американского происхождения, исламисты, "встав на крыло", развернули террористическую деятельность против граждан Соединенных Штатов. Это привело к новой афганской войне, в которой Америке выпала роль уже не инспиратора, а воюющей стороны.Оптимистическая оценка перспектив вестернизации зиждется на том, что глобальная победа Запада высвободит колоссальные экономические и научно-технические ресурсы, которых будет достаточно для решения насущных мировых проблем и даже для создания "техноидиллий", т. е. обществ, счастливое и безмятежное существование которых обеспечено высокими промышленными и социальными технологиями.
Даже при условии материально-технического обеспечения (как выше отмечалось, спорного) поступательного движения в будущее по западному пути остается открытым вопрос о том, насколько обеспечена его духовная составляющая. В этой связи показательна концепция "конца истории" американского профессора Ф. Фукуямы. Профессор открыто заявляет о своих идеалистических взглядах на историю и берет себе в союзники Гегеля, который еще в 1806 г. провозгласил "начало конца" истории в связи с воплощением в жизнь либеральных принципов Французской революции - последнего и окончательного, по его заключению, достижения политико-идеологического развития человечества. Установление в масштабах планеты либеральных политических режимов является последним актом истории.
Ценности либерализма станут всеобщими. Их утверждение обеспечит всем и каждому высокий уровень материального и психологического комфорта. Отвага, воля, абстрактный идеализм как пережитки "исторического" прошлого в "постисториче- ском" мире будут излишними. Впрочем, в заключительных фразах знаменитой статьи Фукуямы звучит некоторая неуверенность: "Признавая неизбежность постисторического мира, я испытываю самые противоречивые чувства к цивилизации, созданной в Европе после 1945 г., с ее североатлантической и азиатской ветвями. Быть может, именно эта перспектива многовековой скуки вынудит историю взять еще один, новый старт"[28].В данной концепции, если не считать многозначительной проговорки относительно многовековой скуки, духовная сторона будущего устраняется, поскольку в постисторическом мире, по известному выражению, "нечего больше хотеть".
Между тем отсутствие идеи, устремленной в будущее, порождает духовное опустошение, которое иллюзорно компенсируется изощренными развлечениями (выше уже шла речь о развлекательности как черте вестернизированной культуры), так называемым гиперпотреблением, наркотиками и т. п. Недавно изобретенные телесериалы ("мыльные оперы”) также призваны придать течению времени утраченный смысл. Экранные герои как бы обретают реальность, и придуманное для них будущее, спрятанное где-то в 1001-й серии, становится зачастую суррогатом будущего живых людей.
С ощущением утраты будущего связано такое противоречивое явление западной культуры, как постмодернизм. В самом названии этого явления звучит неприятие изначально свойственного западной цивилизации Нового времени модернизма. Модернистский образ будущего не выходит за рамки "дистиллированного", улучшенного настоящего, идеального результата реального действия, создающего искомую новизну (т. е. цели). При этом прошлое берется в качестве резервуара практического опыта, адаптируется в виде собрания подтверждающих примеров (так называемое "переписывание истории") или вообще отвергается как "проклятое".
Идея модернизации, т. е. превосходства приобретений настоящего (и будущего) над утратами прошлого, для постмодернизма принципиально неприемлема. Например, один из его теоретиков Ж.-Ф. Лиотар сравнивает отношения прошлого и настоящего с анамнезом (припоминанием) в психоаналитической терапии, когда пациент под руководством психоаналитика пытается справиться со своим расстройством в настоящем при посредстве хаотических, как бы вырванных из контекста ассоциаций с какими-то прошлыми ситуациями[29]. Постмодерн есть сходное с анамнезом действие, направленное на переоткрытие "первозабытого". Такая свободная игра ассоциаций выражается в эстетике цитатности, ироничности и самоироничности, стилистической всеядности и т. п.
Приметы культуры постмодерна встречаются буквально на каждом шагу. Художник, не умеющий рисовать. Зачем ему это? Если художественное произведение - это "текст", то нет смысла выдумывать новые "буквы": все уже давно нарисовано, задача состоит лишь в оригинальной композиции из готовых элементов. Многочисленные и вполне легальные (!) рекламные объявления об изготовлении рефератов и диссертаций, о продаже дипломов. Если признано, что мы живем в мире знаков, то в данном случае одна система знаков (денежных) меняется на другую систему знаков (диплом) с целью обретения некого нового статуса в обществе, который также маркируется определенной системой знаков. Вопрос же о том, чтобы знаки обозначали наличие неких ценностей (в данном случае - знаний и заслуг) не ставится. Новостные программы ТВ, освещающие помимо реальных событий "события" из текущих телесериалов. В постмодернистском мировосприятии реальное и измышленное неразличимы. "Цветные" революции на постсоветском пространстве, в которых широко использовались манипулятивные технологии управления людскими массами, где политика и театр перемешаны, также характеризуют постмодернистскую эпоху.
Всякая игра, и игра смыслами в том числе, может иметь как конструктивно-творческую, так и сугубо развлекательную сторону. Аналогично постмодерн несет в себе духовный поиск обновленного образа будущего, равно как и фарсовое наполнение той лакуны, пустоты, которая вызвана его утратой. Йгра не может продолжаться до бесконечности. Как справедливо отмечал нидерландский философ культуры Й. Хейзинга, "из заколдованного круга игры человеческий дух может освободиться, только направив взгляд на самое наивысшее"[30]. В данном случае таким наивысшим являются духовные основания консолидации нового образа будущего. В противном случае, при отсутствии таких духовных оснований, игра как развлечение окажется единственным серьезным делом и, например, виртуальная жестокость компьютерных игр может обернуться жестокой реальностью. Такое оборачивание фактически уже осуществляется. Например, войсковая операция 1991 г. в Персидском заливе уже получила названия "первой постмодернистской" и "первой телевизионной" войны. Не без оснований считается, что эта акция не столько была направлена на достижение определенных военно-политических целей, сколько явилась телевизионным "хитом сезона" - со своими "звездами", спецэффектами, сценарием, интерактивностью и т. п. Впервые в истории войну показывали по телевидению, как шоу, в режиме реального времени.
По итогам рассмотрения первых двух мегатенденций можно констатировать следующее:
- между мегатенденциями проявляется отношение дополнительности (с одной стороны, глобальная вестернизация вызывает реакцию культурного изоляционизма, с другой стороны, самой вестернизации присущ изоляционизм, принципиальное неприятие культурных альтернатив);
- обе мегатенденции являются бесперспективными в проекции на будущее (взятое в единстве объективного и человеческого бытия).
Мегатенденция-Ш характеризуется следующими чертами: переориентацией целей производства от извлечения прибыли любой ценой на устойчивое развитие, обеспечивающее стабильное существование нынешнего и последующего поколений; развертыванием международных экологических программ; формированием новых полюсов политикокультурного и технико-экономического влияния; сохранением культурной и политико-экономической специфики регионов в условиях мировой экономической интеграции; выработкой единой ценностной основы взаимосвязи разнообразных мировоззрений.
Данная мегатенденция представляется перспективной как в плане мобилизации материальных и духовных ресурсов для решения глобальных проблем человечества, так и в плане привлекательности образа будущего.
Третья мегатенденция существует по большей части в книгах, декларациях международных конференций (например, Всемирного форума ООН в Рио-де-Жанейро, 1992 г.), в умах, а чаще на устах представителей интеллектуальных элит. Ей противостоят мощные инерционные силы: стремление к экономической власти, комфорту, новым товарам и услугам как знакам социального престижа и т. п. (мегатенденция-1) и к консервированию любой ценой национально-культурной идентичности (ме- гатенденция-ІІ). Парадоксально, но именно то обстоятельство, что третья мегатенденция в наименьшей степени укоренена в действительности, и позволяет ей занять сферу воображения, стать мечтой человечества, ибо последняя и есть нечто непременно воображаемое, мысленно представляемое. Другое дело, что одно только обретение мечты не решает проблемы; главным остается воплощение в жизнь основного содержания мегатенденции.
Вне зависимости от субъективных желаний видеть мир простым и понятным с позиций привычных стереотипов, усложнение мира - объективный процесс. Тревожный симптом этого - стремительное пополнение клуба обладателей ядерного оружия. В одной из своих статей русский писатель А. И. Солженицын с горечью констатировал инерционность, сиюминутность, недальновидность как доминирующие пока черты мировой политики, неминуемо ведущие к катастрофе. Надежда, по его мнению, заключается в мобилизации творческих сил человечества на поиск путей возвышения нравственного самосознания. В нравственности не может быть двойных стандартов - для "победителей" и "побежденных", для Запада и остального мира.
- ЧЕЛОВЕК, ЧЕЛОВЕЧЕСТВО И ' ПОСТЧЕЛОВЕЧЕСТВО'
Выше в тексте существительное "цивилизация" сопрягалось с прилагательным "человеческая", что выглядит нарочитым плеоназмом - грамматическим излишеством, на манер "масла масляного". Какой же еще цивилизации и быть? Но не все так просто.
Мы говорили о постисторизме - своеобразной концепции завершения исторического творчества, а также о постмодернизме - совокупности культурологических и философских идей, критически направленных против новоевропейского модернизма. Еще более радикальной является концепция постантропологизма. Своеобразным пророком ее может считаться известный французский философ-структуралист М. Фуко. Известны его слова: "Человек исчезает, как исчезает лицо, начертанное на прибрежном песке". С этой точки зрения будущее культуры не связано с гуманизмом и человеком, и сотворенные человеком же структуры в познании и преобразовательной деятельности приобретут самодовлеющее значение.
Когда шла речь о мегатенденциях глобального развития, подчеркивалось, что выбор ведущей из них зависит в том числе и от человеческих качеств. Но возможна и другая точка зрения. Так, известный писатель А. Столяров полагает, что никакого выбора у человека, по сути, не осталось. Сама логика цивилизационного противоборства (мегатенденция- 11) приводит к появлению неких существ постчеловеческого вида. Он пишет: "Расшифровка генома, ведущаяся в последние годы, биопласти- ческие операции и методы генной инженерии уже в ближайшее время позволят создать такой тип людей, которые будут обладать lt;...gt; "нечеловеческими" характеристиками. К ним относятся способности видеть в темноте и слышать в ультразвуковом диапазоне, быстро регенерировать повреждения, полученные в бою, и модифицировать в нужных параметрах форму тела, напрямую пользуясь вживленными чипами, считывать радиосигналы противника и напрямую же встраиваться и перехватывать управление его электронной аппаратурой. lt;...gt; Фактически такие люди уже не будут людьми. Фактически они станут люденами - новыми разумными существами, появившимися на Земле. lt;...gt; Победителем в этой войне не станет ни одна из существующих ныне мировых сверхкульгур. Победят в этой войне те, кого еще нет"[31]. Современный Эдип (в отличие от мифологического) на вопрос Сфинкса о том, какое существо утром четвероногое, днем двуногое, а вечером трехногое, ответил бы, наверное, что это... примат (обезьяна, человек, постчеловек). Насчет третьей ноги сведениями не располагаем, но разумное существо с третьей, искусственной, "рукой" недавно демонстрировалось на одном из телеканалов.
Поэтому выражение "постчеловеческая цивилизация" - совсем не оксюморон (соединение несовместимого), а "человеческая цивилизация" - совсем не плеоназм. В наше время, как в никакое другое, обостряется противоречие между искусственным и естественным в человеке. Как отмечает В. Кутырев, "искусственное стало самостоятельным и его отношение с естественным определяет нынче содержание любой сколько- нибудь серьезной проблемы. Если это отношение обострится до несовместимости, до полного взаимного отрицания, до того, что один из миров будет подавлен или поглощен другим, человек как таковой, как Homo sapiens обречен на исчезновение. Либо непосредственное, в результате биологической деградации и вымирания, либо в результате перерождения в иное состояние, возможно более "высокое", но уже не человеческое"[32].
"Постчеловечество", таким образом, может появиться как следствие победы в конфронтационной борьбе, как следствие торжества искусственного над естественным, одной цивилизационной модели над культурным многоцветием. Тогда как это последнее имеет для выживания человечества такое же значение, как разнообразие видов в живой природе. В деле своего самосохранения под натиском масс-культуры всякая самобытная культура, в том числе и российская, опирается на традиции, в частности на религиозные. В этой связи уместно привести выдержку из выступления Патриарха Московского и всея Руси Алексия II на Парламентской ассамблее Совета Европы: "Человек должен оставаться человеком - не товаром, не подконтрольным элементом электронных систем, не объектом для экспериментов, не полуискусственным организмом.
Вот почему науку и технологии также нельзя отделить от нравственной оценки их устремлений и их плодов"[33].
Религиозные метафоры эффективно используются не только церковными деятелями. Ранее в тексте уже встречался библейский образ Левиафана. У английского философа XVII в. Томаса Гоббса Левиафан - символ упорядоченности государственного механизма, который призван согласовать миллионы человеческих устремлений. Этот механизм был искусственно создан договором между людьми, положившим конец самоистребительной "войне всех против всех". Можно сказать, гоббсов- ский Левиафан явился метафорическим обозначением цивилизации: латинское civitas (государство) и термин "цивилизация" - однокоренные слова.
Иное значение данный образ приобрел в философском (и провидческом) романе американского писателя Германа Мелвилла "Моби Дик, или Белый Кит". Здесь Левиафан - воплощение слепого ужаса, разрушительных сил природы. Интересно, что оба этих смысла почерпнуты из Библии, где это морское чудовище представлено и как совершеннейшее божественное творение (Иов, 40, 20-27; 41), и как воплощенное зло, живое средоточие природного хаоса, которое Бог истребит в конце времен (Исайя, 27, 1). В такой двойственности библейского образа кроется неизбывная противоречивость всякого исторического творчества: зачастую то, что вначале принимается за абсолютное совершенство, с течением времени оборачивается тем, что необходимо преодолеть.
Какой вывод можно сделать из рассмотренных примеров? Ткань культуры представляет собой сложнейшее переплетение мифологических, религиозных, художественных, естественнонаучных и т. п. образов и смыслов. Для того чтобы не прерывалась связь прошлого, настоящего и будущего, нужна целостная основа диалога культур и времен.
В деле выработки базовых ценностных ориентаций, единых кодовых систем для осуществления диалога культур, невозможно обойтись без философской мысли. Это является существенным залогом того, что философия займет подобающее ей место в духовной культуре будущего. Философия - особый нерасторжимо-целостный элемент культуры; постоянно обновляющаяся и несущая в себе нетленное; сохраняющая в своей исторической памяти опыт метафоры и логического дискурса, интуитивно-образного и понятийного постижения мира; являющая собой мозаику школ и направлений; расколотая цивилизационной дивергенцией Востока и Запада, но сохранившая энергию единого первоначального посыла любви к мудрости; отстаивающая основы своей автономии, но не порывавшая связей с мифом, искусством, религией, наукой; философия - единая и многообразная - может и должна стать прообразом грядущей единой и многообразной человеческой культуры.