Интерпретация как метод философствования

Рассматривая познание как «волю к власти», он исходит из того, что наши потребности применяют логику, истолковывают мир с помощью «схематизирования в целях взаимного понимания» и это позволяет сделать его доступным формулировке и вы

418

Часть III. Методология научного исследования

числению. Такой подход объясняет нам, почему возможно множество интерпретаций. Всегда остается «зазор» между тем, что есть мир — бесконечно изменчивый и становящийся — и устойчивыми, «понятными» схемами и логикой. Всегда возможно предложить новые смыслы, «перспективы» и способы «разместить феномены по определенным категориям», т.

Особая задача — осуществляя текстуальный анализ, выявить неявное знание, скрытые смыслы и значения, концептуальные предпосылки и принципы. Интерпретация, решающая эти задачи, следует общим правилам и принципам, не отличается, по сути дела, от историко-филологической и достаточно часто заменяет собственно философскую интерпретацию, что может и не осознаваться. Лингвист, обращаясь к языку текста, может и не обсуждать проблему, излагаемую в тексте, тогда как философ всегда обращается к содержанию, к самой проблеме. Применяя логико-методологические и историко-филологические приемы, собственно философская интерпретация вместе с тем выходит на более глубокие уровни. Это либо дорефлексивный и даже довербальный уровень эмпирических знаний, «жизненного мира» — горизонт, предшествующий субъектно-объектным отношениям, либо надэмпири

Глава 12.

ческий, трансцендентальный уровень субъекта как «сознания вообще», либо, наконец, экзистенциальный уровень — уровень бытия субъекта.

Один из существенных вопросов философской интерпретации — отношение к автору, понимание его роли в бытии философского текста. Обсуждаются возможные варианты: «изгнание» автора, «отсечение» его от текста на основе признания автономии языка, текста. Это в определенной степени соответствует идеалам классической науки, элиминирующей субъекта из знания, или эпистемологии без познающего субъекта Поппера, а также постструктурализму, идеи которого программно выражены, в частности, в «Смерти автора» Р. Барта. Наиболее известные аргументы, поддерживающие эту позицию, состоят в следующем: не имеет значение, что хотел сказать автор, значимо только то, что говорит его текст; автор часто не знает в полной мере, что он хотел сказать, авторские смыслы могут быть недоступны, а значение текста может изменяться даже для самого автора. На мой взгляд, эти аргументы, будучи эмпирически возможными, не являются непреодолимыми и коренятся прежде всего в традиционном понимании объективности знания как его «бессубъектности». Кроме того, критик или интерпретатор, «изгоняя» автора, сам становится на его место и присваивает право на авторские смыслы, что и поддерживает «беспредел» интерпретации. Чтобы избежать регресс в «дурную бесконечность» толкования смыслов философского текста, необходимо восстановить и сохранить роль автора как определителя значений и смыслов текста из своего «единственного места» (Бахтин) в мире. Изгнание автора, пренебрежение заданными им смыслами означает утрату главного нормативного принципа — прежде всего текст «значит» то, что имеет в виду автор. Доверие автору, соблюдение по отношению к его тексту не только семантических, эпистемологических, но и моральных норм — вот кардинальные условия корректности и обоснованности в работе интерпретатора — блюстителя авторской позиции, что, казалось бы, не вызывает сомнений.

В связи с обсуждением проблемы автора, субъекта или «центра» Ж.

420

Часть III. Методология научного исследования

примененной к доктрине в целом, а тем более к ее «началу». Требуется лишь усвоить как образец «правильную» интерпретацию. Это можно иллюстрировать не только ситуацией господства одной (например, марксистской) доктрины в философии, но и идеалами классического естествознания, где, например, допускалось лишь одно описание и теоретическое объяснение данного эмпирического базиса (единственность истины), в отличие от признания сегодня возможности эквивалентных описаний и конкурирующих теорий по отношению к одному эмпирическому материалу.

Итак, первый тип — это истолкование, приемлемое только по обязательным правилам, основанным на признании «начала», «центра». В этом случае вариативность и существование некоторого множества самих истолкований рассматривается как опасная «вольность», порождающая необъективность и ненаучность. Такого рода интерпретации, определяемые одной доктриной, часто бывают слишком жесткими и даже агрессивными, «узурпирующими», что является своего рода платой за определенность и обоснованность в рамках доктрины.

Второй тип истолкования не предполагает опору на признанное «начало», а сама интерпретативность, вариативность принимается как определяющий принцип. Эту особенность второго типа истолкования невозможно игнорировать, отринуть, с этим «приходится жить». Такое понимание и применение истолкования, как считает Деррид, противоречит гуманизму, поскольку человек на протяжении всей истории мысли грезил о некоем надежном оплоте, о «начале» и о ясной цели. Оба типа интерпретации не приемлют друг друга и тем не менее одновременно существуют в современном гуманитарном знании, и еще на долгие годы эта ситуация, по мнению философа, сохранится.

Проблема интерпретации в аналитической философии имеет свой опыт и иную традицию рассмотрения, в частности, в ее лингвистической версии, для которой за особенностями языка стоят общие «параметры» и свойства реальности.

Глава 12. Социально-гуманитарные науки и философия

421

не носит личного характера, основой познания являются интерсубъективность, наша коммуникация с другими людьми и объектами, а также ситуации и события, интегрированные в один и тот же «контекст значения», который требует интерпретации. С этих позиций реальность — это «сплав языка и интерпретации», познание реальности возможно лишь во взаимодействии с другими людьми, общим языком, событиями. В таком контексте иначе предстает и интерпретация, соответственно, новая теория Дэвидсона получила название «радикальной теории интерпретации».

Он исходил из того, что понимание отдельного предложения обусловлено способностью понимания всего языка как единой концептуальной системы; интерпретируя фразу говорящего, мы должны проинтерпретировать всю систему языка. Для интерпретации отдельного речевого акта необходимо понять «нереализованные диспозиции говорящего», то, что говорящий подразумевает, каковы его убеждения или намерения, верования или желания. Мы должны принять общее соглашение по поводу того, в чем говорящий и интерпретатор убеждены, а разногласия должны быть выявлены и осмыслены. Принцип доверия, или «максима интерпретативной благожелательности», должен лежать в основе понимания и интерпретации, обеспечивая возможность коммуникации. Согласие и сходство убеждений и установок говорящего и интерпретатора, казалось бы, являются условием успешной интерпретации, но остается открытым вопрос: является ли то, относительно чего достигнуто согласие, истинным, ведь само по себе согласие вовсе не гарантирует истинности.

422

Часть III. Методология научного исследования

социологические или лингвистические сущности, но предстают как компоненты бытия интерпретирующего субъекта.

Истинность философского знания, как и специально-научного, может быть определена в традиции Платона — Аристотеля соответствием действительности. Однако абстрактно-теоретическая, рефлексивная и интерпретирующая природа философского знания, высокая степень умозрительности и опосредованности, а также существенная зависимость предмета и задач философии от социальной и культурно-исторической обусловленности — все это порождает особые требования к обоснованию и проверке истинности философского знания. В отличие от специально-научного знания экспериментальные исследования для проверки истинности философского знания неприменимы. Философия как рефлексия критически осмысливает сами эмпирические данные, их предельно общие основания и предпосылки, а поэтому философские утверждения не могут быть доказаны простой ссылкой на фактический ход дела.

В теоретическом философском знании на первый план выступает система внеэмпирических критериев истинности — логических, социокультурных, политических, идеологических и других. При этом важно подчеркнуть, что в этой системе внеэмпирических критериев содержится, по сути, квинтэссенция социального опыта в целом, гораздо более полного и разнообразного, чем опыт экспериментальных исследований какого-либо конкретного фрагмента реальности. Эмпирический критерий, не теряя своей важности и ведущей роли при определении объективной истинности философского знания, выступает в данном случае в опосредованной форме. В конечном счете истинность философского знания проверяется на основе его применения в качестве предпосылок науки, методологических принципов теоретического мышления вообще и других форм деятельности в различных областях культуры и социальной практики.

Истинностная оценка применима к философской теории в той мере, в какой она, как и специально-научная, представляет собой систему логически взаимосвязанных предложений, отражающих существенные, общие и необходимые внутренние связи и отношения явлений действительности. Содержательное отличие ее, например, от социально-научной теории, заключается в том, что в качестве предметной области здесь выступают не частные связи и отношения, а всеобщие объективные законы развития природы, общества и мышления. Как и научная система знания, философ

Глава 12. Социально-гуманитарные науки и философия

423

ская теория имеет определенный состав и структуру, а также предполагает построение абстрактной идеализированной модели объекта, в которой выполняются ее высказывания. Однако, если в состав научной теории входят понятия, отражающие объекты предметной области и их свойства и отношения, то в состав философской теории, кроме этого, включаются и понятия, характеризующие сам способ, условия построения и мировоззренческие основы философской теории. Наряду с высказываниями и принципами, относящимися собственно к предметной области, в философской теории содержатся высказывания о законах и принципах познания этой области. Данное обстоятельство объясняется тем, что научная теория принимает за исходные некоторые общепринятые положения, в то время как философия пытается вскрыть исходные предпосылки всякого знания и познания.

Таким образом, философское знание, как и специально-научное, в развитой форме представляет собой логически непротиворечивую систему объективно-истинных высказываний о действительности, выполняет функции объяснения и предсказания. Но оно имеет и специфические, собственно философские параметры, поскольку принципиально отличается от специального предметом и методом познания, способами обоснования и проверки знания, а также обязательным включением в содержание теории мировоззренческих и методологических предпосылок, что и определяет специфические функции философского знания в общей системе культуры.

В связи с этой особенностью следует, по-видимому, говорить не столько об истинности философского знания, сколько о его достоверности, т. е. принятии нами его как истинного на веру, на основании доводов, выдвинутых философом. Кроме того, философ имеет дело с выяснением не столько соответствия знания действительности, сколько соответствия вещи, явления, мысли понятию о них.

Литература Основная

Бажанов ВА. Метатеоретические исследования и рефлексивность научного знания // Вопросы философии. 1985. № 3. Борисов В.Н. Типы рефлексии в научном познании // Методологические проблемы науки. Новосибирск, 1976.

Дэвидсон Д. Метод истины в метафизике // Аналитическая философия: становление и развитие. Антология. М., 1998.

424 Часть

III. Методология научного исследования

Дэвидсон Д. Истина и интерпретация. М., 2003.

Касавин И. Т. Теория как образ и понятие // Вопросы философии.

2001. №3.

Ладенко И.С., Семенов И.Н., Степанов СЮ. Философские и психологические проблемы исследования рефлексии. Новосибирск, 1990. Микешина ЛА. Философия познания. Полемические главы. М.,

2002. Порус В.Н. Рациональность. Наука. Культура. М., 2002. Рикёр П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М., 2002. Степин B.C. Философия // Новая философская энциклопедия. М., 2001. Степин B.C. Философия как рефлексия над основаниями культуры // Субъект, познание, деятельность. М, 2002.

Дополнительная

АвтономоваН.С. Заметки о философском языке // Субъект, познание, деятельность. М., 2002.

Бабушкин В. У. О природе философского знания. М., 1978. Бибихин В.В. Язык философии. М., 1993.

Деррида Ж. Структура, знак и игра в дискурсе гуманитарных наук //

Вестник МГУ. Серия 9. Филология. 1995. № 5.

Левин Г.Д. Что есть истина? // Субъект, объект, деятельность. М., 2002.

На переломе. Философские дискуссии 20-х годов. М., 1990.

УемовА.И. Системные аспекты философского знания. Одесса, 2000.

Вопросы для самопроверки

1. В чем состоят особенности философии как типа знания? Сходство и отличие философии и науки.

2. Почему философские проблемы не могут быть решены окончательно?

3. Каковы особенности рефлексии как философского метода?

4. Охарактеризуйте умозрение как базовый метод философии, его эффективность и недостаточность.

5. Вычлените формы умозрения в философском рассуждении. Приведите примеры.

6. Что такое натурфилософия, ее методологические особенности?

7. Какова роль интерпретации в философии?

8. В чем состоит особенность текстов и автора в философском знании?

9. Как понимается интерпретация в аналитической философии? 10. Проблема истины и ее критериев в философском знании.