§ 3. Синтез интуиции и рефлексии в понимании

Согласно гегелевской диалектике, синтез возможен только в снятии тезиса и антитезиса.

и рефлексии, мы пришли к выводу, что к пониманию можно прийти посредством их синтеза. Понимание - это сложный акт, процесс, включающий многочисленные формы понимания. Если некоторые формы понимания рефлексивны, другие интуитивны. Интуитивно вчувствование, схватывание и другие, в которых осуществляется понимание целого. Интерпретация рефлексивна. В интерпретации рефлексия анализирует, соотносит части того, что понимается.

Как следует из §1 главы 2, интуиция дает нам возможность понять образ Единого в целом, когда воспринятые явление, слово или действие, будут представляться нам в виде образа. Так Н.С. Автономова полагает, что понимание «складывается в процессе, связанном с интуитивными образными сторонами человеческого сознания».^{[258] [259]} Один образ сам по себе, без его связи с другими образами и понятиями, не может передать всех значений и смыслов, составляющих его. Так как чтобы ясно и отчетливо воспроизвести его в своем сознании и мысленно рассмотреть, он необходимо должен быть связан родовидовыми или категориальными связями в своей сфере. Интуиция являет сознанию целостный образ возникшей проблемы. Рефлексия же в результате перепроверки образов, имеет возможность оформлять их посредством языка в понятия, на что требуется перепроверка и коррекция. Интуиция также способна связать образы с понятиями, но связь эта будет исключительно моментальной и одноразовой, а не длительной и многократной, как в случае с рефлексией. Понимание же, есть теоретическая «деятельность связывания идей, установления отношений между ними, приведения их к целостному, системному виду». Идеи включают в себя образы и понятия. Итак, можно сделать вывод, что связь образов и понятий - понимается, то есть понимание есть скрепление мостом отношений между образами и понятиями. Само же понимание образуется по принципу круга, при этом и образ и понятие могут быть и частью и целым.

В сознании как целостности включены как интуиция, так и рефлексия и понимание как их синтез. Так, в феноменологической традиции сознание состоит из актов интенциональности, рефлексивности и горизонтности. К понятию горизонта можно отнести понимание, поскольку Гуссерль именовал горизонтом совокупность переживаний и мыслей как актуальных, так и потенциальных. Такое диалектическое определение соответствует тому, что определено в диссертации как понимание. Понятие горизонта совместно с пониманием применял и Г адамер. Для прояснения положения о понимании как синтезе интуиции и рефлексии рассмотрим несколько проблемных аспектов понимания.

Можно ли в пространственно-временном контексте говорить о понимании? Хотя понимание и не имеет необходимой привязки к моментальности, в экзистенциализме в качестве синтеза оно соотносимо со временем в онтологическом смысле. Так в созерцании синтезу «соответствует настоящее время, синтезу в воображении - прошедшее, а синтезу в рекогниции - будущее». Можно говорить о двух типах интуиции по отношению ко времени: интуиции-созерцании, которое переживается в длительном творческом состоянии и интуиции-озарении. Второе может быть объяснено «как выход на поверхностный уровень сознания (и его языки) смысловых кодов глубинных уровней». В концепциях интуиции длительности А. Бергсона и интуиции мгновения Г. Башляра «столкнулись два эти понимания времени».^{[260] [261] [262]} Пространственно понимание трактуется в теории топологической рефлексии. Получается, что ответ на вопрос положительный, можно.

Понимание не зависит как в случае с интуицией от уникальности, от моментальности, но может схватывать и присваивать усвоенные связи. Как это возможно? Понятие «схватывание» достаточно полно раскрыто в философии В.В. Бибихина. Он пишет, что через схватывание приобретается собственность. Присваивается то, что способно проявиться как своё бытие, присущее в только ему одному свойственном проявлении.

Понимание фиксирует нечто существующее, так как существовать значить взаимодействовать. Понимание как схватывание - это также и связывание, без связи взаимодействие не возможно. Так как понимание есть действие, оно выражается глаголами. Интуитивно воспринимая на слух глагольные корни, можно прийти к ясному и точному восприятию. Если требуется проверка и перепроверка полученного результата, это можно сделать с помощью рефлексии. Таким образом, понимание - это рождение взаимосвязей между множеством уже выбранных автоматически убеждений, верований, рефлексивно апробированных

опытных действий, возможностей. Ещё один способ описания этой схемы - рождение нового образа, складывающегося из чувственных образов и мыслительных понятий, путём добавления, присоединения уже имеющихся в памяти новых образов и понятий.

Познавательной способностью, в которой слиты чувства и рассудок было воображение в философии Канта. Способностью воображения по Канту является синтез. Единство синтеза заключено у него в понятиях, а «единство же апперцепции есть условие всякого синтеза». Поскольку единство апперцепции познается интуитивно (как мы это показали в §1 главы 2), интуиция, будучи условием синтеза, также как и рефлексия, есть условие понимания. Это демонстрирует Э. Левинас на примере феноменологии Э. Гуссерля. Интуитивный характер актов рефлексии основан на данности предмета сознанию, в котором сознание само становится себе данным. При этом имманентная интуиция- рефлексия имеет онтологическую важность в отличие от познавательной рефлексии, направленной вовне. Приведенный анализ наглядно показал синтетичность интуиции и рефлексии в понимании.

Таким образом, понимание синтезирует акты интуиции и рефлексии. Следует прояснить, посредством чего осуществляется такая связь. Мало того, чтобы познанное было интуитивно воспринято и рефлексивно осмыслено. Для ^{[263] [264] демонстрации наличия понимания следует также его выразить, используя грамматически и логически выверенные средства выражения знания, то есть язык. Как уже было приведено, язык - это инструмент для понимания, процесс которого заключается в структуре вопроса и ответа и связан с мышлением. (Гадамер). Более того, в философии Гадамера язык един с мышлением. Способность к пониманию, как и само понимание, укоренена в мысли и для Левинаса. В трудах многих современных философов можно заметить, что лингвистический поворот, осуществленный в XX веке, утвердил тождественность структур языка и логических структур мысли. В сознании философов может проявиться аналогия тождества Бытия с мышлением. Как у Парменида и Шеллинга, ведущих свои размышления о Бытии в сфере метафизического, язык для большинства представителей герменевтической философии также представляет собой метафизическую сущность. Однако авторы, пытающиеся сблизить позиции идеалистической герменевтики с позицией аналитических философов, не всегда следуют этой установке. Зачастую философия языка основана на «рефлексии о предложениях, высказывающихся о предметах».[265] [266] [267] То есть рефлексивная функция языка предстает как важнейшая для проявления понимания. Так, Апель кладет язык в основание теоретических и эмпирических наук, при этом философии, которая и есть рефлексия языка, необходимо видеть в языке «условие возможности и объективной значимости понимания и самопонимания». Язык предстает в его трудах как система объективного духа в гегелевской интерпретации, которую в диалектике единого и многого «можно дефинировать как отчужденную от себя субъективность». Подобное определение языка укореняет понимание в синтетическую связку интуиции и рефлексии, как внутреннюю и внешнюю субъективность в субъективность отчужденную, открывая простор для множества ещё не исследованных проблем.}

Обратимся к языку и его акту именования. Об одномоментности акта называния и акта познания и понимания писал Платон в «Пармениде». (Платон. Федон, Пир, Федр, Парменид. М.: Изд-во «Мысль», 1999). Согласно его диалогам то, что невозможно обозначить словом - непознаваемо. «Анализ познавательных структур у Платона неотделим от анализа речи...», - указывает П.П. Гайденко.

Взаимозависимость понимания и именования в русском языке обусловлена синтаксической, корневой структурой термина «понимание». Звук «ним» или «им» отсылает непосредственно к имени. Схожесть имеет и синтаксический корень в английском языке, который звучит как «нэйм». О проблеме имени в англоязычной традиции пишет М.В. Лебедев. Он указывает, что, согласно С. Крипке, можно понять нечто, если знаешь, как произошло «первое крещение»». Под «первым крещением» у Крипке подразумевается акт называния, присвоение

имени. При этом «именование в концепции Крипке претендует на роль

280

единственного способа указания...».

Следует заметить, что образ может остаться без имени. В таком случае понимание будет не полным, понимание останется неосознанным и уйдет в глубины бессознательного. Понимание соответственно может быть не только целостным, но и частичным. Так, в случае познания категорий включающих незнакомые языковые словари, мы способны осуществить лишь частичное понимание. Из бессознательных глубин понимание всплывает в сознание, когда имеется запрос на него. То есть, когда человек думает о проблеме, связанной с неназванным образом. Каков механизм вызова такой образной картины? Мы считаем возможным допустить, что процесс именования, придания уже имеющейся в подсознании проблеме названия, вызывает имеющиеся сокрытыми без имени до поры до времени, связи образов в сознании. В результате говорят об интуитивной догадке. ^{[268] [269]}

Поскольку понимание всегда обусловлено отношением целого и частей, самый важная проблема в нем это герменевтический круг. Так, слова складываются в предложения, предложения в тексты, тексты в мировоззрения (философское, научное, художественное, религиозное), мировоззрения в культуру, культура в язык... На этом всё не заканчивается, так как в акте понимания всё устроено по принципу круга. Язык возвращается обратно в слово, поскольку в слове собран весь язык. Начинается новый виток в круге понимания, в котором предпонимание предложения, интерпретация, значение, текст, смысл и ещё множество других форм понимания как части и целое взаимообуславливают друг друга. Понимание - это связь форм понимания, где каждая форма понимания может быть помыслена в виде маркировки позиции в герменевтическом круге. Мышление, как известно, дает определения понятиям, оперирует суждениями. Стол это стол, но кафедра это не стол, это кафедра. Мышление перескакивает с одного на другое от общего к частному и от частного к общему. Так в рамках общенаучных методов осуществляются умозаключения в методологии науки, дедукция и индукция. Или с помощью логики мышление осуществляет приёмы анализа и синтеза. В понимании схема другая. Понимание связывает части и целое в целое целого, которое само может быть частью. То есть для понимания характерна ситуация герменевтического круга, когда каждая последующая семиотическая (лингвистическая) категория является необходимой, но не достаточной для последующей. Тогда понимание осуществилось. Схематически и само понимание выразимо через круг.

Предположим что A, B и C это определенные формы понимания языка, образующие герменевтический круг на рисунке 2:

Задача понять А. Тогда A - часть для B, а B в свою очередь, уже, будучи целым для A, является частью для С. Только в случае достижимости В и C, можно говорить о понимании А. Под достижимостью В и С, мы подразумеваем, что для понимания А надо выяснить является ли частью В А и для каких частей А будет целым, предполагается, что для С.

В интерпретации Апеля, герменевтический круг возникает тогда, когда в процессе предметной аргументации рефлектируют также и о тех предпосылках, на которых она основывается, и пытаются постепенно их эксплицировать. Осмысление исходных предпосылок аргументации является условием возможности лучшего понимания. Рефлективность дискурса, нацеленная на раскрытие, обосновывающей его предструктуры понимания, гарантирует, что во временной перспективе будут устранены все препятствия на пути установления истинного взаимопонимания и тем самым будет обеспечена интерсубъективная значимость, то есть объективность знания.

Мы допускаем вероятность того, что условие лучшего понимания состоит не только в осмыслении предпосылок, но в разнонаправленной связи форм понимания между собой. В графическом изображении это будет выглядеть как предстоящая и последующая позиция в схематическом герменевтическом круге. Так, предложение мы можем понять, только если нам достижимы слова в нём. Слово как форма понимания предстоит предложению как его часть в герменевтическом круге. Мы также должны владеть последующей формой понимания, следующей за предложением во взятом примере. Предположим, что в данном примере это форма понимания - контекст. Если слово это точка A в предложенной выше схеме, предложение - точка B, а контекст - точка C. Понимание слова тогда зависит от связи слова с предложением с одной стороны и от связи с контекстом с другой стороны, связь предложения словами и в контексте других предложений и являет понимание предложения в этом случае. Та же схема применима и с контекстом. Подобным образом обстоит дело с пониманием в случае, когда за позиции в герменевтическом круге могут быть взяты такие формы понимания, как знак, имя, слово, значение, словосочетание, поэтическое выражение, речь, логический анализ речи, предложение, смысл, текст, толкование-интерпретация, автор-интерпретатор, языковая игра, осознавание, логические и субъективные психологические действия, предрассудки, перевод, языковый опыт, понимание Другого, пред-понимание, символ, и другие. Чем с большим количеством форм понимания есть возможность установить связь, тем полнее понимание. При этом следует подчеркнуть, что абсолютное понимание недостижимо или маловероятно.

Пониманию способствуют акты тождества, различия и сравнения, каждый из которых характеризует интуицию или рефлексию определенным образом. Когда мы что-либо отождествляем, мы связываем части в единое. При этом осуществляется понимание, аналогично тому, как осуществляется кантовский синтез в понятии. Когда мы что-либо разделяем, мы связываем множественные части, однако не объединяем их в единое, они существуют в нашем представлении как целое, разделенное на части. В этом не тождественность единого и целого. Пропишем ещё раз: когда невозможно выделить различия, это единое, когда же мы объединяем части, но при этом можем говорить о том, что в этом «едином» существуют не тождественные друг другу части - это уже не единое, а целое. Это тонкое различие мы уже проводили и указываем здесь, чтобы последовательно доказать, как в понимании осуществляется синтез интуиции и рефлексии. Тождество познается по преимуществу интуитивно, а различие и сравнение зачастую с помощью рефлексии. Сошлемся в этом положении на философию Гегеля, в которой рефлексия понимается как различие «бытия в самом себе, выкристализация из видимостей сущностей». Понимание отрицает отрицание, связывая образ интуиции с его удвоением и интерпретацией.

Отношение тождества и различия понимается в текстах, но осознается в мышлении. Такая грань природы мышления укоренена в языке, о чем писал ^[270]

Платон в диалоге "Филеб": «тождество единства и множества, обусловленное речью, есть всюду, во всяком высказывании». В таком случае в связывании единства и многообразного состоит понимание целого. При этом целое познается

283

интуитивно, так как «интуиция "часть", или точнее, инструмент понимания». Посредством интуитивного схватывания целого происходит понимание текста. Текст при этом «погружается в некоторую более обширную целостность».^[271] [272] ^[273] [274] [275] Таким образом, понимание является мостом, связью Единого со многими целыми посредством речи или языка. Понимание осуществляется в совокупности принципов отождествления, различия и сравнения. Когда мы отождествляем нечто, совершается операция опознавания истины, но для развития этого мало. Без развития нет движения, без движения нет жизни. Соответственно необходимо применять помимо тождества ещё различие и сравнение. «Все сравнения нуждаются в рефлексии», - утверждал Кант. Сравнение необходимо при выявлении более простых подкатегорий общего и частного. При этом при сравнении, в общем, выявляются повторяющиеся свойства, а в частном неповторяющиеся. Так В.И. Моисеев описывает, какая структура взаимодействий «целого-части и общего-частного предполагается в связи с выделением разных аспектов истины и связанных с ними видов интуиции». При этом понимание, основанное на функциональной семантике истинности можно отделить от понимания диалогической модели и от понимания, основанного на взаимодействии «понимания» и «объяснения». При этом во взаимодействии с объяснением понимание не сводимо к каузально-следственным основаниям. Для понимания нет причин, так как когда нужны аргументы, понимания нет, а когда понимание состоялось, аргументы уже не нужны. (М.К. Мамардашвили). Это происходит также потому, что невозможно в качестве релевантной причины указывать однонаправленную связь с частью в качестве целого и указывать на целое как его составляющую часть из-за эффекта экземплификации целого по отношению к совокупности частей. Связь как понимание целого и части необходимо должна быть разнонаправленной в бесконечном круговом движении. Причины же могут быть у эмпирических фактов, но не у понимания. Мы понимаем факты, так как факты выразимы через слова языка. Слова часть языка как факты - часть события. Мы понимаем их только когда можем связать с ними другие знаки как части языка в сферу целого. Если целое не складывается, понимание невозможно.

Целое всегда сложено из актуального и потенциального, то есть из того что существует и не существует. Так, интуиция выявляет то, что не существовало ранее или существовало в потенции, в возможности. При этом «для перехода возможного в действительное необходимы два фактора:

287

действие объективных законов и наличие определенных условий». Владение вариантами возможностей переводит понимание в его высшую степень, осознание. Поскольку непосредственное осознание предметов, явлений и текстов недоказуемо, то вследствие этого на этапе появления первого неотрефлектированного, интуитивного знания в познании оно ещё непонятно, хотя и может быть ясным и наглядным. Зачастую непонимание заключается в непосредственности. В том виде, в котором интуиция, характеризуемая непосредственностью, приходит в сознание, она не может быть артикулирована ни в каких средствах выражения. Так, Дж. Мур о соотношении интуиции и понимании писал, что интуиция не является «противоположной альтернативой понимания». Напротив, интуиция участвует в созидании убежденности самоочевидных суждений в то время, когда ещё не существует причин полагать их истинность вследствие отсутствия подтверждений. Вспоминая слова Плотина о «не отделении ^{[276] [277]}

Солнца от его лучей», мы можем сделать вывод, что необходимые связи не дают нам однозначных решений, что именно из связанного первично.

В философии науки в описании сложных развивающихся систем мы можем указать на принципы методологии синергетики, которые определяются «друг через друга, что не является порочным логическим кругом, но герменевтическим кругом».^[278] Примером тому может послужить понятие гена и организма, имеющие подобные взаимные определения. Впрочем, и в примере с генетикой, и в примере с Солнцем возможна дискуссия. Так, природа света самого по себе и природа планет не во всех случаях имеет необходимую связь. Высказываясь в соответствии с принципами аналитической строгости, в нашей планетарной системе данная связь имеет необходимый характер, и мы говорим, что Солнце светит. Однако, в качестве жесткого десигнатора «может выступать как имя, так и определенная дескрипция».^[279] Возможно, чтобы сделать понятным во всех случаях употребления слова Солнца как жесткого десигнатора следует привести ещё дополнительное описание существенных характеристик этой звезды, испускающей свет.

Ценность понимания в том, что оно объемлет все связи в мировоззрении таким образом, что невозможно это сделать никаким другим из доступных на сегодня методов. К примеру, можно объяснить, почему светит Солнце физическими законами, а на возникающие вопросы приводить много причинно-следственных объяснений. Такой способ познания подойдет, если в наличии знания астрофизики. Однако если привлечь в исследование междисциплинарное знание, объяснение не всегда сработает там, где в разнообразных дисциплинах существуют специальные словари, новейшие открытия в узко научной сфере и отсутствует диалектический подход. Без диалектического понимания в таких

случаях не обойтись. Так, диалектика в философии Апеля характеризует основу понимания: язык как способный с одной стороны к рационализации, а с другой стороны, как воплощающий «смысловое богатство культуры на дорефлексивном уровне естественных языков». Необходимо понимание, которое схватывает множество связей не только между частями и целыми блоками знания одного типа, но и между общекультурными формами знания, такими как наука, искусство, религия, антропология и другие. При этом следует иметь в виду, что в отличие от акта объяснения, в котором имеет место каузальность, причинно­следственная связь, для осуществления акта понимания следует связать область непонимания с тем, частью чего это непонятное является и с тем какие части ещё могут составить с этим непонятным целое. В этом видится фундаментальное отличие объяснения от понимания. При этом согласимся со словами Рикёра, который предлагал для лучшего понимания больше объяснять.

После приведенных обоснований можно определить понимание как синтез связей трансформированного Единого в целое и взаимосвязи целого с частями, где частями выступают субъект-объектные взаимосвязи, интегрированные субъект-объектным отражением. Мы выяснили, что для того чтобы понять интуицию необходимо подключить рефлексивную способность. Требуется детально осмыслить сам объект, а затем связи объекта с субъектом познания и с другими объектами или субъектами, поскольку понимание это не только связывание и постижение объекта, но и принятие другого субъекта. Понимание иного подразумевает в некотором смысле уподобление этому иному, а, следовательно, разделение собственного Я. При этом Я не может подвергнуть себя всестороннему и целостному самопознанию, поскольку в акте рефлексии часть собственного Я становится объектом, разделяя, таким образом, целостное Я на две части, субъекта и объекта. Однако целостное восприятие может осуществляться, но не в рамках индивидуального сознания. Это происходит, ^[280] когда личность и Я обнаруживаются в интерсубъективных «отношениях с другими людьми и точнее всего могут быть поняты именно последними».^{[281] [282]} Взаимные оценочные суждения себя с ближайшим социальным окружением включает самопонимание, саморефлексию и самообладание. Именно в состоянии самообладания можно «слышать голос интуиции», а затем проработать такое слуховое созерцание на рефлексивном уровне.

Процесс взаимопонимания всегда опосредован рефлексией. В психологии рефлексией называют осознание индивидом того, каким образом он может быть воспринят партнером по коммуникации. Метафорически выражаясь, знание того как другой понимает меня напоминает двойное зеркальное отражение друг друга. В философской герменевтике можно наблюдать иную точку зрения. Так, Гадамер считает, что рефлексия «отсутствует там, где люди общаются друг с другом лицом к лицу».^{[283] [284]} Рефлексия зачастую отождествляется с классической рациональностью, что имеет достаточные основания в оптикоцентризме, однако следует учитывать и неклассический тип рефлексии, структурно совпадающий с топологией пространства в архаике. Согласно исследованиям В.В. Савчука, мы допускаем вероятность того, что является основной идеей одного из его трудов «Топологическая рефлексия»: рефлексия топологизировалась. Топологическая рефлексия - не является рефлексией индивидуального сознания, субъектом в ней выступает топос, который осмысливается местом в мире науки, философии, искусства. При этом топологическая рефлексия выявляет «источники формирования экономики, общества и культуры». В современных условиях в результате восхождения от абстрактного к конкретному, возможности ставить вопросы об условиях самого вопрошания топологическая рефлексия онтологизируется. Заметим, что упомянутый неоднократно оптикоцентризм также имеет вектор смещения в герменевтическую проблематику. В современных условиях тенденция оптико-центрической функции рефлексии как «усмотрение» трансформируется в «понимание». Ведь свет, зеркало, отраженный образ в зеркале нужно не только видеть, но и понимать в философском смысле, поэтому «каждый акт рефлексии - это акт осмысления, понимания».^{[285] [286]}

Топологическая рефлексия схватывает мир как целое, но при этом в сопряжении с пониманием мыслит мир локальным топосом. Таким образом, функции топологической рефлексии сближаются с познавательными функциями понимания, когда взаимоотношения целого и части приводят к рождению акта понимания. Приоритетом для топологической рефлексии является осмысление целостности мысли и чувства. Понимание включено в структуру топологической рефлексии, когда первомысль и первочувство слито. Тенденцию подобного первого или «чистого опыта» в концепции нейтрального монизма описывали в прошлом веке У. Джеймс, а вслед за ним Б. Рассел. Согласно им, можно говорить о существовании лишь одного исходного материала, из которого сотворено всё существующее, включая наши мысли. Так Б. Рассел писал: «...я собираюсь сказать то, что мысли, убеждения, желания, удовольствия, страдания и эмоции все вместе составлены только из ощущений и образов, и что нет повода думать, будто образы отличаются от ощущений по своей внутренней природе». При этом имеется функция под названием понимание, которая проявляется при вступлении частей этого метафизического опыта в определенный вид взаимоотношений. Данные взаимоотношения составляют упомянутый чистый опыт, связь, одной частью, которого становиться субъект понимания, а другой частью его объект, что отражает настоящее положение дел.