Н.Я. Данилевский родился 28 ноября по старому стилю на Орловской земле в селе Оберец Ливенского уезда в семье генерала. После учебы в частном пансионате в Москве принят в Царскосельский лицей, по окончании которого с 1843 по 1847 годы был вольнослушателем на естественном факультете Петербургского университета. В университете Н.Я. Данилевский познакомился с Н.Н. Страховым, ставшим его другом, почитателем и защитником его учения, издателем его книги «Россия и Европа». Вот как описывает Н.Н. Страхов их первую встречу и знакомство: «Между студентами вдруг пронесся говор: «Данилевский, Данилевский!», и я увидел, как около высокого молодого человека, одетого не в студенческую форму, образовалась и стала расти большая толпа. Все жадно слушали, что он говорит; ближайшие к нему задавали вопросы, а он отвечал и давал объяснения. Дело шло о бытии Божием и о системе Фурье» (37. 558). Увлечение учением Фурье сблизило Данилевского с М.В. Пет- рашевским. После защиты магистерской диссертации на кафедре ботаникив 1849 году Данилевский отправился на научную практику в Тульскую губернию, где был внезапно арестован и отправлен в Петербург. Его привлекли к ответственности за принадлежность к революционной группе Петрашевского. Следствие доказало, что Данилевский трактовал учение Фурье не как революционное, а как экономическое. Просидев сто дней в тюрьме, он был выслан сначала в Вологду, а потом в Самару, где трудился в канцелярии губернатора. С 1853 года русским правительством Данилевский неоднократно направлялся в экспедиции для изучения состояния рыбных запасов и рыболовства в низовьях Волги, на Каспийском море, а впоследствии на Белом море и севере России. Всего было совершено девять экспедиций, в результате которых проведено исследование всех вод европейской России. За свою деятельность он был награжден золотой медалью Русского географического общества, вошел в состав Совета Министерства государственных имуществ, где принимал активное участие в выработке законов, которые регулировали состояние рыбных богатств в стране. В 1864 году Данилевский вместе с семьей переехал на Южный берег Крыма, купив в Мшатке, недалеко от станции Байдары, имение с огромным садом и развалинами сожженного французами в Крымскую войну барского дома. Вероятнее всего, именно в Крыму Н.Я. Данилевский работал над книгой «Россия и Европа», первые главы которой были опубликованы в журнале «Заря» в 1869 году. Полностью книга «Россия и Европа» впервые была издана в 1871 году, а в 1895 году вышло уже ее пятое издание. В последние годы жизни Н.Я. Данилевский работал над двухтомный трудом «Дарвинизм», представляющим собой критику учения Чарльза Дарвина. Опровергая и отвергая учение Дарвина о есте ственном отборе, теорию об эволюции организмов, Данилевский находит объяснение их происхождения в деятельности высшего разума. Труд так и остался незавершенным. 7 ноября по старому стилю, во время очередной командировки в Тифлис Н.Я. Данилевский скоропостижно скончался от болезни сердца, которой он страдал все последние годы жизни. Тело его перевезли в Мшатку, где он и был похоронен. Рассмотрим основные взгляды Н.Я. Данилевского, изложенные в его книге «Россия и Европа». Воззрения Данилевского помогают увидеть самобытные истоки и основы православной традиции Руси. Понять, что нарушение основ жизни народа пагубно влияет на жизнь государства. Большинство историков и философов не только прошлого, но и нашего века считают, что европейская цивилизация тождественна цивилизации общечеловеческой. Такой взгляд основан на гегелевской философии истории. Гегель обосновывал связанность, единство и всемирность исторического развития человечества, опираясь в своих рассуждениях на понятие «мировой дух». По Гегелю, мировой дух воплощается не во всех народах, а только во всемирно-исторических. Носителем мирового духа в новое время, по мысли Гегеля, является германский мир. Н.Я. Данилевский в своей книге «Россия и Европа» излагает другую точку зрения. По мнению Данилевского, общечеловеческой цивилизации нет и быть не может, существуют различные культурно-исторические типы цивилизаций. Последователем этой точки зрения был немецкий философ Освальд Шпенглер, издавший свой известный труд «Закат Европы» более чем через пятьдесят лет после выхода книги Данилевского. Следует сказать, что критическое отношение к европоцентристской, однолинейной схеме общественного прогресса объединило многих исследователей, таких как А. Тойнби, Ф. Нортроп, А. Шубарт, П.А. Сорокин. В последние десятилетия нашего века своеобразно рассматривал механизмы развития различных типов цивилизации Л.Н. Гумилев, введя понятие «пассионарность». Н.Я. Данилевский выделил следующие культурно-исторические типы, располагая их в хронологическом порядке: 1) египетский, 2) китайский, 3) ассирийско-вавилоно-финикийский, халдейский, или древнесемитский, 4) индийский, 5) иранский, 6) еврейский, 7) греческий, 8) римский, 9) ново-семитский, или аравийский, 10) германо-романский, или европейский. К этим типам можно добавить мексиканский и перуанский, погибшие насильственной смертью и не успевшие завершить свое историческое развитие. Также он различает типы уединенные и преемственные. Преемственными типами были: египетский, ассирийско-вавилоно-финикийский, греческий, римский, еврейский, и германо-романский, или европейский. Ни один из культурно-исторических типов не развивается бесконечно, но результат, достигнутый трудами пяти или шести цивилизаций, сменявших одна другую и получивших к тому же дар христианства, должен был превзойти совершенно уединенные цивилизации, такие как китайскую или индийскую. В этом Данилевский видит причину типичных представлений о западном прогрессе и восточном застое (37. 88). На основании представлений о культурно-исторических типах Данилевский сформулировал законы исторического развития: Закон 1. Всякое племя или семейство народов, характеризуемое отдельным языком или группой языков, довольно близких между собою, составляет самобытный культурно-исторический тип, если оно по своим духовным задаткам способно к историческому развитию. Закон 2. Цивилизация, свойственная самобытному культурноисторическому типу, может зародиться и развиваться, если народы, к нему принадлежащие, пользовались политической независимостью. Закон 3. Начала цивилизации одного культурно-исторического типа не передаются народам другого типа. Каждый тип вырабатывает ее для себя при большем или меньшем влиянии чуждых, ему предшествующих или современных, цивилизаций. Закон 4. Цивилизация, свойственная каждому культурно-историческому типу, тогда достигает полноты, разнообразия и богатства, когда разнообразны этнографические элементы, его составляющие, когда они, не будучи поглощены одним политическим целым, пользуясь независимостью, составляют федерацию или политическую систему государств. Закон 5. Ход развития культурно-исторических типов всего ближе уподобляется одноплодным растениям, у которых период роста бывает неопределенно продолжителен, но период цветения и плодоношения - относительно короток и истощает раз и навсегда их жизненную силу (37. 91-92). Цивилизации, но мнению Данилевского, не передаются от одного культурно-исторического типа другому, но происходит взаимное воздействие. Это воздействие не является передачей. Для уяснения данного процесса, следует рассмотреть способы распространения цивилизации. Самый простейший способ — это пересадка с одного места на другое посредством колонизации. Если признавать наличие общечеловеческой цивилизации, то этот способ был бы самым распространенным и вел бы к уничтожению народов, не приемлющих и мешающих распространению этой цивилизации, либо, в лучшем случае, к лишению этих народов политической самостоятельности. Другую форму распространения, под которой чаще всего и подразумевают передачу цивилизации, Данилевский назвал прививкой. Прививая одно растение к другому, мы не изменяем природы ни дичка, ни привитой породы, просто привитое растение используется, обращается в средство, в служебное орудие для черенка или глазка. Чтобы оно жило, обрезают родные ветви, идущие от ствола или корня. Но, по сути, привитое остается чужеродным прививаемому. В качестве примера назовем Александрию - греческую прививку на египетском дереве. Прививка не приносит пользу тому, к чему прививается. Следующий способ воздействия одной цивилизации на другую заключается в том, что одна цивилизация служит как бы материалом для другой, как бы улучшенным питанием для другого организма. Это способ, которым Египет и Финикия действовали на Грецию, Греция - на Рим, Рим и Греция — на германо-романскую Европу. Всякий раз результат вносит разнообразие в область всечеловеческого развития, не повторяя старого, уже пройденного. Истинно плодотворное воздействие более развитой цивилизации на вновь возникающую происходит, когда сохраняются политическое и общественное устройство, быт, нравы, религиозные воззрения, когда сохраняется самобытность. При этих условиях народы иного культур ного типа могут принимать из чужого опыта то, что стоит вне сферы народности, то есть результаты и методы науки, достижения промышленности, технические приемы, усовершенствования искусств. Все относящееся к познанию человека и общества, практическому применению этого познания, не может быть заимствовано, а может быть лишь принято к сведению для сравнения, ибо чуждые общественные начала не имеют общеприменимого значения (37. 99-101). Исходя из своей теории, Н.Я. Данилевский формулирует определение прогресса. Прогресс, по его мнению, состоит не в том, чтобы идти в одном направлении, в этом случае он быстро бы прекратился, а в том, чтобы исходить все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, во всех направлениях. Поэтому ни одна цивилизация не может гордиться, что она представляла высшую точку во всех сторонах развития по сравнению с предшественницами или современницами. Греческий мир дошел до совершенства в отношении красоты. Греческое искусство стало достоянием всего человечества, собственностью последующих цивилизаций. Европейская цивилизация пошла по пути аналитического изучения природы, создав науку, которой не имела ни одна цивилизация. Духовные дары народов каждого типа многообразны. Мы говорим о высших достижениях, непревзойденных в конкретной области, хотя и в других областях каждая цивилизация осуществляет свой вклад. Высшие религиозные идеи выработались семитическими племенами, только семитическое племя могло принять и сохранить вверенную ему истину единобожия. Система римского права до сего дня составляет недосягаемый образец. Образование культурно-исторического типа осуществляется посредством перехода из этнографического состояния в государственное. Переход из государственного в цивилизационное или культурное состояние обусловливается воздействием внешних событий, возбуждающих и поддерживающих деятельность народов в определенном направлении (37. 109-111). Для выявления особенности культурно-исторического типа необходимо определить основные стороны народной деятельности, выражающие разнообразие исторической жизни. Н.Я. Данилевский выделяет четыре основных, по его мнению, видов деятельности. Деятельность религиозная, объемлющая собой отношения человека к Богу и понятие о своей судьбе как нравственно неотделимой от судьбы человечества и вселенной. Другими словами, речь идет о народном мировоззрении, но не теоретическом, доступном немногим, а о твердой вере, составляющей живую основу всей нравственной деятельности человека. Деятельность культурная, в узком значении этого слова, объемлющая отношение человека к внешнему миру, которая проявляется в следующих направлениях: теоретическо-научном, эстетиче- ско-художественном (к внешнему миру относится и сам человек как предмет исследования, мышления и художественного воспроизведения), техническо-промышленном (добывание и обработка предметов внешнего мира в применении к потребностям человека в соответствии с пониманием этих потребностей, достигнутым теоретическим путем). Деятельность политическая, включающая в себя отношения людей между собой как членов одного народного целого, и отношения этого целого как единицы высшего порядка к другим народам. Деятельность общественно-экономическая, включающая в себя отношения людей между собой не как нравственных и политических личностей, а опосредованно, как участников техническо-промыш- ленной деятельности. Для выявления особенности культурно-исторических типов необходимо рассмотреть, в какой мере каждый тип проявлял свою деятельность в соответствии с названными видами и какие результаты при этом были достигнуты. Данилевский исследовал с этой точки зрения все известные культуры, начиная с первых: египетской, китайской, вавилонской, индийской и иранской. По его мнению, эти культуры можно назвать первичными, потому что они сами себя построили, сосредоточив на разных точках земного шара слабые лучи первобытной до-государственной деятельности. Они не имеют особых проявлений ни водном направлении человеческой деятельности. Это были культуры подготовительные, вырабатывающие условия, при которых возможна жизнь в организованном обществе. Все виды деятельности находились в смешении. Часто приписывают египетской и индийской цивилизациям религиозный характер. В первобытные времена, когда умственная деятельность играла весьма малую роль, мистико-религиозное направление пронизывало весь строй общественной жизни. Это говорит о том, что религиозная область, как и все остальные, не выделилась, не обособилась. Астрономия халдейских жрецов и геометрия египетских были не наукой, а священнодействием, как и совершение религиозных обрядов. В Китае смешаны наука и политика - экзамен есть средство для повышения по служебной иерархии, астрономические наблюдения составляют предмет государственной службы. Неверно называть Египетское и Индийское государства теократиями. В Индии духовная каста (брамины) не имели политического честолюбия, они почитали свое духовное, религиозное, научное, художественное призвание высшим по сравнению с грубым земным политическим делом, которое передавали низшим кастам, оставляя себе почет, а не власть. Похожим было и влияние египетских жрецов. Религия выделилась как нечто особенное и высшее только в еврейской цивилизации. Религиозная деятельность еврейского народа осталась заветом его потомству, все остальные стороны деятельности были в пренебрежении, и в них нет достижений, достойных внимания. В науке они ничего не позаимствовали у соседей — вавилонян и египтян. Из искусств имела место только религиозная поэзия. В технике они были тоже слабы, для строительства храма прибегали к помощи финикиян. Политическое устройство было так несовершенно, что они не могли охранять свою независимость. И только религиозная сторона жизни была возвышенна и совершенна. Эллинская цивилизация была преимущественно художественнокультурной. Данилевский писал о том, что в самом психическом строе древних греков не было пригодной почвы для развития экономической, политической и религиозной стороны человеческой деятельности. В социально-экономической сфере рабство было случайным, временным явлением, как переход к высшим формам устройства. В политическом отношении древние греки не могли возвыситься до сознания политического единства, при этом они осознавали себя особой культурной единицей, в противоположность всем остальным народам - варварам. Религиозное мировоззрение феков отличалось отсутствием истинного религиозного смысла. Религиозные сказания, будучи результатом художественной фантазии феков, обрели форму мифологии, которая уже не является формой служения высшему, а заключает в себе свое содержание. Религия греков, по сути, заключалась в поклонении красоте, которое являлось основным принципом искусства наслаждения жизнью. Этот принцип не отражает нравственно-религиозной сущности, в основе которой всегда лежит самопожертвование. Римский тип с успехом развил одну лишь политическую сторону человеческой деятельности. Культурная деятельность была незначительна и в науке, и в философском мышлении. Также и в искусствах, за исключением архитектуры, Рим не произвел ничего оригинального. Так что сказанное о религии греков вполне относится и к римлянам. Данилевский делает вывод, что цивилизации, последовавшие за первобытными культурами, развили каждая только одну из сторон культурной деятельности: еврейская — религиозную, греческая — культурную, римская - политическую. Поэтому эти культурно-исторические типы можно назвать одноосновными (37. 471-477). Дальнейшее историческое развитие должно было заключаться как в развитии четвертой стороны культурной деятельности — общественно-экономической, так и в достижении большей многосторонности посредством соединения в одном и том же культурном типе нескольких сторон культурной деятельности, проявлявшихся отдельно. По этому пути пошел европейский, или германо-романский тип, который занял историческую сцену после распадения Римской империи. Народы Европы основали могущественные государства, установили правовые отношения граждан между собой и между государством. Произошло соединение политического могущества с внутренней свободой. Обильны плоды европейской цивилизации и в культурном отношении. Методы и результаты европейской науки несравненны по отношению к другим культурным типам. Германо-романский культурно-исторический тип может быть назван двуосновным политико-культурным типом, с преимущественным характером научно-промышленной культуры. Н.Я. Данилевский доказывает, что славянские народы образуют свой особый культурно-исторический тип. Значительная часть славян (более двух третей) составляет политически независимое целое — Российское государство. «Славянство» есть термин одного порядка с «эллинизмом», «латинством», «европеизмом». Славянские народы представляют такой же культурно-исторический тип, по отношению к которому Россия, Чехия, Сербия, Болгария должны иметь тот же смысл, какой имеют Франция, Англия, Германия, Испания по отношению к Европе, какой имели Афины, Спарта, Фивы по отношению к Греции (37. 124-125). Достаточно трудно увидеть и оценить новую славянскую цивилизацию, выходящую из периода тысячелетней этнографической подготовки, особенно в сравнении с европейской цивилизацией, находящейся в апогее своего величия и блеска. Поэтому многие отнеслись к словам Киреевского и Хомякова о том, что Запад гниет как к шутке. Но история показывает, что ни одна культура не может быть вечной, во время расцвета одной культуры зарождалась новая. Если бы все цивилизации разом пролили свой свет, то все они почти одновременно и померкли бы. Поэтому мы и видим, что существуют одновременно самобытные цивилизации, и мы склонны думать, что когда проявляется жизнь нового исторического типа, то жизнь старого должна угасать. И сравнивать эти культуры необходимо с учетом их возраста. Если провести аналогию с человеческим возрастом, то можно заметить, что сорокалетний мудрее и опытнее ребенка, но объективности можно добиться, если посмотреть, каким этот человек был в четыре года. Не исключено, что ребенок, дожив до сорока лет, достигнет большего, чем этот взрослый человек. Так что мысль о гниении Запада по сути верна, только выражена преувеличенно и слишком резко. Из сравнений явлений природы и жизни человека Данилевский делает вывод о том, что момент высшего развития сил или причин, которые производят известный род явлений, не совпадает с моментом наибольшего обилия результатов, проистекающего из постепенного развития этих сил. Последний всегда наступает значительно позже первого. Из этого следует, что обилие результатов европейской цивилизации есть признак того, что творческая сила, которая их производит, начинает оскудевать (37. 167-169). Обращаясь к миру славянскому и, особенно, к России, Данилевский рассматривал результаты и задатки только начинающейся культурно-исторической жизни с четырех принятых точек зрения: религии, культуры, политики и общественно-экономического строя. Религия составляла самое существенное, господствующее содержание русской жизни. Русскому и большинству славянских народов достался исторический жребий быть вместе с греками главными хранителями живого предания религиозной истины - православия, быть продолжателями великого дела, выпавшего на долю Израиля и Византии, быть народом богоизбранным. Религиозная сторона культурной деятельности составляет принадлежность славянского культурного типа и России в особенности. По отношению к силе и могуществу государства, по способности жертвовать ему всеми личными благами и по умению пользоваться государственной и гражданской свободой русский народ оказался политически одаренным. В отношении общественно-экономического строя в России не наблюдалось противоречия между политическими и экономическими идеалами. Здравость общественно-экономического строя России есть причина, по которой славянский культурно-исторический тип может быть высоко поставлен. В области культурной деятельности следует отметить, что славянские народы в сравнении с европейскими вступили в исторический период почти на четыре века позже. Также и славянская письменность, первое зерно культурного развития, на пять веков младше германской письменности. К тому же все европейские народы начали свою историческую жизнь на почве старой культуры, почве более питательной, ускоряющей рост. Пример всех цивилизаций показывает, что после решения политическо-государственной задачи, развитие науки было последним плодом, искусство предшествовало науке. В славянской культуре задатки художественного развития обильнее научного, хотя и в научном плане мы знаем такие имена как Коперник, Пирогов и др. Русская литература равняется с лучшими произведениями европейской литературы. В области других искусств достаточно указать на картину Иванова «Явление Христа народу». В области скульптуры Данилевский указывает произведение Пименова «Преображение» для Исаакиевского собора. Знатоки музыки не могут не оценить достоинств произведений Глинки. Славянский тип представил достаточно художественных задатков чтобы сделать заключение о его способности к большим достижениям в этом направлении деятельности. На основании своего анализа Данилевский предполагает, что славянский культурно-исторический тип представит синтез всех сторон культурной деятельности, что этот тип будет первым полным четырехосновным культурно-историческим типом (37. 479-508). Разногласия между западниками и славянофилами часто сводились к противопоставлению национального и общечеловеческого, русского национального и европейского общечеловеческого. На первый взгляд казалось очевидным, что заслуга Петра I и состояла именно в том, что он вывел нас из плена национальной ограниченности и ввел в русло общечеловеческой жизни. Национальное на этом фоне казалось бедным и ничтожным, и малочисленные славянофилы, не согласившись с точкой зрения почти общепринятой и названной западнической, вызывали только смех и глумление. Западникам представлялось, что в Европе уже разорваны национальные преграды и забил источник общечеловеческой жизни, в поток которой необходимо влиться, чтобы называться цивилизованными. Н.Я.Данилевский уточняет, что никакого преодоления национальной ограниченности в Европе не происходило. Франция, Англия, Германия были только политическими единицами, а культурной единицей всегда была Европа в целом, романогерманская цивилизация как была принадлежностью всего племени так и оставалась сю. Учение славянофилов, по мнению Данилевского, имело двоякий источник: немецкую философию, к которой они относились с большим пониманием и большей свободой, чем их противники, и изучение начал русской и славянской жизни в религиозном, историческом, поэтическом и бытовом отношениях. Сознавая высокое достоинство славянских начал и увидев непримиримость и односторонность европейских начал, славянофилы предполагали, что славянам суждено разрешить общечеловеческую задачу, не решенную предшественниками. Но не может какое-либо культурно-историческое племя решить задачу для себя и всего человечества, ибо задача человечества, по мысли Данилевского, состоит в проявлении в разные времена и разными племенами всех тех сторон, всех тех особенностей и направлений, которые потенциально лежат в идее человечества. Полное осуществление идеи заключается в многообразии проявления (37. 114-116). Мы видим, что славянофилы не смогли преодолеть гегелевского подхода к историческому развитию человечества и стояли на позиции наличия обшечеловеческой цивилизации — только с поправкой на то, что они не считали, в отличие от западников, такой циви лизацией европейскую. Общечеловеческой цивилизацией считалась только славянская или цивилизация, объединяющая духовные силы Европы и России. «Славянофилы, - писал Н.А. Бердяев, - усвоили себе гегелевскую теорию о призвании народов, и то, что Гегель применял к германскому народу, они применяли к русскому народу. Они применяли к русской истории принципы гегелевской философии» (43. 76). Понятие «общечеловеческое» уже понятия «племенное», так как последнее по необходимости включает в себя первое и, кроме того, присоединяет к нему нечто дополнительное, — все то разнообразие и богатство, которое и необходимо сохранять и развивать. «Следовательно, - писал Н.Я. Данилевский, - общечеловеческого не только нет в действительности, но и желать быть им — значит желать довольствоваться общим местом, бесцветностью, отсутствием оригинальности, одним словом довольствоваться невозможною неполнотою» (37. 123). От общечеловеческого следует отличать всечеловеческое: оно выше народного и состоит из совокупности всего народного, существующего и существовавшего во все времена. Всечеловеческое неосуществимо в одной народности. Общечеловеческой цивилизация быть не может, так как невозможна и нежелательна неполнота бытия. Но и всечеловеческой цивилизации, по мнению Данилевского, не существует, потому что это — недостижимый идеал, а точнее идеал, достижимый совместным или последовательным развитием всех культурно-исторических типов в прошедшем, настоящем и будущем (37. 123-124). Имея политическую независимость как одно из важнейших условий зарождения культурно-исторического типа, Россия, по мнению Данилевского, должна вынести, как болезнь, петровскую реформу. Следует отметить, что Данилевский не отрицал необходимости реформы и заимствования некоторых технических плодов европейской цивилизации. Он понимал, что в начале XVII века потребности государственной обороны требовали технического перевооружения, что наступал такой момент, когда самопожертвования и патриотизма для сохранения государства было уже недостаточно. Перевооружение требовало особого класса людей, преданных военному делу, для содержания этих людей было необходимо разви тие промышленности. Для охраны государства от внешнего противника требовалось наличие технического образования. Беда была в том, что, познакомившись с Европой, Петр, если уместно так сказать, влюбился в нее, и захотел Россию сделать Европой. Видя плоды европейского древа наук он, по словам Данилевского, сделал вывод о превосходстве его над русским бесплодным еще ростком. Не приняв во внимание разность в возрасте, Петр пожелал срубить его у самого корня и взрастить другой. В деятельности Петра следует различать две стороны - государственную и деятельность по реформированию быта русского народа. Первая заслуживает признательности. Но реформирование народного быта принесло величайший вред будущему России. К чему было брить бороды — спрашивает Данилевский, — надевать немецкие кафтаны, заставлять курить табак, учреждать попойки, вводить иностранный этикет, искажать язык? Менять летоисчисление, стеснять свободу духовенства? К чему ставить иностранные формы жизни на первое место и тем накладывать печать на все русское как на низкое и подлое? Неужели это могло развить народное сознание? Сначала искажение русской жизни касалось только верхних слоев, но постепенно насильственный переворот на иностранный лад под воздействием правительства стал распространяться на все слои и все сферы жизни. Болезнь, которой заболела Россия, Данилевский назвал евро- пейничанием. Все формы европейничания он делит на три разряда: 1. Искажение народного быта и замена его форм чуждыми, иностранными. Искажение и замена, которые начались с внешности, проникли в самый внутренний строй понятий и жизни не только высших слоев общества, но распространились почти повсеместно. 2. Заимствование различных иностранных учреждений и пересадка их на русскую почву. 3. Взгляд на внешние и внутренние стороны русской жизни с иностранной точки зрения. Искажение на иностранный лад внешних форм жизни может показаться несущественным. Но внешнее и внутреннее тесно связано, это понимали славянофилы, носившие русскую одежду. Мы должны понимать, что народное искусство имеет два корня: богослужение и народные формы быта, включающие одежду, архитектуру, обычаи, устроение семейной жизни и др. Православное богослужение, величественное и многозначительное, кроме религиозного достоинства могло быть и превосходной эстетической школой, если бы мы сохранили самостоятельность форм быта. Данилевский замечает, что благородные формы греческой туники, драпировавшие, но не скрывавшие и не уродовавшие формы тела, способствовали достижению успехов в области скульптуры. Европейские костюмы времен Людовика XIV или испанские и тирольские одежды живописны, но неизящны. Русское одеяние достаточно просто и величественно, чтобы заслужить название изящного. Пример этому - Минин в русской одежде в памятнике на Красной площади в Москве. Или Сусанин - в Костроме. Чтобы не сделать карикатурным изображение какого-либо великого мужа в европейском костюме, то есть в панталонах в обтяжку или во фраке и манишке, художник вынужден прикрывать фигуру шинелью или плащом, наброшенным в виде тоги. Влияние чужеземной одежды сказывается не только в скульптуре, но и в живописи, поэзии, то есть в идеальных представлениях, выработанных народом. Греческое ваяние можно назвать иконоваянием, греческую драму — иконодрамою. Свои религиозные представления русский народ проявлял в иконописи. В иконописи формулировались православные требования к живописцам. Было невозможным до реформ изобразить обнаженное женское тело, кокетливый наряд святых дев или рыцарский образ святых воинов. Формы быта не приучали народ к такому восприятию живописи. Изменение форм быта изменило представления и вкусы: то, что раньше было непозволительно, оказалось возможным даже для украшения православных храмов, архитектура которых тоже стала европейской. Если бы сохранились старые формы быта, вряд ли появилось бы партесное, почти оперное пение во время богослужения. Во всех отношениях, подчеркивал Данилевский, мы были бы старообрядцами, вооруженными всеми техническими средствами, которыми владеет западное искусство, и из этого старого могло произойти что-нибудь действительно новое (37. 265-273). Изменение бытовых норм более поразило высший слой. Низший слой остался русским, а высший — европейским. Низшие слои непроизвольно ориентируются на более высокое, богатое и образованное сословие, поэтому даже в народном сознании укореняется мысль о том, что свое русское есть по своему существу нечто худшее и более низкое. Все, чему придается понятие «русский», считается как бы годным только для простого народа, и не заслуживающим внимания людей более богатых или образованных. Естественно, что все это привело к унижению народного духа, к самоунижению. Одно зло порождает другое. Народ, сохранивший самобытные формы жизни, стал относиться с недоверием к той части населения, которая им изменила, и считать их способными перейти во враждебный России лагерь. Одежда армии, если она сильно отличается от народной, разъединяет солдат и народ, и, в случае возмущения, мешает их обоюдному соединению. Так что одежда и наружность не так уж и маловажны, как иногда это пытаются представить. Для развития цивилизации необходима политическая независимость народов, к ней принадлежащих. Реальное положение славян в сравнении с враждебным им Западом, привело Данилевского к мысли о необходимости создания Всеславянского союза, федерации независимых славянских народов и народов, родственных им по духу. В этот союз могут войти: Россия, чехо-мораво-сло- вакские и сербо-хорвато-словенские народы, Болгария, Румыния, Греция, Венгрия, Царьград с окрестностями. Центром такого союза должен быть Царьград (37. 388-389). Всеславянский союз, по мнению Данилевского, есть единственная твердая почва, на которой может возрасти самобытная славянская культура - условие ее развития. С обшей культурно-исторической точки зрения Россия не может считать себя составной частью Европы ни по происхождению, ни по усыновлению. Враждебность Европы по отношению к России слишком очевидна. У нее есть два пути: или вместе с другими славянами образовать особую, самостоятельную культурную единицу, или лишиться всякого культурно-исторического значения - быть ничем (37. 397). Восторженно принял мысли Н.Я. Данилевского Н.Н. Страхов. Книгу «Россия и Европа» он назвал катехизисом или кодексом славянофильства - так полно, точно и ясно, по его мнению, в ней изложено учение о славянском мире и его отношении к остальному человечеству. Она завершает собой целый период в развитии науки, и, в частности, эта книга, по словам Страхова завершает и совмещает в себе славянофильское учение. Но в тоже самое время книга не порождена славянофильством в литературно-историческом смысле, она не продолжает имеющиеся начала, а напротив, полагает новые, включая положения славянофилов как частные. Страхов считает, что Данилевский первый отверг наличие единой нити в развитии человечества, отверг понятие единой цивилизации. Его больше всего поражает своей простотой главный вывод книги: «Славяне не предназначены обновить весь мир, найти для всего человечества решение исторической задачи; они суть только особый культурноисторический тип, рядом с которым может иметь место существование и развитие других типов» (37. 515). В 1888 году B.C. Соловьев в журнале «Вестник Европы» опубликовал статью «Россия и Европа», в которой в острейшей форме критиковал книгу Н.Я. Данилевского. Ответ на эту статью написал Н.Н. Страхов, опубликовав его в журнале «Русский вестник». Соловьев вновь опровергает рецензию Страхова и печатает в «Вестнике Европы» статью «О грехах и болезнях». Летом 1890 года Вл. Соловьев пишет вторую статью против Страхова «Мнимая борьба с Западом», на которую отвечает Страхов. Надо сказать, что до этой полемики в печати по поводу книги Н.Я. Данилевского, Страхов и Соловьев находились в дружеских отношениях. Новая статья Соловьева «Счастливые мысли Н.Н. Страхова», написанная в обидном тоне, окончательно испортила отношения между двумя друзьями. Тон полемики можно ощутить, прочитав последнее письмо B. C. Соловьева к Н.Н. Страхову от 23 августа 1890 года. После этого письма их переписка была закончена. Соловьев писал: «Дорогой и многоуважаемый Николай Николаевич! Я хотел и не успел перед вашим отъездом сказать Вам о своей полемической статье, которая на этих днях должна появиться (или уже появилась) в «Русской мысли», если только не вмешалась цензура. Хотя мне пришлось многое у Вас одобрить, а за кое-что и горячо похвалить, но в общем, конечно, вы будете недовольны. Что же делать? В этом споре из-за России и Европы последнее слово, во всяком случае, должно остаться за мной - так написано на звездах. Не сердитесь, голубчик Николай Николаевич, и прочтите внимательно следующее объяснение. Книга Данилевского всегда была для меня ungeniessbar, и, во всяком случае, ее прославление Вами и Бестужевым кажется мне непомерным и намеренным преувеличением. Но это, конечно, не причина для меня нападать на нее, и Вы, может быть, помните, что в прежнее время я из дружбы к Вам даже похваливал мимоходом эту книгу - разумеется, лишь в общих и неопределенных выражениях. Но вот эта невинная книга, составляющая прежде лишь предмет непонятной страсти Николая Николаевича Страхова, а через то бывшая и мне до некоторой степени любезною, вдруг становится специальным кораном всех мерзавцев и глупцов, хотящих погубить Россию и уготовить путь грядущему антихристу...» (42. 67-69). По мнению Вл. Соловьева, у России нет и не должно быть никакого особого культурного призвания. Назначение русской (и вообще славянской) цивилизации одно: служить почвой для примирения православия с папством. Призвание исключительно религиозное; все остальное - и безнадежно и неважно. Всякая попытка, по его мнению, обособить Россию от Запада в других отношениях: в государственном, экономическом, в научном, философском и эстетическом — есть попытка вредная, как помеха и задержка на главном пути - религиозного слияния всех христиан во единую истинно Вселенскую Церковь. И не только всех христиан, но и евреев — ибо «весь Израиль спасется». В своей критике книги Н.Я. Данилевского B.C. Соловьев ставит под сомнение наличие точного определения понятия культурно-ис- торическоготипа. Соловьев не соглашается с тем, что национальные типы являются только видовыми различиями. Человечество, по его мнению, не есть только родовое понятие в смысле формальной логики, а отдельные его типы не представляют собой разобщенные виды этого абстрактного понятия. Человечество, как считает Соловьев, является живым организмом, а отдельные народы и нации являются тоже живыми частями, или органами, этого всеобщего живого организма. С этой точки зрения невозможно разделять народы и нации в виде механических частей какого-то всеобщего механизма. Поэтому теория культурно-исторических типов, как механическая, совершенно никуда не годится. Любой живой культурный тип потому и является живым, что он взаимодействует со всеми другими культурными типами и взаимодействует также с живым всеединством живого человечества. По мнению Соловьева, если Данилевский признал бы мысль единого организма, то ему пришлось бы отречься от всего содержания и даже от самых мотивов его труда. В своем ответе Соловьеву Страхов задает следующие вопросы: «Если человечество есть организм, то где его органы? На какие системы эти органы распадаются и как между собой связаны? Где его центральные части и где побочные, служебные?». «Культурно-исторические типы, их внутренний состав, - писал Н.Н. Страхов, - их взаимное положение и последовательность — весь этот анализ нам необходимо будет вполне признать, все равно, будем ли мы думать, как Данилевский, что эти типы суть как будто отдельные организмы, последовательно возникающие и совершающие цикл своей жизни, или же мы, вместе с г. Соловьевым, вообразим, что эти «живые и деятельные (а следовательно, в некоторой степени и сознательные) органы человечества как единого духовно-физического организма». Какую бы тесную связь между органами мы ни предполагали, но прежде всего сами органы должны быть налицо; какое бы соподчинение жизненных явлений мы не воображали, но прежде всего должно быть дано то разнообразие, которое подчиняется единству» (37. 517). Откликом на возникшую полемику явилось письмо К.Н. Леонтьева под названием «Владимир Соловьев против Данилевского», направленное из Оптиной пустыни. Леонтьев сразу излагает свою позицию, «без колебаний, что г. Страхов гораздо более правее его в своей оценке замечательных трудов Данилевского» (41.203). «Замечательный человек скончался, - писал Леонтьев о Данилевском, — не доживши не только до заслуженной им славы, но и до справедливой оценки большинством своих русских сограждан. Даже сами главные представители хомяковского старого славянофильства очень долго при жизни Данилевского почти не упоминали о нем. Только один серьезный голос Н.Н. Страхова одиноко и мужественно звучал в его пользу с самого начала появления книги «Россия и Европа». Все другие небольшие и невнимательные разборы, заметки об этом шедевре или «катехизисе» славянофильства в начале 70-х годов были пусты, легкомысленны, пожалуй даже и довольно глупы... Торжество и распространение идей Данилевского, их дальнейшее развитие, возвышая нашу русскую национальную гордость, надмевая нас культурно, может стать значительной помехой на пути того исключительно религиозного призвания, на которое указывает нам Влад. Соловьев» (41. 204-205). Прежде чем приступить к подробному анализу вопросов, породивших дискуссию, Леонтьев делает замечания по поводу идеи Соловьева о слиянии церкви Восточной и Западной как главной задачи славянской цивилизации. Саму идею он считает возлышенной и благородной, не соглашаясь, что вершина духовно-церковной пирамиды должна быть в Риме. «Зачем я пойду в Рим за Соловьевым? - писал К.Н. Леонтьев. — Мне ни для личного спасения, ни для процветания отчизны этого не нужно» (6). Чтобы расчистить дорогу в Рим, Соловь ев, по мнению Леонтьева, готов пошатнуть, потрясти основание собственно культурных надежд, для этого необходимо развенчать Данилевского и обезнадежить раз и навсегда его учеников и поклонников. К.Н. Леонтьев, рассматривая приведенные Н.Я. Данилевским культурно-исторические типы, был удивлен тем, что пропущена одноосновная, по его мнению, христианская Византия, первое в истории государство христианского вероисповедания. По его мнению, Данилевский забыл Византию. И типов должно быть не десять, а одиннадцать. Не совсем соглашается Леонтьев и с признанием только двух основ романо-германского или европейского типа. Он считает, что надо признавать три основы. «Ибо нравится нам католицизм, — писал он, — или нет, но не признавать его истинно великой религией было бы большой и тенденциозной натяжкой» (41. 221). Принимая за истинное открытие теорию смены культурных типов Данилевского, Леонтьев пишет о том, что можно усомниться в том: «Мы ли славяне способны дать истории истинно новый культурный тип, или надо ждать его позднее из обновленного Китая или пробужденной Индии?» (41. 222). По его мнению, важна вера не в племя славянское, нужна вера в дальнейшее и новое развитие Византийского (Восточного) христианства (православия). Дискуссия подвинула К.Н. Леонтьева сформулировать свой идеал будущего России и ее народа: I) Государство должно быть пестро, сложно, крепко, сословно и с осторожностью подвижно. 2) Церковь должна быть независимее нынешней. Иерархия должна быть смелее, властнее, сосредоточеннее. Церковь должна смягчать государственность, а не наоборот. 3) Быт должен быть поэтичен, разнообразен в национальном, обособленном от Запада единстве. (Или совсем, например, не танцевать, а молиться Богу, а если танцевать — то по-своему, выдумать или развить народное до изящной утонченности и т.п. 4) Законы, принципы власти должны быть строже, люди должны стараться бытьлично добрее; одно уравновесит другое. 5) Наука должна развиваться в духе глубокого презрения к своей пользе (40. 264-265). Данилевский оказал большое влияние на Леонтьева, которого отличало ог славянофилов пророческое предчувствие социальной революции. У славянофилов катастрофические предчувствия отсутствовали. По словам Бердяева: «Он (Леонтьев) с большой остротой сознавал, что старый мир, в котором было много красоты, величия, святости и гениальности, разрушается. И этот процесс разрушения представлялся ему неотвратимым. В Европе не может быть останов лен процесс упростительного смешения. Вся надежда была на Россию и на Восток. Под конец и эту надежду он потерял. «Когда-нибудь погибнуть нужно, - писал Леонтьев, - от гибели и разрушения не уйдет никакой земной общественный организм, ни государственный, ни культурный, ни религиозный» (37. 464-465). В.В. Розанов не соглашается с тем, что теория культурно-исторических типов, предложенная Н.Я. Данилевским, есть завершение славянофильской теории, ее высшая фаза. По его мнению, эту теорию можно определить как «скорлупу, которая замкнула в себе нежное и хрупкое содержание, выработанное первыми славянофилами и после никем не поправленное, никем не разрешенное» (23. 282283). «Н.Я. Данилевский, - писал В.В. Розанов, - набросил обертывающий покров на все эти учения; около этой нежной, хрупкой, жизненной сердцевины образовал внешнюю скорлупу — и только ... Он в самом деле не указал, не объяснил ни одной особенности нашего исторического сложения, собственно к славянофильству он ничего не прибавил; его роль была другая, менее значительная, более грубая... То, что Киреевский, Хомяков, К. Аксаков наблюдали как факт, чему они удивлялись, чему не доверяли другие, есть явление, которому Данилевский дал имя, указал аналогии в природе, нашел место во всемирной истории. Он не открыл новой черты в этом явлении; в пук наблюдений, сделанных первыми славянофилами, не вложил ничего от себя; собственно для славянофильства как учения об особенностях русского народа в истории он ничего не сделал. Его роль была формально-классификаторская» (23. 289-291). Н.А. Бердяев считал, что Н.Я. Данилевский в сравнении со старыми славянофилами, — человек другой формации. Если старые славянофилы были воспитаны на немецком идеализме, на Гегеле и Шеллинге, и свои идеи обосновывали главным образом философски, Н.Я. Данилевский - естественник, реалист и эмпирик. Он обосновывает свои идеи натуралистически. «У него, - по мнению Бердяева, - исчезает универсализм славянофилов. Он делит человечество на замкнутые культурно-исторические типы, человечество у него не имеет единой судьбы. Речь идет не столько о миссии России в мире, сколько об образовании из России особенного культурно-исторического типа» (43. 99). Высоко оценивал значение книги Н.Я. Данилевского В.В. Зеньковский. Он писал: «В известном смысле Данилевского можно отнести к славянофилам; действительно, он примыкает к ним в очень мно гом, досказывает и выражает многие мотивы, звучащие у славянофилов. Но вместе с тем Данилевскому решительно чужда та задача, которая рано увлекла первых славянофилов и которая нашла свое выражение у Достоевского: задача синтеза Запада и России, идея «всечеловеческой» культуры, которую с любовью и с таким подъемом выдвигал Достоевский. Данилевский не только не вери г в эту задачу, но она ему просто чужда и не нужна; кризис европейской культуры, если б он и наступил — а симптомы этого он не раз отмечает в своей книге, его нисколько не волнует. Его гораздо больше волнует то, что русская интеллигенция больна «западничеством», что она не чувствует своеобразия славянского мира и увлекается верой европейской интеллигенции в «едино-спасающую» силу европейской культуры и считает ее общечеловеческой. С этой болезнью сознания и борется Данилевский, здесь лежит главный пафос его книги, - и этим он всегда был и останется дорог тем, кто живет той же интуицией, тем же убеждением в своеобразии русской культуры» (38. 70-71). В России труд Данилевского не издавался с 1895 года. Его имя было предано забвению, так как « программа «национального самоотречения» в интересах достижения «вселенской» (у B.C. Соловьева — общехристианской) задачи, так популярная в России, практически была проведена в жизнь после переворота семнадцатого года. Идеологи новой культуры постарались не оставить ни единого шанса на выживание славянскому (русскому) культурноисторическому типу. В этих условиях о непредвзятом подходе к книге Данилевского говорить не приходится. На Западе книга была переведена на несколько европейских языков. Ей посвящено множество статей в престижных научных изданиях. Данилевский признан основателем популярной на Западе теории пространственно-временной локализации явлений культуры.